Текст книги "Рубакин Николай Александрович. Хрестоматия"

‹…› Программ для собирания сведений о культурных читателях пока не существует, хотя с помощью таких программ, несомненно, можно бы было накопить богатейший и интереснейший материал. ‹…›

Наблюдать и изучать русского читателя надо в самих очагах чтения, если не в семейном кругу, который мало доступен для изучения, то в читальнях, в библиотеках, существующих для него.

Дадим себе отчет, что такое подписчик библиотеки. Это такой читатель, который признает чтение своей потребностью, и к тому же потребностью более или менее постоянной, не случайной. Записываются в библиотеку для того, чтобы читать одну книгу за другой, изо дня в день, а то из месяца в месяц и даже из года в год. У подписчиков библиотеки читательские инстинкты, если можно так выразиться, развиты несомненно в большей степени, чем у тех людей, которые довольствуются книгами, добытыми случайно, от знакомых, или 2–3 периодическими изданиями. Библиотечный читатель требует большего для удовлетворения своей потребности. Поэтому, сделав объектом исследования именно этого читателя, мы можем составить некоторое представление и о всех прочих. Всякую библиотеку, где бы она ни находилась, в глухой провинции или в шумной столице, кто бы ею ни заведовал – частное лицо, казна, город, земство и т. д., – можно уподобить маленькой наблюдательной станции, через которую проходят и в которой, при желании, могут быть в достаточной степени изучены не только сотни, но и тысячи людей, представители самых разнообразных слоев населения, разных возрастов общественных положений и степеней образования. Эта толпа читающей публики, столь же пестрая, с теми же достоинствами и недостатками, как и общество, которое порождает ее, течет через библиотеку, как живой поток: одни входят, другие выходят из числа подписчиков, каждый предъявляет свои требования и свои желания, каждый выражает о прочитанных книгах свои впечатления, указывает, какие книги пришлись ему по душе, какие нет. Если библиотекарь желает не только угождать вкусам публики, если он вдумывается в то, что проходит перед его глазами, а в руках его еще имеется хорошо разработанный механизм библиотечной статистики, то именно библиотекарь лучше, чем кто-либо другой, может ответить на вопрос, кто и что читает. Если бы гг. заведующие библиотеками посерьезнее отнеслись к своим задачам, то, несомненно, каждый мог бы внести свою долю полезного труда в общую и необходимую работу – изучения российского читателя, изучения умственной жизни русского общества в разных его слоях, в разных – и светлых, и темных его уголках. Во всяком случае, нет места более удобного для изучения русского читателя, как библиотеки и читальни. Понимая, что эти библиотеки и читальни существуют для него и живут им (особенно библиотеки частные), читатель чувствует себя в них полным господином. Его требования, его запросы к книге, а отчасти и его мнения о книгах, даже его капризы – перед библиотекарем все налицо. ‹…›

Интегрируя же наблюдения, является возможность получить целый ряд образов, настолько точных и обоснованных фактически, что, разумеется, уж они будут стоять тверже и стоить больше, чем всякие рассуждения о читателе a priori. Несколько лет тому назад проф. Лесгафт написал небольшую, но интересную книжку «Школьные типы». В этой книжке, пользуясь данными психологии, с одной стороны, и школьными наблюдениями – с другой, он нарисовал, так сказать, психологические образы учащихся. Подобное этому можно было бы сделать, тоже пользуясь данными научной психологии, и по отношению к типам читателей разных общественных групп; получилась бы книжка не менее интересная и не менее, если не более, поучительная и ценная, как материал для характеристики данного исторического момента. Но это дело будущего. В настоящее время достаточного материала для такой работы еще не собрано. Нужно ли доказывать, что гг. заведующие не только общественными, но и частными библиотеками должны были бы отнестись насколько только возможно серьезнее и строже к собиранию материалов, к составлению отчетов своих библиотек и не смотреть на это дело, как на простое подведение прихода и расхода. ‹…›

Чрезвычайно ничтожное число читателей постоянных, огромный процент читателей переменных – то входящих, то выходящих из числа подписчиков, то бросающихся на книги одного рода, то переходящих на другие, прямо противоположные, – сегодня на Понсон дю Террайля, завтра на Некрасова – таков в общих чертах неустойчивый характер этой текущей через библиотеки толпы. Цифры, которые мы сейчас приведем, показывают не число лиц, пользующихся библиотеками в течение всего года, они показывают число лиц вписавшихся, затем некоторое время почитавших – один, два или несколько месяцев – и снова вышедших из сферы влияния библиотеки. Между этой последней и публикой еще незаметно тесной и неразрывной связи, и ничтожные сами по себе цифры кажутся еще ничтожнее, если вдуматься в их смысл.

