Текст книги "Политическая экономия Николая Зибера. Антология"

Благодаря активному участию в борьбе с реакционными кругами г. Киева Зибер занял выдающееся место в общественной жизни города вместе с Антоновичем, Драгомановым, Вовком и другими. Известно его участие в организации частных высших женских курсов; на своих лекциях он отмечал важность классовой борьбы, роль пролетариата в общественном движении, значение коллективизма. Есть сведения, что Н. И. близко был связан с работой в железнодорожных мастерских. Можно думать, что пути русского революционного движения были ему известны, потому что члены Киевского общества имели связь, напр., с «бунтарями»[93]93
   Слабченко М. Предисловие к «Очеркам». С. VIII–IX.


[Закрыть]. Возможно, что он был посвящен в дела Киевской громады 1873–74 гг., о которой в своих мемуарах упоминает Дебогорий-Мокриевич. Дальнейшие исследования описываемого времени, очевидно, позволят дополнить и детализировать конкретные факты участия Н. Зибера в общественной жизни Киева.

С именем Зибера связывается, как мы отметили, проведение в Киеве 2 марта 1874 г. однодневной переписи. Мы уже указывали, что она проводилась по инициативе членов Киевского общества, но, к сожалению, неизвестно, кто из членов Общества выдвинул вопрос о проведении самой переписи. Юго-Западный отдел Р. геогр. общества также принимал здесь деятельное участие. Из позднейших сведений видно, что в осуществлении переписи значительное место принадлежало Н. Зиберу. В «Журнале обыкновенного собрания Юго-Западного отдела Русского географического общества» от 3/Х 1875 г. есть такое постановление: «Ввиду же несправедливых нападок в газете „Киевлянин“ на вышедший в свет труд „Киев и его предместья по однодневной переписи, произведенной 2 марта 1874 года“, поручить бюро Отдела с участием члена Н. И. Зибера составить от имени Отдела опровержение и напечатать его в ответ на означенные несправедливые нападки газеты „Киевлянин“»[94]94
   Протокол. С. 16.


[Закрыть]. Это постановление «Собрание» могло вынести в связи с тем, что Н. И. Зибер был близко знаком с делом переписи.

Перепись в Киеве была не каким-то исключительным явлением; переписи городов проводились и раньше, напр., в Петербурге (теперь Ленинграде), потом на Украине – в Житомире, Одессе, Николаеве. В Киеве она проводилась при тесном участии ряда выдающихся украинских деятелей – В. Антоновича, М. Драгоманова, П. Чубинского, А. Русова, М. Лысенко, В. Беренштама, М. Ковалевского, Ф. Вовка и других[95]95
   «Кіевлянинъ». 1874. № 21.


[Закрыть]; указаний на участие Зибера не встречаем. Перепись вызвала большой интерес к себе; к ней была сделана соответствующая подготовка, составлена программа, план и т. д. 2 марта 1874 г. она была проведена. В конце марта П. Чубинский и Завойко подали короткие сведения о результатах переписи на заседании Юго-Зап. отд. Р. геогр. общества. Позже Юго-Зап. отдел издал материалы переписи отдельной книгой. Планом и результатами переписи консервативные русские круги были недовольны. Началась критика, которая перешла в наскоки «Киевлянина» на Юго-Зап. отд. и обвинение его в отсутствии научного подхода к проведению переписи. Эти нападки ощущались уже в примечании от редакции к статье Новицкого («Киевлянин», 1874 г., № 139). В 1875 г. за подписью «Ф. П. Ш.» появилась большая статья «Киевская однодневная перепись», которая печаталась в № 116, 117, 120, 122 «Киевлянина». Автор, называя себя марксистом, то ли благосклонным к марксизму, хотя очень сомнительно, чтобы таковым он был, подверг критике книгу с материалами о переписи, которую напечатал Юго-Зап. отдел. Эта статья вызвала ответ Юго-Зап. отдела, который составил Н. И. Зибер по поручению Бюро, которое, в свою очередь, выполняло постановление «обыкновенного Собрания»[96]96
   Протокол от 3/Х–1875 г.


