Текст книги "Уголовное законодательство об ответственности за служебные преступления, совершаемые в коммерческих или иных организациях: история, современность, перспективы развития"

В дальнейшем, «если организация кооперативного характера под влиянием проникших в нее ”дельцов“, получала лжекооперативный уклон, применялась ст. 109 УК (ред. 1926 г.)»[93]93
  См.: Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 91.


[Закрыть].

Позже постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 9 сентября 1929 г., изданным в соответствии с постановлением СНК СССР от 29 декабря 1928 г., в УК РСФСР была введена специальная норма (ч. 2 ст. 129-а), предусматривающая уголовную ответственность за учреждение и руководство деятельностью лжекооперативов. Одновременно закон предусматривал и ответственность должностных лиц за содействие лжекооперации (ст. 111-а УК)[94]94
  См.: Трайнин А. Н. Уголовное право. Особенная часть. Должностные и хозяйственные преступления. М.: НКЮ СССР, 1938. С. 57.


[Закрыть].

Некоторые ученые выделяли также ряд более частных случаев применения положений и статей о должностных преступлениях к действиям работников различных хозяйственных и кооперативных организаций. Так, например, А. Я. Эстрин к их числу относил:

1) неправильное, слишком широкое, кредитование частных покупателей, в особенности своих родственников и приятелей;

2) устройство ненужных, дорогостоящих командировок;

3) всякого рода иные случаи использования служебного положения ради устройства своих личных дел[95]95
  См.: Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 91–92.


[Закрыть].

Кроме того, он полагал, что за растраты, подлоги, взятки работники всех таких организаций должны были подлежать уголовной ответственности за должностные преступления, независимо от занимаемого ими служебного положения[96]96
  См.: Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 34–35.


[Закрыть].

Точку зрения о приравнении к должностным лицам служащих различных хозяйственных и кооперативных организаций поддерживал также и А. А. Жижиленко. Он считал, что не только лица, находящиеся в непосредственном публично-правовом отношении к государству, признаются государственными служащими и считаются несущими службу в интересах государства. Наряду с ними стоят и лица, которые в особых публично-правовых отношениях с государством не находятся, – это служащие различных организаций, существующих в государстве и признаваемых им преследующими общегосударственные задачи. «Поскольку эти организации действуют в общегосударственных интересах, – писал он, – служащие их, подобно служащим государства в собственном смысле, наделены известными правами и полномочиями и связаны определенными обязанностями. Отсюда – возможность и необходимость их ответственности на том же основании, как и государственных служащих»[97]97
  См.: Жижиленко А. А. Указ. соч. С. 4.


[Закрыть].

Вместе с тем А. А. Жижиленко отмечал, что служба в организациях и объединениях, не преследующих общегосударственные задачи, не является с точки зрения УК интересом, нуждающимся в особой правовой охране. Поэтому «должностные лица любой артели… не являются должностными лицами в смысле примеч. 1 к ст. 109 УК РСФСР (ред. 1926 г.), так как артели не уполномочиваются государством выполнять его функции»[98]98
  См.: Жижиленко А. А. Указ. соч. С. 8.


[Закрыть].

Однако такой взгляд противоречил судебной практике и точке зрения Верховного Суда РСФСР. В своем разъяснении Вологодскому губернскому суду Пленум Верховного Суда РСФСР указывал, что старосты молочных кооперативов и артелей, зарегистрированных в надлежащем порядке, должны привлекаться к уголовной ответственности за растрату находящихся в их ведении сумм и имущества артели по статье, предусматривающей должностное преступление[99]99
  См.: Протокол № 8 заседания Пленума Верховного Суда РСФСР от 17 мая 1926 г. п. 2 // Судебная практика РСФСР. 1927. № 13–14.


[Закрыть]. Аналогичное разъяснение давал Пленум Верховного Суда РСФСР и Главсуду Бурято-Монгольской АССР[100]100
  См.: Протокол № 12 заседания Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 июля 1926 г. п. 3 // Там же.


[Закрыть].

Близкой к точке зрения А. А. Жижиленко была позиция А. Н. Трайнина. В первом издании учебника «Уголовное право РСФСР» в 1925 г. он указывал, что в число должностных лиц входят субъекты, занимающие любую должность в любом государственном органе или органе, выполняющем возложенную законом государственную функцию. К организациям и объединениям, выполняющим общегосударственные задачи, А. Н. Трайнин относил хозрасчетные предприятия, работающие на широкий рынок, но ведущие хозяйственное строительство по твердому и регулируемому государственному плану. Также он отмечал, что хотя по общему правилу служащие кооперации, граждане, принадлежащие к профсоюзному аппарату и т. п., должностными лицами не являются, однако в те моменты, когда они исполняют определенную публично-правовую функцию по поручению государства (например, кооперация производит порученные государством хлебозаготовительные операции), они могут быть признаны таковыми[101]101
  См.: Трайнин А. Н. Уголовное право РСФСР. Часть Особенная. Л., 1925. С. 148–151.


