Текст книги "Небывалому быть. Часть 1"

Глава 2

Петроград. Июнь 1916 г.

– Профессор говорит, что с легкими уже все в полном порядке, но все же не кури так часто, – Анна с укором посмотрела на лежащего в больничной койке брата и поставила на тумбочку банку, служившую пепельницей. – По дороге тебя растрясло сильно, да и ухода соответствующего не было, вот и болят раны постоянно.

Петр с наслаждением закурил и с непривычки закашлялся. Почти два месяца без сознания, постоянная боль в груди и руке. Нескончаемый шум в голове и ночные кошмары мучили поручика. Поправлялся он медленно, чем вызывал беспокойство сестры и доктора. Анна не отходила от брата ни на минуту. Пренебрегая своими прямыми обязанностями, она сидела около Петра, мечтая только об одном: чтобы он поскорее открыл глаза и попросил закурить. Брат курил много. Вечная папироса в губах – таков неизменный портрет Петра Зуева.

– Ну, дома-то что? – откашлявшись, спросил поручик.

– Все хорошо. Восемь жеребят за весну. Игнат опять в запое, так что делами занимается папа. Зоя по дому хлопочет, ходит за папой по пятам с микстурами, чтобы он ненароком не забыл их принять. Я верю Зое только потому, что она присматривает за папой, а я могу быть здесь, – Анна встала и открыла форточку. – Аля недавно посетила Петроград, были в Мариинском, обалдели от Кшесинской…

Петр с усилием затушил папиросу.

– Надеюсь, Александра Михайловна в добром здравии?

– Вполне, – Анна поправила подушку и невольно задела раненую руку брата.

– Ой! Больно.

– Прости, – испугалась Анна и тут же вспылила: – А Але не больно, Петя? За два года ни одного письма, как будто нет ее на свете!

– Не думаю, что графине интересны военные новости. Принеси мне бумагу, отцу написать хочу. Я диктовать буду, а вы, милая сестрица, – писать.

Анна сделала рожицу брату и вышла из палаты.

По широкому коридору бродили больные, держа на весу раненые конечности. С перемотанными головами, они находили в себе силы выйти на воздух и, придерживаемые сестрами, – прогуляться по парку.

– Интерес к жизни – это одно из важнейших и самых действенных лекарств на свете! – поднимая вверх указательный палец, говорил профессор Свешников, заведующий госпиталем на Невском. Госпиталь находился под патронажем императрицы. Постоянные проверки, инспекции и посещения царственных особ уже вызывали у персонала нервный тик, а у профессора – бессонницу.

Анна подошла к посту дежурной медсестры и, улыбнувшись, попросила пару листов бумаги.

– Как брат ваш? – поинтересовалась дежурная. – Пришел в себя?

Анна радостно кивнула.

В начале коридора послышались бодрые шаги, Анна удивленно обернулась. Эти коридоры знали лишь тихое шарканье ног пациентов, мягкую поступь сестер и стук каблуков императрицы и великих княжон.

Мужчина в военной форме остановил пробегающую мимо молоденькую сестру милосердия:

– Не подскажете, в какой палате находится поручик Зуев Петр Васильевич?

– Прямо по коридору, в восемнадцатой, – смутившись, ответила та и, присев в реверансе, побежала дальше.

Анна прижала к себе чистые листы и широко раскрытыми глазами смотрела, как приближается Алексей.

Поравнявшись с ней, капитан слегка поклонился и прошел мимо. Отойдя на пару шагов, он резко обернулся и вернулся к застывшей Анне.

– Анна? – недоуменно спросил он.

– Ну вот, Алексей Константинович, вы даже не узнали меня, – Анна с удовольствием заметила, что голос ее спокоен и ровен, хотя ей всегда казалось, что если она когда-нибудь вновь встретит Алексея, то онемеет от волнения.

– Простите мне мою оплошность, но у меня были все основания не узнать вас. Вы были маленькой синеглазой девчонкой, а сейчас очаровательная женщина!

