Текст книги "Лабиринты памяти"

В это же время к туалету подходили два солдата и капитан. Капитан шел сзади. Перед туалетом он окрикнул солдат и объяснил им, что пойдет первым, а им нужно ждать и не пользоваться даже второй секцией туалета, так как ему не нравится, когда кто-то мешает ему делать важные дела. Солдаты, естественно, пропустили командира роты и остались ждать рядом.

Все дальнейшее произошло как-то очень быстро. Не прошло и пяти минут, как со стороны туалета послышался глухой удар, затем дикий крик, дверь туалета распахнулась и оттуда кубарем с голой задницей и спущенными до колен брюками выскочил командир роты. За всем этим наблюдало достаточно много солдат и гражданских, шоу было многолюдным.

Расскажу сразу, что там произошло. Помните, я говорил, что над кабиной деревянного туалета был небольшой чердак с наклонной кровлей? Вот внутри этого чердака кобры и устроили свое гнездо. Доски потолка лежали свободным настилом. Капитан, сделав свои дела, резко встал, чтобы надеть брюки и, видимо, забыл, что его рост несоизмерим с высотой потолка. Резко поднявшись, он со всей силы ударился головой о чердак, сместив доски настила. Тут потревоженная кобра и скатилась к нему вниз, чтобы разобраться, в чем, собственно, дело. Недолго думая, капитан выбил дверь вместе с крючком и полуголым вылетел из туалета. Почему она его не укусила, не знаю. Видимо, командир роты был большим везунчиком.

Набежавшие солдаты убили кобру. Были ли там детеныши, честно, не помню. Но зато хорошо помню, что чуть позже ко мне подошел Рахмат и сказал, что написал заявление на отпуск на двадцать дней.

– Ты что? – сказал я. – Самый разгар работы!

– Не могу, – ответил Рахмат, – у меня семья, дети, внуки. А здесь теперь какое-то время будет очень опасно. Кобры живут только парами, они однолюбы. Отец семейства не простит гибели семьи, он вернется и будет мстить. Выйду из отпуска, тогда посмотрю, что и как, а пока я ухожу…

Такие же заявления в этот день написали еще три человека из его бригады.

К сожалению, что было дальше, я не знаю. Через несколько дней меня отозвали в Москву и перебросили на похожий объект в латвийскую Скрунду.

Прошло много времени, но частичкой своей души я так и остался в тех местах навсегда.

Извлечение шестое. Афганец

Пока работал над предыдущей историей, вспомнил еще много разных интересных случаев, произошедших в тех краях. Поэтому, пока еще не забылось описание Нурека и его окрестностей, расскажу про одно маленькое необычное происшествие, случившееся со мной в то же время и в том же месте.

Напомню, что, находясь в Нуреке и работая в горах, я жил внизу в долине в маленькой городской гостинице. Условия там были вполне комфортные, гостиницу построили для туристов, посещающих ГЭС.

Работали мы ударно, но все же выходные дни или свободные вечера в рабочие дни иногда случались.

Вот в один из таких дней я и уехал вниз в долину с первой машиной, часов в пять вечера. Это была суббота. Мой отдых, как правило, состоял из прогулок по городу, купания в озере или в реке Вахш, игре в футбол с местными мальчишками, походов в кино или местный клуб.

Купание в реке Вахш – это отдельное событие. Река после плотины по ширине всего метров тридцать-сорок, но скорость течения и температура воды – это что-то! Настоящая ледяная горная река, текущая сквозь нагромождение камней и скал, катящая по течению валуны до полуметра диаметром.

Обычно я шел к реке с алюминиевой кружкой и батоном белого хлеба или лепешкой. Садился на какой-нибудь выступ над водой, доставал хлеб, зачерпывал прозрачную воду из реки и ужинал.

Купание же выглядело так. Я раздевался и пробирался на один из выдающихся вглубь реки камней. Воды при этом не касался. Собирался с духом, сползал в воду, отпускал камень, река подхватывала меня и несла вдоль берега, как несла бы просто обычную большую куклу. Меня крутило, вертело, топило, било, подбрасывало, в общем, спасите-помогите!

Это все продолжалось не более одной-двух минут. За это время я перемещался вниз по реке метров на тридцать. Единственной моей задачей было успеть зацепиться за заранее облюбованный камень и затем на него взобраться.

