Текст книги "Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя"

Лыцари

Военное искусство на Украине еще со времен Наливайко и Сагайдачного было непременно связано с волшебством.

Козаки гетмана Остряницы оборонялись от коронной армии Потоцкого в крепости Голтва, что на берегу реки Псёл. Укрепив крепость валом, козаки прибегли и к помощи сверхъестественных сил. На крышах «сидели чародеи и чаровницы» и своими заклинаниями старались помешать неприятельским обстрелам, сделать так, чтобы польские ядра и пули летели мимо[405]405
  Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий. С. 117.


[Закрыть]. Однако польские ксёндзы, если верить польским источникам, своими молитвами разрушали эти чары. К чародейству прибегали и при других военных операциях.

Тем более охотно прибегали козаки к гаданию, в котором, по утверждению современников, они были весьма искусны. Польские хронисты пишут, как осенью 1648 года при осаде польского города Замостье козаки выстрелили по городу огненным снарядом, чем-то вроде ракеты. Долетев до середины города, «ракета» приняла форму змеи, которая стала изгибаться таким образом, что ее «голова» соединилась с «хвостом». Козаки, увидев это, закричали: «Не наша доля»[406]406
  Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий: в 2 т. Т. 1. – СПб.: Д. Е. Кожанчиков, 1859. С. 275–276.


[Закрыть]. Они отказались от нового штурма и приступили к переговорам, в конце концов сняв осаду за выкуп.

В козацком войске тогда была некая Маруша, «знаменитая чаровница»[407]407
  Соблазнительно было бы отождествить эту «Марушу», упомянутую в польском источнике, с легендарной Марусей Чурай. Эта «малороссийская Сафо», поэтесса, которой приписывается до двадцати украинских народных песен, в том числе таких знаменитых, как «Не ходи, Грицю, на вечорнiцi», была родом из Полтавы. Полтавский полк участвовал в походе 1648 года на Львов и Замостье, но даже легендарные сведения о жизни ничего не говорят о том, могла ли она сопровождать войска Хмельницкого в походе. И ведьмой Маруся Чурай не была.


[Закрыть]. Богдан Хмельницкий держал при себе трех колдуний и советовался с ними[408]408
  См.: Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий: в 2 т. Т. 1. С. 290.


[Закрыть]. Ведьмы не раз сопровождали козацкие загоны (отряды).

Фаддей Булгарин в своем романе о Мазепе пользовался и украинскими преданиями, а потому не преминул сделать одной из эпизодических героинь подругу Мазепы, некую Ломтиковскую, которую изображает ведьмой. Эта дама только «для обмана христиан исполняет закон», а на самом же деле колдует и под видом поездок на богомолье в Киев отправляется на Лысую гору совещаться со знаменитыми киевскими ведьмами[409]409
  Булгарин Ф. В. Мазепа. Часть первая. – СПб.: В тип. вдовы Плющар с сыном, 1833. С. 110–113.


[Закрыть]. Впрочем, Мазепа в народных представлениях мог обойтись и без ведьминой помощи, потому что сам был колдуном, характерником.

Каждый русский читатель непременно вспомнит и Пузатого Пацюка, что «знает всех чертей и всё сделает, что захочет». Сведения о запорожских чародеях, «каверзниках» можно найти не только в художественной литературе или в трудах по украинской этнографии, но даже в протоколах допросов Тайной канцелярии. Так, в 1739 году при осаде турецкой крепости Хотин русский солдат Петр Шестаков познакомился с одним запорожцем. Тот умел останавливать кровь и обещал научить солдата чародейским заговорам. Солдат и запорожец купили вина у маркитантов и сели пить, совмещая приятное с полезным. Солдат своей рукой переписал со слов запорожца «волшебное писмо»[410]410
  Лавров А. С. Колдовство и религия в России. 1700–1740 гг. С. 101.


[Закрыть], за что и угодил под следствие.