Общий факт, наблюдаемый во всех библиотеках, тот, что подписчиков мало, до смешного мало. Другими словами, мало таких людей, которые чувствуют потребность в постоянном общении с книгой. Для огромного большинства читателей книга не есть нечто необходимое, она может существовать и не существовать, ее можно прочесть, но можно и не читать. При случае можно и подписаться в библиотеку, для развлечения, а можно обойтись и без нее. Оскудение книжное предполагает само собою оскудение читательское. Постоянный читатель, предъявляющий к книге известные запросы, в Российской империи не что иное, как явление единичное, но не массовое. ‹…›

Спрашивается теперь, какие слои населения, какие сословия поставляют главный контингент читателей? Читателей поставляют все слои населения, все профессии. Разумеется, было бы особенно интересно знать не абсолютное число подписчиков из такого-то сословия или звания, а процентное отношение этого числа к числу лиц нечитателей. К сожалению, прямых данных для решения такого вопроса не имеется, хотя некоторые косвенные соображения представляют нашу читательскую скудость во всей ее красе. Даже среди лиц таких профессий, как учителя и учительницы, доктора, священники, далеко не все чувствуют настолько сильную потребность в книге, чтобы идти и записываться в библиотеке и получать оттуда материалы для чтения не спорадически, а постоянно. Кто довольствуется каким-либо дешевеньким журналом с премиями, кто берет книги из учительской, часто скудной библиотеки и держит их подолгу, иной раз по целому году, закрывая доступ к этим книгам и другим, кто живет и обходится и совсем без книг. ‹…›

Посмотрим теперь, много ли читают те постоянные читатели, которых из своей среды ежегодно посылают в библиотеки командующие классы. Для ответа на этот вопрос будем опять-таки пользоваться данными из библиотек больших и хорошо обставленных. Русский культурный человек не знает ни той быстроты чтения, ни того количества прочитанных книг, какие на Западе стали давно уже явлением обычным. ‹…›

Что захудалость русского читателя объясняется не только причинами, лежащими в нем самом, а и причинами внешними, можно видеть из сопоставления статистических данных за несколько лет. Из этих сопоставлений мы увидим, что читатель растет в количественном и качественном отношениях, когда повышается общий тон жизни, сокращается, когда в общественной жизни замечается застой. Библиотечные отчеты богаты фактами, иллюстрирующими такой вывод. ‹…›

Все вышеизложенное приводит к выводу, что если русский читатель и виноват в том, что он читатель немногочисленный и не ретивый, то в этом виноваты в значительной мере и те условия, в которых ему приходится существовать. ‹…›

В течение месяца прочитали всего по одной книге шесть человек из ста, по две – столько же, по три – пять человек и т. д. … менее пяти книг в месяц берет из библиотеки ровно треть подписчиков. ‹…›

Весьма многочисленны случаи, когда в книжке журнала добрая половина статей остается неразрезанной в течение года и даже более при четырехстах подписчиках. Отметим еще факт, что тяжеловесные классические произведения некоторых европейских мыслителей возвращаются подписчиками в библиотеку очень быстро, через 6–7 дней. Это тоже не говорит за то, что взятые книги читаются… Вряд ли мы ошибемся, сказав, что из общего числа взятых из библиотеки книг прочитывается от одной трети их до половины… Приняв это в соображение и сделав соответствующие поправки в вышеприведенных цифрах, нельзя не сделать и того печального вывода, что русский культурный человек не принадлежит к числу усердных читателей, а малое усердие его за последние годы, как кажется, становится еще меньше…