Мероприятие было рисковым. Температуры воды не знаю, но думаю, градусов пять-шесть, не больше. Я был закаленным молодым человеком, но ноги сводило практически сразу. Так же быстро перехватывало и дыхание. Кувыркаться в воде приходилось при легочном спазме. Главное – это руки и глаза, и они меня выручали. Пролетев запланированную дистанцию, я цеплялся наполовину сведенными руками за намеченный выступ, вползал на камень и приходил в себя. Пока озябшие конечности и само тело отходили от судорог, было очень больно. Но это была победа, и я каждый раз после такого заплыва торжествовал. Какое счастье!

Чтобы оправдаться, что я не хлюпик, скажу следующее. Я нырял в проруби, в ледяные источники и тому подобное, но делать это гораздо проще, чем прыгать в стремительную горную реку. Дело в том, что когда человек попадает в холодную воду, выделяемое телом тепло моментально окутывает его поверхность своеобразной пленкой и уменьшает теплопотери. Быстрая вода как бы сдувает с тела эту защиту, и оно моментально охлаждается.

Про купание в Вахше я рассказал, продолжу историю про субботний вечер. Я спустился в город, зашел в гостиницу, переоделся и отправился на озеро, где был отличный городской пляж. В горах темнеет рано, но в это летнее время, в шесть вечера, еще ощутимо припекало солнце.

Озеро и пляж находились прямо за городским парком и стадионом. Длина его метров сто, ширина метров шестьдесят, вода чистейшая, закачивается по большим трубам мощными насосами прямо из Вахша. Озеро хорошо прогревалось, температура воды была бодрящей и очень комфортной для плаванья. Проплыв пару раз от берега до берега, я вышел из воды, расстелил полотенце и уже собрался на него улечься, как вдруг заметил, что люди на пляже ни с того ни с сего начали суетиться, складывать вещи и спешно уходить в сторону города. Продолжали загорать только такие же белокачанные персоны, как я, явно не местного происхождения.

– Что происходит? – обратился я к проходившему мимо таджику.

– Не видишь, афганец идет, – хмуро кивнул он на ходу в сторону куда-то правее плотины гидроэлектростанции.

Я посмотрел туда, но никакого афганца не увидел. Единственное, что я увидел, был туман, который спускался по ущелью справа от станции, делая невидимыми все преграды, которые встречались на его пути.

Стало понятно, что это и есть афганец. Чем этот самый афганец так напугал и расстроил людей, я узнал довольно скоро. Когда я прибежал в гостиницу, пелена тумана уже вваливалась в город. В помещении царила суета. Персонал закрывал окна, двери и любые другие имеющиеся проемы. Наверное, так же спешно и тщательно матросы-подводники задраивают люки подводной лодки перед ее погружением. Когда я получал ключи у дежурной, мне предложили взять марлевую повязку. Я взял.

За окном моего номера стремительно темнело. Афганец уже захватывал центральную часть города. Очень любопытно. Я спустился вниз и вышел из гостиницы. За стенами здания видимость была крайне ограниченной, очертания предметов можно было различать только на расстоянии до двух-трех метров.

Туман был пылевой. Какого-то сильного ветра не наблюдалось, скорее, была некая слабая воздушная тяга, распространявшая пылевое облако по местности. Подумаешь, сказал себе я, тоже мне катаклизм! Пыли они настоящей не видели! Но это были рассуждения новичка. Оказалось, что облако никуда не спешит и расположилось у нас надолго.

В этом вся суть афганца – мельчайшие невесомые частицы пыли, поднятые ветром где-то в пустынях Средней Азии, перемещаются с воздушными массами на значительные расстояния и душат все живое на своем пути.

Чаще всего напасть эта приходит с юга или юго-востока, со стороны Афганистана, видимо, поэтому ее и назвали афганцем. А может быть, это наши ребята из ограниченного воинского контингента, воевавшего в Афганистане, наевшись вдоволь аналогичного природного явления там, принесли это название на родную землю.

В любом случае, как ни назови это облако, уже на следующий день оно начинает сильно раздражать. И дело даже не в том, что во рту и носу сухо, глаза слезятся, волосы как проволока, ворот и рукава рубашки за два часа становятся грязными, на открытых частях тела появляется корка пыли, а окна не откроешь и комнату не проветришь. Дело в другом… Оказывается, подсознание человека требует простора. Проходит час, другой, и оно начинает паниковать, оно больше не хочет мириться с искусственно ограниченным пространством. Глаза должны смотреть вдаль. В нормальной ситуации взгляд может упереться в преграду, но подними его и увидишь бескрайнее голубое небо или звезды. А по-другому получается тюрьма. Выходит, афганец на время посадил весь город в тюрьму.

