Текст книги "Победа – одна на всех"

В городе Калинине наши отступившие войска оставили невзорванным железнодорожный мост через Волгу. Через этот мост немцы питали свою ударную группировку. Все попытки нашей авиации разбомбить его окончились неудачей, хотя при налетах были потери и в людях, и в самолетах. Было принято решение разрушить мост с помощью экспериментальной техники.

Для решения этой задачи было привлечено конструкторское бюро, которое уже не один год работало над беспилотным полетом, точнее – радиоуправлением одного самолета с другого. Нам выделили две машины: бомбардировщик ТБ-3 – он должен был стать беспилотным самолетом-торпедой, и ИЛ-4.

Скоро начались пробные вылеты. Майор Тягунин со своим экипажем поднимал ТБ-3 в воздух, а следом взлетала наша машина. Рядом со штурманом Карагодовым у нас летел военинженер 2-го ранга Володя Кравец, который контролировал работу аппаратуры.

Все шло хорошо, и техника работала надежно, но пока мы тренировались, а потом преодолевали трудности, связанные с погодой и с подготовкой к вылету, положение на фронте резко переменилось к лучшему. Наши войска перешли в наступление, выбросили немцев из Калинина, и те в свою очередь тоже не сумели подорвать мост. Наверно, так даже и лучше получилось.

Но затея с радиоуправляемым самолетом не была оставлена.

В марте 1942 года была организационно создана Авиация Дальнего Действия. Командовать ею был назначен генерал-лейтенант А. Голованов, а начальником штаба – генерал-лейтенант М. Шевелев. Командование АДД стало подыскивать цель, готовить вылет.

Наконец, 25 марта мы получили «добро», вылет состоялся, но, к сожалению, из-за несогласованности в действиях разных подразделений успеха добиться не удалось. Вот как получилось.

С аэродрома поднимается ТБ-3, за ним наш ИЛ-4. После разворота заходим ТБ-3 в хвост, включаем систему радиоуправления и над аэродромом даем команду покинуть самолет. Экипаж и инженеры выбрасываются с парашютами.

Ложимся на курс. Впереди – самолет без единого человека. Это второй такой полет в истории нашей авиации. Первый выполнили в 1936 году на самолете ТБ-1. Система радиоуправления действует так хорошо, что даже не верится, будто на нашем ведомом нет пилота.

Вскоре к нам пристраиваются одиннадцать истребителей сопровождения, и мы все вместе берем курс на цель – Вязьму, где железнодорожный узел, по сведениям разведки, забит немецкими эшелонами.

Полет необычайно трудный. ТБ-3 идет со скоростью 130–135 километров в час. Скорость ИЛ-4 намного больше и, чтобы держаться за ведомым, не обгонять его, мы выпустили шасси. Летим по прямой, потому что для маневра нет скорости. Элероны малоэффективны, и от кренов удерживаю самолет рулем поворота. Для истребителей мы уж и вовсе плетемся «по-черепашьи», но они хоть могут ходить вокруг нас, а мы должны следовать строго в кильватере ведомого.

До линии фронта 50 километров. Появляются облака, спускаются все ниже и ниже. Снижаю ТБ-3, снижаюсь сам. Видим, дальше погода будет еще хуже. Действительно, линию фронта проходим на высоте 200 метров. Но что такое: где истребители? Один рядом с нами, а других не видно ни впереди, ни по сторонам. Стрелки докладывают: остальные десять повернули назад. Вот так.

Дымка сгущается. Боюсь потерять ТБ-З, подхожу к нему метров на сто. С земли начали стрелять из всех видов оружия. Наши самолеты – в кольце разрывов. Стрелки непрерывно отвечают. А моя задача: строго выдерживать курс, никакого маневра. Смотрю на истребитель – какой молодец! – не оставил.

До цели 20 километров. Идем в сплошном огне. Появляются пробоины. А облачность все давит к земле – наша высота уже 150 метров.

Внезапно – ТБ-3 исчез. Нет его, не видим под нижней кромкой облачности. Володя Кравец кричит: «Догоняй!». Я отвечаю: «Проверьте радиоуправление. Надо выдерживать скорость и курс. По расчету времени дадим команду на снижение».

