Текст книги "Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя"

«Не по-московському, а по-нашому…»

Именно козаки и крестьяне сохранили свой народный язык, который мы и называем теперь «украинским», «украинской мовой». В первой половине XIX века украинская мова считалась языком мужицким. «Все пишущие и читающие малороссияне отказались от родного языка; помещики в домашнем быту говорят не иначе, как по-русски; одни только чумаки сохранили свое старинное наречие»[326]326
  Северная пчела. 1834. № 248;
  Александровский И. С. «Украинский вопрос» на страницах периодических изданий второй четверти XIX века. С. 138.


[Закрыть], – безапелляционно заявляла «Северная пчела». Мнение популярной столичной газеты, в общем, разделял и Пантелеймон Кулиш: «Тогда между украинским панством редко кто еще мог разговаривать мовой, – вспоминал он[327]327
  Цит. по: Дзюба I. Тарас Шевченко: Життя и творчiсть. С. 453.


[Закрыть]. – …Всё было подмято “московщиной” и французским языком»[328]328
  Кулиш П. А. Историческое повествование // Воспоминания о Тарасе Шевченко. С. 147.


[Закрыть].

Правда, Пантелеймон Александрович всегда был склонен к преувеличениям. Украинский народный язык, ту самую «мову», знали Бодянский и Максимович, Щепкин и Галаган. Как мы убедимся далее, знал ее и Николай Васильевич Гоголь.

Другое дело, что «мовы», как языка мужицкого, стеснялись сами образованные украинцы: «…досадно, что такой прекрасный язык остается без всякой литературной обработки и сверх того подвергается незаслуженному презрению, – писал Николай Костомаров в своей «Автобиографии». – Я повсюду слышал грубые выходки и насмешки над хохлами не только от великороссов, но даже от малороссов высшего класса, считавших дозволенным глумиться над мужиком и его способом выражения»[329]329
  Цит. по: Дзюба I. Тарас Шевченко: Життя и творчiсть. С. 113;
  Костомаров Н. И. Исторические произведения. Автобиография. С. 450.


[Закрыть].

Однажды Гоголь стал свидетелем и участником такой сцены. Дело было на Полтавшине, в гостях у некой помещицы Н. Семилетний сын этой Н. вбежал в комнату со словами: «Вареныкив хочу!». Мать смутилась: «Ах, как можно так говорить! Говори, душечка, по-русски!» А тот еще настойчивее: «Вареныкив хочу, дайте мини вареныкив!» Мать сконфузилась еще больше: украинская речь, видимо, в ее представлении была простонародной и в благородном обществе неуместной, если не сказать – неприличной. Но тут уж вмешался Гоголь: «Зачем вы мешаете ему, пусть говорит он на своем родном наречии, придет время и всему прочему еще успеет научиться»[330]330
  Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 1. С. 595.


[Закрыть].

В Российской империи знание мовы не давало никаких преимуществ, напротив, русским она казалась смешным и малопонятным языком.

Но и осмеянная и полузабытая «мужицкая» мова служила барьером, отделявшим украинцев от русских. Мова помогала сохранить национальное своеобразие украинцев, напоминала им о родине. Поэтому Шевченко и будет просить своего брата Микиту писать «не по-московському, а по-нашому»[331]331
  Шевченко Т. Г. Зібрання творів: у 6 т. Т. 6. Листи. Дарчі та власницькі написи. Документи, складені Т. Шевченком або за його участю. С. 11.


[Закрыть].

Интересно, что малороссияне в Москве и Петербурге нередко прибегали к родному языку как своеобразному паролю, по которому узнавали «своих». Измаил Срезневский в июле 1837 года приехал в Полтаву знакомиться с поэтом и драматургом Иваном Котляревским. Тот жил в небольшом, на пять комнат, домике. Русский этнограф увидел помимо ломберных столиков (Иван Петрович, как почти что всякий помещик тех времен, играл в карты) и письменный стол, «покрытый драдедамовым платком, и на нем бронзовый чернильный прибор, бумаги, прикрытые томом “Истории” Карамзина, и еще какие-то развернутые книжки». В углу стояли два шкафа с книгами на французском и на латыни. Котляревский, человек статный и высокий, но уже совершенно седой, встретил гостя настороженно, говорил с ним исключительно по-русски. Но вот Срезневскому удалось расположить к себе писателя, доказать свой искренний интерес к малороссийской истории и фольклору. И Котляревский заговорил с ним по-украински: «Взор его <…> оживился, слова полились рекою…»[332]332
  Павловский И. Ф. Полтава в XIX столетии. С. 110–112.