Висит облако, закрыв всю долину, и не уходит. Кажется, что с того? Ведь на расстоянии руки хоть что-то да видно. Ну и ладно, уже терпимо, в столб-то лбом не влетаешь. Ан нет, хочется большего. Не хочется молочной пыли перед глазами и неизвестности в двух-трех метрах от себя, хочется все видеть, и вот тут уже начинаешь сильно напрягаться.

Если при засухе люди ждут дождь, то в случае с афганцем все ждут ветра, который вычистит эту напасть из города.

А пока его нет, все испытывают примерно одинаковые тревожные чувства. Представляете, как в таком тумане работают стройки, транспорт, рынки, парки с их аттракционами, шашлычники, в конце концов. Но все равно, главное не это. Хочется всего ничего – просто посмотреть вдаль. Но сделать это невозможно, и люди все больше и больше нервничают.

Говорят, афганский туман задерживался на неделю и больше, и тогда доходило даже до госпитализации людей с нервными срывами.

Утром в понедельник я на первой же машине уехал на объект в горы. Радости не было предела, когда машина вынырнула из пыльного облака и над нами открылось чистое небо. Вот оно, чувство свободы и счастья! Вечером я с удовольствием задержался на работе. Туман сверху был хорошо виден, и ехать в низину совсем не хотелось.

Туман рассеялся на четвертый день. Ночью, пока я спал, подул ветер, и к утру город очистился. Надо было видеть утреннюю радость на лицах людей. Там и без того приняты душевные отношения между жителями. Но после тумана все, кто пережил всего-то три с половиной дня песчано-пыльной истории, стали еще ближе друг к другу. Есть такое понятие – братья по несчастью. Идешь по городу, смотришь по сторонам куда хочешь, без ограничений, и с тобой здороваются все от детей до стариков, совсем как с родственником или близким другом.

Каким же хорошим средством для установления мира во всем мире мог стать этот афганский туман.

Извлечение седьмое. Рождение Наполеона

В этом рассказе будет описан случай человеческого перевоплощения, свидетелем которого я стал, работая на одном из объектов Министерства обороны.

Психиатрам это событие, возможно, покажется слишком обыденным, чтобы о нем рассказывать, но для рядового человека, не обремененного профессиональными знаниями, подобные происшествия сродни чуду.

Этот случай произошел во время строительства большого десятиэтажного здания, имеющего специальное военное назначение. Я был одним из непосредственных линейных руководителей этой стройки. Работы близились к завершению, сроки поджимали, и на объекте шла настоящая битва под лозунгом – сдать работу любой ценой!

Одновременно на стройке работало более четырехсот солдат (четыре роты) и порядка двадцати гражданских специалистов. Здание было больше двухсот метров в длину, около восемнадцати в ширину и напоминало корабль, занимающий полквартала небольшой городской улицы.

Лучшим производственным подразделением на этой стройке была первая рота. Ее командир и старшина добились в воспитании вверенного им личного состава таких невероятных успехов, что этот военный коллектив работал как единый механизм и успешно решал любые производственные задачи, поставленные перед ним командованием части. Другими словами, это было элитное военно-строительное подразделение – типа лучший в своем роде строительный спецназ.

Чтобы понять причину успехов этого подразделения, достаточно было увидеть старшину роты Владимира Минченко и пообщаться с ним десять минут.

Украинец по национальности, прапорщик Минченко был огромным двухметровым мужчиной, примерно сорока семи лет отроду. Его можно было сравнить с героем былинных сказок Ильей Муромцем или борцом в классическом стиле Александром Карелиным. Отличался он от названных персонажей, пожалуй, только огромным животом, обтянутым ремнем с портупеей.

Стандартным цирковым номером, который мы периодически наблюдали на территории части, была операция по его залезанию в любимое авто марки «Запорожец». Друг рядом с другом они казались практически одинаковыми по размеру, и как одно тело помещалось в другое, оставалось для всех загадкой.

Когда на вечерней поверке Минченко стоял перед ротой, даже рослые атлетически сложенные солдаты казались молодыми кленовыми ростками, проросшими в сени могучего раскидистого дуба.

Вдобавок ко всему Владимир имел громоподобный голос и суровый несговорчивый нрав. Даже заканчивающие службу в армии солдаты, так называемые дембеля или, по-другому, деды, входили в каптерку Минченко строевым шагом, представлялись по уставу и мигом летели исполнять любое его приказание. Что уж говорить об остальном личном составе роты, исполнительские способности которого были развиты до небывалых запредельных высот. Все знали, что шутить со старшиной роты крайне опасно и вредно для здоровья.

