Текст книги "Сириус. Книга 2. Предстояние"

14

Очнулся Сергей от сильного удара и жуткой боли. Его спасло чудо.

На пути его полета с огромной высоты оказалось ветвистое дерево. Огромная раскидистая крона затормозила и смягчила удар раскрученного воздушным вихрем тела. Стремительно проламываясь сквозь ветви, в какой-то момент его тело зацепилось лямками радиостанции за большой сук и повисло в нескольких метрах от земли. С трудом открывая слипшиеся глаза, он застонал. Боль вырвала его из полубессознательного состояния, огненным стержнем пронзив насквозь. С трудом превозмогая дикую боль, он раскачался и только с третьей попытки сумел перехватить ногами сук. После этого перенеся вес тела на ноги, освободил руки от лямок радиостанции и, сосредоточившись, долго примеривался, а потом грузно спрыгнул на землю. От удара он завалился на спину, но, внимательно ощупав себя, пришел к выводу, что серьезных повреждений нет. Позывы тошноты подсказали, что, кроме всего прочего, случилось и сотрясение мозга. Тело стало сплошным комком боли. Сергей горько вздохнул. Судьба снова подарила ему жизнь. Начиная чувствовать опасность, он отполз от дерева, прислонился к каменному валуну и осмотрелся.

Невдалеке, у подножия скалы, дымились обломки вертолета. Вся поверхность вокруг него была усеяна рваными кусками металла и телами погибших ребят. Второго вертолета видно не было, но со стороны кишлака доносился шум боя. Сергей никак не мог сообразить, сколько прошло времени. Он стал обследовать тела, надеясь обнаружить хоть какой-то малейший признак жизни, но его усилия были бесполезны. Все, кого он осмотрел, были мертвы. Чувство безысходности охватило его, а потом уступило место смертельному яду апатии. Из этого состояния его вывел приближающийся шум голосов. Он испуганно заметался среди тел и камней. Этот страх, словно движущаяся и нарастающая волна, накатил на него. Он знал, что испуг постепенно переходит в панику, а она приводит к непродуманным и неконтролируемым действиям, часто с катастрофическими последствиями. Поэтому он замер, заставил себя сосредоточиться и, когда сердцебиение восстановилось, попытался трезво оценить ситуацию.

Внимательно изучив обстановку, Сергей заметил трещину в скале и, не раздумывая, перебрался к ней. Щель была узковата для него, но страх был силен, и Сергей ухитрился в нее втиснуться. За щелью обнаружилась внушительных размеров выемка.

В следующее мгновение поблизости появилась группа душманов, которые прочесывали место падения вертолета. Они шли, громко смеясь и разговаривая, на ходу переворачивая тела погибших солдат.

Сергей, услышав голоса, инстинктивно начал отползать от щели, через которую слабо пробивался дневной свет. Заполз вглубь объемного, созданного природой, каменного мешка. От досады он чуть не заплакал. В суматохе он не прихватил с собой никакого оружия, а свое потерял при падении. На поясе болтался штык-нож, который он осторожно достал из ножен. Именно в это мгновение он расслышал слабый шорох и следом за ним отчетливое зловещее шипение. Сергей обомлел, осознавая, какой сюрприз может принести эта темнота. Ситуация необычная и жутковатая. В памяти моментально всплыли аналогичные эпизоды из книг и фильмов. Он сообразил, что ему угрожает змея, и замер, чтобы не привлекать ее внимание, стараясь не моргать, пока глаза привыкали к темноте. Когда зрение адаптировалось, Сергей увидел змею и понял, что это кобра. Какая именно разновидность, он не знал, но что это кобра, был уверен. Она угрожающе подняла голову, округлила шею, развела несколько пар ребер и образовала так называемый капюшон. Он бесцеремонно вторгся на ее территорию, а она всем видом показывала, что он должен убираться отсюда. От ужаса Сергей весь оцепенел, напрочь забыв про врага. Ему показалось, что она его гипнотизирует – так пристален был ее взгляд. Он вспомнил, что веки у змей срастаются, делаются прозрачными и прикрывают глаза как стекла от часов. Отсюда странный немигающий взгляд, который и породил вздорное мнение о якобы присущем их зрению гипнотическом действии. Но ему все равно было жутко. Ожидая, что с минуты на минуту она должна напасть, Сергей медленно снял хлопчатобумажную куртку и намотал ее на левую руку. Змея со злобным шипением наблюдала за его действиями, медленно подаваясь в его сторону, словно готовилась к прыжку. Она постоянно высовывала язык, стараясь ощупать окружающие ее предметы, попробовать их на вкус. Сергей понимал, что в этой ситуации выиграет тот, кто окажется проворнее, и чуть не пропустил стремительный бросок змеи. Он выставил вперед левую руку, и когда змея вцепилась в куртку, схватил ее правой рукой за шею и сильно сжал пальцы. Она извивалась из стороны в сторону до тех пор, пока он не освободил левую руку и не схватил ею хвост змеи. При этом он ударился больной головой о каменный свод, громко вскрикнул и понял, что душманы снаружи затихли, привлеченные посторонним звуком.