[Закрыть]

В начале XIX столетия Алексей Павловский считал малороссийское наречие «ни живым, ни мертвым»[333]333
  Павловский А. Грамматика Малороссийского наречия… С. 4.


[Закрыть]. Поэтому и спешил составить грамматику, пока еще мелкопоместные паны и простые мужики не позабыли мову и не перешли на русский язык: «История древних народов между прочим от того нам кажется неясною, что мы не имеем подобных грамматик, писанных в их времена»[334]334
  Павловский А. Грамматика Малороссийского наречия… С. 113.


[Закрыть], – писал русский филолог, современник основоположника египтологии Жана-Франсуа Шампольона. Для Михаила Каченовского, издателя журнала «Вестник Европы», «малороссийский диалект» был уже чем-то вроде лингвистического раритета[335]335
  Александровский И. С. «Украинский вопрос» на страницах периодических изданий второй четверти XIX века. С. 134.


[Закрыть].

Однако украинцев участь древних египтян миновала. Их народный язык не только не был забыт, но вскоре обрел новую счастливую судьбу. Отставной кавалерийский офицер и будущий директор Полтавского театра Иван Котляревский уже переложил «Энеиду» Вергилия на язык полтавских крестьян, представив троянцев – запорожцами, Энея – назвал «паном», богов-олимпийцев заставил пить сивуху, закусывать оселедцем (селедкой) и цибулей (луком)[336]336
  Первые издания «Энеиды» Котляревского печатали так называемой «ярыжкой»: то есть по-украински, но используя русский алфавит. На ярыжке вышло и первое издание шевченковского «Кобзаря» (1840). Но украинцы считали, что русские буквы не слишком хорошо передают именно украинскую мову. Поэтому уже в «Грамматике» Алексея Павловского, напечатанной русским алфавитом, появляются первые попытки приспособить его к особенностям украинского языка. Так, Павловский различал мягкое, фрикативное «h» и твердое, звонкое «g», которое предложил обозначать буквами «кг»: «Галаган – Кгалаган», «гвалт – кгвалт» и т.д. Свою систему фонетического («как слышится, так и пишется») правописания предложили создатели галицийского альманаха «Русалка Днистровая» в 1837 году. А в Петербурге Кулиш разработал свою систему правописания (тоже фонетическую), которая, как ему казалось, лучше подходила для украинского языка. Так, полагал Кулиш, русская буква «ы» столь непривычна для «южно-русской речи», что «полтавец или чигиринец не может даже в великорусской книге произнести звуков мы, вы и т.п. Он будет произносить нечто подобное словам ми, ви…» Поэтому грубое русское «ы» он заменил на «мягкое, южное и». А «острое и» на письме стал обозначать десятеричным «i», которое было тогда и в русском. Это только одна из многих замен, произведенных Кулишем в работе над новым алфавитом, который теперь называют по его имени – «кулишовкой». На «кулишовке» вышла и составленная самим Пантелеймоном Александровичем «Грамматика» украинского языка, и «Записки о Южной Руси», и последнее, самое полное прижизненное издание «Кобзаря» Шевченко. Собственную систему украинского правописания предложил Михаил Максимович («максимовичевка»), но ее использовали, главным образом, за пределами России – в Галиции и Закарпатье.


[Закрыть].

«Энеиду» вообще пародировали часто, благо для образованного человека материал был известен. По крайней мере, отрывки из поэмы Вергилия обязательно читали все, кто хоть сколько-нибудь продвинулся в изучении латыни. А пафос Вергилия так и подталкивал ироничного человека к сочинению пародии.

 
Битвы и мужа пою, кто в Италии первым из Трои —
Роком ведомый беглец – к берегам приплыл Лавинийским.
Долго его по морям и далеким землям бросала
Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.
 

