Текст книги "Аляска – Крым: сделка века"

Глава X

12 февраля 1871 г. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.

Новый, 1871 год начался с лютых морозов и метелей. Обжиг кирпича становился всё более затруднительным – наружная температура замедляла изготовление огнеупорного материала настолько, что мастер Вильсон практически постоянно находился в состоянии бешенства.

– Алан, чёртов выродок! Что мне делать с людьми? Где твой кирпич? – возле печки в домике мастеров, что стоял рядом с домной, раз в час по очереди собирались строители, чтобы отогреться и хоть как-то за положенные десять минут нагреть одежду и рукавицы. Эд Вильсон разразился гневной тирадой, как только в облаке пара, образовавшемся в дверном проёме после того, как дверь внезапно распахнулась, появилась долговязая фигура Нила.

– Можешь их распустить. А что? В домне тепло, сидишь себе возле костра, ноги в сухости… Они еще не согласятся уходить. И хватит орать, Эд! Я устал от тебя больше, чем от этого проклятого мороза.

– Сосунок! Я тебе неделю назад говорил, накрой уголь навесом! Чем ты теперь печь для обжига топишь? Ледяными глыбами? Это из-за твоей дурости мы стоим второй день! Мистер Хьюз в ярости, что я ему должен объяснить? Что Алан не услышал старшего мастера?

Нил снял шапку, сбил с неё ледяную корку, образовавшуюся от постоянного хождения из тёплого помещения кирпичного завода на улицу, где снежило уже который день, и приложил руки к печи, разглядывая свои узловатые, покрасневшие пальцы:

– Ты? Старший мастер? Ну, тогда ты, Эд, обязан знать всё!

Присутствующие при этой сцене рабочие с интересом наблюдали за развитием событий – всем на стройке было известно, что Нил и Вильямс друг друга на дух не переносят.

Алан Нил по молодости своей был горяч, но талантлив в металлургическом деле. На редкость талантлив. Зная это, мистер Хьюз, периодически задавая ему прилюдно трёпку за проступки, всё время затем прощал. Эдвард Вильямс, глядя на такое положение дел, не единожды предлагал своему управляющему понизить Нила до рабочего:

– Ему можно только коровник доверить, мистер Хьюз! И то, молоко прокиснет быстрее положенного.

– Эдвард, старик… В тебе говорит ревность к следующему поколению, которое наступает на пятки. Скольких ты не досчитался за месяц? Дик Пауэл – кровью харкал, сгорел в бреду, закопали. Стивен Невилл, наш молодчага Стивен… Рухнул с домны. Крис Эридж… Какой чёрт понёс его одного в степь в такой мороз? Я тебя просил, Эд, присматривай за Крисом, он тоскует, он подружился с бутылкой. Ты не уследил.

Вильямс повинно склонил голову. Да, он просил Стива не подниматься к колошнику, подождать, пока солнце растопит наледь на мостках… И виски он у Криса забрал, но тот нашёл в Александровке у какой-то бабки винокурню и таки напился этого их отвратительного, вонючего зелья.

– Кто у нас остался, Эд? Ответь мне, и тогда я, может быть, приму твои аргументы.

Поза старшего мастера не изменилась. Он стоял перед управляющим, потупив взгляд в пол, широко расставив ноги в грязных сапогах, и шумно дышал, плотно сжав губы в тонкую линию.

– Молчишь? Парень с металлом на «ты». Он его чувствует. Пока стройка идёт, может быть он и не из лучших, а как плавка начнётся – помянешь моё слово… Ну не стоять же тебе у домны одному круглосуточно?

Только этот последний разговор с управляющим, состоявшийся несколько дней назад, сдерживал сейчас Вильямса от решительных действий.

– А если старший мастер знает всё, то пусть он объяснит, кто залил позавчера угольную кучу водой? А главное, зачем? А может это ты, Эд? – неторопливо сказал Нил, не отрывая взгляда от своих рук. – Ты же ходишь к мистеру Хьюзу, поливаешь меня грязью… А теперь, вот, кучу полил, и Нилу кранты пришли – есть следующий повод жаловаться. Почему бы нет?

Несмотря на свой почтенный возраст – Вильямсу было уже под шестьдесят, он выделялся среди земляков крепостью руки и размером кулака, который тут же с размаха влетел в челюсть Алана Нила.

