Текст книги "Кубок Брэдбери-2022"

– К тому времени я обязательно придумаю, как с тобой расплатиться, – сказала она, уходя.

Я поверил ей. И не поверил.

* * *

Как видите, вечером означенного дня госпожа Жанна вернулась. А я до последнего надеялся, что она не придёт. И в первую минуту дня следующего я бы завершил дело, убившее десять лет моей жизни. И совесть бы меня не мучила; уж я-то знаю, что в созревающем в матке существе человеческого не больше, чем в заводной кукле.

Потом бы я, наверное, напился то ли с радости, то ли с горя, то ли оттого, что выяснил бы окончательно и бесповоротно, что такого болвана, как я, во всём мире больше не сыщешь.

Но она пришла и принесла с собой запах дешёвого алкоголя и табачного перегара. А денег, конечно же, не принесла. Зато ей было что предложить. Она сказала, что, когда я завершу работу, они с Артуром уйдут. Совсем и навсегда. Конечно, я имею право потребовать у неё эти деньги. Тогда она тоже уйдёт. Одна. В полицию. Да, ей тоже будет плохо, но терять ей по большому счёту нечего…

Отгадаете, что я выбрал?

* * *

Я ловко подхватил вывалившееся из разверзшейся матки тело и уложил в заранее приготовленный саркофаг. Сначала я связал новорождённому руки и ноги и лишь потом перерезал пуповину. Тело издавало булькающие звуки, билось в путах и ужасно воняло.

Госпожа Жанна побледнела, мне подумалось, что она сейчас грохнется в обморок.

– Что с моим Артуром? – пробормотала она.

– Это не твой Артур, – не сдерживая больше раздражения, прорычал я, – пока ещё не твой. И вообще не Артур. Это… это просто бутылка, в которую ещё нужно налить вино. Может, хоть так поймёшь, дура!

– Так налей уже своё вино, – просипела госпожа Жанна, – и мне тоже налей…

Не обращая больше на неё внимания, я обмыл тельце, проверил рефлексы, воткнул в вены иглы, и саркофаг сразу начал закачивать в новорождённого необходимые препараты. Вот теперь и пришло время анимагии.

На словах это просто – берётся камень души и постепенно, слой за слоем, этот… как его… коннектом, переносится на уже обзавёдшийся нужными нейронными связями мозг. Медленно, по капле, бутылка наполняется вином. Вы думаете, магия – это когда гром и молнии, пламя и фейерверки? То – дешёвые фокусы, а волшебство – вот оно. Но если хотите спецэффектов, могу пробубнить парочку заклинаний. Пусть вокруг посверкает.

Я чуть не утонул в лавине информации, которую должен был профильтровать, рассортировать и разложить по полочкам мой мозг. Это вам не собачку оживить… Впрочем, история-то о другом.

– Вот и всё, – выдохнул я, захлопывая над бездвижным тельцем крышку саркофага.

– Ты его всё-таки прикончил? – прошептала госпожа Жанна.

– Живой. Кажется, живой. Остальное он сделает сам. Сначала научится дышать, писать, какать и всё такое. А уж после будет учиться быть человеком. Пойдём, Жанна, не нужна ты ему сейчас. И никто не нужен. А я хочу выпить.

– Что-о-о? Я десять лет ждала… А теперь «пойдём отсюда»?

– Если не веришь мне, какого чёрта вообще сюда припёрлась? Давно хотел спросить, как ты меня нашла? У меня что, на двери висит табличка, что здесь практикует самый глупый анимаг на свете? Я, конечно, глупец, но знаю, даже коту порой нужно несколько дней, чтобы снова стать котом. А тут всё намного сложнее. В общем, делай как знаешь, а я с этой секунды свободен от тебя и твоего ублюдка. Если нравится, сиди здесь, а я пойду, нальюсь по самую макушку. И просплюсь. И снова напьюсь. Потому что всё так или иначе закончилось!

Может, у меня и не хватило сил сказать всё это вслух, может, я это лишь прошептал или только подумал, что прошептал. Неважно. Выплеснув на госпожу Жанну дерьмо, что копил все эти годы, я ощутил непривычную свободу. А потом оказалось, что это вовсе не свобода, это – пустота, которая вытягивает из меня последние силы.

