Текст книги "Смерть на Кикладах. Сборник детективов №6"

– Совершенно верно, – согласился Джеймс. – Но все начиналось совсем с других овощей: в Англии много столетий назад для «светильника Джека» использовали свеклу, в Шотландии и Ирландии – репу, картофель или турнепс. Другими словами, что выращивали к Самайну, то и использовали. А теперь давайте разберемся, кто такой Жадный Джек, ведь именно так его звали. Говорят, что давным-давно в Ирландии жил крайне неприятный человек. На всю округу он был известен как бессовестный вор, обманщик, пройдоха и пьяница, готовый обокрасть родных, соседей и пропить украденное тут же, сменяв его на пинту эля или бутылку виски. И настолько он стал знаменит своими пакостями и дурным характером, что в канун дня «Всех святых» сам дьявол решил проверить, так ли это: вправду ли Жадный Джек такой неисправимый грешник, как про него говорят, и забрать его душу в ад. И вот, подкараулив пьяного в стельку Джека по дороге в пивную, дьявол притворился умирающим стариком. Вместо того, чтобы оказать помощь бедолаге, Жадный Джек начал лихорадочно обшаривать его карманы в поисках поживы. Убедившись, что все услышанное про Джека – правда, дьявол сбросил личину и объявил мошеннику, что немедленно забирает его душу в преисподнюю, но тот взмолился: мол, путь неблизкий, а в горле пересохло, почему бы и не опрокинуть по пинте эля перед тем, как отправляться в дорогу? Только денег, мол, нет, но если Сатана превратится в серебряную монету, то, увидев ее, кабатчик обязательно нальет им по пинте, ведь в долг Жадному Джеку уже давно никто не верил. На том и порешили. Но стоило хитрому ирландцу получить серебряную монету, как он тотчас сунул ее в карман, где уже лежал серебряный крестик, украденный им у кого-то в деревне, и дьявол оказался в ловушке. Приближался «День всех святых», и черту пора была убираться восвояси. Поневоле пришлось договариваться с хитрым ирландцем. Только с одним условием отпустил его Джек: сатана не станет еще год забирать его душу в ад и чинить весь год ему козни.

– Как интересно, – сказала Катерина. – Не так уж и глуп, оказывается, был этот ваш пьянчужка. А что было через год? Черт снова пришел за ним?

– А как же! – подтвердил, улыбаясь Джеймс. – Много раз приходил за ним черт, но никак не мог сладить с хитрым ирландцем. То попросит его Джек сорвать для него яблоко с яблони, а сам из соли насыплет вокруг дерева непреодолимый барьер для нечистой силы, да еще и на самой яблоне вырежет крест, так что сатане и не спуститься на землю, то еще что-нибудь придумает. Устал с ним возиться сатана. Но пришел день, когда Жадный Джек все-таки умер. Говорят, что он решил украсть всю репу с участка своих родственников и пропить, но надорвался от жадности, пытаясь поднять тяжелый мешок, и его хватил апоплексический удар. Дьявол, помня все проказы Джека, не захотел пускать его в ад. А в рай, по понятным причинам, путь ему и так был заказан. «Куда же я пойду? – спросил Джек у сатаны. – Мне придется скитаться по ночам, в темноте. А я ничего не вижу!». Тогда дьявол кинул ему яркий негаснущий уголек и выгнал. От нечего делать пройдоха выдолбил репу покрупнее, положил туда уголек и пошел скитаться по земле, освещая себе дорогу этим светильником. С тех пор он так и бродит по ночам, став символом проклятых, грешных и неприкаянных душ.

– Ну что же, – кивнул головой генерал. – Вы все очень убедительно и красочно изложили, Джеймс. Браво! Тогда последний вопрос. А знаете ли вы, откуда пошла традиция выпрашивать сладости и другие угощения на Хэллоуин? У меня тут кое-кто, – генерал подмигнул близнецам, – намерен очень активно заняться этим в ближайшее время!

– Да! – опередив сестру, выкрикнул Микаель, – Сладость или гадость!1717
  Trick or treat – трюк или угощение, традиционная формула с которой наряженные дети на Хэллоуин обходят соседние дома и получают конфеты – прим. автора


[Закрыть] Мы с сестрой за ночь соберем все конфеты и печенье!