Алексей удивленно рассматривал Анну. Ему было непривычно и неловко видеть ее красивое женское лицо с алыми губами и огромными глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Он помнил ее худенькой бледной девчушкой, постоянно утирающей красный распухший нос и преданно смотрящей на него.

– Вы к Петру? Очень удачное время, сегодня он окончательно пришел в себя. Угрозы больше нет, только отдых и должный уход, – (Анна смутилась под внимательным взглядом Алексея и поспешила проводить его до палаты брата. – Не утомляйте его слишком. Петр много говорил о вас, он будет очень рад.

Алексей козырнул девушке и вошел в палату. Там моментально раздались возгласы и приветствия, из-под щели внизу двери потянуло дымом.

Анна усмехнулась и, все так же держа бумагу в руках, прислонилась спиной к стене.

Пусть взорвется бомба, налетит ураган, произойдет цунами. Нет, никакие силы не заставят ее сдвинуться с этого места! Всего какая-то пара метров отделяет ее от Алексея. Она обязательно дождется, пока он выйдет. Хотя бы для того, чтобы увидеть его еще раз, еще пару минут поговорить с ним, пройтись рядом, почувствовать запах его одеколона…

Сколько Анна себя помнила, в их доме все говорили об Алексее. Старший брат Феликс, выпучив глаза, с жаром рассказывал, как они с Лешкой лазали по крышам многоэтажных домов, как дрались на деревянных саблях. Петр постоянно приводил в пример Алексея.

– Вот Алексей так говорит… Леша не ест манку, и я тоже не буду. Он поступил в Николаевское училище, и я туда пойду…

Алексей приходился сыном подруги матери Анны. Жили они в Петербурге в огромной квартире. Отец Алексея умер, когда он был еще маленьким. Братья Зуевы часто навещали столичных друзей, а Анна в силу своего малого возраста оставалась в Воронеже на попечении няни и отца.

Анастасия Григорьевна, мать Анны, всегда возвращалась из поездки радостно-возбужденной, прикрикивая на своих расшалившихся сыновей и погоняя отца, который мешкал с огромными коробками, наполненными новыми нарядами, французским бельем и безумными шляпками.

Впервые Алексея Анна увидела на похоронах своей матери. Девочке тогда исполнилось девять лет, и она, несмотря на горе, свалившееся на ее хрупкие детские плечи, с любопытством рассматривала гостя.

Алексей тогда был выпускником военного училища. Нежно придерживая под локоть свою маленькую мать, он с грустью смотрел на почерневших от переживаний друзей. Феликс – одногодка Алексея – держался отлично, он смело взял на себя все заботы о похоронах и угощениях для прибывших проститься с покойницей. Лишь бледное лицо выдавало его душевное переживание и боль. Пятнадцатилетний Петр тихо всхлипывал, но, наткнувшись на суровый взгляд старшего брата, выпрямлял спину и старался держаться, как говорил Феликс, «орлом».

У отца Анны после смерти матери случился сердечный приступ. Наскоро вызванный доктор прописал ему покой и микстуры. Но никакого покоя, конечно же, не было.

Вот и прошло погребение. Печальная процессия молча двинулась в сторону дома, чтобы помянуть усопшую и поговорить о том, какой она была. Никому не нужные слова и бесполезная суета…

Анне не хотелось возвращаться домой, где все напоминало о маме. И где все будут жалеть маленькую девочку, гладить ее по кудрявой голове и прижимать свои пахнущие парфюмом щеки к ее заплаканному личику.

Утирая слезы, она молча побрела в сторону леса, постоянно проваливаясь в сугробы и падая от слабости.

Вдруг рядом послышалось ржание. Анна подняла голову и увидела Алексея верхом на коне.

Молодой мужчина, не спешиваясь, протянул ей руку.

Сама не зная почему, она вложила свою детскую ладонь в его и моментально оказалась в седле.

Алексей обхватил девочку руками и, пришпорив коня, поехал в сторону проселочной дороги.

От скорости и холода у Анны перехватывало дыхание. Она боялась пошевельнуться и свалиться с лошади. И боялась что-либо спросить у этого сильного красивого мужчины. В ушах свистел ветер, лицо царапали мелкие льдинки, взлетающие из-под копыт коня.

