Текст книги "Семеныч и Катенок"

Сошли на нет пакости Второго. Вернее, они остались, но Семеныч с Ней как-то «выкарабкиваться» из них стали достойно. Но совсем спокойно не получалось. Оба упрямы. Как ослы… или бараны… люди ведь, чего с них взять. Семеныч что-то говорит Ей. Она думает также… Но нет! Все «перевернет» в обратную сторону! Семеныч злится, но… уже не долго. Да и Она вскоре… исправляется. Опять приходит понимание – сглупили.

Любили они друг друга. Сильно. Страстно. Остро. До боли. И находиться друг без друга долго не могли. Эту тягу разорвать было невозможно. И понемногу, Мика стал приобретать необходимую для развития энергию. Хотя ее и приходилось тратить на нейтрализацию Второго, и иногда достаточно много.

Относительно много, конечно. Ведь все-таки Мика был великим эгрегором. Хотя само понятие «великий» применительно к эгрегору раньше, до появления Мики, не существовало. Его придумали, чтобы как-то отличить Мику, и ему подобных, которые теоретически тоже могли ведь появиться, от обычных, «средних», как их теперь стали называть эгрегоров.

Эту идею, ввести классификацию в мире эгрегоров, предложила Катенок, которая сама являлась очень сильным, одним из самых сильных эгрегоров. Катенок просто захотела назвать Мику «великим», вот и назвала. Он обманула всех, предложив использовать термин «великий» для эгрегоров типа Мики. Катенок знала, что эгрегоров «типа Мики» больше не будет, что это исключение из правил. Она знала, что Мика не был рожден вследствие слияния двух людей.

Во-первых, сами эти люди, Он и Она, не были «чистыми людьми».

Катенок как-то сказала, что людей в чистом виде не существует. Это она тоже слукавила. Существуют такие люди. Большинство людей и существуют именно в таком, «в чистом» виде. Но не все.

Например, Он. Семеныч. Семеныч тоже ведь не был только человеком. Но Катенок не знала, кто в нем был еще. Она этого не понимала. Это было выше ее понимания. Именно это и было истинной причиной ее необъяснимой тяги к Семенычу.

* * *

Ребенок изменился. Он как будто проснулся после долгого сна. Его цель, обозначенная Вторым, была четко видна. Ребенок следил за ними и днем и ночью. Ребенок прослушивал их разговоры, составлял хронологию их встреч, места встреч, места, которые они вообще посещали. Ребенок был полностью готов. Но не спешил. Теперь он ждал приказа Второго. Образно говоря, цель была на мушке, оставалось только нажать курок.

С помощью Второго, он стал жить в одном доме с Семенычем, работать неподалеку, и потихоньку искать с ним контакты. Вторая встреча состоялась утром, когда Семеныч безуспешно пытался завести машину. Ребенок внезапно возник рядом. Семеныч его вспомнил, стоял, оторопевший, не зная, что и сказать. Ребенок поздоровался, как будто видел Семеныча впервые, деловито спросил, что с машиной. Вместе они открыли капот, и Ребенок моментально устранил неполадку. У Семеныча в голове вертелось то происшествие. Но, поскольку Ребенок вел себя совершенно обычно, Семеныч не стал развивать тему.

Ребенок часто теперь стал оказываться рядом с Семенычем, при всяких обстоятельствах. В магазине, на стоянке, вечером во дворе. Поскольку он оказал Семенычу услугу, приходилось с Ребенком здороваться и из вежливости перекидываться парой фраз. Постепенно они становились добрыми соседями-приятелями. Ребенок все больше помогал Семенычу, то с компьютером вдвоем копаются, то расскажет Семенычу что-нибудь интересное, да мало ли какие общие интересы могли бы найтись у двух живущих рядом мужчин…

Частенько стали после работы заходить в бар возле дома, где их и увидела Она. Подошла к ним, ошалело глядя на эту идиллию. Видя, как Ее глаза становятся злыми, и сейчас Она не смолчит, Семеныч умоляюще посмотрел на Нее. Она, молча села с ними, пила кофе и за вечер не проронила ни слова.

– Ты что?! – спросила Она Семеныча, когда Ребенок, попрощавшись, покинул столик.

– И что я? – в тон Ей ответил Семеныч.

– Ты забыл, что было тогда?

