Текст книги "Политическая экономия Николая Зибера. Антология"

Жизнь и личность Н. И. Зибера
Н. Клейнборт, 1923[49]49
   Печатается по: Клейнборт Л. М. (1923). Николай Иванович Зибер. Пг.: Колос. С. 11–27.


[Закрыть]

Жизнь этого симпатичного труженика родной литературы не богата была фактами.

Отец покойного был швейцарец, переселившийся в Россию и здесь женившийся на полуфранцуженке, полурусской. От этого брака и родился Николай Иванович, остававшийся сам всю жизнь швейцарским подданным. Уроженец Судака Таврической губернии после Симферопольской гимназии поступил в Киевский университет, который и окончил в 1867 г.

Гимназистом, студентом он свободное время проводит в Ялте у матери, которая владела в этом живописном городке недвижимым имуществом.

Уже в университете Николай Иванович обращает на себя внимание даровитостью, серьезной начитанностью. «Когда я вспоминаю свою давнюю аудиторию и своих слушателей, – пишет проф. Романович-Славатинский, читавший государственное право в университете Св. Владимира, – из среды последних выдвигаются две яркие фигуры, столь еще памятные и симпатичные: Н. И. Зибер и А. Е. Назимов»[50]50
   Н. И. Зибер и А. Е. Назимов. (1902). Русские ведомости. № 320.


[Закрыть]. Аккуратнейший посетитель всех лекций, Зибер всегда сидел на первой скамейке против кафедры, жадно вслушиваясь в слова профессора. Большой ревнитель своей науки, Романович-Славатинский хотел обратить своего слушателя в государствоведа, но любимым предметом его была политическая экономия, которой было тогда у кого учиться: ее преподавал Н. Х. Бунге. Воспитанный в школе Смита – Рикардо, Бунге был чужд тогдашнего профессорского догматизма, к новым веяниям в теоретической экономии относился терпимо, и это завоевало ему сердце Зибера.

Со своей стороны, и Бунге отнесся к Николаю Ивановичу с вниманием и заботой, наметив его своим стипендиатом. Ему предложили остаться при университете, подготовиться к кафедре политической экономии и статистики. Николай Иванович принял это предложение, но осуществление его тем не менее на время отложил. Дело в том, что Зибер, подобно всей киевской молодежи, тогда увлечен был положением крестьянского дела в Юго-Западном крае. Тогда практически осуществлялся закон о пересмотре наделов и платежей. Зибер взял место мирового посредника в Волынской губернии, предполагал поработать на «народной ниве», тем более что в 1867 г., когда он так блистательно окончил юридический факультет, вакантной стипендии не было.

Однако служить пришлось недолго – всего восемь месяцев. Генерал-губернатор Безак умер, вместе с тем отношение местной власти к крестьянскому вопросу изменилось, и Зибер оставил место посредника и вернулся в университет, к любимой своей науке. Хорошо подготовленный еще на студенческой скамье, он почти без подготовки сдал магистерский экзамен. На экзамене Бунге предложил ему изложить теорию Маркса, которая тогда была новинкой. «Я помню, – рассказывает Романович-Славатинский, – как разгорелись щеки Зибера, когда он стал излагать теорию, которой он сделался таким горячим последователем»[51]51
   Н. И. Зибер и А. Е. Назимов. Русские ведомости. 1902. № 320.


[Закрыть]. Выдержав же магистерский экзамен, Николай Иванович защитил диссертацию под заглавием «Теория ценности и капитала Рикардо в связи с позднейшими разъяснениями», появившуюся впервые в «Киевских университетских известиях» (1871, № 1–2, 3–11). Под этим скромным заглавием скрывался труд, обнаруживший в молодом авторе – Николаю Ивановичу было тогда двадцать пять лет – и выдающуюся эрудицию, и значительную силу мысли, – труд, впоследствии сильно переработанный, о котором Карл Маркс, не склонный хвалить без солидных оснований, писал: «Еще в 1871 году Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, доказал, что моя теория ценности, денег и капитала в основных началах является необходимым развитием учений Смита и Рикардо. Что является неожиданным для западного европейца при чтении его ценности труда – это последовательная выдержанность теоретической точки зрения»[52]52
   О личных сношениях Зибера с Марксом см.: «Письма Маркса и Энгельса к Николаю-ону». «В прошлом месяце у нас было несколько русских посетителей, – писал Маркс в 1881 г., – между прочим, профессор Зибер, поселившийся последнее время в Цюрихе».