Мимо вихрем проносились лес, одиноко стоящие дома, заснеженное белоснежное поле…

– Тпру! – лошадь остановилась у реки, выпуская из ноздрей облака горячего пара.

Алексей спешился и, подхватив Анну, опустил ее на землю.

Река со странным названием Гусь пенилась и бурлила. Мощный поток ревел, и лишь по краям у самых берегов вода уже покрылась тонким слоем льда.

Алексей спустился к реке и, присев на корточки, потрогал воду.

– Когда мне плохо, я всегда гоню коня во весь опор. Скорость помогает забыть о переживаниях, – он обернулся к одиноко стоящей на берегу девочке. – Вода – источник и гробница всего сущего во вселенной. Скорость будоражит, мысли бегут все быстрее и быстрее. Вода же успокоит и уравновесит душу.

Анна расплакалась.

– Ваша мама не умерла, Анна, она продолжает жить. В вас, в ваших братьях, в душе вашего отца. Слова это не новые и не мною сказанные, но они верны, как верно и то, что Анастасия Григорьевна смотрит сейчас на вас с небес и печалится. Ей грустно оттого, что она так рано покинула вас и что вы все огорчены этим. Улыбнитесь, улыбайтесь чаще, и она будет улыбаться вам.

Анна еще громче зарыдала. Алексей достал из кармана платок и, приподняв за подбородок лицо девочки, вытер ей глаза. Нос некрасиво распух, глаза превратились в щелки.

– Плакать надо, слезы – вода. А вода успокаивает.

– А вы, вы тоже плачете? – икнув, спросила Анна.

– Конечно, – серьезно ответил Алексей, продолжая утирать слезы девочки. – Только я по-мужски плачу, в душе.

– Это как?

– Это тяжело, Анна, лучше уж слезами, – улыбнулся он и прижал к себе вздрагивающую от холода и нервного перенапряжения девочку.

С этого дня Алексей прочно занял свое место в мыслях Анны. Перед сном, стоя на коленях перед иконой, она вспоминала о нем. Просила Господа оберегать его от злых людей, от войны, от болезней. Оглянувшись на дверь и убедившись, что никто не подслушивает, просила Бога, чтобы Алексей полюбил ее, чтобы женился, конечно, не сейчас, а позже, когда Анна достигнет нужного возраста. Потом, испугавшись своих просьб, девочка вскакивала с колен, прыгала в кровать и, прижав одеяло к груди, вновь и вновь вспоминала прикосновение его теплой руки к своей ледяной щеке. Но шло время, Горин больше в Зуеве не появлялся. Девочка постепенно превратилась в девушку со стройной фигурой. Служили братья, поправлялся отец. Времена года сменяли друг друга, летели годы, время текло своим чередом.

Все реже и реже вспоминала теперь Анна высокого темноволосого молодого офицера, говорившего с ней таким теплым и ласковым голосом.

И вот однажды отец повез ее в Петербург. Он решил, что пора показать девочке столицу и познакомить с искусством.

В театре тогда давали «Три сестры». Отец провел Анну в ложу и, заприметив старого знакомого, на минуту вышел.

Первое время Анна наблюдала за актерами на сцене. Постановка оказалась скучной, и девушка, вооружившись маленьким биноклем, стала с интересом рассматривать публику. Разглядывая наряды столичных дам, Анна поняла, что выглядит деревенщиной в своем синем слишком закрытом платье с глупой лентой в волосах.

Тут она заприметила очень красивую женщину в ложе справа. Дама была в нежно-розовом платье с откровенным декольте, шею обвивала длинная жемчужная нить. В белоснежных, идеально уложенных волосах поблескивала бриллиантовая заколка.

Анне стало любопытно, кто же ее кавалер. Прижимая бинокль к глазам, она подалась вперед, пытаясь разглядеть спутника, и в ужасе отпрянула назад. Нежно целуя ручку дамы, рядом с ней сидел Алексей. Даже с такого расстояния было заметно, что он без ума от своей спутницы.