За столом снова рассмеялись.

– Все, все?! – ужаснулась Тереза. – Не лопнете?

Близнецы так отчаянно замотали головами, что, казалось, еще чуть-чуть – и те оторвутся.

– Да, да, – весело ответил Джеймс Бэрроу, отвечая на вопрос генерала. – Это замечательная английская традиция, мне ли ее не знать! Все дело в Чистилище. Знаете, что это такое? – обратился он к сидящей напротив молодежи. – О, это ужасное место, друзья мои! Церковь объясняла пастве, что после смерти душа человека имеет шанс очиститься от неискупленных при жизни грехов и отправиться в Рай. Но только при одном условии: если за душу будут искренне и усердно молиться. Тогда душа покинет Чистилище – промежуточную станцию – и устремится в небеса.

– Но что же получается? – недоуменно спросил Костас. – Получается простая арифметика: чем больше молитв за усопшего прозвучит, тем больше у него шансов на райское блаженство? Так что ли?

– Именно! Поэтому в Англии и Ирландии возникла традиция отмаливания душ усопших за вознаграждение: дети бедняков в «День всех святых» ходили по домам и выпрашивали так называемые «духовные пирожные», обещая взамен молиться за души умерших родственников. А хозяйки пекли пряные кексы с изюмом и раздавали детворе. Вот такая история! Лекция окончена, благодарю за внимание!

За столом дружно захлопали в ладоши. Археолог горделиво раскланялся и сел на свое место.

В ожидании чая и десерта беседа за столом потекла живо и непринужденно.

– А у нас будут кексы с изюмом? – поинтересовалась Катерина, сидевшая напротив Петроса. – Я обожаю кексы с изюмом!

– А я с ромом! – поддержал невесту Костас. – Кто еще хочет кексов? Петрос, что молчишь, как насчет кексов?

– Обязательно, – ответил Петрос, загадочно улыбаясь и разворачивая лист, на котором были какие-то записи. – И не только с изюмом и ромом. И не только кексы. И страшные, и грустные, и веселые, и зловещие, – всякие будут! У меня здесь список печенья, пирожных и кексов – двенадцать позиций! Вы такого никогда не пробовали!

– Ого! – искренне восхитился Костас.

– Мы еще накануне вкратце обсудили с Петросом варианты выпечки, – пояснила всем Софья, забирая у повара лист с перечнем пирожных. – Это будет один из конкурсов – таверна же рядом! Разобьемся на команды по два-три человека. Все будем печь сами, с разной начинкой, том числе обязательно будут и «счастливые кексы»! Это очень весело, вот увидите!

– О, я знаю, я знаю! – захлопала в ладоши Лили. – Это как у нас в Ирландии к Хэллоуину пекут такой праздничный хлеб – бармбрэк! Это тоже очень давняя традиция. Мне моя бабушка пекла его, как раз когда я гостила у нее в Колрейне. Это скорее тоже кекс, а не хлеб, конечно. Его пекут из сладкого дрожжевого теста, добавляют ром, лесные орехи, изюм или виноград, апельсиновую цедру, – если нужно, я найду правильный рецепт!

– Отличная идея! – обрадовалась Софья. – Раз уж Самайн-Хэллоуин по происхождению ирландец, давайте проявим уважение к его родословной и испечем классический ирландский бармбрэк! Петрос, внеси его в список, пожалуйста. Лили тебе поможет с поисками рецепта.

Петрос в знак согласия кивнул головой, дополняя свои записи еще одной строкой.

– Кстати, – продолжила вспоминать Лили, – раньше внутрь еще прятали горох, деревянную щепку, кусок ткани, монету и кольцо. Считалось, что попавшийся предмет предсказывал будущее: горох – не ждать скорой свадьбы, щепка – неприятности в семейной жизни, кусок ткани – бедность, монета – богатство, кольцо – скорую свадьбу. Кажется, так… У нас до сих пор на Хэллоуин продаются бармбрэки с игрушечными колечками внутри, девчонки очень любят эти хлебцы! Их едят с медом, сливочным маслом и молоком. Или подают как тосты, обжаренными, к чаю. Очень вкусно!