Если такова была историческая реальность, что говорить о народном, во многом мифологическом представлении об истории, народе и народных героях? В представлении народа, наиболее выдающиеся, талантливые и удачливые предводители козаков были «характерниками» (колдунами). Характерник – непременно умный, знающий человек, воин, истинный «лыцарь» (то есть рыцарь), защитник православия, враг басурман (неверных), католиков (недоверков) и евреев. Характерник знает все броды на реках, он выйдет «сухим из воды, а из огня – мокрым»[411]411
  См. хотя бы описание характерника в романе Евгения Гребенки «Чайковский».


[Закрыть].

Характерник отличается от других людей с самой колыбели. Кошевой атаман Иван Сирко, один из самых знаменитых характерников, будто бы уже родился зубастым и вместо материнской груди схватил со стола пирог и тут же съел его[412]412
  Эварницкий Д. И. Иван Дмитриевич Сирко, славный атаман войска запорожских низовых козаков. – СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1894. С. 5.


[Закрыть]. «История русов» приписывает Сирко славу волшебника, которого даже татары называли «руским шайтаном»[413]413
  История русов, или Малой России. С. 173.


[Закрыть].

Важнейшее качество характерника – неуязвимость. Типичным характерником предстает Максим Кривонос, полковник в армии Хмельницкого. Кривонос – знаменитый, даже легендарный предводитель украинских повстанцев в 1648 году, один из героев битвы при Корсуни, взявший крепость Бар, считавшуюся неприступной. Кривоноса будто бы не брали ни пуля, ни сабля. Сотника Ивана Харько, предводителя гайдамаков, можно было убить только его же «лыцарской» саблей. Когда поляки схватили его, то якобы три дня рубили своими саблями[414]414
  См.: Кулиш П. А. Записки о Южной Руси. Т. 1. С. 95–96.


[Закрыть], но не могли причинить вреда. На теле атамана Ивана Сирко вражеские сабли оставляли только синяки, никак не могли разрезать кожу. Так Сирко и не умер, всё еще воюет где-то «с врагами Христовой веры и козацкой вольности»[415]415
  Эварницкий Д. И. Иван Дмитриевич Сирко, славный атаман… С. 142.


[Закрыть].

Легендарного козака Степана Плаху (видимо, его прототипом был Семен Палий) царь Петр тридцать лет держит в тюрьме без хлеба и воды, но тот остается жив, вместо еды только нюхает табак. «Швед» (мифологический образ, навеянный, видимо, историей Карла XII) стреляет по Семену Палию, но не может пробить его старую кожу («стару шкуру»)[416]416
  Кулиш П. А. Записки о Южной Руси. Т. 1. С. 126.


[Закрыть]. Мазепа держит уже самого Палия в каменном столбу, но тоже не может его убить[417]417
  Там же. С. 115.


[Закрыть].

Тараса Шевченко народ со временем тоже превратит в характерника, приписав и ему эту сверхъестественную жизненную силу. В Киевской губернии существовали и легенды о бессмертии Шевченко. Согласно одной, Шевченко не умер, а сослан в Сибирь и прикован к столбу; когда столб сгниет, Шевченко вернется[418]418
  См.: Беляшевский Н. Ф. Рассказы крестьян с. Пекарей о Т. Г. Шевченке // Воспоминания о Тарасе Шевченко. С. 372.


[Закрыть]. По другой легенде, Шевченко будто бы трижды умирал, но так и не умер[419]419
  Там же.


[Закрыть]. В начале 1890-х, когда Шевченко уж тридцать лет не было на свете, украинские крестьяне говорили, будто Шевченко всё еще жив.

В свою очередь, на Полтавщине верили, что Гоголь не умер, а уехал молиться в Иерусалим. Придет время, и Гоголь вернется. На Гоголя гадали, как на козака, который ушел воевать в чужие края: на ночь запускали в глиняный горшок паука. Если паук успевал ночью сплести паутину и выбраться, то козак еще жив. Паук, который должен был определить судьбу Гоголя, за ночь заткал паутиной весь горшок и по этой паутине выбрался – значит, Гоголь не умер[420]420
  См.: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 1. С. 285, 311.


