Текст книги "Исполнитель"

Глава 3

В полдень над станицей забил большой церковный колокол: бум-бум-бум…

– Пожар! – заволновались казаки и казачки. Повыскакивали из хат.

– Нигде огня не видно! А, может, убили кого? Или табун угнали? – гадал народ, собираясь на площади перед станичным правлением.

– Бум-бум-бум, – продолжал греметь колокол. Вскоре площадь была запружена взволнованными людьми. Все с нетерпением ждали… Наконец, стих звук набата, и из дверей управления вышел атаман станицы Гавриил Иванович Битюков с незнакомым вахмистром.

– Здравствуйте, казаки! – поприветствовал собравшихся Битюков!

– Здравия желаем, господин атаман! – послышался в ответ нестройный хор мужских голосов.

– Дело чрезвычайной важности. Вчера шайкой бандитов, бывших каторжан, в Екатеринодаре был ограблен Азово-Черноморский банк. В перестрелке с полицией несколько лиходеев были ранены. Вахмистр Конячев прибыл из округа с циркуляром. Сейчас он вам его прочитает.

Конячев, молодой мужик лет двадцати пяти, с выгоревшим от солнца чубом, веснушчатым и усталым от дальней дороги лицом, ладонью сбил пыль с гимнастёрки, достал из кармана пакет и, вынув из него лист бумаги, принялся громко читать.

Евлампий Рябоконь, восемнадцатилетний парень, слушал вполуха.

– Зачем оно мне всё надо? Чьи-то гроши, каторжане… Это всё для казаков. А наша семья к ним не относится… Мы для станичников – чужаки, хотя мой папанька уже лет двадцать здесь живёт и батрачит на казаков-богатеев… Уйти бы сейчас отсюдова, да заплюют же меня потом! Нельзя! – думал он.

Рябоконь хорошо услышал только последние слова вахмистра:

– Всякий, кто поможет задержать грабителей, получит вознаграждение в двести рублей ассигнациями! Тот же, кто укажет их местонахождение, – сто рублей ассигнациями!

– О-о-о! – загудела толпа.

– Аха, бестолковщина! Бандюки вас так и спужались! – презрительно подумал Рябоконь и смачно плюнул себе под ноги.

Вернувшись домой, он повечерял куском чёрного хлеба с кислым молоком.

– Евлампий, ты хде будешь ночевать? – спросил его отец.

– На сеновал пойду. Не могу я в хате. Душно очень! – ответил сын.

Евлампий весной и летом избегал спать в доме. Маленькая хата с трудом вмещала всю большую семью Рябоконей: отца, мать и его пять младших сестёр. Спёртый воздух, родительский храп, клопы не давали ему отдохнуть.

Едва забрезжил рассвет, а из-за горизонта стал медленно выползать красный диск солнца, как Евлампий подскочил. Быстро сотворил утреннюю молитву, плеснул в лицо жменю воды из ковшика и вытерся подолом рубахи. Взяв узелок с едой, с вечера приготовленный матерью, косу с бруском точильного камня и заспешил на сенокос.

С Кубани тянуло прохладой речной воды. Радостно зазвенел жаворонок, приветствуя первые солнечные лучи. Евлампий спустился в балку, заросшую колючими кустами тёрна, и вдруг услышал конское ржание.

– Кто это? В такую-то рань! – подумал Рябоконь и начал подниматься по пологому склону балки.

– А вдруг это лиходеи? Каторжане из Екатеринодара? – испугался он и, упав на четвереньки, пополз наверх.

Выбравшись из балки, он, не поднимаясь на ноги, осмотрелся вокруг. Возле старого кургана стоял красивый жеребец. Один. Вокруг не было ни души.

– Чей это конь? Ты гляди, седло-то какое? Не наше! И людёв не видно! Что-то тута не так! – размышлял Евлампий.

– Ладно, была не была! Посмотрю! – он встал на ноги и, пригибаясь, побежал к кургану.

Конь продолжал жалобно и призывно ржать. У его ног неподвижно лежал человек.

Евлампий, охваченный страхом, приблизился к нему. Хороший пиджак, брюки из дорогой шерстяной ткани и рубашка незнакомца были залиты уже местами засыхающей кровью. Евлампий от ужаса закрыл глаза.

– Тикать отсюдова надо! – пришла ему в голову первая мысль.

– Но ведь это человек и в помощи нуждается! – засовестился он.

