Текст книги "Палитра современной литературы"

– Красные пятна на чёрном мне так соответствовали, – голос Михаила скрипел от ощущения утраты. – Мой зонт был такой английский, очень подходящий джентльмену.

– Да брось расстраиваться! Вот когда ты вопьёшься зубами в баранью кишку, набитую требухой с луком и кайенским перцем и из неё потечёт кровь на гарнир из репы и картошки, тогда ты забудешь про потерянный зонт и вообще про дожди в Шотландии, – встрял в разговор Фил. – Хаггис! Имя тебе счастье.

– О боже! Мы за этим сюда приехали? За кишками? – расстроилась Ася. – Или всё-таки, чтобы выступать перед особами королевской крови в их знаменитых замках? Я уже предвкушаю, как окунаюсь в атмосферу светских интриг.

– А потом с этими особами и поужинать, и Новый год встретить, – поддержала Беата подругу. – Хотим почувствовать романтику в замках средневековья!

– На ужине-то и будут эти кишки, и у них есть название – хаггис. Это знаменитая национальная еда шотландцев. Уплетать хаггис очень романтично! Роберт Бернс писал свои стихи, уж точно поедая это блюдо, – хмыкнул Фил.

– Согласен на хаггис, если будет стопочка хереса, – Михаилу понравилась перспектива отведать вкусной еды.

– Аэропорт какой-то допотопный. Где мониторы? Куда идти за багажом? В нашем родном Питере всё понаряднее и посовременнее, – Асе аэропорт Эдинбурга не приглянулся.

– Вы все ворчите, потому что рейс ранний, вам спать хочется, – Фил, как ни странно, был бодр и весел. – Так, до вечера гуляйте по Эдинбургу, а потом в автобус и в замок. За багаж и инструменты отвечают организаторы.

Беата хотела незаметно исчезнуть и самостоятельно насладиться средневековьем столицы Шотландии. Но, нет же, в Камеру-обскура потащились все вместе. А там сплошные иллюзии. Подурачились вдоволь. В лабиринтах узнали, какими были бы, если вдруг родились африканцами, или китайцами, или обезьянами. А у Беаты в сознании короткими вспышками замелькало: а какая она была бы, если бы рядом ходил Кирилл. Голограммы притягивали, окутывали, превращались то в черты его лица, то в линии его фигуры. Они послушали музыкальные композиции весёлых котов под аккомпанемент собаки. Хохотали и показывали друг на друга пальцами. Это был явный намёк на их трио.

Когда на обратном пути из Камеры-обскура Ася и Беата прошли мимо памятника Вальтеру Скотту, они воскликнули: «Айвенго!» и рассмеялись.

– О, какая романтичная любовь рыцаря Айвенго к леди Ровене! – заметила Ася с иронией.

– Твоя ирония здесь неуместна. Верность и преданность – это здорово. Разве плохо быть однолюбом? – пробурчала Беата.

– Особенно здорово, когда всё заканчивается свадьбой, как у Айвенго с Ровеной, – хихикнула Ася.

Беате хотелось побыть одной. Она искала пути отступления и, пока Ася и Михаил слушали уличного музыканта-волынщика, скрылась в косых, сырых переулках Старого города.

– Зачем я вспомнила Кирилла? Мне это не нужно! – бормотала Беата.

Она шла и мотала головой из стороны в сторону. Со стороны это казалось странным. Но никто на неё не обращал внимания. В толпе туристов можно спрятать любое душевное состояние.

– А это потому, что впереди новогодняя ночь, – сама себе объясняла Беата. – Но она меня не сломит. Та магия испарилась!

Беата подошла к церковному кладбищу Грейфрайерс и увидела бронзовую фигурку собачки Бобби. Она знала историю его собачьей преданности ещё из детских книг. Верный пёс охранял четырнадцать лет могилу хозяина после его смерти. Эмоции захлестнули. Горло перехватило.