– Ставлю шиллинг на старого! – воскликнул один из рабочих, резко вскинув вверх руку.

Нил от неожиданного удара отлетел к печи, но на ногах устоял, и тут же, головой вперед ринулся на обидчика. Пытаясь увильнуть от такой неординарной атаки, Вильямс сделал шаг в сторону, опрокинув ногой ведро с водой, но это его не спасло – старший мастер после борцовского приёма Нила свалился на мокрый пол, где его и дальше настигали молодецкие удары Алана.

Толпа вокруг взревела, и звук этот в небольшом помещении мастерской, многократно отразившись от стен, создал ощущение присутствия на арене.

Руки взметались то тут, то там, и рыжий работяга, первый поставивший шиллинг, уже не следил за схваткой, а запоминал ставки.

– Сверху, сверху!

– Вставай, Эд, я поставил на тебя!

– Только руками, только руками!

Крики со всех сторон раззадоривали и без того разозлённых участников так неожиданно случившейся схватки.

Вильямс, сумев таки подняться на ноги, яростно откинул ногой кадку из-под воды и принял боксерскую стойку, но Нил, понимая, чем ему грозит прямое попадание «кувалды» Вильямса в голову, предпочитал держать дистанцию. Тем более, что борьба ему была больше по душе – он считал этот вид спорта более умным, чем бокс и владел несколькими эффективными приёмами.

Так, отступая, Нил незаметно для себя, упёрся спиной в угол. Поняв, что оказался в ловушке, молодой англичанин предпринял еще одну попытку атаковать Вильямса в ноги, но его постигла неудача – правый кулак старшего мастера угодил ему в ухо, по касательной, сверху вниз. Этого было достаточно, чтобы Нил, сцепив зубы от боли, схватился за ухо и немного выровнял корпус, открыв голову. Тут его и настиг решающий удар Вильямса, в который он вложил весь свой долгий боксерский опыт, оставшиеся силы и накопившуюся за многие месяцы злость. Алан не успел никак отреагировать, а лишь свалился на пол со специфическим звуком, и только спустя пару минут смог прийти в себя, даже после того, как его окатили водой.

В это время рыжий букмекер быстро собрал ставки, раздал причитающееся победителям и удовлетворённо подсчитал свой выигрыш.

Вильямс, отпив воды из большой кружки, смыл кровь с костяшек кулаков, даже не разобравшись, его она, или поверженного ним наглеца:

– Сегодня тут сидишь, щенок! Обсыхаешь! Не хватало мне ещё, чтобы ты воспаление подхватил, – рявкнул старший мастер в сторону Нила, с безразличным выражением лица вытиравшего кровь, сочившуюся из разбитой нижней губы.

– О’Гилви! – Вильямс окликнул того самого любителя ставок, единственного ирландца среди всех, кто прибыл на стройку. – Бери своих ребят, ломы и бейте кучу. До заката перетащить всё внутрь. Там печь, за ночь более-менее оттает. Уголь из шахты не привезут – волы вязнут в снегу. И чтобы завтра был кирпич. Хоть сдохни там, понял? А за доверие спасибо. Следующий раз ставь перед ударом.

– Сделаем, мастер Вильямс! – весельчака О’Гилви, казалось, больше всего расстроила в этой истории не перспектива провести остаток смены с ломом на морозе, а то, что сорвался неплохой куш.

Наступил черёд греться для следующей смены и джентльмены направились к выходу, уступив место возле печки своим промёрзшим насквозь коллегам.

Удовлетворённый своей физической формой и тем, что руки помнят навыки, полученные в боксёрском клубе много лет назад, Вильямс направился в сторону саней, чтобы прибыть к мистеру Хьюзу быстрее, чем до того донесется весть о стычке с Нилом.

Проворный и поворотливый О’Гилви уже громко кричал на весь двор, отдавая команды своим парням – будто из ниоткуда появились «козы»[23]23
  Тачка для доставки шихты в домну.


[Закрыть], изготовление которых уже началось в механической мастерской – наспех сооруженном, но хорошо оборудованном с точки зрения слесарного дела сарае. Двое вооружились кирками, двое – ломами, остальные стояли с лопатами, готовые нагружать передвижные бункеры.