Так и сделали. Но наш ведомый перестал подчиняться командам, а причину мы узнали, когда вернулись на свой аэродром: зенитным снарядом вырвало кусок обшивки фюзеляжа вместе с радиоантенной. По возвращении узнали и то, почему ушли истребители. Оказывается, они получили распоряжение вернуться, если облачность спустится до пятисот метров. Как было обидно, что пропал труд большого коллектива!

Весной 1942 года получил назначение в 432-й тяжелый бомбардировочный полк, который вскоре вошел в состав вновь организованной 45-й тяжелой бомбардировочной авиационной дивизии. Командиром первого полка был назначен майор Егоров, второго – майор Лебедев. Командир дивизии – полковник Лебедев, его заместитель – подполковник Счетчиков (ныне генерал-полковник).

Состав полка был очень опытным: кадровые летчики и штурманы гражданской авиации, летчики-испытатели, полярные летчики. Среди них, например, такие известные пилоты, как А. Алексеев и М. Водопьянов. Экипажи полка уже в 1941 году бомбили Берлин, Кенигсберг, Данциг.

После очередного курса тренировки на ТБ-7 снова боевые вылеты.

24 нюня – вылет на Кенигсберг. 25 июня – Инстербург. Получай, фашистская Германия! Пусть твои города тоже узнают, как погружаться во мрак после первых разрывов бомб, пусть торопливо и запоздало огрызаются, посылая снаряды в пустое ночное небо. Вспоминаются страшные летние месяцы сорок первого года, когда мы избегали летать над железными и шоссейными дорогами, когда беженцы, уходившие на восток, разбегались при виде любого самолета, когда люди выбрасывались из идущих на полной скорости поездов, потому что гитлеровские летчики стреляли по любому составу – с ранеными, с мирными жителями, с детьми. Геринг клялся, что небо над Германией будет немецким. Так пусть теперь и немцы узнают, что небо может быть страшным.

Приказ: готовиться к вылету на Берлин. Были выделены экипажи майора Пусэппа, капитанов Кубышко, Родных и мой. Это было все, что могла дать дивизия из тридцати кораблей для полета на полную техническую дальность.

Времени на подготовку было мало, а данных про ПВО Берлина еще меньше. Нас выручили штурман Карагодов и летчики Лавровский и Борис Кубышко (вместе мы учились в Батайской школе ГВФ). Эти наши товарищи перед самой войной летали на международной линии Москва – Берлин. Бывая в Берлине, они не раз оказывались свидетелями налетов английской авиации, и теперь они вспоминали о прежних своих наблюдениях: о расположении зенитных батарей, о взаимодействии их с ночными истребителями.

26 августа. Вылет назначен на 17.00. После завтрака – отдых. Спать не хочется, хоть и надо. В голову лезут всякие мысли – о войне, о жизни, о семье, которая осталась в оккупации в Минеральных Водах…

Время. Погода изумительная – только по лесу гулять, а не воевать. Корабли нагружены до предела и долго бегут по взлетной полосе. Наконец взлетаем. Постепенно вырабатывается горючее, и самолет становится более послушным. Погода между тем портится. Линию фронта проходим в облаках. Неожиданно быстро темнеет. В наушниках прослушиваются атмосферные разряды, корабль начинает потряхивать. За счет выгоревшего горючего набираем высоту. Поднимаемся на 7000 метров, но и здесь впереди – мощная облачность. Начинают сверкать молнии. Пытаемся обойти облачный фронт с севера, но тут тоже грозовые облака. Приказываю выключить радиостанцию. На приборах в самолете – снег. На пулеметах турель-ной установки, двумя жалами торчащих впереди самолета, – вольтова дуга. Корабль бросает как щепку. Огромную, перегруженную машину подхватывает восходящий поток и несет вверх. Не успеваю моргнуть глазом, как уже набрали 500 метров. Тут же корабль резко кренится влево, и мы проваливаемся куда-то вниз, повисая на привязных ремнях. И снова – вверх.

Потом резкие броски кончаются, исчезает вольтова дуга. Мы попадаем в относительно спокойную облачность.

И опять – впереди грозовые облака. Опять мотает из стороны в сторону.

И снова небольшая передышка, а за ней – новый грозовой фронт.