– А что было? Он ехал с неположенной скоростью на красный свет. Я сам выскочил наперерез ему. Мне показалось, что он… – Семеныч оборвал фразу, – в общем, он оказался нормальным хорошим парнем, живет и работает рядом.

– Ты посмотри на него, на его лицо, на его мертвые глаза, на его хромоногую походку!

– Браво! Это все твои доводы? Глаза, как глаза, мутноватые, правда. Ну, хромает, может с ногой чего, – засмеялся Семеныч.

– Не общайся с ним? – просительно сказала Она.

– Да ну что ты? Так, видимся иногда, что ты в самом деле, глупости говоришь?

– У него волосы черные!

– Весомый аргумент! – Семеныча совсем развеселило это доказательство.

– Ты же видишь, что что-то происходит!

Семеныч резко замолчал, стал собираться. Она не могла четко сформулировать, что именно Ей не нравилось в Ребенке. Это и нельзя было сформулировать внятно. Не было объективных факторов. Всего лишь смутное тревожное ощущение.

Семеныч ощутил вдруг прилив нежности к Ней.

– Пойдем домой, уже поздно, – обычным тоном сказал он, помогая одеться.

Она мгновенно среагировала, обвила его шею, зашептала:

– Совсем, совсем, не поздно еще! Давай сбежим?

Ее дыхание коснулось Семеныча, и он замер на полуслове, как будто уплывая из окружающей действительности. Но еще не до конца ушедший ум уточнил:

– До полуночи обернемся?

– Да! Конечно! – искренне соврала Она. До утра мысли о Ребенке их уже не беспокоили, как впрочем, и все остальные мысли. Когда они были вместе, похоже, и, конец света бы их не потревожил, если бы случился.

* * *

Мика видел, что Ребенок упорно и изобретательно входит в доверие к Семенычу. Мика пытался найти Второго, чувствуя, что пришло время для откровенного разговора. А уж, если поговорить не получится, то… придется все-таки Мике уничтожить Второго, приведя другим эгрегорам аргументы «крайней на то необходимости». Но Второй, словно исчез. Мика нигде не мог его найти. Второго нигде не было.

Однако, это не было для мира эгрегоров чем-то необычным. Чаще всего такие «пропадания» эгрегора были обусловлены тем, что он излишне «глубоко погружался» в решение каких-либо проблем своих «подопечных» в мире людей. Достаточно часто эгрегору приходилось для этого бывать в разных местах одновременно, что вынуждало его рассредотачивать свою энергию. В таких случаях, эгрегор как будто делился на несколько абсолютно таких же эгрегоров. Общая энергия от этого не изменялась, но теряла свою плотность. Поэтому такого эгрегора было достаточно трудно обнаружить.

* * *

Утром Семеныч отправился на работу, Она отпросилась и пошла домой. На работе у Семеныча всё шло своим чередом. Она пришла домой, намереваясь забежать в магазин и приготовить обед и сделать еще кое-какие дела, обязательные для замужней женщины.

Второй был одновременно и там, и там. Он незримо присутствовал на работе Семеныча. В тоже время «тенью» следовал за Ней. Второй внимательно наблюдал за обоими.

* * *

Она прибралась и стала готовить, думая о Нем. Тяжело всегда от него уходить. И возвращаться к «своей» жизни. Очень тяжело. Такая тоска, наверное, бывает у каждого любящего человека при невозможности будущего. Смириться? Не думать о будущем? Довольствоваться тем, что имеется? Да, все верно. Но больно.

Доставая зелень из холодильника, заметила, что там темно. Щелкнула выключателем – света нет.

* * *

В обед Семеныч решил прогуляться к соседнему ресторану. После бурной ночи есть хотелось. Спать хотелось еще больше. А еще тоска накрывала сильнее обычной, так что мысли просто напросто выли.

Семеныч глубоко вздохнул и резко выдохнул: «Стоп!»

Тут же погас свет и запищал источник бесперебойного питания, уведомляя об отсутствии электричества.

Семеныч захотел позвонить Ей, может, заехать, пообедать вместе. Взял телефон в руки – сети не было.

«Странно», – подумал он, подходя к двери, – «света не было в офисе, но причем тут сеть мобильного оператора? Ну и хорошо, обед будет на полчаса раньше».

