Текст книги "Донская история. Проблемы. Факты. Суждения"

В знак протеста против политики и состава Донбюро Френкель попросился на фронт, где он вскоре стал начальником политотделов ряда стрелковых дивизий. Уход Френкеля ослабил Донбюро, но, с другой стороны, громкое заявление его секретаря, подкрепленное решительным хлопком двери, безусловно, обратило на себя внимание партийного руководства в Москве. Доноблревком предложил учесть традиции казачества обособленности своей жизни, вплоть даже до воссоздания прежней автономии и создания местного казачьего правительства, что позволит не провоцировать прямолинейными директивами мятежи, а разрушать старый казачий быт руками самих же казаков. С. И. Сырцов сообщал о просчетах Донбюро на Дону и предлагал перестроить политический центр, выделив особую группу для работы в тылу врага. В конце концов, в сентябре 1919 г. Донбюро было ликвидировано и создан Донской комитет РКП(б), при котором была сохранена коллегия по подпольной работе в составе П. Блохина, И. Иконникова и И. Ченцова.

Наконец, очень важно понимать, что массовидный террор был характерен для всех гражданских войн, и война в России не была исключением. Причем с обеих сторон имели место не только уничтожение противника, но и расстрелы пленных и представителей населения, подозреваемого в помощи противнику. Многие белоказаки сами активно участвовали в гражданской войне и белом терроре, используя в полном объеме все свои высококвалифицированные воинские умения и навыки. Широко известен жестокий рейд по тылам Красной армии белоказаков Мамонтова, вошедший в историю как акт самого массового террора и грабежа по отношению к местному населению. Под Азовом казаки создали полноценный концлагерь для красноармейцев. Белые части проводили дебольшевизацию Юга России жестоким образом, но, конечно, нельзя выделять белоказаков из рядов Вооруженных сил Юга России. Деникинский «Осваг» как главная информационно-пропагандистская структура в системе Вооруженных сил Юга России принимал программные документы, призывавшие к ликвидации в «новой России, освобожденной от большевизма», всех красноармейцев, членов партии, депутатов Советов всех уровней, их семей, всех причастных к коммунистической деятельности. Не трудно понять и оценить характер и масштабы планировавшихся истребительных репрессий. Но в повседневной практике политика массового белого террора проводилась без направляющих и регулирующих циркуляров и резолюций, в отличие от большевиков, которые бюрократически формализовали красный террор. В целом директива террористического расказачивания была «ошибкой, которая хуже преступления», грубым политическим просчетом большевизма, за который пришлось дорого заплатить.

На основании полученной директивы из Москвы местные партийно-советские и военные органы разрабатывали конкретные указания и планы действий по ее претворению в жизнь. 5.02.1919 РВС Южного фронта издал приказ о создании полковых революционных трибуналов. В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предложило провести следующее: 1. Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, исправить как заложников в районный революционный трибунал (уличенные согласно директивам ЦК должны быть расстреляны); 2. При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что в случае обнаружения по истечении указанного срока какого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников; 3. В состав ревкомов ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, не коммунисты…; 4. Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех сбежавших казаков /то же относится и к кулакам/ и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания» [7]. Ревкомы под влиянием требований крестьян переименовывали станицы и хутора в волости и деревни. Аналогично действовали и партийные и советские органы в казачьих областях востока страны [8]. Реализация всех этих установок на практике вылилась в бессудные расправы с казачьим населением.

В ночь с 10 на 11.03.1919 в районе станиц Казанской и Вешенской вспыхнуло восстание против коммунистического террора. Численность повстанцев уже в самом скором времени составила до 15 тыс. казаков призывного возраста и до 10 тыс. стариков, иногда женщин. М. Шолохов в письме к М. Горькому от 6.06.1931 отмечал, что Вешенское восстание возникло в результате безрассудных репрессий ретивых представителей власти и что в своем романе «Тихий Дон» он нарисовал, не сгущая красок, реальную… суровую действительность, предшествующую восстанию [10].