Рябоконь, став на колени, приложил своё ухо к сердцу незнакомца.

– Не дышит! Покойник! – понял он.

– Надо срочно в правление бечь, оповестить. Нет, сперва надо пошукать в карманах мертвяка. Может, что-то и полезное для меня сыщется? – решил Евлампий.

В этот момент взгляд юноши упал на перемётную суму, притороченную к седлу коня. Евлампий рывком встал на ноги и кинулся к жеребцу. Снял суму и быстро её развязал. На зелёную траву, покрытую обильной росой, посыпались деньги.

– Матерь Божья! – воскликнул он и схватил толстую пачку синих пятирублёвых купюр.

– Азово-Черноморский коммерческий банк. Город Екатеринодар, – прочитал по слогам Евлампий слова, написанные на бумажной ленте.

– Это же ворованные гроши! Много! Надо в правление отнести! Ну, это несурьёзно, ведь это я их нашёл! – мучаясь угрызениями совести, рассуждал Рябоконь.

– Хрен вам, а не гроши! Мои они! – решил юноша. – А теперича надо по карманам у покойника пошукать. Может, ещё что сыщется?

Евлампий сунул было руку в карман пиджака, но в этот момент ему почудился скрип колёс и человеческие голоса.

– Хтось идёт! Утекать надо!

Рябоконь быстро покидал деньги в перемётную суму и ринулся в овраг. Отбежав подальше, он руками вырыл в крутом откосе ямку и бережно положил в неё сумку. Засыпал её землей. Сверху накидал сухих веток. Заприметив место, быстро пошёл на сенокос.

В тот же день, в полдень, кто-то из станичных малолеток наткнулся на коня и труп незнакомца. Шум поднялся! На следующий день явились жандармы, ходили по хатам, выспрашивая и вынюхивая. Но уехали, так и не найдя следов денег.

Евлампий же все эти дни не мог спокойно спать. Он только и думал о суме, зарытой им в овраге. Через неделю Рябоконь перепрятал деньги, подобрав для них более надёжное место: на крыше их сараюшки.

– Нехай гроши рядом лежат! – решил он.

Прежде, чем их поместить в новый тайник, Евлампий наконец-то смог пересчитать деньги. Десять пачек пятирублёвок и две десятирублёвок!

– Всего семь тысяч целковых! – прошептал Рябоконь и от счастья чуть не потерял сознание.

Через три недели Евлампий собрался уезжать в Ростов-на-Дону.

– Я что, убогий какой или что? Почему я должен на богатеев всю мою жизнь горбатиться? – сказал он своим родителям.

В ответ на его слова мама зашлась криком на всю станицу. А отец, схватив плеть, бросился стегать Евлампия.

– Хватит, батя! Я, чай, уже не молокосос. У меня своя жизнь!

– Не уезжай, сучье вымя! Забудь даже думать об этом, подлюга, – приговаривал отец, пытаясь посильнее ударить своего сына.

Евлампий, даже не увёртываясь от плети, спокойно взял котомочку и уверенно вышел за калитку.

– Вернись, бисов хлопец! Вернись! Прокляну! – кричал ему вслед отец.

– Испужал. Проклянёт он меня. Да проклинай на здоровье, – бурчал себе под нос Евлампий, широко шагая по пыльной дороге.

Заканчивался июнь 1890 года.

Евлампий не раз слышал от своих знакомых рассказы о Ростове-на-Дону. Они уверяли, что этот город больше и красивее самого Екатеринодара. Много людей богатых в нём живёт, да и капитал приличный можно быстро сделать. Если, конечно, голова на плечах имеется.

Ростов-на-Дону настолько поразил Рябоконя, что он три дня ходил, как полоумный, с восторгом и страхом рассматривая многоэтажные каменные дома, фонтаны и парки.

– А девки-то! Девки! Какие здесь они красивые. Разных мастей: черноволосые, белокурые. Кудрявые или стриженые, как парубки. Ходят по улицам, платьями шуршат, – удивлялся Евлампий.

– А магазинов и лавок здесь на каждом шагу. Да, всё правда! Не сбрехали! – думал он, смотря через стеклянные витрины на приказчиков за прилавками. – Вот какая работа мне нужна! В тепле да под крышей. Вишь, какие заразы куцепузые, в костюмах все! Волосы напомажены! Знать, хорошо зарабатывают, – подумал Евлампий.