[Закрыть].

В следующем издании учебника А. Н. Трайнин, формулируя эту позицию уже не столь резко, отмечал: «Лишь в той мере, в какой та или иная общественная организация является носительницей публично-правовых функций, и в те моменты, когда она эти функции конкретно исполняет, ее органы являются должностными лицами»[102]102
  Трайнин А. Н. Уголовное право. Часть Особенная. 2-е изд. М., 1927. С. 219.


[Закрыть]. Также он полагал, что вряд ли можно отнести к числу должностных лиц служащих такого кооператива, как, например, кооператив парикмахеров или булочников либо других кооперативов, не входящих в состав более широких объединений, и вряд ли к таким служащим могут быть применимы постановления о должностных преступлениях, так как они не могут считаться лицами, способными злоупотребить властью, превысить ее и т. п.[103]103
  Трайнин А. Н. Уголовное право. Часть Особенная. 2-е изд. М., 1927. С. 223.


[Закрыть]

Другого взгляда на данную проблему придерживался А. Р. Гюнтер. Он утверждал, что если какие-либо неясности в этом вопросе были возможны при старой редакции УК, то в редакции УК РСФСР 1926 г., где статьи о должностных преступлениях говорили не только о власти, но и о служебном положении, вряд ли есть основания для сомнений. «И вполне допустим случай, – отмечал он, – когда служащий кооператива парикмахеров или булочников проявит халатное отношение к возложенным на него по службе обязанностям, в результате чего для кооператива наступят вредные последствия, например, служащий такого кооператива поздно является на службу, вследствие чего образовываются очереди, вызывающие ропот публики, а кооператив, помимо подрыва доверия к кооперативной организации, терпит и непосредственный материальный от действия своего неисправного сотрудника ущерб. Или другой случай: приказчик булочного кооператива отпускает кому-либо из своих приятелей – вопреки существующим на этот счет прямым указаниям правления кооператива – товар в кредит; приятель этот уезжает, не покрыв своего долга кооперативу. В этом случае можно говорить о злоупотреблении приказчиком своим служебным положением либо о превышении им своих служебных полномочий; квалификация по той или иной статье зависит от общей обстановки совершенных деяний, но то, что перед нами деяние, которое может и должно быть квалифицировано по одной из статей о должностных (служебных) преступлениях, – это никакому сомнению не подлежит»[104]104
  Гюнтер А. Р. Указ. соч. С. 6–7.


[Закрыть].

Кроме различного вида кооперативов, артелей, товариществ и т. д., в годы проведения новой экономической политики существовали многочисленные акционерные общества с участием частного капитала. В связи с этим остро стояла проблема квалификации преступлений, совершаемых служащими таких организаций. Однозначного решения этого вопроса также не было.

По мнению А. А. Жижиленко, служащих смешанных обществ, как акционерных, так и товариществ с ограниченной ответственностью, являющихся формой участия государственного капитала, совместно с частным и кооперативным, следовало рассматривать как должностных лиц[105]105
  См.: Жижиленко А. А. Указ. соч. С. 8.


[Закрыть].

Иначе рассуждал А. Я. Эстрин. Он говорил, что в случаях, когда форма акционерного общества избирается для того, чтобы привлечь к организуемому предприятию частный капитал, «мы имеем перед собою уже не акционерную организацию чисто государственного характера, а смешанное акционерное общество, в руководящих органах которого некоторая часть персонала (по общему правилу меньшая часть, ибо обычно частным акционерам предоставляется менее 50 % акций) представляет не интересы советского государства, а интересы частных капиталистов-акционеров». Подобные организации, с точки зрения ученого, уже «не могут считаться организациями последовательно социалистического типа; они являются уже организациями государственно-капиталистического типа»[106]106
  Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть].

Он указывал, что, входя в руководящие органы акционерного общества на основании устава, который в данном случае фиксировал и определенные договорные обязательства между государством и частными акционерами, представители последних не перестают оставаться частными лицами и должностными лицами не становятся. Если нарушение ими своих служебных обязанностей в некоторых случаях могло явиться поводом для привлечения их к уголовной ответственности, то таковая, по мнению А. Я. Эстрина, должна была наступать на основании и в порядке ст. 131 УК РСФСР (ред. 1926 г.), предусмат ривающей неисполнение обязательств по договору, заключенному с государственным или общественным учреждением.

