Текст книги "Донская история. Проблемы. Факты. Суждения"

Этапы формирования, развития и ликвидации феномена казачьей квазигосударственности

Методологические и теоретические основы изучения истории донского казачества заложены профессиональными историками Дона во главе с А. П. Пронштейном. В 1962 г. он защитил в качестве докторской диссертации монографию «Земля Донская в XVIII веке», которая стала методологическим фундаментом изучения всего южнороссийского казачества. А. П. Пронштейн широко использовал конкретные характеристики, данные К. Марксом казачьему военному сословию, образовавшему христианскую казачью республику. В книге и в статье, помещенной в сборнике памяти академика М. Н. Тихомирова, А. П. Пронштейн сформулировал положения о времени и причинах образования сословия казаков на Дону [1]. Он отмечал, что если общие экономические, социальные и политические условия Российского государства в конце XV – первой половине XVI в. способствовали росту побегов крестьян Центральной России от своих владельцев, то были и «особые обстоятельства», которые сделали Дон одним из тех районов, куда беглые люди устремлялись в первую очередь. В эпоху феодализма колонизационный вопрос в России» представлял собой «подчиненный вопрос по отношению к аграрному вопросу в центре страны. Процесс объединения казачества, селившегося на юго-восточной окраине Российского государства, продолжался на протяжении всей второй половины XVI в. и окончательно завершился в ходе бурных событий крестьянской войны XVII в., когда правительство признало казачество как особое сословие Московского государства. А. П. Пронштейн создал совместно с Н. А. Мининковым проанализировал вопрос об особой роли казачества в войнах России и народных движениях. Вслед А. П. Пронштейном Г. Г. Нольте характеризовал крестьянские войны как восстания простонародья внутренних российских окраин: казачества, национальных меньшинств, старообрядцев, которые в своей враждебности к централизаторским усилиям требовали большего самоопределения своих регионов. О. Усенко, В. Лесин выражают мнение, что выступление К. Булавина было казацко-крестьянским восстанием, а не крестьянской войной. В. Н. Королев освещает военно-морские операции запорожского и донского казачества, которые осуществлялись в XVII в. на Босфоре и в Прибосфорском районе не просто как борьбу русских с османами на море в первой половине XVII в., а как апогей казачьей войны Дона и Запорожья с Портой. [2] Современные донские историки А. И. Агафонов, А. В. Венков, В. Н. Королев, А. И. Козлов, Н. С. Коршиков, Н. А. Мининков, В. П. Трут, С. М. Маркедонов, Р. Г. Тикидьжян и др. исходили из понимания казачества как субъэтноса, ставшего в XVIII в. военно-служилым сословием, сохранившим этнокультурные особенности.

Развивая эти подходы, мы в начале 2000-х гг. сформулировали представление о том, что возникновение казачьего субэтноса явилось результатом комплексного воздействия славянских и в меньшей степени других этнических групп. Феномен казачества в российской истории логично объясняется на основе цивилизационной методологии. Поскольку Российская цивилизация носит промежуточный Евразийский характер и развивается под влиянием Запада и Востока, то в России отсутствовали в чистом виде модернизация или традиционализация. Шло постоянное взаимовлияние этих достаточно противоположных процессов с доминированием на каждом конкретном этапе того или иного элемента. Это приводило к деформации как традиционных, так и модернизационных ценностей, что часто изменяло смысл явлений и процессов в ходе исторического развития. Определенную социокультурную инверсию претерпел и специфический казачий субъэтнос, испокон века защищавший свою свободу и военно-демократические ценности, но ставший, образно выражаясь, шашкой российской государственности. Бывшие вольные люди с традиционной русской вечевой – круговой демократией, принимавшие участие во всех смутах и казачье-крестьянских войнах России, постепенно подчинились указам государственной власти в качестве ее полурегулярного войска. Осваивая новые территории на Юге России и, защищая пограничные рубежи от постоянных нашествий и угроз со стороны кочевников, мусульманской Турции и других претендентов на славянские земли, казачество объективно выполнило функцию живой «китайской стены» Российской цивилизации. Цивилизационная защитная функция казачества не исчезла в связи с его переходом на службу государству и с ликвидацией его самостоятельности и стала вновь проявляться в связи с целенаправленным созданием казачьих войск на новых границах расширяющейся Российской империи. Казачество объективно выступало проводником геополитики Российской империи, осуществляя на новых местах обитания оказачивание местного населения, в том числе неправославного, и распространение традиционных качеств казачества как части великорусского этноса – общинности, соборности, государственного патриотизма. Казачество как никто другой воплотило в себе евразийский характер Российской цивилизации и по месту проживания, и по роду деятельности, и по объективному значению.