Нетвёрдой походкой я зашагал к лестнице. Ноги подгибались, и, если бы госпожа Жанна не сверлила меня взглядом, пожалуй, опустился бы на четвереньки, да так и пополз.

– Эй, – услышал я тихий оклик. – Эй, алкаш несчастный, если хочешь напиться, никто ведь не возражает. Бери всю выпивку, какая есть в твоей халупе, и тащи сюда…

Напиться я тогда не успел. Кажется, не смог даже доковылять до кровати. Помню ещё: удивился, что за окном уже вовсю светит солнце. А потом меня накрыла дурная мгла.

* * *

Очнулся я, будто спящая принцесса, от поцелуя. Вялого и какого-то дурнопахнущего. А может, это у меня во рту скопилась горечь.

– Надо идти, – сказала Жанна. – Еда на столе, выпивка, если ещё хочешь напиться, тоже. Муж идиот, ему я что-нибудь совру. Но у меня теперь сын. Другой, настоящий, зовут Валентино, если тебе интересно.

* * *

Я отправил Жанне сообщение: «Артур вернулся», и через час она была у меня. Артур всё ещё был слаб, он свернулся в кресле, укрытый пледом. Мистер Вампир-третий грел его ноги пушистым тельцем.

– Сынок, – неуверенно прохрипела госпожа Жанна, и мне показалось, сейчас она упадёт без чувств. – Артур?

– Дядя доктор, кто это? Вы сказали, что за мной придёт мама.

– Я и пришла.

– Ты не мама, – всхлипнул Артур. – Мама другая. Красивая.

– Это она и есть, – сказал я. – Я же тебе рассказывал, что ты долго болел, ты очень-очень долго болел. Многое за это время изменилось, и твоя мама тоже немножко постарела. Так бывает. Ну, посмотри внимательнее…

Я не успел её остановить. Она прижала мальчика к груди. А тот бился из последних невеликих сил в жадных объятиях. Плакал и вырывался.

* * *

Пара недель прошла будто во сне. Я шлялся по дому, не зная, чем себя занять. «У них всё хорошо, у них всё хорошо», убеждал я себя. Но у них всё было плохо.

Она привела Артура ко мне. Она кричала, сыпала угрозами. Она заявила, что я подло её облапошил и ограбил. Требовала, чтобы я вернул деньги. Она сказала, что идёт в полицию.

– Пожалуйста, если хочешь во второй раз потерять сына, – сказал на это я.

– Я его и так потеряла. Тогда, давно. А это чудовище…

– Это именно твой сын, – ответил я. – Точь-в-точь. Фирма гарантирует. Десять лет я потратил на то, чтобы он к тебе вернулся. А теперь придётся поработать тебе, если хочешь по-настоящему вернуть мальчика. И ни на кого ты это дело не переложишь…

Она не стала слушать мои поучения. Дверь за ней захлопнулась, и все слова: и те, что я успел произнести, и те, которые только собирался, улетели в пустоту.

* * *

Я складывал вещи в саквояж. Бежать я не собирался – куда мне бежать? Если Жанна действительно пойдёт в полицию, недолгий остаток жизни я проведу на Северном материке, быть может, добывая золото на той самой жиле, которую нашёл её первый муж. Просто надо было хоть чем-то себя занять.

– Дядя доктор, возьмите меня с собой.

Вот черт, про мальца-то я сгоряча и забыл.

– Ты хоть знаешь, куда я собираюсь?

– Нет, но мне всё равно больше некуда идти.

– Эх, Артур. Что же всё-таки у вас случилось?

– Эта тётя… вы говорите, что она моя мама… а она не она… только немного похожа… иногда… но мама меня любила, а тётя… боится… а я что, заразный? А он, который не мой папа. Он говорит, не подходи… А она говорит, что я должен её любить, что из-за меня у неё вся жизнь пошла не так, а я… А я ничего не понимаю… А у неё другой сын, она его любит, а меня… Он меня толкнул, я тоже, она увидела… Говорит, что настоящий я никогда бы так не сделал, а я не настоящий, получается? А она опять кричит…

Подошёл кот, с интересом посмотрел Артуру в глаза. Мы в ответе за тех, кого оживили. Кажется, так сказал поэт. А может, и не поэт, может, и не сказал. Неважно.