[Закрыть]. Первоначально в «Теории ценности» (самом полном не только на русском языке, но и в иностранной литературе изложении различных теорий и определений ценности и капитала) главным центром, около которого группировались другие экономисты, был Рикардо, имя которого и поставлено было в заглавии. Высоко ценя Рикардо, Зибер позднее даже издал особым томом полное собрание сочинений английского экономиста в прекрасном своем переводе.

Естественно, Зибер получил степень магистра и был командирован за границу. Пробыл он за границей целых два года, живя то в Гейдельберге, Лейпциге, Цюрихе, то в Бельгии, Франции, Англии. Посещал, наряду с лекциями фабрики, потребительные общества, социалистические конгрессы, статистические учреждения. По возвращении в Киев он был избран доцентом, а в 1873 г. университет предоставил ему и кафедру политической экономики и статистики. Но новый доцент недолго занимал ее. В 1875 г. он выходит в отставку в связи с увольнением проф. Драгоманова, покидает Киев и вскоре уезжает в Швейцарию.

К этому времени относится его женитьба на Надежде Осиповне Шумовой, докторе медицины и ассистенте при Бернской клинике. Женитьба благоприятно отозвалась на всем облике Николая Ивановича, и он посвящает себя исключительно литературе. Еще молодым человеком он поместил статью «К учению о ренте» в «Университетских известиях» (1870), в которых была напечатана и диссертация, а также выпустил книжку «Потребительные общества». Позднее – в период преподавательской деятельности – он напечатал отчет о своем пребывании за границей, составил по поручению Юго-Западного отдела Русского географического общества опыт программы для собирания статистических сведений, оказавший такое влияние на направление работ статистиков юга России, наконец – посредством первого вклада – связался с журналом «Знание», в котором впоследствии было напечатано столько его работ. Теперь – совершенно уйдя в журналистику – он начинает с целого ряда статей все о той же теории Маркса, в то время почти неизвестной, статей, сохраняющих самостоятельное значение наряду с его критико-экономическим опытом «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях», как во втором издании озаглавлена диссертация. Писал вначале Николай Иванович в «Знании». Когда этот журнал прекратил свое существование, Зибер одно время сотрудничал в «Слове», где закончил свои статьи о Марксе, а также поместил ряд очерков об экономическом положении тогдашней Западной Европы.

Когда же прекратилось «Слово», он работал почти во всех прогрессивных журналах того времени. В «Отечественных записках» в течение 1880, 1881 и 1882 гг. шли его «Экономические эскизы», в которых он беседовал с читателем об Англии, Ирландии, Бельгии, Соединенных Штатах, в «Вестнике Европы» писал о Швейцарии – о судьбах общинного владения, об истории альменды, в «Русской мысли» – по вопросам общего характера, в «Юридическом вестнике» – об общественной экономии и праве.

В статьях его – и текущих, касавшихся экономической злобы дня, и теоретических, представлявших большей частью анализ новых экономических учений и трактатов, – редакции журналов ценили знание предмета, обилие материала, ясность проводимых взглядов. «Он присылал время от времени статьи в „Отечественные записки“, – вспоминает Михайловский, – всегда чрезвычайно интересные, хотя и тяжеловатые по изложению»[53]53
   Михайловский Н. К. Собрание сочинений. Т. VII.


[Закрыть]. Но, к общему удивлению, статьи его лет за пять-шесть до его физической кончины стали поражать неясностью, сбивчивостью развиваемых им положений – качествами, которые менее всего были характерны для Зибера. К этому времени выходят в свет его «Очерки первобытной экономической культуры», а вслед за ними – переработка «Теории ценности», многочисленные изменения и дополнения которой имели, без сомнения, больше значения, чем весь прежний текст. Все это было результатом многих лет работы Николая Ивановича, вследствие чего та неясность, сбивчивость, какие стали замечаться в статьях позднейших, не могли себя еще давать знать – по крайней мере, в такой степени. Однако, говоря даже об этих «Очерках», Михайловский обратил внимание «на одно чисто внешнее обстоятельство, чрезвычайно затрудняющее чтение, именно на слог и язык автора, который часто бывает неудобопонятен, скорее походя на какое-то неизвестное наречие, прибегающее к русским словам». В книге, конечно, обстояло благополучнее, «нежели в последнее время в некоторых журнальных статьях того же автора», но Михайловский «обращал серьезное внимание автора» на этот недостаток, который не замечался в его первых трудах[54]54
   Там же. Т. X.


[Закрыть].

Недоумение, однако, в скором времени объяснилось; объяснилось грустным образом: усиленная деятельность подорвала здоровье Николая Ивановича. Сначала появились признаки медленного паралича центрального мозга. Симптомы усиливались и усиливались, пока в 1884 г. не привезли Николая Ивановича к сестре и матери, в родную Ялту, на берега Черного моря, в состоянии психического расстройства.