Рябоконь купил небольшой добротный домик, удобно расположенный в Нахичевани. У него ещё оставались деньги, чтобы приобрести какую-нибудь лавку да сесть торговать в ней. Но как торговать и чем, он не знал.

– Надо посмотреть сначала! Научиться у умных людёв, а потом уже и своё начинать, – решил Евлампий.

Надев недавно купленные пиджак, брюки и туфли, он пошёл искать место приказчика. В некоторых магазинах с ним даже и разговаривать не захотели. В других предложили работу грузчика. Только в одной бакалейной лавке, возле старого базара, хозяин, пожилой армянин, спросил:

– В школе учился?

– Нет.

– Мне неграмотные не нужны!

– Я итак читать умею. Арифметику знаю. Прибавлять, отнимать, делить, умножать. Да я всю таблицу умножения, как семечки, щёлкаю! Меня дежурный по станичному управлению от скуки всему этому вечерами обучил, – вспылил Евлампий.

– Скажи мне, сколько будет четыре умножить на пять, – попросил хозяин.

– Двадцать! – мгновенно ответил Рябоконь.

– Хорошо, будешь работать! Помощником приказчика, – вынес решение хозяин лавки.

Последующие десять месяцев Евлампий добросовестно выполнял все обязанности мальчика на побегушках. За это время он многому научился и иногда даже стоял за прилавком. Покупателей обслуживал весело и с улыбкой, шутками и прибаутками. Но всегда был очень вежлив и предупредителен.

Однажды пришёл высокий мужчина лет пятидесяти. В шляпе, в руке трость с серебряным набалдашником. Важный весь из себя. Рябоконь мухой подбежал к нему.

– Здравствуйте, уважаемый господин! Чего изволите купить у нас? В нашей лавке мы имеем самые лучшие товары в славном городе Ростове. Вот, например… – Евлампий стал предлагать самый лучший чай, самое лучшее какао, самый сладкий сахар…

Посетитель слушал его с лёгкой усмешкой, не перебивая. Когда Рябоконь закончил, мужчина произнес:

– Ты, соловей курский, мне Леона, хозяина своего покличь. Скажи, Константин Петрович Скоробогатый пришёл.

– Как изволите, Константин Петрович! – ответил Евлампий.

По тому, как хозяин бакалейной лавки принял гостя, Рябоконь понял, что Скоробогатый является очень важным человеком.

А через неделю, после закрытия, когда Евлампий бежал на трамвайную остановку, его кто-то окликнул. К большому удивлению Рябоконя, это был сам Скоробогатый.

– Слушай, парень, понравилось мне, как ты работаешь. Я вчера своего приказчика-вора выгнал. Пошли ко мне работать, – без предисловий предложил Константин Петрович.

Рябоконь от удивления ничего не мог ответить. Он стоял перед Скоробогатым, переминаясь с ноги на ноги.

– Тебе сколько в месяц Леон платит? – спросил Константин Петрович.

– Тридцать.

– Я буду тебе платить шестьдесят! Соглашайся!

– Я согласен.

Константин Петрович Скоробогатый тоже занимался бакалейными товарами. Но в отличие от Леона, у него был огромный магазин в самом центре города на улице Большой Садовой. Здесь за прилавками стояли пять продавцов, а руководить ими должен был приказчик. Сначала Евлампий чуточку оробел, но через день освоился и стал давать нагоняев продавцам за нерадивое отношение к покупателям или другие нарушения. Особо доставалось грузчикам. Одному из них, повысившему на него голос, Рябоконь молниеносно врезал своим кулачищем по морде. Грузчик, как мешок с мукой, рухнул на землю. После этого случая Евлампий стал пользоваться огромным уважением среди всех работников магазина. Теперь они его, девятнадцатилетнего юношу, стали звать только по имени и отчеству: Евлампий Васильевич.

Прошло два года. Рябоконь в принципе был доволен своей жизнью, но хотелось большего: своего магазина. Пусть маленького, но своего.

– Только тогда и можно сколотить капитал. Горбатясь на Скоробогатого, я так до смерти и останусь только приказчиком, – иногда с горечью думал Евлампий.

Для исполнения этой мечты ему не хватало денег. Накопленные им за это время да ещё те, припрятанные, составляли приличную сумму. Но их было недостаточно.