– Вот, – сказал я. – это Мистер Вампир-третий. Когда-то он был просто Мистером Вампиром. А после стал Мистером Вампиром-вторым. Про него тоже подумали, что он ненастоящий. Я оставил его у себя. Думаю, вы подружитесь. Не знаю, поймёшь ли ты меня, парень. Когда-нибудь, уверен, поймёшь. А сейчас просто поверь. Она и есть твоя мама. Просто она очень долго ждала, когда ты выздоровеешь. И она за это время изменилась, и жизнь вокруг тоже изменилась. А ты остался прежним. И никто ничего с этим поделать не может. Она… она тоже тебя любит. И все эти годы любила. Беда только в том, что это сначала она любила именно тебя, а потом стала любить свои воспоминания о тебе, свои мечты о тебе и свои представления о тебе. Она выдумала тебя заново и решила, что это и есть ты настоящий. Но она поймёт. Когда-нибудь она обязательно поймёт. Хочешь есть?

– Нет, спасибо… Да, очень хочу. А что теперь делать?

– Ждать. Давай будем ждать вместе. Рано или поздно она вернётся. Опять станет другой и вернётся. Она всегда возвращается.

– Правда?

– Ну конечно, правда, – уверенно ответил я, хотя ни в чём не был уверен. С госпожой Жанной ни в чём нельзя быть уверенным.

Шура Хозей

Спецэффект, или Парная терапия

Она скорчила рожицу, увидев свое отражение в витрине с женской одеждой.

– Как думаешь, мне пойдет? – спросила Лиза, кивнув в сторону широкополой оранжевой шляпы.

– Тебе пойдет все, – только и мог ответить я.

Она вдруг обернулась и строго посмотрела на меня.

– Не смей говорить любую чепуху, лишь бы затащить меня в постель.

– Хорошо. Тогда шляпа будет лишней.

Она удовлетворенно кивнула, пожала плечами и пошла дальше вдоль стеклянных витрин, по которым взволнованно прыгали солнечные зайчики, отлетая от серебряных пайеток на ее сандалиях.

– А если не буду говорить чепуху?

– Что? – она обернулась и пошла спиной вперед, чтобы смотреть на меня.

– Если не буду говорить чепуху, шансы на постель остаются?

– Возможно, – она улыбнулась, и из ее губ вылетел короткий смешок.

21.04.2030

– Возможно, – только и ответил врач, сосредоточенно высматривая что-то в мониторе.

– Что значит «возможно»? Медицина – точная наука, разве не так? – я начинал терять терпение.

Лиза с виду была совершенно спокойна. Она просто смотрела перед собой, куда-то в сторону кушетки, на которой только что лежала, а ее длинные пальцы без остановки крутили у мочки уха длинную прядь медных волос.

– «Возможно» – потому что данная терапия пока новая, она только тестируется. Я не могу дать вам гарантий, – непроницаемо ровно ответил врач, выглядывая на меня из-под очков.

«Чертов врач, похож на рептилию».

– Да, я согласна, – ответила Лиза.

Я посмотрел на неё. Локон на ее пальце был натянут, как тетива лука.

– А вы? – спросил врач, переводя взгляд на меня.

– Тогда я тоже, – сказал я, сжав зубы.

Она не оставила мне выбора.

– Отлично. Тогда… Вам нужно будет подписать вот этот документ, – врач вытащил стопку каких-то бумаг из ящика стола.

«Он знал, что мы согласимся, заранее распечатал», – промелькнуло у меня в голове.

Я взял у него стопку. На первом листе вверху страницы заглавными буквами значилось: «СОГЛАСИЕ НА ПРОХОЖДЕНИЕ ПАРНОЙ ТЕРАПИИ». Чуть ниже: «ПАЦИЕНТ: Елизавета Арсентьева, ПАРТНЕР: Евгений Арсентьев».

Теперь у нас есть еще один официальный документ на двоих. Только после первого такого мы принимали поздравления, а теперь придется принимать таблетки.

– Я хотела бы еще раз уточнить, насколько необходимо принимать эти лекарства Жене? Ведь он же не… – вырвалось у Лизы, как только ручка в ее руках почти коснулась поверхности бумаги. У врача вырвался громкий вздох, который он постарался сгладить спокойным выдохом.