Он вышел из кабинета. Нигде никого не было. Стояла гробовая тишина. Семеныч просто отметил про себя, что как-то пустовато, но поскольку мысли были заняты Ей, особо акцентировать внимания на этом не стал.

На улице была ранняя весна. Это было здорово. Стало немного легче. Он улыбнулся весне и своей любви. Огляделся. Тишина окружала его. Он смотрел по сторонам. Нигде не души. Всё как обычно. Ничего нигде не изменилось. Всё преспокойненько стоит на своих местах. Только нет света, не работает связь, и люди, похоже… исчезли. Семеныч быстрым шагом пошел к машине, стараясь ни о чем не думать, только бы скорее добраться до Ее дома. О том, что Ее могло тоже не быть нигде, Семеныч не хотел думать. Иначе можно было бы умереть от такой мысли тут же на месте.

* * *

«Прекрасно, в единственный отгул остаться без света. Ну что за подлость на свете происходит?» – Она подошла к раковине, ополоснуть руки и ножик, прежде чем нарезать зелень. Воды не было, – «Ну, это уже слишком!»

Позлилась минуты две, и вдруг рассмеялась: «Еще газ отключили бы, было бы хорошо! Можно ничего не делать, потому что сделать ничего нельзя!»

Смех оборвался – комфорка, под сковородкой приготовленного мяса, не горела.

«Что же это такое?» – вспомнились обрывки детских мыслей: «когда исчезнут люди…» Она достала из заначки сигарету, открыла окно, закурила. На улице никого не было. Шума жизни тоже. «Здорово! Это мне не снится? А в магазинах тоже никого нет?» Выбросив сигарету в окно, ополоснула руки водой из чайника и побежала одеваться.

* * *

Семеныч подъехал быстро. Светофоры не работали. Машины ни одной не было. Почти бегом он настиг Ее двери, благо домофон не работал. Он ногой затарабанил в дверь, тишина стояла в ответ. Все та же гробовая тишина.

С отчаянием он бил в дверь сильнее. Затем опустился на ступеньку лестницы, обхватил голову руками. Какое-то время он сидел, не двигаясь, без мыслей, Семеныч не пускал ни одной, чтобы вместе с нормальными не проскочили ужасные.

«Что за херня!» – пытался он позже рассуждать логически, – «Вообще нет нигде ни одного человека. В обеденное время на улицах города нет ни одной машины. Только те, которые стоят на обочинах… Этого не может быть! Если бы произошла какая-то катастрофа или конец света… то почему это не коснулось меня? Значит, не катастрофа. Значит, это сон. Выходит, я заснул на работе? Неудобняк. Зайдет кто-нибудь, а я тут за столом сплю. Ладно, еще свой кто-нибудь. А чужой? Да черт с ней, с работой! Где же Она?»

Семеныч читал как-то про осознанные сновидения. В этих книгах утверждалось, что во сне можно передвигаться силой мысли. Представил только место или человека, к которому хотел бы переместиться… Раз, и уже там!

Семеныч резко и сильно представил Ее. Представил. Но никакого: «Раз, и уже там!» – не произошло. И никакой серебряной нити он у себя не заметил, как не рассматривал.

«Значит, это не осознанное сновидение, а обычный сон, во время которого мне снится, что я думаю о том, что это не сон. Бред какой-то».

* * *

Она с восторгом шла по пустым улицам, заходя во все открытые двери. Зашла в ресторан, поела. А потом и налила себе вина. Сначала захотела напитка покрепче. Потом подумала, что так недолго и напиться. А в таком странном состоянии города лучше оставаться с соображающей головой. Никакого страха не испытывала. Чуть-чуть было не по себе, но и это утопилось в первой половине бокала вина. Теперь можно было спокойно посидеть и подумать о том, что произошло. «Телефон!» – Она вытащила из сумки, нет связи. Попробовала включить радио – все тихо. Не работало ничего. Сытый обед и бокал вина сделали свое дело после бессонной ночи. Она встала, сдернула скатерть с соседнего столика и, уютно закутавшись в нее, опустила голову на спинку диванчика. Веки стали тяжелыми, Она закрыла глаза и крепко уснула.