Наконец, облака кончаются. Под нами – Балтийское море. Радист лейтенант Бородай запрашивает пеленг. Штурман капитан Легкоступ прокладывает радиопеленги, снимая их с наших и зарубежных широковещательных станций. Наши координаты определены, и штурманы прокладывают курс на Штеттин. На высоте 8000 метров выходим к этому портовому городу. Хорошо просматриваются береговая черта моря и река, идущая к Берлину.

Впереди не видно ни прожекторов, ни зенитных разрывов. Штурманам много работы: не хочется, чтобы такой тяжелый полет прошел впустую.

Подходим к Берлину. По-прежнему смущает, что не работает ПВО. Даю экипажу команду усилить наблюдение – может быть, действуют ночные истребители? Но тогда были бы прожектора, а их нет.

Но – время! Штурман выводит самолет на боевой курс. Поочередно докладывает: «На курсе! Люки открываю! Сбросил! Люки закрыл!»

И вот тут-то – начинается. В одно мгновение нас высвечивают прожектора, в кабине появляется запах пороха от близких зенитных разрывов. Резко бросаю самолет вниз и в сторону, и минут через пятнадцать вырываемся из-под обстрела.

Настроение у всех приподнятое – задание выполнено, можно домой. Идем по прямой, самым коротким путем, лишь обходя крупные города, – горючего и кислорода у нас в обрез. Понемногу снижаюсь: если кто-нибудь и потеряет сознание от кислородного голодания, то недолго будет снизиться до безопасной высоты.

Траверз Данцига проходим на рассвете. Кенигсберг – засветло. К линии фронта выходим в глухом месте, но нас все-таки встречают стрельбой. Противозенитный маневр, – и мы на своей стороне.

Вот когда дает себя чувствовать усталость. Всех клонит в сон, веки закрываются. Снижаюсь на малую высоту – внизу все мелькает, внимание напряжено, сон проходит.

После четырнадцати часов полета садимся на свой аэродром.

29 августа 1942 года. Снова – Берлин. Вылетает та же четверка: Кубышко, Пусэпп, Родных и мой экипаж. Погода на редкость удачная, чистое небо, светит луна.

После Штеттина попадаем в прожектора. Идем от Штеттина к Берлину, и один прожекторный луч передает нас другому. Берлин встречает яростной стрельбой. В кабине светло, тянет порохом. Внезапно – темная зона без разрывов. Значит, в хвост заходит истребитель. Ну, нет – лучше в огненное пекло, чем встречаться с ним.

Штурманы выводят на цель. Бомбы сброшены. Кормовой стрелок Ярцев докладывает об огромных взрывах. Штурман подтверждает. Ну, что же, недаром, значит, слетали.

Все еще идем в огне и прожекторах. Один противозенитный маневр, другой, третий – даже и не верится, наконец, что уходим от них.

Домой идем без приключений и на двенадцатом часу полета благополучно приземляемся.

Но из вылета вернулись не все. Не пришел экипаж капитана Кубышко, Уже много позже мы увидели в каком-то английском журнале фотографию его самолета с голубой пятеркой, сидящего на фюзеляже. В подписи было сказано: русский тяжелый четырехмоторный бомбардировщик, подбитый над Берлином. Подробности этой истории стали известны только после войны. Вот они вкратце. На самолете с голубой пятеркой были пробиты бензобаки, и горючего до нашей территории не хватило. Борис Кубышко ночью посадил машину на фюзеляж в поле где-то в районе Каунаса. Попробовали сжечь самолет, но бензина не было, а тут уже появились немцы. Штурман корабля майор Миша Колечко вызвался прикрыть отход товарищей пушечным огнем. Так он и погиб – в самолете, за пушкой. Однако добраться до своих экипажу не удалось – попали в плен. Из лагерей Борис Кубышко дважды бежал, и после третьего побега его расстреляли. Жаль Бориса было до слез. Ведь нас вместе Минводский райком комсомола в 1931 году послал учиться в Батайское училище ГВФ. Борис показал себя талантливым летчиком, работал на международных линиях. За участие в боях на Халхин-Голе и в финской войне был награжден орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.

1 сентября. Вылет на Варшаву.

4 сентября. Цель – Будапешт. Должен был праздноваться чей-то день рождения, и на праздник собралась с поздравлениями вся сволочь из государств, воевавших вместе с нацистами.