– Как я говорил и как написано на сайте, парная терапия направлена не только на физическое исцеление пациента, но также и на нормализацию морально-психологического фона. Нет ничего хорошего в ситуации, когда испуганные родственники, увидев внешние изменения пациента от терапии, начинают еще сильнее беспокоиться, ударяться в религию и рыдать или, еще хуже, абстрагироваться. Этими реакциями они не помогают, а наоборот, задавливают больного. Он боится не только за себя, но и за родных, а это, поверьте, нисколько не способствует выздоровлению. Считайте таблетки вашего партнера как бы… Некой формой успокоительного. При полном сохранении ясности восприятия, конечно. Но, как я и говорил ранее, вы можете отказаться от этой терапии и вернуться к более традиционным препаратам.

– Но тогда и лекарство Лизы будет другое?

– Да, тогда будет использоваться лекарство предыдущего поколения.

– А если я хочу новое лекарство, но без таблеток для Жени?

– Тогда стоимость будет другой. Евгений, по сути, участвует в тестировании парной терапии, и за это вам полагается скидка. Без его таблеток элемент тестирования уйдет, и новый препарат будет предложен вам по стандартной цене.

– Ну что, значит… Все решено, – Лиза была похожа на зверька, запертого в клетке, который в порыве своих метаний уже сделал несколько попыток вырваться, но снова пришел к выводу, что это невозможно.

Она сглотнула и начала заполнять документы. Ей пришлось выпустить из рук медную прядь, и она растрепанно лежала на ее плече.

Следом заполнил я, следуя за строчками, на которых тонкой рукой Лизы уже были проставлены ее подписи.

– Поздравляю. Сегодня мы оформим все в системе, а уже завтра вы сможете забрать таблетки у нас в аптеке, – с торжествующей улыбкой сказал врач и обратился только ко мне. – Кстати, напоминаю, что в рамках тестирования вы должны вести дневник и описывать все впечатления от приема.

Так у меня появились эти заметки, а у нас с Лизой по личной упаковке с пилюлями.

В первый вечер она была веселой, вернее, хотела казаться такой. А я ужасно хотел ей верить и потому вел себя так, как будто все в норме. Это был такой спектакль на двоих. Вот она – выходит из ванной, срывает с головы полотенце и швыряет им в меня. Я хохочу, убираю полотенце, ловлю ее, и мы перекатываемся на другую половину кровати. Плевать, сколько ее волос осталось на том полотенце. Главное – наш спектакль.

Поздно ночью, когда она уже спит, наступает время для критики, как в театральных обозревателях. Я тупо смотрю в потолок, затем на нее. Интересно, каково соотношение любви и привычки в наших отношениях? Раньше мне казалось, сто к нулю. Но время идет и требует пересмотреть пропорцию. Но я ее уже не знаю. Да и пересматривать ее накануне такого серьезного лечения – плохая идея. Что я хочу понять? Что к любви и привычке примешалось еще и горькое слово «долг»? Что я не люблю человека, который, лежа со мной в одной постели, мучается от болезни и будет принимать тяжелое лекарство? И что дальше, если не люблю? Как будто это что-то теперь поменяет – сейчас уже слишком поздно уходить и давать заднюю. Вы, наверное, думаете: «Что за меланхоличный псих, мужики никогда так не размышляют». Но оказывается, когда все становится плохо, мы сразу начинаем думать головой. Когда все хорошо, головой обычно не пользуются.

22.04.2030

Утром она, как всегда, просыпается раньше меня. Никогда не любил это чувство: ты еще лежишь в кровати, а за стенкой уже шумит чайник, льется вода, слышатся шаги. Все это будто напоминает тебе, что уже пора вставать, а ты, такой ленивый осел, все еще изображаешь кисель в своей постели.

А теперь она болеет, ей нужна помощь. Она, то есть ее болезнь окончательно отобрала у меня право просто ничего не делать, пока Лиза занята хоть чем-то более-менее энергозатратным.

Пришлось встать и прийти на кухню. Конечно, она справляется сама. Но теперь, пока я в трусах сижу, прислонившись спиной к холодной стене, хотя бы внешне видно, что я вроде как с ней, тоже как будто занят чем-то важным.

– Давай помогу?