[Закрыть]. <…> Ответ под заголовком «По поводу рецензии „Киевлянина“ на перепись 2 марта 1874 г.» вышел отдельной брошюрой. Он вызвал большое неудовольствие со стороны «Киевлянина», в котором появилась статья того же Ф. П. Ш. «Разгневанная декоративная ученость» (№ 133 от 8/XI 1875 г.); в ней автор пытается парировать упреки Зибера. Эта статья не может рассматриваться как научная; она рассчитана на вкус тех кругов, интересы которых представлял «Киевлянин»[97]97
   В тоне и характеристиках статьи Зибера проявляется большой полемический задор автора: «Брошюрка этого господина отличается от дельного возражения г. Новицкаго так же, как мишура от золота, и если мы решаемся отвечать на нее, то лишь из желания доказать Юго-Западному отделу Географического общества, что в другой раз ему следует стараться избавить себя от услуг подобных субъектов и получше помнить басню „Пустынник и медведь“». Такой защите автор посвящает свои строки.


[Закрыть].

Мы кратко остановились на полемике по поводу переписи в Киеве потому, что она выявила ярко два течения общественных групп – консервативной русской, которая еще раньше очертила свою враждебность к украинскому движению, и – революционной украинской. Последняя при подготовке переписи обратила большое внимание на характеристику экономических отношений, социальных и национальных элементов. Консервативному течению это не понравилось, и оно воспользовалось случаем для нападок на Юго-Зап. отдел Р. геогр. общества, где были сосредоточены выдающиеся научные украинские силы, и на отдельных лиц. Эта борьба была начата раньше и продолжилась позже, приобретая разные формы[98]98
   Про Киевскую перепись 2 марта 1874 г. есть статья С. Шамрая (Зб. «Київ та його околиця». Киïв, 1926. С. 252–284), в которой автор собрал немало мелких сведений по проведению самой переписи и обратил также внимание на отдельные эпизоды переписи, но, к сожалению, в статье не использована вся литература по поводу переписи. Автор не знает очень важной работы Зибера («Знание». 1876. № 3–4), также мало известна ему позиция «Киевлянина»… Здесь скорее можно согласиться с мыслью В. Щербины, а не автора, что к труду необходимо внести коррективы.


[Закрыть].

В связи с проведением однодневной переписи необходимо упомянуть к тому же труд самого Зибера «Материалы для наблюдения над общественно-экономической жизнью русского народа»[99]99
   «Знаніе». 1876, март. С. 30–82, апр., 1–78; работа имеет латинский девиз: «Non multum, sed multa».


[Закрыть]. Работа состоит из шести глав; в ней сравниваются материалы Киевской переписи с Петербургской 1869 г. В первой главе автор очертил свои задачи так: «Настоящая статья имеет целью представить сравнительную картину важнейших общественно-экономических явлений Киева и Петербурга, насколько это дозволяют упомянутые в заголовке статьи статистические издания»[100]100
   «Знаніе». 1876, март. С. 31–32.


[Закрыть]. Первая глава посвящена проблемам демографии; во второй, третьей, четвертой, пятой рассматриваются вопросы, касающиеся занятий, промыслов и вообще средств существования жителей в Киеве; в шестой главе автор характеризует главным образом жилые строения. Статья заканчивается краткими замечаниями общего характера. Статья Н. Зибера интересна потому, что написана лицом, которое было на высоте требований тогдашнего знания; она имеет важное значение также для истории Киева второй половины XIX ст., поскольку написана современником.

Эта работа Н. И. Зибера уже вышла в свет, когда его собственная ситуация изменилась. В 1875 г. ему пришлось оставить Киевский университет следом за Драгомановым, а затем покинуть Киев и выехать за границу на несколько недель раньше Драгоманова. Причины отъезда в известной литературе освещаются неодинаково. Михаил Павлик подчеркивает, что Зибер покинул университет и выехал за границу, «манифестируя свою солидарность с Драгомановым»[101]101
   Грушевський М. Указ. соч. С. 14, сноска.


[Закрыть]. Это утверждает и Русов[102]102
   «Былое». 1907. VI.


[Закрыть], признают Л. Клейнборт[103]103
   «Н. И. Зибер». С. 15.