Собрались и мы тоже. Пришли к Будапешту, город освещен словно и войны никакой нет. Зашли на цель, спокойно сбросили бомбы. Сразу же появились прожектора – шесть штук, где-то в стороне начали рваться снаряды. Оборона до того растерялась, что даже забыла выключить освещение города.

13 сентября. Вылет на военные заводы Бухареста. Цель встретила мощной зенитной защитой.

На обратном пути внезапно раздался удар по левой плоскости в районе первого мотора. Возникло пламя. Резким скольжением на правое крыло пламя сорвал. Мотор приказал выключить. Осталось три двигателя – жить можно. Только что об этом подумал – на третьем моторе лопнул коленчатый вал. Самолет начал дико вибрировать. Двигатель был выключен, а тряска нарастала. Появилась опасность разрушения корабля. Сперва попробовал увеличить скорость – не помогло. Стал ее уменьшать, чтобы остановить раскрутку винта. После остановки винта тряска прекратилась.

Все вздохнули с облегчением, но радоваться было рано. На двух двигателях корабль начал постепенно терять высоту. Правда, когда он снизился до 2500 метров, нам удалось этот процесс остановить, но вскоре мы попали в облака и, обледенев, потеряли еще 500 метров. Начал давать перебои двигатель номер два. Было трудно пилотировать самолет, но вторым пилотом был очень хороший летчик – Владимир Зеленский. Вдвоем мы справлялись с управлением. Когда до базы оставалось километров пятнадцать, пришлось и этот двигатель выключить. Садились на одном моторе. Нас на аэродроме уже никто не встречал – считали погибшими. Ждал лишь начальник санитарной службы дивизии подполковник Раковщик.

Сентябрь 1942 года – время ожесточенных боев под Сталинградом. Бомбили вражеские части на подступах к городу. Нарушая переброску немцами войск, наносили удары по железнодорожным узлам: Рославлю, Смоленску, Орше, Полоцку, Витебску.

1943 год. Снова частые вылеты. Немцы усиливают зенитную оборону над железнодорожными узлами, аэродромами, расположением войск – в 1941 году нам и не думалось, что она может быть такой плотной.

27 мая. Разведка сообщила, что в Могилеве в одном из больших зданий должно произойти совещание немецкой жандармерии и русских предателей-полицаев. На бомбежку были посланы два самолета каждый с бомбой-пятитонкой. Первым на цель зашел экипаж Николая Ищенко, он разрушил здание прямым попаданием. Наш экипаж ударил следом. Чтобы налет был неожиданным, а поражение точным, бомбили с небольшой высоты. Взрывная волна от пятитонки швырнула самолет, как щепку, и мы едва удержали его в воздухе. Как позже сообщила разведка, трупы полицейской сволочи вывозили в течение нескольких суток.

…20 июня. Над целью не сбросилась одна бомба весом в тысячу килограммов. Сделали несколько заходов. Резко тормозили, выпуская закрылки. Не помогло: бомба продолжала висеть под левой плоскостью. Тогда старший техник-лейтенант Зубрицкий полез в плоскость, прорубил окно и по команде нажал над целью на замок – бомба ухнула вниз.

Обнаружилось, что немцы пошли на такую хитрость: по ночам начали уводить железнодорожные составы с больших станций. Используя донесения партизан, наша дивизия стала бомбить вражеские эшелоны на перегонах и полустанках.

На этом мы кончаем публикацию отрывков из воспоминаний полковника В. Пономаренко. С каждым месяцем все сокрушительней становились удары советских бомбардировщиков, и В. Пономаренко участвовал во многих операциях, встретив зарю Победы. Сейчас он находится на действительной службе, продолжая охранять рубежи нашей Родины.