С тех пор – за четыре года до кончины – его имя со страниц журналов исчезает навсегда, если не считать единственной статьи, попавшей после смерти, в 1886 г., в «Юридический вестник». Читателю, привыкшему к экономисту-публицисту, к его неизменной преданности взглядам молодости, к широкой терпимости к чужим, если они не шли вразрез с основными началами общественности, не хотелось верить, что разбилась эта интеллектуальная сила, что весь огромный запас знания, скопившийся в голове этого человека, жившего, казалось, исключительно своей умственной жизнью, становится ненужным, бесполезным… Но, так или иначе, пришлось убедиться в истине. Николай Иванович, безвозвратно потерянный для литературы, отдав четыре года своей мучительной бессмысленной болезни, стал потерян и для жизни. Недуг, обнаружившийся впервые в начале 1884 г., когда ему было всего сорок лет, был признан психиатрами неизлечимым, и в 1888 г. – как раз в тот год, когда в «Юридическом вестнике», под заглавием «Письмо Карла Маркса», было опубликовано известное письмо последнего о Михайловском, – Николай Иванович скончался сорока четырех (по некоторым данным даже сорока двух) лет от роду.

Заботы сестры и матери не спасли угасающей жизни ученого.

Из заметок и некрологов, какие появились после смерти Зибера, воспоминаний, – отрывочных и скудных – в удивительно симпатичных чертах выступает личность нашего экономиста, все заботы и помыслы которого были сосредоточены на любимой им науке.

Это – чистый тип ученого. «Признаюсь, – характеризует его Михайловский, из сочинений которого можно извлечь не меньше материала для истории русской экономической мысли, чем из произведений многих признанных специалистов, – есть специалисты и люди кафедры, к которым я отношусь несколько скептически, но Зибер был действительно серьезный ученый, и уж ни в коем случае не стал бы я меряться с ним знаниями – слишком бы это было для меня невыгодно»[55]55
   Михайловский Н. К. Собрание сочинений. Т. VII.


[Закрыть].

Михайловский характеризует Зибера как натуру спокойную, созерцательную и в качестве таковой противопоставляет его Белинскому. Романович-Славатинский, напротив, рисует его натурой нервозной, глубоко впечатлительной, с которой не всегда мог справиться его уравновешенный, довольно положительный ум. По его словам, он как-то трепетно и лихорадочно относился как к явлениям жизни, так и к вопросам жизни. Но, так или иначе, все личное отступало перед объектами его изучения и исследования: все его интересы были в его экономической науке.

«Ученый с умом обширным и глубоким, – рассказывает и Д. Н. Овсянико-Куликовский, – Зибер охотно делился своими знаниями и мыслями со всеми, кто обращался к нему». В числе таких, жаждавших почерпнуть из сокровищницы его эрудиции, был и покойный историк литературы. Читать книги и статьи Зибера было трудно, ибо они предполагали достаточную подготовку в экономических вопросах. Но зато «его устное изложение отличалось редкой ясностью, отчетливостью и даже художественностью». И говорил он с увлечением, с подъемом. Стоило только поднять вопрос из интересующей его области, чтобы он из собеседника превратился в профессора, читающего «живую, содержательную, увлекательную лекцию». Заметив эту черту, Овсянико-Куликовский при встречах с нашим экономистом не пропускал случая «задавать вопросы». И он прослушал, таким образом, ряд «превосходных импровизированных лекций», от которых уходил с таким же обаянием, как от самой личности «лектора». «Мне казалось, что я хорошо понял не только мысли и точки зрения Зибера, но и его самого, как человека глубокой и прекрасной души, великой искренности и правдивости»[56]56
   Овсянико-Куликовский Д. Н. (1923). Воспоминания. Пг.


[Закрыть].

Таким сложился он еще на студенческой скамье. «В памяти воскресал образ студента Зибера, – пишет Романович-Славатинский, – мне ясно виделось его симпатичное лицо, его русая шевелюра и рыжеватая борода, его то вспыхивающий, то потухающий румянец, сообразно тому внутреннему интересу, который возбуждал в нем данный предмет. Долгое время я с ним не был знаком, но когда, входя в аудиторию, я примечал его милый образ, мне делалось легко и приятно: я видел нечто свое, родное, близкое. Познакомившись с ним, когда он пришел переговорить о литографировании моих лекций, я убедился, что недаром считал его таким мыслящим молодым человеком». И тому, что сложилось у него в молодые годы, остался верен он всю свою жизнь – в качестве профессора и в качестве писателя-экономиста.