Лиц, представляющих в руководящих органах смешанного акционерного общества интересы государства, как держателей большей части акций, он предлагал относить к должностным, по смыслу примеч. 1 к ст. 109 УК (ред. 1926 г.). Что касается иных служащих такого акционерного общества, в том числе и членов его руководящих органов, то, по словам А. Я. Эстрина, «поскольку оно, не будучи уже организацией последовательно-социалистического типа, не должно вообще рассматриваться как одно из звеньев аппарата пролетарской диктатуры, эти служащие, хотя и не должны рассматриваться как должностные лица в смысле уголовной ответственности, могут быть в некоторых отдельных случаях приравнены к последним, в особенности же в случае растраты к ним может быть применена ст. 116 (ред.

1926 г.), а не ст. 168»[107]107
  Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 36–37.


[Закрыть]. Суд был вправе в этих случаях решать вопрос об ответственности в зависимости от характера и степени важности соответственной общественной организации и от особенностей совершенного ее сотрудником деяния[108]108
  Следует отметить, что УК РСФСР 1926 г. предусматривал применение закона по аналогии.


[Закрыть].

В разъяснении Пленума Верховного Суда РСФСР от 7 февраля 1927 г. по этому поводу говорилось: «Суд вправе, в случаях, когда обстоятельствами дела будет установлено, что лицо, вступившее в договорные отношения с государственными и общественными учреждениями и предприятиями, в осуществлении возложенных на него прав и обязанностей фактически было снабжено административными или иными функциями должностного лица… приравнивать данное лицо к должностным в смысле его ответственности за совершенные им преступления»[109]109
  Цит. по: Эстрин А. Я. Указ. соч. С. 37.


[Закрыть].

Вместе с тем А. Я. Эстрин выделял случаи, «когда в форму „акционерного общества“ облекается созданная пролетарской диктатурой чисто государственная организация, все акции которой по уставу ее находятся в руках государства или распределены между определенными государственными и кооперативными организациями СССР. Не подлежит сомнению, – пишет он, – что в случаях преступлений по службе работники такого „акционерного общества“ охватываются примеч. 1 к ст. 109 УК РСФСР (ред. 1926 г.) и несут уголовную ответственность наравне с государственными служащими»[110]110
  См.: Там же. Следует отметить, что криминалисты середины 20-х годов критически высказывались по поводу данного законодательного решения. В частности, авторы комментария к УК РСФСР 1926 г. писали о том, что совершенно непонятно, почему закон создает для должностных лиц профорганов двойственное положение. С одной стороны, они отмечены как должностные лица (в соответствии с примеч. 1 к ст. 109 УК), следовательно, уголовная ответственность этих лиц установлена за служебные преступления, с другой – эта ответственность поставлена в зависимость от существования соответствующего постановления профсоюза о привлечении виновного к уголовной ответственности (см.: УК РСФСР ред. 1926 г. / Комментарий под общ. ред. Е. Г. Ширвиндта. М.: НКВД, 1927. С. 228). Тем не менее данное положение действовало до принятия в 1960 г. нового УК РСФСР.


[Закрыть].

К должностным лицам государственного аппарата в соответствии с примеч. 2 к ст. 109 УК РСФСР (ред. 1926 г.) приравнивались также лица, выполняющие управленческие функции в профсоюзных организациях. За совершение служебных преступлений (растраты, взятки и т. д.) они отвечали по статьям преступлений по должности.

При этом А. Р. Гюнтер обращал внимание на следующую особенность: «Для этой категории лиц устанавливается по УК РСФСР особый порядок, напоминающий собою тот порядок, который известен под именем административной гарантии, согласно которому должностные лица могут быть привлекаемы к уголовной ответственности лишь в том случае, если согласие на такое привлечение дает администрация виновного»[111]111
  Гюнтер А. Р. Указ. соч. С. 5.


[Закрыть]. Во всех остальных случаях служащие профессиональных союзов рассматривались как частные граждане.

В данных установлениях усматривается некий аналог принципа диспозитивности, закрепленного в примеч. 2 к ст. 201 («Злоупотребление полномочиями») УК РФ 1996 г. и положений примеч. 3 к указанной норме[112]112
  См., напр.: Изосимов С. В. Российское уголовное законодательство конца XIX – начала XX в.: преступления служащих коммерческих и иных организаций: Учеб. пособие. Н. Новгород: Изд-во Волго-Вятской академии государственной службы, 2004. С. 39; Шнитенков А. В. Ответственность за преступления против интересов государственной службы и интересов службы в коммерческих и иных организациях. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2006. С. 52; Гришин Д. А. Проблемы квалификации преступлений против интересов службы в коммерческих и иных организациях / Под науч. ред. проф. С. Н. Сабанина. Екатеринбург: Изд-во Уральского юридического института МВД России, 2007. С. 16; и др.


