Текст книги "Аляска – Крым: сделка века"

Глава IX

Август – декабрь 1870 г.

Проклятая качка доводила до изнеможения. Из всех, кто находился на борту, казалось, только капитан сохранял здоровый вид.

До сих пор природа стояла на стороне путешественников, державших путь с Британских островов в неведомые им земли юга Российской империи. Восемь кораблей под Британским флагом шли водами Атлантического океана на юг, туда, где пролив шириной немногим более семи морских миль[21]21
  1 морская миля = 1853 м.


[Закрыть] отделял Европу от Африки[22]22
  Гибралтарский пролив.


[Закрыть].

На борту пароходы имели оборудование, станки, паровые машины, металл, инструмент, но главное – специалистов и инженеров, которым предстояло продемонстрировать всю силу своего валлийского характера, чтобы выполнить поставленную задачу.

Начавшись меньше месяца назад, эта эпопея поначалу пошла на удивление гладко, будто высшие силы пророчили ей несомненный успех, но ушлые валлийцы, знавшие благодаря опыту предков о способности судьбы наносить удары неожиданно, исподтишка, от того лишь еще больше собрались.

Ожидания подданных Её Величества оправдались, как только корабли прошли Гибралтар. Казалось бы, открытое пространство буйного временами Атлантического океана уже оказалось позади, капитан холостым выстрелом из единственной находившейся на борту пушки приветствовал гарнизон британской крепости на входе в Средиземное море и можно было считать, что самая рискованная часть пути пройдена. У богов, ведавших волнами и ураганным ветром, однако, на этот счет имелось другое мнение.

В то время, когда глубоким вечером англичане опять коротали время за игрой в три семерки или в кости, на подходе к Сардинии среди ночи усилился западный ветер. Океан, словно почувствовав, что упустил добычу, послал им вдогонку ураганный шторм.

– Кинь шестерку! Давай, Генри! – тучный плотник громадной ладонью накрыл деревянный стакан и принялся основательно перемешивать в нём кости.

В трюме, освещенном скудным, едва пробивающимся сквозь облако табачного дыма светом керосиновых ламп, было жарко в прямом и переносном смыслах. Капитан приказал задраить люки, чтобы накатывающая волна не попала в чрево корабля, но ни качка, ни душный и спёртый воздух не мешали игрокам и их болельщикам пребывать в состоянии возбуждении и азарта.

– Теперь О'Гилви! – кричали зрители, свесив ноги с полок, служивших кроватями – кают-кампания не отличалась уютом и изысканностью обстановки.

Отпив из бутылки пару глотков своего любимого виски, рыжий работяга принялся шептать какие-то, только ему известные заклинания, после чего резким движением привёл в движение кубики, находившиеся в стакане, и так же быстро выкинул их на стол, будто выплеснул туда воду.

Кости, со свойственным им стуком, подскочили несколько раз и один из кубиков стал углом в небольшую щель между досками стола.

Ирландец схватился за голову – на кону стояла гигантская для него сумма, и для победы недоставало только той самой шестёрки, что виднелась на одной из граней замершего в неестественном положении камня.

Плотник Генри подскочил, сопровождая своё ликование радостными воплями, но пол кают-кампании предательски качнулся влево, от чего тот потерял равновесие и рухнул возле стола, споткнувшись о табурет. Следующий удар волны в борт заставил кубик вывалиться из щели и лечь на ту грань, где была одна точка и теперь шестерка оказалась сверху. Пришла очередь ликовать ирландцу О'Гилви, который, не стесняясь в выражениях, принялся восхвалять провидение:

– Есть на свете справедливость, есть! Это высшие силы мне помогли!

Удивленный плотник, поднявшись на ноги, быстро оценил ситуацию и, взревев от гнева, кинулся на соперника, вызвав ликование публики:

– Аферист! Ты подбил камень!

Схватка моментально локализовалась вокруг банка – нескольких монет, лежавших на столе. Попытавшись отстоять справедливость, рыжий ирландец уж было схватил их, но тут же его рука была сверху прихлопнута ручищей плотника Генри. Следующим движением оскорбленный плотник вывернул запястье ирландца с такой силой, что казалось, хруст его суставов был слышен всем поблизости даже сквозь шум и гиканье англичан, жаждавших зрелища.

Совладав с неимоверной болью, и даже не поморщившись, ирландец продемонстрировал недюжинную силу воли, чем привел своих поклонников в этой схватке в совершеннейший восторг.

– Навали ему, рыжий! Покажи-ка ему как следует! – раззадоривали драчунов зрители.