Отсюда – те черты, которые так привлекали к Николаю Ивановичу и его слушателей, и товарищей по перу.

Материалист по мировоззрению, он был чистокровный идеалист в жизни, не способный ни к какой сделке, ни к какому компромиссу.

Д. Н. Овсянико-Куликовский определяет его как «натуру этико-нормативного уклада», основная черта которой – неуклонная моральная требовательность, психологическая невозможность воздержаться от высказывания «правды в глаза». В таких случаях он бывал резок и горяч. Однажды на вопрос Овсянико-Куликовского: «Что за человек такой-то?» он ответил: «Да он даже и не человек!» Смягчающих обстоятельств, законных – в психологическом смысле – прав человеческой слабости он не признавал. В бытность доцентом университета он однажды счел нужным выразить свое осуждение ректору, всеми уважаемому учителю и общественному деятелю. Речь, произнесенная им, была столь резка, что ректор совсем опешил и лепетал: «Ради бога, успокойтесь! Успокойтесь, Николай Иванович!»

Но резкость и суровость трогательно совмещались у Зибера с исключительной добротой и гуманностью души. Однажды самому Овсянико-Куликовскому пришлось выслушать гневные упреки Зибера. Он рассказал ему о своем знакомстве (в Праге) с известным Дьяковым-Незлобиным, автором нашумевших тогда «пасквильных» рассказов о нигилистах и революционерах. Зибер резко, негодующе возмущался тем, что он мог общаться с таким человеком. Неужели, мол, не противно ему было подать руку Дьякову-Незлобину. В свое оправдание Овсянико-Куликовский пробовал указать, что Дьяков не предатель, не шпион, что он сам эмигрант и живет в бедности, пробиваясь скудным заработком, но его объяснения еще пуще возмущали Зибера. Овсянико-Куликовский смутился, попрощался и ушел. Едва успел он прийти в гостиницу и снять пальто, как послышался стук в дверь. Вошел Николай Иванович, расстроенный, обеспокоенный мыслью, что, может быть, он его обидел.

Лучшая иллюстрация того, как брезгливо и нетерпимо он относился ко всему, что не подходило под его «чисто пуританские требования» (выражение Романовича-Славатинского), – его отставка. Университет в то время являлся ареной постоянных раздоров между профессорами; объясняется это атмосферой, которая в то время царила в его стенах и которая так сразу не пришлась по вкусу молодому доценту. Научные интересы бледнели, потому что совместительство и нажива царили в среде профессоров, и самые ценные качества составляли хитрость и изворотливость. Завелась даже газета в Киеве, отстаивавшая такую практичность и деловитость. В противовес этой газете Зибер со своими единомышленниками стали издавать «Киевский телеграф», но, как ни пытался он оживить свою газету – успеха она не имела. Разумеется, сам по себе Зибер стоял в стороне от этих интриг: дрязги не были в его натуре. Но все же невольным свидетелем он не мог не являться. И вот этого-то обстоятельства достаточно было для того, чтобы он выбивался из того равновесия духа, без которого отдаваться научной работе невозможно. Выход был в уходе из университета…

На события русской жизни он реагировал всей душой. Реакция тех лет, особенно репрессии и казни 1879–1881 гг., возмущали его до глубины души. Овсянико-Куликовский видел его плачущим, когда зашла речь о казни С. Перовской, Желябова и др. Террористических актов он не одобрял, хотя и допускал их психологическую неизбежность.

Последний раз Овсянико-Куликовский виделся с ним в 1882 г. в Париже. Зибер имел вид удрученный: его нервы мучительно содрогались под ударами вестей, шедших из России. Он преувеличенно рисовал себе ужасы белого террора после события 1 марта 1881 г. и боялся ехать в Россию.

«– Хоть я и швейцарский гражданин, – говорил он, – но это ничуть не помешает русскому правительству посадить меня в тюрьму, а то, пожалуй, и повесить.

– За что, помилуйте! – возражал Овсянико-Куликовский. – Ведь вы не революционер, не эмигрант.

– Да просто за направление, за образ мыслей, за дружбу с Драгомановым, за знакомство с эмигрантами».

Характерна любовь Николая Ивановича. Выбор его был обусловлен той преданностью науке и жаждой послужить ей, которую он подметил в своей избраннице. Как известно, Надежда Осиповна – правда, уже тогда, когда Николая Ивановича не было в живых, – более чем оправдала те ожидания, которые он возлагал на нее. После смерти Зибера она стояла во главе химического отделения Института экспериментальной медицины, получив права действительного члена института (единственная женщина). Наряду с этим множество работ Зибер-Шумовой выпущено самостоятельно по физиологической химии, шестьдесят же работ вышло под ее руководством[57]57
   См. статью «Зибер-Шумова». Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.