Быстрому и значительному увеличению масштабов восстания, расширению охваченных им территорий и росту численности его участников способствовали захваченные восставшими в Вешенском ревкоме документы, в частности, циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП и телеграммы РВС Южфронта и Донбюро [11]. Прибывший в это время на Верхний Дон большевистский деятель казак В. Трифонов в своем письме в Москву отмечал, что «… восставшие казаки в качестве агитационных воззваний распространяли циркулярную инструкцию партийным организациям… о беспощадном уничтожении казаков. Лучшего агитационного материала они, конечно, и выдумать не могли» [12]. И уже к маю 1919 г. общая численность восставших казаков составила 40 тыс. человек, а восстание охватило обширный район верхнего Дона с населением свыше 300 тыс. человек [13].

Вспыхнувшее Верхнедонское восстание в тылу 8-й и 9-й красных армий сразу изменило ситуацию на всем Южном фронте. Красное командование вынуждено было бросать на борьбу с восставшими новые силы, снимая их с боевых позиций на фронте. 16 марта 1919 г. Пленум ЦК РКП(б) принял решение о приостановлении январской директивы. РВС Южного фронта передал политотделам всех армий и ревкомам Донской области соответствующие указания ЦК партии, основанные на решениях мартовского пленума. Отменялись приказы РВС Южного фронта об организации полковых ревтрибуналов и инструкции РВС фронта о проведении в жизнь директивы ЦК от 24.01.1919.

Однако в действительности на местах особо ретивые большевики продолжали де-факто политику «красного террора». Надо иметь в виду и то обстоятельство, что многие действия руководителей ревкомов провоцировались вредительскими установками скрытых реальных врагов Советской власти, которых в то время было достаточно много. В этом плане показательна деятельность бывшего провокатора царской охранки Мусина, пробравшегося в политотдел 10 армии. Кроме того, среди большевиков хватало примитивно мыслящих малообразованных люмпенов и маргиналов, различных карьеристов, стремившихся сделать карьеру, отомстить за свои обиды, утолить низменные инстинкты, самореализоваться во власти, и т. п.

8.04.1919 Донбюро РКП(б) утвердило резолюцию относительно январской директивы Оргбюро ЦК, в которой говорилось: «Насущная задача – полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества» [14]. И вся практическая деятельность местных партийных и советских органов осуществлялась в соответствии с этой резолюцией [15]. Фактически она стала новым директивным документом, отражавшим основные направления политики большевиков по отношению к казачеству и декларирующим расказачивание как десословизацию.

С целью «распыления» казачества в это же время принимается целый ряд решений о массовом переселении на Дон населения из северных и центральных районов страны. 24 апреля выходит даже специальный декрет СНК «Об организации переселения в производящие губернии и в Донскую область», в соответствии с которым на Дон должны были направлены переселенцы из шести северных губерний. В борьбе с восставшими казаками большевистское руководство по-прежнему делало основную ставку на радикальные методы [16]. Таких же взглядов придерживался И. В. Сталин.

Политика власти по отношению к казачеству претерпевает существенные изменения значительно позже – в конце лета – начале осени 1919 г. Важную роль в этом сыграло расследование причин Верхнедонского восстания, проведенное по предписанию высшего советского руководства различными партийными, советскими и военными органами. Так, в ходе проведенного расследования следственная комиссия Южного фронта Красной Армии выявила «… жуткую и дикую картину расправы с невинными жителями» ревкомов станиц. Члены комиссии констатировали, что например Морозовский ревком «под флагом красного террора осуществлял невиданную по дикости и жестокости уголовщину» [17], за что его члены были расстреляны. В телеграмме РВС Южфронта в Москву от 23 апреля говорилось: «Теперь есть повод думать, что отчаянность казаков объясняется поведением местных ревкомов, которые, прямо и неукоснительно проводя директивы Южного фронта и ЦК, чересчур переусердствовали» [18].