[Закрыть].

Разумеется, характерник практически непобедим на поле боя. Одолеть его может более сильный характерник. Мазепенко, мифический сын гетмана Мазепы, так силен и могуч, что у него в ладони умещается целая пушка. Победить его может только Семен Плаха, которого срочно призывает на помощь царь Петр. Сам Мазепа, по другой легенде, «совсем одолевает» царя Петра, но призванный царем Палий своим волшебством (неразрывно связанным с воинским искусством) истребляет Мазепино войско[421]421
  Кулиш П. А. Записки о Южной Руси. Т. 1. С. 116, 124–127.


[Закрыть]. Палий может победить Мазепу только потому, что сам будто был его учителем и умеет больше своего ученика.

Самые выдающиеся гайдамаки вроде легендарного Гаркуши, который стал героем даже русской литературы эпохи романтизма, также обладали свойствами характерника. О нем писали Евгений Гребенка и Орест Сомов. Из повести Ореста Сомова «Гайдамак»: «Да, гайдамак ужасный чернокнижник: дунет на воду – и вода загорится, махнет рукою на лес – и лес приляжет…»[422]422
  Сомов О. М. Гайдамак. С. 40.


[Закрыть]

Характерник побеждает и нечистую силу. У гоголевских героев, которые могут не только обыграть в самом пекле ведьму, но и заставить чёрта себе прислуживать, были в народном фольклоре свои предшественники. Про Ивана Сирко рассказывали, будто он из пистолета застрелил самого чёрта, да так, что только ноги чёрта «млыкнули» (мелькнули). В память об этом событии якобы получила свое название речка Чертомлык, где во времена Сирко стояла Запорожская Сечь[423]423
  См.: Эварницкий Д. И. Иван Дмитриевич Сирко, славный атаман… С. 3–4.


[Закрыть]. Помимо Сирко убийство чёрта приписывали не менее легендарному фастовскому полковнику Семену Палию. Вообще черти на Украине – существа смертные, немногим лучше обычных упырей, ведьм или вовкулаков, но все-таки такой подвиг, как убийство чёрта, требует особых, сверхъестественных способностей.

Ужас украинский

В старой украинской сказке муж однажды обнаружил, что его жена – ведьма, и что она, намазавшись колдовской мазью, летает на Лысую гору. Он решил за ней проследить и, намазавшись той же мазью, отправился вслед за женой на шабаш. По дороге они встретились, и жена, пригрозив мужу, велела ему возвращаться. Она дала ему коня, на котором муж и вернулся назад, привязал его и лег спать. Проснувшись же, обнаружил, что жена спит в хате сладким сном, а на улице вместо коня привязана большая ветка вербы. По мотивам этой сказки Сомов и написал «Киевских ведьм», а Пушкин – своего «Гусара».

Первоисточник эмоционально нейтрален. Собственно, это даже и не сказка, а «быличка», случай из жизни, где есть место не только нормальным людям, но и ведьмам, колдунам, бродячим покойникам. Там нет ни ужаса, который принесет в историю романтизм украинца Ореста Сомова, ни пушкинской иронии, насмешки русского европейца.

Готическая история пришла в Россию не только из Европы, прежде всего из Германии и Англии, но и с Украины. Со второй половины двадцатых – начала тридцатых годов XIX века на страницах московских и петербургских журналов появляются украинские ведьмы, оборотни, русалки Ореста Сомова и Николая Гоголя. Нечисть могла быть смешной, забавной, как в «Ночи перед Рождеством» или «Заколдованном месте», но гораздо чаще – грозной, опасной. Не случайно самая первая малороссийская повесть Гоголя («Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала»), напечатанная «Отечественными записками» за два года до выхода «Вечеров», просто страшна. Ужасом веет и от готических рассказов Ореста Сомова, старшего современника Гоголя.