Один из них, передернув затвор автомата, начал приближаться к скале, видимо, обнаружив трещину. Сергей лихорадочно соображал, ища выход из сложившейся ситуации. Одна короткая очередь из автомата или брошенная граната – и он будет размазан по стенкам каменной ловушки. Подсказка моментально всплыла в мозгу, и когда враг приблизился к трещине, Сергей раскачал руками змею и бросил ее в сторону входа. Та с громким шипением ударилась о стенку. Оглушенная и ослепленная лучами заходящего солнца, которые падали через трещину на каменистую почву, она приняла боевую стойку. Растерявшись от удара, сформировав свой капюшон и высунувшись из трещины, она начала реагировать уже на движение душмана. Тот машинально отпрянул и испуганно выругался. Его спутники захохотали, а он, пятясь, удалился, так и не решившись убить змею.

Вскоре все стихло, но расслабиться не получилось. Змея плавно вползла обратно в каменное укрытие, не оправдав надежду Сергея на то, что она покинет это место. Только сейчас Сергей сообразил, почему она вернулась. В другой стороне каменного мешка находились яйца, ее будущее потомство. Это было ее гнездо, и она не собиралась покидать его. Она опять зашипела и развернулась в сторону пришельца. Сергей, снова наматывая на руку куртку, готовился к схватке, уже не веря в успешный исход. Дикая усталость и перенапряжение сковывали движение. Его мучила жажда. Было тяжело сглатывать жалкие остатки слюны. Предстоял новый этап борьбы за жизнь.

На этот раз змея не торопилась. Сергею даже показалось, что она наделена разумом и, наученная горьким опытом, берет его выдержкой. Но одна из самых ядовитых тварей на земле все-таки была животным. Сколько длилось это противостояние, он уже не мог понять, но ему и на этот раз повезло. Он перехватил ее бросок и в очередной раз сжал ей шею. Не узнавая себя в безудержной злобе, он ножом отрезал ей голову, которую тут же отшвырнул. После этого он вспорол ее брюхо и брезгливо высосал всю ее влагу вместе с кровью, частично утоляя жажду. Эта борьба истощила все его силы. От пережитых событий он практически потерял сознание.

Возвращение в нормальное состояние из тяжкого забытья проходило мучительно. Голова раскалывалась. Безумно хотелось пить. Жажда была сумасшедшая и сводила с ума, словно организмом овладел вампир, который настойчиво требовал утолить его аппетит. Сергей долго не мог сообразить, где он находится. Ему никак не удавалось окончательно вернуться в мир, он снова и снова проваливался в забытье. Кошмарные сцены заполонили мозг. Воспоминания о родителях, сестре, школе, войне вперемешку с событиями из прошлой гражданской жизни чередовались с молниеносной частотой. Из всего хаоса этих сновидений выступало размытое очертание Олиной фигуры. Он так реально ощутил ее присутствие, так захотел ее увидеть, что весь напрягся, открыл глаза и моментально пришел в себя. Стояла непроглядная тьма и омерзительно воняло. Вероятно, от жары затухли останки змеи. Сергей вспомнил о змеиных яйцах и захотел утолить жажду, но потом передумал, представив, что вместо желтка там уже находится клубок змей. Ему стало дурно и он, стараясь не шуметь, быстро протиснулся в трещину и выбрался на свежий воздух, который опьянил его. Неизвестность пугала, а что делать дальше, он не знал. На площадку, где остались мертвые ребята, соваться было нельзя. По всей вероятности, там могло быть все заминировано, а оружие собрано. В темноте двигаться было невозможно и он, прислонившись спиной к камню, остался один на один со своими мыслями.