Схватив свободной рукой деревянную кружку, ирландец, как-то извернувшись, освободился от захвата и с треском опустил её на голову ревевшего от злости Генри. Любой нормальный человек от такого сотрясения потерял бы ориентацию, но не этот валлиец. Вцепившись в горло сопернику, которого он уже люто ненавидел, плотник принялся большими пальцами рук выдавливать его кадык. Тут уж О'Гилви никак не смог противостоять и поплыл под натиском здоровяка, теряя сознание от боли и недостатка воздуха.

– Эй! Эй, Генри! Не удави его! Оно того не стоит! – некоторые из рабочих спрыгнули со своих полок и повисли на руках плотника, рискуя переключить его ярость на себя.

В сильной качке устоять на ногах было уже невозможно – клубок из человеческих тел, в центре которого находился так и не выпустивший из рук свой выигрыш ирландец, под оглушительный треск ломающегося дерева покатился под иллюминатор.

В пылу драки ни её участники, ни товарищи, пытавшиеся их разнять, ни продолжавшие орать болельщики на этот звук внимания не обратили. От схватки их отвлёк только истошный крик боцмана, кидавшегося непонятными морскими терминами и отборными флотскими ругательствами.

– Аврал! Все в трюм! Мне нужны руки! – валлийцы услышали сквозь громкую брань моряка хоть какие-то понятные для них слова и тут же ринулись выполнять её, почуяв, что дело действительно не ладно.

Спустя какую-то минуту до сражавшихся за выигрыш соперников не было уже никому никакого дела – О'Гилви, откашливаясь, судорожными движениями засовывал монеты в карман, освобождаясь от лежавшего на нём плотника, получившего нокаут от удара головой о переборку.

– Чёртов Генри! – ирландец с трудом поднялся на ноги и, раскачиваясь в такт усилившейся болтанки, посчитал необходимым отправиться на помощь товарищам. В глазах его, то ли от удара о палубу, то ли от удушья, крутились звёзды, которых он до сих пор никогда не видывал, даже когда в боксёрском клубе пропускал прямые удары.

Добравшись до узкой лестницы, ведущей вниз, в трюм, ирландец с таким же напряжением переставляя ноги, заставил себя спуститься, вцепившись в поручни обеими руками. Снизу раздавались теперь уже не одиночные ругательства, а их целый хор, где по-прежнему солировал боцман.

– Ты! Давай брус! Сюда его! – орал бородач в боцманском мундире, отдавая указания. Весь его личный состав занимался спасением корабля – кто на капитанском мостике, кто в машинном отделении, самые опытные и отчаянные – на палубе, а здесь в трюме, матросов не хватало. – Ты! Эй, хлюпик! Тащи конец каната! Да! Из той бухты! Крепи его здесь! Тысяча чертей! Где вас таких безруких понабирали! Эх, мистер Смит (так звали капитана, который на месте описываемых событий лично не присутствовал, а стоял, как положено, возле штурвала), говорил же я вам, еще нужно было растяжки ставить! Чёртовы железяки! Откуда вы все взялись на мою старую голову!

То ли волны и ветер за бортом набрали еще большую силу, то ли капитан предпринял какой-то маневр, уходя от очередного вала солёной морской воды, но в трюме казалось, что до сих пор внушавший своим видом спокойствие корабль вот-вот либо сам перевернется, либо зачерпнет такое количество забортной воды, что его вполне хватит, чтобы затопить трюм.

На лицах только что наблюдавших увлекательную игру в кости англичан появились первые признаки паники. Тяжёлая станина от паровой машины, поставленная для удобства погрузки на круглые брёвна, сорвалась с креплений и теперь с каждым наклоном корпуса судна двигалась по полу трюма, издавая пренеприятный звук, который вполне мог бы сопровождать вход грешников во врата адские.

Очередной раз корабль преодолел, судя по всему, гигантскую, волну, от чего пошел носом вниз, вызвав в трюме очередное движение станины, грозившей своим весом разрушить борт. К счастью, на её пути оказались несколько больших ящиков, стоявших один на другом, сбитые между собой и накрытые сетью из пенькового каната. Звук, подобный тому, что первым услышал боцман, на этот раз сопровождался грохотом выпадающего из раздавленных ящиков инструмента, да еще и под аккомпанемент звонкой россыпи гвоздей.

– Дьявол! – воскликнул боцман, откидывая ногой в сторону острые кованые шипы, на один из которых он таки наступил и взвыл от боли, почувствовав в правом ботинке теплую кровь.