[Закрыть].

Таким образом, все вышеперечисленные категории служащих кооперативных организаций, артелей, профессиональных союзов и т. д. по советскому уголовному праву периода 20–30-х годов признавались должностными лицами, несущими уголовную ответственность наравне с государственными служащими.

К ним приравнивались также все категории служащих на государственных предприятиях, в учреждениях, организациях независимо от того, обладали они какими-либо управленческими, организационно-распорядительными, административно-хозяйственными функциями или исполняли обязанности технического персонала. В связи с этим М. Кожевников и Н. Лаговиер поясняли: «…когда говорят о должностных преступлениях, то имеются в виду преступления со стороны служащих не частных лиц и учреждений, а государственных предприятий или учреждений (безразлично, центральных или местных) и тех общественных организаций, которые выполняют задачи общего государственного значения».

Что касается служащих у частных лиц и работников негосударственных предприятий, то они по уголовному законодательству не относились к должностным лицам. Поэтому за нарушение своих обязанностей по отношению к частным лицам и учреждениям, в которых они состояли на службе, они не могли отвечать, как за преступления по должности. В то же время какого-либо особого охраняемого объекта общественно опасных деяний, совершаемых служащими указанных предприятий и организаций, ученые не выделяли, замечая, однако, что интересы частных лиц и учреждений, конечно, также защищаются в определенных рамках законом, но другими путями. «Если, например, служащий у какого-либо частного гражданина или в частном учреждении растратит или умышленно повредит, уничтожит вверенное ему хозяином имущество, он, конечно, будет отвечать за растрату, но не как за должностную растрату, а как за растрату обыкновенную»[113]113
  Гюнтер А. Р. Указ. соч. С. 43.


[Закрыть], – отмечали М. Кожевников и Н. Лаговиер.

Однако судебная практика и в этом случае шла иногда вразрез с законом и уголовно-правовой доктриной. Так, например, Пленум Верховного Суда РСФСР в своем разъяснении, опубликованном в «Судебной практике РСФСР», указывал, что «капитаны частновладельческих судов, обслуживающих нужды речного и морского транспорта, отвечают за халатное и небрежное отношение к своим обязанностям, повлекшее за собой аварии судов, наравне с должностными лицами»[114]114
  Судебная практика РСФСР. 1927. № 17.


[Закрыть].

Таким образом, мы еще раз убеждаемся в том, что проблема квалификации злоупотреблений по службе, совершаемых лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных структурных образованиях (не являющихся государственными), стояла в рассматриваемый период времени так же остро, как и сейчас. Разнообразны были и подходы к решению данных вопросов.

В дальнейшем свертывание нэпа, ликвидация частных предприятий, акционерных обществ, предприятий со смешанным капиталом, «огосударствление» кооперации, профсоюзов, других общественных организаций привели к тому, что дискуссии, о которых говорилось выше, оказались беспредметными.

В научных спорах 30–40-х и последующих годов вплоть до недавнего времени, в работах ученых-криминалистов, в материалах судебной практики обсуждался лишь круг полномочий работников государственных и общественных предприятий, учреждений и организаций, достаточный для отнесения их к числу должностных лиц. Дискутировались также проблемы, связанные с признанием должностными лицами тех или иных категорий работников (врачи, преподаватели, работники торговли, экспедиторы, заготовители и др.).

Крайнюю точку зрения при этом высказывал Б. С. Утевский, полагавший возможным признавать должностными лицами практически всех рабочих и колхозников. Это обосновывалось соображениями «принципиально-политического характера» о стирании граней между трудом умственным и физическим, о принципиальном отличии советского государственного аппарата от буржуазного и т. п.[115]115
  См.: Утевский Б. С. Указ. соч. С. 379–394.


[Закрыть]

В республиканских УК, принятых в период с 1959 по 1962 г., в определениях должностного лица как субъекта должностных преступлений уже без всяких оговорок указывалось, что таковым является, в частности, лицо, занимающее в любом государственном или общественном предприятии, учреждении, организации должность, связанную с выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей.

Переход государства к строго централизованной системе управления народным хозяйством с государственной собственностью потребовал иного регулирования ответственности не только за должностные, но и за хозяйственные преступления.