* * *

Семеныч встал, вышел из подъезда, походил, вокруг машины, покурил, подогнал машину ближе к подъезду, на тот случай если Она все-таки придет. Сел в машину, откинулся на сиденье. Ее он собирался ждать до самого конца, хотя и не знал, будет ли конец этому «безобразию». В общем, он решил не двигаться с места до самого последнего. Потому что рано или поздно, если Она «осталась», домой Она должна прийти, или хотя бы заглянуть.

«А вдруг Она также ждет меня? Хотя если я сорвусь туда, мы можем разминуться, хотя можно записку оставить», – так он и сделал, написал записку, воткнул ее в дверь, на всякий случай еще на подъездной двери нацарапал камнем: «Жди меня здесь!»

Это все-таки не было похоже на сон. Семеныч переключил в машине музыку на радиоприем. Ни одна станция не работала. Ровное пустое шипение.

«Е… твою мать!» – вспомнил Семеныч народное заклинание на все случаи жизни. «Но все же не могли исчезнуть!!!!! А почему тогда остался я?»

Семеныч вдруг понял, видимо народное заклинание произвело над его умом свое волшебное действие: «Если все исчезнуть не могли, а никого здесь нет, то, значит, из того мира, где есть все, исчез я».

«Если исчез я», – продолжал рассуждать Семеныч, уже находясь за рулем своего форда по дороге на работу, – «значит, надо определить ту «точку» выхода оттуда и входа сюда, которую и можно будет использовать для обратного «перехода» …или проснуться». Семеныч решил вернуться на работу, зайти в свой кабинет и, находясь в знакомой обстановке, попытаться еще раз прочувствовать тот самый последний момент своего пребывания в «нормальном» мире.

Посидев в кабинете с полчаса, видя, что ничего не меняется, встал. Решил съездить к дому. Ее нигде не было. Вернулся на исходную, записка была нетронута. Сердце тоскливо сжалось, пришли мысли, которые он не хотел пускать раньше: «Ее тоже нет». Однако, он все равно оставался Ее еще ждать. Ждать безнадежно. Но пока надо было собираться с мыслями и определиться, что делать дальше.

* * *

Она проснулась от пронзительной боли в сердце. «Семеныч! Где ты? Где я? Где мир? Где люди?» – Она попила воды, судорожно соображая, сколько времени, если по естественному освещению на улице – около пяти вечера. Она пошла к его работе, и, наконец, до Нее дошел весь ужас сложившегося положения. Она где-то оказалась не там. Или все куда-то ушли.

«Только бы он был, только бы Семеныч остался! Пусть все скорее вернется, пусть этот кошмар остановится. Что, если это конец света? Хотя солнце на месте. Но я не могла одна остаться? Ну, хорошо, я готова остаться и выживать теперь без всяких условий, но как мне без него? Я не буду без него. Я напьюсь и сброшусь с 9-тиэтажного дома. Нет, лучше с 20-тиэтажного, а то вдруг еще выживу и буду подыхать в увечьях. Но пока я поищу его, или подожду, пока этот кошмар кончится. Не может ведь он быть вечным. Когда-нибудь он кончится? Воды в магазинах хватит надолго, еды впрочем, тоже. А потом? Вот потом и подумаю об этом. А может это только в этом городе такая ерунда, может где-то еще осталось все по-прежнему? Да нет, слишком тихо, само небо говорит, что никого не осталось. Вот бред! Все-таки или это кончится, или остался кто-то еще. Где же ты, Семеныч, ведь ты не мог уйти и оставить меня?»

На его работе было тихо, Она побрела к его дому. И там никого. Разревелась. Села на качели. Закрыла глаза. Перед глазами был он, как увидела его в первый раз, как встречались по утрам, как любил он Ее ночами, вспомнила и ту, первую. Как ругались и мирились. Неужели это всё закончилось? Да, можно было предполагать, что это закончится и в той жизни, всё ведь проходит, всё заканчивается, тем более, что их ничего не связывало. Разные дороги, разные семьи. Но чтобы так все произошло?

«Семеныч! Ведь ты обещал быть всегда рядом!» – Она встала с качелей. Пошла к дому. Скоро вечер. Вспоминая, были ли свечки дома, ужасаясь, что скоро стемнеет, и Она останется одна. Зашла в магазин, взяла себе виски, сок, свечки, и пошла готовиться к первой ночи одинокого мира. Зашла в книжный, там немного отвлеклась, выбирая себе спутников на ночь, потом вспомнила, что воды нет, надо было взять еще и воды. Но рук не хватало, тогда придется зайти домой и вернуться за водой. Она медленно шла, глотая виски, и плакала. Не от того, что осталась одна, а от того, что его нет. А без него смысла оставаться – нет.