[Закрыть].

О таких людях говорят, что их биография в их книгах, в их делах, но все же жаль, что не сохранилось такого документа, из которого бы личность Зибера выступала бы перед нами во весь рост. Когда Николай Иванович умер, один из журналов, в которых покойный принимал участие, обещал дать такую характеристику. Исходя от людей, близких к писателю, к эпохе, в которую он жил и умер, такая характеристика была бы для нас находкой. Но, к сожалению, она не появилась.

Над могилой Николая Ивановича на Ялтинском кладбище супруга его поставила памятник, изображающий усеченную мраморную колонну – символ усеченной жизни покойного ученого. И, глядя на него, думаешь о том, как недолговечны хорошие люди в России, такие как Белинский, Писарев, Добролюбов, Зайцев, Константин Аксаков, Аполлон Григорьев и сам… Николай Иванович Зибер.

Н. И. Зибер в Киеве (1864–1876)
Н. Ткаченко, 1928[58]58
   Пер. с укр. с сокращениями по: Ткаченко Микола (1928). М. I. Зiбер у Киïвi // Ювiлейний збiрник на пошаду академика Михайла Сергiевича Грушевського. Киïв: Украiнська академiя наук. C. 349–358.


[Закрыть]

Фигура Николая Ивановича Зибера в последнее время вполне справедливо привлекает к себе значительное внимание. Отчетливо проявляется потребность осветить деятельность этого человека, малоизвестного ранее широким слоям общества, но оставившего глубокий след в истории развития идеологических течений Украины и России. Под его влиянием формировались взгляды М. Драгоманова, С. Подолинского. Влияние Н. Зибера – этого первого украинского марксиста – распространилось и на Г. Плеханова. Н. И. Зибер приобрел известность не только в сфере общественной жизни, а и в области научной, особенно в экономических науках, в которых он так авторитетно заявил о себе и в которые внес выдающийся вклад. Содержание двух томов, которые, правда, включают неполный корпус произведений Н. И. Зибера, свидетельствует о глубоких и разнообразных интересах автора[59]59
   Зибер Н. И. (1900–1901). Собрание сочинений: в 2 т. Т. I. Вопросы землевладения и промышленности. Т. II. Право и политическая экономия. СПб.: Издатель.


[Закрыть]. Отмечу здесь труд Н. И. Зибера о потребительских товариществах, на который почти не обращали внимания исследователи истории украинских товариществ, а также работы Н. И., посвященные истории первобытной культуры.

Но эта научная деятельность не отвлекала Н. И. Зибера от общественной работы. В более поздних сведениях царских времен о политических поднадзорных жандармы характеризуют его вполне недвусмысленно: «Зибер (Николай Иванович), б. профессор Киевского университета, принадлежит к числу видных деятелей социальной революционной партии за границей»[60]60
   Рябинин-Скляревський А. А. (1927). З революційного українського руху 1870-х pp. // Зa сто літ. Матерiали з громадського i лiтературного життя Украïны. Кн. 1. Kиïв: Держ. вид-во Украïны. С. 162.


[Закрыть]. Он полностью связан с теми идеологическими течениями, которые существовали в Киеве, а позже в эмигрантских кружках за рубежом.

В этой нашей статье мы кратко остановимся на характеристике деятельности Н. И. Зибера в Киеве – чрезвычайно важного периода жизни Н. И., – которая повлияла на его взгляды в более поздние годы пребывания за рубежом.

Время, к которому относится пребывание Н. И. Зибера в Киеве, чрезвычайно бурное и насыщенное яркими событиями, еще не полностью изучено. Также малоизучен и не полон материал, касающийся самого Зибера. Возможно даже, что для каких-то лет его жизни и не удастся найти соответствующего материала, хотя само это время, вторая половина XIX ст., не так и далеко отстоит от нас. Поэтому мы не знаем, был ли в Киеве Н. И. Зибер до своего обучения в университете, или нет. Не знаем также, по чьему совету поехал он учиться в Киев: по совету отца-швейцарца[61]61
   Отец Н. И. Зибера работал сотрудником в «Таврическихъ губернскихъ вѣдомостяхъ», неизвестно на постоянной ли основе. В № 17 по 1850 г. за подписью «химикъ Иванъ Зиберъ Судакъ 3 апрѣля 1850 г.» помещена статья «Новое средство для истребления насѣкомыхъ на виноградныхъ лозахъ». За это указание искренне благодарю М. Е. Слабченко.