Уж было собрался Вильямс отправиться в путь, как его взгляд задержался на маленькой точке, медленно продвигавшейся от линии горизонта в сторону стройки по тому месту, где до снегопада была дорога, ведущая на восток.

Пара коней, запряжённая в сани, с трудом пробиралась через высокий снег, понукаемая хлыстом извозчика. Через три четверти часа, ориентируясь на башню домны, возница доставил своих пассажиров к нужному месту.

Путники являли собой печальное зрелище – пассажир и его извозчик были защищены от холода громадными овчинными тулупами до самых пят, однако, лица их, прикрытые лишь шерстяными платками, явно пострадали от колкого зимнего ветра.

– Кто здесь старший? – довольно прытко спрыгнув с саней, пассажир с удовольствием нагнулся сначала вперед, а потом назад, разминая спину после долгого пути, отчего Вильямс сделал умозаключение, что ехали эти сани с самого утра. Чтобы отправиться в такую погоду в путь ночью, нужно было быть форменным самоубийцей.

Оглядев гостя, старший мастер обратил внимание, что под тулупом тот носит мундир русского морского офицера.

– Don’t understand[24]24
  Не понимаю!


[Закрыть]! – развел руками Вильямс и, к своему удивлению, тут же услышал родную речь в ответ.

– Where is mister Hughes[25]25
  Где мистер Хьюз?


[Закрыть]? – спросил почти без акцента офицер.

– Он у себя в конторе, которая служит ему и домом, только час назад отбыл работать с бумагами, – ответил мастер на английском.

– А вы…? – вопросительный взгляд визитера поставил мастера в неудобное положение, хотя сам гость тоже не представился.

– Старший мастер Вильямс, – Эдвард сделал движение вперед, пытаясь подать руку, но офицер совершенно не отреагировал на его душевный порыв, чем смутил англичанина вторично.

– Скажите, старший мастер Вильямс, я не слишком вас отвлеку от текущих дел, если попрошу сопроводить меня к управляющему, мистеру Джону Хьюзу?

– Я как раз собирался к нему с докладом о проделанной за прошлую смену работе. Следуйте за мной, тут не далеко, – англичанин показал рукой на пригорок, где под слоем снега угадывалась группа строений.

Выезжая со двора мастерских, офицер остановил свой взгляд на группе рабочих, усердно разбивавших промерзший уголь – те рубили его так, будто вторично добывали из пласта.

Спустя четверть часа кони притащили сани к неказистой с виду хате, больше похожей на сторожку, чем на постоянное жилище. Однако, наблюдательный взор офицера отметил, что ночной снег убран, и повсюду, где сугробы были навалены вдоль плетеной ограды, были собачьи следы – не иначе, животные резвились, перепрыгивая через ранее недоступную ограду.

Предположение визитёра оказалось справедливым – только Вильямс провёл его за ограду, как в ближнем сарае раздался лай нескольких собак, почуявших чужака.

– Мистер Хьюз, вас спрашивает господин… – теперь уже Вильямс вопросительно смотрел на гостя, отдавая ему должное.

– Лузгин. Адъютант Великого князя Константина Николаевича, капитан второго ранга, – представился офицер, и тут же продолжил, не давая Хьюзу даже малейшей возможности проявить гостеприимство. – Имею предписание Его Императорского Высочества, Великого князя Константина Николаевича о проведении инспекции строящегося завода Новороссийского общества в соответствии с указанным перечнем вопросов. Прошу.

Лузгин протянул управляющему бумагу, написанную на русском языке и скрепленную печатью канцелярии Военного министерства.

Хьюз учтиво улыбнулся, по достоинству оценив весь официоз, произнесённый капитаном на английском, и, для приличия взглянул на бумагу.

– Можете не сомневаться, господин Хьюз, я могу перевести вам содержимое этого документа, подтверждающего мои полномочия.

– Нет, что вы, что вы… Я вижу, что передо мной стоит морской офицер, а кроме того – посланник Великого князя.

«Пока почта дошла в Петербург, пока этот капитан добрался в наше захолустье… а конверт свой я отправил в начале декабря. Получается, Великий князь направил инспекцию практически сразу после получения моего письма с отчётом… Интересно, это гнев или недоверие?…» – размышлял Хьюз, учтиво улыбаясь Лузгину.