– Евлампий, – вкрадчиво завёл как-то разговор Константин Петрович. – А что ты о своём будущем думаешь.

– Свой магазин хочу иметь! Очень хочу! – вздохнув, признался Рябоконь.

– Хочешь породниться со мной? – напрямую задал вопрос Скоробогатый.

Евлампия от этих слов холодным потом прошибло.

– Свою младшую, Катерину, хозяин в прошлом году замуж выдал. У него в девках засиживается Дарья, моя ровесница. Высокая, статная, правда чуть прихрамывает на левую ногу, да правый глаз заметно косит, – стал он судорожно рассуждать про себя.

А Скоробогатый, не церемонясь, сказал:

– Моя Дашка от тебя без ума. Женись! В качестве приданого за ней даю дом большой в центре Ростова. Внизу магазин себе устроишь, а на втором этаже жить будете. А, Евлампий?

– Дарья мне тоже очень нравится! Чего же не жениться! – ответил Рябоконь.

В сентябре и свадьбу сыграли. Шумную да весёлую. Почти всё ростовское купечество гуляло. Подарков молодым надарили! А вскоре тесть подарил молодым большой двухэтажный дом. Да ни где-нибудь, а на Большой Садовой улице, напротив городского сада. Кроме этого, Константин Петрович и капитал дал, чтобы магазин бакалейный на первом этаже устроить. Да и Евлампий, не скупясь, вложил своих три тысячи рублей. Магазин находился в бойком месте, и дела сразу пошли в гору. Молодые жили дружно, не ссорились. Вот только родить Дарья не могла несколько лет. Но, наконец, забеременела и восьмого августа 1900 года родила мальчика.

Евлампий радовался:

– Сын у меня! Сын! Продолжение рода Рябоконей! – с гордостью рассказывал он всем знакомым.

Назвал Евлампий мальчика в честь своего тестя Константином.

Сын рос смышленым ребёнком. В пять лет уже бегло читал. Умел прибавлять и отнимать. Знал много детских стихотворений. Одно беспокоило Евлампия и Дарью: уж очень болезненный был Константин.

– Квёлый какой-то сын у меня, – не раз сокрушался про себя Евлампий. – Может, подрастёт чуток да всё и поменяется.

Но, к сожалению, Константин не рос. С каждым годом он становился всё умнее, но рост его оставался почти прежним.

– Неужели карликом будет? – с испугом спросил как-то Евлампий у доктора.

– Не думаю. Надо подождать, посмотреть на дальнейшее развитие мальчика, – ответил тот.

Из-за маленького росточка и не отдали Константина в первый класс. Учителя приходили заниматься с ним на дом. Когда же мальчику исполнилось десять лет, он успешно выдержал экзамены и был принят в третий класс гимназии.

Константин Рябоконь по росту оказался ниже всех не только в своём классе, но даже среди всех первоклассников. В гимназии ему сразу приклеили язвительное прозвище «Гулливер». Когда к Константину так обращались, он сразу начинал психовать и кидаться на своих обидчиков. Тогда несколько одноклассников отлавливали его по дороге домой и давали тумаков. Рябоконь сопротивлялся, как мог. Но что он, маленький и слабый, мог сделать с тремя-четырьмя ровесниками, которые были выше и сильнее его?

Константин тогда выпросил у их кухарки Нюры самую большую скалку. Теперь уже он охотился на тех, кто ему докучал больше всего, но по одному. Часами мог выжидать в укромном месте. Как только появлялся его враг и был один, Рябоконь выскакивал из своей засады и без предупреждения начинал бить свою жертву скалкой, куда попадёт. Заметил тогда Константин, что все его обидчики были трусами. Никто из них один на один не вступил с ним в схватку. Побитые Рябоконем дети жаловались своим родителям, те шли к директору гимназии и просили оградить их сыновей от «бандита, которому место на Сахалинской каторге, а не в приличном учебном заведении».

Директор лично приезжал к Рябоконям домой или приглашал на беседу Евлампия к себе в кабинет.

– Правильно, Костя делаешь! Пусть все знают нашу рябоконевскую силушку да отвагу, – хвалил Евлампий своего сына после неприятных разговоров с директором и учителями.

– Котик, нельзя своих товарищей обижать! Со всеми нужно дружно жить! – наоборот учила сына мама.

