Текст книги "Экипаж колесницы"

– И что нам с того?

– А то! – шефа, похоже, разочаровала Женина безграмотность, – теперь каждый цех или отдел может объявить себя кооперативом, заключить договор с Советом Арендаторов, отчислять ему плату за использование помещений, оборудования и т. д., причем, с собственного расчетного счета в банке – ты вникни, что это такое! И дальше можно рулить самостоятельно – никаких планов сверху; какие хочешь зарплаты, какие хочешь командировочные…

– Типа, капитализм, что ли? – догадался Женя, – разве в нашей стране такое возможно?

– При нынешней власти возможно все!.. Так вот, самое главное, что председателя кооператива будет выбирать трудовой коллектив! Представляешь, если наша банда начнет выбирать себе начальника?..

– Атамана, – Женя засмеялся.

– Между прочим, не смешно, – укоризненно заметил Федор Николаевич, – это будет полный развал всего – они начнут бездумно хапать деньги и все быстро закончится. Хапать тоже надо грамотно и в меру, согласен?

– Согласен. Ну, а вы-то на что? – Женя закурил, так и не понимая смысла разговора.

– А вот тут есть нюанс, – шеф подозрительно оглянулся, – чтоб остался я, со всеми вытекающими последствиями, надо не создавать кооператив, ведь это дело добровольное – можно просто сменить вывеску на «филиал арендного предприятия». Но!.. Появилась некая «инициативная группа»; кто туда входит, от меня скрывают – если они соберут больше пятидесяти процентов подписей, вопрос о создании кооператива вынесут на общее собрание, а там все будет зависеть от того, кто сколько вчера выпил и как похмелился, согласен? Ширпотреб, вон, решил отделяться – так, знаешь, кого они председателем выдвинули? Кольку Болотова!

– А кто это? – Женя пожал плечами, – я их вообще не знаю.

– А это мастер, который сам бухает вместе с рабочими; сколько себя помню, его смена ни разу план не выполнила! Но он мастер и у него высшее образование – имеет право избираться!

– То есть…

– Ты слушай! – Федор Николаевич поднял палец, – с другой стороны, кооператив – это тоже очень даже неплохо.

– Не хрена я тогда не пойму!..

– Важно, кто будет рулить, – шеф засмеялся, – положение закона таково, что кандидатов должно быть не меньше двух – одного выдвигает администрация, а второго, коллектив. В коллективе, я думаю, как до дела дойдет, каждый начнет двигать себя; они же считают, что организовать работу легко – гайки крутить трудно. Поэтому начнется грызня, и, в итоге, победит тот, кого выдвинет администрация. Честно говоря, я надеялся, что выдвинут меня, а тут Чернов со своей травмой, и сегодня «генерал» мне намекнул, что новая структура требует новых руководящих кадров. Чернов – лучший специалист, работает давно, но после травмы ездить уже не сможет; короче, я понял, что они собираются выдвигать его.

– Народ за него не пойдет, – Женя покачал головой, – спец он, возможно, и лучший, но руководить?.. Да ребята даже просто ездить с ним не особо любят.

– Ну, а тогда кого они выберут? Я, например, не знаю, – Федор Николаевич вздохнул, – но хочу, если дело дойдет до кооператива, чтоб выбрали тебя.

– Меня?!.. – Женя выпучил глаза, – а как же загранка?

– Во-первых, «Станкоимпорт» сам трясется – не сегодня, завтра их тоже превратят в кооперативы, и тогда, точно, концов не найдешь; а, во-вторых, в отношении тебя, они явно темнят. У меня складывается впечатление – что-то там с анкетой не то.

– Да вы что! – Женя дернулся вперед, – дед кавалер ордена Ленина, отец от мастера дошел до начальника цеха; мать, правда, интеллигентка… но у нас даже репрессированных не было!

– Сейчас репрессированные, наоборот, в почете, – шеф засмеялся, – дело в чем-то другом. Ладно, что ты переживаешь? Придут документы, сядешь да поедешь, а меня оставишь замом. Ты лучше скажи, за тебя народ пойдет голосовать?

