Текст книги "Небывалому быть. Часть 1"

– Я знаю, кто эта Мария, мы были как-то представлены друг другу. Она живет на Кронштадтской, и у нас есть приличный повод нанести ей визит: рассказать о ночном происшествии с Эжен! Мы возьмем извозчика и немедленно отправимся туда, – взволнованно говорила Черубина.

Увы, Марию они не застали, дверь открыла служанка, лицо которой показалась Черубине знакомым.

– Глафира! – воскликнула она, – ты служишь здесь, но как? Я слышала, ты вышла замуж и уехала!

– Ох, нет, не так всё было. Да, я замуж вышла… за Николая, который служит здесь, у Михайлы Дмитровича, и Марья Аликсандна сразу предложила мне перейти к ним в горничные! Она меня у барыни моей выменяла на свою Веру. Вера ушла к Евгении Ивановне, а я – сюда.

– Но если всем от этого хорошо, то всё очень славно устроилось, сказала Черубина. – А что, Вера вовсе сюда больше не приходит?

– Приходит, как не приходить, ей Марья Аликсандна до сих пор жалованье выплачивает, такой у них уговор…

Простившись с Глашей, Черубина и Альфред медленно шли по тротуару, пытаясь понять, в чём суть обмена горничными. Скорее всего, Вера перешла к Эжен не просто так и получает жалованье от Марии за какие-то услуги. А что, если она просто шпионит за Эжен и за это получает деньги?

– Именно так, – согласился Альфред. Если допустить, что муж Марии встречается с Евгенией, то тут уж у неё прямой интерес.

– Я думаю, – продолжала Черубина, – что рассказ Эжен о том, что серьги ей подарил отец, – ложь. Разумеется, она скрывает свои отношения с фон Путреном! Очевидно, он подарил ей серьги, а его жена как-то об этом узнала, пришла в ярость и вознамерилась любым способом забрать их у соперницы! А кто как не горничная имеет возможность подменить серьги? Немного наблюдательности – и Вера нашла тайник с ключом от шкатулки… Немного снотворного в вечерний чай – и вот уже Евгения засыпает глубоким сном. У Веры была такая возможность!

Друзья еще долго бродили по бульвару, обсуждая всё то новое, что принесли сегодняшние встречи. Дневной зной сменился вечерней прохладой, легкий ветерок крепчал и вынуждал вернуться домой.

После ужина, когда все разошлись по комнатам, Черубина плотно закрыла шторы на окне, села за письменный стол, зажгла настольную лампу и разложила перед собой веер. Она решила исследовать строение этого загадочного предмета. В раскрытом веере не было ничего необычного, но в сложенном виде на ручке прощупывалось какое-то механическое устройство. К тому же веер был необыкновенно тяжел для женской руки.

Черубина попробовала нажать на ручку веера-результата не последовало. Она надавила сильнее и продолжительнее. С замечательным металлическим звоном ручка отделилась от веера и стала видна основа, на которую крепились перья. Аккуратно подрезанные снизу они были полые внутри. Черубина чуть приподняла веер, и из пустот выскользнули тонкие металлические спицы. Она подхватила их, чтоб они не зазвенели, ударившись о поверхность стола, и осторожно положила перед собой. Увеличительное стекло лежало тут же, и Черубина принялась разглядывать спицы. Их всего было десять, меньше, чем перьев. На них можно было видеть выгравированные буквы и цифры, кружки и палочки. Что если это был какой-то шифр, какое-то странное послание неизвестно кому и от кого?! Ещё не понимая зачем, Черубина решила наведаться завтра в лавку, где был куплен веер.

Утром Черубина не могла усидеть дома, торопилась продолжать свое расследование и уговорила Лилю с Эжен отправиться в «Пассаж» за обновками к летнему гардеробу. Оставив подруг в галантерейном магазине, она стала обходить этаж за этажом в поисках той турецкой лавки, где позавчера был куплен загадочный веер. Она не спросила про лавку Алексея, понимая, что его роль в этой странной истории не совсем ясна. Он бывал у Евгении дома, он мог посылать ей цветы и даже мог подсыпать снотворное. Черубина решила пока скрывать от Алексея то, что ей и Альфреду было известно.

