Текст книги "Кубок Брэдбери-2022"

Я окончательно узнаю ее, только услышав знакомый голос. Хоть он не меняется, какое счастье.

– Собирайся, нам надо съездить к нему прямо сейчас.

– Да в чем дело?! – она раздраженно трет глаза ладонью.

– Разве ты не чувствуешь себя хуже?

– Нет, даже наоборот, гораздо лучше, чем вчера.

– Но…

– Что?

– Твоя кожа… И волосы…

Она вздрагивает и подлетает к зеркалу над своим столиком, но ее отражение, кажется, ничуть ее не смущает – она лишь глубоко вздыхает.

– Ничего нового.

– «Ничего нового?!» Собирайся.

Уже знакомый нам врач-рептилия встречает нас в белом чистом кабинете. Я не помню, как выходил из машины, помогал Лизе, нес ее сумку, искал в коридорах кабинет. Охранник крикнул мне в спину, что мы не надели бахилы, и я ответил ему что-то не цензурное, не помню что именно.

– Евгений, честно говоря, я ждал вас позже, ведь ваш курс…

– Ни черта не работает!

Я тычу в него пальцем, а Лиза с извиняющимся лицом присаживается на краешек кресла. Врач смеряет ее почти равнодушным, спокойным взглядом.

– Что привело вас ко мне? – холодные глаза обращены ко мне.

– Вы что, вы разве не видите? Это вы мне объясните, что происходит! Все было хорошо вчера, а сегодня вот так!

Я не нахожу в себе сил, чтобы показать на Лизу рукой, поэтому бессильно падаю в свободное кресло. Чувствую, как руки трясутся и все тело бьет мелкая противная дрожь.

– Почему вы решили прервать терапию?

– Что? Мы не прерывали!

– Но мне очевидно, что вы не принимали свои таблетки как минимум двое суток.

– При чем тут я, я спрашиваю вас о ней! Не уходите от темы!

– Мы с Елизаветой обязательно пройдем все необходимые тесты, но ваша паника связана только с вашими таблетками. Вы нарушили график приема, отсюда такая реакция.

– Как?! Как мои таблетки влияют на нее?

Внутри меня все упало. Я виноват в ее состоянии? Чертова безалаберность.

– Нет. Вы бы не заметили всего «этого», если бы не перестали пить таблетки.

– Что это значит?

Он устало вздохнул, сделал какую-то запись и сложил руки на груди.

– Задача вашей терапии была в том, чтобы вы не замечали изменений, которые происходят с вашей женой. Эти изменения были неизбежны, ей необходимо было пройти через них – таково лечение. Но они не вызвали бы в вас ничего, кроме боли, разочарования, усталости, измученности. А я рискну предположить, что, пока вы принимали таблетки, ваши отношения пережили своего рода ренессанс, новый виток, возрождение. Я не прав?

Я начал перебирать в голове наш последний месяц: ее буквально сияющая кожа, улыбка, тот-самый-запах. Существовало ли хоть что-то из этого в реальности? Пока я бродил в своих воспоминаниях, Лиза тихо произнесла:

– Значит, эти таблетки внушили ему любовь ко мне? В них была причина… всего? Если бы не они, мы бы уже расстались?

Я знал, что она вспоминает те же моменты, что и я. Я в самом деле осознал только сейчас, как Лизу зажигало мое искреннее восхищение ее телом и плохо контролируемая страсть.

– Таблетки не могут внушить чувства, – покачал головой врач. – Но они могут как бы заморозить ваш образ в памяти и ощущениях партнера в том виде, в котором вы были в самом начале лечения. Это делается для того, чтобы он видел в вас в первую очередь не болезнь, а вас саму, на уровне инстинктов: запахов, прикосновений, звуков. И это работало! Если бы не произошло перерыва, ваш муж принимал бы таблетки до тех пор, пока вы бы не поправились и не восстановились. В целом, – он обратился ко мне. – Вам ничто не мешает продолжить терапию.

– Ну уж нет, – Лиза встала. – Никакой больше терапии.

С этими словами она выскользнула из кабинета, словно привидение. Стук закрывшейся двери показался мне крышкой гроба, которой передо мной внезапно заслонили свет.