– А черт его знает… думаю, больше, чем за Чернова. Друзей у меня, в принципе, нет, но, в отличие от Олега, я почти для всех, что называется, «свой парень»…

– Жень, мне аргументы не интересны, – перебил Федор Николаевич, – мне нужен конечный результат, так что завтра выходи на работу и начинай двигать свою кандидатуру.

– То есть, Бровары откладываются?

– Да какие Бровары! Все откладывается – жизнь на неделю откладывается! Все ж договора надо будет переоформить на новую фирму – то ли на филиал, то ли на кооператив, а то деньги-то куда пойдут? Я всем телеграммы рассылаю, что работы временно приостанавливаются, и чтоб люди возвращались!..

– Это будет жопа!

– Всей стране жопа! Но это наша Родина, сынок… да, и ни о чем мы с тобой не говорили, понятно?

– Я что, похож на идиота? – Женя обиделся, но шеф, встав, дружески похлопал его по плечу.

– На идиота ты, точно, не похож. Все, до завтра, – он быстро зашагал в направлении завода.

…Во, «меченый» наворочал!.. – Женя попытался рассортировать мысли, но они прыгали друг через друга – это ж так трудно, выбирать между хорошим и очень хорошим; он повернулся к девушке за стойкой.

– Пожалуйста, кружечку пива.

– Да, конечно, – она совершенно очаровательно улыбнулась.

Женя вдруг подумал, что француженки вряд ли станут так ему улыбаться. …К тому же, Париж – это всего на три года, а стать хозяином предприятия со своим банковским счетом – это навсегда… или, по крайней мере, до новой революции, – он усмехнулся, – а в революцию можно с деньгами махнуть и в Париж, как сделали умные люди в семнадцатом году, …

* * *

…Ну, и слава богу, что разрешила пожить, – Олег скомкал записку, – затаюсь в этой берлоге, пока не залижу раны; может, к тому времени даже закажу какой-нибудь протез и явлюсь перед всеми нормальным человеком! С войны возвращались, вообще, по полчеловека, и жили, и страну из руин поднимали!.. Ему тоже захотелось совершить что-то из ряда вон выходящее, почти невозможное в его нынешнем положении.

Не найдя достойного объекта в доме, он вышел на крыльцо, и взгляд невольно остановился на воротах гаража. …А что, смогу или нет?.. Это ж всего лишь машина, а с железом я на «ты»!.. Хотя, может, она на ней и махнула со своим хахалем?..

Ключ висел на своем обычном месте, и схватив его, Олег кинулся к гаражу. Он сам не знал, куда так спешит – словно кто-то требовал побыстрее испытать свои силы.

Салон машины оказался открыт, и даже ключи торчали в замке зажигания. …Офигела совсем! Неужто новый мужик на нее так подействовал?.. Мысль была легкой, даже веселой, и совсем не задевала ни чувств, ни самолюбия – гораздо больше его волновало, сможет ли он водить, как раньше.

Двигатель завелся сразу и машина будто сама выкатилась из гаража; гораздо сложнее оказалось закрыть ворота, но Олег справился. …Это только Наташка бросает все, как попало – во всем нужен порядок, все должно иметь логическое завершение… вот только теперь за рулем не покуришь – сигарету держать нечем… Но эта мысль тоже не выглядела трагической – он даже засмеялся, чувствуя, как рождается какой-то новый Олег Чернов, полный нового жизненного смысла – выжить всем назло.

…Интересно, сколько дает эта старушка? Почему я никогда не проверял?.. Ну да, Наташка ж вечно боялась, что она рассыплется… но это ведь даже не ее машина, а Бориса; Боря Кутепов бы понял меня!.. Значит, имею право – сейчас выясним, на что ты годишься, родимая, и на что гожусь я…

Миновав центр города, Олег выскочил на Московскую трассу уже за постом ГАИ. …А старушка-то еще ничего!.. – он скосил взгляд на шарахнувшийся от «сумасшедшего Шумахера» «Москвич» и тут же выбрал себе новый ориентир – впереди маячила серебристая «Ауди», – конечно, с такими ребятами тяжело тягаться, но попробуем – русские не сдаются!..