– С чего желаете начать, господин адъютант Его Императорского Высочества? Может с чая? Вы проделали долгий путь…

– Не стоит беспокоиться, у меня мало времени. Буду признателен получить от вас лично ответы на мои вопросы. Для этого нужно вернуться на завод, пока не стемнело.

– Воля ваша. Я вашем распоряжении, – с готовностью отреагировал управляющий, надевая тулуп.

Глава XI

13 марта 1871. Лондон.

Лица присутствующих в зале дипломатов, как положено в их профессии, не выражали ровным счётом ничего. Учтивые улыбки, протокольные рукопожатия, пристальные взгляды сквозь пенсне и монокли – все эти обязательные атрибуты международной конференции были в наличии в этот день в Лондоне.

Два месяца подряд эти люди воевали друг с другом, используя весь дипломатический арсенал. От того, что в этих боях не проливалась кровь, не топились корабли, не разрушались редуты, упомянутое сражение не стало менее драматичным.

«Во имя бога всемогущего. Е.в.[26]26
  Его величество.


[Закрыть] император всероссийский, е.в. император германский, король прусский, е.в. император австрийский, король богемский и пр. и апостолический король венгерский, глава исполнительной власти Французской республики, е.в. королева Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, е.в. король итальянский и е.в. император оттоманский почли необходимым собрать своих представителей на конференцию в Лондоне, дабы сговориться, в духе согласия, о пересмотре постановлений трактата, заключенного в Париже 30 марта 1856 года, относительно мореплавания на Чёрном море…»

Ежедневные депеши действительного тайного советника, посла России в Великобритании Бруннова в адрес министерства иностранных дел для доклада императору свидетельствовали о том, что «дух согласия» частенько обходил зал переговоров стороной.

Истощенный перипетиями последних двух недель, лорд Клиффорд стоял неподалёку от Уполномоченного Её величества, королевы Виктории, лорда Градвилля, оглядывая присутствующих, обращая внимание на самые мелкие детали: кто с кем перешёптывается, как ведут себя русские, где в этот момент французы.

Казалось, в этот час в зале переговоров сконцентрировалась энергия всех европейских монархов, дипломатов и шпионов.

– Лорд… – вполоборота обратился к Клиффорду Британский уполномоченный, улыбаясь попутно кому-то из коллег. – Как долго мне ещё ждать от Вас вестей? Дипломатия не терпит молчания. У нас в распоряжении всё меньше времени. Мне нужно принимать решение…

Члены делегаций сосредоточенно перечитывали переводы статей Конвенции, отменявшей некоторые положения Парижского мира.

– У меня нет для вас вестей. Пока нет.

– Лорд… – повернувшись к окну, Грандвилль уже не скрывал своего раздражения: этого авантюриста Клиффорда ему навязал кабинет, и всё, чем он, Грандвилль, занимался последние два месяца, вгрызаясь в каждую букву, предложенную русскими, зависело от того, выполнит Клиффорд свою миссию, или нет. Меньше всего Грандвиллю нравилось то, что он, известный переговорщик, имел своей задачей тянуть на переговорах время, тогда как шпионы Клиффорда должны были дать Форин-оффису[27]27
  Министерство иностранных дел Великобритании.


[Закрыть] хоть какие-то аргументы для давления на только что занявшего свой пост главу исполнительной власти Франции Луи Адольфа Тьера.

– У вас был месяц, лорд, и теперь вы хотите сказать, что дело в считанных часах? – шелест бумаг в зале переговоров естественно, не смог заглушить слова британского Уполномоченного, но на них никто не обратил внимание. Его раздражение сквозило последние дни во многих речах и жестах, пробивалось сквозь витиеватый язык дипломатии и вызывало хорошо скрываемую радость русских и немцев.

– Я ничего не хочу сказать. У Вас своя работа, у нас – своя.

– Если в течение ближайших полутора часов я не получу от Вас никакой информации по событиям в Париже, то документ будет подписан, – прошипел Грандвилль, выражая своим тоном всю нелюбовь профессионального дипломата к шпиону военного ведомства.

Оба упомянутые лорда ждали срочную депешу из Парижа, куда с секретной миссией отправился лорд Грэхем.

В эти дни в столице Франции было не до протоколов. Поражение в кратковременной схватке с Пруссией и фактическое пленение Наполеона III родили Третью республику, которая разрушила всё, что связывало французов с империей, и первыми пали условности.