Я вышел в пустой коридор: Лизы нигде не было. Три раза я обошел все этажи по кругу – ничего. Отчаявшись, я направился к аптеке, словно зомби. Нам нужно было вернуть все как было – я знал это. Вернуть все как было. Невозмутимая пожилая фармацевт выдала мне таблетки без всяких колебаний – очевидно, она привыкла к странным пациентам, особенно которые только что вышли от врача.

Дорога до дома была не менее странной и смазанной, чем дорога до больницы. Я надеялся, что Лиза тоже уже дома, просто не стала меня ждать. Какие подобрать слова? С чего начать, когда мы встретимся? Свежая пачка таблеток жгла мой карман изнутри, но мне не хотелось их пить. Я хотел знать правду, держать все в своих руках, даже если это будет тяжело.

Вышел из такси и инстинктивно поднял голову, чтобы разглядеть наши окна – свет горел, но никакого движения. Я взлетел на наш этаж, словно на крыльях, быстрее лифта – я должен был удостовериться, что Лиза дома.

Входная дверь была приоткрыта, и прямо в прихожей меня встретил чемодан. Лиза ходила из комнаты в комнату и бросала в него вещи, словно в баскетбольную корзину.

– Остановись.

Я сказал, а потом подумал, что это прозвучало очень глупо и по-детски. Конечно, она продолжила метаться по квартире. Я подкараулил ее во время очередного возвращения в спальню и встал на дороге.

– Зачем ты собираешь вещи?

Как тяжело говорить, глядя на ее изменившиеся черты. Но, может быть, в первый раз за все время я пытался говорить с той Лизой, которая была со мной вчера – с настоящей Лизой, с той, которую я должен был видеть без всяких таблеток и которую я забыл задолго до начала болезни.

– Помнишь, мы с тобой разговаривали о том, сможем ли заново полюбить друг друга? – голос звучал слабо и беспомощно.

Я кивнул. Я знал, что она это вспомнит.

– Мы не смогли, – ответила она на свой вопрос.

– Мне казалось по-другому.

Голос звучал глухо, словно после пачки сигарет.

– Я, может быть, никогда не буду больше такой, как раньше. И я не хочу, чтобы со мной был мужчина, который хочет меня только под действием таблеток.

– Они нам больше не нужны.

– Сегодня утром ты увидел меня и выскочил как ошпаренный!

– Это было неожиданно, сама понимаешь. Этого больше не повторится.

– А как с этим жить мне? Все это время я считала себя желанной, видела твои глаза… Ты был совсем другим. Как мне жить дальше без этого: смотреть на себя в зеркало и вместе с тобой испытывать отвращение?

– Я люблю тебя.

– А я в это не верю! Каждый день мое отражение будет напоминать мне…

– Ты просто не видела себя моими глазами.

– Как и ты, у тебя были таблетки.

– А сейчас их нет и ты прекрасна. И так будет всегда: и сейчас, и когда ты поправишься, и когда состаришься тоже.

Она смотрела на меня недоверчиво и, переводя взгляд, увидела себя в зеркале прихожей. Этого было достаточно, чтобы она снова заплакала. И тут неожиданная мысль осенила меня.

Я на минуту оставил ее, прошел в кухню (где тоже были видны следы сборов) и налил стакан воды. Наконец-то достал из кармана проклятую коробочку и вытащил одну таблетку. «Ну, не подведи». Она ждала меня в коридоре, как парализованная. Я протянул ей воду и таблетку.

– Хочешь?

– Зачем?

– Увидишь себя моими глазами.

Она смотрела на меня недоверчиво, отстраненно, как вдруг закашлялась. Видимо, кашель разбудил в ней столько злости на болезнь, что она не думая взяла с моей ладони таблетку и одним глотком выпила стакан воды.

– Ну как?

– Ничего, – она пожала плечами, прислушиваясь к себе.

– Пойдем.

Я взял ее за руку и отвел в спальню, к зеркалу над столиком. Она села на стул, а я присел на корточки у ее ног. Она подняла глаза на зеркало очень испуганно и медленно, и лишь по выражению ее лица я мог представить, что она видела. Лиза, как зачарованная, провела рукой по зеркальной поверхности, и я воображал себе копну волос, до которых ей так хочется дотронуться.

– Это волшебство…

– Нет, это ты. На самом деле.

Лиза повернулась ко мне.

– Но теперь ты этого не видишь.

– Ну что ты. Еще как вижу.