– Оно и понятно, – хмыкнул Костас, пожимая плечами. – Сладкоежки! Да и девчонки везде одинаковы: бармбрэком не корми – дай скорее замуж выскочить!

– Ох, договоришься сейчас! – беззлобно пригрозила ему Катерина. И без перехода поинтересовалась: – София, а мы гадать будем? Моя русская бабушка мне такие интересные показывала способы гадать на суженого!

– Ну вот, начинается!.. – недовольно протянул Костас. – Тебе-то чего на суженого гадать? Что еще за новости?

– Вдруг поссоримся, – парировала Катерина, – должна же я знать свое будущее! А потом – это весело!

– Я знаю о способе гадания с помощью кожуры, – сказала Лили. – Шотландские девушки срезали кожуру с яблок, стараясь сделать её как можно длиннее, и кидали через плечо. При этом надо было закрыть глаза, кажется… Считалось, что упавшая кожура принимала вид первой буквы фамилии суженого! У меня была в колледже подружка, родом из Эдинбурга. Помню, как она это делала. Вся комната вечно была в кожуре!

– И как, успешно? – улыбаясь, спросил Димитрос. – А то жаль, если столько усилий – и впустую!

– Не говоря уже о яблоках, – пробормотал Костас. – Только бы продукты зазря переводить…

– Не знаю, – рассмеялась Лили. – Каждый раз выпадали разные варианты. По-моему, она так и не вышла замуж. Видимо, никак не могла определиться с выбором!

– То-то и оно, – буркнул Костас, косясь на невесту. – Тем, чувствую, все и кончится…

– Да ладно тебе, Костас, не дуйся! Это же просто игра! – вступила в разговор Мария Аманатиди. – А я знаю еще один способ. Молодые девушки должны были в тёмном доме подняться по лестнице спиной вперёд и потом провести свечой перед зеркалом. После этого в зеркале якобы должно было показаться лицо будущего мужа, но девушка могла увидеть в зеркале и череп – это означало, что она умрёт, так и не выйдя замуж.

– Жуть какая! – поежилась Лили. – Мария, даже боюсь себе такое представить! Думаю, если я увижу в зеркале череп, то лишусь сознания моментально!..

Поймав красноречивый взгляд Марии, Джеймс тотчас неловко обнял жену за плечи, чтобы приободрить ее.

– Не надо ничего бояться, – успокаивающе произнес он. – Это всего лишь выдумки и суеверия. Дорогая! Выше голову! Ты же жена английского ученого! Это все придумано в далеком прошлом для невежественных и малообразованных людей. Но мы-то все прекрасно знаем, что никакой нечистой силы в природе не существует, следовательно, – и бояться нечего!

– Не знаю, не знаю… Говорят, что на Хэллоуин часто происходят страшные вещи, – оглядываясь на Манна, зловещим шепотом произнес Костас. – Я читал, что в Америке, например, это время обожают разные убийцы и маньяки. Будто даже специально ждут этого дня, чтобы совершить преступление пострашнее и покровавее! А что, – развел он руками, – ночь, все в масках! Идеальное время для убийства!

– Фильмов ужасов ты насмотрелся! – с негодованием парировала Катерина, наблюдая, как после слов парня лицо Лили из бледного стало нежно-зеленым. – Вот балбес! Нечего нас пугать! Сколько раз я тебе говорила: не смотри всякую чепуху! Глупость все это и выдумки!

– В самом деле, Костас, – осуждающе покачал головой Димитрос. – Не морочь девчонкам голову. Ну что ты выдумываешь?

– Да не чепуха это, не чепуха! И не выдумки! – отбивался Костас. – Вот давайте спросим у генерала, он-то наверняка в курсе! Вот увидите, что все так и есть! Господин Манн! Господин Манн!