В рассказах Сомова нечистая сила несет человеку неминуемую гибель. Она может быть прекрасна, как прекрасны ведьма Катруся и русалка Горпинка, но лжива, как и положено нечистой силе. За нежностью и лаской скрывается убийца. Мать при помощи колдуна приводит домой дочь-русалку, и прекрасная речная дева обращается в посиневший труп с вечно мокрыми волосами. Год дожидается мертвец своего часа и на русальной неделе находит себе жертву («Русалка»). Страхолюдный постоялец с недобрым глазом сватается к трем дочерям хозяина, и все дочери вскоре умирают («Недобрый глаз»). У Гоголя жених приносит в жертву маленького брата своей невесты и ведьма напивается детской крови («Вечер накануне Ивана Купалы»).

Этот ужас украинский оттеняли очарование южной украинской ночи, красота украинской степи, «гром украинского соловья». Благоухали луговые травы, пели кузнечики, солнце освещало лебединую стаю, и казалось, будто «красные платки летают по небу». Слепые бандуристы воспевали подвиги старых козаков, а козаки молодые мастерили новые челны, чтобы вновь «пошарпать берега Натолии», набить бочонки золотыми цехинами да порезать «турецких собак». «Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..»

Мир литературного романтизма? Конечно, но за этим миром не одни европейские литературные влияния, не одни рассказы Гофмана или баллады Жуковского, прочитанные юным Гоголем в Нежине, а юным Сомовым в Харькове. За «Приказом с того света», «Страшной местью», «Тарасом Бульбой» – украинская история и украинский исторический миф. Первая отражена в документах, второй – в коллективном бессознательном нации.

Ужас украинский – феномен не только литературный, но также фольклорный, мифологический и даже исторический. В «Летописи Величко» есть красивый и поэтичный образ, за которым, однако, скрываются кровь и смерть. В мае 1648 года под Корсунем Хмельницкий разбил войско гетманов Потоцкого и Калиновского, причем оба польских военачальника попали в плен. На поле боя погибло множество шляхтичей, которые по польскому обычаю надели на войну свои лучшие одежды и богато украшенные доспехи. Тогда в моде и у козаков, и у поляков были жупаны, кунтуши и даже сапоги красного цвета. Козаки снимали одежду с пленных и убитых, стягивали перстни с пальцев мертвых врагов. Войско, еще недавно бедное, преобразилось совершенно: «можно было почесть его за ниву, усеянную красным маком»[424]424
  Летопись событий в Юго-Западной России в XVII веке. Т. 1. С. 72.


[Закрыть]. Красиво и страшно. Эта «нива» красного мака уничтожала на своем пути еврейские местечки, католические храмы и всех, кого только посчитала своим врагом.

Это подлинная история. А вот исторический миф. По народным преданиям, во времена Хмельнитчины одним из казацких отрядов в Подолии командовал упырь по имени Шелудивый Буняк[425]425
  Согласно другой, более распространенной версии, шелудивый Буняк (Шелудивый Буняк) – особое демоническое существо, которое иногда сопоставляют с гоголевским Вием.


[Закрыть]. Каждую субботу он брал с собой в баню козака и убивал его. Так продолжалось до тех пор, пока чудовищу не встретился сын ведьмы, научившей парубка, как спастись от упыря и самому погубить его.

Среди украинских сказок, преданий, «быличек» встречаются поразительные. Красота нередко сочеталась в них с жестокостью, изящество и вкус – с изуверством.

Владимир Короленко вспоминал, как нянька, которая присматривала за его младшей сестрой, вечерами рассказывала детям истории. После ее историй слушатели не могли уснуть до глубокой ночи: «сон улетал, как вспугнутая птица». Вот разбойник проник в дом, где жили мать и дочь. Мать сумела закрыть разбойника в погребе, но там же, по несчастью, оказалась ее дочь. Разбойник измывался над дочерью, выпускал из нее кишки, дочь причитала: «Ой, мамо, мамо!». Мать причитала «Ой, доню, доню!», но дверь не открывала и попыток спасти дочь и как-то поторговаться с разбойником не предпринимала. Нянька необычайно оживлялась, входила в роли, говорила басом от лица разбойника и плачущим речитативом от лица матери. Когда же дочь в последний раз прощалась с матерью, то «голос старухи жалобно дрожал и замирал, точно в самом деле слышался из-за глухо запертой двери…»[426]426
  Короленко В. Г. История моего современника // Собр. соч.: в 5 т. Т. 4. – Л.: Худож. лит., 1991. С. 39–40.