Российское казачество, тем не менее, не являлось застывшим во времени феноменом. Уже в XVII в. в процессе миграции великорусского населения произошла глубокая и широкая русификация донского автохтонного населения, осуществлявшего жизнедеятельность на основе присваивающих и добывающих технологий. Мы считаем, что формирование самостоятельного, практически независимого казачьего субэтноса объективно потребовало определенных государственных форм организации общественной жизни, интеграции общности, т. е. генезиса элементов квазигосударственности на основе обычного права. Региональные, протогосударственные (атаманско-круговые) структуры казачества стали естественным ответом на давление окружающей агрессивной внешнеполитической среды. Главной особенностью несостоявшегося государствогенеза казачества явилось образование элементов государственности без развитых форм частной собственности, что не расходится с классической марксистской схемой государствообразования, предполагающей создание государственного аппарата с целью сохранения институтов собственности. Отсутствие не только собственности на землю, но даже ее возделывания обусловило отказ донцов от формирования аппарата принуждения. Неполноценная государственность казачества развивалась замедленным образом в силу отсутствия, как кровнородственных отношений, так и классовой дифференциации. Легитимная публичная власть, главный признак государства, присутствовал в неразвитой форме, т. е. без юридического оформления. Незрелым неартикулированным общественным отношениям и аморфности социокультурного пространства соответствовало незрелое состояние казачьей государственности в форме своеобразной охлократии. Мы исходим из того факта, что донские казаки в основном были беглыми московитами из различных сословий, которые порвали со своей средой, и сформировали «негативную» самобытность, основанную на противопоставлении себя великорусскому этносу и политической власти как центра управления этим народом. Примитивная казачья квазигосударственность являлась народно-территориальной суверенной организацией публичной власти, которая представляла цивилизационно неразвитое общество и способствовала его интеграции, преодолевая психологическую инерцию «феодально-крепостнического наследия». Используя флибустьерские методы и идеологию свободы и народоправства, казачья квазигосударственность обеспечивала до XVIII в. функционирование неразвитого субэтноса, без выделения высших привилегированных страт в своем составе. Подчеркиваем, что казачья государственность представляла собой режим поддержания целостности занимаемой территории, обеспечения специфического уклада жизни, сохранения духовных ценностей, механизмы самоуправления в условиях отсутствия опыта бюрократических властных отношений, патриархальности социальной организации, аморфности социокультурного пространства, функционирования обычного права и соответствующего правового сознания. Мы убедились, что социально-правовой статус казачества XVI – первой половины XVII в. характеризуется именно определенной независимостью от Российского государства при выполнении ряда добровольно взятых на себя функций сословного характера. В тот период казачество не было классическим феодальным сословием, так как еще сохранялись качества независимого субэтноса. Понятие вассалитета-сюзеренитета, которое традиционно используется применительно к отношениям Москвы и Дона, дополнено представлением о складывании конфедеративного партнерского союза Москвы и Дона под началом самодержавия, о геополитической гегемонии Руси и авангардной (колонизационно-цивилизационной) регионально-окраинной роли казачьего субэтноса как пассионарной части великорусского этноса с включенными в него инонациональными элементами. Государствообразующим признаком институционально-должностного характера могла стать принадлежность к казачьей этносоцильной группе. Развивая известное положение об интеграции казачества в XVIII в. в состав Российской империи под давлением абсолютизма, мы подчеркиваем, что она остановила процесс развития казачьей государственности и обусловила начало ее инволюции в направлении отмирания, затухания, деградации и постепенной адаптации к имперскому праву. Сформировавшийся в XVIII в. латентный автономизм казачьей земли Войска Донского был временным компромиссом имперского самодержавия с государственническими интересами казачества, но мы обращаем внимание на то, что этот автономизм сохранялся в латентных формах вплоть до начала XX в. Превращение в XVIII–XIX вв. казачества в имперское сословие и его интеграция в механизм власти – как самовоспроизводящейся квалифицированной военно-полицейской силы при объективно развивающемся параллельном процессе капиталистического расказачивания, закономерный объективный итог исторической инволюции правовой легитимации этносоциального феномена казачества. Назревание и осуществление трех революций в начале XX в. создали для казачества сложные условия существования. В XIX в. казаки официально получили право на 30 десятин земли на мужскую душу без обложения налогами и стали рассматривать себя как верных слуг самодержавия, получающих заслуженные привилегии в обмен за вечную службу царю и Отечеству. Огосударствленное казачество, потеряв вольности, стало военно-служилым сословием, выполняющим как военные, так и полицейские функции. При этом казачество сохранило этнографические признаки субэтноса, историческую память и обычаи, атаманско-круговое внутреннее самоуправление, культивирование кавалерийской службы и холодного оружия, разговорный диалект, фольклор, национальную одежду, которая включала в себя элементы государственной воинской формы, и самое главное – особый духовный склад, строптивый характер в сочетании с преданностью царизму и ксенофобией.