(Вергилий Марон, перевод С. Ошерова)

Первым был, кажется, французский поэт и драматург Поль Скаррон, известный насмешник, автор многих литературных пародий. Его «Вергилия наизнанку» (Virgile travesti) читали по всей Европе. Появилась и немецкая пародия, а вслед за ней – русская. Автором последней стал Николай Петрович Осипов. Это был бедный сочинитель, добывавший средства к существованию на государственной службе, где он, однако, далеко не продвинулся. Николай Петрович трудился переводчиком в Тайной экспедиции Правительствующего Сената. Этот мелкий чиновник (дослужился лишь до коллежского асессора) написал великолепную книгу. Жаль, что ее не переиздают уже третий век, ведь читать стихи Осипова и в наши дни легко, приятно, весело[337]337
  Первое издание осиповской «Енейды» появилось в 1791 году: Осипов Н. П. Виргилиева Енейда, вывороченная наизнанку: в 4 ч. – СПб.: Иждивением И. К. Шнора, 1791–1796.


[Закрыть]. К сожалению, русская «Энеида» забылась. А ведь именно она послужила образцом для «Энеиды» украинской. Местами «Енеїда» Котляревского выглядит как вольный перевод «Енейды» Осипова, только «храбрый витязь» Эней стал паном Энеем, а его шайка – ватагой чубатых запорожцев.

Сравните хотя бы начало поэмы. Вот «Енейда» Осипова.

 
Еней был удалой детина,
И самой хватской молодец;
Герои все пред ним скотина;
Душил их так, как волк овец.
Но после свального как бою
Сожгли обманом греки Трою,
Он взяв котомку, ну бежать;
Бродягой принужден скитаться,
Как нищий по миру шататься
От бабей злости пропадать[338]338
  Осипов Н. П. Виргилиева Енейда, вывороченная наизнанку: в 4 ч. Ч. 1. – СПб.: Имп. тип., 1800. С. 13.


[Закрыть].
 

А вот как начинается «Енеїда» Котляревского:

 
Еней був парубок моторний
І хлопець хоть куди козак,
Удавсь на всеє зле проворний,
Завзятійший од всіх бурлак.
Но греки, як спаливши Трою,
Зробилi з неї скирту гною,
Вiн, взявши торбу, тягу дав;
Забравши деяких троянцiв,
Осмалених, як гиря, ланцив,
П’ятами з Трої накивав[339]339
  Котляревський I. Енеїда. Наталка Полтавка. – Донецьк: ТОВ «ВКФ «БАО», 2010. С. 5.


[Закрыть].
 

Первые три части поэмы Осипова вышли в Петербурге в 1791–1794-м. Первые три части поэмы Котляревского напечатаны в 1798-м в том же Петербурге (причем без ведома автора). Четвертая часть русской «Энеиды» вышла в 1801 году, уже после смерти Осипова (его не стало в 1799-м). Четвертая часть «Энеиды» Котляревского – в 1809-м. Над пятой и шестой частями своей поэмы Котляревский работал до конца жизни. Полностью поэма выйдет только в 1842 году в Харькове.

Осипов не уступал Котляревскому в поэтическом даре, но его «Енейда» со временем превратилась всего лишь в изящный раритет. А «Енеїда» Котляревского стала началом современной украинской литературы. Оказалось, что украинская мова замечательна не только в народных песнях.

Образованные малороссияне сразу полюбили поэму Котляревского. Издания «Энеиды» расходились одно за другим. Но и людям простым, неученым, она очень понравилась: «…это любимая книга всех малороссиян; мне случалось читать ее с простолюдинами малороссийскими, и они были в восторге»[340]340
  Московский телеграф. 1830. Ч. 35. № 18. С. 256.


[Закрыть], – писал издатель «Московского телеграфа».

Пройдет время, и основой украинского языка станут именно полтавско-киевские говоры, то есть та самая сельская мова, на которой писали Шевченко, Котляревский, Квитка-Основьяненко.

«…Возьмите любое малороссийское письмо, читайте его чумакам, дивчатам, парубкам <…> язык и смысл целого будет им понятен вполне. Вот она, неподражаемая простота и естественность в рассказе, облагороженный язык народа силен, ясен, прост, богат на мелочи, на шутки ему доступные…»[341]341
  Цит. по: Александровский И. С. «Украинский вопрос» на страницах периодических изданий второй четверти XIX века. С. 131.
  См. также: Северная пчела. 1835. № 17.


[Закрыть] – писал о малороссийском языке повестей Квитки-Основьяненко рецензент «Северной пчелы» казак В. Луганский. Под этим псевдонимом скрывался Владимир Иванович Даль.