Страх одиночества окутал его с головой. Никакого стоящего решения не приходило в голову. Да и что он мог решить сам и в свои годы? До этого за него все решали родители, учителя, офицеры, только не он сам. Он осознал, что считая себя сильным и грамотным, он не научился единственно важному делу в своей жизни – самостоятельности. Осмыслив это, он вздохнул и решил, что нужно дожидаться помощи. Посланные для эвакуации вертушки не вернулись на базу, поэтому их должны искать. Хотя он не знал, что произошло со второй вертушкой, ведь он слышал только шум боя, но раз помощь не пришла, выходит, и она погибла. А если помощь была, когда он валялся без сознания? Или все улетели, считая, что в живых никого нет? От этой мысли бешено застучало сердце. Он ее постоянно отгонял и, вконец измученный, даже не заметил, как заснул.

Проснулся он мгновенно. Создалось ощущение, что его включили, как обыкновенный бытовой электроприбор. Уже рассвело. Сразу приняв решение, он, постоянно осматриваясь, направился к ущелью, из которого они пришли.

На входе в ущелье стояла растяжка. Невдалеке блеснула проволока второй. Сергей попятился. Холодный пот крупными каплями покатился по его лицу. Здесь все было заминировано. От бессилия он опустился на камни и замер. В таком состоянии он просидел большую часть дня, осознавая, что помощи ожидать не стоит. Солнце все так же нещадно пекло. От затянувшейся неподвижности все тело затекло. Он хотел вслух выругаться, но ничего не получилось, так как губы и язык слиплись от обезвоживания. В воздухе висела рыжеватая пыль, сквозь которую пробивалось режущее глаза солнце. Он понимал, что под таким раскаленным светилом ему долго не продержаться, и поэтому принял решение двигаться в сторону кишлака.

Селение встретило его враждебной тишиной. Одно дело, когда он шел в команде, а другое дело теперь, когда был один. От этой мысли брала оторопь, и каждый шаг давался с трудом. Ему вдруг показалось, что вдали зашумели лопасти вертолетов. Он остановился, прислушался и глубоко вздохнул. Ему это только показалось. Было очень тихо, лишь шумел слабенький ветер. С каждым новым шагом появлялись новые сомнения, но выбора не было. Сергей чувствовал, что идет прямиком в руки врага, но жажда лишала его рассудка. Только у колодца, когда вдоволь напился прохладной воды, он пришел в себя и оглянулся. У дувала на корточках сидели два душмана, третий стоял и, улыбаясь, выразительным жестом руки подзывал к себе Сергея.

Неужели он попал в плен?