В начале XX в. донское казачество испытало на себе все кризисные последствия упадка военно-феодальной Российской империи, имманентной частью которой оно являлось. Капиталистическое экономическое расказачивание, грозившее постепенным растворением казачества в мелкобуржуазной среде, прервалось сначала империалистической войной, затем революциями. Революционные катаклизмы неожиданным образом способствовали временной активизации казачьего самосознания. В 1905 г. казачество приняло непосредственное участие в подавлении революции, но в феврале 1917 г. отказалось поддержать царизм. Новая советская государственность, включая казачье-крестьянскую «Донскую советскую республику» не была признана большинством казачества, которое попыталось создать свою квазигосударственную белоказачью республику «Всевеликое войско Донское». Это образование под началом атамана П. Н. Краснова стало уникальным, запоздалым и никому не нужным рецидивом средневековой казачьей государственности. Гражданская война закончилась поражением традиционалистского казачества.

В апреле 1926 г. после решений апрельского пленума ЦК ВКП(б) началась первая реабилитация и советизация казачества. В годы коллективизации 1930-х гг. продолжалось «латентное расказачивание», остановленное второй «реабилитацией» казачества в 1936 г. В период Великой Отечественной войны казачество разделилось на два лагеря: героическое советское казачество и казаки-коллаборационисты. Во-второй половине XX в. в результате последствий демографических потерь в годы войны, миграций и ассимиляции, последовательного курса СССР на закрепление общности «советский народ» и т. п. казачество временно перестало быть субъектом этнополитических отношений, взаимодействующим в какой-либо форме с государством. В конце т. н. «перестройки» состоялась третья, заключительная волна реабилитации казачества как репрессированной социально-этнической общности. Выделяется новейший этап развития института современного казачества, упорно стремящегося найти свое место в государственной политике новой демократической России. Апологеты казачьего движения называют его этапом «возрождения» дореволюционного казачества, лидеры казачьих обществ – этапом формирования института государственного казачества, историки – мемориальным, заключительным этапом в существовании феномена казачества. Политологи видят в современном неоказачестве амбициозное, но реальное региональное общественно-политическое движение в рамках формирующегося гражданского общества.

Цивилизационная защитная функция казачества не исчезла в связи с его переходом на службу государству и с ликвидацией его самостоятельности и стала вновь проявляться в связи с целенаправленным созданием казачьих войск на новых границах расширяющейся Российской империи. Казачество объективно выступало проводником геополитики Российской империи, осуществляя на новых местах обитания оказачивание местного населения, в том числе неправославного, и распространение традиционных качеств казачества как части великорусского этноса – общинности, соборности, государственного патриотизма. Казачество как никто другой воплотило в себе евразийский характер Российской цивилизации и по месту проживания, и по роду деятельности, и по объективному значению.