Неизвестно почему, но к травле Константина подключились некоторые ученики шестого класса. Однажды, дело было в середине мая, на одной из перемен они окружили Константина и стали сильно толкать его друг к другу, распевая нехитрый мотивчик:

– Гулливер, Гулливер! Ты всем карликам пример!

Рябоконь от отчаяния и бессилия плевал в лица своих обидчиков. Пытался бить их ногами. Но они продолжали швырять его, как мячик…

После занятий он шёл по тротуару. Его всего колотило от ненависти. Вот и дом. Константин достал ключ и дрожащими до сих пор от злости руками пытался вставить его в замочную скважину двери парадного подъезда. Вдруг совсем рядом послышались полицейские свистки и крики:

– Стой! Лови вора!

Рябоконь поднял голову. Прямо на него по тротуару бежал парень лет семнадцати в рубашке-косоворотке, брюках, но босиком. В руках у него была большая картонная коробка.

– Спаси меня! – попросил он испуганным голосом Константина.

Тот как раз в это время открыл дверь.

– Забегай! Быстро! – крикнул он незнакомцу и сразу же за ним влетел в подъезд.

С улицы послышался топот сапог и голоса городовых:

– Утёк, гадёныш! Вот сволочь!

– Воды хочешь? – спросил Константин у парня, прижавшегося к стене и пытавшегося отдышаться.

– Да! А пожрать у тебя случаем не найдётся? – сказал незнакомец.

– Найдётся! Пошли!

Константин повёл его на кухню через чёрный ход. Здесь никого не было.

– Садись за стол! – кивнул Костя головой парню и принялся открывать все шкафы.

– Есть икра паюсная, буженина, колбаса, сыр… Хочешь? – предложил Рябоконь.

– Очень хочу. Не жрал ещё сегодня, – ответил парень и, вытащив из кармана своих мятых штанов нож-финку, стал резать большими кусками колбасу, хлеб и жадно запихивать в рот.

– Слушай, друг, а как тебя зовут? – спросил он, шумно чавкая и громко отрыгивая.

– Константин.

– А меня Иваном. Но все меня кличут Ванька Клык.

– А почему Клык? – удивился Костя.

– Не знаю. Наверное, по отцу. Моего батю тоже звали Иваном. Тоже был Ванька Клык, – объяснил парень.

– А где он сейчас?

– Кто? Отец что ли? Да убили его два года назад, – объяснил Иван и тут же спросил:

– А ты, я вижу, из богатеев будешь?

– Да, нет, – замялся Константин. – Мой папа – купец второй гильдии Рябоконь Евлампий. У нас на первом этаже этого дома бакалейный магазин.

– Вот я и сказал – из богатеньких! – повторил Иван Клык и тут же добавил:

– Я вижу, ты настоящий кореш! От беды меня спас. Может, я тебе чем помогу?

– Помочь? – задумался Костя. И вдруг решил рассказать своему новому знакомому о своих сегодняшних обидчиках.

Он присел за стол напротив Ивана и начал в подробностях описывать, как над ним сегодня издевались шестиклассники. Прыщавое лицо Клыка стало краснеть, затем покрылось белыми пятнами. Он вскочил со стула и стал орать:

– Вот суки! На одного!

Только сейчас Рябоконь смог рассмотреть Ивана. Был он высокого роста, широкие плечи, жёлтые злые глаза, засаленные русые волосы.

– Так ты чего хочешь, Костя? – резко перестав орать, поинтересовался Клык.

– Чего я хочу? – задумался Рябоконь. – Хочу им отомстить… Хочу, чтобы попросили прощения и чтобы больше ко мне приставали… Да, чтобы испугались. Очень сильно испугались!

– Всё ясно. Застращать, значит, хочешь. Может, подрезать немножко кого-нибудь? – задумчиво произнёс Иван.

– Нет, нет! – испугался Константин.

– Сделаю с моими богатяновскими корешками! Будь спокоен! Вот только… – Клык замялся. – Вот только… только бы. Ты «катеньку» можешь нам подкинуть? Дело ведь сурьёзное!

– Какую Катеньку? – не понял Костя.

– Сто целковых, чё, не знаешь что ли? – удивился Иван.

– Сто рублей?! – испуганно переспросил Костя.

– Так у меня в копилке рублей двадцать есть. У мамы надо ещё попросить. Папа, может, даст… Сто рублей – это же очень большая сумма! Думаю, что найду… – подумал он.

– Ну что, друг? – с нетерпением спросил Клык.