И вот она стояла перед приказчиком в турецкой лавке, намереваясь завести с ним разговор и как-то выведать у него происхождение веера.

– Мой жених купил это у вас, – сказала Черубина капризным тоном и раскрыла веер, – но мне не нравится, что он белого цвета.

Я слышала, что перья белого павлина приносят несчастья. Поменяйте мне этот веер на другой!

– Но мадемуазель, вы что-то путаете, вы никак не могли купить этот веер здесь, потому что у нас такого товара никогда не было! – услужливо и весьма предупредительно заявил приказчик.

– Я никогда ничего не путаю, – продолжала наступать на него Черубина. – Быть может, ваш помощник осведомлен более, чем вы?

Из-за занавески показалось перепуганное лицо помощника. Его голова была обвязана как при зубной боли. Еле слышно он произнёс:

– Не видел… не знаю… никак не наш товар!

– Извольте, я могу и гроссбух показать, у нас все записывается, копеечка к копеечке, – ласково произнес приказчик и подал знак помощнику. Тот быстро представил большую книгу. Приказчик раскрыл ее на прилавке, стал водить пухлым пальцем и читать про себя записи, шевеля губами и поблёскивая лысиной.

Неведение приказчика было очевидно, но его помощник явно что-то знал… Черубина показала ему зажатую в руке солидную купюру и указала глазами на дверь, потом на веер, потом на приказчика, склонившегося над книгой, потом снова показала деньги и вопросительно подняла брови. Глаза у помощника стали круглыми от недоумения.

– Простите, я, видимо, действительно ошиблась, – совершенно спокойным голосом сказала Черубина и быстро вышла из лавки.

Остановившись у витрины соседнего магазина, она сделала вид, что рассматривает выставленный товар, и стала ожидать помощника, надеясь на его понятливость.

Через некоторое время за её спиной кто-то появился, она повернулась и увидела высокого смуглого человека. Он вдруг замахнулся ножом и попытался выхватить веер из рук Черубины, но тут неожиданно был сбит с ног налетевшим на него торговцем. Черубина закричала, из магазина выскочили посетители, поднялся шум, и тотчас прибежали городовые, громыхая сапогами и нещадно дуя в свистки. Однако злодей ловко вскочил и бросился бежать, послышался звон разбитого стекла, свист и крики на улице. Черубина стала приходить в себя, кто-то махал над ней платком, кто-то брызгал водой. Её проводили внутрь магазина и усадили на банкетку. Рядом она увидела человека, спасшего её. Это был помощник приказчика из турецкой лавки.

– Как мне вас называть и как мне вас благодарить? – спросила она голосом, полным благодарности.

– Зовут меня Михей, а благодарить меня вам не за что, я со всех сторон виноват. Должен был всё рассказать, да побоялся приказчика, деньги-то за веер я себе забрал… Про то, откуда этот чертов веер взялся, я не знаю. Но думаю, что нам его подбросил один посетитель. Он долго что-то выбирал, а когда ушёл, веер-то и обнаружился. Господин был одет прилично, по-заграничному, с золотой цепочкой, видно, что при деньгах. Тот, который напал на вас, тогда тоже был, но пришел позднее, когда я веер-то уже продал. Он мне чуть ухо за это не отрезал, пригрозил мне и велел показать, кому я продал веер. А я видел, что ваш кавалер-то пошел в кофейню, там и вы с ним тогда были, кофей с друзьями пили. Показал я кавалера-то и ушёл, а он, незнакомец-то, остался, значит, караулить. Вот и всё, что знаю.

– Благодарю, Михей! Вы мне помогли, вы мне, может быть, спасли жизнь! Теперь, главное, никому не рассказывайте то, что вам известно про веер и злодея. Это опасно для вас!

Лучше делайте вид, что ничего не знаете. А теперь прощайте, я должна незаметно уйти. Она подала Михею обещанные деньги и вышла из дверей, потупив взор, легко проскользнула мимо полицмейстера, который сердито опрашивал свидетелей.

Черубина увидела подруг всё в том же галантерейном магазине. Они спорили, какого цвета чулки лучше надевать под платья от Поля Пуаре с узкой юбкой до лодыжки. Чери пожаловалась на головную боль, и они все вместе поехали домой, поспев как раз к обеду.