В. Ф. Ларин писал, что «сейчас Сырцов, Дорошев отплевываются (на них льется вся эта грязь – все бессмысленные расстрелы и т. д.). Ясно одно, что они являются тем элементом, который смотрит на Донщину не с точки зрения казачьей колокольни, а с точки зрения интересов российского пролетариата» [19]. И действительно, оплотом советской власти в Донской области были промышленные центры – Ростов-на-Дону, Таганрог, Сулин и шахтерские поселки, районы, населенные в основном иногородним крестьянством. Они проводили политику от имени рабочего класса, коренного и иногороднего крестьянства и вели борьбу с контрреволюционным казачеством, сражавшимся с советской властью. В этой взаимной бескомпромиссной борьбе было много переменных, вносимых извне пропагандистских, мятежных, уголовно-бандитских, провокационных, мародерских факторов, вплоть до элементарной мести, которые резко осложняли ситуацию и приводили к значительным жертвам со всех сторон.

События на Верхнем Дону вызвали бунт формируемого в Красной армии казачьего корпуса под командованием легендарного казака Ф. К. Миронова. В своей речи во время трибунала над Ф. К. Мироновым начальник политуправления РККА И. Т. Смилга указал, что «зверства на Дону» совершались «в обстановке гражданской войны, когда страсти накапливаются до предела». Отметив, что их главные виновники расстреляны, он, однако, высказал мнение, что подобные ужасные поступки якобы «оправданы историей», так как их совершил прогрессивный класс, сметающий «на своем пути пережитки феодализма и народного невежества».

В заключительной речи на заседании трибунала Ф. К. Миронов раскаялся и признал политику большевизма. Более того, он в своих письмах В. И. Ленину и ряде воззваний к казакам предложил свою концепцию казачье-крестьянского социализма, в которой попытался соединить базовый марксистский концепт социализма с требованиями крестьянства, с «революционным казакоманством» и любовью к казачеству, с борьбой с расказачиванием, с идеалами христианства, так как, по его мнению, казаки были в душе настоящими социалистами [20]. Несмотря на расстрельный приговор трибунала, Л. Д. Троцкий по рекомендации И. Т. Смилги назначил Ф. К. Миронова командующим 2-й Конной армией.

Ф. К. Миронов был не просто боевым офицером, а высокообразованным и эрудированным казачьим интеллигентом, не лишенным теоретической подготовки, литературного и публицистического дарования, но и настоящим революционером. Осознавая, что он является выразителем подлинных интересов казачье-крестьянской массы, Миронов уверенно и напористо вел себя с большевистским руководством, что вызывало крайнее раздражение последнего. Взглядам большевиков противостояла казачья программа Ф. К. Миронова. По его мнению, которое он изложил в своем докладе В. И. Ленину в июле 1919 г., события в стране настолько сложны, что «ум станичника бессилен разобраться». Он предлагал сделать главный упор на политическое просвещение казачьих масс. Исходя из того, что казачество не так контрреволюционно, как на него смотрят и стараются обрисовать, и что практичностью и умелой политической работой его вновь можно вернуть в стан борцов за пролетарские интересы, Миронов предложил Реввоенсовету Республики такие мероприятия:

«1. Считаться с его историческим, бытовым и религиозным укладом жизни. Время и умелые политические работники разрушат темноту и фанатизм казаков, привитые вековым казарменным воспитанием старого полицейского строя, проникшим во весь организм казака. 2. В революционный период борьбы с буржуазией, пока контрреволюция не задушена на Дону, вся обстановка повелительно требует, чтобы идея коммунизма проводилась в умы казачьего и коренного крестьянского населения путем лекций, бесед, брошюр и т. п., но ни в коем случае не насаждалась и не прививалась насильственно, как это «обещается» теперь всеми поступками и приемами «случайных коммунистов». 3. В данный момент не нужно бы брать на учет живого и мертвого инвентаря, а лучше объявить твердые цены, по которым и требовать поставки продуктов от населения, предъявляя это требование к целому обществу данного населения, причем необходимо считаться со степенью зажиточности его. 4. Предоставить населению под руководством опытных политических работников строить жизнь самим, строго следя за тем, чтобы контрреволюционные элементы не проникали к власти, а для этого: 5. Лучше было бы, чтобы были созваны окружные съезды для выбора окружных советов и вся полнота власти передана была бы исполнительным органам этих съездов, а не случайно назначенным лицам, как это сделано теперь. На съезд должны прибыть крупные политические работники из центра. Нельзя не обращать внимания на невежественную сторону казачества, которое до сих пор не видело светлых политических работников и всецело находилось в руках реакционного офицерства и духовенства и т. д.» (Миронов Ф. Тихий Дон в 1917–1921. Документы. – М., 1997. – С. 245).