– Через два дня я тебе дам сто рублей!

– Это точно? – недоверчиво спросил Иван.

– Честное слово! – заверил его Рябоконь.

– Ну, чё, значит, я тогда пошёл, – сказал Клык, рассовывая по глубоким карманам своих мятых штанов куски колбасы и сыра. – Не забудь, в четверг!

Едва за его новым знакомым закрылась дверь, как Костю охватил страх:

– Клык ведь мазурик богатяновский! С ним я могу влипнуть в плохую историю. Но я должен отомстить этим шестиклашкам, да и отступать уже нельзя. Стыдно! Дал слово – надо его держать.

Ростов-на-Дону являлся одним из богатейших городов необъятной Российской империи. Сюда на благодатный «хлебный» юг стекались бродяги и преступники со всей страны. Они селились в трущобах на окраине города, в основном, возле порта. Здесь, в лачугах, сколоченных из досок, с земляными полами можно было приютиться за пять копеек в день. Стакан водки стоил всего десять копеек. Эти трущобы стали называть «наливайками». В Ростове их было много. Наливайка «Окаянка», наливайка «Гаврюшка», наливайка «Прохоровка»… Но особый страх всем жителям города внушали обитатели Богатяновки, трущобного района, раскинувшегося по обеим сторонам Богатяновского спуска, ведущего к Дону. Здесь находились питейные заведения, притоны, игорные дома… Полиция к Богатяновке даже не подходила.

– Так, надо достать сто рублей! – стал лихорадочно размышлять Константин. – Сначала моя копилка.

Мальчик бросился в свою комнату. Схватив глиняную хрюшку с розовым носом-пятачком, он с силой грохнул её о пол. Затем, встав на колени, стал сортировать монеты по столбикам, как делает его отец: пятачки на пятачки, гривеннички на гривеннички…

– Двадцать один рубль девяносто копеек, – подсчитал Костя. – Мало, очень мало.

Мальчик вышел в коридор. По дому неслась негромкая музыка.

– Ага, мама опять свои сонеты бренчит на рояле. Пойду к ней.

Приблизившись к двери, он с силой рванул её и упал на паркет в зале.

– Ай…а…а…, что я наделал, – принялся рыдать Костя, размазывая самые настоящие слёзы по своему лицу.

Дарья Константиновна от неожиданности вздрогнула. Поднявшись со стула, она, сильно прихрамывая, подбежала к мальчику. Став на колени, прижала голову сына к своей груди:

– Котинька, счастье моё! Котинька, радость моя, что случилось? Что случилось? Скажи мне!

– Ма-маааа, меня бо…га…тя…новские ма. зууу. риии. киии обокрали! Я дедушке деньги копил ко дню ангела. Раз…бил копиии…куу, шёл по улице, мазурики… – задыхаясь от всхлипов, «признался» он.

– Котинька, успокойся! Вставай! – уговаривала его Дарья Константиновна.

Костя встал. Мама вытерла ему щёки своим носовым платком.

– Сколько у тебя украли, сынуля?

– Тридцать пять рублей! – не моргнув глазом, ответил Костя.

– Сейчас я тебе дам деньги, – произнесла мама и достала свою шкатулку. – Ой, у меня здесь только двадцать пять рублей. Ну, я думаю, что на подарок дедушке вполне хватит, – уверенно произнесла мама и протянула сыну две красных десятирублёвки.

– Спасибо, мамулечка! – чмокнул ей в щёку Костя. – Я побежал.

– Котинька, только больше никогда не произноси этих гадких слов «мазурики»! И где ты их только мог слышать? Ты же очень воспитанный мальчик, – попросила его напоследок Дарья Константиновна.

– Так, теперь к отцу, – решил Костя.

Евлампий Рябоконь сидел в своём кабинете и, щёлкая косточками счётов, что-то записывал в толстую книгу.

– А, это ты, сын! Как твои дела? – подняв глаза, сказал он.

– Хорошо, папенька! Сегодня возвращался из школы. Зашёл по пути в книжный магазин, а там эциклопедию иллюстрированную на витрину выставляют. С цветным картинками, ты представляешь, папенька! – начал вкрадчиво рассказывать Костя. Он знал, что его отец с глубоким уважением относится к книгам, особенно толстым.

– Ты же хотел, папенька, чтобы у меня были все энциклопедии! Я как открыл кожаную обложку, а там, папенька, красота какая… вот, например… – продолжал Костя.