– Эй, Эдинбург, хватит уже доводить меня! – Беата на себя всерьёз разозлилась. – В таком настроении я не смогу играть концерт.

Беата бормотала, ругалась сама с собой, в порыве зашла в кафе и, выпив свой любимый латте, да ещё и с ликёрчиком, увидела, что вокруг прекрасный мир, и что её непременно ждёт другая, более счастливая магия.

Вечером все встретились на привокзальной площади около автобуса. Ася не смотрела на Беату, она обижалась, что подруга ускользнула от них.

– Мне хотелось побыть наедине с Эдинбургом. – Беата потёрлась носом об Асино плечо. – Ну прости!

– А мы пили кофе в кафе, где Роулинг писала свою поттериану, – радостно сообщил Михаил.

– Ну вот, как удачно. Аура этого кафе поможет Михаилу сочинить грандиозное музыкальное произведение, которое примет весь мир, – подлизывалась Беата.

– А я погладила фигурку собачки Бобби, чтобы исполнилось моё желание: хочу, чтобы в меня влюбился граф, – произнесла Ася.

– Эдинбург снёс тебе голову? Или ты вспомнила Кирилла? – В автобусе Ася теребила подругу, пока та пыталась подремать. – Он ведь снёс тебе голову! Год прошёл, а ты не успокоишься.

Всех отвлёк Фил. Он рассказал, что едут в замок Глэмис, о котором сложено много легенд и ужасных историй.

– Кстати, там родились мать и сестра королевы Елизаветы. И там обитают приведения, – смеясь говорил Фил.

Слово «привидения» ужаснули и Асю, и в особенности Беату. Они переглянулись и теснее прижались друг к другу.

– А какая самая страшная легенда? – спросил Михаил.

– Например, там есть секретная комната, где играют в карты с самим дьяволом, – Фил придал своему голосу таинственность. – А ещё есть одна история, вполне реальная. В стенах замка появляется призрак Леди Джанет Дуглас, или Серой Леди, которую сожгли на костре по обвинению в колдовстве, хотя все знали, что обвинения сфабрикованы. Теперь её появление сопровождается стуком молотков рабочих, которые строили эшафот для костра. Там даже есть стул, специально зарезервированный для Серой Леди, и на него никто никогда не садится.

– Узнать, что является правдой, а что специально придумано для привлечения туристов, можно только на собственном опыте, – сказал Михаил, засыпая на плече Фила.

В замке Глэмис на репетиции Беата чувствовала, что сердце бьётся, ускоряя ритм. Ей казалось, что вены звенят – так кровь бурлила. Несмотря на то, что в зале была прекрасная акустика, Беата чувствовала себя глухой. Звуки не проникали в её сознание. После репетиции Беата потянула Асю погулять по парку.

– На тебя действуют рассказы о привидениях, – Ася легкомысленно отнеслась к состоянию подруги. – Призраки всяких там казнённых Серых Леди. Не жди, что она придёт к нам за отмщением.

Беата рассмеялась. На воздухе она успокоилась, и Ася оставила её. Она пошла гулять к флигелю, где живет настоящий граф, тридцати шести лет и неженатый.

Беата в парке нашла Скунский камень, известный в Шотландии как камень судьбы, и долго на нём сидела, пока не начался дождь.

Вечером они готовились к концерту в небольшой гостиной. За окнами шумел совсем не новогодний ливень.

– Да что с тобой? Ты такая бледная. Ты похожа на призрака. Зрители скажут, что само привидение играет на скрипке, – Ася наконец всерьёз испугалась за подругу.

– А тот стул в зале? Ну, тот, на который нельзя садиться… Куда приходит слушать музыку призрак Серой Леди, – Беата дрожала, и пальцы не слушались, когда она пыталась подстроить инструмент. – Он будет стоять во время концерта?

– Миша, сделай это как хочешь, но тот стул, который позади зала в углу, убери. – Ася видела, что на Беату этот стул наводит смертный ужас.