[Закрыть] или матери-украинки. <…> Н. И. Зибер учился в Киевском университете во времена преподавания экономических наук (политэкономии и статистики) Н. X. Бунге, известного финансиста и общественного деятеля; он позже стал министром финансов (1881 г.). Н. X. Бунге увлекался преподаванием политэкономии и статистики[62]62
   Его курс статистики был опубликован в 1865 г. (2-е изд. – 1876 г.). «Основания полит. экономии» в 1870 г.


[Закрыть]; ему было известно состояние европейской науки, интересовался он также крестьянской реформой. Несколько лет был ректором Киевского университета. Н. X. Бунге принадлежал к исторически-статистическому направлению в политэкономии, хоть и с некоторыми оговорками. В своих взглядах он был эклектиком, ближе склонялся к Мальтусу и Миллю, признавал конкуренцию главным фактором экономики. Бунге был против ограничения частной собственности, не ясны были его взгляды в отношении наемного труда, в котором он не находил ничего унижающего.

Н. И. Зиберу довелось учиться у Н. X. Бунге; последний позже выступил как оппонент, когда Н. И. защищал свою работу[63]63
   «Кіевлянинъ». 1871. № 137. Т. 19. XI.


[Закрыть]. Еще в студенческие годы Н. И. обратил на себя внимание своим интересом к политэкономии и статистике. Об этом имеются сведения в «Голосе старого профессора» Романовича-Славатинского[64]64
   Голос старого профессора. Вып. 2. Киев, 1903.


[Закрыть]. По окончании университета Н. И. оставили профессорским стипендиатом на кафедре политэкономии, но он эту подготовку осуществил позднее, неизвестно почему – или потому, что, как и другая молодежь, был увлечен крестьянской реформой, или потому, что не было вакантной стипендии[65]65
   Зибер Н. И. (1923). Очерки первобытной экономической культуры / пред. проф. М. Слабченка. Одесса: Государственное издательство Украины. С. VIII; Клейнборт Л. М. (1923). Николай Иванович Зибер. Пг.: Колос. С. 12–13.


[Закрыть]. Н. И. работал некоторое время в должности мирового посредника на Волыни, потом вернулся в Киев[66]66
   Л. Клейнборт поясняет, что отношение к крестьянскому вопросу изменилось со смертью генерал-губернатора Безака (Там же, c. 13).


[Закрыть].

Зибер принимает деятельное участие в общественной жизни Киева; известно, что в 1868 г. он увлечен организацией «потребиловки». Вместе с тем Зибер не оставляет научную работу. Во время подготовки к экзаменам Н. И. познакомился с «Капиталом» Маркса, которым он очень увлекся; позже Н. И. стал первым популяризатором и пропагандистом марксизма[67]67
   Ленин Н. (1925). Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? (Ответ на статьи «Русского богатства» против марксистов). Л.: Прибой (Ленинская библиотечка. Вып. 13). Примечания. С. 219; Невский В. И. (1926). История РКП (б). Краткий очерк. Л.: Прибой. С. 81.


[Закрыть]. Сохранилось свидетельство М. Драгоманова о реферате Зибера (1870) в одном из тех кружков, которые существовали в Киеве. «Из других рефератов в кружке помню перевод Марксового „Капитала“, сделанный недавно окончившим студентом, впоследствии моим близким приятелем Н. Зибером»[68]68
   Драгоманов М. (1917). Автобіографія. Киïв. С. 211.


[Закрыть]. В этих кружках М. Драгоманов встретил также С. Подолинского, который сформировал свои взгляды, безусловно, под воздействием Зибера[69]69
   Грушевський М. (1922). Мих. Драгоманов і женевський соціялістичний гурток. Wien. С 14–15.


[Закрыть].

Таким образом, из этих сведений ясно, что Зибера вполне справедливо можно считать основоположником марксизма на Украине и в России[70]70
   Напомним, что «Капитал» Маркса перевели на русский язык в 1872 г., Зиберу же он был знаком с 1870 г.


[Закрыть]. Его труд до появления произведений Бельтова (Плеханова), а затем Ленина имел огромное значение для распространения идей марксистской социологии.

Всю эту работу Н. И. начал еще до своих магистрантских экзаменов. Когда эти экзамены проводились, <…> Н. X. Бунге предложил Н. И. во время экзаменов изложить теорию Маркса. «Я помню, – рассказывает Романович-Славатинский, – как разгорелись щеки Зибера, когда он стал излагать теорию, которой он сделался таким горячим последователем»[71]71
   Голос стар. проф. Вып. II.