[Закрыть]

Народная жестокость часто бессмысленна, алогична, как бессмысленны, алогичны многие поступки человека.

Иван Бунин однажды услышал песню, которую пел в городском саду пьяный русский солдат:

 
Выну саблю, выну востру
И срублю себе главу —
Покатилася головка
Во зеленую траву[427]427
  Бунин И. А., Бунина В. Н. Устами Буниных. Дневники / под ред. М. Грин: в 2 т. Т. 1. – М.: Посев, 2005. С. 137.


[Закрыть].
 

Но разве уступит русскому украинец? Вспомнить хоть знаменитую песню про Галю, где компания козаков, что возвращались с Дона домой, зачем-то сманила за собой Галю. Галю эту вроде бы не ограбили, не обесчестили, а просто привязали к сосне и подожгли. Непонятно за что:

 
Везли, везли Галю темними лiсами,
Прив’язали Галю до сосни косами.
Разбрелись по лiсу, назбирали хмизу,
Пiдпалили сосну, вiд гори до низу.
 

Загадка этой песни долго тревожила историка Юрия Финкельштейна. Он хотел разыскать полный вариант песни, как известно, не имеющей конца. Ведь из песни не ясно, сожгли Галю или нет, пришел ли ей на помощь «пахарь-козаченько»? Историк надеялся понять, ради чего козаки «пiдманули» девушку и устроили над ней такую жестокую расправу. Текст он, конечно, нашел. «Что же я узнал? – спрашивает Финкельштейн. – Ровным счетом ничего! Всё было лишено смысла: и увоз, и жестокая расправа <…> И осталось тоскливое чувство, как после ночного кошмара. Уже много веков длится этот тяжкий сон, и пробуждение не приносит ни радости, ни облегчения»[428]428
  Финкельштейн Ю. Е. Симон Петлюра // Козлов А. Генерал Деникин; Финкельштейн Ю. Симон Петлюра. – Ростов-н/Д: Феникс, 2000. С. 398.


[Закрыть].

Предметом исследования Финкельштейна был украинский антисемитизм, однако песня о Гале уводит нас гораздо дальше этой проблемы.

В самом деле, невозможно доказать, будто одна нация отличается большей жестокостью, а другая – меньшей. Всё меняется, и народ, еще недавно воинственный и грозный, становится мирным, толерантным. Иван Котляревский в своей поэме сравнивал французов с собаками, агрессивными и злыми. Это неудивительно, ведь первое издание его «Энеиды» появилось в разгар Великой Французской революции и в самый канун Наполеоновских войн. Немцы в это время были «сонными михелями», за исключением, быть может, пруссаков, еще помнивших блеск шпаги Фридриха Великого. Со временем эти народы как будто поменяются местами. Немцы будут расширять «жизненное пространство», а французы после 1918 года – стремиться избежать войны, предпочитая ей даже оккупацию и национальный позор в 1940 году.

Украинская нация, столь страшная во времена Хмельницкого, в первой половине XIX века отличалась миролюбием, некоторой пассивностью и «глубоким спокойствием», которое так удивляло молодых украинских ученых и писателей, хорошо знавших славную историю своего народа. Но бандуристы, кобзари и простые мужики, передававшие из уст в уста предания о козаках и гайдамаках, хранили память о героическом и кровавом прошлом. Страшные сказки и «былички» позволяли догадываться, что мирные гречкосеи и хлеборобы способны на подвиги и преступления, вполне достойные своих грозных предков. Неслучайно вскоре после похорон Тараса Шевченко возникла легенда, будто в его могиле закопаны гайдамацкие ножи «для истребления панов-ляхов»[429]429
  Белозерский Н. М. Тарас Григорьевич Шевченко по воспоминаниям разных лиц (1831–1861 гг.) // Воспоминания о Тарасе Шевченко. С. 205.