– Тот, куда садится призрак Леди Дженет? – лениво переспросил Михаил. – Но как я это сделаю? Это музейный экспонат.

– Как хочешь, но сделай. Найди Фила, пусть он договорится, – всё больше раздражалась Ася. – Посмотри на Беату, концерт может сорваться. Она боится этого стула.

Музыканты вышли на сцену. Стул не исчез, он стоял на месте, в конце зала в углу. Беата покачнулась.

– Почему стул не убрали?! – зашипела Ася в сторону Михаила. Тот пожал плечами и дал для настройки ноту ля.

– Беата, посмотри, какие наряды у дам, от их бриллиантов можно ослепнуть, – Ася отвлекала подругу от стула.

Вдруг звук хлопающей двери эхом пронёсся по залу. «Тук-тук» послышалось из стен. «Это она… Пришла… Леди Джанет», – зашептали в рядах, но не оглядывались. Nightmare! На призраков смотреть воспрещается! Музыканты заиграли, и музыка перекрыла звуки молотков. Беата смотрела на Асю, та поддерживала её взглядом.

Но как манило Беату посмотреть на Серую Леди. Беата не выдержала и взглянула.

Вместо привидения на стуле сидел он – тот самый, из снежной новогодней ночи, и приветственно помахал ей длинным, как трость, чёрным зонтом с красными каплями. С зонтом Михаила на стуле Серой Леди восседал Кирилл.

Беата едва удержалась на ногах, она была совсем близка к обмороку. Внутри всё перевернулось, ей показалось вдруг, что у неё на кистях рук выросли ещё пальцы, их стало гораздо больше пяти. В руках появилась мощь вдохновения. Ещё несколько движений смычком, и она воспарит над сценой.

– Я привёз тебе твой зонт, он тебе здесь пригодится.

– Этот зонт Михаила, нашего пианиста.

– Не отдадим его, он наш! Заменим Михаилу зонт на бутылку виски.

– Он любит херес.

– Не вопрос!

Они спрятались ото всех в одной из многочисленных небольших комнат, вдалеке от главных покоев. В зеркальном потолке отражались стены, обклеенные обоями в шотландскую клетку, и диваны, обитые красным плюшем. Вдалеке слышался шум праздника.

Было прохладно, камин не горел, в его высоченных трубах яростно завывал ветер. Они сидели в обнимку, отдавая друг другу тепло.

– Кирилл, ты призрак, который в новогоднюю ночь появляется из стихии. Тогда из снега, теперь – из дождя.

– Нет, Беата, я не призрак, я просто тебя спасал. И мне это удалось. У меня работа такая.

Беата отшатнулась, высвободилась из объятий и заглянула в глаза Кириллу.

– Так, что тогда… В аэропорту зонт… И про фонд? Это всё… задание? – Беата вскочила. – А я думала… думала, что тебе нужна я.

– Да ты нужна мне, очень нужна. И для нас двоих история с фондом закончена. Я убил целый год, чтобы разобраться. А наша история – у меня и у тебя – только начинается. Надеюсь, ты не против? – Кирилл встал, притянул Беату к себе и крепко обнял.

Они стояли молча. Кирилл стал шептать Беате, что пора бы вспомнить, что наступает новогодняя ночь, вторая их совместная, и она должна быть лучше предыдущей.

– В прошлом году мы так и не стали вампирами, зато в этом году можно успеть стать привидениями, – Кирилл старался заговорить Беату, привычно шутил.

– Не, не надо, а то придётся остаться жить в этом замке, а здесь тоскливо, – вяло бормотала Беата. – Как громко дождь барабанит по стёклам!

В стенах старые трубы клацали, стонали, шипели. Беата снова отстранилась от Кирилла.

– Не знаю, что же мне теперь со всем этим делать? Я подумаю. Наверное, сейчас нам лучше пойти туда, где все и праздник. Будем наслаждаться поеданием хаггиса. Бараньи кишки с требухой как раз соответствуют моменту. Говорят, что это необычайный деликатес.