С каким-то мазохистским упорством Анна опять поднесла бинокль к глазам. Дама ее теперь не интересовала. Только он.

Как же он был красив! В парадном белом мундире, так выгодно оттеняющем загорелое лицо. Идеально ровная линия волос у висков, белоснежная улыбка, крепкие губы и темные карие глаза.

Как же сильно забилось тогда сердце в маленькой девичьей груди! Анне казалось, что его стук слышен во всем зале. Кровь прилила к лицу, и, чувствуя, как пылают шея и щеки, девушка глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула.

Проревел свисток об окончании первого акта.

В перерыве Анна не вышла в буфет, солгав отцу, что не желает пропустить начало второго акта. После антракта Алексей и его дама в ложу не вернулись.

Дверь открылась. Капитан вышел из палаты и наткнулся на поджидавшую его Анну. На секунду оба от неожиданности замерли, а потом рассмеялись.

– Вы подслушивали! – догадался Алексей.

– Нет, – слишком быстро ответила Анна, – просто пыталась по дыму сосчитать, сколько вы выкурили папирос.

Алексей рассмеялся.

– Петр отлично себя чувствует! Признаться, я ожидал худшего, много газов попало ему в легкие, – заметил капитан, направляясь к выходу.

Анна медленно шла рядом.

– Месяц, и думаю, что он снова будет в строю.

Девушка резко остановилась и схватила Алексея за руку:

– Прошу вас, не забирайте Петю так скоро, папа хотел бы навестить его. Дела в Зуеве пока не позволяют ему покинуть имение, а Игнат, наш управляющий, опять запил. Алексей смотрел на взволнованную девушку. Слова, особенно об управляющем, немного озадачили его. Ее ладонь приятно холодила его руку Капитан поднес вздрагивающие пальцы к губам:

– Конечно.

Они вышли из госпиталя, пропустив вперед рабочих, которые несли стулья и провода с электрическими гирляндами.

– У вас какое-то мероприятие? – полюбопытствовал Алексей, разглядывая круглую эстраду-«ракушку» в глубине парка.

– Да, вечер в честь Брусиловского прорыва. Будут артисты из Москвы, оркестр. Сама княгиня Желицкая будет петь романсы под гитару. Вы придете? – Анна замерла, ожидая ответ.

«Скажи "да", господи, скажи "да"! И я буду с нетерпением ожидать вечера, взволнованно озираться по сторонам, искать среди присутствующих тебя, и сердце будет так томительно биться. Я буду ждать только тебя, и об этом никто не будет знать, и никто не догадается, даже ты. Потому что я умею притворяться и казаться безразличной тогда, когда все бурлит в груди».

– Разве я могу пропустить выступление княгини? Если не услышу ее пения, то мне останется только застрелиться! – со смехом ответил Алексей.

Наступил теплый июльский вечер.

По периметру госпиталя зажгли фонари, эстраду украшали развешанные гирлянды. Слышались смех сестер и разговоры солдат. Болтали о разном: о доме, родителях и женах, Брусилове, войне и слишком жарком июне. Профессор Свешников с озабоченным видом переходил от одной группы беседующих к другой, интересовался, все ли в порядке, не тревожат ли раны, не слишком ли шумно. Больные с улыбками заверяли его в своем прекрасном самочувствии и возвращались к прерванной теме.

Анна усадила Петра на свободный стул у эстрады и осмотрела окружающих. У некоторых были еще перевязаны раны, кто-то опирался на костыли, а те, кто громче всех смеялся и о чем-то спорил, уже завтра могли отправиться на фронт.

Девушка грустно улыбнулась. Пусть веселятся и шутят, пусть беспрестанно курят и подшучивают над неповоротливой сестрой Акулиной. Сегодня их праздник, и пусть не они сражались под Галицией, сегодня – триумф русского солдата.

Под аплодисменты на сцену вышла худощавая женщина с высокой прической, княгиня Желицкая. И, изящно обняв гитару, ошеломила всех своим сильным и проникновенным голосом.