Так банально и глупо, а ведь не хотел. Что он мог сделать? А что могли сделать те солдаты Великой Отечественной войны, которые в первые месяцы войны попадали в плен? Он, читая об этом, всегда задавался вопросом, почему они сдавались? Почему не принимали последний бой? Почему не принимали смерть вместо позорного плена? Только сейчас Сергей понял, что страшнее смерти ничего нет, а у него даже не возникло мысли о том, чтобы ее принять, но плен – это самое плохое. Хуже не придумаешь, и хуже просто не бывает. Ребята же говорили, что всегда на случай плена оставляют гранату. Самую последнюю. Она только для себя, чтобы забрать на небеса тех, кто хочет лишить тебя жизни. А он даже об этом не подумал. Вероятно, и не хотел думать. Да у него ничего и нет, кроме ножа, который он даже не успеет достать. Все это стремительно пронеслось в голове, а он не сдвинулся с места. Ноги словно приросли к земле. Душманы, чувствуя, что он не собирается отвечать на их жесты, поднялись с корточек и сами медленно подошли к нему. Один из них, сильно ругаясь, нанес Сергею удар под ребра. Второй ударил по голове. В глазах помутилось, но Сергей устоял на ногах. Это взбесило третьего. Он выдернул из ножен штык-нож Сергея и нанес ему удар рукояткой в висок. Осязаемый мир резко перевернулся, и Сергей упал на землю, проваливаясь в темную пропасть, которая, словно бездонная пустота, моментально разверзлась под ним. Падение было ужасающим. От ударов о каменные выступы этой пропасти хрустели кости, и кровь разлеталась брызгами в разные стороны. Он никак не мог понять, почему так долго и болезненно падает в то время, как в действительности стоял на земле. Мозг работал до тех пор, пока последняя искра сознания не покинула тело.

Вертолет качнулся и резко завалился носом вниз. Кишлак быстро проносился внизу. Капитан Звягинцев рванулся к пилотам и отпрянул, ошеломленный. Кабина походила на решето. Голова первого пилота превратилась в кровавое месиво. Второй пилот с раздробленной правой частью лица, превозмогая нечеловеческую боль, тщетно пытался взять под контроль вертолет. Его оторванный нос болтался на кожаном лоскуте, ударяясь о подбородок, по которому ручьем текла кровь. Капитана замутило. Он понял, что падение неизбежно, закрыл дверь и, пресекая начавшуюся панику, скомандовал:

– Приготовиться к высадке! Оружие к бою!

Его грозный рык возымел действие. Все замерли. Только сержант Иванов закричал, без слов все понимая:

– Мужики, держимся, кто за что может. Посадка жесткая!

Удар о землю все восприняли с облегчением. Вертолет несколько раз подпрыгнул на камнях, ломая шасси, а потом резко накренился и замер, завывая двигателем и лопастями. Все как по команде выпрыгнули из дымящейся машины и сразу начали занимать оборону. Душманы выдвигались из кишлака и на ходу вели ожесточенный огонь. Капитан жестом указал сержанту, чтобы тот проверил радиостанцию в вертолете и организовал укрытие для раненого прапорщика. Сержант был смышленый и без слов понимал приказы, а это в бою имело огромное значение. Он кивнул головой, провел большим пальцем по горлу и кинулся к вертолету, на ходу давая команды двум солдатам. Капитан, срываясь на крик, организовывал оборону. Он никак не мог понять, что же произошло и где другой вертолет. Увиденное в кабине пилотов озадачило его. Выходит, что Воронцов был прав, а он упустил важный момент. Размышлять было некогда, и он прицельно открыл огонь по приближающемуся врагу.

Атака душманов захлебнулась, но, вероятно, ненадолго. Боезапас подошел к концу. Сержант появился неожиданно и, установив меж камней пулемет, который снял с вертолета, сказал:

– Товарищ капитан, что произошло? Оба пилота мертвы. Наши вертушки практически неуязвимы! Я не понимаю, в чем дело? Еще и радиостанции конец настал. Тоже странная неполадка. Я на практике в телеателье был…

Сержант не успел договорить – началась вражеская атака. Он прильнул к пулемету и открыл огонь, поливая весь периметр короткими очередями. Неожиданно раздался глухой шум, и в камнях с сухим треском разорвалась мина. За первой миной, почти впритык, хлопнула вторая, расколов на мелкие куски груду камней, обдав их спины мелкой каменной крошкой. Душманы подтащили минометы, а сколько, капитан не успел разобрать. Мины с завыванием начали ложиться на их позиции. Воздух наполнился едким, выдавливающим слезы дымом и кислым запахом спаленной взрывчатки. Длилось это недолго. Одна из мин попала в вертолет. Оглушающий взрыв накрыл солдат, и мощная волна, сметая все на своем пути, прокатилась по позиции. Капитан последним мигом своего сознания ощутил, что его подняло вместе с камнями в воздух и откинуло в сторону врага. Тот, не теряя времени, ворвался на позиции и устроил кровавую резню.