Светлана Попова

Живёт в Тобольске – городе с богатой историей и большим будущим. Творчеством занялась в пандемийный 2020 год, когда всех массово отправляли на удалёнку. Именно вынужденная остановка деятельности подтолкнула её к творчеству и первому стиху, посвящённому надежде и ценности жизни.

Сейчас в творческой копилке автора сборник стихов «Хочу я многое успеть», участие в совместной фото-поэтической выставке «Тобольск – край счастливых людей» в апреле 2022 года, участие в альманахах «Поэт года» (2022), «Русь моя» (2022), «Дебют года» (2022), сборник «Алые паруса» (2023) и коллективный сборник «ОТКРОВЕНИЕ, философская лирика 2023». Награждена медалью им. Есенина (2022). Печаталась в литературно-публицистическом сборнике «Истории войны».

В данный момент активно занимается песенным творчеством.

 
Какого цвета у Весны глаза?
В них загляни – там неба бирюза.
Бездонно-бесконечный мир мечтаний.
В глазах дрожит прозрачная слеза.
Скатившись вниз, осталась полоса
От трепета счастливых ожиданий.
Какой на вкус весенний поцелуй?
В нём жар от женских губ и ветродуй,
Что на щеках почувствуешь прохладой.
Лицо поднимешь к солнечным лучам,
Сбегающим потоком по плечам.
Их ощутишь блаженством и отрадой.
А голос у Весны какой, скажи?
Журча ручей в проталинах бежит.
Многоголосье щебетанья пташек.
Боясь вспугнуть, идёшь ты, чуть дыша,
Чистейшим звуком полнится душа,
Взмывая ввысь, доводит до мурашек.
Характер у Весны тебе знаком?
Изменчивый! То ветра мотыльком
В тепле купает, ластится и греет;
То вдруг капризной дамой в холода
Вернёт, застынет талая вода.
Так приласкает, что душа немеет.
Весна прекрасна в облике своём,
В непостоянстве ярком и живом.
И тут уж как заведено природой:
Сначала у зимы права принять,
Потом теплом любить и целовать…
В своей естественности не гонясь за модой.
 

 
Календарь перевёрнут на осень.
Остывает ночами земля.
Желтизною берёз среди сосен
Украшает приход сентября.
По утрам облака землю греют,
Накрывая туманом поля,
Барбарисов кусты багровеют,
Всё отчётливей крик воронья.
Гнутся ветки от яблок устало,
Урожайный нам выдался год.
Тротуары листвой закидало,
Впереди череда непогод.
Будут ветры играть с листопадом,
Будут лить затяжные дожди.
Всё согласно земным постулатам,
Среди осени лета не жди.
Паутинкой блеснёт бабье лето,
Согревая последним теплом.
Вдоль холмов жёлто-красного цвета
Улетит за закатным крылом.
Повторяю опять, как в гипнозе,
Дань отдав октябрю-ноябрю:
Это ты, моя ранняя осень!
Всё моё. Не отдам никому.
 

 
Как-то быстро закончилось наше сибирское лето.
Всё короче деньки, и уже по утрам холодней.
Растворился Иртыш под клубами туманного пледа,
Сон осенний глубок, с каждым днём просыпаться трудней.
Марафон летних дней финишировал ленточкой жёлтой.
Главный приз – листопад. А ещё – затяжные дожди.
Красно-жёлто-оранжевой краскою для натюрморта
Осень яблони красит, рябины, берёзы, плющи.
Я иду по тропинке, покрытой опавшей листвою,
С наслажденьем вдыхая чуть прелый лесной аромат.
Журавли, пролетая, курлыкают над головою.
Осень лету поставила свой беззастенчивый мат.
 