Двигатель надсадно ревел; машина вибрировала и ее стало вести влево. …Ведь каждый день катается – неужто трудно на ТО заехать?.. И все равно, хрен вы уйдете…

Тем не менее, расстояние до «Ауди» росло, и Олега это злило; он так увлекся проигранными метрами, что не заметил выбоину в асфальте. «Жигули» швырнуло на встречку; правой рукой Олег ударился о панель и боль парализовала тело. Последнее, что он увидел, был стремительно приближающийся ярко-красный прямоугольник КАМАЗа и его испуганно вспыхнувшие фары…

* * *

Леша потянулся. Шторы не входили в комплектацию комнаты, поэтому яркое солнце нагло пялилось в огромное окно, пытаясь угадать, что здесь происходило ночью. А ночью не происходило ничего – вернувшись, Леша выпил водки, выкурил три сигареты и лег спать. Правда, со сном получилось плохо – впечатления громоздились друг на друга; мысленно он метался между Олегом с «укороченной» рукой и чудесными (или чудовищными) глазами Окси и уже не знал, что для него важнее. Лишь ближе к утру все подернулось спасительной пеленой, в которую он погрузился, глубоко вздохнув и вытянувшись в полный рост. Теперь, проснувшись, он попытался вернуться к вчерашним размышлениям, но все произошедшее отодвинулось в какое-то другое измерение, куда не проникали эмоции – Леша помнил все, но это являлось лишь сухой констатацией фактов. …А, может, никакие они и не факты? – подумал он с надеждой, – может, это был кошмарный сон, а жизнь продолжается, прекрасная и удивительная?.. Только, на хрен, тогда я один жрал водку? Это-то факт неоспоримый – вон, стоит еще полбутылки… и пусть стоит!..

Надо вставать, а то скоро явится гонец с завода. Черт, Женька даже толком не объяснил, что там надо делать – какие-то пылесосы заказывал, шкафы собирался герметизировать… ладно, разберемся, а, вот, то, что Наташке не позвонил – хреново… ладно, теперь уж чего?..А Окси, бедная девчонка! Если ее не вытащить из этого болота, она, точно, плохо кончит. Держи меня крепко…как же я тебя, глупенькая, буду держать, если дома у меня самая лучшая на свете жена?.. Хотя она ведь на роль жены и не претендует, а хочет иметь старшего брата. Это реально… только она-то здесь, а я свалю в Воронеж… а если забрать ее с собой? Как сестру!.. Где она тут учится, в педучилище? Если после восьмого класса… это уже курс, наверное, третий – неужели ее не возьмут на первый в наш пединститут? Жаль, нет там знакомых, но ведь кто ищет, тот всегда найдет… там обстановка другая, да и мы с Олькой рядом; потом она закончит вуз и будет вспоминать броварскую юность, как кошмар…

Мысли окрасились в привычные розоватые тона и на душе стало хорошо-хорошо… но не совсем; было еще крошечное «но», мешавшее искренне радоваться придуманному плану – эти зеленые глаза; их так не хотелось отдавать никому!..

Дверь приоткрылась (оказывается, Леша даже не запер ее на ночь); осторожно войдя, вчерашний «гонец» огляделся.

– А что это вы один?

– Евгений уехал в Воронеж, – используя обрывки информации, Леша включил свою фантазию, – это ж просто сказать – герметизировать шкафы, а как? – видя растерянное лицо «гонца», он усмехнулся, – вот и у нас куча идей, но нужен-то точный расчет – это ж не окна на зиму заклеить. Потому он рванул к конструкторам; вернется где-то через неделю.

– Получается, пока он не приедет, делать вам нечего?

Мысль Леше понравилась; и, главное, не он это предложил!

– Если хотите, конечно, могу походить, на мозги вам покапать, – он театрально почесал затылок, – но не вижу особого смысла – вдруг конструктора скажут, что просто переделают шкафы на специсполнение? И зачем тогда делать лишнюю работу? Логично?

– Логично. Но к Новому году-то вы успеете? Наш главный только об этом переживает.