– Ты! Чего стоишь? – боцман обратился к пожилому валлийцу, оказавшемуся у него под рукой. – Тяни канат вдоль борта! Быстро! Сейчас обвяжем, и сразу распорки можно ставить новые!

Ухватившись за конец, мастер Вильямс попытался его протянуть в указанном направлении, но бухта, находившаяся метрах в семи от него, не разматывалась – туда ринулся боцман, чтобы столкнуть упавший сверху ящик.

– А ну-ка! Взяли! – с помощью нескольких валлийцев боцман таки скинул его вниз, и канат резко дал слабину, от чего Вильямс вместе с ним кубарем покатился под станину, которая со скрипом продолжала двигаться по нижней палубе.

Щель между бортом и станиной, сквозь которую предстояло протянуть канат, стала критически узкой и теперь мастер Вильямс, лежа на палубе, прямо перед ней, понимал, что даже при всем желании, туда не протиснется.

– Позвольте я, мистер Вильямс! – рядом с мастером появилась щуплая фигура Роберта Дэвиса – того самого мальчика – посыльного из пост – офиса, которого мистер Джон Джеймс Хьюз, прослышав о его бедственном положении и любви к грамматике с разрешения непутёвого отца взял с собой в дальнее путешествие в качестве писаря.

– Уйди, Роберт! Как ты здесь вообще оказался?! Иди отсюда! – Вильямс попытался встать, но ему это не удалось – кто-то из его земляков, споткнувшись о его сапоги, навалился сверху на ноги.

– Я проскочу, мистер Вильямс, у меня получится! – Роберт подхватил конец каната и, не дожидаясь ответа мастера, намотал его на правую руку и юркнул в щель.

Чертыхающийся Вильямс раздраженно пнул ногой Алана Нила, который ко времени событий успел крепко выпить и теперь не мог быстро подняться. От этого Вильямс не успел ухватить мальца за его старый пиджак, чтобы не пустить того дальше.

Гулкий удар кулака мастера Вильямса о палубу утонул в том скрежете, который издала станина, поддавшись очередному качку корпуса судна. Тяжелая чугунная конструкция, словно подталкиваемая неведомой дьявольской силой, двинулась в сторону борта, превращая узкий проход в который устремился Роберт, во всё более узкую щель.

– Нет! – здоровяк Вильямс попытался упереться спиной в борт и руками в массив станины, но разве мог он противостоять в одиночку такой силе? – Брус! Брус давай! – заорал Вильямс Алану Нилу, который струшивал со своих штанов свежий отпечаток ботинка. Заглянув в неумолимо сокращающийся просвет между бортом и станиной, Нил всё-таки успел рассмотреть спину юноши и, решив, что еще не поздно, Алан, собрав все силы, подал Вильямсу обломок распорки, которая треснула первой под натиском груза.

– Назад! Роберт, назад! – став на ноги, Вильямс упер один конец бруса в угол между палубой и бортом, а другой его конец вставил в выемку чугунного корпуса.

Упершись в шпангоут, преградивший ему путь, Роберт Дэвис понял, что вперед дороги нет, но и развернуться он уже не мог, потому принялся пятиться спиной вперед. Вильямс всем своим весом навалился на распорку, которую удалось так вовремя установить, оставив юноше путь к отступлению.

– Сюда! Ложись сверху! – старик кричал Алану Нилу, чтобы тот помог ему удержать срывающийся с места брус, но тот не успел. Поддавшись давлению, обломок распорки выскочил из углубления, и станина, двинувшись к борту, издала истошный скрипящий звук, заглушив крик юноши…

С рассветом, когда капитан с боцманом провели полную ревизию корабля, мистеру Хьюзу было доложено, что один из членов его экспедиции скончался от полученных травм. Его имя – Роберт Дэвис.

До тех пор, пока тело писаря, завернутое в плотную ткань, не опустили за борт, мистер Хьюз не промолвил ни слова. Лишь, когда похороны состоялись согласно морскому обычаю и все мужчины надели головные уборы, Джон Хьюз пробормотал:

– Жаль, Роберт, что ты так хорошо умел писать… Могло всё случиться иначе…

Надев свою фетровую шляпу, мистер Хьюз обернулся в сторону молодого мастера Алана Нила, обратившегося к нему из-за спины:

– Мистер Хьюз, писать умею, почерк у меня каллиграфический. Да и от прибавки к жалованию не откажусь.

– Well, Алан… Найди письменный прибор, что был у Роберта. Забери себе и далеко от меня не отходи. Переберешься в соседнюю каюту.