Подходя к дому, увидела его машину, побежала. Он! Дверь в машину открыта, он спит, развалившись на сиденье.

«Господи спасибо! Спасибо!!!» – Остановилась, положила то, что было в руках, на нагретый уходящим солнцем, капот. Тихо наклонилась к нему, поцеловала в губы, руки его тотчас же прижали Ее к себе, губы поцелуями собирали слезы с Ее уже счастливых глаз.

Вот и всё. Он и Она. Разве еще что-то нужно для счастья, кроме Ее поцелуев, кроме Его глаз?

– Пойдем ко мне? – радостно тянула его за руки.

– Нет, давай в гостиницу, – все-таки, Ее дом был чужим для него.

Семеныч встал, разминая затекшие ноги.

– Где Ты была?

– Спала в ресторане, потом искала тебя!

– Нашла? – Семеныч улыбался.

– Нашла! – Она улыбалась.

– Сейчас я, погоди, – Семеныч хотел отойти в сторону.

– Куда ты?

– В туалет, – засмеялся он.

– Я с тобой, – испугалась она.

– Ну что ты, – но Она вцепилась в его руку, намереваясь больше ни на шаг не отпускать его от себя.

Они заехали по пустой дороге в магазин, набрали еды. Их уже мало волновало то, что случилось, потому что приближалась ночь. Где они будут вместе. Веселились, как дети.

– Воды возьми!

– Я пепси-колы взял.

– А умываться чем?

– А воды нет? – удивился Семеныч.

– Нет, и газа нет! – радостно помахала головой Она.

– Ты зачем молоток с ножами берешь?

– А как ты собираешься открыть двери номера, или думаешь, они распахнутые, нас ждут? Пойдем в самый люкс! – заглядывая в его любимые-любимейшие глаза, предлагала Она.

– Пойдем! Свечки возьми! – соглашался он.

– Взяла! Я еще и деньги из кассы выгребла, пусть будут на всякий случай. А дальше что будем делать?

– Пока не знаю. Мы похожи на мародеров.

– Ага. Где все люди?

– Не знаю. А где мы?

– Не знаю.

Пришли к гостинице, разломали с трудом несколько номеров, выбрали самый лучший. Расстелили покрывало на полу, зажгли свечи, разложили еду. Ужин плавно переходил в более приятное занятие. Она встала, чтобы раздеться, подошла к окну, чтобы задернуть шторы, вскрикнула и отшатнулась.

– Что? – Семеныч встревожился.

– Я видела его!

– Кого?

– Того парня с дороги, с которым ты вчера был, ну этот хромой, старый-молодой, с глазами. – Знаешь, как у него фамилия? Ребенок.

– Я видела его сейчас, он смотрел на нас! – Семеныч подошел к окну, посмотрел, там никого не было.

– Тебе показалось, на улице темнеет, вот тебе и привиделось.

– Да нет же! Я видела. Он стоял и смотрел! Я боюсь.

– Давай бояться вместе! – Семеныч увлек Ее на постель… Заснули, как обычно, в предрассветные часы. Довольные и счастливые. Семеныч сгреб Ее в охапку и заснул. Она еще смотрела в кромешную тьму, засыпая.

* * *

В дверь тактично постучали. Она окаменела. Сказать, что Она испугалась – это не сказать ничего. Ей показалось, что Она умерла от страха, но судя по тому, что робкий стук повторился, Она еще осталась жива.

«Раз стучат, значит, хотят не войны, иначе бы выбили эту хлипкую дверь, значит – хотят договориться, а может, кто-то еще остался? И видел свет от свечей? А если это Ребенок? Тогда я сама прогоню его, а то Семеныч опять скажет, что он нормальный, а мне он таким не кажется, вот сейчас я ему все и скажу», – торопливо думала Она, попутно выкарабкиваясь из цепких объятий своего Мужчины. Это было сложно, поскольку каждое Ее движение могло разбудить Семеныча. Наконец удалось. Она подбежала к двери, негромко сказала:

– Сейчас, минуту.

