Текст книги "Друзья и враги Димки Бобрикова"

Каштанка и бабка Зинка

Бабка Зинка когда-то работала простым бухгалтером-расчетчиком на машиностроительном заводе. Ее задачей было начисление заработной платы сотрудникам предприятия. И главным мерилом качества людей у нее считались деньги. Вот директор, например, или главный инженер, по мнению бабки Зинки, приличные люди – у них зарплата высокая. А рабочий у станка – гораздо хуже. Сама она способностями не блистала, поэтому главбухом не стала. Детей у нее не было, а муж как на пенсию вышел – исчез. Был и сплыл. Взял чемодан и уехал в деревню к своим престарелым родителям. Там и остался жить, ходить на рыбалку и по хозяйству управляться.

Дед Вовчика дружил с мужем бабки Зинки – Алексеем Даниловичем (его все звали уважительно по имени-отчеству). Они вместе ходили на рыбалку. И после исчезновения связь поддерживали. Алексей Данилович считался мастером на все руки – все мог починить, но деньги за работу брать стеснялся. Всем помогал просто так. За что его бабка Зинка презирала и костерила. Весь двор слышал – жили-то они на первом этаже, а народ у нас днем и ночью на лавочках сидел. Вечером места свободного не найдешь. Кстати, наши скамейки Алексей Данилович и делал. Уж сколько лет стоят – и все целые. Зарплату он получал небольшую, но на жизнь хватало. Но бабка Зинка думала иначе.

– Вон у людей ковров миллион! Машину купили! Зарплата у тебя сто восемьдесят рублей! А какой-то Колька двести двадцать получает!

– Да у тебя на деньгах свет клином сошелся! Что тебе не так? – пытался возразить Алексей Данилович. – Еда – есть, одежда – есть, «москвич» купили. Все не так!

– Вон у соседей новый «москвич», а мы на старом все ездим!

Потом Алексей Данилович не выдержал и уехал. Бабка Зинка решила, что свое решение он принял под влиянием деда Вовчика. И с тех пор бабка Зинка стала еще злее. Завела себе кота и бегала вокруг него целыми днями. Кот был злючий, как и сама хозяйка. Шипел, царапался и гадил в подъезде.

Когда бабка Зинка вышла на пенсию, решила подторговывать, чтобы зарабатывать побольше. Присоединилась к сидевшей у магазина бабе Нонне с семечками и составила ей конкуренцию. Та же ей ни одного дурного слова не сказала.

Сначала бабка Зинка торговала семечками и пастилой, а потом жвачками и сигаретами из-под полы[26]26
  Из-под полы́ – тайком, украдкой, незаконно.


[Закрыть]. Отношения между двумя торговками не были гладкими. Бабка Зинка после исчезновения Алексея Даниловича еле сдерживала неприязнь ко всей семье соседки «по прилавку», проецируя на них обиду за собственное одиночество. Особенно ее раздражал Вовчик. Своей плохой учебой, тем, что рос без отца. И вообще самим фактом существовани я.

Справедливости ради надо сказать – он давал основания для недовольства. Ну, например, Вовчик был человеком энергичным и просто так спускаться по лестнице не мог – там же по девять ступенек в каждом пролете! Да на каждом этаже их по два – долго спускаться. Поэтому он предпочитал прыгать. Схватится за перила – и прыг! Шесть ступенек – легко! Хоба! Семь – сложнее. А восемь – ух! Можно и не допрыгнуть. Когда Вовчик спускался со своего пятого этажа, бабка Зинка считала прыжки – до ее площадки их нужно было услышать восемь. А потом открывалась деревянная дверь на длинной металлической пружине, затягивала скрипучую песню, и стук двери в конце, что означало одно: Вовчик выбрался на волю, вышел во двор. А бабка Зинка покрывалась красными пятнами от негодования.

– Опять прыгал вчера на весь дом! – пытаясь найти сочувствие, жаловалась она бабке Вовчика.

Та лишь разводила руками.

На вырученные деньги бабка Зинка покупала ковры. Это было ее настоящей страстью. Их у нее водилось столько, что за ними не выглядывало ни кусочка пола, да и на стенах висели где только можно. По мнению бабки Зинки, ковер – символ достатка, благополучия и красоты.

Но настоящая беда пришла неожиданно. Кот несколько раз в год метил территорию таким масштабным и конкретным образом, что даже людям незнакомым с кошачьей азбукой становилось ясно – здесь живет какой-то вонючка.