[Закрыть]. Когда настанет время, их откопают и пустят в дело. Так что вряд ли могут быть сомнения, что между исторической судьбой нации и особенностями ее фольклора есть сложная, нелинейная, но все-таки заметная наблюдателю связь.

Часть IV
Незалежность

Незалежность

Была когда-нибудь Украина в самом деле самостийной и незалежной? Когда вообще появилась украинская государственность? На эти вопросы не ответить одной строчкой, одной фразой. Автор «Истории русов» говорил о былой государственности своего народа как о факте общеизвестном и сомнений не вызывавшем: «…известно всему свету, что народ Рускiй с своими Козаками был сначала народом самодержавным, т.е. от самого себя зависимым, под правлением Князей своих Самодержцев»[430]430
  История русов, или Малой России. С. 209.


[Закрыть]. Народом «рускiм» автор называет именно украинцев или их предков, а под князьями-«самодержцами» понимает князей Киевской Руси.

Киевская Русь, как мы сейчас знаем, была не «империей Рюриковичей» и не феодальным королевством. Она представляла собой мир маленьких и относительно больших княжеств-волостей, напоминавших греческие полисы или общины-государства Древнего Шумера. Власть там принадлежала народному собранию (вече), совету знати (дружине, потом старшей дружине – боярам) и князю, который был не самодержцем, не деспотом, а должностным лицом. Монгольское нашествие уничтожило этот мир, а литовские князья, к середине XIV века легко завоевавшие почти всю Западную Русь, положили конец и древнему общерусскому единству.

Судьбы восточных и западных русских разошлись на несколько веков, те и другие утратили государственность. Возвращали они ее себе по-разному, в совершенно разных исторических обстоятельствах.

Северная и Восточная Русь, освободившись от власти Орды, превратилась в сильное и воинственное православное царство, где власть государя была велика и священна. Авторитет московского оружия стоял высоко: «Вследствие столь многочисленных походов и славных деяний имя московитов стало предметом великих страхов для всех соседних народов…»[431]431
  Герберштейн С. Записки о Московии. С. 78.


[Закрыть] – писал Сигизмунд Герберштейн.

Военная сила подкреплялась и династическими претензиями московских великих князей на западнорусское наследие Рюриковичей. Память о былом единстве Руси Московской и Руси Литовской не исчезала.

На Западной Руси всё было иначе. Галицию и западную Подолию завоевал польский король Казимир Великий. На восточную Подолию, Волынь и Поднепровье распространилась власть литовских князей. Но что это была за власть? Великое княжество Литовское – огромное государство, где литовцы составляли ничтожное меньшинство. Подданные Гедимина, Ольгерда, Витовта – православные русичи – были многочисленнее, богаче, историк XIX века сказал бы, что и культурнее литовцев. Однако мы знаем, что национальные культуры бессмысленно делить на развитые и примитивные, прогрессивные и отсталые, поэтому не станем так судить о культурах литовской и западнорусской.

Другое дело, что у воинственных литовцев в XIV веке не было даже своей письменности, а литовское язычество уже становилось анахронизмом. Поэтому не удивительно, что в новом государстве и при дворе великого князя, и в делопроизводстве, и в суде господствовал западнорусский язык. Даже Статут Великого княжества Литовского (Литовский статут) – свод законов, составленный в начале XVI века, – был написан на западнорусском языке и только позднее переведен на латынь.

Литовцы уже в XIV веке всё больше оставляли культ Перкунаса и Жемины, переходили в христианство, вслед за Владиславом Ягайло становились католиками или православными. Нередко и переходили из одной веры в другую. Великий князь Свидригайло Ольгердович был крещен сначала по обряду православному, а затем по католическому. Его предшественник, великий князь Витовт Кейстутович, крестился три раза: один раз в православие и дважды в католичество.