– Нет, что ты, я сама, – она деловито снимает с плиты сковородку со свежим омлетом. Он пестрый и ароматный. Она методично делит его лопаткой на две части, и та часть, что побольше, послушно соскальзывает в мою тарелку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Я уже приняла таблетку. Вот твоя, – отставив сковородку, она достает откуда-то блистер, и вот уже маленькая розовая таблетка лежит возле моей вилки.

– Хорошо. Только можно мне…

– Кофе? Уже почти готов, – она указывает мне на кофеварку, которая сцеживает черный напиток в стеклянный чайник.

– Воду, зай. Таблетку запить.

– Ах да, прости, – она наливает стакан воды, и я залпом запиваю таблетку прежде, чем она успевает произнести…

– Стой!

– Что?

– Я хотела сказать, что ты можешь ее не пить. На обследовании скажешь, что пил. Как они догадаются?

– А как же всякие там анализы? Думаешь, они не поймут?

Лиза потупила глаза и опустилась на стул.

– Не заморачивайся, – я принялся за свой завтрак.

Таблетка, кстати, оказалась безвкусной, нет никакой горечи на языке. Ну хоть на том спасибо.

– Чем ты хочешь заняться сегодня?

– Я хочу пойти в парк.

Я вспомнил, как в прошлом году в это время мы устраивали пикники в парке. И она тут же спросила:

– Хочешь, пойдем вместе?

– Только если ты хочешь, чтобы я пошел с тобой.

– Какие мы вежливые, да, Женя? Такие вежливые, что уже и сами не знаем, чего мы хотим.

– Я хочу пойти с тобой.

– Хорошо, тогда ешь завтрак, а я пойду к себе.

«К себе» – значило, что она пойдет к своему столику в нашей спальне, захватив с собой оставшийся кофе, включит плазму, настольную лампу и будет причесываться, наносить все эти кремы и прочие штуки, при этом слушая свой сериал по плазме. Я уже давно понял, что это просто женский вид медитации.

Погода стояла ясная и теплая, поэтому повсюду были люди, которые гуляли парами, семьями, большими компаниями. Немного пройдя по аллее, заметив пару белок и спугнув нескольких медлительных голубей, она вдруг отпустила мою руку и, сорвав с ветки лист, начала медленно рвать его на мелкие клочки. Так она делала, когда сильно нервничала.

– Все нормально? – спросил я, прекрасно зная ответ.

– Может быть, теперь мы сможем снова друг друга полюбить? – она сказала это тихо, не глядя на меня, как будто заранее готова была отказаться от этих слов.

Такого я не ожидал.

– Что?

– Ну… Ты ведь уже не любишь меня. И это было… естественно. То есть любовь же проходит, да? Когда все хорошо и нет больше этой загадки, понимаешь? Ты уверен, что я твоя, а я уверена, что ты со мной. И мы больше не охотимся друг на друга. Это как у диких животных. Я перестаю чувствовать твой запах, узнавать твое настроение по звуку кроссовок, которые ты оставляешь у входной двери. Перестаю бояться тебя потерять. Но теперь ты можешь потерять меня – навсегда. Как ты думаешь, Женя, это сможет заново запустить этот инстинкт?

Я не знал, что ответить. И большинство из нас, мужчин, не знает ответы на такие вопросы.

– Думаю, так может случиться, – я подумал, что это единственный правильный ответ.

– И тебе бы хотелось этого? Вроде как: «Вау, ура, у нас все снова будет клево!» или скорее: «Хм-м, ну нет, еще влюблюсь, а она умрет»?

– А тебе хотелось бы?

– Если бы эта новая любовь помогла мне выздороветь, то хотела бы.

– А если я влюблюсь, а ты нет?

– Ну мне можно, я же все-таки умираю!

Что было хуже? То, что она сказала вслух «умираю» или то, что мы оба признались в том, что больше не любим друг друга?

28.04.2030

Шел где-то шестой-седьмой день таблеток. Я жду «внешних изменений» Лизы, о которых предупреждал доктор. Где вы, твари? Я принимаю все по-честному, но пока ничего. Кажется, ее волосы стали даже гуще. Она часто мне улыбается. Правда, мы стали меньше гулять и больше смотреть кино, оставаясь дома по вечерам.

– Как тебе кино? – спрашивает она, убирая звук на плазме. Глаза ее горят и даже кожа горячая.