– Конечно, успеем, – Леша отвернулся к окну, где с ослепительно голубого неба по солнечным рельсам стремительно катилась жара, заполняя собой пространство, – пусть ваш главный не волнуется – Женька привезет рекомендации, и приступим, а пока у меня еще объект в Киеве, так что я там повожусь.

– Хорошо, я передам главному, – дверь закрылась, и Леша откинулся на постель.

…Баба с воза – кобыле легче. Теперь погнали в Киев… хотя, сначала все-таки позвоню Наташке – как у них там?.. Он быстро умылся, оделся, но на вахте межгород был заблокирован. Переговорный пункт находился совсем рядом, на площади, однако там связь с Воронежем бывала, оказывается, только после трех дня. …И на фиг она мне после трех… – Леша посмотрел на часы, – если еще десять утра?.. Значит, позвоню из Киева…

По мере удаления от Броваров, зеленые глаза тускнели и, в конце концов, растворились в десятках других глаз, трясшихся в том же автобусе, зато в сознании четко возникла схема установки индукционных датчиков. …Это же элементарно – они и будут все время давать сбой, – подумал Леша, – только с похмелья Олег мог не понять этого. Сейчас позвоню Наташке, а потом сразу выкину их на фиг и пусть восстанавливают все, как было…

– Срочно зайдите к главному инженеру, – сказал охранник, проверяя его пропуск. Леша решил, что речь пойдет о сдаче линии, и не удивился, застав в кабинете целое совещание; правда, оказалось, что прежде чем продолжать работы, требовалось составить акт о производственной травме.

Все дружно принялись убеждать Лешу не упоминать о датчиках, являвшихся «самовольным изменением конструкции», что возлагало всю ответственность на Заказчика; или, по крайней мере, указать, что «товарищ Чернов О.И. был в курсе замены и санкционировал ее». Последнее являлось правдой, но Леша рассудил, что тогда виновным останется Олег. Чем это ему грозило, он не знал, но, на всякий случай, просто отказался подписывать такую формулировку.

В течение почти двух часов его убеждали, и начальник отдела охраны труда, и главный механик, и еще какие-то неизвестные ему люди, но Леша стоял на своем. Он уже чувствовал себя победителем, когда главный инженер сделал совершенно неожиданный ход.

– Ладно, обойдемся и без вас, – сказал он, – хотели, чтоб все было по форме, но придется составлять односторонний акт, по причине внезапного отъезда представителей завода-изготовителя.

– Но я-то здесь, – Леша ехидно засмеялся.

– Это мираж, Алексей Николаевич, – главный инженер взял со стола телеграмму, – нету вас; вот, читайте. Это не я придумал – это ваше начальство прислало.

Леша недоуменно взял листок телеграммы, толстый от приклеенных к нему ленточек с текстом, и прочитал: «В связи с приостановкой работ по запуску роботизированных комплексов, вызванной необходимостью корректировки договоров, инженеру-наладчику Некрылову прибыть в Воронеж». Дата в телеграмме стояла сегодняшняя.

– Так что, Алексей Николаевич, вы уже уехали, – главный инженер смотрел с явным превосходством, – пропуск сдадите на проходной, а следующий раз приедете, выпишем новый. Петрович, – забрав телеграмму, он протянул ее начальнику отдела охраны труда, – подшей в дело в качестве основания, напечатай акт в нашей редакции и закроем этот вопрос. Алексей Николаевич, а вы свободны; перед приездом позвоните, чтоб мы место вам в общежитии оставили.

Все поспешно засобирались, громко двигая стульями, и Леша тоже вышел из кабинета. Ничего не понимая, он, на «автопилоте», направился к проходной и только оказавшись на улице, сообразил, что никуда не позвонил. …А теперь уж и смысл, если завтра сам буду дома, – посмотрел на часы, – хотя завтра не получится. Вещи-то в Броварах; смотаться туда – обратно, и еще взять билет – не реально… Мысль о том, что придется вернуться в Бровары показалась, как ни странно, радостной, и это был не хорошо знакомый ему синдром безвозвратной потери чего-то жизненно важного – сейчас он приобрел особенно острую форму, ибо Леша знал, что теряет. Правда, он не знал, что делать дальше со своей «находкой», но сама возможность, больше никогда не увидеть печальных зеленых глаз рождала вселенскую тоску. …Завтра все решим, – подумал он с непонятной надеждой, – господи, как я ей скажу, что уезжаю?.. А вдруг она сегодня просто не придет?..