Я знал, что она не поверит мне сейчас. Пройдет какое-то время, прежде чем у меня получится убедить ее в этом. Но прямо сейчас она должна была отложить чемодан, вернуть в шкаф свои вещи и подарить мне время.

– Честно, я даже на свадьбе не был таким серьезным.

Она посмотрела на меня с изумлением, но я распознал смешинку на ее губах.

– Значит, на свадьбе ты слукавил?

– Ну ты же помнишь – что угодно, лишь бы затащить тебя в постель.

Татьяна Леванова

Он поест и уйдёт

Самое неприятное во взрослении – это как меняются твои родители. Не отношение к ним, не их старение – а то, как сползает с них костюм супергероя. И ты еще ребенок, еще смотришь мультфильмы, обмениваешься с друзьями игрушками и придумываешь игры посложнее, с прятками и испытаниями, зубришь уроки и любишь конфеты. А мама уже ниже тебя ростом, и ты замечаешь, что порой она плачет, причем точь-в-точь как маленькая девочка. И хочется ее пожалеть, поддержать, взять за руку на улице не потому, что тебе страшно, а потому что видишь, как она устала… И папа уже не решает все твои проблемы, стоит одинаково сгорбленный и виноватый и перед твоим учителем, и перед своим начальником, и даже если кричит на тебя, уже не страшно, потому что в крике слышен страх и беспомощность. И понимаешь, что он слабый, почти как ты. А когда его нет, слишком долго нет, и у мамы от ожидания заострился нос и опустились плечи, кажется – ну пусть орет, пусть грозит ремнем, блочит игровую приставку, лишает сладкого – только пусть появится. И хоть ты мальчик на полпути к возрасту мужчины, разок бы папу обнять, как в детстве. Запах табака, семечек, мятной жвачки, теплые медвежьи объятья, суровое: «Телячьи нежности»…

– Мама, а папа скоро придет?

– Займись делом! – бросила зло и отвернулась. А плечи выдают. Вздрагивают. Как маленькая, кого она пытается обмануть?

Саня вздохнул и продолжил счищать ножичком разноцветную изоляцию с кончиков проводов. Потом закручивать плоскогубцами осторожно, не задевая металл. Он с завистью поглядывал на паяльник в маминых руках. Все равно от слез ничего не видит, сейчас такого напаяет… Дала бы хоть разок ему попробовать.

– Дай я сделаю, – не выдержал.

– Это не учеба, это серьезно!

– А учеба не серьезно?

– От этого зависит наша жизнь!

– А от учебы нет? – он специально поддразнивал ее, повторяя фразы из спокойных времен. Как в детстве мама переключала его внимание с того, что нельзя трогать, на что-то интересное и безопасное, так он научился переключать и ее.

Не в этот раз.

– Заткнуться можешь?! – тихо, сквозь зубы. Саня притих. Потом сказал виновато:

– Я почти закончил.

– Хорошо… – склонилась снова над платой.

Закрутил последний провод, сжал онемевшие пальцы в кулак и снова разжал. Свою часть работы он выполнил, дело за маминой. Свобода. Прислушался. Только ветер стонет по гулким коридорам Дома-корабля. Ни шагов, ни голосов, ни музыки… Словно наступила глухая ночь. Но время обеда. Есть хочется. Но мама занята. До того как все началось, он уже порой готовил, а теперь мама бережет запасы. Смысл-то беречь, у самих мало – можно у других взять, им-то уже не понадобятся…

Прошелся по комнате, забрался на подоконник, прижался лицом к стеклу, стараясь рассмотреть что там, внизу. Только бесконечная стена Дома, уходящая вниз и тающая в темноте, да редкие огоньки. И космос вокруг.

– Мама, огней, тех, что в один ряд, белых, уже только девять…

Мама на секунду подняла голову. Глаза за бинокулярными очками огромные, как у мультяшного зайца.

– Неважно. С тех пор как их меньше двадцати – неважно сколько. Не считай.

– Все сломано?

– Да, – снова паяет.

– Я есть хочу.

– Тебе просто скучно. Поспи, пока можно. Или займись чем-то, чего ты как маленький!

– Но время обеда!

– Уже?!

Отключила паяльник, вернулась к пульту. На этот раз у семи рычажков загорелись только пять зеленых лампочек.

– Не успеваем…

– Так можно я возьму поесть?

– Ешь сейчас кексы и фруктовое пюре. И не мешай!