… В середине сентября 1870 года 164 англичанина сошли на берег с восьми английских кораблей в Таганроге, выгрузили на сушу все инструменты и оборудование, привезенное с собой, и отправились в дальний путь на северо-запад от порта.

За два месяца следования в обозе, состоящем из повозок, запряжённых волами, англичане, а если быть точным, то в основном – валлийцы, познали все прелести местного климата. В начале пути, в Таганроге, испепеляющее солнце доводило их до изнеможения, заставляя контролировать запасы воды, а в месте назначения на берегу реки Кальмиус им уже приходилось выталкивать перегруженные телеги из размокшей и разбитой узкими колёсами колеи – дожди практически остановили и без того медленное движение колонны.

Чужеземцы, ни слова не понимавшие на местном наречии, вызывали искреннее любопытство местных жителей. Диковинный фасон одежды, неведомый язык, которым они пользовались и накрытые грубой тканью грузы на подводах заставляли селян терзаться в догадках о цели прибытия в их спокойные края этой необычной делегации. Ответы на свои вопросы они получали от проводников, заблаговременно нанятых Новороссийским обществом – двух русских морских офицеров, владевших английским и топографией.

Слухи о том, что на берегу Кальмиуса в Бахмутстком уезде англичане будут ставить завод, оказались правдой, и весть о первом обозе шла далеко впереди него.

– Эх, как бывает, ты ж гляди… Сколько годов-то прошло… Когда энто они нас бомбили?

– В 55-м… В Крымскую войну… – старшие из Таганрогских рыбаков, заставшие на своём веку бомбардировку города англо-французской эскадрой, пришли к выводу, что пути Господни неисповедимы. Минуло всего пятнадцать лет и те, кто приходили на своих военных кораблях разрушать их город, вернулись, чтобы строить. В этот раз десант англичан имел диаметрально противоположную цель.

– А скоки их было-то? – интересовались внуки у своих дедов.

– Да кораблей несколько десятков, а тех, что в город высадились – говорят, почти двести штыков. Генерал-то наш, Толстой, как ультиматум от пришельцев тех получил, так взбеленился не на шутку. Они с атаманом Красновым отвечали, что, мол, город – не крепость. Какие ж вы воины, если с безоружным людом воевать собрались. Выходите в поле, коли ваша возьмет, так мы тут все и поляжем, а англичане те вместе с хранцузами хитро выступили – подкрались на лодках к Депальдовской лестнице, да и решили подняться в город. Казачки наши их с обрыва назад к лодкам скинули, так те и ушли на Мариуполь. Да… пожгли они тогда нас люто… – англичане ловили на себе недобрые взгляды стариков, но разобрать слова проклятий, брошенных вслед, они, конечно, не были не в состоянии.

В октябре пришли на место, по пути предав земле первого рабочего, сгоревшего за четыре дня от какой-то лихорадки. Мастера после похорон велели брать воду только из тех колодцев, что не заброшены, из которых пьют местные жители. Это спасло остальных. Из ручьев поили только волов.

Редкие солнечные дни давали возможность просушить одежду и обувь – со дня прибытия обоза дожди шли непрерывно, то усиливаясь, то мелкими каплями досаждая англичанам. Конечно, дождь напоминал им о родине, но здесь от него спрятаться было некуда. Ни камина, ни паба, ни семьи.

Первым делом принялись собирать бараки. Малочисленные хутора и поселения, разбросанные в округе, были не в состоянии принять такой десант. Редкие свободные хаты, купленные по поручению Хьюза отправленными заранее квартирьерами, стали первым убежищем англичан.

Сам управляющий еще в свой первый визит озаботился вопросом жилья и арендовал на землях Смольяниновых в качестве временного убежища небольшой домик с соломенной крышей, который на первое время превратился в штаб строительства.

В пустынной степи, открытой всем ветрам, ближе к руслу Кальмиуса, закипела работа. Каждый день прибавлял рядов в кирпичной кладке, постепенно вырисовывались контуры мастерских, складов и через некоторое время, с наступлением зимы, над ними стал подниматься вверх металлический корпус домны.

– Мистер Хьюз, я с ума сойду с этими крестьянами! – Алан Нил, мастер с Мильвольского завода, решившийся отправиться в рискованное путешествие вслед за своим управляющим, был одним из тех англичан, что испытывали тягу к перемене мест и получали от этого удовольствие. О том, что будет нелегко, Алан знал, но это его нисколько не смущало. Со всей своей самоотдачей он приступил к действию.