Леша поспешно спустился в метро. …И где ее там искать? Она ж может быть, и дома, и на занятиях в этом своем училище… действительно, педагог из нее вряд ли получится… а кто получится?.. На фоне темного окна, вместе с яркими светильниками появлялись и исчезали самые разные Оксаны, но ни одна Лешу не удовлетворила – он так и не придумал ей достойную профессию, зато оказалось, что лицо ее он помнит гораздо лучше Олиного. Этот парадокс пугал – Леша-то был уверен, что любит жену; это являлось, своего рода, аксиомой, но, получается, что-то в нем все-таки происходило, и как поступить с этим «чем-то» он совершенно не представлял.

…Ну, зачем она мне? – убеждал он себя, уже втискиваясь в автобус, – мы ж абсолютно разные; через неделю мы надоедим друг другу и все!.. И тут же в глубине подсознания возникли укоризненные зеленые глаза; на них даже появлялись слезинки, хотя Леша ни разу не видел, как она плачет… и не хотел этого видеть! Он, вообще, не хотел, чтоб она плакала!

От остановки Леша шел медленно, вглядываясь в каждую встречную девушку, но ни одна из них даже близко не походила на Оксану. На всякий случай, заглянул в «Горизонт» – какие-то люди там сидели, но Оксаны среди них не было; на лавочке у гостиницы обнимались незнакомый парень с незнакомой девушкой, и Леша пошел дальше, к серым пятиэтажкам – он не сомневался, что провожал ее туда, только домов-то было восемь!

…Плевать, что она запретила приходить – тут особый случай; не могу ж я уехать не попрощавшись и не сказав, что скоро вернусь?.. А я вернусь?.. Черт, какой сложный вопрос!..

Обходя дворы, он видел мужиков, забивавших «козла»; женщин, развешивавших белье; еще женщин, бесцельно сидевших на лавочках, либо копошившихся в палисадниках; еще мужиков, рывших какую-то яму; и еще других, возившихся со старым «Запорожцем»; подростков, куривших в беседке; малышей, катавшихся с железных горок… Поняв, что никого не найдет, Леша из дворов вышел на улицу. …А сидеть одному в гостинице – у меня, точно, съедет крыша! Взять, что ли, пузырь?.. – это была всего лишь идея, но оглядевшись по сторонам, он увидел, что ноги сами двигаются к гастроному, – так ведь и поймешь наш народ, который бухает в одиночку!

…Но я не люблю ее! – решил он, забирая с прилавка водку, – нельзя любить двух женщин сразу!.. Это был козырной туз, однако в тех зеленых глазах, видимо, таился джокер, сущность которого объяснить невозможно.

Отдавая ключ, вахтерша как-то презрительно усмехнулась, но Леша не обратил на это внимания; прошел в комнату и с радостью обнаружил на кроватях чистое белье. В чем заключалась суть этой радости, он не мог объяснить, но, тем не менее, обрадовался. Распахнул окно и закурил; мимо проходили самые разные люди – с первого этажа он мог рассмотреть их до мелочей, даже слышал обрывки разговоров и не понимал, что они здесь шастают, если должен пройти всего один-единственный человечек, и душа успокоится, и воспарит по зеленым тоннелям в прекрасную неизвестность.

…Нет! На фиг! – он налил водки, – лучше б она не пришла! Я ж люблю своего Олененка! Люблю!.. Люблю!.. – он повторил заклинание раз десять, но уверенности это не добавило; тогда Леша махнул полный стакан и закусив вчерашней конфетой, подумал: …Дурак! Надо ж было сразу взять пожрать – вечер-то еще длинный!.. Да и пузырь еще один не помешает, чтоб не ходить ночью. Завтра мне все равно ни к какому начальству не идти – встану, пива попью и в Киев… интересно, что они там собрались в договорах переделывать?.. Мысль показалась настолько чужой и нелепой, что Леша даже удивился, откуда она взялась – наверное, водка, ударив в голову, размыла зеленые манящие тоннели.