На обед Елизавета Дмитриевна распорядилась приготовить суп, который подали в круглом, специально выпеченном пшеничном хлебе. Затем был сладкий пирог с морошкой и чай с душистыми травами, беседы о прекрасной погоде, о новинках дамского журнала… После тётушка продолжила хлопоты по хозяйству, а молодые женщины отправились отдыхать.

Лиля взяла книгу модных стихов и уютно устроилась на кушетке в гостиной. Евгения подсела к роялю и принялась разбирать партитуры, что-то напевая и любуясь своим отражением в зеркалах, коих в гостиной было три. Черубина ушла в свою комнату и возобновила исследование загадочных спиц. Она чуть было кровью не заплатила за эту находку и до сих пор пребывала в душевном волнении. Теперь она просто обязана разгадать, что же всё это значит?

Черубина тщательно скопировала на бумагу бывшие на спицах значки. На каждой из них первой сверху стояла маленькая латинская буква, а под ней – другая буква – заглавная, или цифра. Как ни перекладывай спицы, никакие слова не складывались, и было непонятно, как их читать – сверху вниз, слева направо, справа налево… Никакой закономерности.

Тогда девушка выписала все десять прописных букв и, подчиняясь интуиции, расположила спицы по порядку латинского алфавита: а, b, с, d, e, f, g, h, i, j. Тогда она скопировала заглавные буквы и цифры со спиц, и вдруг получилась читаемая надпись: WINTER1884. В переводе с немецкого языка WINTER – зима. Так, может быть, разгадку следует искать в событиях зимы 1884 года? Перьев в веере было двенадцать, означает ли это, что искать нужно события декабря? Но кого об этом расспрашивать? Елизавету Дмитриевну? Вспомнит ли она, что случилось в городе больше двадцати лет назад? А что, если это вообще не связано с Петербургом? Что же делать? – Черубина поняла, что дальше ей не сдвинуться в своих догадках.

Весь вечер она не могла ни о чём другом думать. За ужином собрались все, но не начинали трапезу, ждали Николая – кузена Черубины. Наконец он вернулся со службы, поздоровался со всеми, поцеловал Евгении руку, а Лилю и Чери как подруг детства поцеловал в щёки. Подошёл к матери, но та вместо объятий пристыдила сына за опоздание. Оправдываясь, Николай достал часы, откинул крышку и с грустью признал свою невольную вину. Однако он не мог оставить больных, следовало принять их всех! Maman расчувствовалась от этих слов и уже с умилением взирала на сына. Черубина же увидела на часах Николая надпись «Фридрихъ Винтер», и её вдруг осенило: часы! Часы фирмы «Фридрих Винтер», – лихорадочно думала она, – но ведь это сотни и сотни часов, маленьких, больших, огромных, по всему Петербургу есть часы Винтера!

Черубине нужен был помощник! А лучше всех её понимал и всегда поддерживал в её затеях Альфред.

На другое утро, едва рассвело, Черубина отправила служанку с запиской к ювелиру. Потом стала ходить по гостиной из угла в угол, пока не подали завтрак. Сразу после него она ушла к себе в комнату, завернула спицы в шелковую салфетку, прихватила свои записи и спустилась в сад.

Вовсю благоухали цветы, жужжали пчелы, звенели птицы, прохладный ветерок колыхал кусты и ветви деревьев, травы блистали золотыми кружевами, которые обыкновенно образуются между тенью, бросаемой листвой деревьев в яркий солнечный день. Черубина устроилась на садовой скамейке и стала ждать.

Альфред спешил и выглядел возбужденным: ему тоже было чем поделиться! Невозможно в это поверить, но тайна поддельных аквамаринов раскрылась ещё вчера и самым неожиданным образом! Он показал рисунок отцу, и тот рассказал, что сам изготовил такие серьги – в качестве реквизита для спектакля! Ему среди других дали рисунок-образец за подписью художника костюмов с описанием украшения. Действительно, использовался черный гагат и горный хрусталь, а сам аквамарин был в буквальном смысле сотворен руками ювелира! Недорогой уральский самоцвет гелиодор был нагрет мастером в обжиговой печи и превращен в голубой аквамарин! Так просто!