Посмотрим теперь, какого сорта книги более всего притягивают его внимание. Основной вывод, подтверждаемый всеми фактами и наблюдениями, тот, что русский читатель совершенно не умеет выбирать книг для чтения. Уровень читательского развития прежде всего отражается на умении выбирать книги, выбирать сознательно, целесообразно, с экономией времени и сил. Для этого нужно известное умение, известный практический навык, которого огромнейшее, подавляющее большинство русских читателей лишены. Библиотечная публика обыкновенно спрашивает почитать «что-нибудь» – будь то журнал, роман или научная книга. Если нет одного, берется другое; даже недовольство на отсутствие требуемой книги чаще всего носит характер каприза, а не запроса, не получившего удовлетворения. Имена знаменитейших светил науки и искусства, передовых бойцов человечества за свободу мысли и совести сплошь и рядом совершенно неизвестны читающей толпе. Произведения их, красующиеся в каталоге, ничего не говорят ни уму, ни сердцу; глаза читателя скользят по ним, как и по сотням других. Спрос на книги того или иного отдела в значительной степени среди такого рода публики – явление стихийное. ‹…›

Читателю научных книг в России неоткуда и взяться. Тип западноевропейского читателя развивается на почве широкого простора и всевозможной поддержки, оказываемой высшему образованию и правительством, и обществом. Так, даже лица из народа, обучавшиеся в школе только грамоте, имеют возможность продолжать свое образование и, подымаясь со ступеньки на ступеньку, приобретают знания по самым разнообразным отраслям науки.

‹…› Чем большей подготовки от читателя требует данная книга, естественно, тем меньше читателей она себе находит, на этом основании специальные сочинения в очень малом ходу в общественных библиотеках. С другой стороны, на спрос такой-то книги влияет, так сказать, отношение этой книги к запросам, которые предъявляет читатель к родимой действительности; не без такого влияния в течение последних десяти лет уменьшился, например, спрос на книги по общественным наукам, который возрос лишь после 1891–1892 гг. Но есть и такие книги, которые, напротив, отрывают, так сказать, читателя от земли в данный исторический момент, становятся особенно по вкусу читателям того темперамента, который наиболее приспособляется к господствующим течениям жизни. Этим, быть может, объясняются кое-какие успехи, сделанные за последние годы в некоторых кругах русского общества метафизической философией, пришедшейся столько по вкусу некоторым его элементам и давшей философское оправдание далеко не философскому бытию. Словом сказать, между книгами, с одной стороны, и читателями – с другой, происходит своего рода естественный подбор; каждый отдел каталога притягивает к себе одних читателей, отталкивает других, и обратно, каждый читатель притягивает к себе одни книги, отталкивает другие: это притяжение и отталкивание у одних субъектов проявляется очень резко и определенно, у других почти незаметно, скрывается где-то в глубине…

В конце концов борьба читательских вкусов за удовлетворение, нередко неуловимая и трудно поддающаяся анализу, все-таки оказывает свое влияние на выбор книг, выражающийся в цифрах. ‹…›

Что касается до научно-популярных книг по естествознанию, то спрос на них вообще невелик, как потому, что мало существует таких книг, так и потому, что в курсе средних и низших учебных заведений эти науки заняли одно из последних мест, а то и исключены из курса. Не счастливится также и наукам общественным и правоведению. Последнее фигурирует больше в качестве справочных книг, а первые до последнего времени понемногу отступали все более и более на задний план. ‹…›

‹…› Рассмотрение отчетов общественных библиотек показывает нам, что главные потребители научного отдела книг – учащие и учащиеся. Где больше этих читателей, там в большем ходу и научные книги. ‹…› Так как наибольший процент научных книг, взятых из библиотеки, приходится на учащуюся молодежь, то естественный вывод отсюда, что библиотеки должны несколько специализироваться, чтобы научные отделы могли служить, прежде всего, тем читателям, которым они нужны, библиотеки должны оказывать учащимся какое только возможно содействие и по отношению к выбору книг и по отношению к облегчению пользования ими, а для этого должно уменьшать плату, заменять залог поручительством известных библиотеке лиц и т. п. ‹…›

Для учащихся общественная или частная библиотека должна завести особый разряд подписки, установив минимальную плату для него. Она должна сконцентрировать вокруг себя и учащихся; она должна привлечь последних к активному участию в лучшей постановке внеклассного чтения учащихся. При общественных библиотеках должны возникнуть педагогические кружки из учителей и учительниц, которые, несомненно, внесут оживление в самое библиотечное дело. Это дело – несомненно дело живое. Библиотека может и должна стать учреждением педагогическим и играть общественно-просветительную роль. ‹…›