Анна подошла поближе к эстраде и увидела его.

Алексей, поприветствовав профессора, подошел к Петру и о чем-то его спросил. Затем обернулся и встретился взглядом с Анной.

Тем временем княгиня, воодушевившись всеобщим вниманием и наступившей тишиной, продолжала петь:

 
– Нас с тобою война соединила,
Нас с тобою война развела,
Но верь и знай, и знай, любимый,
Я буду ждать тебя всегда.
 

И, взяв более высокую ноту:

 
– Пройдут война и годы-расстояния,
Пройдет и грусть-печаль моя.
Но только знай и помни, мой хороший,
Что не пройдет любовь моя.
 

Закончив выступление, певица улыбнулась и сделала глубокий реверанс. Как по мановению волшебной палочки, грянули аплодисменты.

Княгиню сменили музыканты, занявшие свои места у инструментов. Слишком полный дирижер, чопорно поклонившись, провозгласил:

– Вальс!

И, повернувшись к музыкантам, взмахнул рукой.

Зазвучал немного забытый избалованной столицей старинный русский вальс.

Анна неотрывно смотрела, как Алексей вновь что-то сказал Петру, поправил мундир и направился к ней.

Она улыбнулась, глядя, как капитан пробирается через расставленные стулья, постоянно извиняясь перед сидящими.

Навстречу ему поднялся пожилой полковник и, тяжело опираясь на костыли, о чем-то взволнованно заговорил. Алексей, то и дело поглядывая на Анну, кивал в такт словам полковника и потом быстро пожал ему руку. И вот, наконец, он рядом. Анна рассмеялась.

– Путь к вам, Анна Васильевна, оказался долог и тернист, но он того стоил. Вы позволите? – он протянул Анне руку, приглашая.

Девушка вложила свою ладонь в его руку и позволила провести себя на площадку у эстрады, где уже вальсировали несколько пар.

Повернувшись лицом к Алексею, она почувствовала тепло его руки на своей талии и, положив свою левую руку ему на плечо, немного отклонилась назад, как того требовали правила приличия.

Поначалу они выполняли тройное па, но вот ритм мелодии ускорился, меняя темп танцующих. Алексей, неотрывно глядя Анне в глаза, вел девушку по кругу. Анна улыбалась, она чувствовала, как с возрастающим темпом музыки бешено бьется ее сердце.

Какая-то танцующая рядом пара задела их, но Анна не обратила на это никакого внимания. Она видела только карие, обрамленные прямыми темными ресницами глаза.

Круг, поворот. Еще. Еще.

Все, маски сброшены, нелепо притворяться. Анна понимала, что любит этого человека, как и прежде. Нет, больше, чем прежде! Еще круг, опять поворот. На мгновение она ощутила на своем виске его дыхание.

Еще поворот, еще, еще. Девушка почувствовала, как Алексей крепче сжал ее руку.

Еще поворот, старинное двойное па, тройное. Поворот…

Господи, пусть это не прекращается. Благослови того, кто придумал этот танец, эту игру эмоций, которые невозможно описать словами, но можно выразить, соприкоснувшись кончиками пальцев.

Деревья больничного парка утопали в полусумерках белых ночей. В кустах громко и настойчиво стрекотали сверчки, напоминая о том, что уже давно ночь. Вдоль выложенных каменных дорожек выстроились фонарные столбы, освещая и без того светлый парк.

Алексей не приглашал Анну пройтись, Анна не давала согласия, но по какой-то негласной договоренности они направились к пустынным каменным дорожкам.

Анна искоса взглянула на капитана и, вспомнив их танец, улыбнулась.

– Вам понравился романс, который исполняла княгиня? Слова написала моя подруга – графиня Шувалова, Александра, Аля.

– У вашей подруги определенно талант, – вежливо согласился Алексей, абсолютно не помнивший, что именно напевала певица со сцены.

– Вы правы, Аля талантлива. Ее талант раскрыла ее любовь. Все свои стихи она посвящает только одному человеку.