[Закрыть] и Д. Заславский[104]104
   «М. П. Драгоманов». С. 71.


[Закрыть]. М. Слабченко связывает его отъезд с тяжелыми социальными условиями: «Выезд его не представлял собой нарочитого протеста по поводу изгнания Драгоманова, но высылка последнего показала невозможность вести даже чисто культурную работу»[105]105
   Слабченко М. Предисловие к «Очеркам перв. эконом. культуры» Зибера. С. IX.


[Закрыть]. Высказывается также взгляд, что Драгоманову и Зиберу предложили подать просьбу об отставке, а когда они отказались, их освободили «по 3-му пункту»[106]106
   Корниловъ А. (1914). Курсъ исторiи Россiи XIX вѣка. Ч. III. М.: изд-во М. и С. Сабашниковыхъ. С. 194.


[Закрыть].

Упомянутые взгляды отдельных исследователей будут окончательно уточнены, когда удастся прояснить обсуждаемый вопрос с привлечением архивных материалов из Киева и Ленинграда. Несмотря на различия этих интерпретаций, все они так или иначе отражают наступление реакции на новые явления в жизни общества.

Так, в мае 1876 г. был подписан Александром II т. наз. Эмский указ. Согласно этому документу, запрещались украинские издания, выставки, концерты, упразднялся Киевский отдел Географического общества, который, как известно, проявил масштабную научную деятельность, запрещено было находиться в украинских губерниях и столицах Драгоманову и Чубинскому и др.[107]107
   Грушевський М. (1926). Ганебній пам'яті // Україна. № 4. С. 46–51; Яворський М. (1927). Емський акт 1876 р. // Прапор марксизму. № 1. X. С. 115–144; Драгоманов М. (1917). Автобіографія. Киïв. С. 37–38.


[Закрыть]

Деятельность Н. И. Зибера в Киеве имеет выдающееся значение для изучения идеологических течений на Украине. В нашем небольшом исследовании мы осветили ряд явлений, которые ярко подчеркнули, что Н. И. Зибер работал в Киеве, находясь в ближайшем контакте с украинцами, и особенно с их левыми группировками. Дальнейшее изучение истории революционного движения на Украине второй половины XIX ст. при лучшем упорядочении архивных материалов дополнит эти наши сведения, но не опровергнет факта этого контакта Зибера с левыми украинскими силами. В Киеве, можно сказать, родился украинский социалистический кружок, в котором деятельное участие принимали, кроме Зибера, М. Драгоманов, С. Подолинский до своего отъезда и другие; этот кружок позже продолжил свою деятельность в Женеве. С ним связывается новое течение, представители которого начали борьбу с народнической идеологией, потому что новые экономические условия сформировали новые общественные отношения. Зибер играл ведущую роль в возникновении этого нового социалистического течения, благодаря которому углубилось изучение социальных явлений с учетом важного значения экономических факторов. Научная и общественная деятельность Н. И. Зибера дает возможность по праву считать его основоположником украинского марксизма.

Теория денег… в трактовке Зибера

Зибер о Рикардо

Николай Зибер – первый русский марксист

Н. И. Зибер – Микола Зiбер – Niclaus Sieber

Место Зибера в истории марксизма…

Н. Зибер и К. Маркс…

Зибер как первый русский марксист и рикардианец

Н. Зибер и К. Маркс в истории дореволюционной российской экономической мысли
Л. Широкорад[108]108
   Печатается по: Широкорад Л. Д. (2018). Н. Зибер и К. Маркс в истории дореволюционной российской экономической мысли // Вопросы экономики. № 4. С. 95–110.


[Закрыть]

Николай Иванович Зибер родился в 1844 г. в Судаке (Таврическая губерния). Он был сыном швейцарского подданного родом из немецкой Швейцарии, но родился и получил воспитание в России (в Крыму и в Киеве) (Мих-въ, 1995, с. 369)[109]109
   Мать Н. И. была по одним источникам полуфранцуженкой, по другим – украинкой.


[Закрыть]. В то же время, по словам Д. Овсянико-Куликовского[110]110
   Дмитрий Николаевич Овсянико-Куликовский (1853–1920) – известный историк культуры, литературовед, лингвист, языковед, психолог, почетный член Петербургской (Российской) академии наук, один из редакторов журнала «Вестник Европы». С Зибером общался в 1877–1882 гг.