Латынь

«Нигде я не слыхал такого сладкого произношения латинского наречия, как в устах малороссиян»[342]342
  Долгорукий И. М. Славны бубны за горами… С. 48.


[Закрыть], – написал князь Долгорукий в Харькове в 1810 году. Путешествие только начиналось, и латинская речь выпускников еще работавшего тогда Харьковского коллегиума стала одним из его первых впечатлений о Малороссии и малороссиянах.

На Московской Руси до середины XVII века латынь вообще была малоизвестна. В основном ее знали переводчики из посольского приказа или иностранцы, оказавшиеся на русской службе, вроде хорвата Вениамина, который помогал архиепископу Геннадию работать над церковнославянской Библией и переводил для него некоторые библейские книги с «Вульгаты». Латынь знали «справщики» церковных книг при патриархе Никоне, но они тоже были выходцами из других стран: Арсений Грек, Епифаний Славинецкий. Благодаря усилиям Симеона Полоцкого и его ученика Сильвестра Медведева появились школы, где обучали латыни. Тем не менее, по словам французского посла де ла Нёвилля, еще при царевне Софье «во всем Московском государстве было <…> четыре человека, говоривших по-латыни»[343]343
  Таирова-Яковлева Т. Г. Мазепа. С. 39; Невилль де ла. Записки де ла Невилля о Московии / пер. А. С. Лаврова. – М.: Аллегро-пресс, 1996. URL: http://www.vostlit.info/Texts/rus6/Nevill/frametext3.htm.


[Закрыть].

Только в 1701 году Эллино-греческая академия была преобразована в Славяно-латинскую[344]344
  С 1775 года – в Славяно-греко-латинскую.


[Закрыть], а латынь, по примеру Киево-Могилянской академии, стала языком обучения. В XVIII веке латынь оставалась языком науки и была для немногочисленной еще разночинной интеллигенции, по словам Юрия Лотмана, «таким же языком-паролем, как французский для дворянства»[345]345
  Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. – Л.: Просвещение, 1983. С. 130.


[Закрыть]. Дворяне, после закрытия иезуитских пансионов в 1815-м, знали латынь гораздо хуже[346]346
  Русские консерваторы позднее найдут пользу в латыни и греческом, продлив жизнь мертвых языков в русских классических гимназиях. Но это уже другая история, далекая от русско-украинских отношений.


[Закрыть].

 
Латынь из моды вышла ныне:
Так, если правду вам сказать,
Он знал довольно по-латыни,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать о Ювенале,
В конце письма поставить vale…
 

На Западной Руси латынь начали изучать несколькими веками раньше, распространение она получила намного шире, чем в России (Великороссии). Первые школы появились в Галиции еще в конце XIV века.

Латинские школы открывались при костелах, католических монастырях, при епископских кафедрах, разумеется тоже католических: в Перемышле, Львове, Холме. Их программа («семь свободных искусств») соответствовала программе европейских учебных заведений того времени. Жители Галиции отправлялись учиться в европейские университеты, главным образом, конечно, в Краков, но были русины-студенты и в Праге, Базеле, Болонье. Некто Юрий из Дорогобыча, сын ремесленника, учился в Краковском университете, а затем отправился в Болонью, где получил степень доктора искусств и медицины[347]347
  Первый великоросс получит степень доктора медицины и философии в европейском (в его случае – в Падуанском) университете только в 1694 году. Им будет Петр Васильевич Постников.


[Закрыть]. Одно время (1481–1482) Юрий был даже ректором Болонского университета[348]348
  См.: Яковенко Н. Очерк истории Украины в Средние века и раннее Новое время. С. 169–170.


[Закрыть]. Вот только можно ли назвать этого ученого латиниста русином?

Латынь изучали и в некоторых православных школах, что стали появляться во времена борьбы православия против унии и католичества. И все-таки многие православные смотрели на латинистов как на потенциальных изменников. В измене, в соглашательстве с униатами не раз подозревали и самого Петра Могилу, который произвел в образовании на Западной Руси настоящую «латинскую» революцию.