– Что на этот раз, Алан? – Хьюз отвлёкся от документа, над которым работал, отреагировав на слова мастера, мявшего в руках свою шапку, словно школяр. – Струсите снег с плеч, мастер Нил. Я тут печь натопил, ваша одежда моментально промокнет. Я не хотел бы, чтобы вы оказались в числе тех несчастных, что легли на кладбище от простуды.

– В моём распоряжении пятнадцать крестьян. Ни один из них меня не понимает, я им всё показываю жестами и своим примером, но это понятно. Хуже другое. Они абсолютно не знакомы с дисциплиной и не имеют представления о времени. С началом смены я приказал бить склянки, вернее – бить кувалдой в рельс. Только на третий день удалось им объяснить, что пока такой же звук они не услышат, нужно продолжать работу.

– А, так это вам я обязан своей головной болью по утрам? – улыбнулся Хьюз.

– Абсолютно так, мистер Хьюз. Местные рабочие имеют обыкновение куда-то исчезать посреди работы. Потом они так же неожиданно появляются, и лица их выражают полную невинность. Нельзя ли как-то разбавить эту странную компанию? Вон, у Вильямса, только наши работают, так у него и дело движется.

– Видите ли, мой друг, Эд Вильямс ставит фундамент под домну. Согласитесь, этот фронт работы слишком ответственный, чтобы поручить его вашим подопечным. Других людей у нас нет. Чем быстрее вы найдете с ними общий язык, тем больше шансов на успех.

– Я займусь этим, мистер Хьюз. А пока могу ли я накладывать на них штрафы? Как это было всегда заведено у нас. Вот мои предложения, – на стол инженера легла бумага, в которой неуверенным почерком был начертан список нарушений и соответствующие им вычеты.

– Ну что же, ваша идея не нова, сам думал над этим. Скорее всего, вы правы, Нил. Уже пора. Проследите, чтобы штрафы не превышали дневной заработок.

– Спасибо, мистер Хьюз. Это поможет.

– Нил, не уходите… Попрошу Вас забрать письмо для отправки в Санкт – Петербург… – Хьюз обмакнул кончик пера в стеклянную чернильницу и, сосредоточившись, дописал последние несколько слов, после чего поднялся из-за единственного в комнате стола, служившего и письменным, и обеденным. Прохаживаясь по узкому проходу между печью и кроватью, инженер, нечленораздельно произнося себе под нос некоторые слова, декламировал текст письма:

«Милостивейший государь, настоящим спешу сообщить о положении дел на строительстве железоделательного завода Новороссийского общества.

Большие поддерживающие пилоны, ровно, как и железный наружный кожух печи, ныне собраны и установлены, так что внутренняя кладка из огнеупорного кирпича единственная работа, остающаяся для окончания печи, может быть проделана теперь под крышей, в укрытии от неблагоприятных влияний погоды, причем во время морозов внутри домны разводится и поддерживается огонь. Кирпичный фундамент под воздуходувную машину почти окончен, три котла для этой машины, которые я впоследствии, из-за больших размеров, прислал из Англии в разобранном виде – собраны и склепаны на местах и готовы к устройству…»

Вычитывая послание Великому князю Константину Николаевичу, Хьюз ясно представил себе, будто докладывает лично, и настолько вжился в роль, что кивал сам себе головой, соглашаясь с только что написанным на бумаге, размахивал свободной рукой и, удовлетворённый результатом, в конце щёлкнул пальцами. Потом же, поразмыслив меньше минуты, управляющий опять присел за стол и, быстро скрипя пером, дописал еще один абзац:

«Я возобновил разработку в угольной шахте № 1, которая была изначально вырабатываема князем Ливеном, и затем оставлена вследствие предполагаемого истощения. Насколько позволили обстоятельства, я применил к ней английскую систему разработки, я протянул внутри рудника узкоколейную железную дорогу, для более удобного подвоза угля. Такое устройство, насколько мне известно, впервые применяется в этой части южной России».

– Да, пожалуй, так будет лучше… – вслух размышлял Хьюз, не обращая внимания на присевшего на лавку возле входа мастера. – Пусть Великий князь привыкает к мысли, что английская система разработки – самая эффективная. Настанет время, когда нужно будет объясняться, зачем мы скупаем земли в округе и я смогу на пальцах показать, что лучшего распорядителя залежами угля, чем я, в Малороссии не найти… Да.

Сургуч поплыл в пламени свечи и капли его упали на конверт.

– Алан, положите это в нашу почту и, прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы посыльный отправился немедленно.