– И кто же этот счастливчик?

– Вы лицезрели его пару минут назад, – Анна обошла Алексея и, идя спиной вперед, рассмеялась. – У вас такое лицо, Алексей Константинович, будто я сказала вам что-то страшное.

– Нет, просто я вспоминаю, с кем болтал недавно. Старого полковника я вычеркиваю сразу, думаю, профессора тоже. Неужели Петр?

– Да, просто он ничего не замечает вокруг. Или делает вид, что не замечает.

– Так это что же, безответная любовь? – Алексей остановился и достал портсигар.

– Ответная, и даже очень! Просто глупость разрушила сильные чувства…

– Так что же произошло? – Алексей закурил, и Анна с наслаждением вдохнула запах. Аромат табака напоминал ей о братьях, отце, доме и семейных вечерах, когда они собирались все вместе за игрой в карты и мужчины закуривали. Анна морщилась тогда и прикрывала нос, глупая. Сейчас это был запах ее братьев, которые сражались на войне, запах отца, который гордился своими детьми и горевал, что в силу своей хромоты так рано ушел на пенсию.

– Эх, – часто говорил он, – вернуть бы ноге былую быстроту, я бы сейчас на коня, шашку наголо и вперед!

Анна сорвала веточку с куста и задумчиво покрутила ее:

– Алексей Константинович, а вот вы как думаете, что такое любовь?

Алексей от неожиданности поперхнулся дымом и, немного смутившись под пытливым взглядом девушки, пробурчал:

– Ну, наверное, это когда не хочешь расставаться с тем, с кем тебе хорошо и легко. Когда думаешь об этом человеке каждую минуту и жаждешь встречи с ним.

– Как по-мужски и как примитивно, – Анна склонила голову набок и улыбнулась. – Любовь – это вспышка молнии, удар грома. Это когда плохое кажется чудесным только потому, что он рядом. Когда недостатки превращаются в достоинства, когда обожаешь его не за что-то, а вопреки всему. Как так случилось, что два человека, знающие друг друга с детства, еще вчера беззаботно смеялись, купаясь в речке, обливая друг друга водой и кидаясь глиной, встретившись сегодня, смущенно прячут глаза и заливаются краской? Вчера друг детства, сегодня тот, от взгляда которого кружится голова и томно сжимается сердце. Примерно так произошло с Петром и Алей. Вы бы видели, как они были ошарашены тем, что полюбили друг друга!

Анна весело рассмеялась. Ее голос звонко звучал в тиши полусумрачного парка. Слышались звуки концерта, по-видимому, выступали артисты, а в промежутках тишины грохотали раскаты смеха.

Алексею было приятно слушать Анну, приятно было смотреть на ее раскрасневшееся лицо, на тонкую фигурку в платье больничной медсестры.

– Все шло к помолвке, – продолжала сплетничать Анна, – И вот однажды у графа Котова был прием, Аля и Петр были среди приглашенных. За столом Петя оказался рядом с вдовой генерала Мушева, та еще дамочка, я вам скажу! Так вот, за обедом вдова обронила платок и алчно улыбнулась Петру. Брат как истинный джентльмен поднял его и вернул вдове. И заметил взбешенный взгляд Али, сидевшей напротив. Потом был бал, Петр было подошел к Але, но она уже приняла приглашение князя Сдежского, потом какого-то капитана, я уже и не помню. Итог такой: насладившись местью, в конце вечера Аля подошла к Петру и, беззаботно помахивая веером, спросила, не угодно ли Петру ее проводить. На что изведенный ревностью брат ответил, что уже обещал госпоже Мушевой сопроводить ее до квартиры.

Анна замолчала.

– Ну и что же потом? – спросил Алексей, приравниваясь к шагу девушки, которая вдруг задумалась и медленно побрела по дорожке.

– Потом война.

– Тогда вы не правы, Анна, – заметил Алексей.

– В чем же?

– Когда говорили о сильном чувстве. Разве может глупая ревность, тем более какая-то вдова генерала, разрушить истинные чувства? Если это любовь, то ей ничто не угрожает. Вот увидите, закончится война, Петр вернется в Зуево, и будут они жить с вашей подругой долго и счастливо.