С 1615 года в Киеве при Богоявленском православном братстве действовала своя школа. В 1631-м Петр Могила, тогда еще только архимандрит Киево-Печерской лавры, открыл в лавре особую «гимназию», где изучали все те же «семь свободных искусств». Год спустя школа и гимназия объединились. Новое учебное заведение в источниках называют Киево-братской (потом – Киево-Могилянской, Киевской) «школой», «коллегией», «коллегиумом». Петр Могила мечтал создать академию, но этому противились униаты и католики, а потому король Владислав, вообще-то благоволивший Петру Могиле, статуса академии новому заведению не дал. В 1658-м, по условиям Гадячского договора, заключенного гетманом Выговским с поляками, Киевская коллегия получала статус академии, но Гадячский договор в силу не вступил. В 1660-м московские власти коллегию даже собирались закрыть[349]349
  См.: Грушевский М. С. Иллюстрированная история Украины. – СПб.: Книгоизд. товарищество «Просвещение», 1896. С. 426.


[Закрыть]. Академией Киевская коллегия станет только в 1701 году, при гетмане Мазепе и царе Петре.

Но слова значат мало. Киевская коллегия еще в свою «доакадемическую» эпоху стала лучшим православным учебным заведением всей Западной Руси. Там преподавали несколько языков: греческий, древнееврейский, польский, позднее – немецкий и французский. В XVIII веке, в эпоху постепенного упадка академии, лекции читали на русском (великорусском) и даже на «сельском наречии» (то есть на украинском), но в XVII веке языком преподавания была латынь. Ее в той или иной степени учили все двенадцать лет учебы. На латыни не только вели занятия, читали лекции – в стенах коллегии студенты должны были и говорить на латыни. Если студент произносил хоть слово на «сельской мове» или на польском, следовало наказание. Эту систему впервые ввели в иезуитских коллегиях, а профессора Киевской коллегии использовали передовой для того времени опыт. Студенты старших классов уже штудировали Аристотеля, читали Цицерона, готовили доклады и защищали диссертации на латыни и даже писали латинские стихи, подражая Вергилию или Горацию. Выпускники были квалифицированными богословами, могли вести полемику с хитроумными и многоучеными иезуитами и свободомыслящими протестантами, хорошо ориентировались в Священном Писании, постановлениях соборов, сочинениях отцов церкви, классической истории и литературе.

В Киевской коллегии учились Симеон Полоцкий и Михаил Ломоносов, преподавали Иннокентий Гизель, Стефан Яворский, Феофан Прокопович. Украинские гетманы, начиная от Ивана Выговского и Юрия Хмельницкого и заканчивая Павлом Полуботком и Даниилом Апостолом, тоже были или выпускниками Киевской коллегии, или учились там хотя бы некоторое время. Михаил Грушевский, просматривая реестр учеников Академии за 1727 год, нашел «представителей почти всех выдающихся старшинных семейств»[350]350
  Грушевский М. С. Иллюстрированная история Украины. С. 427.


[Закрыть].

Более того, на учебу в коллегию отправляли своих детей русские бояре, воевавшие на Украине: Григорий Ромодановский и Петр Шереметев (сын последнего, Борис Петрович, будет героем Северной войны и соратником Петра Великого). Но это, так сказать, «сливки общества», а Киевская коллегия выпускала каждый год по нескольку сотен священников для православных приходов. Не все могли осилить курс обучения, но хотя бы основы латинской учености усваивали и «несли в народ». То же самое вольно или невольно делали гетманы, полковники и сотники, получившие схоластическое образование, вообще-то не слишком нужное козаку, но считавшееся престижным. Не зря гетман Даниил Апостол назвал Академию «школой всему обществу благопотребной, где сыны малороссийские в науках свободных имеют наставления»[351]351
  Грушевский М. С. Иллюстрированная история Украины. С. 427.


[Закрыть].

А ведь кроме Киевской коллегии Петр Могила открыл коллегию в Виннице (позднее она переехала в местечко Гойсчы под Луцком). Продолжали работать православные «братские» (основанные при православных братствах) школы и католические (иезуитские, доминиканские) коллегии, куда православные тоже нередко поступали учиться. Именно в иезуитской коллегии учился Богдан Хмельницкий. В 1644 году французский посол в Речи Посполитой граф де Брежи так писал о своей встрече с будущим вождем «Козацкой революции»: «На днях в Варшаве был один из старшин казацкой нации, полковник Хмельницкий <…> я дважды с ним разговаривал. Это образованный, умный человек, который силен в латинском языке»[352]352
  Яковенко Н. Очерк истории Украины в Сердние века и раннее Новое время. С. 410.


