Текст книги "Канатоходцы"

Глава 19

вводящая в атмосферу «золотой лихорадки» на Второй Планете

В Лоусон мы выехали вдвоем с Джином Факетти на том же автоматическом песчаном кораблике, который доставил меня в СВК – два. Прихлебатели Джина прибывшие вместе с ним на Планету, предпочли пьяную карусель в отеле, где у семьи Факетти был открыт неограниченный счет. Единственным, кроме меня, выбравшим Лоусон был Стив Кодбюри, но он выехал туда раньше, получив назначение на пост начальника рудничной стражи. Джин был неподдельно обрадован тем, что мы оба не покидаем его «в беде», он так и выразился, считая бедой все, что ожидало его здесь. Но мое назначение он подписал туго, не без сопротивления, и когда я спросил его, почему он все-таки подписал, он вместо ответа извлек из кармана виточек магнитной ленты, вложил в корабельный передатчик и включил запись.

На экране возник Джин вместе с его выхоленным, чуточку обрюзгшим отцом. Тот прилетел в СВК – два на несколько дней раньше и, как оказалось, ненадолго. Запись началась с его недовольной реплики:

– Какая тебе разница? Он же остается на Второй.

– Кем? Пилотом, – скривился Джин. – Почти год в полетах и каких-нибудь два месяца отдыха. А мне скучно без друзей в этом кукольном городке под куполом. Не развернешься. Один приличный бар на всю посуду.

– Два, – сказал Факетти-старший.

– Второй еще хуже. Там после третьего стакана уже поножовщина. Из десяти дежурных гробов к утру больше половины заполнены.

– У твоей ложи в обоих барах защитные бронированные стекла. А друзья найдутся. Стив каждый вечер к твоим услугам.

– Со Стивом в порядке. Но мне нужен и Чабби.

– Он нужен Уоррену.

– Кто кому подчинен? Я Уоррену или он мне?

– Боюсь, что сопоставление не в твою пользу.

– Но я директор рудников Лоусона.

– А он – безопасность всей СВК на Планете.

– Так вмешайся ты. Все-таки «Шахты Факетти».

– От фирмы осталось одно название. Я вынужден уступить контрольный пакет акций.

– Кому?

– Шефу СВК.

– Значит, Уоррен – хозяин?

– Увы.

– А что добывают в этой проклятой Богом дыре?

– Металл, которого на нашей Планете нет.

– Дорогой?

– Дороже золота.

– Почему крутишь? Назови.

– Узнаешь, когда приступишь к работе. Я не имею права выдавать тайн Лоусона.

– А если я плюну в лысину его хозяину и пошлю к черту директорство? Не хочу быть пешкой на чьей-то доске.

– Ты не пешка. На доске есть фигуры. Разного достоинства и разных преимуществ. Лучше носить корону здесь, чем ходить дома в отцовской шляпе.

Джин как-то странно хмыкнул, не то зло, не то грустно, и выключил запись.

Я не ответил. Зачем? Он не сообщил мне ничего нового. Я и без магнитной записи знал, что Уоррен – это хозяин и что Лоусон – его кладовая. Теперь предстояло узнать, что добывается в этой кладовой. Что это за металл, которого нет на Планете и который дороже золота, но в золотой упаковке. И для чего добывается – для одарения или устрашения человечества. А тем временем мы уже стыковались в одном из входных шлюзов лоусоновского купола. Кладовая открывала двери, приглашая к столу.

Лоусон был уменьшенной копией СВК – два, только без движущихся тротуаров и улиц – его полуторакилометровый диаметр можно было без труда одолеть пешком, а от любой точки до выходного шлюза было и того меньше: самый длинный путь не дотягивал до километра. По окраинным кольцевым линиям жили завербованные горняки, а в центре – администрация и работники сферы обслуживания. Все это было привычно и современно, но сама атмосфера города дышала тщательно репродуцированным духом «золотой лихорадки». Шляпы с широкими, загнутыми по бокам полями и клетчатые цветные рубашки, грубые сапоги и пистолеты у пояса возрождали ту же старинную картинку.