– Но кто же тот художник костюмов, кто заказчик? – взволнованно спросила Черубина.

– Назови сама, Чери! Ты ведь догадалась!

– Аверин? Аполлинарий Яковлевич? Неужели? Но как он со всем этим связан?

– Очень просто, – усмехнулся Альфред, – известно, что он давний поклонник Марии Александровны и вхож в дом фон Путренов. Мария, конечно, решила этим воспользоваться и наверняка пожаловалась ему на бессовестный поступок мужа. Актерское мастерство предполагает манипулирование сердцами и чувствами зрителей, но оно не ограничивается только сценой. Можно не сомневаться, что Мария так искусно разыграла оскорбленную невинность, что Аверин тотчас вызвался забрать у Евгении то, что должно было по праву принадлежать его музе.

– Идея хитроумного плана подмены серег, конечно же, принадлежит самой Марии Александровне, – убежденно заключила Черубина. – Но вот ядовитые цветы, они-то здесь причем? Разве была необходимость травить Эжен не только снотворным, но и ядом? Мне кажется, что мы чего-то не знаем или что-то упускаем из вида. Кроме того, не так просто найти в Петербурге ядовитый индийский паслен, а ведь букетов было несколько! Не замешан ли здесь супруг Марии фон Путрен, уж не в его ли больничной оранжерее выращивают эту отраву?

– Чери, подумаем об этом позже, а сейчас я хочу узнать, что там у тебя за новая таинственная игра, какие-то шарады, буквы, цифры? – спросил Альфред, улыбаясь той мягкой, немного детской улыбкой, которая так нравилась Черубине и вызывала в ней ответное чувство особого доверия и нежной привязанности к своему другу.

– Веер из перьев белого павлина, подаренный Алексеем своей Эжен, оказался весьма непростым, – начала Чери. – Внутри его перьев спрятаны спицы с выгравированными на них цифрами и латинскими буквами. Когда я сложила спицы в определенном порядке, то получилась надпись WINTER1884. Есть два предположения. Первое – на спицах веера выбит шифр, который как-то связан с событиями декабря 1884 года. Но что это за события, как это разузнать? Второе – шифр как-то связан с известным часовщиком Фридрихом Винтером, либо с одним из хронометров его производства 1884 года – но таковых было изготовлено не меньше, а то и больше сотни в том году. Всё это ставит меня в тупик…

Альфред задумался и, казалось, надолго переместился в неведомые дали своих размышлений. Наконец он неспешно заговорил:

– Начинать нужно с того, что более очевидно и значимо. Я знаю точно, что этой фирмой были установлены часы на Адмиралтействе – раз, на башне Николаевского вокзала – два, а самые знаменитые находятся на башне Городской думы – три! Часы были установлены в разное время: на вокзале – в 1967 году, на Адмиралтействе – в 1869 году и только часы на Думской башне были запущены именно в 1884 году! Вполне возможно, что шифр, выгравированный на спицах веера, является ключом к тому или иному событию, связанному с этими часами… Или же… сами спицы – ключи к часовому механизму башни, в котором было спрятано нечто очень ценное. Башня используется как пожарная каланча. Но туда можно пройти по коридору из Зала общих собраний, где часто выступают музыканты и поэты.

– Да, да, и как раз завтра вечером там должен состояться концерт студентов Петербургской консерватории, в организации которого принял участие сам Николай Андреевич Римский-Корсаков, – подхватила Чери, – нужно немедленно купить билеты на вечер. Во время концерта мы с тобой под каким-либо предлогом выйдем из Зала собраний, незаметно проберёмся в башню, осмотрим часы, а дальше… будем действовать согласно обстоятельствам.

Они простились. Альфред должен был теперь же ехать за билетами. Договорились, что Чери будет на вечере с Николаем, Альфред придет с отцом, благо тот был большим почитателем музыки и пения.

Оставшийся день Черубина провела в необычайном волнении. За обедом она невпопад отвечала на тётушкины вопросы, с трудом понимала, о чем оживленно болтают Лиля и Эжен и, наконец, сославшись на плохое самочувствие, ушла в свою комнату. Необходимо было продумать свой завтрашний наряд, предусмотреть все возможные препятствия к осуществлению задуманного плана.