– Сынок, так надо обязательно её, эциклопедию эту, купить! – перебивая мальчика, нетерпеливо посоветовал отец.

– Так я же то же самое хотел тебя, папенька, попросить! – убедительно произнес Костя.

– Сейчас я приказчика Ермолая пошлю, пусть он и купит! – пообещал отец.

– Ой, папенька, не надо Ермолая, он тебе нравится, исполнительный он, а по мне он такой тугодум! Дай мне денег, я сам и куплю!

– Хорошо! Сколько она стоит?

– Пятьдесят три рубля десять копеек, – сходу соврал Костя.

– Сколь…ко? – поперхнувшись от услышанной суммы, спросил отец.

– Пятьдесят два рубля десять копеек, – повторил мальчик.

Старший Рябоконь, очевидно, что-то заподозрил, но отказывать единственному сыну было нехорошо, тем более в книгах.

– На, Константин, двадцать рублей. Иди сам. Выбирай, смотри. Понравится – оставь аванс, пусть тебе эциклопедию эту и отложат. Кстати, сколько там томов?

– Не знаю, я не спросил? – увильнул от ответа мальчик.

– Ну, я думаю, что много. А ты же сам сказал, что все книги толстые, в кожаных обложках, поэтому и тяжёлые. Как ты один дотащишь их? Тебе, так или иначе, нужен Ермолай! – убедительно растолковал ему отец.

– Хорошо, папенька! – согласился мальчик, с трудом скрывая своё огорчение.

Костя вышел из кабинета.

– Итак, у меня имеется шестьдесят шесть рублей девяносто копеек. Где же добыть недостающие, – размышлял он.

Идея пришла через несколько минут. Рябоконь-младший вытащил из чулана ворох ненужных тряпок и стопку старых газет. Отнёс всё это вниз и сложил за углом бакалейного магазина. К его счастью, прохожих не было. Костя быстро поджёг всю эту рухлядь, и когда пошёл густой чёрный дым, мальчик влетел в магазин.

– Ермолай, горим! Горим, Ермолай! Тушить надо! – завопил он.

Приказчик со всеми продавцами ринулись на улицу. Костя подошёл к кассе, которую бросили открытой, и выгреб все бумажные деньги. Спокойно, не спеша, пересчитал их.

– Сорок девять рублей. Хватит! – удовлетворённо подумал он и вышел из магазина.

В четверг, сразу же после последнего урока, Рябоконь, не задерживаясь ни на секунду, вылетел из класса. Он выбежал за ворота школы и, спрятавшись за углом, принялся ждать. Вот начали выходить ученики шестого класса. Константин смело вышел из своего укрытия и громко закричал своим обидчикам:

– Эй, индюки! Почему сегодня такие важные? Иль давно вас не щипали?

– Ты смотри, Гулливер разошёлся! – удивлённо произнесли в один голос сразу несколько шестиклассников.

– Ребята, лови его! – закричал кто-то. – Сейчас мы ему покажем, кто индюк!

Группа (человек двенадцать) бросилась к Рябоконю. Константин бросился бежать. От страха у него подкашивались ноги. В боку больно закололо. Преследователи были уже очень близко. Кто-то громко свистел. Кто-то запустил свой ранец в Рябоконя, пытаясь сбить его с ног.

– Ага, вот и переулок, который заканчивается тупиком. О нём мы и разговаривали два дня назад с Клыком! Лишь бы богатяновские не обманули! Пришли бы! Если нет, то не сдобровать мне сейчас, – с тоской подумал Константин.

Всё, убегать больше было некуда. Впереди красная кирпичная стена какого-то склада. По бокам – глухие высокие заборы. Рябоконь прижался спиной к стене.

– Ага, попался, Гулливер! – радостно завопили его преследователи. – Готовься стать индюком! Ха-ха-ха…

Вдруг за спинами шестиклассников из-за толстого ствола старой шелковицы вышли восемь парней лет по шестнадцать-восемнадцать. Все в вышитых рубашках-косоворотках, в широких полосатых штанах, заправленных в короткие голенища скрипучих начищенных сапог. Возглавлял их Ванька Клык.

– Эй, любезныя! Чавой-то тута случилось? Или как? – нарочито ломая язык, громко спросил он.

Шестиклассники, как по команде, остановились и обернулись.