…Так, надо сходить! А то буду потом галсами вышивать мимо вахты; на фиг мне такая слава – мне еще возвращаться сюда… Аргумент прозвучал совершенно естественно, будто само собой разумеющееся. Он быстро вышел из комнаты и проходя мимо вахтерши, зачем-то сообщил:

– Пойду, на ужин куплю что-нибудь.

– Твой «ужин» уже заходил два раза.

– Как это? – Леша удивленно сдвинул брови, а внутри вспенился жуткий коктейль радости и страха, быстро достигший лица; взглянув в него, женщина криво усмехнулась:

– Тот самый, – она демонстративно уткнулась в газету.

Леша пулей вылетел на улицу – на лавочке, действительно, сидела Оксана, рисуя прутиком на асфальте невидимую картинку. Когда хлопнула дверь, она вскинула голову и тут же вскочила, такая тоненькая, что даже хиленькая березка, смятая мощью тополей, показалась громоздкой; что уж говорить о домах, автомобилях, качелях, сваренных из ржавых труб?.. А, главное, глаза ее сияли!

– А мне сказали, что тебя нет, – она улыбнулась.

– Меня, правда, не было, – Леша распахнул объятия, девушка шагнула в них, и руки сомкнулись; пальцы ощутили даже не тело, а отдельные косточки, скрытые под тонкой тканью и такой же тонкой кожей. …Я не смогу ее оставить… Эта мысль расколола мир на ясное уверенное прошлое и будущее, которого просто не могло быть.

– Я тебя искал, – прошептал Леша, – я обегал здесь все…

– И успел выпить, – Оксана робко поцеловала его, – а я, между прочим, нет…

– Так пойдем! – Леша готов был исполнить любое ее желание, чтоб только глаза ее продолжали сиять, – у меня осталось немного водки.

– Я не люблю водку…

– Пойдем, возьмем портвейна, который ты любишь!

– Как скажешь… – сияние погасло, но Леша не видел этого – Оксана смотрела в сторону, хоть и прижималась к его груди.

Взявшись за руки, они направились к магазину.

– Я в училище была – у нас, оказывается, сессия, – Оксана вздохнула, – я, вот, хотела сесть, учить, а пришла к тебе.

– Ты – чудо! – Леша прижал ее и дальше они шли обнявшись; правда, Оксана замолчала, а Леше вполне хватало чувствовать хрупкое тельце, которое надо было холить и лелеять, которое можно раздавить одним неловким движением.

В гостиницу они возвращались тоже молча; Леша тащил тяжелый пакет, а Оксана шла рядом, задумчиво жуя травинку. Вахтерша, как и вчера, сделала вид, что ничего не заметила…

– Ты – чудо мое! – поставив призывно звякнувший пакет и захлопнув ногой дверь, Леша стиснул девушку в объятиях; правда, тело ее стало каким-то вялым, не отвечавшим на ласку, но это не имело значения – зато он мог смотреть в ее глаза и тонуть в них; тонуть более неотвратимо, чем в любой водке!..

– Будем пить? – освободившись, Оксана присела на стул.

– Будем! – Леша принялся выставлять на стол целую батарею портвейна.

* * *

Могильщики обстучали с лопат налипшую глину и не спеша двинулись в свою контору.

– Во, работенка! – сказал один из парней, оставшихся у свежего холмика с деревянным крестом и двумя стоявшими рядом простенькими венками: «от друзей» и «от коллег».

– Какой, вот, у них дневной план, а? Жмуриков десять? – откликнулся второй, – если больше – тут сам сдохнешь.

– Да, прям, там, – засмеялся третий, – физический труд на свежем воздухе – сплошное здоровье.

Содержимое могилы уже никого не интересовало, только Женя все еще смотрел на умело утрамбованную глину и думал: …Как все просто, а ведь два дня назад я ехал с ним в поезде. С другой стороны, а как еще должно быть? Вон, сколько их тут, – он оглядел бескрайнее поле с редкими островками не вырубленных сосен, где среди густой травы каждый день «всходили» все новые кресты и дешевые железные пирамидки, – называется, естественный отбор, и выживает сильнейший…

– Мужики, вы едете? – крикнул водитель ПАЗа с широкой черной полосой.