Наощупь, нашла свои вещи, которые были раскиданы там, где снимались, быстро натянув на себя, подошла к двери и опустила дрожащей рукой ручку двери вниз. Перед ней в темноте стоял Ребенок, только его мертвые глаза светились. Страх сковывал Ее сильнее. Она придерживала дверь, как будто она могла Ее спасти.

– Уходи, – зловеще прошептала Она, – Я не знаю, кто ты. Но я всё помню. Это ты хотел сбить меня на машине. Не приближайся к нам, не приближайся к нему.

– Вы неправильно поняли, – шептал быстрым миролюбивым тоном Ребенок, – я просто был пьян тогда и спешил куда-то, я не хотел вас убивать. Я обычный человек, никого нет в городе. Я видел вас вечером, в окне. Не стал мешать. Надо обсудить, что произошло.

– Я ведь не говорила, что ты не человек, значит всё это… – Она на секунду умолкла и решительно продолжила, – уходи прочь отсюда. Если ты хоть что-нибудь еще захочешь сделать, я… я… убью тебя.

Она уже привыкла к темноте, и видела, насколько зловеще выглядит он. Ей было страшно, Она дрожала вся, все также цепляясь за ручку двери. Она медленно стала закрывать дверь, он придерживал ее ногой и стал наступать.

«Он не хочет разбудить Семеныча!» – догадка внезапно осенила Ее, но закричать Она не успела, потому что его ледяные жилистые пальцы сдавили Ей горло.

* * *

Распахнулось окно, было такое ощущение, что в него влетел ветер, сила которого была безумна. Это больше походило на смерч, который оторвал Ребенка и унес с собой…

Она закрыла дверь. Ее трясло от страха. Стучали даже зубы. Она крадучись, подошла к окну, посмотрела вниз. Все тихо, даже ветра, похоже, нет. Хотела растолкать Семеныча и рассказать, но Она и говорить сейчас не могла от ужаса. Забралась обратно в постель, уткнулась ему в грудь, пытаясь справиться со страхом, с сердцем, которое выскакивало. Захотелось пить. Но дойти одной до бутылки на столике не решилась больше.

«Пусть выспится, утром все расскажу», – подумала Она. Семеныч во сне обнял Ее поудобнее, страх начал отступать, глаза уже закрывались в дреме.

* * *

Мика нашел Второго. Второй был также «увлечен» миром людей и не стал проявляться более сильно, но… Мика набирался опыта. Выбросив Ребенка из гостиницы, Мика почувствовал в Ребенке Второго и, как будто, разматывая невесомую призрачную ниточку, вышел все-таки на Второго.

– Эй ты! – Мика не счел нужным поздороваться, хотя в мире эгрегоров это и не было так распространено, как у людей, но все же при первом обращении к собеседнику считалось признаком «хорошего тона».

Второй удивленно посмотрел на Мику. Он не ожидал, что Мика его обнаружит.

– Что это у тебя за имя такое дурацкой – Второй? – Мика явно издевался.

– А ты, малыш, вежливо разговаривать со взрослыми еще не научился?

«Щщууууууиить!» – раздался резкий звук энергетического удара Мики. Второго подбросило вверх, и на прежнее место он опустился уже значительно медленнее, потому что потерял четверть своей энергии и массы.

– Тттты что ддделаешь? – испуганно вскрикнул Второй.

– А ты не догадываешься? Я тебя убиваю!

– Нельзя убивать эгрегоров!

– А это смотря кому и смотря кого. Тебя мне убивать можно!

«Щщууууууиить!» – раздался еще один энергетический удар Мики.

Второй потерял еще четверть своей энергии и отчетливо понял, что Мика его сейчас уничтожит, если срочно его не остановить.

– Постой, Мика! Не надо! Пожалуйста, не надо!

– Да? А я думаю – надо!

– Не надо! Я тебе все объясню!

– Объясни! Но, если мне не понравится твои объяснения…

– Подожди!!!! Я ведь не знал, что эта странная человеческая пара имеет к тебе отношение!

– Теперь узнал?

– Теперь да. Я только что узнал, когда ты по следу от Ребенка вышел на меня. Теперь понял, а раньше мне и невдомек было.

– Что тебе от них надо?

– Что? …ну как обычно – использовать для себя их энергию. Что тут особенного?