[Закрыть], он «был, можно смело сказать, психологически и по национальности коренной и типичный русский человек. Для него все русское было родной стихией. Россию он считал своим отечеством и любил мучительною любовью русского интеллигента» (Овсянико-Куликовский, 1923, с. 147).

После окончания Симферопольской гимназии в 1864 г. Зибер поступил на юридический факультет Университета Cв. Владимира в Киеве. Здесь на его выдающиеся способности обратили внимание ведущие профессора, в частности Н. Бунге, А. Романович-Славатинский и Г. Цехановецкий. Как отмечал профессор Романович-Славатинский, в первой половине 1860-х гг. читавший в Университете Св. Владимира курс государственного права, «политической экономии у нас тогда было у кого поучиться: ее преподавали такие экономисты, как Н. Х. Бунге и его талантливый ученик Г. М. Цехановецкий. Воспитанные в классической школе Адама Смита, они чужды были научного догматизма и новые веяния в науке не считали еретичеством, достойным кары… В их школе начал свое экономическое воспитание и Н. И. Зибер, к которому с таким вниманием и заботливостью отнесся профессор Бунге, наметивший его в свои стипендиаты» (Романович-Славатинский, 1903, с. 39). Бунге, принимавший у Зибера в начале 1870-х гг. магистерский экзамен, по словам Романовича-Славатинского, «предложил ему изложить теорию Маркса, которая была тогда большою новинкой. Я помню, как разгорелись щеки Зибера, когда он стал излагать теорию, которой он сделался горячим последователем» (Романович-Славатинский, 1903, с. 38).

Сам Бунге считал эту теорию совершенно не выдерживающей научной критики. «Как самая теория Маркса, так и практические заключения, к которым она приводит, ничего не дают», – писал он в конце жизни (Бунге, 1895, с. 153). В то же время он признавал ее определенное научное значение. Обращаясь «к читателям» своей итоговой теоретической работы, он подчеркивал: «Я… далек от мысли, что ошибочные и эфемерные теории имеют одно лишь отрицательное значение – в них всегда есть если не доля истины, то нечто заслуживающее изучения; затем в них воплощаются господствующие стремления и идеалы, а потому они способствуют пониманию данной эпохи» (Бунге, 1895, с. II). Заслуга Бунге, таким образом, состоит в том, что он предоставил своему любимому ученику полную свободу теоретического выбора и фактически поддержал его увлечение Марксом, несмотря на свое неприятие марксизма. В то же время прежде всего благодаря Бунге Зибер сформировался как ученый, в совершенстве владеющий методикой научного исследования. «Развить… в своих слушателях дух исследования и критики, а равно… научить других собирать и обрабатывать материалы я всегда считал своею задачею», – отметил Бунге, подводя итоги своей научной и педагогической деятельности (Бунге, 1895, с. III).

Что касается профессора Цехановецкого, лекции которого по политической экономии слушал Зибер, то, по-видимому, именно он возбудил у него интерес к этой науке. По словам профессора П. Мигулина, «Цехановецкий не издал своего курса политической экономии, редким знатоком которой он являлся, неизменно возбуждая высокий интерес к своим лекциям… „Краткий обзор политической экономии“ Цехановецкий напечатал еще в 1866 г. в „Университетских известиях“… Здесь многие страницы представляют живейший интерес; особенно тщательно изложено учение о ценности, которому Цехановецкий придавал долгое время первенствующее значение в политической экономии и только в последнее время своей ученой деятельности начал приходить к заключению, что в этих учениях гораздо более схоластики, нежели серьезного дела… Цехановецкий обладал обширными познаниями в области политической экономии, был широко и разносторонне образован и очень начитан. Благодаря этому Цехановецкий пользовался очень большой известностью не только в узком кругу специалистов, но и среди большой публики, получавшей свои сведения от многочисленных слушателей и учеников популярного профессора. Действительно, лекции Цехановецкого отличались глубиною мысли, прекрасным изложением, обширностью сообщаемых фактов. Многие из учеников Цехановецкого увлекались политической экономией, этой труднейшей наукой, и приступали к более детальному ознакомлению с ней» (Мигулин, 1908, с. 285–286)[111]111
   Хорошо знавший Зибера Романович-Славатинский, имея его в виду, уже на склоне лет вспоминал: «Я мало встречал людей, у которых мыслительная способность была бы так развита и функция мысли составляла бы такую правильную, органическую работу мозга» (Романович-Славатинский, 1903, с. 176).