– Куда направляешься? – спросил Джин, когда мы входили в город.

– Разыщу директора космопорта, – сказал я.

– Подожди до завтра.

– Я же на службе.

– Под мою ответственность. Остановишься у меня в «Мекензи». А вечером поужинаем под свист в салуне.

– Почему под свист?

– Здесь всегда свистят, предупреждая брошенный нож или пистолетную вспышку.

– Так ведь закон запрещает входить с оружием в общественные места.

– Закон всегда молчит, когда умеют его обходить.

Нечаянно или нарочно «Мекензи» подражал древним гостиницам. Однокроватный номерок с умывальником, но без душа и ванны – вода здесь ценилась дороже вина, – никаких кнопочных радостей и электронного сыска.

– Новый город, – пояснил Джин, – строился наспех у рудничных разработок. Строить здесь со всеми удобствами невыгодно: основной контингент населения – работяги. Патрицианское меньшинство обосновалось в двух – трех зданиях, оборудованных соответственно нашим привычкам. Уедет отец – переберемся на его пепелище. Места хватит.

В салуне было дымно и чадно от поджаривающегося тут же в зале мяса, от тлеющих сигар, трубок и сигарет. У стойки не протолкнешься: пили стоя, облокотясь о прилавок из твердой пластмассы, – даже молнии лучевиков не оставляли на ней следа. За столиком шумело по пять – шесть человек, десятки столиков в зале, десятки в ложах справа и слева. Джин получил столик тотчас же, как только его заметил рыжебородый директор, этакий штангист. Преобладали куртки и ковбойки, буквально затоплявшие дымный простор салуна. И тотчас же за столом к нам примостился Стив.

– Без меня счастья не будет, – хохотнул он.

– Подумаешь, фортуна в брюках, – сказал Джин.

– А что? Я антипод Лайка. Где Чабби – там одни неприятности, где я – удача.

Я молчал. Не хотелось связываться. Подали виски, и, отхлебнув из бокала, Дикий снова вышел на тропу войны.

– В секретари взял Чабби, а?

– Он мне даже не подчинен, – сказал Джин. – Он космолетчик.

– Где?

– У лысого Криса.

– И проверку прошел?

– Представь себе, с блеском.

– Ого! – В голосе Стива на миг прозвучало почти уважение, впрочем тотчас же сменившееся былой нетерпимостью. – Значит, брикеты будешь возить?

– Буду, – сказал я сквозь зубы.

– В золотой одежке. Думаешь, золото?

– Не думаю.

– А что внутри, знаешь?

– А ты знаешь? – спросил Джин.

– Знаю. Металл «икс».

– А чему равен икс в этой задачке? Чему служит, знаешь?

– Нет, конечно. И не интересуюсь – незачем. Мое дело – охрана порядка. Все надсмотрщики рудников. Подобраны из профессионалов. Вон посмотрите – гуляют.

За два – три столика от нашей ложи шестеро мордастых, плечистых парней с бычьими шеями, лениво раскачиваясь то вправо, то влево, монотонно тянули даже не песню, а одну только фразу из песни: «Хорошо жить легко, широко… Хорошо жить легко, широко…»

– Вот мы им и даем эту легкость и широту. Пистолет, хлыст и кредитные билеты Системы в здешнем банке. Билетов много, но и работенка не сахар. Металл «икс» радиоактивный, мощнее урана и гораздо токсичнее. Излучает и после очистки на обогатительной фабрике. Трудно тебе будет с рабочими, директор. Мрут, как в эпидемии.

– Где же их лечат? Я не видел больницы, – сказал Джин.

– Ее и нет. Здешние лейкозы неизлечимы.

– Значит, крематорий или просто кладбище?

– Зачем? А «зыбучка» на что? Недалеко, всего километра полтора. Швырнешь в лиловый песок, и затянет. Как ложку в киселе.

Дикий так и сиял, удивляюсь, как меня не вытошнило.

– Какая гнусь! – не сдержался я.