В фундаментальном сборнике документов под общей редакцией А. Н. Яковлева военно-политическая деятельность Ф. К. Миронова освещена с исчерпывающей полнотой [21]. Нет сомнения, что для большевиков Ф. К. Миронов всегда был временным попутчиком, причем попутчиком непредсказуемым и опасным, так как за ним как за харизматическим вождем шла определенная часть казаков.

Понимание позиции Ф. К. Миронова в вопросе расказачивания прослеживалось в деятельности отдела ВЦИК, казаков-большевиков и революционеров: М. Ф. Болдырева, К. Ф. Булаткина, В. С. Ковалева, Е. Е. Ефремова, братьев В.А. и Е. А. Трифоновых, братьев Д.В. и Я. В. Полуянов, братьев Н.Д. и И. Д. Кашириных. По их мнению, в Донисполкоме должны были работать «знатные и известные» казачьи деятели из казаков Миронов или Ковалев, а не решительные кадры, присланные из Москвы и Петрограда.

Донская армия под натиском красных войск отступила за естественные водные преграды – Донец и Маныч. Здесь опираясь на помощь белых кубанских частей и Добровольческой армии, она остановилась. К 2 марта 1919 г. из 56 тыс. казаков – 9 тыс. выступили против Краснова, 16 тыс. перешли на сторону большевиков, 15 тыс. были расформированы, но ряды армии не покинули, а 16 тысяч оставались надежным оплотом контрреволюции [22]. Настроение среди казачества в тылу Донской армии было достаточно подавленным, но консолидация антибольшевистских сил под командованием генерала А. П. Деникина и англо-французская помощь Добровольческой армии давали надежду на выход из положения.

Однако среди донской части большевистской элиты усилилась не казакофобия. Это проявилось в публикации целого ряда статей в коммунистической прессе, в которых на все лады расписывались негативно-утрированные качества «казаков-нагаечников», «сторожевых псов» самодержавия в годы первой русской революции и т. д. Учитывая неудачный опыт функционирования Донской советской республики и успешный опыт мобилизации казачества в красновском казачьем квазигосударстве, С. И. Сырцов в письмах в ЦК РКП(б) предлагал бывшую область Войска Донского разделить на две губернии с центрами в Ростове-на-Дону и Царицыне, что впоследствии и было сделано [23].

Борьба вокруг казачьего вопроса проходила практически во всех казачьих регионах – на Дону, Кубани, Тереке и на Урале. Причем, если на Кубани и Тереке имелись отличия от донских событий, что объяснялось влиянием северо-кавказских проблем, близостью к южнороссийским морским портам, то на Урале эти различия были минимальными. Типичность решения казачьей проблемы доказывает, что политика расказачивания не была плодом деятельности Донбюро. На Урале такую политику проводил уральский облревком. Ему противостоял казак-большевик И. Ружейников, идеи которого напоминала тезисы Ф. К. Миронова.

Хотя большевики в ряде случаев вышли за пределы классового террора, эту политику нельзя считать настоящим геноцидом. Нельзя потому, что героически проявило себя красное казачество, внесшее значительный вклад в разгром белых. Нельзя потому, что политика террористического расказачивания была официально приостановлена через два месяца, а осенью отменена полностью. Уничтожения большей части «мирного» казачества как субъэтноса ни на Дону, ни на Урале, ни в других местах не произошло. Даже эмигрантские источники, которые никак не упрекнешь в симпатиях к большевизму, подтверждают, что основные потери казачества в гражданской войне были связаны именно с боевыми действиями.