Власть над землями Киевщины и Волыни была в руках удельных князей, русифицированных Гедиминовичей, а позднее перешла к богатым и влиятельным землевладельцам, которые возводили свои родословные не только к Гедимину, но и к Рюрику или к литовским и русским боярам. Некоторые вели себя как правители суверенных государств. Так, Владимир Ольгердович (XIV век) чеканил собственную монету и велел именовать себя «Божией милостью князем Киевским»[432]432
  Яковенко Н. Очерк истории Украины в Средние века и раннее Новое время. С. 179.


[Закрыть]. Константин Острожский (XVI век) мог собрать армию в 15 000 человек, где были и панцирная конница, и козаки, и татары, и даже наемная венгерская или немецкая пехота. Для сравнения, кварцяное (наемное) войско, охранявшее границы Польши от татар, насчитывало до 6 000 человек[433]433
  Там же. С. 261.


[Закрыть]. В могуществе с Острожскими могли сравниться Вишневецкие, Чарторыйские, Корецкие, Сангушки.

Великий князь был далеко, а настоящая власть, с которой простые жители западнорусских (украинских) земель сталкивались каждый день, находилась в руках православных «русских» панов.

После Люблинской унии власть над Поднепровьем и Волынью перешла от Литвы к Польше. И православная знать понимала унию с Польшей как объединение «вольных с вольными, равных с равными». Должны были сохраняться и Литовский статут, и все местные обычаи, и язык делопроизводства. Не только судебные дела, но даже переписку коронной (то есть королевской) канцелярии с Волынским, Киевским, Брацлавским воеводствами следовало вести «на вечные времена не каким-то другим, а только лишь руським письмом»[434]434
  Яковенко Н. Очерк истории Украины в Средние века и раннее Новое время. С. 259.


[Закрыть].

Правда, реальность окажется совсем не такой, как надеялись западнорусские паны. Полонизация аристократии, ее переход в католичество превратит вольных православных русинов в угнетенное большинство, которое после Брестской унии попытаются лишить даже веры предков. Западнорусская государственность не была ликвидирована одним ударом, а исчезла, истаяла, как лед весной. Ее возродят только козаки Богдана Хмельницкого.

Сначала они не будут отрицать право польского короля на власть над ними. Король – священная фигура, поэтому и старши́на, и простые козаки относились к нему с величайшим почтением. Сами поляки удивлялись этому почтению, иронизировали над простодушными козаками, для которых король-католик вроде Владислава Вазы или даже Яна-Казимира (бывшего иезуита и кардинала) был законным государем, «заступником» и «благодетелем».

«Смиренно повергаем к стопам вашего величества нашу верность, подданство и казацкую нашу службу. <…> только на Господа Бога, да на милосердие вашего величества полагаем надежду»[435]435
  Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий: в 2 т. Т. 1. С. 147.


[Закрыть], – писал Богдан Хмельницкий королю Владиславу. Это послание было отправлено после блистательной победы козаков под Корсунем и адресовано королю, которого уже не было в живых. Война в разгаре, но Хмельницкий и всё его казачье войско воюют не с королем, а с панами. Королю же служить готовы. Это не лицемерие и не одна лишь дипломатическая уловка. Козаки желали избавить свою страну от ненавистных им поляков, уничтожить унию, которую считали врагом православия, взять власть над украинскими землями в свои руки, но еще долго не покушались на законную власть короля. Когда же стало ясно, что договориться с поляками трудно, то начали искать покровительство других великих государей: султана турецкого, царя московского. И гетман Войска Запорожского будет писать уже царю Алексею Михайловичу:

«Нас, слуг своих, до милости царского своего величества прими и благослови рати своей наступить на врагов наших, а мы в божий час отсюда на них пойдем. Вашему царскому величеству низко бьем челом: от милости своей не отдаляй нас, а мы Бога о том молим, чтоб ваше царское величество, как правдивый и православный государь, над нами царем и самодержцем был»[436]436
  Цит. по.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 10. Гл. 3. С. 528.


[Закрыть].