– Ничего, – я рассеянно пожимаю плечами. Мы оба знаем, что это означает «не очень».

Я встаю убрать в раковину пустую тарелку из-под орешков со словами:

– Ложимся спать?

Но она берет меня за руку и останавливает.

– Не уходи. Побудь со мной.

Я покорно ложусь рядом. Тарелка остается стоять, по плазме под странную музыку ползут длинные титры. Я ложусь рядом с ней, на бок, как и она. Мы смотрим друг на друга не отрываясь. Так часто бывало раньше, когда мы только начинали встречаться: мы долго смотрели друг на друга, а после этого случался секс. Мы как бы пытались сверить часы без слов – если другой молчит, значит, все сказано, все в порядке. И вот теперь мы снова здесь: тот же диван, плазма и пустая тарелка. И она смотрит на меня с улыбкой, которая постепенно пропадает. Чем серьезнее она смотрит, тем сильнее я чувствую то самое, давно забытое электричество между нами. Я жду, пока воздух станет совсем осязаемым и официально начнется игра: «Кто на кого набросится первым». Обожаю!

Я совсем близко и изучаю ее в макроприближении. Черт, кажется, таблетки правда действуют? Ее кожа снова стала смуглой, будто загорелой, и эта родинка под ее левым ухом на шее перестала выглядеть болезненно и снова стала сексуальной. Кажется, Лиза даже стала пахнуть… Собой, как тогда.

Конечно, я первый не выдерживаю в нашем молчаливом поединке. Я целую эту родинку, словно мы не виделись миллион лет. Не может быть! Прямо как раньше.

– Ты снова пользуешься теми духами?

Я имею в виду духи, которые я ей дарил.

– Хочешь поговорить о духах? – она смеется, и я наконец убеждаюсь, что она тоже хочет меня.

Это знание окончательно убивает меня, я перестаю бояться, и вот уже ее тело полностью подо мной.

– Все ок? – я должен убедиться заранее.

Она просто кивает и мгновенно заполняет собой всю комнату. Наконец-то, как я скучал по этим моментам. Она целует меня быстро, коротко, сильно, и каждое прикосновение разрядом проникает под кожу.

Вдруг она переворачивает меня на спину. Ее внезапно вернувшаяся сила возвращает мне свой мощный импульс, и я чувствую его каждой клеточкой тела. Она сверху, и ее бедра плотно обхватывают мои.

Я закрываю глаза, чтобы открыть их только в конце, когда мы оба будем опустошены, как винные бутылки. А пока – темнота, яркие вспышки, словно в калейдоскопе, и ее руки, которые проворно расстегивают молнию на моих шортах. В какой-то момент я наблюдаю за всем словно со стороны – я настолько забыл эти ощущения с ней, что словно смотрю второй фильм.

Наконец-то происходит контакт, и я замираю, точно осваиваясь в новом знакомом пространстве.

Она начинает раскачиваться, мы двигаемся все быстрее, и я вдруг открываю глаза. Ее лицо горит, волосы растрепаны.

– Ты в порядке?

Спрашиваю и ругаю себя за то, что не спросил раньше.

– Скажи мне, если нужно будет остановиться…

Я хочу сказать еще что-то, но она кладет горячую ладонь на мои губы.

Взрыв. Взрыв. Взрыв.

– Нет, не останавливайся.

Эти слова освобождают, словно ступени, которые оставляют ракету, наконец-то оторвавшуюся от твердой почвы.

Когда все стихло и дыхание выровнялось, у меня снова вырвался тот самый вопрос.

– Почему у нас нет детей?

– Ты шутишь?

– Нет, я имею в виду, до того. До того как мы узнали… Почему?

Она молчит. Я хочу сказать еще что-то, но веки становятся слишком тяжелыми. Неважно, что она ответит. Даже если она не захочет детей. Теперь у нас все будет хорошо.

Я снова был дома. Наконец-то.

29.04.2030

Неужели хороший секс способен все поменять? В то утро она стала еще красивее. Может, это выброс гормонов или еще что-то? Произошла перезарядка, словно запустили какой-то двигатель.

В тот день наши общие друзья позвали нас на новоселье. Аня и Макс наконец-то обзавелись своим домом, собственно, они же нас и познакомили. Лиза не могла не пойти, ведь Аня была ее лучшей подругой. Меня позвал Макс – мы учились в школе вместе. Страшно подумать сколько лет назад.