«ЗС» 10/1967

Михаил Лускатов
Выход из окружения
(из фронтовых дневников)

Михаил Георгиевич Лускатов

Михаил Георгиевич Лускатов был из рабочей семьи, отец его трудился мастером на Брянщине на одном из заводов Мальцова – известного в дореволюционной России промышленника, много сил положившего на развитие отечественной индустрии и социального состояния своих работников. В семье Лускатовых было трое сыновей и одна дочь, все они выросли воспитанными в духе Советской власти. Старший брат Михаила Лускатова, Сергей, батальонный комиссар, погиб под Москвой в октябре 1941 года, средний брат, Анатолий, старший лейтенант, погиб под Сталинградом в декабре 1942-го. Михаил, единственный из братьев, остался в живых, пройдя всю войну от Украины до Прибалтики. До войны он нашел свое призвание в журналистской профессии, но вышло так, что большую часть своей трудовой деятельности он провел не в гражданской работе, а на службе в рядах советских вооруженных сил.

Публикацию к печати подготовили М. М. Лускатов и И. М. Бейненсон.

9 сентября

Слухи об окружении нашей группировки войск подтверждаются.

Сегодня мы перебазируемся в Прилуки или чуть восточнее. Еще ночью мы погрузили типографию и в том числе недоверстанный номер газеты «Крылья Советов». Это был № 23, большого формата, выпущенный с начала военных действий.

Накрапывает мелкий осенний дождь. Трудно ехать на нашей тяжелогруженой машине. Бумагу, как и прежде, везут на прицепах трактора.

При въезде в Прилуки стоит фашистский танк, захваченный нашими войсками. Прилуки остались позади, мы едем в Ладан. Там на месте монастыря построен завод. Где-то здесь мы устроимся с типографией.

Сегодня день рождения Капуньки[1]1
  Капитолина Ивановна, жена М. Г. Лускатова.


[Закрыть]. Послать бы привет, но ее уже, видимо, нет в Людинове. Да и письма от нас теперь навряд ли дойдут.

10 сентября

Мы поселились на квартире секретаря Прилукского райкома ВКП(б). Его семья эвакуировалась. Сам он уходит в партизаны. Печатную машину поставили в тесном коридорчике. В небольших комнатушках разместились вместе с нашим ДКА[2]2
  Дом Красной Армии, которые обычно существовали при гарнизонах, но, в силу обстоятельств, приобретшие «кочевые» свойства.


[Закрыть]. Начштаба они отправили в Сумы. Теперь уже не звучит «Татьяна»[3]3
  «Татьяна, помнишь дни золотые» в исполнении Петра Лещенко.


[Закрыть], патефон он увез с собой. Отогрелись немного, высушились. На дворе по-прежнему дождь.

11 сентября

Наш 94-й полк из Крупичполя уехал на переформирование за новой матчастью. У нас остался один 52-й полк. Недавно передали, что к нам вольется 89-й истребительный полк на «Лагах». Комиссар и командир полетели его принимать на станцию Гребенку. Они патрулировали и прикрывали эту станцию.

Прояснилась погода, и немцы начали бомбить Ладан. На шоссе много машин. Движутся обозы. В нескольких метрах от шоссе мы. Это для фашистов хорошая цель. В первый день сбросили 6 бомб, 3 не взорвались. Одна из них упала недалеко от нас.

12 сентября

Установили приемник и слушали сводки Советского Информбюро. К нам заходит будущий партизан – секретарь райкома. Немцы по-прежнему бомбят Ладан, но ущерба никакого не нанесли. Часто даже обстреливают из пулеметов.

В штабе сообщили, что немцы заняли Ромны. Значит, они окружают нас. Военком дивизии Федоров говорит, что к Ромнам прорвалось 6 танков и десяток автомашин с пехотой. С ними ведут бои ополченцы…

13 сентября

Вчера погрузили на машину типографское имущество. Перед тем, как упаковать приемник, послушали радио. Наши войска 12 сентября оставили Чернигов. Красивый старинный город, разрушенный варварскими бомбардировками, достался в руки врага. Жаль этого замечательного города. Мы пробыли в нем полтора месяца.

Приехал военком. Распорядился переехать в лес. Это надежнее. Мы замаскировались там от фашистских стервятников. Вместе с нами стоял обоз кавполка. Полк этот действует в тылу у немцев.

Передали по оперсводкам, что немцы заняли город Лубны. Теперь, если они соединятся с кременчугской группировкой, то кольцо вокруг нас замкнется.

14 сентября

Ночевали под открытым небом в лесу, возле своих машин. Днем то и дело налетают немецкие самолеты. Летят звеньями, девятками.