Но, как ни называть террор, теоретически «обоснованная» и документированная жестокая репрессивная политика большевиков в отношении казачества резко простимулировала новые антисоветские выступления казаков. Самой серьезной политической своей ошибкой донские большевики считали не террор в ходе расказачивания, а промедление в вооружении крестьян и рабочих.

Повстанцы выдвинули лозунги: «Мы подчиняемся власти Советов, но власть эта должна быть избираема из среды своего населения, должна знать все нужды и особенности быта, быть истинной выразительницей воли народа. Долой коммуну и расстрелы! Да здравствует народная власть!» Белогвардейцы крайне нуждались в боеспособных казачьих частях и временно сняли все разногласия по поводу «Советов без коммунистов», таинственного «третьего пути» в гражданской войне и т. п. идей. На заседании войскового круга 19.05.1919 его председатель В. А. Харламов отмечал, что расхождение между белыми и повстанцами в «форме народоправства» «существенного значения не имеет: важно лишь, что восставшие идут по одной дороге с нами». И действительно «третий путь» вел только к антибольшевизму, но не сразу, а с зигзагами, с самооправданием, саморефлексией, со стенаниями, с обвинениями большевиков, не понявших лучших чувств и стремлений народа и т. д. Деникин, объединивший под своим командованием основные контрреволюционные силы Юга России и пополнивший их новыми частями из числа восставших донцов, некоторое время успешно воевал с советскими войсками.

Меры по нормализации ситуации на Дону были связаны совершенствованием курса большевистской партии по отношению к среднему крестьянству. 16.03.1919 пленум ЦК РКП(б) постановил: ввиду явного раскола между северным и южным казачеством на Дону и поскольку северное казачество может содействовать нам, приостановить применение мер против казачества. Отменялись приказы об образовании полковых трибуналов, о конфискации у казачьего населения повозок с лошадьми, о конфискации седел. Все это отчасти способствовало нейтрализации казаков соседних с районом восстания округов и некоторому разложению в лагере повстанцев, хотя и значительно запоздало.

В. Трифонов считал, что политику в отношении казачества ЦК выработал именно по настоянию Донбюро, которое исходило из контрреволюционности всего казачества и наличия победоносного шествия и мощи Красной армии. Между тем член Донбюро А. Френкель одним из первых подверг критике линию, проводившуюся на основе январской директивы, которую он сам ранее активно поддерживал. Он писал в ЦК: «Сословную борьбу меж казачеством и крестьянством (иногородними) на Дону надо вести, по-моему, в рамках классовой борьбы, а не превращать в аморфную зоологическую борьбу».

Характерно письмо члена облревкома И. И. Рейнгольда на имя В. И. Ленина, в котором сделана попытка осмысления казачьей политики в контексте коммунистической стратегии в целом. Этот деятель писал, что прежняя политика в казачьем вопросе была не продумана, так как на Дону не было гарнизонов, способных подавить сопротивление. Он подчеркивал: «Бесспорно, принципиальный взгляд на казаков как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правильный. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо рано или поздно уничтожить, просто истребить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и всякое заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя забывать, упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица – вооруженный лагерь, каждый хутор – крепость». При всем этом И. Рейнгольд уважительно отзывался о традициях казачества, о его историческом прошлом, когда были заложены начала «независимости, обособленности, своей государственной жизни». Поэтому очень важно не провоцировать прямолинейными директивами мятежи, а «разрушать весь старый казачий быт руками самих же казаков». И. Рейнгольд предлагал использовать противоречия между казаками Верхнего Дона и южных округов в аграрной сфере, между молодыми и старыми казаками. Развернув агитационно-пропагандистскую работу в казачьей среде и расколов ее, надо подтвердить прежние декреты об автономии Дона, организовать местное казачье правительство [24].