– Бо-га-тя-нов-ские! – с ужасом по слогам произнес кто-то.

Шестиклассники, сбившись в кучку, молча наблюдали, как богатяновские их брали в кольцо.

Клык вынул из кармана полуфунтовую гирьку на толстой цепи. Раскрутил её и – бац по деревянному забору.

– Хрясь! – громко хрустнула толстая доска. Ещё раз – бац!

– Хрясь! – разлетелась в щепки другая доска.

Два парня, стоящие по бокам Клыка, достали острые финки и стали, не спеша, вытирать лезвия ножей о свои штаны.

– Ну, што, мыши серые, вы чего, паскудники дешёвые, моего лучшего друга забижаете? – угрожающе произнёс Иван.

– Вы, оши-оши-ши-ши-баетесь. Мы ва-аа-ши-их дру-уу-зе-зей не-е тро-гаа-еем, – заикаясь от страха, ответил самый высокий шестиклассник по фамилии Каштанов. Он-то и был зачинщиком травли Константина.

– Костик, друг мой лучший! Енто существо в сером пинжаке, грит, что тебя не обижал.

Рябоконь смело подошёл к Клыку и поздоровался с ним за руку. Затем важно подал руку его друзьям.

– Обижают, они, гниды, меня, Ванюша. Ох, как обижают! Житья мне прямо не дают, – подыгрывая Клыку, ломаным языком ответил он.

– Так, значит, брешут! Вот сволочуги! – разыгрывая удивление, изумился Клык.

– Так ты, кореш, скажи нам, хде фраера энти? – вежливо попросил Костю парень с длинными волосами и шрамом на правой щеке.

Рябоконь подошёл и, ткнув в них указательным пальцем, вынес приговор:

– Все!

– Ах, вы, паскудники! Ах, вы, брехуны мышастые! На колени все! – вдруг страшно заорал Клык.

– Не убивайте нас, дяденьки! – громко заплакал самый толстый шестиклассник. – Пожалуйста!

Стоящий рядом с ним круглолицый Клеменко вдруг упал и на землю и стал биться в истерике.

– Кузя, – приказал Клык парню со шрамом, – выпусти из него кишочки! Мучается он грешный! Облегчи ты участь его!

Каштанов от животного страха, парализовавшего его, стал неожиданно мочиться в свои форменные серые гимназические брюки. Из правой штанины ему прямо на ботинок потекла тонкая струя мочи.

– На колени, паскудники! – вдруг так громко заорал Клык, что стая голубей с шумом взлетела с веток шелковицы.

Шестиклассники стали на колени.

– Костик, иди сюда! Становись, пожалуйста, перед этими мышами, – вежливо попросил Клык и спросил:

– Тебя как по батюшке? Я что-то не упомню?

– Евлампиевич! – с нескрываемой гордостью произнёс Рябоконь.

– Просите, сволочуги, прощения у Константина Евлампиевича! – приказал Иван гимназистам, продолжающим стоять на коленях перед Костей.

– Константин Евлампиевич, – недружно стали повторять за Клыком шестиклассники. – Простите нас, говнюков и паскудников, за то, что мы к Вам относились без должного почтения. Мы всё поняли и раскаялись!

– Ну что, Костик, прощаешь энтих фраерков? – поинтересовался Иван.

– Прощаю! – самодовольно объявил Рябоконь.

– Так, повторяю, что если мой лучший кореш хоть раз скажет, что вы его не уважаете, то я вам всем черепки, как арбузы, расколю! Всё пошли вон отсюдова! – предупредил грозным голосом Клык.

Шестиклассники, похватав свои ранцы, кинулись наутёк.

– Спасибо, Иван! – восторженно произнёс Костя и протянул ему сто рублей.

Клык, тщательно пересчитав деньги, довольно заулыбался:

– И тебе спасибо! Нужен буду, приходи на Богатяновку!

– Да, Костик, держи на память! – вручил он ему острую финку.

На следующий день по гимназии поползли самые противоречивые слухи о вчерашнем происшествии с учащимися шестого класса. Пострадавшие молчали. Им было очень стыдно. Между собой они договорились ничего не рассказывать даже своим родителям. Но всё равно кто-то из пострадавших проговорился. В гимназии толком ничего не знали, поэтому придумывались самые невероятные истории. Всем было ясно только одно: Костя Рябоконь со своими богатяновскими дружками может запросто убить любого из них.