Чем только не мыла ковры бабка Зинка – все зря. Покупала ароматизаторы, специальные средства и даже восточные благовония. В те редкие дни, когда выпадал снег, она вытаскивала их по очереди, раскатывала на белой поверхности, била палкой, мела веником, ходила по ним, а затем сворачивала и тащила в квартиру, оставляя темные пыльные пятна. Но кошачий запах никуда не девался, а вся квартира да и сама бабка Зинка насквозь пропитались кошачьей тематикой и благовониями.

У бабы Нонны имелись собственные счеты с бабкой Зинкой. Она не предъявляла претензий, а медленно накапливала обиду. Конечно, чувствовала отношение к себе, но были и другие мотивы. Решающим событием стало следующее. Вовчик как-то в одном из своих первых классов потерял ключи от квартиры и голодный слонялся по двору. Дед с бабкой в тот день умотали на дачу, а мать с работы еще не вернулась. Он увидел, как бабка Зинка кормила у двери своего кота котлетой, и по простоте душевной попросил у нее поесть. Все же бабуля с ней вместе торговала. Та смерила его презрительным взглядом… и не дала. Когда Вовчик сообщил вечером о произошедшем бабушке, та сделала выводы и на следующий день поменяла место торговли – отсела от бабки Зинки и расположилась у овощного павильона в тени раскидистого вяза. С тех пор они не разговаривали друг с другом, а через дорогу бросали презрительные взгляды. Порой казалось, что при их столкновении может возникнуть шаровая молния и спалить все вокруг: и овощной павильон, и старую почту, и «девятку», и даже бочку с квасом.

Обострение у двух огнезорких продавщиц семечек началось после того, как произошел мелкий конфликт между дворовой собакой и котом бабки Зинки. Каштанка была добрейшим существом на коротких лапах с вытянутым телом. Ну прям колбаса на ножках. Она играла с детьми и считалась общей собакой. С ней Вовчик давно возился. Нашел где-то ошейник, чтобы все понимали – Каштанка не бездомная. Ночевала она в подъезде около двери квартиры Вовчика на коврике. К ее нахождению в подъезде все относились с пониманием. Все, кроме бабки Зинки.

И вот как-то пузатая Каштанка медленно спускалась по ступенькам со своей лежанки на пятом этаже, а тем временем кот бабки Зинки выходил на прогулку и решил продемонстрировать неслыханную крутизну. Он стал громко шипеть при виде собаки. Обычно Каштанка на провокации дураков не поддавалась и проходила мимо, не реагируя на кота. Но тот выгнул спину и попытался наброситься на собаку. Каштанка флегматично наблюдала за истерикой, а когда кот подошел максимально близко, оскалила зубы и показала готовность защищать себя от нападок неуравновешенных. Бабка Зинка, услышав звуки, выглянула за дверь и сразу назначила виноватой Каштанку. По ее разумению, своему коту можно все, а ничейной собаке – ничего.

– Ах, ты еще и скалиться будешь, дворняга вонючая! Развели тут псарню, пройти невозможно! – кричала бабка Зинка, а пещерное эхо подъезда умножало ее противный голос.

Вечером у лавочки бабка Зинка развернула дискуссию о выселении Каштанки из подъезда.

– Агрессивная! Вонища от нее! Вызову собачников, тогда сразу поймет, можно скалиться или нет!

Баба Нонна, прервав долгое молчание, пыталась найти путь успокоения разбушевавшейся.

– Ты прекращай ругаться. Твой кот всех детей перецарапал и гадит прям в подъезде. От него и вонища! И никто не убирает за ним!

Попытка вызвала лишь обратный эффект, поскольку в этих словах содержалось немало правды. И это бабку Зинку лишь раззадорило.

Баба Нонна продолжала:

– А Вовка за этой собакой следит. И с детьми она дружит. Разве плохо, если на весь двор одна общая собака? Не все же могут в квартире держать! Вот она и живет для всех. А ночует у нашей двери в подъезде, мы не против.

– А я против! И тоже живу в этом подъезде! И не позволю дворнягам каким-то бросаться на моего кота! Да и Вовчику бы твоему научиться себя вести, двоечнику! Хулига ну!