В назначенное время английский морской офицер Грэхем, принадлежность которого к флоту выдавала только неизменная выправка, прибыл на аудиенцию к Главе исполнительной власти Франции, месье Луи Адольфу Тьеру.

– Месье Тьер, моя миссия имеет своей целью открыть ворота для будущего сотрудничества двух великих европейских держав, – Грэхем, понимая, насколько сложна его миссия, предпочёл начать комплимента.

– Не скрою, лорд, я удивлён вашим визитом. Британия, без сомнения, великая европейская держава, но слышать от вас такие речи в адрес мой родины на фоне нашей многолетней вражды – это удивительно. Британский лев попал в мышеловку? – очень невысокого роста, слегка полноватый Тьер рассматривал англичанина сквозь стёкла своих очков с нескрываемым превосходством.

– Меня предупреждали о том, что с некоторого времени в Париже не церемонятся в выражениях, и я к этому был готов, мсье… – откровенный укол главы исполнительной власти Франции, опытнейшего политика демонстрировал не столько ненависть к англичанам, сколько некоторое пренебрежение. Цель отдалялась, даже еще не замаячив на горизонте.

– Кабинет Её Величества уполномочил меня выступить с предложением, возможно, несколько неожиданным, но от того не менее актуальным, – продолжил Грэхем, проглотив обиду. Сейчас было не до сантиментов.

– Готов выслушать Вас, лорд! Последний французский посол, граф Гренвиль, покинул берега Сены ровно тридцать лет назад. Я успел соскучиться за британским акцентом! – энтузиазмом и острым языком Тьер, казалось, пытался компенсировать свой катастрофически малый рост. Необходимо заметить – это ему удавалось блестяще.

– Господин Глава, если позволите, я обращусь к сути вопроса… – попадись ему этот карлик на поле боя, от него остались бы для истории только запачканные кровью дужки очков, а сейчас он, потомственный военный, единственный мужчина, оставшийся в живых в роду Грэхемов, должен, проглатывая колкости, соблюдать некие условности, навязанные его положением просителя. Будь проклят этот Клиффорд, заславший его сюда в штатском костюме!

– Да, да, конечно. Я весь во внимании, – в каждом слове Главы сквозил сарказм.

– Вам, месье, прекрасно известна обстановка в Европе. Все против всех. Равновесие шаткое и может быть нарушено в любой час, в любую минуту.

– Эффект бабочки! – многозначительно заметил француз. От того, к кому она прилетит, зависит, куда склонятся весы. Вы, Грэхем, сейчас сами в роли этой бабочки, или намерены поделиться мыслями, как её приманить?

– Для такого хрупкого насекомого я великоват, месье Тьер, но, похоже, у меня есть ответ на Ваш вопрос.

– Обещаю больше не перебивать, – Тьер уселся за свой громадный стол, и принялся перебирать бумаги.

Это было уж совсем откровенным плевком в сторону посланника кабинета Её Величества. Грэхем встал и продолжил, возвышаясь над ненавистным собеседником. С высоты его почти двухметрового роста человек, сидящий за письменным столом первого человека Франции, постоянно подёргивающий плечами, будто сюртук доставлял ему постоянное неудобство, казался теперь беспомощной жертвой. Один удар по голове массивной чернильницей, и ход истории, возможно, кардинально изменится. А Грэхемам не привыкать жертвовать жизнью. Их род весь полёг в морских баталиях.

Британский посланник вовремя вернул себя в реальность и наступил на горло своему самолюбию:

– Конечно, Франция сейчас на перепутье, и количество внутренних проблем может на некоторое время ослабить позиции Парижа на международной арене…

– Уверяю вас, Грэхем, со своими проблемами мы справимся сами. Ваша излишняя дипломатичность может служить примером того, как не нужно проводить переговоры. Ах, да… Я же обещал не перебивать.

– Ни для кого не секрет, что свергнутый Наполеон III симпатизировал России вопреки официальной позиции Франции. Значит ли установление республики, что Британская корона вправе рассчитывать на военный союз против русских сродни тому, что помог сокрушить их в Севастополе?

– Корона ищет союзников? – вопросил Тьер, глядя на англичанина поверх своих больших очков.