– А суп? – не поверил своему счастью Саня.

– Провода из микроволновки где? Вот именно. Все молча…

Саня поел, полистал «Робинзона Крузо» за едой. Покосился на пластиковую крышку кровати. Заняться нечем. Тревога и ожидание отупляли. Спать? Подошел к своему столу, поворошил бумагу… И не поверил глазам.

– Мама! Мои карандаши пустые! Все!

Мама бросила пульт и очки, подбежала к столу. Посмотрела на деревянный грифель насквозь.

– Ага, теперь он графит собирает. Интересно, зачем?

Саня смотрел на ее руки.

– Твое кольцо…

Мама посмотрела на кольцо.

– Камень выпал… Как обидно. Наверное, только что, сейчас только был…

Они упали на пол, чуть не стукнулись лбами, принялись искать. Бесполезно.

– Стоп, – сказала мама и села, прислонившись спиной к кровати. – Стоп. Я поняла. Это он взял. Графит, бриллианты… Теперь ему нужен углерод. Азотом, видимо, наелся.

– Это значит, что мы в безопасности? Он не заберет нас, как других?

– Ему может не хватить азота…

– А как тогда он забрал углерод, не входя, но не тронул нас?

– Я не знаю, – мама глядела перед собой.

– Может, спрячемся еще где-нибудь?

– Но он тут уже был. И сюда может вернуться папа. И Юркос пока не очнулся.

«Может вернуться… Пока не…» – в этих словах была надежда. Сане стало легче.

– Мама, ты тогда пока работай, а я постараюсь поспать про запас, потом подежурю, когда ты будешь спать, ладно?

– Разумно, – мама впервые посмотрела на него и потрепала по бритой голове. В другое время Саня бы увернулся, что он, ребенок? Но не в эту минуту.

Откинул пластиковый купол, забрался, вытянулся. «Может вернуться, – повторил он шепотом. – Может вернуться… Может вернуться»… На шестнадцатом «может вернуться» ему показалось, что папа заходит, держит под мышкой почему-то рождественскую елку, а у мамы панцирь, как у улитки, и на нем можно рисовать маркерами, раз карандаши съели… Саня заснул.

Когда открыл глаза, было темно и тихо, горела только лампа над маминым столом, а мама спала, положив голову на пульт, бинокулярные очки съехали с головы и запутались в ее коротких густых волосах. Еще не вполне проснувшись, опустил руку с кровати, провел по безупречно чистому полу. Он так делал с детства, прежде чем встать. Но однажды – как бы хотелось вернуть этот миг и все исправить – однажды он почувствовал, как нежная прохладная пыль струится между пальцами и утекает в щель под дверь. Кто знает, если бы тогда он быстрее соображал и меньше надеялся на взрослых, если бы он хотя бы поставил руку боком и зачерпнул пригоршню этой пыли, отнес бы взрослым на анализ, а лучше выбросил в капсуле очистки прочь… Может, ничего этого бы не было?

Неразборчивый шепот из коридора прервал его мысли. Холодный воздух заструился по пальцам. И на пульте погас еще один фонарик.

– Мама, – позвал Саня. И сразу после этого удар в дверь. Один. Словно что-то бросили в нее.

Мама вскинула голову. Сдернула очки. Оглянулась на дверь, потом на сына, потом на пульт. Чертыхнулась шепотом.

Потом прижала палец к губам. Но Саня и так все понял. Он старался дышать ртом, потому что нос почему-то посвистывал. Осторожно спустил ноги с кровати, влез в подготовленный комбинезон. Крючки-зажимы лишь бы не щелкали. Мама двумя руками отключала рычажки. Держит пальцы одной руки вокруг рычажка, чтоб заглушить звук, а другой нажимает. Потом тоже влезла в защитный комбинезон. Саня складывал в рюкзак припасы. Бутылка с соком звякнула о банку с супом, мама сделала страшные глаза. Но в коридоре была гробовая тишина, только ледяной ветер сквозил под ногами. Слишком даже тихо. Ветра не слышно, привычного шума приборов, гудения проводов, жужжания ламп – не слышно. Словно дверь накрыли подушкой.

Два удара.