[Закрыть]. Одним из таких учеников был Зибер.

В 1880-е гг. Цехановецкий находился под следствием, которое проводило Министерство народного просвещения в связи с обвинением его в пропаганде марксизма. В ходе этого следствия студенты Харьковского университета заявили, что «теорию Маркса они принимают на веру как лучший вывод не только науки, но и жизни» (Слюсарский и др., 1955, с. 108).

Как известно, среди переводов первого тома «Капитала» на иностранный язык первым был перевод на русский язык в 1872 г. Цензоры дали разрешение на этот перевод, так как были уверены, что это сложное для восприятия теоретическое произведение окажется недоступным для российского читателя, и не разглядели в нем опасности политического характера. Однако в действительности это издание вызвало очень большой читательский интерес, что побуждало газеты и журналы публиковать сначала краткие рецензии, а затем и обстоятельные теоретические разборы этой фундаментальной работы. Такие аналитические статьи, естественно, были написаны с разных теоретических позиций. Сугубо отрицательные оценки «Капитала» Маркса были даны в статьях Ю. Жуковского «Карл Маркс и его книга о капитале» (Вестник Европы. 1877. № 9) и Б. Чичерина «Немецкие социалисты. II. Карл Маркс» (Сборник государственных знаний. Т. VI. СПб., 1878).

Жуковский (1822–1907) – публицист и экономист, в 1870–1880-х гг. публиковал статьи по экономическим вопросам в журнале «Вестник Европы». Он был воспитан на работах представителей классической школы политэкономии и больше всего писал о них. Главная его работа – книга «История политической литературы XIX столетия. От преддверия до середины XIX века» (1871). Особое внимание в ней уделено характеристике экономических взглядов Д. Рикардо. В литературе отмечался его дар популяризатора и комментатора и в то же время указывалось на то, что это «талант не яркий» (Брокгауз, Ефрон, 1914, с. 10–11).

В отличие от Зибера Жуковский не смог уловить преемственность марксистской и классической политэкономии. Более того, он не смог адекватно воспринять важнейшие особенности марксистского экономического учения. Так, он писал, что «Маркс… ограничивает свое исследование… одной формальной стороной, а другая, материальная сторона оставляется им… без серьезного рассмотрения» (Жуковский, 1877, с. 67). Для Зибера не составило никакого труда опровергнуть это утверждение: он просто ссылается на марксистскую концепцию базиса и надстройки, напоминает, что в соответствии с учением Маркса «общественные задачи возникают только тогда и там, когда и где более или менее подготовлены материальные условия их осуществления» (Зибер, 1959, с. 559).

По мнению Жуковского, диалектический метод исследования, используемый Марксом, ненаучен и лишь затрудняет восприятие его теории. Последствием влияния на него гегелевской школы «является утомительное перекладывание одного и того же простого и понятного самого по себе содержания в различные диалектические формы, которое напрасно удлиняет изложение, утомляет внимание, а для читателя, непривычного к подобной метафизической игре, делает самое изложение местами вовсе непонятным… все это имеет важность только разве в кружке дилетантов диалектики, к которому принадлежит Маркс» (Жуковский, 1877, с. 72). Это обвинение в метафизике и схоластике Жуковский направлял прежде всего против учения Маркса о двойственном характере труда. Зибер в ответ на эту критику доказывает, что двойственность труда – это реальность, а не вымысел. «Труд людей, ведущих капиталистическое хозяйство или хозяйство с разделенным общественно (курсив Зибера. – Л. Ш.) трудом и сопровождающим это деление сбытом на сторону продуктов, действительно фактически реально носит дуалистический характер… кому угодно не соглашаться с его [Маркса] способом формулировки учения о ценности, тот должен доказать, что двойственность труда есть вымысел, а не действительность» (Зибер, 1959, с. 564–565). Все же Зибер частично соглашается с Жуковским по вопросу о целесообразности использования Марксом диалектического метода. «Мы готовы согласиться, – пишет он, – что известная, впрочем, очень незначительная доля чисто внешней истины имеется в подобных обвинениях и что диалектическую сторону своего изложения Маркс, кажется, мог бы действительно немножко сократить, не нанося тем ни малейшего ущерба делу» (Зибер, 1959, с. 562). Плеханов, Ленин, а вслед за ними советские экономисты квалифицировали это утверждение как недооценку и даже непонимание Зибером диалектического метода Маркса, то есть как его очень серьезную теоретическую ошибку, что и не позволило им рассматривать его как последовательного марксиста. Глубоко ошибочным они считали и нежелание Зибера принимать активное участие в политической борьбе.