Засыпанного песком капитана грубо подняли и поставили на ноги. К нему вплотную подогнали еще нескольких оставшихся в живых солдат. Он еще не отошел от контузии, которую получил при взрыве, а его уже толкали прикладами автоматов. Со стороны кишлака подъехал видавший виды небольшой автобус. Пленных грубо затолкали в салон, и транспорт рванул с места на огромной скорости, подпрыгивая на неровностях горной дороги. Голова у капитана разрывалась от боли, реагируя на каждый ухаб дороги. Рядом сидели притихшие солдаты. Звягинцев видел на их лицах выражение боли, непонимания и животного страха. Его давил груз вины. Он был ответственен за жизнь этих солдат и тех, которые погибли. Чтобы не раздражать конвойных, лишь кивками подбадривал ребят. Он вспомнил своих родителей, и ему стало не по себе. Их было очень жалко, так как в скором времени они получат извещение о его славной кончине или о том, что он пропал без вести. Он трезво оценивал ситуацию и был уверен, что живыми им отсюда не выбраться. Было удивительно, что их оставили в живых. Видно, «духи» торопились.

В пункт назначения они прибыли только с наступлением темноты. Это было заброшенное горное селение, скорее всего, перевалочная база. Их спустили в глубокую просторную яму, а сверху прикрыли решеткой, которая закрывалась на замок. В полнейшей темноте они прижались друг к другу, стараясь не тревожить долгожданную тишину. Капитан был благодарен солдатам за то, что они молча переносили весь ужас случившегося. Сейчас он не находил нужных слов. Он хотел молча осмыслить эти события. Так в тишине он и не заметил, как его сморил сон.

Проснулись они от крика часовых, которые дико хохоча, кидали в них куриный помет, доставая его из огромного металлического ведра. Один из них, что поменьше, на ломаном русском языке сказал:

– Ну что, грязные свиньи, скоро вас будут разделывать! Особенно тебя!

Он указал пальцем на Витю Самохвалова – самого крепкого из них – и жестами начал показывать, как будет его хирургически разделывать. Капитан считал Самохвалова одним из лучших во взводе разведчиков, поэтому взял его за локоть и сильно сжал, предостерегая, чтобы он не велся на провокацию. Тот все равно не смог удержаться и, схватив камень, запустил его в обидчиков. Камень, конечно, в цель не попал, а ударившись о крышку, закрывающую яму, упал обратно. Душманы отпрянули от края ямы. Тот, что был поздоровее, вывалил содержимое ведра на пленников, а второй достал гранату и кинул ее вниз, сопровождая эти действия криками:

– Смерть неверным!

От упавшей в центр ямы гранаты пленники отпрянули и бросились на землю, четко осознавая, что сейчас кто-то умрет. Из оцепенения их вывел дикий приступ хохота. Капитан поднял голову и, посмотрев на гранату, понял, что она учебная. Над ними просто издевались.

– «Духи» оборзели! – громко сказал Самохвалов, поднимаясь на ноги и отряхиваясь от пыли.

– Ребята, я, по-моему, обмочился, – грустно сказал пулеметчик Сашка Медведев, опустив голову и рассматривая мокрое пятно на штанах, нисколько не стесняясь товарищей.

– Да я и сам чуть в штаны не наложил, – поддержал его Самохвалов, поднимая муляж гранаты.

– Товарищ капитан, что теперь с нами будет? – тихо и почти жалобно спросил Николай Овечкин.

Этот вопрос тревожил всех, но его боялись задать. Капитан ждал вопроса, но ответил не сразу.

– Ребята, если сказать честно, то не знаю. В одном уверен, что выбираться нам нужно самим, а как, я еще пока не придумал. Что бы ни произошло, не падайте духом. Вы потомки российских солдат. Да, я еще раз подчеркиваю, что солдат именно российских, которые в мировой истории ни разу не посрамили свое отечество. Были поражения, неудачи, но победа всегда доставалась таким, как мы.