Стоя перед зеркалом в коридоре и встряхивая волосы перед выходом, Лиза вдруг заявила:

– Аня думает, мы расстались…

– Что?

Словно холодный душ после жаркой бани. Она лишь пожала плечами, не отрывая взгляд от своего отражения.

– Почему она думает, что мы расстались?

– Я сказала ей пару недель назад. Тогда.

Я без объяснений понял, о чем она говорит. Это была одна из наших самых крупных ссор.

– Значит, Макс тоже так думает?

Она пожала плечами и протянула мне блистер. Я проглотил таблетку насухую, и мы вышли из дома.

Дома у ребят было шумно, весело и тепло, хотя помимо нас были приглашены еще по меньшей мере человек пять. Дом и правда был крутым: два этажа, большая гостиная внизу, спальня и детская наверху. Я знал, что Макс и Аня долго копили деньги, но это была их мечта.

Аня обеспокоенно отвела Лизу в сторону и что-то спрашивала, трогая ее волосы. Лиза что-то ответила, и они обнялись. Аня покосилась на меня, и Лиза, воспользовавшись моментом, упорхнула, видимо, не дав Ане возможность расспросить про нас.

Это был странный вечер. Мы сидели не рядом и почему-то поддерживали всеобщее убеждение о том, что расстались. Мне это казалось забавной игрой, а Лиза, видимо, не хотела, чтобы Аня посчитала ее мягкосердечной. То и дело бросали друг на друга взгляды поверх стола, но быстро их переводили, как будто были шпионами на задании. Но когда первая бутылка вина была прикончена, этот спектакль начал нас веселить, особенно когда мы случайно касались друг друга и невольно вспоминали прошлую ночь. Нашу единственную ночь за последние месяца три.

В какой-то момент женская половина нашей компании решила, что пора танцевать. Незнакомая мне девушка, которую я видел тогда впервые, запустила новый плейлист, и подруги вышли из-за стола для танцев. Парни, включая меня, остались сидеть, продолжая одни и те же разговоры. Когда девчонки окончательно про нас забыли, Макс наклонился ко мне.

– Ну ты как?

Я понимал, что он намекал на Лизу, и решил, что лучшим решением будет загадочно пожать плечами.

– Как ее здоровье? Или вы совсем не общаетесь?

– Гораздо лучше, я бы сказал, стабильное улучшение. Мы… Общаемся иногда, да.

Максим понимающе кивнул и отстал от меня. Тем временем трек сменился на медленный. Кто-то из девчонок хотел его пролистнуть, но Макс неожиданно подскочил.

– Стойте, стойте! Я хочу пригласить тебя на первый танец в новом доме, – и он почтительно подал Ане руку.

Это было трогательно и мило, насколько вообще может быть милым поведение такого здоровенного мужика, как Макс. Аня умиленно сложила руки на его плечи, и они обнялись, медленно качаясь под музыку.

Я бросил быстрый взгляд на Лизу. Да что там, я не переставал смотреть на нее. Она тоже смотрела на меня, но старалась не показывать виду. Я почувствовал себя прыщавым школьником.

– А давай как будто мы не расстались, – я подошел к ней и максимально официозно взял за талию.

– Как будто мы живем вместе?

Ура, она согласилась сыграть в эту игру. Я знал, что на нас все смотрят, и от этого было еще интереснее следить за ее реакцией.

– Да, как будто мы вместе живем и смотрим по вечерам кино. А по выходным ходим в парк…

– И не принимаем таблетки?

– Никаких таблеток.

Она засмеялась и уткнулась мне в плечо. Аня, танцующая рядом, не могла скрыть своего изумления.

– На нас все смотрят, – выдохнула Лиза в мой свитер.

– Ничего, скажешь, что я пытался тебя вернуть, но ты меня отшила.

– Почему не сказать им правду, что мы вместе?

– Не знаю. Я думал, ты хочешь сегодня побыть одна.

– Ты же не оставишь меня одну?

Она серьезно или это флирт?

– Ни в коем случае.

Мы ушли с вечеринки вместе, под сдавленный шепот друзей, как будто были подростками в компании одноклассников. Они только начали встречаться, и пока об этом никто не знает. Потрясающее чувство: свежее, странное, ностальгическое.