Некоторые иностранные авторы читаются гораздо больше, чем известные русские писатели. Русский человек, знающий литературу, будет удивлен такого рода сюрпризами. ‹…›

Скажем теперь несколько слов о типах читателей беллетристических произведений. Читатель этот пестрый, гораздо пестрее читателя научных книг: беллетристика притягивает к себе всевозможных представителей человечества, всех рангов и положений. Читатели довольно резко группируются одни около беллетристики переводной, другие около беллетристики оригинальной. ‹…›

Библиотека должна показывать читателю хорошие или лучшие книги всех категорий, напоминать о существовании их, а пусть выбирает и пусть идет вперед сам читатель… Наконец, прогрессивное самовоспитание читателя – факт, хорошо известный каждому заведующему библиотекой… На читателя такого рода книг библиотеки должны обратить особенное внимание. Ведь эти-то читатели, если можно так выразиться, и стоят на границе книжного влияния, которое только что начинает захватывать их в свой водоворот. ‹…›

Гораздо многочисленнее те читатели, которым все равно, что ни читать, только бы чтение было интересно, которые не ищут идей в книге, не проникают в нее глубже фабулы, которые спрашивают у библиотекаря «что-нибудь» и берут «что-нибудь». Эти читатели, если можно так выразиться, пасутся на обширной ниве родной и заграничной беллетристики как бог на душу положит, то сбиваются в кучу вокруг одного какого-либо автора, то идут вразброд, бродят туда и сюда, пожирая без разбора всякую травку, какая попадет в зубы. ‹…›

‹…› Все это давно было замечено и отмечено, и об этом совершенно излишне здесь говорить. Грамотность вызывает стремление к книге; спрос на книги идет даже быстрее развития грамотности. Как результат этого спроса (и, в свою очередь, отчасти как причина его) является масса дешевых изданий на книжном рынке.

Знаниями, заключающимися в этих изданиях, плохо ли, хорошо ли, но многие тысячи деревенских грамотеев пополняют, или, вернее, могли бы пополнять те сведения, какие вынесены ими из школы.

На рынке имеются книги очень разнообразного содержания, как по беллетристике, так и по разным наукам. ‹…› За последнее же время народная литература, разумеется, не без влияния самого народа, получила даже особенное развитие. Книжек появилось много – и беллетристических и научных; многие книжки, в появлении на свет которых принимала участие интеллигенция, очень не дурны, иные превосходны. Но, присматриваясь ко всей массе этих «интеллигентных» книжек, нельзя не заметить некоторого весьма своеобразного отношения их творцов к своему делу.

Прежде всего, по отношению к книжкам беллетристического содержания до сих пор упорно держится и отражается на деле специально русский взгляд, о котором мы сказали выше, именно, что для народа должна существовать особая литература, упрощенная, потому что эстетические и всякие другие тонкости народу недоступны. При этом, разумеется, забывают, что, как показал кружок X.Д. Алчевской, произведения лучших наших авторов понимаются и находят прекрасный прием в деревне; что те же сочинения не всем бывают понятны и в среде так называемых «чистых господ»; что привычка читать всякие книги приобретается крайне быстро, если только экономические и всякие другие обстоятельства откроют доступ к книге.

Грустно становится, когда приходится опровергать это коренное заблуждение, столь распространенное даже среди несомненно доброжелательных для народа людей. Очень решительно и определенно высказывается по этому поводу в своем обстоятельном ответе на «Опыт программы»[4]4
  Рубакин Н. А. Опыт программы для исследования литературы для народа. Спб., 1889.


[Закрыть] один читатель из народа: «В литературе для общества попадаются часто скучные и даже глупые, ей-богу, глупые книги (их я могу назвать). Вот такую скучную книгу и дадут читать крестьянину или мещанину. Ну что ж? Книга ужасно скучная. Даже попадись вам скучная книга, неужели вы прочтете ее без всякой мины до конца? Не бросите ли вы ее, не дочитавши? Так и нам: попадется скучная книга – прочтешь четверть книги и бросишь, а между тем лица трубят: им непонятны фразы, они не могут читать книг, предназначенных для общества. Нет, народу нужны не народные книги, а дешевые, потому что он бедняк, а не дурак». ‹…›

Другое, не менее важное заблуждение относительно народной литературы заключается в том, что литература эта смешивается нередко с литературой детской, одни и те же книги помещаются в общую рубрику книг «для детского и народного чтения». Никто бы против этого не возражал, если бы здесь речь шла о таких книгах для взрослых, которые прочтутся с пользой и удовольствием и детьми; нет, приверженцы этого взгляда как бы приравнивают ум мужика к уму ребенка, совершенно забывая разницу между сложившимся мировоззрением мужика и неокрепшими суждениями ребенка, и пичкают на этом основании деревенского читателя азбучными истинами, облеченными в детские формы.