Часто немцы бросают свой груз на прилегающую к лесу территорию. Две бомбы упали недалеко от нас, метрах в 100 за оврагом. Все стекла в избушке колхозницы выбиты, рядом с хатой две воронки. Она чудом осталась жива. Пришла со слезами к нам. Мы утешили старушку. Не хотела идти в хату – боится, что снова будут бомбить.

Во второй половине дня снова налетели стервятники. У нас три раненых красноармейца, и пробит осколком бензобак трактора.

Военком приказал уничтожить типографию. Сняли части с машины и выбросили их в болото, куда и высыпали шрифты. Машину побили кувалдой и выбросили в овраг. Горит костер. Жжем все свои архивы. Как жаль, что не останется памяти о выпуске газеты. Но приказ есть приказ. ДКА выбросил все свое имущество, кинопередвижку. Оставили мы только приемники.

Получен приказ. Мы едем к Киеву. Будем рука об руку драться с героическими защитниками украинской столицы. Сразу стало лучше настроение потому, что ясна и понятна задача. Будем бороться за Киев. Мы будем базироваться на аэродроме в Борисполе.

В 10 часов вечера прибыл нарочный. Это приказание отменяется. Теперь едем в Прилуки. Автоколонна выстраивается в лесу. Вдали слышен гул орудийных выстрелов. Ярко пылает в небе зарево пожаров.

15 сентября

Вновь едем по шоссе Ладан – Прилуки. Взрывами бомб порвана связь, расщеплены телеграфные столбы. Под одним из них мы проезжаем, как под аркой. Путь на Пирятин. Из Прилук идут встречные машины. Водители говорят, что немцы обстреливают город артиллерийским и минометным огнем. Едем кратчайшей дорогой, но в поле заплутались, наконец к рассвету выехали на дорогу. Наш облегченный «ЗиС» раз было опрокинулся, второй раз было заехал в противотанковый ров и чуть не свалился с малого мостика. Так-то ехать в кромешной тьме. На дороге много наших машин. Мы едва пробиваемся на нашем «ЗиСе». Приехали в Пирятинский лес. До города 3–4 километра. Ждем дальнейших распоряжений. Нам говорят, что вместе со всеми войсками будем с боем выходить из окружения. Сегодня передали, что после многодневных и ожесточенных боев наши войска оставили город Кременчуг. Это усложняет наше положение. То и дело налетают вражеские самолеты, их сильно обстреливают наши зенитки и успешно отгоняют их. Ночевали в сыром лесу, под открытым небом. Орудийный гул был слышен всю ночь.

16 сентября

В этом же лесу через дорогу стоят машины 16-й авиадивизии. Вот машина с типографией и редакцией. Редактор – политрук Долгополов – суетится около машины… Он выбрасывает в болото все шрифты и типографские принадлежности. Грустная работа. Бомбежка продолжается. Недалеко от леса слышен гул разрывов. Все наши товарищи настаивают идти вместе с полком самостоятельно. У полка хорошая огневая мощь, имеется несколько «шкасов».

17 сентября

День пробыли в этом лесу. Комиссар приказал уничтожить все документы. Так и сделал. Наши партбилеты и комсомольские собирались вместе с техническим составом на «Дугласе» переправить в политуправление, но самолет не прилетел. Личные вещи все закопали в землю. Я почти все свое роздал бойцам. Разбили свой приемник и бросили. Нам разрешили двигаться самостоятельно. Выступаем в 18.00.

Пришло время – не идем. Приказание отменили, но личный состав 52-го полка уже ушел. Снова наступает томительная ночь. Ино гда возникает вопрос: чего мы ждем? Ночью через лес со свистом пролетают снаряды, но рвутся где-то далеко. Готовимся к отъезду.

Ночью наш генерал-майор Тхор[4]4
  Тхор Григорий Илларионович – заместитель командира 62-й бомбардировочной авиационной дивизии, генерал-майор авиации. В сентябре 1941-го возглавил попавшие в окружение части советских войск в районе города Пирятин Полтавской области. В ходе этих боев был ранен, попал в плен, где был расстрелян за участие в лагерном подполье.