Все немедленно развернулись в сторону генерала, спокойно пившего чай из большой именной кружки, которую для него специально завели в таверне. Содержимого обычных чайных чашек генералу хватало всего на один глоток. Заметив это однажды, управляющая лично закупила три больших литровых кружки с крышками из белой обожженной глины в местной мастерской керамики. Традиционные дельфины, парящие над морской гладью, украшали посуду. Манну кружки приглянулись: любитель почаевничать, он сам заваривал в них напиток покрепче, добавляя к обычному чаю местные душистые травы. Все три кружки Софья собственноручно подписала словом «Манн», строго-настрого запретив официантам выдавать их кому-либо, кроме самого генерала. Одну кружку для него держали на кухне в гостиной на хозяйской половине, одну – на верхней террасе «Афродиты», а третья хранилась в таверне. Генерал был очень доволен. Вот и сейчас он сидел, жмурясь после сытного обеда и с наслаждением потягивая чай.

Услышав свою фамилию, Виктор открыл глаза.

– Да, молодой человек, – отозвался он. – Чем могу быть вам полезен?

– Господин генерал, я говорю, что Хэллоуин обожают разные преступники и маньяки, даже серийные убийцы, – немного волнуясь, пояснил Костас. – Я читал, что в Америке даже подкладывали иголки в печеные яблоки, а в конфеты для детей – яд. А еще во время маскарада бывают и убийства, и похищения! Вы же полицейский, вы наверняка знаете, так это или нет! А то меня здесь обвиняют, что я все выдумал.

– Видите ли, юноша, – ответил Манн, быстро оценив ситуацию и старательно подбирая слова. – Да, во время Хэллоуина время от времени действительно происходят серьезные преступления. Но, во-первых, за всю историю праздника в двадцатом веке их было не больше десятка. Это не так много, согласитесь! Во-вторых, подавляющее большинство таких случаев зафиксировано именно в Америке, тут вы совершенно правы. Почему? Сложно сказать. Давайте учитывать население страны: триста двадцать миллионов человек – это много. Десяток сумасшедших всегда найдется. В-третьих, почти все преступления были раскрыты полицией по горячим следам, виновники задержаны и понесли наказание, после чего уже много лет даже в Америке ничего не происходило. Из чего я делаю вывод, что при должном соблюдении правил безопасности нам всем совершенно нечего опасаться, Лили. Мы здесь все свои, Греция – не Америка, а Наксос – вовсе и того меньше. К тому же на нашем празднике будет присутствовать и полиция острова в полном составе. Нет никаких причин для беспокойства.

– А я читал, – упрямился Костас, – что во время одного из Хэллоуинов от отравленных конфет погибли больше двадцати детей, и преступника до сих пор не нашли! Как не нашли и тех, кто втыкал иголки в печеные яблоки, покрытые глазурью!

– Надо быть совсем больным человеком, чтобы попытаться отравить детей таким образом! – взволнованно покачала головой Тереза. – Неужели и правда не нашли?

– Полиция не всегда способна раскрыть преступление, – развел руками Манн, – особенно, если оно совершено с особой жестокостью и коварством. Но повторюсь: вся еда, приготовленная на кухне Петроса, совершенно безопасна. Не так ли, Петрос, друг мой? – повернулся он к повару, уже давно и внимательно слушавшему разговор.

– Я гарантирую! – уверенно ответил повар. – Хотел бы я посмотреть на того, кто попытается отравить мою еду на моей же кухне! Голыми руками в бараний рог согну! Не волнуйтесь, друзья: всю еду перед подачей на стол я пробую лично. Если я жив, – неловко пошутил он, – значит все в порядке!

Вскоре чаепитие закончилось, и слово взял Смолев.

– Друзья, спасибо, что согласились принять участие в предстоящем празднике, – встав со своего места, произнес Алекс. – Теперь нам необходимо распределить роли и обязанности. Честно скажу, по деталям я еще сам ничего не знаю, всем занималась Софья. Давайте послушаем ее предложения, обсудим их и начнем уже подготовку к Хэллоуину!