Все притихли, уже не особо веря этим словам, а капитан взял муляж гранаты из рук Самохвалова, чтото прикидывая в уме. Потом осторожно положил его в выемку у стены и присыпал песком. Целый день их никто не тревожил. Создавалось впечатление, что про них забыли. Даже не приносили воды. Солнце стояло над ними и нещадно поливало зноем. Оно было словно живое чудовище, которое иссушало не только поверхность, но и ненасытно вытягивало влагу из глубоких слоев почвы, даже из их тел.

Только к вечеру наверху началось оживление. Протяжно залаяла собака, раздался далекий рокот мотора. Через некоторое время у края ямы раздались грузные шаги и гортанная ругань их охранников. Появившаяся голова душмана оскалилась в кривой улыбке. Он открыл замок, откинул решетку и опустил лестницу. За этим опять последовала ругань и глухие удары, после чего в проеме на фоне сумеречного неба появилась уже другая голова. Капитан узнал голос сержанта Приходько.

– Есть кто в живых? Мужики, помогите!

Его голова опять исчезла, когда он услышал их голоса. Сразу после этого в яму начали спускать недвижное тело. Капитан с Самохваловым бережно приняли его. Приходько почти свалился на головы своих товарищей, подталкиваемый охранниками, которые на веревке спустили бурдюк с водой и кинули в яму несколько мучных лепешек, которые имели цвет стелек в сапоге и дурно попахивали. Капитан осмотрел раненого и, с трудом узнавая в нем радиста, сказал:

– Ничего, жить будет! Повреждений на первый взгляд нет, но отделали его основательно! Ребята, давайте воду. Будем делить, но сначала Воронцову, – и уже обращаясь к сержанту, спросил: – А ты пока рассказывай, что произошло?

Сержант сбивчиво рассказал, как погибли ребята и сгорел вертолет.

– Как сам остался в живых, представляете, не помню. Память отшибло напрочь, вероятно, от удара. Вскоре «духи» меня нашли, когда прочесывали местность. В кишлак притащили, а откуда взялся Воронцов, я не знаю. Хотели его грохнуть, так как он был нетранспортабелен, но я согласился его тащить. Вот так мы здесь и оказались.

Сержант закончил и жадно выпил свою долю воды. Вода была теплая, противная на вкус, но все-таки вода. Лепешки тоже поделили и, брезгливо морщась, стали жевать.

– Товарищ капитан, раз и вы здесь, значит, это все, кто остался в живых? Что же произошло?

Капитан промолчал и посмотрел на неподвижное тело радиста. Было видно, что вода, которой смочили ему рот, приводит его в чувство. Недаром говорят о чудодейственной силе воды. Слабый звук, похожий на стон, вырвался из его груди. Самохвалов не заставил себя ждать. Он подошел к Воронцову и, приподняв ему голову, приложил бурдюк с остатками воды к его губам. Тот сначала неосознанно, а потом, словно ощутив прилив сил, судорожными глотками начал пить. Его глаза приоткрылись, но через некоторое время он снова впал в забытье. Капитан хотел сосредоточиться, но не смог этого сделать. Предательская паника охватила его. Он сбрасывал с себя это наваждение, но ничего не мог поделать. Эти панические вопросы «отчего» да «почему» завладели его разумом. Он никак не мог понять – если все «вертушки» погибли, почему не прислали поисковую группу? Или прислали? Капитан зажмурил глаза и, отринув панику, постарался вспомнить свою прежнюю жизнь.