– В стену, – губами сказала мама и для верности еще и пальцем показала. Помогла отогнуть панель, с которой они еще три дня назад отвернули все болты. Саня втиснулся с трудом, толкая перед собой рюкзак, а мама подошла к двери, держа перед собой молоток и заорала:

– Кто там?! – а потом начала бить молотком по двери, как сумасшедшая.

Саня старался ползти как можно быстрее, но рюкзак с припасами можно было двигать только тогда, когда раздавался удар молотка. Через щели в оболочке стен он пытался рассмотреть, что происходит за дверями их каюты. На полу коридора что-то лежало, а над этим клубился дым. Одна лапа, состоящая из дыма, вцепилась в дверь с одной стороны, другая – с другой. Дым закрутился сильнее, сгруппировался в две огромные руки и неясное облако между ними.

Саня обмер.

– Мама! – крикнул он и толкнул рюкзак как можно сильнее.

Рюкзак проехал пару метров и ударился об стену. Загремели банки, зазвенело разбитое стекло. А Саня полез обратно в каюту.

Вовремя. Дым сорвал обшивку и полетел за рюкзаком. Замер, клубясь, над ним. Неизвестно, как быстро бы до него дошло, но мама уже успела втянуть Саню за ноги обратно в каюту. Наскоро прикрутила обратно болты. Сели, тяжело дыша.

– С другой стороны, – предложил Саня. Мама покачала головой и прижала ладонь к его губам. Ледяной ветер под ногами прекратился. В стене вздыхало, шуршало, перекатывалось. Прошелестело под полом. Потом осторожно погладило стену слева. Наконец, зашебуршало на потолке. И стихло. Снова послышался далекий вой ветра, гудение ламп, проводов, приборов…

– Что оно делает? – тихонько спросил Саня у мамы. Та состроила гримаску.

– Может, играет, как кошка с мышкой?

– Как оно забрало карандаши и камень, если не может войти?

– Я слишком часто говорю тебе «я не знаю», да? Мама должна все знать. Ну уж прости…

– Ничего ты не должна, – буркнул Саня, зарываясь лицом куда-то ей в плечо. – Узнаешь со временем – объяснишь.

– Или ты узнаешь и объяснишь, – мама обняла его. – Где наша еда?

Саня объяснил, как отвлек рюкзаком Дым. Мама только языком цокнула:

– Умен не по годам. Но теперь из припасов остался лишь консервированный суп.

– Там что-то лежало у двери.

– Пока не стоит выходить. Я не знаю, что это и чего оно хотело, но раз мы здесь, а оно там – стоит пока сидеть тихо.

– Долго?

– Сосредоточимся на Юркосе. Он понимает в Доме больше, чем мы с тобой.

– А что может сделать одна голова?

Оба встали, глядя на поднос, с которого свисали провода.

– Ну мы можем просто лежать, жрать этот холодный жирный суп и ждать, пока эта дрянь доберется до нас. А можем попытаться привести Юркоса в сознание и посоветоваться с ним.

– А если не получится?

– Получится.

– А если он ничего полезного не скажет?

– А если сейчас из Дома выпадут все болты, все развалится и мы окажемся в космосе? У нас есть задачи на один шаг. Вот этот шаг и делаем. А потом посмотрим, куда дальше.

В животе у Сани бурчало, но пока еще не настолько, чтобы суп вызвал аппетит. Он выдавил остатки фруктового пюре в рот, собрал крошки от кексов по коробочке. Обшарил карманы одежды, тумбочку, кухонный шкафчик, нашел еще пакет сухариков и коробку сахара. Принялся хрустеть, подсовывая маме за работой по очереди то сухарик, то сахар. Та ловила с его ладони угощение сухими губами, благодарила кивком, хрустела и листала на планшете схемы. Спохватилась, включила обратно рычажки, зеленых лампочек по-прежнему было четыре.

– Готово, – выдохнула мама спустя несколько часов, когда Саня уже выбирал между банкой супа и кроватью. Но сон и голод были забыты. Он держал голову, пока мама осторожно подкладывала плату на поднос, а потом по очереди подпаивала провода.

– Когда он очнется, надо будет нести его осторожно, как торт со свечками, понял? Ты понял, медведь? Я буду занята дверями по пути!

– А если не очнется?

– Очнется, – мама помогла уложить голову Юркоса обратно на поднос. Бормоча извинения, выдавила чуть ли не целый тюбик силиконового клея вдоль лица, на волосы, скулы, шею. Теперь Юркос был надежно закреплен, он смотрел печально в потолок, словно молился. Сане было не по себе от его выражения лица.