Под одобрительные возгласы и аплодисменты управляющая встала со своего места, раскрыла записную книжку и по порядку стала зачитывать из нее ключевые моменты, требующие обсуждения:

– Итак, на повестке дня следующие пункты: организация площадки под праздничный шатер и установка палатки; подготовка тыкв и расстановка «светильников Джека» на поляне, по дороге к шатру и в самом шатре; организация питания для всех участников праздника, продажи сувениров и праздничной выпечки для посетителей; развлекательная программа: конкурсы и викторины на тему Хэллоуина, гадания и раздача «счастливых кексов», фотосессия, музыкальная программа и танцы. Это основные задачи, друзья, – сказала Софья под одобрительный гул голосов. – Сейчас мы с вами будем по порядку разбирать каждый пункт и договоримся, кто и что делает. Если кто-то хочет поучаствовать, говорите, я сразу вас впишу! Кстати, мы всем раздавали список карнавальных костюмов, не забудьте мне в конце сдать с пометками. Обещаю, что мы не будем разглашать, кто и что выбрал, это будет сюрприз. Итак, пункт первый: праздничный шатер…

В этот момент негромко стукнула входная дверь, и хрипло звякнул дверной колокольчик. Кто-то вошел в таверну. Смолев повернулся и увидел Теодороса Антонидиса. Вид у старшего инспектора был совершенно истерзанный: мятый костюм, отекшее лицо, синие круги под глазами. Руки его дрожали, он то сжимал кулаки, то разжимал, видимо, пытаясь успокоиться, но это ему плохо удавалось. Вернее, не удавалось вовсе. Алекс встал и сделал знак Манну, – тот тотчас поднялся вслед за ним.

– Рыжая, – негромко сказал Смолев Софье по-русски, проходя мимо нее, – я отлучусь по важным делам. Вы тут разбирайтесь, потом доложишь. Все, что нужно от нас с генералом, мы сделаем. Будем на вилле, у меня в кабинете.

Софья кивнула и продолжила рассказывать оставшимся за столом о том, как именно она хотела бы установить палатку на поляне.

Манн и Смолев подошли к Антонидису, замершему у порога.

– Ну и вид у вас, старший инспектор, – мягко, но неодобрительно заметил генерал. – Словно вы только что с поминок или спросонья… Или и то, и другое. Что-то случилось? Надеюсь, вы никого не убили?

– Что? Я? – сбивчиво отреагировал старший инспектор, смущенно потирая мятую щеку. – Н-нет. Но, чувствую, что еще немного – и я это сделаю! Мне крайне необходимо переговорить с вами обоими и как можно скорее!

Смолев понимающе кивнул.

– Не здесь, – ответил он, оглядываясь на стол, за которым шло оживленное обсуждение. – Идемте на виллу, в мой кабинет.

Спустившись по ступеням, они заметили двух молодых и привлекательных девушек, стоявших рядом с квадроциклом, на котором, судя по всему, они и подъехали к таверне. Подруги о чем-то оживленно говорили между собой. Когда мужчины спустились по ступенькам, одна из них неожиданно обратилась к ним с вопросом:

– Извините, вы не подскажете, а Павлос сегодня работает? Можно его увидеть?

– Работает, – ответил за всех Смолев. – Думаю, скоро освободится. Подождите немного.

И уже отойдя на значительное расстояние, Алекс снова обернулся: девушки все так же ждали у квадроцикла. Смолев нахмурился. Отчего-то фраза, сказанная барменом, никак не выходила у него из головы: «Чем больше женщин – тем больше проблем!».

Часть десятая

Мне, признаться, более всех нравится полицеймейстер. Какой-то этакой характер прямой, открытый; в лице видно что-то простосердечное…

Н. В. Гоголь, «Мертвые души»

Доложив Манну и Смолеву об утреннем визите столичного ревизора, Теодорос Антонидис сел на краешек стула и, сложив руки на коленях, расстроенно смолк. Про то, что он, выйдя из полицейского участка, пошел прямиком в ближайший бар, где провел несколько часов, заливая горе с помощью бутылки ракомело, а затем, отправившись зачем-то к морю и на полпути обессилев, отсыпался прямо на скамейке в городском саду, он умолчал. Хвастаться было нечем. Очнувшись и наскоро приведя свой внешний вид в порядок, старший инспектор обнаружил пропажу мобильного телефона. Хорошо хоть револьвер он убрал в сейф перед уходом. Мучительно перебрав в трещавшей голове варианты своих дальнейших действий, он решил пойти в таверну, где надеялся или застать Смолева, или позвонить ему, воспользовавшись аппаратом в баре. Это решение оказалось верным: он застал сразу обоих.