Анна резко остановилась и прямо посмотрела на Алексея.

Капитан чувствовал, что она хочет что-то спросить или сказать, но не решается. Он молча разглядывал девушку. Анна не была красивой в принятом смысле этого слова. Она не обладала пухлыми зовущими губами, которые так и манят к себе, не имела персикового румянца и глаз-озер. Не обладала она и роскошными формами. Ее тоненькая фигура утопала в грубом платье медсестры, платок прятал волосы, открывая чистый лоб и широкие брови, ясные глаза, обрамленые пушистыми ресницами, лучились теплотой и лаской. Щеки покрывала аристократическая бледность, на висках просвечивали тонкие узоры голубых вен. Но почему же он, Алексей, не может отвести глаз от этих белых рук с тонкими длиными пальцами, от этой гладкой девичьей шеи и нежных мочек маленьких ушек?

– Ваши милые кудряшки, куда же они пропали? – улыбнувшись, спросил он после затянувшегося молчания.

Анна рассмеялась и сняла с головы косынку. На хрупкие плечи упали темные тяжелые блестящие кудри.

– Милая Анна! Когда же вы успели превратиться в столь прекрасную особу? Кажется, еще вчера вы были кучерявым ребенком со шмыгающим носом.

– Если бы вы только знали, Алексей Константинович, как этот ребенок был в вас влюблен!

– Да? – искренне удивился капитан, – как жаль, что я этого не знал.

– И что бы сделали, если бы знали? – игриво спросила Анна, широко улыбаясь.

– Смиренно дожидался бы вашего совершеннолетия, чтобы на коленях просить у генерала Зуева вашей руки, – серьезно ответил Алексей.

Вдали послышался гудок поезда. Словно очнувшись, капитан посмотрел на свои наручные часы:

– Мне пора, – сказал он затихшей Анне, – мой поезд через час.

– Да, – вдруг погрустнела девушка, – Петр говорил, вы едете в Сербию и, возможно, встретитесь с Феликсом. Вот, передайте ему, пожалуйста.

Анна достала из кармана передника голубой конверт и протянула Алексею. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Анна подняла глаза и встретилась взглядом с Алексеем.

– Конечно, – Алексей поднес ее руку к губам. – До свидания, Анна.

– Вы не попрощаетесь с Петром?

«Еще пару минут, почему так скоро ты спешишь в дорогу? Неужели война так и будет разлучать людей, коверкать судьбы? Словно огромный уродливый корабль, она проплывает вдоль реки, отбрасывая тех, кто был еще недавно рядом, по разным берегам. И неизвестно, как долго еще будут набегать волны, отталкивая тех, кто спешно плывет друг к другу…» – проносились мысли в голове Анны.

– Я уже попрощался. Мне действительно пора.

Ну вот и все. Ушел он, ушло и волшебство этого вечера. Уже не хочется оглядываться по сторонам, потому что его здесь нет. Как же она жила вчера? Неинтересно, обыденно и размеренно. И как чудесно все было сегодня: встреча, умопомрачительный танец и его слова: «Смиренно дожидаться совершеннолетия». От этого воспоминания у Анны закружилась голова. Убедившись, что ее никто не видит, она повторила несколько па из вальса. Легкий ветерок обдувал ее разгоряченное лицо. Прижав руку, которую он целовал, к щеке, Анна почувствовала запах одеколона Алексея.

Яркий свет фонаря привлек внимание ночной белокрылой бабочки. Взметнув широкими крыльями, она устремилась на желтый манящий свет. Быстрее, быстрее. Еще пару мгновений, и можно прижаться к этому яркому солнцу, такому горячему, что с треском лопаются тонкие крылья…

Анна смотрела, как глупая бабочка упала на землю.

Настроение испортилось. Завязав косынку, девушка твердым шагом вернулась в больницу, где ждали пациенты, суетливый профессор, Петр, повседневные обязанности. И повседневная жизнь.