 
Красотка Осень, убегая прочь,
Пернатой братии решив помочь,
Оставила несметные богатства.
Рябины ягод столько запасла,
Что закраснели ближние леса,
Клонясь к земле, удерживая яства.
Так в алых красках к нам пришла зима,
Куда ни глянь – рябины хохлома
Украсила собой дворы и скверы.
Хоть любовались все, но между тем
Известно: ягод много – жди проблем,
Морозы не потерпят полумеры.
Прошло уж ползимы, морозов ждём.
К концу февраль, а птичкам нипочём,
Пируют на развесистых рябинах.
Сороки, свиристели, воробьи
Чирикают мелодии свои,
Как гимн весне на зимних проводинах.
 

 
Закончен день. Прощай, мой душный склеп.
Стремлюсь туда, где свежесть и прохлада.
Жарой июльской город перегрет,
Чуть источая запах шоколада.
Вдоль белых стен Тобольского кремля,
Как воевода, обхожу владенья.
Под запах трав и звон пономаря
Ловлю всем телом ветра дуновенье.
Все рады, отдыхают от жары,
Прогуливаясь вдоль старинных пушек.
Смех молодёжи, визги детворы.
Неторопливый променад старушек…
Как главный приз – нежданный летний дождь.
Вернее, редкие большие капли…
Зонт есть, но ты его не достаёшь.
Ведь этот дождь тебя замочит вряд ли.
Стою в блаженстве, глядя на Иртыш,
Где безмятежно солнце утопает,
Сквозь купола церквей, сквозь трубы крыш
Искрит в воде и тихо угасает.
Но это не конец. Ударил гром.
Прорвáлось небо ливневым потоком.
А я стою, промокнув целиком,
Счастливая, довольная итогом.
 

 
Даю себе слово: дела отодвину,
Всё брошу, приеду, проведаю маму.
Но снова проблем и работы лавины
Безвыходно тянут в рутинную яму.
Мне очень досадно, что дочь я не очень,
Звонок телефонный под вечер дежурный:
«Что варишь сегодня? Вертелась полночи?
Опять без прогулки? Сосед очень шумный?»
Я знаю, скучаешь. Я тоже скучаю.
Однажды нежданно приду утром рано.
«Проснулась, родная. Пойдем погуляем?»
По городу будем шататься без плана.
Мы скинем лет сорок. То чýдные годы!
Ты светишься радостью, я беззаботна.
Всплывают промчавшихся дней эпизоды,
Сплетаясь в бесценного счастья полотна.
 

Михаил Рудковский

Родился 4 июня 1940 года в селе Утчанка Курганской области. Врач-хирург, кандидат медицинских наук, доцент, автор повести, четырёх сборников рассказов, пьес, четырёх поэтических сборников и трёхтомника избранных произведений.

Член Союза писателей России. Лауреат литературной премии имени Вячеслава Богданова и Д. Мамина-Сибиряка. Член-корреспондент Международной Академии науки и искусств.

Печатался в альманахах и журналах: «Уральский следопыт» (Екатеринбург), «Южный Урал» (Челябинск), «Лира» (Южноуральск), «Орфей» (Геленджик), «Петровский мост» (Липецк), «Классика жанра» (Кострома), «Художественное слово» (Саратов), «Союз писателей» (Новокузнецк), «Российский колокол» (Москва), «Мост в будущее» (Санкт-Петербург), «Американский альманах русской литературы» (Кострома).

К 2023 году выпущено шестнадцать книг. Награждён медалью «Василий Шукшин».

Берёзовые дрова весело потрескивали в русской печи, от которой шло ласковое тепло и дух любимого егерем борща. В просторной горнице стоял большой дубовый стол с мощными резными ножками – любимое изделие хозяина, покрытое домотканой льняной скатертью с петухами по краям. Шесть круглых чурбаков с небольшими подушечками на них заменяли табуретки. В углу, благодаря спутниковой антенне и дизелю, потихоньку ворчал небольшой телевизор. Под потолком, скрывая лампочку, висел оранжевый абажур с кистями по периметру, заливая комнату мягким спокойным светом. Вся обстановка и две хорошие чарки хмельного мёда располагали к душевной беседе.