Здесь уже не выдержала баба Нонна:

– Он хоть и балбес, но никому зла не делал. А ты только с виду приличная, а злая, похуже любой собаки. Гнилая насквозь. Для тебя твои ковры, деньги-бумажки эти жалкие важнее людей, важнее дружбы. Поэтому ты и одна. И Данилович даже убежал. Только кот тебя и терпит. И то, потому что котлетами его кормишь!

Баба Нонна пристально смотрела на бабку Зинку с выражением победительницы, а та, не выдержав прямого взгляда и обжигающей правды, развернулась и пошла в подъезд.

На следующее утро бабка Зинка вызвала собаколовов, когда никто бы не помешал им сделать свое черное дело. Но в этот день Вовчик по случайному стечению обстоятельств решил не идти на контрольную по русскому и прятался на складе бумажных рулонов. А когда он увидел, что машина собаколовов заехала во двор, мгновенно сообразил – Каштанке грозит беда.

Уазик стоял с открытыми дверями, а два собаколова с сеткой подбирались к нашей Каштанке. У подъезда бабка Зинка показывала пальцем на собаку. Каштанка, чуя недоброе, поджала хвост и пыталась проникнуть в подвал. Но путь туда ей преградили собаколо вы.

– Вон она! Агрессивная! На людей кидается, прохода не дает!

– Это ты на людей кидаешься! И агрессивная! Не трогайте собаку! – послышался крик Вовчика.

Он подбежал к испуганной Каштанке, та послушно смотрела на своего спасителя.

– Пойдем со мной, я тебя спрячу!

– Ловите ее! Чего вы стоите как истуканы? Ловите, раз приехали!

– Так она с ошейником! Пацан, это твоя собака?

– Моя! Не видите, что ли? Вы лучше вон эту забирайте! – И пальцем показал на бабку Зинку. – Можете и кота ее в придачу!

На лице бабки Зинки, похожем на весеннюю сморщенную картошку, читалась ненависть и злоба.

– Я тебе покажу еще, гаденыш!

Собаколовы немного поругались, сели в машину и уехали.

А собака из подъезда исчезла.

Дружина и вражина в колхозе

10 сентября 1991 года

Утром нас ждал пазик с округлыми боками. Когда я зашел в автобус, увидел Василия Ивановича в синем спортивном костюме, сидевшего рядом с Ларисой. Она каждую осень в период оказания помощи колхозу становилась не только вожатой, но и ответственной за сельскохозяйственное направление. Юрка развалился сразу за Светой и Люськой и всю дорогу пытался их рассмешить. Мне же досталось место спереди, и я постоянно вертелся. Не хотелось оказаться на информационной обочине.

Автобус свернул на грунтовую дорогу и запрыгал на кочках. Ярик, занявший самые козырные места – на заднем ряду, подлетал почти до самого потолка, что у него вызывало всплески ликования.

На поле было влажно. Земля намокла после небольшого ночного дождя и налипала на обувь широкими пластинами. Кефир, выползший из автобуса, брезгливо морщился. Он приехал в колхоз в очередных новых кроссовках, которыми хвастался всю дорогу. А теперь боялся шагнуть.

Нам поставили задачу убирать капусту. Ее головки торчали из земли стройными лысыми рядами, лишь внизу кудрявились листья. Зрелище напоминало картинку со съезда КПСС[27]27
  КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза.


[Закрыть]: там сидят так же, как здесь капуста на поле, – один к одному, ровными рядами. И у партийных работников тоже головы гладкие и блестящие, а по краям около ушей – остатки волос. Клоп[28]28
  Клоп – один из отрицательных героев первой книги о Димке Бобрикове.


[Закрыть] в деревне с такой же прической ходил.

Сначала было пасмурно, а позже показалось солнце и пригревало почти по-летнему. Василий Иванович с Ларисой распределили нас на команды по четыре человека: два на два. Света оказалась не в моей четверке, и я постоянно держал в поле зрения ее красную спортивную кофту и заколотый пучок светлых волос. Мне хотелось быть ближе, но мы оказались разделены шестью рядками капусты. Тем не менее мы были рядом, на одном поле, под одним небом.

От колхоза нам выделили руководительницу – Клавдию Борисовну, с веселыми конопушками по всему лицу и копной огненных волос, выбивавшихся из-под косынки. Капусту мы носили в большой тракторный прицеп в ящиках. Мальчики их таскали, а девчонки срезали капустины и складывали. Мы трудились уже довольно долго.