А сейчас, опустошенный после утренней вспышки несвойственной ему ярости и стыдясь проявленной слабости, непростительной для блюстителя закона, испытывая тошноту и легкое головокружение, к которым очень скоро присоединилась еще и наждачная сухость во рту, Антонидис чувствовал себя совершенно разбитым, виноватым и несчастным. Позор! – страдальчески думал он. Вся жизнь под откос!

Но надо взять себя в руки и обсудить очень важный вопрос, ради которого он и пришел.

– М-да, – протянул генерал, покачав головой. – Да вы, старший инспектор, просто какой-то «Грязный Гарри»! Чуть что – сразу за револьвер! Не могли сдержаться? Плохо! Теперь саботаж, нарушение субординации, угрозу оружием старшему по должности могут пришить, к оракулу не ходи. Хотя, с другой стороны… Вы нам точно все рассказали? Именно так все и было? В такой последовательности?

Старший инспектор молча и виновато закивал. Потом тяжело и прерывисто вздохнул, всем своим видом демонстрируя полное раскаяние.

– М-да, – пристукнув пальцами по поверхности журнального столика, повторил генерал и откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. – Ну, если именно так, может быть, и не все потеряно… Этот ваш ревизор – официальное лицо. И был обязан вам представиться по всей форме и предъявить документы. А не начинать хамить с порога, открывая дверь ногой. Не к себе в нужник зашел, понимаешь… Здесь, безусловно, у него явный прокол. Зарвался голубчик, зарвался… Но это еще надо доказать. Свидетелей вашего разговора нет. Судя по всему, мерзавец еще тот и соврет – недорого возьмет. И чего он так к вам прицепился?

Старший инспектор растерянно пожал плечами, с тоской посмотрев на большой чайник, стоявший на столе: сухость во рту была невыносимая, но признаться в этом генералу было совершенно невозможно. Но и думать о чем-то другом бедолага инспектор был уже не в состоянии. Манн заметил его страдальческий взгляд и едва заметно покачал головой.

– Мутная какая-то история. Ладно, выпейте пока чаю, – великодушно не задавая никаких вопросов, произнес он и развернулся к Смолеву. – Что ты по поводу всего этого думаешь, Саша?

– Думаю, что вежливость в ответ на хамство не спасла бы старшего инспектора, – ответил Смолев. – Вы еще не знаете… Но ваш столичный визави, Теодорос, сегодня обедал «У Ирини и Георгиоса». Из услышанного мною телефонного разговора я делаю вывод, что ревизор с самого начала собирался уволить главу местной криминальной полиции. И это никак не связано лично с вами. Так что можете выдохнуть, Теодорос. Как минимум, не мучиться совестью. Тут налицо заговор или афера, я еще не разобрался, но вашей вины точно нет.

– О как! Интересно девки пляшут!.. – встрепенувшись, произнес по-русски свою любимую присказку генерал. – Кстати, а как фамилия этого типа? Антонидис, – снова перейдя на английский, поинтересовался Манн. – Вы хоть выяснили, как зовут вашего проверяющего, прежде чем попытались его пристрелить?

– Гектор, гмм, – поперхнулся чаем старший инспектор, откашлялся и повторил уже окрепшим голосом, – Гектор Грамматикопуло. Он из новой команды, раньше в полиции не служил. В прошлом, со слов моего афинского коллеги, работал ревизором-аудитором в банке. Я с ним не знаком. Вернее, – смутился он, – раньше никогда не был знаком… Теперь-то уж само собой… Мне назвали его фамилию пару дней назад, но я не сказал вам, так как был не уверен, что приедет именно он.

Настала очередь удивляться Смолеву. Сидя за столом, он поднял голову и непонимающе воззрился на главу криминальной полиции.

– Как, как его зовут?! Гектор Грамматикопуло? Второй раз за день слышу эту странную фамилию… Постойте! Именно он забронировал и оплатил три номера на вилле на ближайшую неделю! Вот у меня в заявке, – пожалуйста: «Гектор Грамматикопуло, Афины. Номера девятый, десятый, одиннадцатый». Точно он!