Выше речь шла о защите Зибером методологических основ экономического учения Маркса. Основным пунктом теоретических разногласий между Жуковским и Марксом (соответственно Зибером) был вопрос об источнике стоимости, прибавочной стоимости и капитала. В отличие от Маркса Жуковский полагал, что «источником прибавочной стоимости, а следовательно, и капитала может быть всякий товар, дающий приплод, способный увеличиваться независимо от влияния на него труда человека; таким источником может быть дерево, земля, скот – словом, все, что способно само собой порождать сумму новых полезных потребительных стоимостей, могущих обратиться в меновые… начало капиталу дает не исключительно человеческий труд, а совместная деятельность самой природы и человека» (Жуковский, 1877, с. 76–77). По Жуковскому, даже лошадь может произвести прибавочную стоимость. Зибер называет это утверждение курьезным. «В примере, предложенном г. Жуковским, – пишет он, – оценивается не работа лошади… а работа погонщика, извозчика, конюшего, работа на прокормление лошади и работа на погашение той, которая расходуется употреблением экипажа. Вот первые два вида именно этой-то работы и могут принести добавочную ценность… В противном же случае можно было бы подумать, как это почти и утверждает г. Жуковский, что силы природы сами имеют ценность или даже меновую, отплачиваемую в обмен, – ценность не только в виде ренты, но также и как труд (?) природы. Но эта точка зрения не стоит упоминания» (Зибер, 1959, с. 568–569). В связи с этим Зибер напоминает, что в предыдущих своих научных работах, в частности в статье «Смитовское направление и позитивизм в экономической науке», Жуковский «неоднократно заявлял, что труд есть единственный источник ценности и что самый капитал есть только прошлый труд» (Зибер, 1959, с. 566). В целом представление Жуковского о том, что источником стоимости могут быть «даровые силы природы», Зибер характеризует как «ту же самую физиократию, только выраженную еще более абстрактно и формально… это… оказывается одним из величайших заблуждений, притом давно уже отвергнутым теорией ренты Рикардо» (Зибер, 1959, с. 566).

В 1878 г. с критикой Маркса выступил один из идеологов русского либерализма, выдающийся русский историк, правовед, общественный деятель Чичерин. В отличие от Жуковского он хорошо понимал научную ценность гегелевской философии и, соответственно, диалектического метода. «Без диалектики, – писал он, – нет философии. Кто отвергает диалектику, тот не принимает первых оснований философского мышления. Ничто так не свидетельствует о современном упадке философии, как то пренебрежение, в которое диалектика впала в настоящее время» (Чичерин, 1897, с. 385). В то же время он, как и Жуковский, в росте популярности социалистических идей видел огромную опасность для будущего России. Сами эти идеи он называл «социал-демократическими бреднями». С тревогой он отмечал, что после Крымской войны «социалистическая пропаганда шла на всех парах, измышления Лассаля и Карла Маркса, равно как и самые крайние теории материалистов, беспрепятственно распространялись в русской публике» (Чичерин, 1890, с. 12–14). Через десять лет, в 1900 г., он пишет: «Многие доселе причисляют Чернышевского, Добролюбова и K°. к деятелям эпохи преобразований. Их можно считать деятелями разве только наподобие мух, которые гадят картину великого художника. Но следы мух смываются легко, тогда как социалистическая пропаганда, ведущая свое начало от петербургской журналистики, отравила и доселе отравляет значительную часть русского юношества. Она породила явления, которые сдвинули Россию с пути правильного развития, и открыла широкие двери реакции» (Русский патриот, 1900, с. 20–21). С этих позиций он и приступает к критическому разбору «Капитала» Маркса, который, как он отмечает, «служит высшим выражением немецкого ученого социализма» (Чичерин, 1878, с. 1). В таком издевательском стиле написана вся статья Чичерина. Ответ Зибера на нее поэтому также весьма далек от академизма и очень резок по тону.