В общем-то, в этом действительно не было ничего особенного. Было обычной практикой для эгрегоров использовать людей для энергетической подпитки. Бывает, что эгрегоры и враждовали друг с другом из-за этого. А «свободные» совокупности людей сами создавали своих эгрегоров.

Мика понимал, что, если Второй действительно не знал, что Семеныч и Она – «его люди», то ему и «предъявить-то», особенно, нечего будет. Мика не очень-то верил Второму, но и абсолютной уверенности в лживости Второго у него тоже не было. К тому же Мика, как это не характерно для эгрегоров, был добрый и отходчивый.

– Ладно, Второй! Считай, что тебе не повезло. Или повезло. Как хочешь, так и считай. Но, сам понимаешь…

– Конечно, Мика! Все! Больше никогда я на них даже не посмотрю!

– Не забудь, что сказал! – Мика глянул на Второго, будто запоминая его в его новом «облегченном» состоянии, и… ушел.

«Надо действовать иначе», – Второй еще сильнее возненавидел и Мику, и Семеныча с Ней, но понимал, что действовать дальше ему придется уже иными способами, не так явно указывающими на его участие.

* * *

Она резко проснулась, поняв, что находится в кровати одна. В комнате никого не было. Окно было приоткрыто с ночи. Весь ужас ночи подобрался к Ней. Она закричала.

Шум шагов, бежавших по лестнице вверх, заставил Ее заткнуться. Ей показалось, что сейчас лопнет сердце.

Распахнулась дверь, Семеныч подбежал, руками схватил Ее лицо, прижал к своим губам.

– Что?! Что?

– Где ты был? Где? – начиная реветь, закричала Она, – ты оставил меня одну! Куда ты ходил?

– Тише, тише, успокойся, ну что ты? – целуя Ее, говорил Семеныч, – я проснулся, окно открыто, вспомнил, что ты любишь горячий чай, а где взять горячую воду без света. Я пошел разводить костер! И разбудить тебя горячим чаем, ловко я придумал? Я был возле входа, внизу. Чего ты испугалась, мы одни ведь на целом свете. Кого теперь бояться?

– Мы не одни, послушай, что было ночью… – Она сбивчиво стала излагать события ночи. Семеныч отпрянул от Нее, стал мерить комнату шагами.

– Как ты могла меня не разбудить и пойти открывать двери кому бы то ни было? Мы вдвоем остались, это уже за гранью разумного. Как в твою голову приходит одной что-то делать? – обернулся на Нее. Она продолжала рассказывать про Ребенка. Семеныч подошел к Ней ближе и внимательно посмотрел Ей в глаза.

– Может тебе приснилось всё это? Это ведь чертовщина какая-то откровенная. Ну… ну, может, приснилось, так бывает, что сон кажется явью? Успокойся, пожалуйста, успокойся. Я рядом, я не отойду больше от тебя ни на сантиметр. Вставай! Пойдем делать завтрак на костре.

– А окно?

– Может, мы забыли закрыть его вечером?

– Нам надо найти оружие, – твердо сказала Она. – Поехали, найдем магазины или что-нибудь, где есть оружие.

Семеныч, подавая Ей одежду, понимал, что легче дать Ей пистолет и научить им пользоваться, чем объяснять, что это опасно.

Позавтракав возле костра на улице, немного пришли в себя. Объездили весь город и окрестности, убедившись, что нигде никого по-прежнему нет. Нашли оружие. К немалому удивлению Семеныча, Она неплохо с ним управлялась. Настрелялись на пустыре вволю. Меткость у Нее хромала довольно сильно.

– Меня ни пристрели, – смеялся Семеныч, находясь в пяти метрах от построенной ими цели из камней.

– Не смешно. В себя бы не попасть, – тщательно прицеливаясь, сказала Она.

– Не смешно, – перестал улыбаться Семеныч. – Мимо!

К вечеру у Нее меткость заметно улучшилась, но все еще оставляла желать лучшего. Заехали в супермаркет, искали еду, которая была пригодна, все-таки второй день не было света, и многие продукты стали портиться. Пока Она нашла полку с колготками, стоя и меряя их тут же, Семеныч отошел к мясному отделу, выбирая что-нибудь подходящее. Он читал на этикетках различных нарезок сроки хранения и температурные режимы. Поскольку этикетки делались для людей, у которых вместо глаз были увеличительные стекла, Семеныч углубился в чтение, с трудом разбирая маленькие буквы при отсутствии нормального света.