Закон установил ответственность за частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество (ст. 153 УК РСФСР 1960 г.)[116]116
  См.: Курс уголовного права. Особенная часть. Т. 4. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. С. 136.


[Закрыть]. При этом под частнопредпринимательской деятельностью, влекущей уголовную ответственность, понималась такая деятельность в целях извлечения наживы, которая осуществлялась с использованием либо под прикрытием государственных, кооперативных или иных общественных форм[117]117
  См.: постановление Пленума Верховного Суда СССР от 25 июня 1976 г. № 7 «О практике применения судами законодательства об ответственности за частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество» // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1976. № 4.


[Закрыть].

Уголовная ответственность за коммерческое посредничество могла наступать, когда оно осуществлялось частными лицами в виде промысла или в целях обогащения (ч. 2 ст. 153 УК 1960 г.). В связи с перестройкой в обществе и переходом государства к рыночным отношениям указанная статья была исключена из УК[118]118
  См.: Закон РСФСР от 5 декабря 1991 г. № 1982-1 // Ведомости съезда н/д и ВС РСФСР. 1991. № 52. Ст. 1867.


[Закрыть].

Дальнейшее реформирование основ российского общества потребовало пересмотра многих законодательных положений практически во всех отраслях права, в том числе и в уголовном праве. К числу положений, закрепленных в советском уголовном праве, которые нуждались в срочных преобразованиях, относилась и проблема определения понятия должностного лица.

В современных условиях развития общества и государства уже недопустимо считать работников аппарата всех промышленных и сельскохозяйственных предприятий и организаций, всех общественных объединений граждан должностными лицами, осуществляющими публично-правовые функции. Столь же очевидна и невозможность простого восстановления содержащегося в УК 1922 г. и УК 1926 г. законодательного определения должностных лиц как работников, занимающих должности в тех организациях или объединениях, помимо государственных, на которые законом возложены определенные обязанности, права и полномочия в осуществлении хозяйственных, административных, профсоюзных и других общегосударственных задач. Во-первых, потому, что если понимать «общегосударственные задачи» в самом широком смысле, то любое предприятие и любая организация так или иначе участвует в их осуществлении. А во-вторых, и это главное, законодательные определения 20-х годов, периода временного проведения и постепенного свертывания нэпа, основывались на совершенно другом идеологическом постулате и имели иную перспективную направленность. Изъятие некоторых предприятий и организаций из системы государственного управления, как указывалось выше, рассматривалось тогда как временное исключение[119]119
  См.: Волженкин Б. В. К вопросу о понятии должностного лица как субъекта должностных преступлений // Советское государство и право. 1991. № 11. С. 80.


[Закрыть].

Видимо, принимая новый Уголовный кодекс, вступивший в силу с 1 января 1997 г., законодатель исходил именно из таких соображений, в связи с чем в нем появились две главы: гл. 23, предусматривающая уголовную ответственность за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, и гл. 30, объединяющая нормы о преступлениях против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления. Однако законодательное разграничение этих двух групп преступлений отнюдь не означает прекращения дискуссий по данному вопросу. Проблема и сейчас стоит довольно остро, многообразны и пути ее решения.

Выводы

Во-первых, в рассматриваемый период времени законодатель отказался от самостоятельного состава, предусматривающего ответственность за злоупотребление полномочиями в коммерческих и некоммерческих организациях.

Во-вторых, центральным в понимании новых подходов в уголовной политике, проводившейся советским государством в годы нэпа в отношении наказуемости служащих коммерческих и иных организаций (в том числе выполняющих в них управленческие функции), является определение государственного аппарата, охватывающего деятельность органов, выполняющих не только функцию государственного управления и ряд иных социально значимых задач (образование, социальное обеспечение и т. д.), но и осуществляющих деятельность хозяйственного, социально-культурного характера, в условиях иного политического режима, реализующегося в сфере гражданского общества. Изъятие некоторых предприятий и организаций из системы государственного управления в 20–30-е годы XX в. рассматривалось как временное исключение, которое постепенно должно было быть изжито. Как правило, лица, выполняющие управленческие функции в коммерческих и иных организациях, признавались должностными лицами. Вместе с тем они также несли ответственность за некоторые виды хозяйственных преступлений.

В-третьих, свертывание нэпа привело к «огосударствлению» всех существующих в стране предприятий, учреждений и организаций. Злоупотребление полномочиями лицами, выполняющими в них организационно-распорядительные и административно-хо зяйственные функции, в УК РСФСР 1960 г. было отнесено к должностным преступлениям.