Черубина вновь разложила перед собой спицы, вооружилась лупой, и на сей раз занялась изучением прорезей на них. Оказалось, что если сложить спицы парами, то они образуют своеобразные ключи! Следовательно, в механизме башенных часов надо искать отверстия, куда бы эти ключи подошли и открыли тайник, скрытый внутри!

Предчувствие невероятно приключения захватило Черубину Выбирая платье и шляпку, она представляла себя восхитительной кладоискательницей, которой оказывала свое покровительство сама Фортуна! Решено было идти завтра в темно-бордовом платье и шляпе фасона «Весёлая вдова», украшенной кремовыми розами и перьями райских птиц, к которой очень подходил расшитый цветами и жемчугом модный ридикюль – в нем будут спрятаны спицы.

Концерт начинался в шесть часов. По обыкновению, в Петербурге в это время года царили белые ночи, что было очень кстати, ведь башня с часами имела только одно небольшое округлое окно. Тем не менее, Альфред захватил с собой ручной электрический фонарь фирмы «Эвереди» – диковинный презент от одного из заказчиков, подаренный Альфреду в знак особой благодарности.

Черубина и Николай расположились в самом дальнем ряду от импровизированной сцены, так, чтобы оказаться недалеко от Альфреда и его отца.

В середине концерта Чери, извинившись, поднялась со своего места и вышла в коридор. Там никого не было, и она быстро прошла в сторону башни. По ночам в башне дежурили пожарные, но они приходили только к девяти часам. Свет на лестничной площадке был потушен, и Черубина остановилась у первой ступени, не решаясь начать подъем наверх по крутой лестнице. Вскоре к ней присоединился Альфред, в руках которого был металлический цилиндр вытянутой формы – электрический фонарь. Они молча стали подниматься по ступеням, стараясь ступать осторожно. Черубина считала ступени, на сто тридцать второй лестница закончилась, и взгляду открылась ровная площадка, посреди которой возвышалась конструкция из шестерён, счётных колес и соединительных механизмов, закрепленная над шахтой, казавшейся бездонной. Туда опускались цепи с тремя гирями, каждая из которых весила не меньше пяти или шести пудов, и толстая веревка, назначение которой было неясно.

Черубина стала осматривать механизмы. Все детали вращались, слышны были размеренные щелчки и металлический перезвон, отлично виднелась надпись «Ф. Винтеръ. 1884»! В центре одного счетного колеса она обнаружила небольшие отверстия, их было пять, столько было и ключей – сложенных попарно спиц. Черубина попробовала вставить один из ключей в первое отверстие – неожиданно он подошел и стал медленно вращаться. Друг за другом она вставила ещё четыре ключа, и вдруг случилось всё и сразу. Альфред оказался на полу, чьи-то сильные руки схватили Черубину и отбросили к лестнице, как тряпичную куклу, часы начали бить половину восьмого, пришла в движение странная толстая веревка и стала наматываться на металлический валик. Черубина увидела привязанный к веревке мешок. В этот же момент на площадке появился запыхавшийся Николай, который отправился на поиски Чери. Мгновенно оценив ситуацию, он бросился на незнакомца и придавил его к полу, преступник перестал сопротивляться. Это был тот самый человек, который напал на Черубину возле турецкой лавки.

– Немедленно рассказывайте всё, или сейчас же Альфред пойдет за городовым! – приказала Черубина. Она хитрила, поскольку понимала, что полиции придется объяснять, как они сами оказались поздним вечером в баш-; не, где посторонних быть не должно.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласился незнакомец, – я всё объясню. Лицо его выражало и отчаяние, и недоумение. – Я родственник Отто Хефели, управляющего фирмой Винтера, его двоюродный племянник. Клад был спрятан самим Винтером, – это лучшие образцы хронометров, которые он создал, своего рода эталоны. Они очень нужны Отто для того, чтобы продолжать производство. Он пытался найти их много лет, но безуспешно, до тех пор пока не выкупил у вдовы Винтера этот чертов веер. Его доставили из Дрездена в Петербург, и я должен был встретиться с курьером в турецкой лавке. Но в пути случилась оказия, задержавшая меня. Курьер, видимо, не мог ждать долго и решил положиться на провидение – оставил веер в лавке в надежде, что судьба вручит его в нужные руки. Когда я пришёл, веер был уже продан. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы найти того, кто купил веер, и место, куда он был доставлен. Затем я нанял взломщика замков, мы ночью пробрались в дом и попытались забрать веер, но не нашли его. Таким образом мне пришлось следить за вами, пока вы сами не привели меня к кладу.