[Закрыть] привез автомашину винтовок и гранат, подобранных на поле боя. Мы вооружились. Я имею теперь винтовку с хорошим трехгранным штыком, но у нее треснут приклад. Но ничего, повоюем. Ночью погрузились в машины и трогаемся в путь из леса на Пирятин. Машины вязнут в грязи, уже брошены легковые «ЗиС-101» и «эмка». Пробились к дороге. Там – сплошной поток машин. Проехать нельзя. Водители остались с машинами. Мы все идем через лес кратчайшей дорогой пешком.

18 сентября

Уже рассвело, когда наша авиапешая колонна подходила к Пирятину. Пролетел первый немецкий разведчик. Значит, надо ждать налета. Идем городом. Улицы запружены машинами и войсками. У моста и шоссейной дороги через болото большая пробка. Стоят наши зенитки и зенитные пулеметы. Только мы пошли к мосту – налетели фашистские самолеты. Три «Юнкерса-88» и девять «мессершмиттов». Самолеты с пикирования бросают бомбы на машины, обстреливают из пулеметов. По ним стреляют наши зенитчики. Вместе с нашими товарищами прячемся от «воздуха» в кустарнике и кукурузе, но от шальной пули не скроешься. Удай – река с большими болотами. Исходив по берегу, полазив по болоту в поисках переправы, мы снова вышли на тот же мост. Мост и дамба длиною до трех километров. Но вот он и позади. Снова налетели немецкие самолеты. Они опять с пикирования сбрасывают бомбы. После первого налета разбита и зажжена часть машин. Взрывом бомбы разбита и машина ДКА (полуторка). Шофер спрашивает, что ему делать. Сидим на окраине деревни Заречье. Поджидаем, пока соберутся все. Усталый и вспотевший, сидит с нами, одетый в кожанку, командир дивизии полковник Смирнов – Герой Советского Союза, военком Федоров, начштаба подполковник Киселев, начполитотдела старший бат<альонный> комиссар Шаптайло и другие. После второго налета немцы не досчитались трех самолетов. Их сбили наши зенитчики.

Над лесом видны темные дымки разрывов. Меня удивило, почему так низко рвутся снаряды зениток. Оказалось, это не зенитки. Немцы нас обстреливают шрапнелью, и снаряды рвутся выше, чем нужно. С воем пролетело несколько мин. Инстинктивно пригибаешься к земле. Вдоль реки пошли дальше. Шрапнелью и минами немцы обстреливают непрерывно. Мины то не долетают, то перелетают через нас и рвутся в болоте. Вот картечью ранена лошадь. Три круглые раны на ее боку.

На возвышенности среди болот собралось много машин. Кто замаскировался снопами, кто нет. Кто вырыл щели, кто нет. Народу – как пчелиный рой. Осколком мины оцарапало руку подполковнику Киселеву, он ее перевязывает. Ранило в живот сержанта. Снаряд попал в машину с боеприпасами, и она загорелась. Раздается треск винтовочных патронов. Наши по-над болотом тронулись к лесу. Часть людей с Федоровым отстала. Под обстрелом я возвращаюсь назад за ними, указываю им дорогу. Пробираемся по дамбе через болото к лесу. Здесь особенно жарко обстреливают. В небе появились три самолета «И-16», как они обрадовали всех! Потом их сменило звено «Чаек». Немцы боялись их – не прилетали сюда. Группу людей авиадивизий ведет дивизионный комиссар Гальцев – военком ВВС ЮЗФ. Короткий привал в лесу – и тронулись дальше.

Немцы стреляют из минометов. Следом за нами клубятся черные дымки взрывов. Это немцы называют стрельбой по площадям. Прилетел двухфюзеляжный «Фокке-Вульф», как его называют, «каракатица», а украинцы – «дробына», что означает лестница. Когда мы вышли на большое открытое поле, а это большая масса людей, налетели 9 мессеров. Их привела сюда «дробына»-разведчик.

Четыре захода сделали самолеты. Сбросили бомбы с пикирования и обстреляли из пулеметов и пушек. Результат – ни одного убитого и раненого. Я лежал под копной жита и стрелял. Выпустил по пикирующему самолету 10 бронебойных пуль. Но видимо, не попал. Двинулись дальше. Когда переходили реку, налетели три бомбардировщика. Почти километр шли по болоту. Вышли на дорогу, зашли в населенный пункт (хутор), напился воды, и снова в путь. В леску на высоте отдохнули. Встретил там Федорова. Дальше пошли вместе Луцкий, Станиславский, Брук и Куриной. На пути стоят две горящие машины. Идем полем. Уже начало смеркаться. Сзади нас летят светящиеся снаряды. Они зажигают копны неубранной ржи.