Литература

1. Пронштейн А.П. К истории возникновения казачьих поселений и образования сословия казаков на Дону // В. А. Александров, М. Т. Белявский, Ю. О. Бем, А. В. Муравьев, С. О. Шмидт. Новое о прошлом нашей страны. Памяти академика М. Н. Тихомирова. – М.: Наука, 1967; Пронштейн А.П. К истории возникновения казачьих поселений и образования сословия казаков на Дону // Новое о прошлом нашей страны. Памяти академика М. Н. Тихомирова. – М.: Наука, 1967.

2. Нольте Г. Г. Русские «крестьянские войны» как восстания окраин. // Вопросы истории. 1991. № 11; Усенко О. Бунтари и заговорщики. Было ли восстание К. Булавина крестьянской войной? // Родина. 1992. № 5; Лесин В. И. Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества. – Ростов н/Д, 1997. Лесин В. И. Силуэты русского бунта. – М., 2007; Королев В.Н. Босфорская война. Ростов н/Д, 2002.

Донская советская республика и антисоветское восстание казаков

25 октября (7 ноября) 1917 г. в Петрограде большевики, опираясь на столичный пролетариат и восставший гарнизон, совершили государственный переворот, который положил начало великой российской революции (как говорили большевики – социалистической). Шолохов описывает, как накануне Октябрьского переворота 19 ноября 1917 г. перед сдачей без боя города Могилева все арестованные генералы-корниловцы покинули место заключения, отправившись в спешном порядке на Дон.

На Дону, как и во всей России, существовали острые социальные противоречия между буржуазией и рабочим классом (особенно шахтерами) и др., которые дополнялись противостоянием относительно обеспеченного в земельном отношении казачества и иногороднего безземельного крестьянства. Деятельность революционных партий еще более обостряла политический кризис. Большевики, опираясь на безусловную поддержку рабочих и крестьян, контролировали почти 90 советов, в том числе самый крупный Ростово-Нахичеванский совет, в который вошло 112 большевиков, 63 меньшевика, 31 эсер. На ряде предприятий был установлен рабочий контроль. Крестьяне начали захват помещичьих имений в Ростовском и Таганрогском округах. Главным опорным пунктом большевизма в области Войска Донского стал Ростов-на-Дону, который, в отличие от сословного Новочеркасска, был классическим промышленным центром с буржуазными слоями и многочисленным пролетарским населением.

В романе М. Шолохова не нашла отражение в полном объеме история победы и поражения большевиков, но блестяще выписан эпизод с разгромом экспедиции председателя СНК Донской советской республики Подтелкова.

Реальная историческая действительность была более сложная и многообразная. Известие о вооруженном восстании в Петрограде и свержении Временного правительства стало стимулом для Советов Дона – к немедленному захвату власти в промышленных центрах. 26 октября состоялось заседание Ростово-Нахичеванского совета, на котором было принято заявление о решительной поддержке новой власти. Совет образовал Военно-революционный комитет во главе с С. И. Сырцовым, который заявил о борьбе с контрреволюцией как о главной цели этого органа. В состав ВРК вошли М. Жаков, С. Васильченко, А. Равикович и др. В романе ничего не говорится об этих событиях, так как они не вписываются в замысел – описывать исторический процесс с точки зрения белого контрреволюционного казачества. Между тем, близость столицы консервативного казачьего края – Новочеркасска, ставшего центром контрреволюции всероссийского масштаба, вынуждала большевистских руководителей искать нетривиальные пути борьбы с противниками. По предложению С. И. Сырцова 13 ноября был создан новый орган – реорганизованный Военно-революционный комитет под названием «ВРК Объединенной Демократии», куда помимо большевиков вошли меньшевики и эсеры, объединенные лозунгом «Все на борьбу с Калединым!» За этот компромисс он подвергся резкой критике со стороны радикально настроенных большевиков как «коммунистический кадет». Соглашение просуществовало всего пять дней, однако попытка совместных действий основных демократических сил показала принципиальную возможность создания т. н. «однородного социалистического правительства». На начальном этапе внутриполитического противостояния это, возможно, способствовало бы предотвращению широкомасштабной гражданской войны на Дону и во всей стране.