Кладбище открыли недавно, и место отвели с перспективой – в двадцати километрах от города; только, вот, общественный транспорт пустить забыли, поэтому вопрос звучал весьма актуально. Обращение «мужики» тоже являлось верным, ведь среди провожавших в последний путь инженера-наладчика Олега Чернова, действительно, не было ни одной женщины.

– Сейчас! – крикнул Юра Бородин и обернулся к группе, скорее, напоминавшей экскурсантов, столпившихся на выходе из музея, – поминать-то будем?

Как-то получилось, что именно Юра занимался похоронами, хотя многие считали, что это произошло совсем не «как-то» – он ведь представлял ту самую, никому неведомую «инициативную группу», ратовавшую за создание кооператива, и, естественно, должен был демонстрировать заботу о людях, пусть пока и о мертвых. В принципе, получилось у него не плохо и не хорошо, а так себе – вроде, тело без каких-либо накладок предали земле, но ни жену Олега, ни его родственников отыскать он не смог, да и профкомовских денег хватило лишь на официальные процедуры, а на самое главное, самое народное мероприятие – поминки, предстояло скидываться самим. Большинство ребят не настолько любили Чернова, чтоб поминать его за свой счет, хотя несколько человек все-таки подняли руки в знак согласия.

– Ты как? – Юра подошел к Жене (его нога почти прошла, и он был уже на машине, в отличие от Юры, бросившего свою «копейку» возле завода), – все-таки ты последний, кто был с ним, живым. Давай сядем где-нибудь в кафе…

– Давай, – Женя пожал плечами. В бессмертную душу он не верил, хороших слов об Олеге говорить не собирался, но поставленная шефом задача требовала присутствия на публичных мероприятиях, организуемых в коллективе, – только надо ж тачку отогнать; ты скажи, куда, я подъеду.

– Не знаю еще, куда. Ты будь дома, а я позвоню.

– Давай так, – Женя пошел к машине, но с полпути обернулся, – до города кого-нибудь кинуть?

Желающих не ехать в пропахшем сладковатым запахом смерти автобусе оказалось больше, чем могла вместить «семерка», поэтому экипаж собрался мгновенно; трое уселись сзади, а вперед успел заскочить Володя Ермолаев; Женя относился к нему… никак, но какая, в принципе, разница?..

Пазик сразу остался далеко позади; вместе с ним исчезли кресты и ограды, зато появилась пестрая кавалькада велосипедистов; на опушке парни в плавках, вместе с девчонками в купальниках, жарили шашлыки, и Олег окончательно исчез, будто его никогда и не было. На заднем сиденье послышался смех, а ветерок еле успевал уносить в окно табачный дым.

– Жень, – Володя повернулся к водителю, – ты ж у нас особа приближенная к шефу – скажи, что дальше-то будет, а то, вон, Юрка подписи собирает за какой-то кооператив. Многие подписались, а чего, зачем?.. Может, хоть ты знаешь?

Вопрос интересовал всех, и смех сзади смолк.

– Все зависит от того, кто будет рулить в кооперативе – может быть хорошо, а, может, и очень плохо…

– Погоди, – перебил Володя, – но рулит у нас шеф…

– Да что там рулить? – раздалось сзади, – что такого он делает? Командировки выписывает? Так, я тоже могу…

– Остынь, Коль! – оборвал Володя, – Жень, ты объясни, разница-то в чем между, так сказать, темным прошлым и светлым будущим, а то Юрка обещает, что получать будем чуть не в пять раз больше, а деньги откуда?

– Оттуда, – Женя усмехнулся – к подобным вопросам он подготовился заранее, – сейчас все деньги идут заводу, а получаем столько, сколько они отпишут нам на зарплату…

– Суки! – прокомментировали сзади.

– …в кооперативе мы будем отдавать фиксированную аренду, а с остальным, что хотим, то и делаем; отсюда деньги.

– Класс!..