– Здесь нет электронной записи, Чабби, но я могу ее заменить. Так сказать, в индивидуальном порядке.

– Заменяй. Ты уже ползал у меня на четвереньках. Поползаешь еще раз.

– Не выйдет, Чабби.

– Ты думаешь? – холодно спросил я и тем же приемом – ребром ладони – стукнул его по шее.

Он свалился тут же, хлюпнул и затих.

– Зря ты его, – поморщился Джин.

– Встанет, – зевнул я.

– Кто встанет, мальчики?

Гладкая, как бильярдный шар, голова склонилась над нашим столиком. Уоррен был в замшевой курточке с золотой бляхой начальника службы безопасности.

– Не поладили, – дернул подбородком Джин, указывая на барахтающегося под ногами Дикого.

Уоррен не спеша подсел к столу.

– Если ты еще не в раю, Стив, вставай и не симулируй, – сказал он.

Стив Кодбюри, кряхтя, поднялся, вытер слезы и слюни и сел молча с отрепетированной поспешностью.

– Значит, не поладили, – продолжал Уоррен, – а почему? Тебе слово, директор.

– А что говорить? – нехотя откликнулся Джин. – Стив рассказал о том, как хоронят в «зыбучке» умерших от радиации. С таким увлечением рассказывал, что Чабби не выдержал.

Уоррен уже не улыбался.

– А о чем еще он рассказывал?

– О радиоактивном металле «икс», – вмешался я, – и о неизлечимых лейкозах, об отсутствии медицинской помощи, о массовой смертности в городе. Ну, я и наказал его как умел.

– Правильно сделали, Лайк. Болтунов надо наказывать. Утри рот, Стив, и считай, что еще дешево отделался, – я бы наказал строже. А металл действительно радиоактивный. – Уоррен уже адресовался ко мне, игнорируя Кодбюри. – Работать придется в специальном скафандре, даже вам, летчикам. Кстати, вы уже были у директора порта?

– Я просил его задержаться на день. Под мою ответственность. Надеюсь, ничего страшного, – виновато улыбнулся Джин.

– Страшного не произошло, – отчеканил Уоррен, – но мои приказы не отменяются, господин Факетти. Никем, – подчеркнул он. – Запомните. А вам, Лайк, надлежит явиться уже не к директору космопорта, а, поскольку я здесь, ко мне непосредственно. Уйдете на Планету не сегодня и не завтра. Пока транспорт готовится к полету и погрузка только началась, понаблюдайте за процессом подготовки рейса. Вы его хозяин – вам и отвечать. Привыкайте. А ты, Стив, – обернулся он к послушно выжидающему Дикому, – завтра же покажешь директору все его хозяйство. Оно не ограничивается, как у Лайка, одной территорией. Начните с открытых карьеров, побывайте на обогатительной. У конвейера не задерживайся – побереги директора хотя бы от радиации. Без охраны пойдешь?

– Возьму двоих – хватит, – буркнул Стив.

– Тогда все, – резюмировал Уоррен. – Вам тоже не советую сидеть здесь допоздна. Денек будет шумный.

Он вышел, за ним Стив, даже не простившись с Факетти. Он, видимо, спешил объясниться с Уорреном. Джин сидел хмурый, скорее опечаленный, чем недовольный.

– Не нравится мне все это, – сказал он.

– А ты не складывай лапки, – усмехнулся я. – Привыкай, присматривайся. Накапливай материал. Уоррен не Бог, да и ты не комарик. Для начала сними скрытой камерой все, что увидишь. Пригодится.

Глава 20

о том, как добывается и переправляется на Планету псевдозолото Лоусона

Уоррен был точен. Я тоже. Ровно в девять раздвижные створки дверей впустили меня в «святилище». Уоррен ожидал на полдороге к столу, молча подвел меня к молочно-белой, без всяких украшений глянцевой стене, молча нажал кнопку, и стена превратилась в подсвеченную изнутри карту владений СВК на Планете, страны Чабби Лайка, уступившего мне свою биографию. По мере нашего приближения карта менялась, континент рос, вытесняя все к нему примыкающее. Города приобретали рельефность, реки – синеву, а дороги трехмерность, какую дают плоским лентам шоссе движущиеся по ним экипажи.