– Ему будет больно? – спросил он дрожащим голосом.

Мама вздохнула, покосившись на него. А потом скрутила последний провод и прижала его к подносу изолентой.

– Поглощает водород, азот, углерод, кислород. Поглощает водород, азот, углерод, кислород, – надрывно запричитал Юркос.

– Тише, тише, – мама погладила его по щеке. – Тише, мой друг. Мы знаем.

– Я не могу двигаться, я не могу двигаться, я не могу двигаться, Маша, я не могу двигаться… – с одной интонацией.

– Юркос, – мама прижалась щекой к его щеке, у нее были мокрые ресницы, – тише, мой дорогой, тише, слушай, я все объясню. У тебя осталась только голова.

– Только голова, только голова!

– Тише, он нас услышит. Ну же, хороший мой, любимый, самый лучший, не шуми. Смотри, тут Саня, он себя тихо ведет, видишь?

Мама отодвинулась. Саня подошел и навис над подносом так, чтобы Юркос мог его видеть. Тот мучительно глотнул и произнес неожиданно ласково, один глаз смотрел прямо на мальчика, второй вытаращился в потолок и не моргал. Что-то мама недопаяла…

– Ты не боишься, малыш?

Саня покачал головой и отошел. Видеть Юркоса таким было еще хуже, чем когда он был как мертвый.

– Не бойся, малыш, ты же будущий мужчина. Сейчас мы с Машей… Мы с твоей мамой все порешаем. Да, Маша? Да, Маша, да, Маша…

– Да, мой хороший. Ты нам поможешь. Докладываю обстановку.

Мама косилась на пульт, сыпала малознакомыми терминами, добавляя в основном к ним одни и те же слова: отключен, не отвечает, разбит… Юркос хмурился, скалился, в конце концов он прервал ее:

– Благодарю за доклад. Это все неважно, Маша. Проникновение.

– Проникновение шорохается по кораблю, поглощает…

– Поглощает водород, азот, углерод, кислород, поглощает…

– Юркос, тебе надо сосредоточиться и стараться блокировать речь после того, как ты сделал одно сообщение. Повторять будешь только по моей команде.

– Понял.

– Да, оно бегает по кораблю, поглощает все это, сожрал бриллиант из моего кольца и Санины грифели.

– Проникновение поглощает водород в первую очередь. Мы без топлива, – сказал Юркос и закрыл глаза.

Маша стояла над ним, хлопая ресницами. Потом обхватила себя за плечи руками и отошла к окну. Постояла, глядя на неподвижные звезды.

– Ты был прав, милый, это бесполезно. Что бы мы ни делали, мы останемся тут. Нам не сдвинуть эту махину. А тварь эта рано или поздно до нас доберется.

Ее трясло крупной дрожью, но она не плакала и казалась очень злой.

– Маша, – позвал Юркос. Та не откликнулась. Юркос лежал, вращая глазом и приоткрыв рот, вид у него был растерянный. Саня не выдержал, подошел к нему, погладил по лбу. Тот узнал мальчика и улыбнулся:

– Малыш, не бойся.

– Я не боюсь, – Саня через силу раздвинул губы в улыбке. – И ты не бойся. Мы придумаем что-нибудь. Починим тебя. А пока отдыхай и думай, хорошо?

– Понял, – отозвался Юркос ласково.

– Может, позвонить кому-нибудь? Спросить?

– Кому, Дом пуст. Посмотри на пульт! Из пятисот отсеков три с половиной с воздухом, мама обернулась к пульту и замерла. Горела одна зеленая лампочка. Вторая мигала. Остальные погасли.

– Позвонить, Маша, позвонить, Маша.

– Отставить повторять, – помертвевшими губами произнесла мама, не отводя взгляда от лампочки.

– Понял… – упавшим голосом сказал Юркос, но добавил. – Позвонить на Землю, Маша.

– Что случилось, мама? Почему ты так смотришь?

– Кислород исчез слишком быстро.

– Поглощает кислород…

– Видимо, да. Странно, почему он азот взял не из воздуха. Но теперь это неважно. Он жрет кислород. Наш отсек на грани. Остался один. В сердце дома. Но туда не пройти мимо этой дряни.

Тишина, только ветер особенно тоскливо взвыл в коридоре.