[Закрыть].

Другой знаменитый гетман, Иван Мазепа, учился в Киевской коллегии, а в годы своего гетманства стал ее покровителем и щедрым меценатом. Он любил приехать в коллегию/академию, чтобы поговорить со студентами на латыни. Французский дипломат Жан Болюз писал, будто Мазепа «блестящим знанием этого языка мог соперничать с лучшими нашими отцами-иезуитами». Гетман читал Овидия и Горация и цитировал их по памяти[353]353
  См.: Таирова-Яковлева Т. Г. Мазепа. С. 16.


[Закрыть]. Когда Мазепа, предав царя Петра и Российское государство, перешел в лагерь Карла XII, тот сначала холодно отнесся к изменнику. Но умный и лукавый гетман подготовил и произнес перед королем по-латыни такую замечательную речь, что понравился шведскому правителю. Карл оценил и остроумие, и ученость своего нового союзника. Хорошо знал латынь и соратник Мазепы Пилип (Филипп) Орлик, генеральный писарь Войска Запорожского. Помимо латинского, Орлик владел еще девятью иностранными языками. Учиться начал в достославном городе Вильно, в иезуитской коллегии, а совершенствовался опять же в Киево-Могилянской академии.

В императорской России латинское образование сначала развивалось успешно, причем не только в Гетманщине, но даже на землях Слободской Украины. С 1721 по 1817 год действовал Харьковский коллегиум, где готовили священников. Программа коллегиума напоминала программу Киево-Могилянской академии. Именно латынь студентов Харьковского коллегиума и ласкала слух князя Долгорукого. Еще раньше Харьковского коллегиума, при гетмане Мазепе в 1701 году коллегиум открыли в Чернигове. «Ученых» латинистов также готовили семинарии Переяслава и Полтавы.

Люди, занимавшие сколько-нибудь значительные должности в гетманской канцелярии или даже в канцеляриях полков и сотен, владели латинским. Афанасий Гоголь, служивший в канцелярии Миргородского полка, знал латынь, а кроме нее еще греческий, польский, немецкий. Не зря учился он в Киево-Могилянской академии[354]354
  См.: Барабаш Ю. Почва и судьба. Гоголь и украинская литература: у истоков. – М.: Наследие, 1995. С. 24.


[Закрыть]. Александр Безбородко, правитель канцелярии малороссийского генерал-губернатора, конечно, не мог обойтись без латинского. Антон Головатый, фактический организатор Черноморского казачьего войска и последний войсковой атаман, избранный козацкой радой (а не назначенный начальством), тоже знал латынь. Он учился в Киево-Могилянской академии, хотя курса не окончил, потому что уехал на Запорожскую Сечь.

Иные просвещенные малороссияне знали латинский лучше, чем великорусский. Известный впоследствии общественный деятель и публицист Григорий Полетика окончил Киево-Могилянскую академию. Он приехал в Петербург и поступил переводчиком в Академию наук. Полетике устроили экзамен на знание иностранных языков, причем экзаменатором был сам Василий Кириллович Тредиаковский. По мнению Тредиаковского, Полетика знал латынь великолепно, чего нельзя было сказать о русском языке: Полетика в то время говорил на «малороссийском диалекте»[355]355
  Плохiй С. Козацький мiф. Iсторiя та нацiэтворення в епоху iмперiй. – Київ: Laurus, 2013. C. 102–103.


[Закрыть]. Разумеется, замечательным латинистом был Григорий Саввич Сковорода. На латыни он писал письма, складывал вирши, что, впрочем, было совершенно естественным для ученого человека тех времен.

В Малороссии была и особая категория населения: «мандрованые»[356]356
  От украинского «мандрувать» – ходить, бродить, путешествовать, скитаться.


[Закрыть] (бродячие) дьяки. Как правило, ими становились недоучившиеся студенты Киевской академии, Харьковского коллегиума или семинарий. Их мечтой было занять место дьяка в одном из приходов, а пока что они зарабатывали, чем могли: «…они знали разные канты и вирши, умели рисовать, умели поставить для общественного развлечения вертепную драму»[357]357
  Ефименко А. Я. Котляревский в исторической обстановке // Ефименко А. Я. Южная Русь: Историко-этнографические исследования и заметки. – М.: Кн. дом «ЛИБРОКОМ», 2014. С. 324.