Кефир слонялся и работал спустя рукава. Он вообще ехать в колхоз не собирался, всю дорогу недовольно бубнил. А на поле постоянно кружился около Светы, прыгал около нее, как лось, и паясничал. Даже хотелось ему рога пообломать, но я сдерживался.

– Тебе, Люська, надо капусту есть, а вот Дашке уже необязательно, – сиял Кефир, довольный своим прозрачным намеком.

Люська с Дашкой посмотрели на него с осуждением.

– А бабы почему не носят ящики? – возмущался Юрка. – Вот Дашка больше меня и сильнее!

И через мгновение большой и указательный Дашкины пальцы уже сжимали сзади Юркину шею в болевом приеме.

– Будешь, гад, девочек еще обижать?

– Отпусти, садистка! – заскулил бывший пионерский лидер школы.

Но Дашка сжимала еще сильнее.

– Таким, как ты, разве можно дело доверять?

– Забыл у тебя спросить!

Тут в разговор вступила Люська:

– Посмотри, как ты капусту топчешь! Вот из-за таких, как ты, она в магазине и гниет! Да еще и ящики кидаешь! Ты теперь не председатель совета пионерской дружины, а ее вражина!

– Скоро кончится ваша пионерия. Партия уже разбежалась, и до вас очередь дойдет!

– А ты думаешь, если как крыса убежал с корабля, то тебя уважать больше стали? Ты же предатель! – изливала гнев Люська.

– Еще посмотрим! Прибежишь ко мне! Недолго осталось! Вон Бобриков ваш скоро станет начальником пустоты!

Я встрепенулся, услышав свою фамилию, и двинулся в сторону спорящих. Но меня опередили Василий Иванович и Лариса, объявившие перерыв в работе.

Все наши расположились на ящиках около прицепа.

У капустного поля стоял огромный свинарник. Определить его местоположение легко можно было и в кромешной темноте по ядреному запаху. Меня одолело страстное желание непременно побывать внутри. Во-первых, с целью познания особенностей сельскохозяйственного производства, а во-вторых, для тех, кто не интересуется агротехнологиями, – с развлекательной целью.

Я подошел к нашей колхозной начальнице с инициативой:

– А вы сможете нам организовать экскурсию на свиноферму?

Та залилась звонким смехом:

– Ты хорошо подумал, пионер-герой?

– Конечно! Все наши ребята хотят посмотреть на то, как растет свинопоголовье колхоза.

Клавдия Борисовна продолжала смеяться:

– Свинопоголовье? Откуда ты таких слов набрался?

Я немного смутился:

– Журнал выписываю! И фермером хочу стать!

– Фермером?! Все из деревни бегут, а ты собрался город на село променять?

– Современные методы ведения сельхозпроизводства могут сделать труд селянина более комфортным, чем в пыльном, загазованном городе, – начал я фразой из журнала «Новый фермер».

На его глянцевых страницах изображали радостных работников американского села, срывавших с образцового дерева идеальные яблоки, рядом бегали расчесанные барашки невиданной красоты и откормленные телята с бирками на ушах. Деревенскую пастораль аргументировал расчет прибыли, которую выносили даже в заголовки: «За прошлый год семья Смитов на выращивании чеснока заработала триста тысяч долларов!» И мне так хотелось. Но у нас из деревни бежали в город, чтобы вместо чистого воздуха дышать выхлопными газами.

Клавдия Борисовна, услышав меня, закатила глаза и произнесла:

– Веди сюда своих пионеров. Будем им свинопоголовье показывать, – и опять засмеялась.

Я побежал к нашим, отдыхавшим под тенью желтеющих деревьев, и закричал:

– Пойдемте на ферму свиней смотреть! Нам экскурсию проведут!

К моему удивлению, не все отозвались с энтузиазмом.

– Нашел достопримечательность – свинарник, – услышал я недовольный голос Юрки. Он палочкой счищал налипшую на кроссовки грязь.

– Ну не хочешь идти – сиди капусту разглядывай! Вместе со своими фирменными кроссовками… Пойдемте! Там интересно. Потому что свиньи – это и весело, и красиво! – продолжил я агитировать.

– И вкусно, – прокомментировала Дашка.

Я посмотрел на нее с осуждением. Тем не менее все поднялись с мест и двинулись за Клавдией Борисовной, ведущей нас к свинарнику.