Темнело, когда остановились в яру у деревни, название которой так и не знаю. Через полтора часа нам дали задачу: прорваться через Чернухи. Там у немцев минометы и пулеметы, танков нет. Построились по четыре, пошли. Нас ведет начполитотдела Шаптайло. Идем через горящую деревню. Много сгоревшей и разбитой техники. В узком дефиле застопорилось большое количество машин. Там немцы много их разбомбили.

19 сентября

В первом часу ночи подошли к Чернухам на 3–4 километра. Немцы стреляют по дороге минометным и огнем автоматчиков. С треском рвутся мины. Светящиеся полосы (струю) посылают автоматчики. С нами люди из других подразделений: стрелковых и иных частей. Абсолютно темно. Люди не знают своих командиров, а у многих их нет. Появились первые раненые. Врач Линецкий говорит, что у него нет медикаментов. Брук, Куреной и я двигаемся вперед, за нами двигаются остальные. Сзади кто-то по глупости кричит «ура». Подошли к высотке – там немецкий миномет. Послали одного бойца туда. Он приходит и мне говорит: «Товарищ политрук, миномет сбит».

Идем вперед. Всюду рвем связь. Часть немцев успели убежать, бросив машины. Горит машина с боеприпасами, куда угодила наша граната. Несколько раций, 3 легковых машины и 3 мотоцикла стоят в кустах около дороги. Портим и уничтожаем их. Ко мне приносят трофеи: ручной пулемет, гранаты, бинокль и даже сигары.

Во время сбора трофеев неожиданно застрочил крупнокалиберный немецкий пулемет. Нас освещало пламя горящей машины, тем не менее немцы, хотя и стреляли с близкой дистанции, но безрезультатно. Мы быстро залегли. И отползли в сторону. Один боец так перепугался, что задом пятился как рак несколько метров, пока не наткнулся на меня. Когда немцы перенесли огонь в сторону, мы перебежали в канаву. Мы были метрах более чем 100 от немцев. Завязалась перестрелка. Немцы бьют светящимися, зажигательными и разрывными пулями. Они со свистом проносятся над нашими головами.

Здесь мы встретились с Луцким. С ним мы увидели корпусного комиссара Фоминых[5]5
  Предположительно, комиссар Управления тыла Юго-Западного фронта.


[Закрыть]. Доложили ему. Спросили совета. Он сказал: «Действуйте сами», – и скрылся. После перестрелки, когда мы зашли пулемету во фланг, немцы драпанули. Дорога свободна. Пока мы вели бой, большая часть людей, шедших за нами, обойдя стороной нас, тронулись дальше. Зажгли несколько немецких машин и пошли своей группой к лесу. Из дивизии со мной один Луцкий.

Начинало рассветать, когда к немцам подошло подкрепление. Из пулеметов, минометов стали стрелять по лесу. Они знали, что мы ушли в этот лес.

Лесом мы двигались на восток. Увидели внизу на дороге вереницу машин. Присмотрелись – наши. Они все двигались на Городище… Здесь же мы расстались с Луцким. Я мыл ноги и переобувался у ручья возле дороги и увидел, как он, стоя на крыле грузовика, проехал к Городищу. У ручья сидели со мной два бойца из 214-го ВДБ. Это та часть, где я служил срочную службу в 1936–1937 годах. Вместе с храбрым командиром-орденоносцем Левашевым они долго дрались в тылу у немцев, нанесли им большой урон и, отходя на отдых, вместе с нами попали в окружение.

В дороге перекусил сливами. Вот уже видно село Городище. Его и дороги к нему бомбят то и дело немцы. То налетят «Ю-88», то «мессершмитты».

В Городище разбит мост через реку. В селе большое скопление машин и людей. Три генерала (фамилий их не знаю) руководят устройством переправы. Через реку никого не пропускают. С одной стороны взорвана переправа, с трех других сторон начали нажимать немцы. Они сильно обстреливают село минометным огнем. То и дело налетали бомбардировщики.