18 сентября 1919 г. на заседании политбюро и оргбюро были обсуждены тезисы Л. Д. Троцкого «О работе на Дону». Эти тезисы сыграли огромную роль в упорядочении казачьей политики партии и полном прекращении террористических эксцессов, озлоблявших казачество и провоцировавших его мятежи. И. Смилга спустя четыре года писал в своих «Военных очерках» о политике расказачивания как о безусловной и громадной политической ошибке. «Эта политика, продиктованная, к сожалению, зноем борьбы, скоро дала свои губительные результаты. Положившее оружие казачество восстало почти поголовно. В значительной степени благодаря этому восстанию и отвлечению войск на его подавление Деникину удалось разбить нас на Северном Донце и выгнать из Донобласти». Отметив, что главные виновники расказачивания на Дону уже расстреляны, он высказал мнение, что, как в годы Великой французской революции, подобные ужасные поступки «оправданы историей», так как их совершил прогрессивный класс, сметавший «на своем пути пережитки феодализма и народного невежества». Но на современном этапе в свете ликвидации РКП(б) – КПСС это оправдание принимается не всеми.

Массовые репрессии казачества по-разному объяснялись впоследствии различными деятелями и партиями. Представляет интерес взгляд белоказачьих эмигрантов, группировавшихся вокруг пражского журнала «Вольное казачество». В статье «Большевики в Казачьих землях» (1930 г.) резонно утверждалось: «Трехлетняя вооруженная борьба окончательно убедила большевиков, что с их системой политического и социально-экономического устройства государственного общежития, равно как и вообще с государственной зависимостью от Москвы казаки добровольно не примирятся ни при каких обстоятельствах… Поэтому во второй свой приход в казачьи земли большевики стали проводить заранее, по-видимому, намеченные и продуманные меры, целью которых было «стереть казаков с лица земли», как тогда заявляли иногда даже официальные представители большевистской власти, не говоря уже о распропагандированной пришлой бедноте». Перечислены такие меры: «поголовный грабеж казачества путем уничтожения и высылок всех общественно-развитых вооруженной борьбой». Однако при этом автор подчеркивал, что Красная армия, двигавшаяся вслед за отступавшими казачьими и добровольческими армиями, почти совершенно не проявляла эксцессов и даже сдерживала не в меру усердствовавшие элементы.

Таким образом, отличительной чертой гражданской войны на Юге России и, в частности, на Дону, являлось, с одной стороны, стремление нового государства обеспечить всеми доступными мерами разгром своих врагов, прежде всего, белогвардейских и белоказачьих формирований, с другой стороны, стремление большой части донского казачьего субэтического сословия сохранить любой ценой свои феодально-сословные привилегии, ставшего ради этого ударной силой буржуазной контрреволюции. Столкновение этих антагонистических стремлений и привело к небывалой жестокости и террору с обеих сторон. Возникла общая трагическая ситуация, когда в основном русские люди различных убеждений, в том числе и казаки, неистово и яростно уничтожали друг друга. Но это и близко не напоминало турецкий геноцид армян 1-й Мировой войны или немецкий геноцид евреев 2-й Мировой войны. Сам факт осуществленного буквально через пять лет перехода советской власти к реабилитации казачества и его советизации доказывает социальный характер этих процессов. Писатель В. Нестеров нашел яркое определение развернувшейся гражданской войне: «Это был ад, вторгшийся на землю, прорыв Инферно, нашествие демонов, захватывавших тела и души недавно мирных обывателей. Больше всего это походило на психическую эпидемию – страна взбесилась и впала в буйство. Пару лет никакой власти не было вообще, страной владели мелкие и крупные группировки обезумевших вооруженных людей, которые бесцельно метались, пожирая друг друга и заливая почву кровью. Демоны не жалели никого, они инфицировали и красных, и белых, и бедных, и богатых, и уголовников, и мирных обывателей, и русских, и иностранцев». Это эмоциональная характеристика конкретно ничего не объясняет, но показывает весь ужас братоубийственной войны.