Сразу после выхода из ВРК ОД меньшевиков и эсеров, кроме левых эсеров во главе с Арнаутовым, казачья донская контрреволюция резко активизировалась. После прихода помощи моряков Черноморского флота ВРК ОД предъявил ультиматум калединскому правительству. Первоначально большевики добились успехов, в частности были разгромлены юнкера и арестован генерал Потоцкий. Однако ВРК ОД явно переоценил свои силы. Калединцы не только не сдались, но начали 28 ноября ответные действия, разгромив помещение Ростово-Нахичеванского комитета большевиков и начав разгонять Советы по всей области. Казаки есаула Чернецова, которых разные партии называли «партизанами» или «карателями», разгромили Макеевский Совет рабочих депутатов и др. организации. Казачьи сотни вошли в ряд населенных пунктов с целью расправы над революционерами. По всей области началось вооруженное противостояние революционеров и их противников. Каледин приступил к концентрации казачьих частей вокруг промышленного центра области – Ростова-на-Дону. 1 декабря в Ростове меньшевики и эсеры созвали демократическое совещание, где наивно призвали всех прекратить взаимную вооруженную борьбу в целях не допущения гражданской войны. Интересно отметить, что газета «Вольный Дон» 1 декабря писала, что против кровопролития при взятии Ростова решительно выступили восемь членов казачьего правительства, причем трое из них подали в отставку. Однако все эти призывы потонули в пучине уже разошедшегося политического шторма. Вскоре начался штурм города. Под напором подошедших превосходящих сил казаков и добровольцев генерала Алексеева Красная гвардия оставила город 2 декабря 1917 г. В Ростове-на-Дону и других захваченных пролетарских центрах Александро-Грушевске, Сулине и др. городах, в ряде сел и слобод Ростовского и Таганрогских округов начался белый террор. 25 декабря 1917 г. в Новочеркасске была создана Добровольческая армия под начальством генерала Л. Корнилова, которая в дальнейшем стала главным противником Красной армии на всем юге России.

Областной ВРК эвакуировался в Воронеж, где издавал газету «Известия Военно-революционного комитета». В своей работе члены ВРК опирались на программный документ советского правительства – воззвание СНК от 9 декабря 1917 г. «Ко всему трудовому казачеству». В нем разъяснялась позиция правительства, ставившего целью решение земельного вопроса в казачьих областях с учетом всех местных и бытовых особенностей и при согласии трудового казачества. Но согласие трудовых казаков надо было еще получить, кроме того, за Каледина выступала определенная часть казачества, прежде всего атаманы и казачьи офицеры, что затрудняло борьбу с ним.

Областной ВРК принял решение сформировать советские органы власти с тем, чтобы создать мощный центр противодействия Новочеркасску. 7 января 1918 г. в Воронеже был созван съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов Донской области. Однако вследствие малочисленности делегатов, съезд конституировался как совещание. 9 января совещание, не закончив свою работу, приняло решение о переезде в полном составе на съезд фронтового казачества, начинавшего свою работу 10 января в станице Каменской. С. И. Сырцов и А. А. Френкель, по свидетельству очевидцев, фактически руководили работой съезда. Работа этого съезда развернуто описана М. Шолоховым.