Почти сразу по окончании военного училища он попал в Афганистан. Это была его личная инициатива. Он входил в страну с первым составом ограниченного контингента войск еще будучи лейтенантом. Сейчас ему двадцать восемь лет, а у него нет ни семьи, ни даже угла в каком-либо доме. Он вспомнил девушку Лиду, с которой познакомился летом, после выпуска из училища. Они начали встречаться, но его командировка поставила жирный крест на их отношениях. Теперь он на все это смотрел с легкой иронией. Тогда он был беззаботным желторотым юнцом, безбородым лейтенантом, мечтавшим своей грудью защитить Родину. Ему казалось, что война – это бесстрашие и подвиг, а оказалось, все наоборот. Война оказалась смертью и страхом. Теперь, после пяти лет этой кровавой войны, он возмужал. Нет, не возмужал, а, точнее, состарился. Ему казалось, что он прожил целую жизнь, которая почти вся прошла на войне, а конца этой войне не было видно. Он устал мотаться по сопкам долин, по вершинам гор, устал перекрывать караванные пути, по которым переправлялся бесконечный поток оружия и наркотиков, устал от запаха крови и гибели своих солдат. Он устал от этой бесполезной войны. Устал до жути, до скрипа в зубах, до безумных искр в глазах.

Сергею опять снились кошмарные сны. Снова явился кореец Ким, который, как и раньше, продолжал тренировать Сергея. Его загадочные глаза говорили. Говорили много, словно предупреждая, а Сергей, к своему удивлению, понимал этот телепатический разговор. Он без конца убеждал Сергея, что мудрец избегает опасностей, поэтому наилучший путь к победе – спастись бегством. Но иногда бывает, что не остается выбора и тогда будет необходим поединок с противником. Вот тогда не допускай недооценки противника. Всегда исходи из того, что он опасен. Самое главное – не противопоставляй превосходящей силе противника только силу, а постарайся гармонично уравновесить ее и направить выгодным для себя образом, даже если для этого понадобится перешагнуть через себя самого.

Он открыл глаза и, напрягая зрение в кромешной тьме, пытался сообразить, где находится. Постоянная боль вымотала его. Сконцентрировав все свое внимание на одной точке, он, как учил кореец, постарался перенести свое физическое состояние в эту точку. Сделать это было не так-то просто, но через некоторое время, вспомнив забытые тренировки, справился. Только сейчас он полностью осознал, насколько благодарен своему учителю. Боль внезапно ушла, и организм начала наполнять энергия, которую он почувствовал каждой клеточкой. Он ощупал пространство вокруг себя и, обнаружив каменную стенку, сел и прислонился к ней спиной. Голова еще кружилась, но стало легче. Теперь он отчетливо осознал, что это не сон. Рядом кто-то громко сопел. Взглянув вверх, он увидел звездное небо, перекрытое решеткой, которая ясно говорила, что он в неволе. Да, жизнь бьет ключом, как говорил его друг Валерка «хиппарь», самое главное, все по голове. Так он и просидел до рассвета, размышляя и набираясь сил. В наступающем рассвете он увидел, что не один и их капитан жив. Его все уважали и любили. Он обязательно что-нибудь придумает.

– Как дела, курилка? – закричал Приходько, когда пробудился и понял, что Сергей находится в сознании. – Я сначала думал, что ты зажмуришься, но теперь вижу, что ошибался.

– Что к человеку пристал, – тихо произнес капитан. – Здравствуй, Сергей, я вижу, что тебе досталось.

– Да, товарищ капитан, слегка, но ничего страшного. Будем жить.

– Да ты на свою физиономию посмотри! – удивился Самохвалов. – Он еще говорит ничего страшного. Тобой сейчас можно «духов» пугать.

Сергей улыбнулся, представляя наяву, как он выглядит и, чувствуя, что лицо его действительно сильно опухло. Сержант подсуетился и принес Сергею остатки воды.

– Твоя доля! – сказал Самохвалов и протянул ему кусок зачерствевшей лепешки.

– Спасибо, – с благодарностью сказал Сергей, молча радуясь тому, что его больше никто ни о чем не расспрашивает.

Незаметно прошло два дня.

День сменялся ночью, а ночь днем. Их практически не кормили, но воду давали исправно. На третий день их, уже вконец измотанных жарой и неизвестностью, извлекли из ямы и, ничего не объясняя, прикладами автоматов затолкали все в тот же автобус, который, рванув с места, покатил в неизвестном направлении.