Так же молча Уоррен взял указку, обыкновенную школьную указку, похожую на бильярдный кий, и ткнул ею в квадратик на территории южной пустыни.

– Здесь, – сказал он, – будете приземляться. Локаторы укажут место. Проследите за разгрузкой, или, вернее, перегрузкой брусков на электрокары и проследуйте вместе с ними по трем номерным шоссе вот сюда. Это форт «Икс» без названия, где и хранится металл. Отдых два дня в любом районе Восточного Мегалополиса. Продление исключается.

– Все бруски загримированы под золото? – спросил я.

– Все. Удачный камуфляж, не правда ли?

– Не знаю. Золотой грим может вызвать повышенный интерес искателей приключений. Глухой район. Пустыня.

– Транспорты следуют с такой охраной, что любое нападение практически исключается. Извне, – подчеркнуто прибавил он. – Если же кому-либо удастся проникнуть в бригаду сопровождения, известный риск, конечно, имеется. Но его всегда можно предупредить.

Я молча глядел на черный квадратик в пустыне. Именно здесь наиболее вероятна удача акции, какие бы силы ни стояли на страже. А что нужно, в конце концов? Всего один кусок металла весом в десять – двадцать килограммов. И еще только смелость, изобретательность и находчивость.

Так я беспечно размышлял у карты, еще не видя этих брусков. Меня преследовала навязчивая мысль: почему Уоррен намекнул о возможности нападения изнутри? Действительно ли он предполагал такую возможность или провоцировал меня? Может, да, может, нет, ответить я не мог, но учесть был обязан.

А между тем мне еще предстояло участие в новом эпизоде задуманного Уорреном спектакля. Не спеша облачились в специальные скафандры из плотной ткани, пропитанной каким-то неприятно пахнущим химическим препаратом. «Защита», – пояснил мой начальник. От чего – от яда атмосферы или от псевдозолотых слитков? «От того и другого». С этим веселеньким напутствием я и вышел на простор под сиреневым небом. Черная, воронено поблескивающая дорожка довольно быстро пронесла нас мимо стекловидной крыши, выдолбленной в скальном грунте рудничной обогатительной фабрики, на серую площадку космодрома, где уже возвышалась знакомая мне от верхушки до лап синяя транспортная ракета. Другие более широкие металлические дорожки подвозили к ней штабеля желтых, тускло поблескивающих брусков. А что, если каждый из них весит не десять и не двадцать килограммов, а более центнера? Тогда украсть такой брусок незаметно, как я планировал, будет совершенно невозможно. «Попробуйте счетчиком», – усмехнулся Уоррен, заметив мое любопытство. Счетчик показал смертельную дозу излучения: псевдозолотые бруски убивали скоро и верно, и только скафандры с антирадиационной пропиткой позволяли нам находиться рядом в полной безопасности. Я сразу почувствовал себя как студент, решивший труднейшую математическую задачу, или как криминалист, разгадавший тайну самого зловещего преступления года. Скорее как криминалист, которому именно сейчас стали известны результаты экспертизы. Пока на Планете на специальных заводах с помощью сложнейших механизмов физико – химики отчаянно трудятся, вырабатывая килограммы искусственно синтезированного блистона, здесь добывают его из недр Планеты тоннами, как руду. Хорошо еще, что полет на Планету Длится несколько месяцев и ракета не принимает больших грузов. Но два – три года такого хищнического накопления блистона позволят компании Факетти (или кто там за ними стоит?) реально захватить власть в СВК. Блистон сегодня дороже золота, в тысячи раз дороже, а значит, это власть, и неограниченная, подчиняющая себе промышленность, экономику и, следовательно, политику. И это опасно – сосредоточение власти в одних руках, к тому же не очень чистых. Мой учитель был прав, предполагая авантюру с мировым резонансом. И я должен был сорвать ее, именно я, и никто другой.