Когда мы вернулись домой, то снова стали самими собой. Я соскучился по нам и готов был обнимать эту предсказуемую бытовую совместную жизнь, которую мы на несколько часов покинули.

21.05.2030

Примерно так мы прожили целый месяц – возможно, лучший в моей жизни. Мне было не до записей все это время – мы каждый день проводили вместе.

Мне кажется, Лиза даже стала пахнуть как тогда. Но не духами, чем-то другим. Что это? Иллюзия? Таблетки?

Кстати, о них. Сегодня утром я по привычке потянулся к блистеру, но он был пуст. Черт, надо было зайти в аптеку – Лиза напоминала мне еще вчера. Усилием воли я заставил себя подняться с постели: ее не было рядом, в ванной шумела вода. На туалетном столике стояла ее баночка с таблетками – там еще было достаточно. Видимо, закончились только у меня.

Быстро набрасываю футболку, залезаю в шорты. Аптека рядом, я успею вернуться еще до того, как она выйдет из душа. Как странно – я боюсь даже выйти из квартиры, как будто, если вернусь, все опять станет плохо, как пару месяцев назад. Но я не успеваю даже впрыгнуть в кроссовки – дверь душа открывается, она стоит в полотенце и держится за косяк.

– Мне так больно.

Присмотревшись, я понимаю, что у нее красные глаза, как от слез.

– Тихо, тихо, – иду к ней, волоча за собой полунадетую кроссовку.

– Можешь пока не уходить?

– Конечно.

Поход в аптеку отменяется. Я переодеваю ее в пижаму и отношу в кровать.

Пытаюсь заполнять пустоту тупыми фразами, но, кажется, это работает – она улыбается, слезы высыхают. Я включаю какой-то фильм и качаю ее на коленях. Знаю, что теперь этот фильм, как и все другие за дни ее болезни, будет отравлен, и мы больше никогда его не пересмотрим.

– Женя, я стала такой страшной…

– Что? – все холодеет внутри меня. – Зай, ты никогда не была красивее, чем сейчас.

– Ты мне врешь! Зачем ты мне врешь?! – она снова плачет.

– Да нет же!

Что за кокетство? Беру в ладони ее лицо, провожу пальцем по коже.

– Лиза, ты никогда так не сияла. Ты просто светишься.

Целую ее, но она устало отстраняется.

До самого вечера она так и не захотела есть, и я остался с ней в постели, как с маленьким ребенком, который боится оставаться один.

Был уже глубокий вечер, когда я вспомнил про таблетки. Черт! Было поздно, и у Лизы только-только поднялось настроение, так что я решил никуда не идти, чтобы ее не расстраивать. Куплю завтра с утра, один день пропущу – ничего страшного. Мы уснули вместе в полном беспорядке, среди смятых простыней.

22.05.2031

Наступило утро, и я проснулся рано – наверное, потому, что мы рано легли. Солнце ласково прогрело одеяло и скользнуло по моей щеке. Что было вчера? Таблетки… Да ну их к черту.

Боковым зрением я вижу и чувствую, что Лиза еще не встала, и поворачиваюсь, чтобы ее обнять. Но когда я поднимаю голову, то обнаруживаю незнакомое лицо на соседней подушке. Я настолько не ожидал, что даже невольно вздрагиваю и цепенею. Это лицо напоминает мне Лизу, но оно другое: бледное, безжизненное, с впалыми глазами. Волосы собраны в какую-то косынку, которая чуть сбилась на бок ото сна, и из-под нее вместо роскошной медной копны торчит короткий куцый пучок.

Я отказываюсь верить своим глазам и встаю, чтобы найти Лизу в другой комнате. Может быть, она на кухне, готовит кофе, как всегда? Или в душе? Женщина в моей постели не может быть ею.

От моего резкого подъема она просыпается и в недоумении провожает меня взглядом сквозь слипающиеся веки.

Кухня. Прихожая. Душ. Пусто.

Ее обувь стоит в прихожей, плащ и куртка – на месте.

– Что случилось?

Ее голос возвращает меня в реальность. Лиза (теперь я понимаю, что это она) привстала в постели и следит за мной. Я смотрю на нее, и она встречает мое недоумение.

– Нам нужно к врачу.

– Ты что, не узнаешь меня?