Как и Жуковский, Чичерин начинает с утверждения о том, что «в выводе основных положений нет у него [Маркса] и тени фактического доказательства; затем, когда теория построена, на этом основании воздвигается фактическое здание, которое, разумеется, получает тот вид, какой автору угодно ему придать» (Чичерин, 1878, с. 3). Опровергая это обвинение, Зибер, в частности, пишет: «Маркс… на основании точнейших официальных и иных данных показывает, что капиталы все более и более сосредоточиваются в одних руках, что труд сосредоточивается вместе с ними и объединяется все более и более, что введение машин все более и более эмансипирует громадную долю человечества от пожизненной и следственной принадлежности к определенным функциям, показывает все это и многое другое и в целом приходит к заключению, что капиталистическому производству предвидится со временем конец. Тогда является г. Чичерин и… голословно заявляет, что идеалы Маркса обретаются только в его голове» (Зибер, 1959, с. 88).

Чичерин считает ошибочным утверждение Маркса о том, что для отыскания общего в обмениваемых товарах нужно отвлечься от их потребительных стоимостей. С его точки зрения, «если мы сделаем отвлечение от их пользы, то останется общий элемент полезности, потребительная стоимость вообще… Простое же отвлечение от полезности не только не приведет нас к какому-либо результату, но, напротив, уничтожит самое основание решения. Если мы сделаем отвлечение от всякой полезности, то исчезнет и ценность, ибо не будет и мены» (Чичерин, 1878, с. 5). Отсюда сделан вывод, что основанием для количественного сравнения двух товаров служит не труд, а общая для них полезность. Зибер отвечает на это возражение: во-первых, «все то, что не добывается трудом, общим правилом совсем не меняется, а берется… даром», а во-вторых, нередко покупатели платят гораздо больше за менее полезный товар (например, шампанское стоит гораздо дороже хлеба) (Зибер, 1959, с. 691).

В полемике с Чичериным Зибер отстаивает позицию Маркса и по таким проблемам, как редукция труда, участие естественных факторов в создании стоимости, понятие общественно необходимого труда, диалектика относительной и эквивалентной форм стоимости, превращение денег в капитал и др. В ходе этой дискуссии Зибер весьма искусно, проявляя глубокое знание «Капитала» Маркса и незаурядное полемическое мастерство, защищает марксистское экономическое учение. Для того времени эта антикритика была очень убедительна и совсем не случайно заслужила очень высокую оценку Плеханова. В 1959 г. статьи Зибера с критикой Жуковского и Чичерина были опубликованы в сборнике его избранных экономических произведений, но статьи самих этих авторов ни в этом сборнике, ни где-либо еще после 1877–1878 гг. не публиковались.

Интересно, что статьи Жуковского и Чичерина читал Маркс (их ему прислал Н. Даниельсон). До их критического анализа он не снизошел, ограничившись, по своему обыкновению, пренебрежительными замечаниями в адрес их авторов. Жуковского он назвал «чудаком, мнящим себя энциклопедистом» (Маркс, Энгельс, 1964, с. 277). По поводу Чичерина он написал в одном из писем к Даниельсону: «Некоторые из моих русских друзей уже подготовили меня к тому, что от г-на Чичерина следует ждать весьма слабого произведения, но действительность превзошла мои ожидания. Он, очевидно, не знаком с элементарными понятиями политической экономии и воображает, что тривиальности школы Бастиа, будучи напечатаны от его, Чичерина, имени, превращаются в оригинальные и непререкаемые истины» (Маркс, Энгельс, 1964, с. 279–280).