Конечно, это дипломатические формулировки, но не только. Законный правитель, государь был помазанником Божиим. Даже запорожцы, устроившие на Сечи военную демократию, признавали власть короля польского, а потом и царя московского, хотя не любили ни «ляхов», ни «москалей».

В январе 1668 года Петро Дорошенко, гетман Правобережной Украины, через своих представителей вел переговоры с послом русского царя Василием Тяпкиным. Дорошенко был готов перейти под власть Алексея Михайловича, но выдвигал три условия:

1. Дорошенко становится гетманом обеих сторон Днепра.

2. С территории, подвластной гетману, будут выведены московские войска.

3. Население Гетманщины не будет платить никаких податей в государеву казну[437]437
  См.: Флоря Б. Н. Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления. С. 297.


[Закрыть].

Первое условие вело к разрыву перемирия с Польшей. Два других сделали бы власть русского царя на Украине примерно такой же, как власть английской королевы в Канаде или Австралии наших дней. Украина стала бы почти независимым государством под формальной властью православного русского царя, что было для православных козаков, конечно, лучше, чем власть польского короля-католика. В случае опасности русская армия пришла бы на помощь против ляхов или крымцев, но в мирное время жители Украины не должны были содержать московские войска. Понятно, что для России такие отношения были бы совсем невыгодны, потому что на Россию возлагали серьезные обязательства (военная помощь), а взамен Украина не давала России ничего.

Представления о государстве и власти в те времена отличались от привычных нам. Носитель власти – «природный государь», благородного и нередко иноплеменного происхождения, уподоблялся библейскому царю Давиду. Помазанник Божий, защитник и опора христианства и едва ли не сам наместник Иисуса Христа. Подчиниться ему – не значит еще подчиниться другому народу. В 1762 году переводчик при Генеральной канцелярии Семен Дивович сочинил стихотворный политический памфлет «Разговор Великороссии с Малороссией». В форме диалога российскому читателю рассказывается о славном прошлом Малороссии, ее исторических заслугах и почти независимом положении в Российском государстве: «Не тебе, государю твоему поддалась», – объясняет Малороссия Великороссии.

 
Не думай, чтоб ты сама была мой властитель,
Но государь твой и мой общий повелитель[438]438
  Разговор Великороссии с Малороссией (Литературный памятник второй половины XVIII века) // Киевская старина. 1882. Т. 1. Февраль. С. 342.


[Закрыть].
 

Почтение к царю, государю будет сохраняться в XIX веке. Вскоре после смерти императора Николая I Вера Сергеевна Аксакова записала у себя в дневнике: «В Малороссии, сказывал Кулиш, общее впечатление есть сожаление самое искреннее о государе Ник<олае> Павл<овиче> и даже некоторое опасение за будущность»[439]439
  Аксакова В. С. Дневники. Письма. – СПб.: Пушкинский Дом, 2013. С. 165–166.


[Закрыть].

Даже «История русов» написана с подчеркнуто верноподданным почтением к власти русских царей, от Алексея Михайловича до Елизаветы и Екатерины. Автор, вообще недружелюбный к «московцам», не подвергает сомнению священное право Романовых на власть над украинскими землями. Всё дурное, что Украина видела от этих царей, приписано вредному влиянию Меншикова, или Теплова, или других, не августейших «московцев».

Просвещенный и демократически настроенный Николай Костомаров писал, будто «царь московский значил то же, что идол и мучитель»[440]440
  Кирило-Мефодiївське товариство: у 3 т. Т. 1. – Київ: Наукова думка, 1990. С. 166.


[Закрыть]. Убежденным врагом монархии был и Тарас Шевченко. Но многие украинские крестьяне царю верили. Они даже благодарили Александра II, что разрешил похоронить Шевченко на украинской земле: «Спасибі цареві, дай йому боже, чого він бажає, й пошли йому многі літа, що тепер і наша земля не пуста, що тепер і на нашій землі лежить дуже розумний чоловік…»[441]441
  Честаховский Г. Н. Эпизод на могиле Тараса Шевченко // Воспоминания о Тарасе Шевченко. С. 460.


[Закрыть]