В торговом зале был полумрак, окон ведь не было, свет поступал из коридора и открытой двери. Стояла тишина. Семеныч оглянулся на Нее, которая раскрывала, наверное, уже десятую пачку, улыбнулся, кинул в тележку выбранный продукт, и стал выбирать дальше.

Внезапно раздался хлопок, звон стекла, звук падающих стекляшек с высоты на плитку пола. Семеныч оглянулся, Ее не было, распакованные пачки колготок валялись возле полки. Сердце его остановилось…

И вновь застучало, услышав Ее торжествующий крик.

– Семеныч, я попала! Я попала в лампочку! – у него не хватило сил даже рассердиться на Нее. Но то, что глаз с Нее спускать нельзя, он теперь окончательно понял.

Заехали в книжный. Она выбрала что-то. Семеныч заглянул, толстенная книжка, что-то про самолеты.

– Это тебе зачем?

– Не мне, а тебе. Мы поедем в аэропорт. Ты будешь учиться управлять самолетами. Полетим в теплые страны, будем там жить… как в Раю. И Ребенок нас не достанет! Здорово я придумала? – Она вопросительно заглянула в его глаза.

Семеныч смотрел на Нее и улыбался. Даже возражать не стал, бесполезно! Дальше поехали домой. Вернее в то место, которое стало их «домом» в той жизни и было «домом» в этой. Номер выбрали другой.

– Семеныч, давай воды нагреем на костре, а то холодной не очень приятно мыться.

– Давай, там, где-то в хозблоке я видел эмалированное ведро. Сейчас принесу, – Семеныч встал, отряхнул брюки.

– Я с тобой! – с готовностью вскочила Она на ноги и повиснув на нем, целуя щеки, нос, глаза.

– Куда я теперь без тебя, – усмехнулся Семеныч, бесполезно пытаясь стряхнуть Ее с себя. Улыбнулся, целуя, прижал Ее к себе.

Уже темнело, когда они поднялись в комнату. Долго валялись на постели, обнимая и целуя друг друга. И не только целуя… Вода, конечно, остыла.

К полуночи Она прошла в душ, мыло закончилось. Накинув халат, Она приоткрыла дверь, чтобы сказать об этом Семенычу. Но его не было в комнате.

* * *

Ей вдруг стало тяжело дышать, и за своим дыханием Она услышала глухие удары в коридоре. Достала пистолет из-под подушки. И на негнущихся ногах пошла в неизвестность, медленно и обреченно. Бесшумно открыла дверь, и тихо замерла, стараясь не дышать. В коридоре была абсолютная темнота и двое, молча дерущихся людей. Через секунду Она могла различить движения Семеныча. Его Она бы узнала не только в темноте, но и, если бы глаза Ее были слепы. Потому что видела его и сердцем тоже. Приглядываясь, поняла, что вторым был… Ребенок! Семеныч, несомненно, превосходил его физически. Но в руках у Ребенка было что-то.

«Что же ему от нас надо? Неужели просто убить? Но за что?» думала Она, по миллиметру придвигаясь к ним, – «Надо быть очень аккуратной, потому что ничего не видно, я могу промахнуться. Я сейчас убью человека? Но это не человек! И как ко мне будет после всего этого относиться Семеныч? Он против насилия, в принципе. Но это вынужденная оборона. А вдруг он скажет, что справился бы сам? Скажет, зачем влезла…»

Она подошла близко, они были в двух метрах. Дрались остервенело, быстро перемещаясь от одной стены до другой. Она прижалась к стене, присела и прицелилась, не дыша, не сводя глаз, Она ждала момента.

Выстрел. Яркий слепящий свет. Семеныч в рваной рубашке. Она испуганно сидящая в том же положении. Свет. Много света. Он был между Ним и Ей, так, что они уже не видели друг друга. Света становилось больше. Он становился шире и, стало закладывать уши, как в самолете. Потом уже, ярче. Она видела, как Семеныч по-прежнему стоит. Ребенка не было! «Значит, я не убила его?» – обрадовано подумала Она. Свет убрался воронкой в потолок и, вновь стало темно. Семеныч подошел к ней, сел рядом, прижал Ее голову к себе, и забрал пистолет из Ее рук.