– Но, мужики, не так все просто – между цехами и отделами установят сугубо денежные отношения. Сейчас ты, например, пошел в КБ – там тебя, и проконсультировали, и чертежей пачку насовали, а тогда за все надо будет платить; я уж не говорю о железках – с цехом надо будет договор заключать, они нам цену выкатят, а мы должны решить, выгодно нам это или нет. Короче, надо свести доходы с расходами, и чтоб еще на зарплату осталось, а получится там в пять раз больше или нет, хрен его знает. Председатель, конечно, может распорядиться и в десять раз больше платить, но тогда контора быстро загнется. Это капитализм – здесь можно, и разбогатеть, и разориться.

– Вот так, да?.. – Володя почесал затылок, – но Юрка сам в председатели, вроде, не собирается…

– Как же!.. – насмешливо воскликнули сзади, – каждый гребет под себя, и не надо втирать!..

Женя молчал – для него это был вопрос вопросов; он ведь до сих пор так и не смог выявить фамилию конкурента.

– Юрка говорит, что стоит за идею, – пояснил Володя, – а кто будет рулить, типа, народ решит.

Женя уже слышал эту альтруистскую ересь и не выдержал.

– Какой народ? Это стадо баранов будет что-то решать?..

– Значит, мы – стадо баранов, да?

Женя на секунду обернулся – говорил новенький парнишка; его сразу отправили в челябинскую бригаду на большую автоматическую линию, поэтому Женя даже не знал, как его зовут. Но разве дело было в имени?

…Идиот! Точно говорят: язык мой – враг мой!..

– Я ж не о вас, а о стране, – Женя попытался выкрутиться.

– Да срать нам на страну! Мы сейчас про отдел говорили!..

– А я про страну, – упрямо повторил Женя, но разговор все равно разладился, и в город они въехали молча. Высадив всех на остановке, Женя поехал, было, домой, но передумал. …Черт!.. Одной фразой сломать такую игру! Сейчас они растрезвонят, что я о них думаю, и кто за меня проголосует?.. Они ж и есть стадо баранов! Уроды… надо срочно что-то делать… Женя свернул к заводу.

Ни Федор Николаевич, ни Нина на похоронах не присутствовали по уважительной причине – шеф был на совещании как раз по вопросам реорганизации, а Нина сидела в отделе; это был закон, обусловленный спецификой работы – в рабочее время кто-то обязательно должен находиться у телефона.

Совещание проходило у генерального директора, поэтому Женя сразу поднялся в приемную. Пожилая секретарша, пережившая уже трех генеральных, знала его и улыбнулась.

– Ваш там, – она кивнула на дверь кабинета, – скоро должны закончить, потому что Сергея Ивановича в райком вызывают.

Женя решил подождать на улице и устроился на лавочке возле бронзового Ленина, сжимавшего в кулаке бронзовую кепку. …Скоро снесут тебя, – он поднял взгляд на одухотворенное лицо Ильича, – зачем кооператорам вождь мирового пролетариата?..

Ждать пришлось не долго – минут через пятнадцать на площади появилась вся заводская элита; всегда суровые люди, каждый из которых обладал приставкой «главный», громко спорили, размахивая руками перед носом друг у друга и грозя плавно перевести совещание в стихийный митинг.

…Вот бы гранату кинуть!.. – ни с того ни с сего, подумал Женя, но тут же сообразил, – а зачем? Она уже прилетела, только в бумажном виде; трандец вам, товарищи начальники…

Федор Николаевич отделился от общей группы и подошел.

– Жень, что случилось?

– На похоронах пообщался с народом, – ненужные подробности он решил опустить, – короче, управлять кооперативом мне, похоже, не светит.

– Ну, что ж… – шеф, на удивление равнодушно, пожал плечами, – не светит, значит, не светит. Главное, не паникуй – на собрание к нам придут люди из парткома и от руководства, так что все равно толпу мы задавим. Тут, знаешь, я сейчас послушал и успокоился – везде такой же бардак, и все понимают – если так пойдет, наступит крах производства по всей стране; ну, не может партия допустить этого, какой бы дурак не стоял у нее во главе! Так что не переживай, – похлопав Женю по плечу, шеф не спеша пошел в направлении отдела.