– Корона рассматривает различные варианты. Обострение не исключено. Особенно в свете проходящей в Лондоне конференции. Заключив тайный союз, две великие морские державы могли бы, во-первых, сдержать Пруссию в северных морях, а во-вторых, это развязало бы нам с вами руки на переговорах. Право силы еще никто не отменял, и Вильгельм, диктующий условия Парижу, тоже явление временное. Возможно, заручившись взаимной поддержкой, мы смогли бы диктовать условия русским.

– На что вы намекаете, Грэхем? – удивлённо спросил Глава.

– Объединив усилия, Франция и Англия смогли бы сорвать подписание Конвенции. Только наших усилий для этого не достаточно.

– Но конференция завершается уже сейчас, сегодня!

– Документ не подписан. У нас есть ещё несколько часов для согласования общей позиции, месье Тьер.

– Скажите, Грэхем, вы специально просили аудиенцию в этот день? Вы правда считаете, что я могу пойти на этот скорый и необдуманный шаг из-за прилива ностальгии по Крымской коалиции?

– Лучшие решения, и особенно в политике, принимаются спонтанно. Ни один враг их не просчитает и не успеет отреагировать.

– В вас сейчас говорит военный, а мы не на поле боя. Уверен, что вы наслышаны о моём дипломатическом опыте, – Тьер, по-прежнему нервно подёргивая плечом, встал и, заложив руки за спину, подошёл к британскому посланцу. Глядя на того снизу вверх, Глава продолжил.

– Так вот, мой опыт подсказывает мне обратное – всякий экспромт в дипломатии чреват разрушительными последствиями. Может быть, вы имеете иллюзию, что письмо Горчакова, с требованием вернуть им право иметь флот, разосланное коалиции, тоже было экспромтом?

Грэхем молчал, опасаясь сказать лишнего.

– Да, вы молчите так же, как и тогда, когда немцы громили нас под Седаном. Где же были тогда ваши союзнические устремления? Нееет… – протяжно ответил сам себе Тьер. – Вы ждали, чем закончится самонадеянная выходка нашего императора. Вы со своих островов наблюдали за тем, как Пруссия громит Францию, вы наслаждались. И теперь вы заплатите за просмотр этого представления. Ни на какое письмо русские не решились бы, не получи они поддержку пруссаков. Хотя бы на словах. Итог: Франция потерпела унизительное поражение от Пруссии и теперь ввергнута в хаос, а Россия вполне прогнозируемо воспользовалась ситуацией и навязывает условия. Браво, император Александр, браво, Горчаков! Где была Корона?

– Могу я считать эту вашу убедительную речь отрицательным ответом?

– Меня это удовлетворит. Можете так считать.

– Тогда, господин Глава, разрешите откланяться… – Грэхем щелкнул каблуками, кивнул головой, и с нескрываемым раздражением, не дожидаясь ответа хозяина кабинета, направился к двери.

Через час в зал заседаний Лондонской конференции, не издавая лишнего шума, зашёл клерк, держащий в руке телеграмму. Незаметный чиновник нашёл глазами лорда Клиффорда и, обходя стороной присутствующих, практически вдоль стены подошёл к окну, возле которого стоял лорд.

Ни слова не сказав, клерк отдал лорду бланк и удалился, не обращая на себя внимания присутствующих.

Клиффорд поймал себя на мысли, что он последнее время теряет самообладание – руки мелко подрагивали, предательски выдавая тремор через тонкую бумагу бланка телеграммы.

«В Париже провал. В Малороссии действуйте согласно утвержденного нами плана. Подробности согласуйте с новым военно-морским министром. Беру отставку. Чайлдерс.»

Подняв глаза, Клиффорд встретился с вопросительным взглядом британского Уполномоченного на конференции Грандвилла. Красноречивым кивком головы лорд обозначил суть телеграммы.

– Уважаемые господа, на правах принимающей стороны, если у делегатов не возникло вопросов к переводу и все удостоверились в том, что текст, изложенный на бумаге, соответствует достигнутым договоренностям, предлагаю перейти к церемонии подписания итогового документа. Уверен, что настоящая конференция останется в истории дипломатии, как мероприятие, пропитанное духом согласия и взаимопонимания, как пример мирного решения всех спорных вопросов. Воистину, нет ничего невозможного за столом переговоров, если стороны руководствуются искренними добрыми намерениями.