[Закрыть]. Вместе с этим Н. И. Зибер начал публиковать научные исследования. В 1870 г. вышел его труд «К учению о ренте» (Унив. изв. 1870, май, июнь. К., 1870), в 1871 г. была напечатана его диссертация «Теория ценности и капитала Рикардо» (Унив. изв. К., 1871), которую в ноябре 1871 г. он защитил[72]72
   «Кіевлянинъ». 1871. № 137.


[Закрыть]; эта работа Н. И. сразу привлекла к себе внимание[73]73
   Рец. проф. Цехановецкого в «Унив. изв.», дек. 1871. Киев.


[Закрыть]. Карл Маркс определил позитивные черты труда Н. И. Зибера «Еще в 1871 году Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, доказал, что моя теория ценности, денег и капитала в основных началах является необходимым развитием учений Смита и Рикардо. Что является неожиданным для западного европейца при чтении его ценного труда – это последовательная выдержанность теоретической точки зрения»[74]74
   Послесловие ко 2-му изд. I тома «Капитала» Маркса (М., 1909. С. XXV).


[Закрыть].

После защиты диссертации Н. И. получил степень магистра, был командирован в 1871 г. за границу на два года. Вместе с Зибером поехал С. Подолинский, который только что окончил университет; оба они имели рекомендательные письма Антоновича и Русова к львовским украинцам. Во Львове они были у Бучинского, потом с соответствующими рекомендациями переехали в Вену[75]75
   Грушевський М. (1922). Мих. Драгоманов і жен. соц. гурток. Wien. С. 13.


[Закрыть]. Н. И. Зибер в дальнейшем оказался в Гейдельберге, потом в Цюрихе. В последнем он слушал лекции по статистике, участвовал в экскурсиях проф. Бемерта на фабрики (машинную, шелковую, бумажную) и газовый завод. Внимание Н. И. здесь сосредотачивается на положении рабочих – количестве их, заработной плате, длине рабочего дня[76]76
   Отчетъ о пребываніи за границей Николая Зибера // Унив. изв. 1873. № 8. С. 8, 17–21.


[Закрыть]. Вместе с этим Зибер интересовался «потребительскими» обществами. Он писал: «Из учреждений, имеющих целью улучшение положения рабочего класса, мне удалось посетить Цюрихское потребительское общество». Оно возникло в 1852 г. и было организовано наподобие рочдейлского. Зибер дал также характеристику Лозаннского и ряда других потребительских обществ[77]77
   Там же. С. 23, 26–29.


[Закрыть]. Кроме того, Н. И. интересует швейцарское фабричное законодательство[78]78
   Там же. С. 32–38.


[Закрыть]; обращает он внимание и на литературу по рабочему вопросу. «По мере все возрастающего в Западной Европе рабочего движения литература рабочего вопроса понемногу отодвинула на задний план всю прочую экономическую литературу»[79]79
   Там же. С. 38.


[Закрыть]. Эти сведения о работе Зибера в Цюрихе ясно очерчивают интересы Н. И. за рубежом. Кроме Цюриха, Зибер побывал в Лейпциге, потом в Бельгии, Франции, Англии[80]80
   Клейнборт Л. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть], затем во Флоренции, где он встретился с Драгомановым, который тогда находился за рубежом[81]81
   Грушевський M. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть]. Повсюду Н. И. использует возможность послушать интересные для него лекции, побывать на заводах, посетить статистические учреждения и т. д. Надо полагать, что в это время он познакомился также с различными течениями в русской эмиграции – с лавристами, бакунистами. Они были известны как Драгоманову[82]82
   Драгоманов М. (1917). Автобіографія. Киïв. С. 26–27; Заславский Д. (1924). М. П. Драгоманов. Киïв. C. 50–55.


[Закрыть], так и Зиберу[83]83
   Грушевський М. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть]. Можно также полагать, что на время пребывания Зибера за границей приходится распространение и более глубокое изучение произведений Маркса[84]84
   М. Слабченко связывает с этим пребывание Зибера в Гейдельберге («Предисловие» к «Очеркам первобытн. эконом. культуры» Н. Зибера. С. VIII).


[Закрыть].

В 1873 г. Зибер вернулся из заграничной командировки и начал работать в Киевском университете – проводить лекции по политэкономии и статистике. В это же время начал читать лекции М. П. Драгоманов[85]85
   Владимирскій-Будановъ (1884). 50-лѣтіе Кіевскаго у-та. Киïв.