Внутри старик колхозник шлангом мыл бетонный пол, хотя вонища стояла невыносимая. Рядом с ним за металлическим заборчиком лежали две огромные свиньи. И дед решил их облить из шланга. Те восприняли водные процедуры с удовлетворением и довольно похрюкивали.

Ярик взял с собой капустные листья, чтобы подкормить свиней, и кинул через оградку. А несколько хавроний набежали с разных сторон и набросились на угощение. Стоял дикий визг, а одна самая наглая свинья решила действовать нахраписто: она розовым пятаком толкала в бок соседку, визжала громче всех и норовила укусить. Дед-колхозник взял метлу и шлепнул ее под зад:

– Цыц! Развизжалась тута, как Собчак[29]29
  Собча́к Анатолий Александрович (1937–2000) – политический деятель 1980—1990-х гг. Отец Ксении Собчак.


[Закрыть] на съезде!

Свинья мгновенно все поняла и убежала в сторону.

– А ваша фамилия случайно не Свинолупов? – решил сострить Юрка.

На что дед потянулся к метле и многозначительно махнул. Кефир, как и та свинья, все мгновенно сообразил. Видимо, метла оказалась у деда волшебная или она была с педагогической начинкой: и свиней воспитывала, и школьников.

– А почему свиней так много, а колбасы в магазине так мало? – решил выяснить Ярик.

Дед прищурился, оглядел нас всех:

– У нас всего хватает, и мяса, и колбасы. На рынке все можно купить! А в магазинах нет ее потому, что предатели у власти! Раньше таких бы расстреляли, а теперь в депутаты избирают! Вот поэтому и не хватает продуктов.

– Слышишь, предатель? Говорят про таких, как ты! – громко отчеканила Дашка почти в самое ухо Кефиру.

Юрка скорчил рожу и пошел к выходу. Проходя мимо меня, он прошипел:

– В сторону, пионер вонючий! – и толкнул меня в бок.

Я ему в ответ отвесил хорошего леща с характерным звуком, а бетонные стены свинарника умножили его. Обитатели фермы ритмично похрюкивали, как бы поддерживая: «Прав-прав, Димка. Кефир давно тумака выхрюпрашивал».

Рядом оказался Василий Иванович, схвативший меня за руку. А Кефир с красной от негодования мордой оскалился. На его физиономии читалась ненависть.

– Поплатишься! Скоро получишь! Ожидай!

И поплелся к выходу.

Почтовая незадача

С момента отправления моего письма Наташе прошло уже более двух недель. И я, несмотря на свое увлечение Светой, каждый день с волнением после школы заглядывал в почтовый ящик. Письмо от Наташи не приходило. Я не знал, что делать и как это объяснить. Винил себя за увлечение еще одной девчонкой. Полагал, что какие-то внеземные силы могли дать понять это Наташе. Конечно, все теперь было немного иначе, чем в деревне. Но хуже я относиться к Наташе не стал. Вспоминал ее улыбку и глаза, думал о ней перед сном. Краски стали чуть менее яркими, но все те же. Я казнил себя, ругал, но ничего не мог сделать. Так уж случилось.

Я с ужасом представлял, что передо мной может когда-то встать выбор между ними. Совсем запутавшись в своих чувствах и размышлениях, решил написать письмо Витьку. На бумаге появились строки, накорябанные моим неровным почерком.

«Привет, Витёк!

Как жизнь? У меня столько нового! Такая круговерть началась. Меня в школе избрали председателем совета пионерской дружины, представляешь? Папа меня теперь называет „номенклатурный работник“». Короче, подтрунивает надо мной. А ведь кроме дополнительной ответственности эта „должность“ никаких особых привилегий не дает. Только спрос с меня стал выше. Надо теперь не только хорошо учиться, но и во всем участвовать, все организовывать. Но интересно, правда. Даже если мы в колхоз едем капусту убирать. Наверное, потому что это теперь то дело, за которое и я отвечаю.

А еще хотел рассказать тебе – мы пару дней назад с нашими ходили ветеранам помогать. Пришли к одному из них. Он живет неподалеку от школы и очень старенький уже, еле ходит. Мы помогали забор покрасить и порядок навести во дворе. Нас Лариса привела, пионервожатая, я тебе про нее говорил. А оказалось – в этом доме живет тот самый ветеран, что мне пионерский галстук повязывал. Он меня, конечно, не вспомнил, но мне стало очень радостно. Очень нас благодарил, и я понимаю – не зря все это. И времени не жалко на такое, и сил. А так в школе как всегда – куча занятий, заданий.