Хозяин – крепкого, если не сказать богатырского, телосложения, с обильной растительностью на добродушном лице – смотрел на собеседника зеленоватыми блюдцами пронзительных глаз. Они, как два буравчика, просверливали его насквозь, словно проверяли на прочность. Сложив два огромных кулака на стол, егерь задумался и, расслабленно помолчав, продолжил рассказ.

– Эту избу срубил ещё мой дед. Лиственница. Уже более сотни лет стоит, а по виду и не скажешь. Никакой жучок её не берёт. С каждым годом древесина только твёрже становится, словно каменеет. Правда, мох по нижнему венцу возраст выдаёт. Барин-то с головой был, распорядился каменный фундамент заложить. Заимка тут у него была. От людских глаз подальше. Для развлечений разных, ну а теперь это форпост для сохранения леса. Я же и лесничий, и егерь. Два в одном, как теперь говорят. По наследству. Дед был лесником у барина, отец – егерем, ну и я после лесотехнического техникума сразу сюда с женой перебрался. Не могу в городе жить. Давит он меня и душит. Трущобы каменные, а здесь всё родное, живёт и благоухает. Сынок у нас родился, Федька, так мы с Марией Павловной решили пусть до школы растёт в лесной чистоте, да ест натуральные продукты без всяких химических добавок. Недавно я по телевизору слышал, что без каких-то там биологических добавок полноценного питания нельзя обеспечить. Вот до чего дожили. Аптеки в городе ими забиты. А у нас здесь всё своё – чистое, натуральное и полезное.

Рассказчик с явным удовольствием разгладил лопатистую бороду, налил духмяный чай в кружки и предложил:

– Ты слушай да запивай. Такого в городе не попробуешь. На родниковой водице, с таёжными травами да с нашим медком. Своё хозяйство всем обеспечивает: живи – не хочу.

Егерь широко улыбнулся, мелькнув зубами мраморной белизны.

– Ещё и лес добавляет: ягоды, грибочки и дичь, конечно. Я же ещё и охотник, но только всё по правилам, по закону. Безобразия не допускаю сам и никому не разрешаю.

Корреспондент газеты «Охотник и рыболов» перестал что-то отмечать в блокноте и включил диктофон.

– Афанасий Фёдорович, я приехал к вам по заданию редакции, чтобы вы рассказали о волках.

– Что о них рассказывать? Озоруют. Недавно телёнка зарезали.

– А что это за случай с хромой волчицей? Всякие басни о ней ходят.

Егерь усмехнулся, отхлебнул чай и, разгладив усы, сказал:

– Это моя крестница. После встречи с ней не могу на волков охотиться.

– Афанасий Фёдорович! Вот об этом и расскажите. Читатели будут довольны.

– Началась эта история три года назад, зимой. Я осматривал своё хозяйство и заметил волчьи следы у кормушки оленей. Нехорошо! Выходит, я их подманил, а волки резать будут. Пошёл по следу. Бесполезно. А на обратном пути домой неожиданно засёк серую, взял на прицел и вдруг понимаю – волчица тяжёлая, на сносях, приплод ждёт. Она оглянулась, замерла и смотрит на меня через оптический прицел, прямо в зрачки. И взгляд у неё какой-то не звериный. По нашим охотничьим правилам, это большая удача – взять беременную, не дать родиться волчатам. Сам не знаю, что со мной случилось. Не смог я. В воздух выстрелил. Наступила весна. Волки распоясались, от голодухи, конечно. То там, то там отметятся. Надо, думаю, их укоротить. А тут на обходе волчье логово обнаружил, по всем признакам обитаемое. Поставил капкан. Через несколько дней пошёл проверять…

Рассказчик, что-то вспомнив, спрятал в усах улыбку.

– Никак не думал снова с ней встретиться.

– С кем?