– А зачем ему сразу три номера? – в свою очередь недоуменно откликнулся Манн. – Он что, будет жить в них по очереди? Или с ним на остров прибыл кто-то еще? Это скорее похоже на правду. Как минимум, еще двое, а то и больше. Ясно, собирает команду или готовит встречу. Хоть тут повезло! Будет у нас под самым носом, нам же еще и проще… Погодите горевать, старший инспектор: эта партия еще не проиграна! Прижучим еще этого прохвоста! Фамилии жильцов нам известны, Саша?

– То-то и оно! – отрицательно покачал головой Алекс. – Понятия не имеем. Ни кто будет жить, ни когда прибудут, – ничего не знаем. Катерина пыталась с ним неоднократно связаться, но он не отвечал на ее звонки. Я решил, что если ясности до завтра не будет, мы аннулируем бронь, удержав штраф за первые сутки.

– Погоди, погоди, Саша, не горячись, – предупреждающе поднял руку Виктор. – Тут, судя по всему, затевается какая-то игра… Как ты сказал? Афера? Очень может быть. Давайте пойдем по порядку. Что дословно ты услышал в таверне?

Смолев, сосредоточиваясь, прикрыл глаза и ровным голосом повторил слово в слово услышанные слова, даже стараясь передать интонации. Сперва по-итальянски, а потом и перевел на английский.

– У меня все по плану, еще пара дней и я уволю этого идиота – местного инспектора. Он нам не помешает. Действуем по старой схеме. Продолжайте заниматься тем, чем занимаетесь. Все должно быть готово к сроку. Не подведите меня! Вы знаете, чем это вам грозит! Сделка назначена на вторник следующей недели. Повторяю, действуем строго по плану. Искать меня не нужно, я вас сам найду.

– У всех полиглотов такая память? – искренне восхитился Манн, когда Смолев закончил. – Отличный профессиональный навык, Саша. Ну что, ситуация стала немного яснее. Похоже, что эту, как ты правильно заметил, аферу они проворачивают не впервые, и схема уже отлажена. Во-вторых, ясно, что на острове есть его подельники, старший инспектор. И наша задача – выяснить, кто они такие и чем они здесь заняты. Возьмите это на себя. В-третьих, через четыре дня у нашего ревизора назначена сделка. Вопрос: что за сделка, с кем, где, по поводу чего? Ответов нет. Кроме одного: «где». Ну что молчишь, разведка?

– Вот с-сукин сын! – догадавшись, ответил Смолев. – Похоже, ты прав. Он решил у меня на вилле свои темные делишки провернуть? В самом деле, номера девятый, десятый, одиннадцатый расположены на малой галерее. Туда, кроме персонала, никто из других жильцов не ходит. Номера рядом, один за другим. Очень удобная схема для сделки. Две стороны занимают крайние номера, а в среднем происходит непосредственно заключение контракта и, возможно, обмен.

– То-то и оно! – прихлопнул широкой ладонью по журнальному столику генерал. – Наша задача выяснить, о чем идет речь, и взять эту шайку-лейку с поличным. Так что не переживайте, старший инспектор! Еще ничего не потеряно!

Старший инспектор, выпив одну за другой две большие кружки зеленого чая, ожил на глазах. Вспомнив о чем-то важном и набравшись смелости, он снова обратился к генералу.

– Я, собственно, не за себя… Гмм… Вернее, не только за себя, – сказал он, неловко хлопая себя по карманам. – Тут, собственно, дело вот в чем… – Он достал наконец из внутреннего кармана пиджака мятый лист, положил его на журнальный столик и смущенно разгладил ладонями. – Я вот захватил с собой… Это список претензий со стороны департамента полиции, насколько я теперь понимаю, составленный Грамматикопуло. Я внимательно изучил его в ночь накануне, и у меня сложилось впечатление, что это не просто перечень претензий, а хорошо продуманная и спланированная провокация. А после его визита я в этот попросту уверен! Вот, прошу вас, господин генерал! – сказал он, пододвигая лист к Манну. – Убедитесь сами! Здесь поименованы все дела, которые мы раскрыли совместно с Интерполом за последние полгода. Точнее говоря, – покраснев под пристальным взглядом генерала, поправился он, – раскрыл Интерпол с нашим участием… Таким образом, все наши совместные успехи не только пытаются полностью обесценить, но и обвинить руководство Интерпола в превышении полномочий. Здесь целый раздел этому посвящен, видите? «Факты грубейших нарушений новых процедур взаимодействия между Национальным Бюро и уголовной полицией при осуществлении совместных операций на острове Наксос». Когда пришел этот Грамматикопуло, я как раз отвечал на вопросы из этого раздела… Перед уходом из офиса я сделал еще пару звонков в Департамент и выяснил, что Грамматикопуло затребовал материалы всех расследований на проверку, изучил их и подал рапорт директору Департамента.