Теперь настала пора описать второго героя нашей истории – маленького человечка по фамилии Сулин, недавнего призыва, который вообще непонятно каким образом оказался в армии, да еще и умудрился попасть в первую роту нашей части.

Представьте себе полного интеллигентного подростка с совершенно детским круглым лицом, пухлыми румяными щечками, оттопыренными ушами и постоянно испуганными растерянными глазами. Какой там Минченко или кто-то из старослужащих! Он не мог поднять взгляд даже на ребят одного с ним призыва и в прямом смысле боялся даже своей тени.

Работники военкомата явно совершили должностное преступление, когда призвали этого ребенка, этого недотепу и маменькиного сынка в ряды Советской Армии. Совершенно очевидно, что это не тот материал, из которого армия должна была сделать мужчину. Им помыкали все, кто мог, и любой самый щуплый первогодок рядом с нашим героем чувствовал себя настоящим суперменом.

С первых дней службы кто-то окрестил парня Пух, и эта кличка, заменив имя и фамилию, пристала к нему навсегда.

Пух ничего не мог и ничего не умел, поэтому во избежание членовредительства ему побаивались доверить опасные строительные инструменты вроде молотка или лома. Ограничивались тряпками, швабрами или, на худой конец, кисточками.

На втором этаже строящегося здания находились помещения мощного вычислительного центра, куда и был распределен на работу в тот памятный день один из взводов первой роты. Солдаты покрывали мастикой БНК поверхности стен перед началом работ по экранизации помещений.

БНК, что означает битумно-наиритовая композиция, получается путем растворения битумных составов в толуоле. Толуол – опасный легковоспламеняющийся растворитель, который горит жирным коптящим пламенем и выделяет очень ядовитые продукты горения.

Работа была простой – БНК наносили на стены и конструкции кисточкой, как обычную краску. Солдаты дышали через респираторы, руки защищали перчатками. Наш маленький герой был в составе этой бригады и тоже мазюкал кисточкой по штукатурке.

Я шел по дороге вдоль здания, когда вдруг увидел, как на втором этаже полыхнуло пламя и тут же из окон повалили клубы черного едкого дыма. Вероятно, где-то проскочила искра, от которой моментально вспыхнули пары толуола, после чего сразу же загорелась и сама битумная мастика.

Я и работавший на нашем участке производителем работ мой друг Володя Губарев бросились наверх. Вычислительный центр был сильно задымлен, продукты горения толуола разъедали легкие, и мы, задыхаясь, практически наугад обежали все комнаты второго этажа. Справились. Найденных в дыму солдат вывели на улицу.

Построили, пересчитали. Слава богу, все были на месте. Чумазые, перепуганные, но целые и невредимые. Пух тоже здесь – и тоже чумазый. Вызвав машину, мы отправили всю бригаду в расположение части, чтобы показались врачу, отдохнули и напились молока для нейтрализации попавших в организм ядов.

На этом происшествие, как нам казалось, благополучно завершилось.

На следующий день первая рота, как и обычно, прибыла на объект. Я построил солдат, отдельно выделил вчерашних погорельцев, спросил их о самочувствии и, убедившись, что с ними все нормально, отправил на работу. Сулина не было, я решил, что он остался дежурить в наряде по роте.

Прошло несколько дней, солдат не появлялся. Встретив приехавшего на объект командира роты, я поинтересовался у него причиной отсутствия Сулина.

– Да у него проблема, – признался тот. – Он страх потерял.

– Как потерял? – не понял я.

– Да долго объяснять… Вот сами его увидите и все поймете…

В течение дня я задал эти вопросы еще нескольким работавшим на объекте солдатам. Их ответы не дали ничего нового и как две капли воды были похожи друг на друга.

Наконец наступила моя очередь дежурить по части. Я расписался в журнале дежурств, принял ключи и, надев на руку красную повязку дежурного, стал спускаться со второго этажа, чтобы выйти на улицу. Навстречу мне уверенным шагом поднимался солдат невысокого роста. Это был Сулин. Увидев меня, он четко козырнул и поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ капитан! Вы сегодня дежурьте, а я тут к сослуживцу за магнитофонными пленками.

Не дождавшись моего ответа, он пожелал мне удачного дежурства и двинулся дальше вверх по лестнице.