– А оттуда можно позвонить на Землю? – спросил Саня, покосившись на Юркоса.

– Позвонить на Землю, Маша, надо! – радостно ответил тот. – Малыш, умница. Маша!

– Да чем нам Земля поможет, она черт знает где вообще, даже если ответят. Господи, – женщина разрыдалась и села на кровать. – Котики мои! Все, можно просто выйти в коридор и поорать. Кислород кончается, дрянь в коридоре, мы тут просто ждем смерти.

– Ты сказала, что нам нужно думать на один шаг вперед. Шаг был – починили Юркоса. Теперь шаг – дойти до сердца Дома. По коридору. Там есть кислород.

– И позвонить на Землю, – добавил Юркос.

– Или просто ляжем и умрем, – пожал плечами Саня. Взял мамину сумку, сложил несколько банок. Мама убрала руки от лица и смотрела на него.

– Как пройти к сердцу? – спросил Саня, надев сумку через плечо и взявшись руками за защитный шлем.

– Командный отсек. В центре. Планшет, – подсказывал Юркос. – Малыш, умница. Маша!

Мама встала, взяла сына за щеки обеими руками, посмотрела в его упрямые глаза.

– Тебе не хватит этого костюмчика пройти по всем этим коридорам. Лифты не работают, придется переходить по лестницам. Там нет воздуха, даже если бы нам ничто больше не угрожало.

– Планшет, Маша, малыш, дайте мне голосовое управление, – попросил Юркос. – Умницы. Умницы.

– Передаю голосовое управление Юркос, планшет Маша Галактионова.

– Управление принято, – отозвался мелодичный женский голос.

– Карта. Построить маршрут к аварийным скафандрам. Ближайший, – Юркос задыхался и часто глотал.

– Маршрут построен.

Мама и Саня склонились над планшетом.

– Пятнадцать минут и все по лестнице. В принципе, сможем, – сказала мама.

– Карта, – Юркос выплюнул что-то склизкое и прокашлялся, мама с тревогой посмотрела на него. – Маршрут от точки на пути «скафандры» до точки командный отсек. Ближайший.

– Маршрут построен, – любезно сообщил планшет.

Мама сделала глубокий вдох, еще один, еще. Потом отобрала у Сани сумку с супом, повесила на плечо, проверила Санин костюм, потом свой. Надела на Саню шлем, повязала поверх костюма шаль, на которой закрепила поднос с Юркосом.

– Это чтобы у тебя руки не устали, милый, – сказала она дрожащим голосом. – Я пойду впереди, буду открывать двери. Ты идешь за мной.

– А папа?

– Кислорода нет нигде, милый. Папа не вернется.

– Но он может быть в скафандре!

– Хорошо. Пиши записку сейчас. Юркос. Ты должен поспать. До команды «доброе утро».

– Понял, – слабым голосом ответил Юркос, посмотрел на Саню и улыбнулся. – Спокойной ночи, малыш.

– Спокойной ночи, Юркос, – у Сани защипало в глазах, но он был уже в защитном шлеме, вытереть слезы было нельзя. Поморгал, чтобы прошло.

Написал на мамином столе красным маркером: «Папа, мы ушли в сердце корабля и позвоним на Землю. Саня и Маша».

Ветер шумел в коридорах, гудели провода, когда они наконец-то решились открыть дверь. В комнату тяжело упало что-то большое и твердое.

Это был папа. В скафандре.

– Оно сожрало его! – крикнул Саня, голос зазвенел эхом в коридорах.

– Нет, милый, нет! – мама удержала его. – Смотри. Он замерз. Он был в космосе. Он цел. Не как те мумии. Его смогут вернуть, просто не надо открывать скафандр.

В ее голосе звенели слезы, и Саня не поверил ей.

– А зачем тогда дым притащил его сюда?

– Не знаю, милый, может, думал, что мы ему поможем, может, хотел нас выманить. Идем, у нас мало времени.

Они поднимались по бесконечной круглой лестнице, на следующем этаже пришлось включить воздухообмен в шлеме. Мама быстро запыхалась, и Саня старался идти медленнее. На втором этаже они наткнулись на мумию.

– Это Никита Валерьевич, наш учитель математики, – прошептал Саня.

– Тихо, – ответила мама. – Я знаю. Не шуми.