Я уже думал об этом раньше. Мне был необходим всего один брусок, чтобы «Свободное содружество» могло обвинить СВК в нарушении договора о геологических разработках в космосе. Но как незаметно украсть кусок металла весом около центнера и – что еще труднее – столь же незаметно переправить его на один из наших континентов? Срочно требовалась связь. В Лоусоне ее не было – оставались Линнет в СВК – два да Мак-Брайт в Мегалополисе. Смотря куда я сумею добраться раньше.

А вечером на квартире Факетти-старшего, оставленной им в наследство сыну-директору, разговор о металле «икс» был продолжен. Джин записал на магнитную пленку все, что услыхал и увидел. Против обыкновения он был мрачен и неразговорчив.

– Будешь комментировать?

– Спрашивай, – нехотя отозвался он, – мне и самому не много объяснили.

Первые же кадры цветного микрофильма показали глубокий вырез в скальном грунте на краю уже не песчаной, а каменистой пустыни, широкий ступенчатый каньон, наподобие рудных или соляных карьеров, с той лишь разницей, что цвет породы был мышино-серый с вкраплениями тускло поблескивающего металла, почти черными, как мазки туши. Это и был блистон, добываемый только в лабораторных условиях, ценнейший металл, совершивший переворот в атомной энергетике и породивший цепную реакцию международных соглашений, обусловливающих его разработку и применение. На ступенчатых склонах этого искусственного каньона суетились люди в зеленых, а порой до серости запыленных скафандрах, откалывая и размельчая породу отбойными молотками.

– Я и сам удивился этой древности, – ответил на мой недоумевающий взгляд Джин. – Оказывается, из-за секретности разработок сюда не ввозят современных рудничных машин. Все делается, как и встарь, молоточной пневматикой, а металл с кусками измельченной породы грузится на конвейерные ленты лопатами.

Похожие на лягушек люди с зелеными спинами и серой от пыли грудью своей скафандровой шкуры, повинуясь какому-то навязанному им ритму, бросали на движущуюся ленту транспортера широчайшими алюминиевыми лопатами размельченную молотками породу. Все делалось молча, не слышалось ни вздоха, ни голоса – только дробный стук молотков и скрежет лопат о камень.

– Почему они молчат? – спросил я.

– Они не молчат. Только у них в скафандрах нет приспособлений для открытого разговора. Они общаются на микрорадиоволнах. Я их тоже записал.

Не выключая телезаписи, он включил другое микроустройство. И я услышал:

– …двадцать шестая волна… двадцать шестая… Торди, ты? Слышишь?

– …слышу… не нуди… у меня пальцы немеют в скафандре…

– …это от молотка… вибрация… а почему Грэм молчит? Включаю двадцать девятую…

– … Грэм здесь… кто говорит?

– … Джонни… попроси перекур…

– …сам проси… Буль, поганый зверь, переведет на ленту… сломаемся…

– …сорок третья… сорок третья… встречаемся в шлюзовой очистке…

– …говорит Буль… откуда взялась сорок третья? Узнаю – на ленту без ужина!

– …пальцы немеют… прошу перекур…

Джин с сердцем выключил пленку.

– Понравилось? Мне тоже. Впору самому просить перекур. А на обогатительной еще слаще. Смотри.

Он снова включил телезапись. На обогатительной фабрике в пылающей пасти подземных печей выжигалась порода и очищенный металл поступал в плавильни, откуда на ленту конвейера вылетали знакомые бруски, еще не окрашенные. Красильщики в зеленых лягушачьих скафандрах красили их длинноствольными распылителями.

– Рядом стоять опасно даже в специальных скафандрах. Иногда подводит пропитка, – пояснил Джин.

А минуту спустя я как раз это и увидел. Один из красильщиков то ли споткнулся, то ли неловко сманеврировал распылителем и чуть не упал на брусок, едва успев подставить ладонь в перчатке скафандра. Но, видимо, пропитка в ней была недостаточной. Он бросил краситель и выпрямился, да странно как-то выпрямился, не сразу, а шатаясь, словно ища опору, чтобы не упасть. Никто Не подошел к нему, лишь надсмотрщик нагнулся и выключил краситель, а пострадавший медленно побрел куда-то из кадра.