Парень прошел мимо, а я, ничего не поняв, раскрыл рот и смотрел ему вслед. Это был не он, это был не Пух, это был вообще другой человек! Тот, который был мне знаком, при разговоре боялся даже поднять глаза на собеседника, а у этого открытый уверенный взгляд, полное самообладание, раскрепощенность и даже явная тяга к общению. Невероятно!

Немного позже, обходя территорию, я встретил начальника штаба части.

– Как там Сулин? – поинтересовался я у него между делом.

– На следующей неделе повезем к психиатру, – отозвался тот. – Возможно, придется его комиссовать.

– Как это комиссовать? – обомлел я. – За что, по какой причине?

– Страх потерял, – услышал я уже знакомое мне высказывание.

– А что, за это комиссуют? – не смог я скрыть своего удивления.

– Ну а как же иначе? – получил я однозначный ответ. – У него же полное изменение личности!

– Ну и что с того? – ничего не понимая, снова спросил я, однако более вразумительного ответа не последовало, и мы разошлись.

Перед отбоем я зашел в первую роту и, выслушав рапорт дневального у тумбочки, направился в сторону каптерки старшины. Выйдя из-за угла и очутившись у открытой двери этого хозяйственного помещения, я стал свидетелем картины, которую не могу забыть уже долгие годы.

В комнатке старшины находились три человека. Слева на одном из стоящих в ряд стульев громоздилась огромная фигура Минченко, рядом с ним сидел один из старослужащих в звании сержанта, а напротив них на таком же стуле, уперев руки в колени, с прямой спиной и с насмешливым взглядом на лице сидел маленький Пух. Нет, это сидел солдат Сулин. Жаль, я не застал начало разговора, но он был в самом разгаре, и я смог услышать его завершение.

– Обнаглели вы вконец, товарищ старший прапорщик! – говорил Сулин. – Вон, Титов все время бездельничает, а вы ему отпуск подогнали, а мы с ребятами нормально работаем, я чуть при пожаре не сгорел и ничего подобного не имею! Хоть бы в увольнение предложили сходить, – он уверенным взглядом сверлил старшину, дожидаясь нужного ему ответа.

– Так Титов же второгодок, ему положено, – оправдывался обескураженный таким напором Минченко. – А ты ведь еще пять месяцев не отслужил, как я тебя отпущу?

Следующие несколько минут разговор шел, как говорится, в одни ворота. С одной стороны, спокойным уверенным голосом произносились обличительные и утверждающие речи, с другой – оправдательные с извиняющимися интонациями.

В конце концов Сулин, решив завершить разговор, встал со стула. В этот момент его голова оказалась на одном уровне с головой сидящего старшины роты, а опущенные вниз руки – на уровне его живота.

– Ладно, пойду служить… А вы давайте, подумайте хорошенько, как будем жить дальше. Надеюсь, я не зря здесь воздух сотрясал? – с этими словами он левой рукой взялся за пряжку ремня старшины, оттянул его на себя и неожиданно легко похлопал тыльной стороной ладони по его выпяченному животу. – Ну и пузо вы наели, товарищ прапорщик!

В этот момент я пошевелился, и меня заметили. Пришлось двинуться вперед и войти в каптерку. Выходивший из комнаты солдат посторонился.

– Проходите, товарищ капитан! – козырнул он и твердым шагом вышел из комнаты.

Минченко посмотрел на меня, развел руками и отер мокрое от пота лицо.

– Вот так и живем, – растерянно проговорил он, кивая вслед вышедшему солдату.

После этого случая я еще несколько раз видел Сулина и даже разговаривал с ним. Во время каждой из таких встреч с перевоплотившимся солдатом я пытался понять, нет ли у него каких-либо явных психических или физиологических отклонений.

И знаете что? Я их не почувствовал, не увидел и не нашел! Абсолютно нормальный парень со спокойным, рассудительным и уравновешенным характером. Если бы я не знал его раньше, то сегодня и удивляться было бы нечему. Поражала именно разительная перемена в его облике и характере. Даже лицо избалованного маленького, пухленького, розовощекого маменькиного сынка вдруг как-то подтянулось и приобрело черты, присущие сильным и волевым личностям.

Вот так каким-то чудом армия в очередной раз сделала из слабохарактерного человека настоящего мужчину. Вроде бы здорово, да?

Да, здорово, но через месяц парня комиссовали с каким-то серьезным диагнозом, говорившем о психическом расстройстве личности и несовместимым с возможностью несения армейской службы.

Странно, но им виднее. Жалею об одном – не имел возможности проследить судьбу этого человека. Очень интересно было бы узнать, как в дальнейшем сложилась его жизнь.