Шолохов в романе «Тихий Дон» описывает, как съезд фронтового казачества в Каменской объявил о переходе власти в руки Военно-революционного комитета. Каменский съезд действительно избрал казаков-фронтовиков Ф. Г. Подтелкова и М. В. Кривошлыкова руководителями казачьего ВРК, который объявил себя высшей властью на Дону. Этот орган признал верховенство ЦИКа и СНК Российской республики и послал делегатов для встречи с В. И. Лениным. Советские войска под командованием Антонова-Овсеенко, опираясь на все возрастающую поддержку казачества, продвигались к Ростову-на-Дону. Несмотря на чрезвычайные меры, принимаемые новочеркасским войсковым правительством, начавшийся белый террор, массовую мобилизацию казачества, приближался неминуемый крах калединского режима. Представители калединского войскового казачьего круга даже побывали на приеме у члена ЦК правящей большевистской партии И. В. Сталина и попытались выяснить возможности прекращения наступления красных войск на Дон. Сталин ответил, что большевикам приходится бить Каледина, а рикошетом и трудовое казачество. Но ждать, пока казачество все поймет, большевики не могут. Новая власть не может предоставить казакам самостоятельность по образцу Финляндии, потому что Дон является внутренней губернией. На предложение казаков своими силами навести порядок на Дону, Сталин логично ответил отказом и иного от новой центральной власти было трудно ожидать.

Утром 29 января Каледин сообщил прибывшим к нему членам правительства, что в войсках на фронте осталось 147 штыков, предложил им уйти в отставку, а с себя сложил атаманские полномочия. Вслед за этим атаман застрелился, оставив прощальное письмо на имя Алексеева. Хотя существуют определенные сомнения в авторстве этого письма (встал вопрос о возможной подделке большевиками), это письмо в любом случае остается важным свидетельством о судьбе генерала Каледина.

Казачьи части не желали пока еще участвовать в братоубийственной войне и начали переходить на сторону советов. В пролетарских центрах области вспыхнули забастовки. Добровольцы расстреляли собрание рабочих железнодорожных мастерских Ростова. Но, не получив поддержки казачества и опасаясь разгрома, Л. Корнилов уводит Добровольческую армию на Кубань.

Ленин приказал немедленно взять Ростов и Новочеркасск, и войска В. Антонова-Овсеенко, Р. Сиверса, Ю. Саблина повели наступление несколькими колоннами. Вскоре красные войска вошли в Ростов, Нахичевань и Новочеркасск. Большевики расстреляли семерых руководителей белоказаков. Это было жестокое решение, но если бы победили белоказаки, они, бесспорно, поступили бы так же со своими противниками.

К апрелю 1918 г. пробольшевистски настроенные казачьи части, прежде всего, 10-й и 27-й казачьи полки, захватили в феврале 1918 г. Новочеркасск. Новая донская власть во главе с председателем казачьего Военно-революционного комитета Подтелковым стала стремиться распространить свою власть на весь Дон. В Усть-Медведицком округе новую власть возглавил уроженец станицы Усть-Медведицкой войсковой старшина (подполковник) Филипп Миронов, командир 32-го казачьего полка, только что вернувшегося с фронта Победа советской власти на Дону весной 1918 г. была во многом обеспечена тем, что большевистские руководители на первом этапе сумели привлечь казаков-фронтовиков Ф. Г. Подтелкова и М. П. Кривошлыкова и других и фактически соединили общедемократическую борьбу за мир, борьбу фронтового казачества против атаманской верхушки и борьбу рабочих за советскую власть.

Казачий ВРК слился с Донским ревкомом. Председателем его казаки предлагали избрать С. И. Сырцова, однако он отказался, учитывая пропагандистский эффект занятия такого поста именно представителем фронтового казачества Ф. Г. Подтелковым. Сырцов стал его заместителем по экономике, но фактически именно он продолжал руководить всей конкретной работой ВРК. ВРК вступил в управление областью, которую 23 марта провозгласил Донской советской республикой со столицей в Ростове «в ряду других республик Федеративной Социалистической России». Донской ВРК обратился к народу с манифестом, в котором торжественно заявлялось о переходе всей власти к трудящимся и к выбранным ими советам и ревкомам Советы приступили к набору в новую народную армию «на социалистических началах». С наступлением тепла приступили к исполнению требований крестьян об уравнительном переделе земель. В ответ казаки угрожающе заявили: «Мы не против советов, а земельку нашу не тронь – не вами дадена». Начались массовые мятежи. Поиск путей взаимопонимания с восставшей казачьей массой стал резко затруднен, и новая власть была вынуждена выбрать путь решительно борьбы с непокорными казаками, армейскими офицерами и др.