– Вот так и подводит пропитка, – сказал Джин. – Смертельная доза облучения. Его уже на «зыбучку» свезли.

– Живого?!

– А что? Так даже гуманнее. – В глазах у Факетти прыгали предательские искорки.

– Выпей, – промолвил я, протягивая ему бокал. – Успокойся. Что-нибудь придумаем.

Джин встал, неожиданно успокоенный, даже холодный.

– Я уже придумал, – сказал он.

– Что?

– Полечу с тобой.

Глава 21

в которой сбывается предупреждение Уоррена, а Лайк неожиданно теряет друга

Почти пять месяцев спустя после этого разговора я посадил космолет в южной пустыне в Системе, посадил мягко и профессионально, словно всю жизнь только этим и занимался. Сигнализировал в грузовой отсек автомеханику о подготовке к выгрузке и спустился по трапу на желтый песок. Следом за мной сошел и Джин. Оба мы были в защитных скафандрах, и только это помешало обоим уткнуться носом в теплый пушистый песок родимой планеты.

– Пошли, – сказал я Джину через внешний разговорник скафандра, – разгрузят и без нас. За эти месяцы мне, признаться, изрядно надоели и скафандры, и радиация, и пресловутый металл «икс», и Уоррен.

– Мне тоже, – поддакнул Джин.

И мы не спеша пошли к зданию космовокзала – комбинации нержавеющей стали и пластмасс. В этом засекреченном уголке цивилизации – на сто миль в окружности не было никаких признаков человеческого жилья, а широкое применение на транспорте беспроволочной передачи электроэнергии сделало ненужными даже бензоколонки – царила прохлада и тишина. Автоматический кнопочный бар снабжал всеми видами синтетических блюд и напитков, и не было рядом ни микрофонов, ни соседей по стойке. Мы были одни, освеженные душем, освобожденные от надоевших скафандров, трудностей перелета, и, хотя, казалось, должны были смертельно надоесть друг другу в пятимесячной изоляции, искренне радовались, как друзья, встретившиеся после долгой разлуки.

– По второму кругу! Пошли.

– Хоть по третьему.

Но радиоголос тотчас же объявил нам, что погрузка закончена и электроль ждет нас у выхода. Наш кортеж состоял из двадцатитонного электрокара с надежной противорадиационной изоляцией, куда был втиснут весь зловещий груз нашей ракеты, небольшого аэробуса с вооруженной охраной и нашего бронированного электроля, замыкавшего шествие. Двигались мы вдоль шоссе не только потому, что оно служило нам ориентиром, но и потому, что мощные струи сжатого воздуха при столкновении с измельченной ветрами и солнцем почвой пустыни создавали такие пылевые туманности, что терялась не только видимость, но и скорость.

– Как хорошо! – вырвалось у Джина.

– Что хорошо? – спросил я.

– И пустыня, и песок, и даже эта чертова поездка. Как мне надоела Вторая!

– Она мне тоже надоела, но ничего хорошего в этой поездке не вижу. Кстати, Уоррен упрямо и настойчиво предупреждал меня, что наше «золото» легко может стать приманкой для разбойничьих шаек.

– Глупости. Ты просто мнителен.

– Поживем – увидим.

Окружающая нас пустынная глушь была даже красива в своей величавой изменчивости. То растекалась к горизонту палевая мягкость песка, то подымались невысокие, выветрившиеся, причудливой формы скалы, будто раскрашенные мелками трех различных цветов – красно-рыжего, коричневого и синего. Только пастель обладает такой успокаивающей сдержанностью цвета. Но успокаиваться как раз и нельзя было. Впереди в нескольких километрах от нас скалистые формации сближались, пропуская дорогу, и я невольно подумал, что именно здесь могло бы и произойти нападение, о возможности которого говорил Уоррен.