Быть может, из этого взгляда вытекает третья особенность «особой» литературы для народа; утверждают, что народ наш любит поучения и назидания и так верит им, что до него, до этого наивного, детски простодушного мужика, одного рода поучения допускать можно и должно, а от других следует его ограждать китайской стеной, как будто он без книжек сам ни до чего не додумается. Этот взгляд даже лежит в основе издательской деятельности нескольких довольно крупных фирм, сводящих всю свою работу к какому-то натиранию очков. В этом отношении особенно грешат книжки по русской истории. ‹…›

Возьмем теперь книжки научного содержания. Присматриваясь к ним, вы тоже замечаете своеобразные особенности в популяризации знания. Несомненно, учение об особой научной литературе для народа, т. е. для людей, получивших лишь начальное образование или не получивших никакого, имеет за себя очень много данных. Польза, которую получает какой-либо читатель от той или иной популярной книжки, обусловлена запасом фактического, систематизированного материала, имеющегося в его голове; запас этот в голове мужика необходимо носит отпечаток односторонности, однообразия и, кроме того, относительно беднее, чем запас этот в голове «культурного» читателя.

Вести популяризацию во всем блеске стройной научной теории поэтому самому здесь не всегда возможно – нужно справиться с особенностями мировоззрения читателя. Если изучение этого последнего далеко не бесполезно для беллетриста, так для популяризатора оно положительно необходимо. Просматривая существующую популярно-научную литературу, подчас просто поражаешься, как неумело авторы принимаются за свое дело, как мало знают они и тех людей, кому говорят, и условия жизни, в какие поставлены эти люди. ‹…›

На мировоззрение читателя кладет глубокий отпечаток сама жизнь, те условия, в которых этому читателю приходится стоять, условия экономические, социальные и пр. Со всеми ими необходимо более или менее считаться, вступая в борьбу с мнениями и заблуждениями, которые укоренялись в течение веков. ‹…›

Изучение читателей из народа имеет не только огромный теоретический интерес, в смысле изучения народного мировоззрения, – оно имеет, кроме того, интерес практический. Авторы должны прислушиваться и дорожить указаниями своих читателей. В одном из своих талантливых «Очерков русской жизни» Шелгунов очень метко заметил, что известный труд «Что читать народу?» заключает в себе вопрос: «…как писать для народа, как с ним говорить, как создать живую и нравственную связь с ним, как установить непосредственные отношения». «Что читать народу?» – добавим мы, вместе с тем содержит и ответ на этот вопрос; если ответ не полон, – во всяком случае, капитальный труд кружка X.Д. Алчевской содержит много указаний словами самого народа, как писать книжки.

Если тот, кто берется за труд составления книжек для народа, не знает тех, с кем он желает беседовать, – пусть он хоть дорожит указаниями, замечаниями, мнениями этих последних и учится по ним. Эти мнения безусловно необходимы составителям научных книжек; эти мнения полезны и авторам беллетристических произведений, для создания которых первое условие – талант. ‹…›

Авторы должны знать своих читателей. Это отнюдь не значит, что они должны подлаживаться под тон народа – наоборот: потому-то некоторые и подлаживаются, что не знают своих читателей, которым это подлаживание претит и внушает недоверие.

Создание популярно-научной литературы, обнимающей всевозможные отрасли знания, в значительной степени еще дело будущего. Но оно должно стать делом русской интеллигенции. Прямо или косвенно – все желающие могут принять в этом деле участие. ‹…›

Авторам книжек научно-популярных оно покажет, как нужно популяризировать знания в мало подготовленной массе. Нечего говорить, что сама жизнь подскажет и самые темы, за популяризацию которых должен приняться тот писатель, который своим трудом желает помочь жизни. ‹…›