Последствия гражданской войны и политики расказачивания были очень тяжелыми. Казачество понесло значительные потери. Но хотя численность казачьего населения сократилась, оно в основном сохранилось. Масштабное осуществление террористической политики в годы гражданской войны и последующая реализация курса на латентное расказачивание в последующие периоды советской истории привели к негативным изменениям во всех областях жизни казачества, деструктивно сказались на трансформации его самосознания, менталитета, традиционных морально-нравственных представлениях, культурно-бытовых особенностях хозяйственного уклада. Развитию казачества как субэтнической этносоциальной общности был нанесен страшный, во многом невосполнимый урон. Серьезнейшие отрицательные последствия самым непосредственным образом сказались на всех без исключения элементах традиционной культуры казачества. А это привело к утрате многих базовых понятий, принципов, структур и явлений, определявших его сущностное содержание. И как следствие всего этого – изменение самой сущности, внутреннего и внешнего облика казачества как уникального этносоциального явления в российской и мировой истории.

Литература

1. Миронов Ф. Тихий Дон в 1917–1921. Документы. – М., 1997.

2. Пролетарская революция на Дону. – Ростов н/Д, 1922. – С. 95: см. также: Кислицын С.А. Борцы идеи… Семен Васильченко и Михаил Жаков о донской революции и контрреволюции. – Ростов н/Д, 2017.

3. Добрынин В. Борьба с большевизмом на Юге России // Донская армия в борьбе с большевиками. – М., 2004. – С. 9–79.

4. Какурин Н. Н. Как сражалась революция: В 2 т. Т. 2. – М.: Политиздат, 1990. – С. 58.

5. Известия ЦК КПСС. – 1989. – № 6. – С. 178.

6. Медведев Р., Стариков С. Жизнь и смерть командарма Миронова // Подъем. – 1989. – № 1–5.

7. Кислицын С. А. Государство и расказачивание. 1917–1945 гг. Спецкурс. – Ростов н/Д, 1996. – С. 2; Венков А.В. Донское казачество в гражданской войне. – Ростов-н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1992; Хмелевский К. А., Хмелевский С.К. Буря над Тихим Доном. – Ростов н/Д,1984; Голуб П.А. Правда и ложь о «расказачивании» казаков. (Очерки). – М., 2009; Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920). – М., 2017.

8. РГА СПИ. Ф. 17. Оп. 6. Д. 85. Л. Л. 1–5; История казачества Азиатской России. В 3 т. Т. 3. XX век. – Екатеринбург: Изд-во УРО РАН, 1995. – С. 69.

9. Бирюков Ф. Художественные открытия М. Шолохова. – М., 1980. – С. 72–73.

10. Воскобойников Г. Л., Прилепский Д.К. Борьба партии за трудовое казачество. – Грозный, 1980. – С. 58.

11. Дедов И.И. В сабельных походах. /Создание красной кавалерии на Дону и ее роль в разгроме контрреволюции на Юге России в 1918–1920 гг. – Ростов н/Д, 1989. – С. 92.

12. РГА СПИ, Ф. 17. Оп. 65. Д. 34. Лл. 163–164.

13. Там же. Л. 164 об.

14. РГА СПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Лл. 1–3; Дедов И.И. Указ. соч. – С. 98.

15. Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 60/100. Оп. 1. Д. 26. Л. 252.

16. РГВА. Ф. 192. Оп. 1. Д. 113. Л. 51.

17. Там же; РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 7. Лл. 1–2.

18. Миронов Ф. Тихий Дон в 1917–1921. Документы. – М., 1997. – С. 276.

19. Миронов Ф. Тихий Дон в 1917–1921. Документы. – М., 1997.

20. Миронов Ф. Тихий Дон в 1917–1921. Документы. – М., 1997. Док. 206–306.

21. Какурин Н. Как сражалась революция. Т. 2. – М., 1925. – С. 162–163.

22. Кислицын С.А. Председатель Совнаркома советской России Сергей Сырцов. – М., 2013.

23. РГА СПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д.106. Л. 75; Кислицын С.А. Расказчивание – стратегический курс большевистской политической элиты // Возрождение казачества: история и современность. Сб. научных статей к международной конференции. – Новочеркасск, 1995. – С. 98–107.