И не ошибся. Когда мы въехали в скалистую полуарку, уже издали было видно, что дорога впереди завалена огромными камнями, через которые наш перегруженный электрокар, конечно, перепрыгнуть не мог: мощные струи сжатого воздуха приподнимали его от земли не выше чем на полметра. Он и остановился, выбросив три толстые короткие лапы. А дальше начались странности. Грузчики в скафандрах, сопровождавшие бруски, выбрались из отсека электрокара через люк в поддоне, но вместо того, чтобы занять огневые позиции, поползли безоружные под прикрытие скал. Охранники же в аэробусе почему-то не подъехали к остановившемуся электрокару, а, выскочив, разбежались кто куда. Трех – четырех замешкавшихся полицейских срезала очередь из-за ближайшего, наклонившегося над шоссе утеса, остальным удалось добежать до зарослей кустов в обломках выветрившегося камня и занять оборону. Но их и не трогали. Людей в штатском с голубыми повязками на рукавах, вооруженных не лучевиками, а дальнобойными беззвучными автоматами, интересовали не охранники, а бруски в фургоне. Кстати, полицейские не сделали ни одного выстрела, радушно позволив нападающим открыть заднюю стенку фургона и добраться до нашего псевдозолота.

Все это мы наблюдали, остановившись примерно метрах в пятидесяти от электрокара, в пасти которого уже скрылось несколько человек в голубых нарукавниках.

– Они с ума сошли, – простонал Джин. – Там же смерть!

Он рванулся к открытой двери машины, но я удержал его:

– Не торопись. Здесь мы в безопасности, а им все равно уже не поможешь.

– Надо же предупредить о радиации!

– Нам не поверят.

Он продолжал вырываться с перекошенным от гнева лицом:

– Пусти. Еще есть время.

– Нет времени. Они уже полутрупы. Почему, ты думаешь, не стреляет охрана? Боится? Чепуха. Каждый стражник по умению владеть оружием стоит трех нападающих. Но он знает, что открывшие фургон уже не выживут.

– Я еще успею предупредить остальных. Гляди, они уже падают.

Я не успел остановить его. Размахивая руками, он бежал мимо оставленного охраной аэробуса к электрокару.

– Оставьте брусок! – кричал он. – Это не золото! Это не золото!

– Джин, назад! – отчаянно крикнул я.

Поздно! Подкошенный смертельной очередью остановивших фургон автоматчиков, Факетти рухнул на шоссе, даже не вскрикнув.

…Глупый мальчик. Кого он хотел предупредить и кто бы ему поверил? Псевдозолото убеждало само и наверняка. Не прошло и десяти минут, как успевшие осознать это и не прикасавшиеся к брускам нападающие скрылись за скалами, даже не пытаясь помочь оставшимся на шоссе. Люди, должно быть, сообразили, что эти полутрупы сами таили в себе опасность и любое прикосновение к ним угрожало жизни. Не заинтересовались ими и вернувшиеся охранники. Брусок снова погрузили в электрокар люди в скафандрах, замкнули заднюю стенку и, не общаясь с охраной, скрылись внутри через люк в поддоне.

Заметив лежавшего на шоссе Джина, один из охранников подошел к моему электролю.

– Убит? – спросил он равнодушно.

Я пожал плечами: сам видишь.

– Это тот, который кричал и махал руками? – спросил он. – Так ему и надо. Кто он?

– Факетти, – сказал я. – «Шахты Факетти». Младший.

Охранник свистнул.

– Пожал то, что посеял старший.

– Не говори лишнего, – сказал я.

Он выпрямился и козырнул:

– Есть не говорить лишнего. Разрешите забрать труп?

– Положите его ко мне в машину.

И мы двинулись дальше в том же порядке. Трупы не убирали – их снесли с дороги воздушные струи наших машин. Я даже пожалел этих людей: ведь они погибли, уверенные в правоте своего дела. И Джина убили с той же уверенностью. А я ехал с сухими глазами – плакать не мог, не умел! – сознавая, что потерял друга, любившего меня, верившего мне безоговорочно ивсегда готового выслушать и помочь.