На третьем этаже их встретила гробовая тишина, и Саня невольно вспомнил, что такая же была перед тем, как появился дым. Но ничего не клубилось в коридорах. Мальчик слышал только мамино дыхание в наушниках. Мама смотрела на планшет и открывала двери на этажи. На четвертом этаже они застряли. Много-много мумий, сложенных, как конструктор. Проход был заблокирован.

– Скафандры прямо над нами, – устало сказала мама.

– Растащим их?

– Не получится. Их много, они тяжелые. Пошли в стенах, как и собирались.

В каждой каюте был набор инструментов, отвертка нашлась быстро. Открутили панель и поползли по наклонной по воздушной шахте. Саня толкал перед собой поднос с Юркосом. Мама сильно отставала. Она дернула его за ногу и передала отвертку, протискивая ее между ногой мальчика и стеной.

Тот полз, толкая перед собой поднос с Юркосом, положив на него отвертку, время от времени посматривая в щели в поисках дыма. Но тот не появлялся. Наконец завал из мумий был пройден. Саня отвернул болты и вылез. Но мамы не было видно.

– Мама, ты где?

– Я застряла, но продвигаюсь. Не жди меня, иди к скафандрам и влезай в тот, что тебе по размеру. Не заставляй меня о тебе беспокоиться, ты почти взрослый.

– А ты?

– Я выберусь, сейчас каждый сам за себя, ясно?

– Понял, – иронично ответил Саня, подражая Юркосу. Планшет остался у мамы, но он в принципе уже знал, куда идти. Прошел, крадучись, оглядывая темные коридоры. Пусто. Только мумии стоят или лежат то там, то здесь. Нашел просторную комнату с висящими на стенах скафандрами, влез в свой по размеру. Прислушался. Мамы не было. Пришлось вернуться.

– Мама! – спохватился, что связь осталась в защитном шлеме, который он снял. Заглянул в шахту. Увидел мамину голову. Та не двигалась.

– Мама, как тебе помочь? – сказал он безнадежно. Протянул руку, но мама была далеко, а в скафандре он не залезет. Положил поднос. Снял скафандр, недолго думая. Надел снова защитный шлем, полез в шахту.

– Ты куда? – строгий, но усталый мамин голос.

– Тебя доставать.

– Я что велела делать?

– Я все сделал, мой скафандр на лестнице. Давай руку.

– Не могу вытащить руку.

– Я могу! – с трудом протиснул ладони между шлемом и стеной, ухватился за материал на плечах, подтянул. Мама брыкалась, как бешеная, но сдвинулись они всего на сантиметр.

– Это уже результат, – отдуваясь, сказала мама. – Давай еще.

Еще немного, еще. Пальцы заныли, как больной зуб, но Саня не сдавался. Вместе они доползли до выхода, там он смог упереться ногами как следует.

– Какой силач, – похвалила мама, отдуваясь, когда ее голова высунулась из стены. – А теперь в скафандр, живо! У тебя уже красный индикатор.

У нее самой был красный индикатор, но Саня ничего не сказал. Влез в скафандр, подхватил голову Юркоса на руки, молча ждал, пока мама выберется. Та первым делом помогла ему переключить динамики с внутренних на внешние, чтобы он слышал ее.

Когда они добрались до скафандров, воздухообмен у мамы медленно накрывался медным тазом. Защитный шлем запотевал, мокрые волосы облепили лицо.

И тут мама сматерилась. И еще раз. И еще. От нее Саня раньше никогда не слышал таких слов, только от старшеклассников в школе.

– Ты чего, мам?

– Эта… – опять слово, – сожрала кислород сначала здесь. Посмотри. Все баллоны вскрыты!

– А мой?

– А твой почему-то нет, – удивилась мама. – Ладно. Ладно. Сейчас ты берешь Юркоса, планшет и идешь прямо по маршруту. Разбудишь Юркоса, когда откроешь дверь, иначе он быстро сломается. Команду помнишь? Не произноси ее сейчас, просто скажи да или нет!

– Да, мама, а ты? Как же ты?

– А теперь снова каждый сам за себя, малыш. Я возьму твой защитный шлем. Поищу кислород в медицинском отсеке. Маршрут я помню. Я выберусь, мне главное – за тебя не волноваться. Ясно?

– Нет, – Саню что-то душило, и явно не недостаток кислорода был тому причиной. – Давай поделим кислород из моего баллона.