[Закрыть]. Как и Драгоманов, Н. Зибер преподавал недолго – в 1873, 1874, 1875 гг. Из трудов Н. Зибера, которые были напечатаны в «Унив. изв.», следует назвать его перевод на русский язык «Начал политической экономии» Д. Рикардо (Унив. изв., 1873, с. I–X), «Жизнь и труды Д. Рикардо» (Унив. изв., 1873, с. XII); рецензию на кн. Dr. Engel «Der Preis der Arbeit» (Унив. изв., 1875, с. 11).

Эта научная работа шла параллельно с деятельным участием Н. Зибера в общественной жизни г. Киева.

Мы уже видели, что еще до путешествия за границу Н. Зибер имел близкие связи с украинцами в Киеве. В 1873 г. эти связи не прерываются и приобретают интересные формы; Н. Зибер теснее контактирует с левыми направлениями украинских группировок. В 70-х годах в Киеве оживает разнообразная общественная жизнь: <…> был образован Юго-Западный отдел Императорского Русского географического общества во главе с проф. В. Б. Антоновичем. При непосредственном участии Драгоманова, Чубинского, Русова, Лысенко, Вовка, Михальчука, Зибера и других эта организация развила интенсивную научную деятельность[86]86
   Драгоманов М. Автобіографія. С. 29; Заславский Д. С. 60.


[Закрыть]. Н. Зибер и Чубинский среди Киевского общества считались за «присяжных статистиков-экономистов»[87]87
   Грушевський М. (1873). Унив. изв. № 8. С. 15.


[Закрыть]. Из работ, которые выполнил Н. Зибер по заданию Юго-Зап. отдела Р. геогр. общ-ва, назовем «Опыт программы для собирания статистико-экономических сведений». А. Русов справедливо указывает на влияние, которое, возможно, оказал Зибер на развитие экономических наук и статистики; на деятельности самого Русова и черниговских статистиков это влияние отразилось с полной определенностью[88]88
   Шамрай С. (1926). Київський одноденний перепис 1874 р. / Київ та його око лиця (збiрн.). Киïв. С. 357–359); Русов А. (1909). Краткій очеркъ развитія русской оцѣночной статистики. Кіевъ. С. 22.


[Закрыть].

Сказанным деятельность Зибера не ограничивалась. Среди скупых сведений, которыми мы располагаем относительно этого интересного времени, сохранились указания еще на несколько фактов, с которыми связано имя Зибера. Это его участие в «Киевском телеграфе» и второе – деятельность, относящаяся к проведению переписи населения г. Киева 1874 г., организованной при тесном участии Киевского общества.

В «Киевском телеграфе» Н. И. Зибер принимал деятельное участие с 1871 г. вместе с Драгомановим, Вовком и другими. Это было время, когда украинцам посчастливилось взять на некоторое время редактирование указанной газеты в свои руки[89]89
   Заславский Д. М. Драгоманов, ст. 61. Мысль проф. М. Слабченко о том, что Зибер вместе «с несколькими своими единомышленниками» основал эту газету, нужно отбросить, поскольку «Киевский телеграф» существовал уже в 1860 г. (под ред. Н. Чернышева и А. фон Юнка). (Предисловие к «Очеркам перв. экон. культ.» Н. Зибера. С. IX).


[Закрыть]. На его страницах начинается борьба с реакционным «Киевлянином». Эта газета, объединившая вокруг себя патриотов – правобережных аграриев, занимала вполне определенную позицию в отношении украинцев. Напомним для примера примечание редакции к статье Н. Иван-ко «Шевченко, Максимович и Костомаров перед историческим судом Кулиша»[90]90
   «Кіевлянинъ». 1875. № 29.


[Закрыть]: «Относясь с порицанием к смешным и диким украинофильским увлечениям, мы всегда относились с полным сочувствием к произведениям южноруссов, которых поэтическими и научными трудами может гордиться вся Россия». «Киевский телеграф» ответил на несправедливые характеристики Шевченко, Костомарова и искаженное освещение ряда других явлений. В «Киевлянине» незамедлительно появилась снова статья (предисловие) «Хитроумному Одиссею „Киевского телеграфа“», в которой развенчивается Шевченко, об украинском движении говорится как о «шалости взрослых людей»: «Украинофильство едва ли создано и руководилось талантливыми и хоть сколько-нибудь серьезными людьми»[91]91
   «Кіевлянинъ». 1875. № 35.


[Закрыть]. Драгоманов подвергается осуждению за его статью «Литература русская, великорусская, украинская и галицкая» («Правда», 1873); эти взгляды он развивал в «Киевском телеграфе»[92]92
   «Автобіографія». С. 25.


[Закрыть]. На страницах «Киевлянина» проводилась также полемика по поводу ряду других вопросов, напр. по поводу проведения однодневной переписи в Киеве в 1874 г. <…>