Что у тебя нового? Не писали тебе Наташа и Катя? Я часто вспоминаю, как классно мы провели время летом в деревне. И как мы над Клопами повеселились. Вот было забавно! До сих пор смеюсь.

Не забывай про меня! Пиши!

Дима».

Письмо Витьке я отнес на почту по пути к школе утром на следующий день. А возвращаясь с занятий, опять проверил наш почтовый ящик. Я открыл его створку, похожую на нижнюю челюсть робота. В пасти виднелись «Сальская степь», свернутая почтальоном, и письмо со штемпелем. Мое сердце учащенно забилось. Я протянул руку, вытащил конверт… и с удивлением обнаружил, что подписан он моей рукой. Сверху на штемпеле значилось: «Адресат не найден».

Я отнес письмо домой и долго не мог понять, почему так произошло. Может быть, само провидение помешало моему признанию. Я спрятал нераспечатанный конверт в самом дальнем углу своего шкафчика. И думал о том, что вернулось письмо неспроста.

Вечером по телевизору показывали отборочный этап «Песни года». А это всегда нервы и быстрый бег. Потому что нужно моментально ориентироваться и скакать к телевизору, если ведущие Ангелина Вовк и Евгений Меньшов, которых моя бабушка упорно считала мужем и женой, называли какого-то приличного исполнителя. В этот момент я большими кенгуриными скачками прыгал к телику. Около него стоял магнитофон «Романтик» с подсоединенными проводами. Не успеешь нажать вовремя красную кнопку «Запись» – песня на кассете будет не сначала. А это ерунда получается, а не музыка.

Мало того: если с телевизора музыку пишешь, только одна магнитофонная колонка потом песню играет. Папа это явление объяснял некими загадочными словами: «Звук на телевизоре моно. Стерео будет, если на хорошем оборудовании запись делать». Но для меня это все равно китайская грамота. Я понимал так. Одна колонка играет – плохая запись. Две – намного лучше. Хорошее качество можно было купить в «Звукозаписи» на входе во Дворец культуры. За маленьким окошком виднелись большие бобинные магнитофоны, переписывавшие музыкальное добро на кассеты. Могли и на твою старую записать за день-другой. Стены вокруг «Звукозаписи» обклеили списками исполнителей и их альбомов, набранными на печатной машинке. Особенно популярные группы и певцы подавались с перечнем песен. Там, у «Звукозаписи», можно было проводить время часами. Но и в ней не хватало многих свежих композиций. Поэтому приходилось писать с телевизора.

Я смотрел «Песню года» ради нескольких исполнителей, но ждал всегда только одного – чтобы радостные ведущие изрекли: «Поет Алексей Глызин!» В это мгновение нельзя медлить. Вот и вчера, когда я уже потерял надежду, программа подходила к концу, услышал долгожданное. Одним прыжком я долетел до «Романтика», нажал, посмотрел в окошко магнитофона, где крутилась кассета, – значит, все в норме. Успел! Сердце стучало от радости, как после выигрыша в лотерею, хотя мне ни разу не посчастливилось – разве что рубль выпадал, да и то один раз.

Алексей Глызин в белой рубашечке с гитарой раздвинул блестящие вьетнамские занавески. Такие у нас теперь почти у всех дома висят. Мода на них началась недавно, но стремительно, как лавина. Кто-то показал, что если скрепки обернуть полосочкой от разрезанной открытки и соединить друг с другом – получится невообразимая красота и экзотика как в «Песне года». И мухи боятся сквозь лететь, и шикарно!

Глызин спустился по разукрашенной сценической лестнице и запел:

 
Лампа настольная слабо мерцает в доме твоем…
Ну почему я опять коротаю ночь под окном?
 

Я подумал о том, что теперь всегда, если хожу в магазин, смотрю чуть выше вывески «Магазин № 9. Продукты» – в окна квартиры, где живет Света. Меня грела надежда, похожая на ту, которую испытывал, когда слушал очередное объявление ведущих «Песни года». Только ждал я не слов Ангелины Вовк и Евгения Меньшова, а появления Светы у окна. Она увидит меня, а я ей помашу рукой в знак приветствия. И все станет ясно: смотрю я в ее окна не просто так, не случайно. А потому что мне кто-то очень нравится.