Новый период гражданской войны в стране и на Юге России был связан с ростом контрреволюционных восстаний в тылу и на флангах красного фронта и местных красных восстаний на флангах белогвардейского фронта. Член Реввоенсовета республики Сергей Иванович Гусев (член партии с 1896 г.) отмечал в статье 1921 г., что на территории пролетарской диктатуры пролетариат является чужеземным завоевателем по отношению к контрреволюционной буржуазии, а на территории буржуазной диктатуры буржуазия играет роль чужеземного завоевателя по отношению к революционному пролетариату. И в этих условиях обе стороны активно использовали «партизанские», т. е. добровольческие, нерегулярные воинские формирования для организации восстаний и набегов в тыл противника. Но по мере развития затяжной гражданской войны красные все более выходят из положения чужеземного оккупанта и все более становятся хозяевами своей страны, в то время как белые из хозяев своей страны все более превращаются в чужеземных оккупантов [1]. И действительно, события на Дону подтверждают это наблюдение.

Пытаясь закрепить свою первую победу над белоказачьей контрреволюцией весной 1918 г., большевистское руководство пошло на компромисс – создание Донской советской (фактически казачье-крестьянской) республики в рамках Советской России. В. И. Ленин поддержал идею автономии Донской области, и 23 марта 1918 г. была образована Донская советская республика, ключевые посты в которой заняли представители фронтового казачества. Некоторые историки говорят о некоей политической игре большевиков с казачеством»[2], но все было значительно сложнее.

Победа советской власти на Дону в феврале 1918 г. была во многом обеспечена тем, что большевистские руководители сумели привлечь на свою сторону казаков-фронтовиков. На этом этапе им удалось соединить общедемократическую борьбу за мир, борьбу фронтового казачества и крестьянства за мир и новую народную власть. Однако как показала практика, этого оказалось недостаточно.

Восстала станица Суворовская, а затем другие станицы вниз по Дону, вплоть до станицы Нижне-Чирской. На востоке области формировались отряды Мамантова. Был убит знаменитый мятежный есаул Николай Матвеевич Голубов, конъюнктурно поддерживавший большевиков. 1 апреля был взят Новочеркасск. «Степной отряд» генерала от кавалерии Петра Харитоновича Попова повел наступление на Ростов [3].

Большевики были уверены в своих силах. Донская советская республика, по мнению многих большевиков, была временной уступкой идеологии казачьего областного автономизма и своего рода маневром в отношениях с казачеством, которое в целом признавалось лидерами большевиков потенциальной «русской Вандеей». Донская советская республика не ставила вопрос о компромиссе с казачьим новочеркасским кругом, о допущении казачьего самоуправления в целом. Круг именовался только контрреволюционным, хотя он стал также органом казачьего самоуправления и позже государственной власти. Он реально взаимодействовал с населением при решении вопросов местной жизни [4]. Но и казаки относились к руководству ДСР как к врагам и не желали входить с ним в контакты. Причины срыва возможного диалога заключалась не только в разных идеологиях, но и в том, что воющие стороны не считали друг друга равноправными партнерами. Казачье дворянство снисходительно отзывалась о «телушкиных» и «кривошлычкиных», как о некоем сброде, захватившем власть. Большевики, в свою очередь, расценивали как предателей и соглашателей эсеров и меньшевиков, намекавших о возможности переговоров. В документах советской власти ДСР именуется крестьянско-казачьей, что означало разрушение дворянского казачьего управления и создание бессословного объединения крестьян и трудовых казаков [5].

Все попытки большевиков, создать новые формы просоветской казачьей государственности в виде «походного круга красного казачества», провалилась. Казачество категорически не было согласно терять свои сословные привилегии и поэтому не верило в красный вариант казачьей автономной государственности. На данном этапе казачество в своем большинстве поддержало ультраконсервативное белое движение.