[Закрыть]. Эти люди хоть немного, да знали латынь и, скорее всего, способствовали ее распространению среди простого народа, посполитых и козаков. Латынь так или иначе проникала и в народную среду, где, конечно, Горация не читали, но некоторые латинские слова для повседневной речи адаптировали. Даже водку в Малороссии еще в гоголевские времена называли «оковитой», что было искаженным «aqua vitae» («живительная вода, или вода жизни»).

Князь Цертелев, первый собиратель украинского фольклора, записал слова народной песни, где упоминается «оковитая»:

 
Благослови мене, батьку, оковитой напиться.
Я зарекаюсь с бусурманами ще лучче побиться.
– Не велю я тобе, сыну, оковитой напивати
Да идти с бусурманами на долину гуляти…[358]358
  Цит. по: Гоголь Н. В. Тарас Бульба. Автографы, прижизненные издания. Историко-литературный и текстологический комментарий / изд. подгот. И. А. Виноградов. – М.: ИМЛИ РАН, 2009. С. 620.
  См. также: Максимович М. А. Украинские народные песни, изданные Михаилом Максимовичем. – М.: Унив. тип., 1834. С. 54–55.


[Закрыть]
 

Так что Тарас Бульба, будто бы не знавший, «как будет по-латыни горелка», лукавил или дурачился.

Григорий Теплов, о котором речь впереди, в своей записке «О непорядках…» в Малороссии так рассказывает о воспитании детей козацкой старши́ны: «…лучших фамилий отцы следующее воспитание детям дают: научив его читать и писать по-русски, посылают в Киев, Переяславль или Чернигов для обучения латинского языка…»[359]359
  Записка члена Малороссийской коллегии Г. Н. Теплова «О непорядках, которые происходят ныне от злоупотребления прав и обыкновений, грамотами подтвержденных Малоросии» // Кулиш П. А. Записки о Южной Руси. Т. 2. С. 190.


[Закрыть] Другое дело, что учили не всегда хорошо, родители спешили пристроить свою «дитину» на теплое местечко. Однако дети кое-что успевали выучить. Хотя бы те же «из Энеиды два стиха».

Иван Котляревский сочинял свою «Энеиду» для читателя, знакомого с римским оригиналом, прочитавшего настоящую «Энеиду» Вергилия Марона пусть и фрагментарно. Поэтому людям его круга поэма была много смешнее и понятнее, чем нынешним украинским школьникам и российским студентам-филологам (остальные ее уже вряд ли читают). В поэме есть даже эпизод, где троянцы, приплывшие с Энеем в Лациум, прилежно изучают латинский язык: мешают полтавский говор с испорченной латынью и приделывают к украинским словам окончания -us.

 
За тиждень так лацину взнали,
Що вже с Енеэм розмовляли
I говорили все на «ус»:
Енея звали Енеусом,
Уже не паном – домiнусом,
Себе ж то звали – троянус.
 
 
И не прошло еще недели,
Как по латыни загудели,
Привыкли говорить на «ус»,
Энея звали Энеусом,
Уже не паном – доминусом,
Свой род и племя – Троянус[360]360
  Котляревский И. П. Энеида. С. 133.


[Закрыть].
 

Котляревский жил во времена упадка латинской учености. Закрылись Харьковский коллегиум и Киево-Могилянская академия. Созданная на ее месте Киевская духовная академия не унаследовала могилянских традиций. Гоголь в Предисловии к первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» уже будет подшучивать над школьником, который «стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный».

В Нежинской гимназии высших наук латынь, конечно, учили, но она превратилась всего лишь в один из учебных предметов. Между тем любители-латинисты не перевелись. Иван Семенович Орлай, второй директор Нежинской гимназии, нередко приглашал к себе способных учеников, чтобы побеседовать на латыни. Когда он принимал на работу нового учителя латинского языка Ивана Кулжинского, то, разумеется, позвал его на обед. Приглашен был и гимназист Василий Любич-Романович, прежде изучавший латынь в Полоцкой иезуитской коллегии. Новый учитель с честью выдержал испытание. За столом все позабыли про обед, а только «латинствовали»[361]361
  Барабаш Ю. Почва и судьба. Гоголь и украинская литература: у истоков. С. 62.


[Закрыть], предпочтя Горация котлетам.