– С волчицей, которую пожалел. Её светло-серый с примесью чёрного окрас я хорошо тогда запомнил. Вот она и попалась. Переднюю лапу капкан намертво зажал. Да! Подхожу осторожно и глазам не поверил. У неё под брюхом четыре волчонка на сосках повисли.

Егерь вздохнул и резко повысил голос:

– Чёрт возьми! Придётся охоту бросить. Сердце размякло… Гляжу я на эту картину, а у самого что-то внутри защемило. Волчица смотрит на меня, скалится, а потом как ни в чём не бывало принялась щенят облизывать. Словно была уверена, что я ей вреда не сделаю.

Корреспондент замер, боясь пошевелиться, чтобы случайно не прервать откровенный рассказ.

– Так вот стою я перед ней – дурак дураком. Ружьё на плече. Мать надо застрелить, волчат в мешок забрать, а ноги вросли в землю и не двигаются. Вдруг спиной чувствую чей-то тяжёлый взгляд. Глянул через плечо; конечно, мог бы и догадаться – отец семейства. Матёрый волчище стоит на пригорке, застыл как памятник. Мгновенье, и исчез. Зверьё чувствует состояние охотника, вернее, опасность – есть она или нет. Вот тут я и согрешил, смалодушничал.

– Как это?

– Взял длинную палку и разомкнул капкан. Волчица вскочила на трёх лапах, схватила одного волчонка и потащила его в логово, а трое повисли у неё на сосках и болтаются. Вот такая сила инстинкта материнства. И как она могла понять, что я её и щенят не трону? В общем, понял я тогда, что кончился как охотник. Не хочу больше убивать, можно и без этого обойтись. Не голодуем же! Да! Не тронул я тогда волчий выводок, а он меня отблагодарил.

Хозяин поднял штанину и показал грубые рубцы на голени.

– Вот! Наверное, один из них отметился. Но это уже другая история, хотя с той же волчицей.

Лесничий вдруг махнул рукой.

– Да выключи ты свою шарманку. Давай ещё медку дёрнем и отдыхать будем. Мне завтра вместе с солнышком вставать.

– Афанасий Фёдорович! – взмолился корреспондент. – Расскажите без диктофона. – И бокал поднимает. – За вас!

Выпили. Наступила большая пауза, в которой, казалось, плотная тишина законопатила уши собеседников.

– Два года прошло с той капканной встречи. В январе я возвращался домой после новогодних праздников. Сынка к бабушке отвозил. Вечерело. Дорога вдоль оврага бежала. Мой Резвый спокойно шёл, но вдруг заводил ушами, захрипел и резко рванул вперёд. Смотрю, а на другой стороне оврага дорожка огоньков мелькает – волки. Овраг пересекать надо. Ну, думаю, там они нас и встретят. Ружьё приготовил. Жеребец несёт, вожжей почти не слушается. Влетаем в низину, а они тут как тут. Вожак сидит на дороге. Резвый совсем обезумел. Рванул по целику, да так, что я, как пушечное ядро, вылетел из саней, где ружьё осталось. В голове мелькнуло: здесь и конец. К счастью, по многолетней привычке, за голенищем нож. Первого, кто кинулся на меня, я удачно поймал лезвием прямо в прыжке. Второй вцепился мне в ногу и свалил. Только голову успел спрятать в полушубок, который они рвать стали. Вдруг тоскливый вой прорезал январский вечер. Звери отскочили. Я ничего не понял и выглянул наружу. Рядом стояла старая знакомая хромая волчица и, задрав морду, выла таким воем, от которого нутро холодело. Оскалилась и потрусила в овраг. Стая, чуть помедля, потянулась за ней. Перевязал рану и несколько часов ковылял домой, обдумывая происшедшее. Выходит, отблагодарила она меня. Вот после этого и скажи, что звери не соображают. Как после этого я на них буду охотиться? Нет! Не могу. Но в охотхозяйстве узнали об этом случае, возмутились и устроили облаву. Почти всю стаю взяли, но хромая сумела уйти.