– Что в рапорте? – безмятежно поинтересовался Манн. – Вы выяснили у коллег?

Внешне генерал сохранял полное спокойствие. Но хорошо знавший его Смолев по вздувшимся на шее венам и заигравшим желвакам безошибочно определил: Виктор был в ярости.

– Разумеется, – кивнул старший инспектор, доставая платок и утирая пот со лба. – Собственно, именно поэтому я и пришел… В рапорте указано, минуточку… Я тут вот записал, на оборотной стороне, чтобы быть точным и ничего не перепутать… – Он перевернул лист и прочел: – «Генерал Манн при постановке задач местным силам правопорядка грубо пренебрегал установленными министерством внутренних дел согласовательными процедурами, игнорируя новое руководство полицейского Департамента в Афинах, нарушал инструкции и, преступно превышая полномочия, необоснованно подвергал опасности жизнь сотрудников местных правоохранительных органов». Ну и дальше в том же духе, – закончил старший инспектор и добавил: – Мне очень жаль, господин генерал. Если мое мнение потребуется, я изложу факты письменно и дам самую правдивую оценку! И мне совсем неважно, насколько мое мнение разойдется с мнением главы Департамента!

– Я в вас не сомневаюсь, Теодорос, – мягко сказал Манн, пододвигая к себе снова исписанный лист. – Ни в вас, ни в вашей честности. Если разрешите, я заберу эту бумагу, она мне может пригодиться…

В разговоре возникла небольшая пауза. Старший инспектор снова завозился с чайником, пока генерал перечитывал его заметки. Смолев встал и подошел к балконной двери, задумчиво глядя на улицу сквозь большое стекло. Одинокие парочки прогуливались по променаду. У дверей ближайшего бара, подпирая беленую стенку, скучающе курил официант. Алекс оглянулся: настенные часы показывали половину пятого. Повернувшись к Манну, он сказал по-русски вполголоса:

– А вот сдается мне, Витя, что роют-то не под нашего друга, а под тебя. Что скажешь?

– Да знаю я, знаю… Чуть позже расскажу, – хладнокровно кивнув, ответил Манн, убирая лист во внутренний карман пиджака.

– А бумажка-то тебе зачем? Ты, вроде, как и я, на память пока не жалуешься, – с недоумением поинтересовался Смолев.

– Автору скормлю. При оказии, – кровожадно ответил генерал и, перейдя снова на английский, добавил, обращаясь к Антонидису. – Вот что, старший инспектор. Мы с вами теперь в одной лодке. Как сказал в свое время Метаксас: «Итак, это война!». Нам нужно сделать следующее…

В этот момент в дверь кабинета постучали.

– Войдите! – произнес Смолев.

Дверь медленно приоткрылась, и Алекс увидел сержанта Дусманиса. Было такое ощущение, что отдавать честь сержант начал еще в коридоре, стоя перед закрытой дверью. Увидев своего непосредственного начальника живым и невредимым в компании Смолева и генерала, сержант одновременно и вытянулся в струнку, и с облегчением выдохнул. На фоне рослой фигуры сержанта невысокая Артеми казалась еще миниатюрнее.

– Прошу прощения, господин Смолев, – смущенно сказала она откуда-то из-под локтя Дусманиса, фигура которого заняла весь дверной проем. – Но он так спешил, что не стал ждать, пока я вам позвоню с ресепшн. Крикнул, что дело важное – и бежать! Простите, если мы вас побеспокоили.