– Но к чему такие сложности, зачем вся эта таинственность? – воскликнула Черубина.

– Отто Хефели не имеет прав на наследство Винтера, но ценность эти часы представляют именно для него. Он хочет узнать секреты мастера, тем самым улучшить положение своей фирмы, – закончил рассказ незнакомец.

– Давайте же наконец взглянем на сокровища! – предложил Николай. Мешок был вскрыт, и взорам открылись золотые полусферы часов. Посовещавшись некоторое время, все трое решили отпустить родственника Хефели вместе с находкой. Тронутый до слез благородством молодых людей, он горячо благодарил их, попутно испрашивая прощения за невольно причиненный вред. Наконец он ушёл.

Слышно было, что зрители начали разъезжаться, на улице звучали их голоса, стучали копытами лошади извозчиков. Пора было спешить домой. Предчувствие невероятного приключения не обмануло Черубину Она вполне насладилась таинственностью и напряженностью событий, их неожиданной благополучной развязкой…

На следующий день разом собрались уезжать и Евгения, которую ждали репетиции в театре, и Лиля, получившая письмо от мужа с требованием вернуться домой.

С Евгенией у Черубины состоялся тайная беседа. Она рассказала о том, за чем охотились воры, и отдала по праву принадлежавший Эжен веер. Та сперва неохотно приняла его, а затем вернула Чери, объяснив, что он вызывает слишком много неприятных воспоминаний, и попросила передать её извинения Алексею – всё-таки это был его подарок!

Черубину по-прежнему беспокоили ядовитые букеты, однако и эта тайна была разгадана. После обеда ненадолго заехал Алексей и рассказал, что неожиданно заболел его отец. Алексей просидел с ним весь день и всю ночь, вечером даже приходил священник, которому пожилой граф исповедовался в присутствии сына. Держась за сердце и тяжело дыша, старый граф признался в том, что был против связи Алексея с оперной певицей и нанял аптекаря, который поставлял ей ядовитые цветы, храня в секрете имя дарителя. Раскаявшись в содеянном, граф признал, что был несправедлив к сыну и его чувствам, обещал; дать свое благословение на брак, если сын будет настаивать.

Отец был настолько плох, что Алексей уже приготовился к худшему исходу, как вдруг утром граф сам спустился к завтраку и ел с большим аппетитом, что, несомненно, указывало на поправку его здоровья. Однако к разговору о возможном браке сына с оперной певицей он вернуться не пожелал, выпил кофею и удалился к себе в спальню. Алексей по-прежнему терзался сомнениями относительно своего будущего.

Черубина попыталась утешить и развеселить друга, видя, как несчастный расстроен и болезнью отца, и его отказом принять и благословить выбор сына, и отъездом милой Эжен. Но всё безуспешно. Алексей отдался своим чувствам весь без остатка, и было ясно, что уже нынешней ночью будут написаны проникновенные стихи о жестоких несправедливостях жизни, больно ранящих нежную душу поэта…

Капли дождя отчаянно бились о стекла окон. Черубина проснулась… В предрассветном полумраке комната казалась неуютной и какой-то чужой… Черубина встала, подошла к окошку. Было зябко и отчего-то тоскливо… Занимался обыкновенный ненастный петербургский день. На мгновенье ей показалось, что она здесь во сне, а не там, где было яркое лето, её друзья и захватывающая история с веером из перьев белого павлина… Настенные J часы наперебой с дождём отмеряли время… Черубина затаилась и прислушалась: в душе зарождались поэтические строки о странной зыбкости бытия.

 
…На веере – китайская сосна…
Прозрачное сердце, как лёд.
Дрожит мой опущенный веер…