Текст книги "(не)свобода"

…А месяц спустя пожаловали и к Оксане Игоревне, которая из личной благодарности за некоторые прошлые одолжения «вписалась» за стремительно падающего с высоты властной иерархии мэра. В тот день адвокат как раз и позвонила Олегу, прямо с разгромленной квартиры, с просьбой о помощи.

Олег ввязался и в эту борьбу, но быстро стало понятно, что дело Шамсурова им не по зубам: во всех аналогичных случаях суды не церемонясь изымали имущество у подсудимого, а его самого отправляли в колонию. Были отдельные исключения, но по совсем уж мелким делам, которые их масштабам не подходили. Но Оксана Игоревна с поражением была мириться не готова.

– Не может быть так! Должно быть что-то еще, должно!.. – хрипло говорила адвокат, отпивая остывший кофе из очередной кружки.

Угрозы продолжались. Кто-то разбил окно в ее офисе. В лицо мужу плеснули зеленкой. Оксана Игоревна стала работать из дома.

Наконец ей удалось откопать кое-что интересное. Оказалось, что от увешанного долгами, как гирляндой, комбината собирался избавиться еще предыдущий градоначальник – но тут явился предприимчивый бизнесмен Шамсуров с деловым предложением: он увеличит выпуск продукции, а в обмен от предприятия отстанут. Мэрия согласилась, а с ней и руководство комбината во главе со стареньким директором. План Шамсурова сработал – и на некоторое время, пусть и всего на несколько лет, комбинат стал приносить прибыль. Теперь у Оксаны Игоревны на руках было доказательство, что Шамсуров приобретал долю не в коррупционных целях банкротства комбината и дальнейшей застройки его территории.

– Олег, мы выиграем! Слышишь меня? Я нашла, нашла! – радостно кричала в трубку Оксана Игоревна.

Олег был доволен. Еще бы – увидит на суде кислые рожи врагов перепятовского мэра. (И наконец отоспится.)

Так что, когда у Оксаны Игоревны случился инсульт, Олег минут десять себя щипал, дабы удостовериться, что он не оказался в очередном своем кошмарном сне.

Потом журналисты и коллеги писали разное. Припоминали и внезапные утренние обыски, и звонки с угрозами с неизвестных номеров… Кто-то даже подозревал, что за Оксаной Игоревной вели слежку недруги Шамсурова из силовых структур. В местной газете опубликовали фото черного внедорожника, за рулем которого сидел молодой человек в зеркальных очках и наблюдал за тем, как адвокат покупает себе кофе в небольшом придорожном кафе. Газету через неделю закрыли, якобы за нерентабельностью, но тот самый выпуск у Олега сохранился – кочевал из одного ящика стола в другой вместе с распечатками из соцсетей, где бывшие коллеги и знакомые Оксаны Игоревны грозились доискаться до правды и выяснить, чье же назойливое внимание погубило адвоката. По прошествии времени поток гневных постов иссяк.

А затем, через пару лет, когда Олег уже учился в Москве и в Перепятово появлялся только на выходных, комбинат таки снесли. Но пустырь продержался недолго: уже через полгода к нему выстроилась вереница самосвалов, котлован окружили высоким забором из металлокаркаса, на входе поставили охранников не самого дружелюбного вида, а новый мэр Перепятово стал петь осанну инвесторам, которые обеспечат городу новые рабочие места. В общем, всем всё было понятно.

Годы шли, Шамсуров вышел на свободу и даже снова пытался баллотироваться в мэры. Правда, теперь он выглядел по-другому: сутулый, с вечной какой-то извиняющейся улыбкой на худом лице, с как будто даже изменившимся тихим голосом. Настоящий Шамсуров остался в тюрьме, а выпустили – оболочку, словно в фильмах ужасов. О былой борьбе за комбинат напоминало теперь – что? Только кладбищенская грязь, которая неизбежно пристанет к ботинкам, пока выискиваешь могилу Оксаны Игоревны между тех, кто навечно остался в Перепятово.

Еще немного, еще пару «улиц» пройти.

Здравствуйте, Оксана Игоревна. Какой-то такой я вас и запомнил. Только бурьяном больно уж сильно-то поросло. Но это ничего, это мы уберем.

И пока Олег надевает перчатки и вытягивает стебли вросших в суглинок осотов, тугие, как сухожилия, он чувствует, как что-то зудит на самой периферии зрения. Что-то настолько врезается в перепятовскую уныль, что трудно на это не смотреть: как если бы кто-то попросил не смотреть на единственную зажженную в комнате лампочку или не думать о белом медведе. Олег поднимает глаза – и видит «Свечу». Точнее, так ее называли журналисты за неимением официального названия – новый мэр Тряпочкин говорил про «технологический кластер» и «будущее Перепятово», а местные называли строение не иначе как «Мордор» или просто «Стояк» за своеобразие формы: стеклянная башня поднималась в высоту на сто пятьдесят метров и выглядела посреди перепятовских одноэтажек из дерева и кирпича и хрущевок второй серии, как внезапно свалившийся на голову инопланетный монолит из «Космической одиссеи». Наверно, поэтому ее и не достроили: башня стояла пустая, верхние этажи без стеклянной оболочки представляли собой просто переплетения металла и бетона. Дул сильный ветер, и казалось, что его поднимает брошенная всеми башня-свеча.

Вот так, Оксана Игоревна. То, с чем вы боролись, теперь молча возвышается над городом и косится на вас отраженным лучом закатного солнца, похожим на глаз, – мол, историю пишут победители, а проигравшие будут наблюдать за этой победой снова и снова. Vae victis, Оксана Игоревна.

Олег наливает в стоящую у могилы красную кружку кофе, кладет рядом с ней пару конфет – «Мишка на севере» и «Киндер». Потом сгребает в охапку нарванные сорняки и увядшие цветы, несет всё это к мусорному баку на перекрестке кладбищенских улиц, над которым кружит голодное воронье. Олег избавляется от охапки и, в последний раз оглянувшись на еще различимый в сумерках крест, уходит к выходу с кладбища, на запад. Туда идти, конечно, дольше, чем к восточному выходу, но зато не видно «Свечу».

…Иногда Олег просыпается и, отбросив одеяло, подходит к окну, чтобы удостовериться, что вокруг – не Перепятово, а душная московская ночь, в которой кто-то бренчит на гитаре и где-то лает собака. Курил бы – сейчас бы зажег сигарету, но Олег не курит. Он просто идет на кухню и наливает себе воды из кувшина с фильтром.

Вроде бы простой такой сон. Не сон, воспоминание даже. А всё равно – хуже кошмара.

Есть всегда в этом сне еще что-то важное. Какая-то деталь, которую Олег упускает – или думает, что упускает. Но сейчас, стоя на кухне и прихлебывая воду из кружки, он едва может вспомнить детали сна – они растворяются в ночи, словно пар над растворимым кофе, который пила Оксана Игоревна.

Когда-нибудь он все-таки вспомнит.

Саша

– Так, окей, о чем еще было видео?

Веня молчал, тараща глаза в стену. Все-таки он был туповатенький. Саша благодарила Ктулху, что хотя бы в Skype он заходить умел. С еще двумя учениками на разных радиальных станциях она бы не успевала приезжать еще и к нему.

– Ну… Она сначала говорила о… Шестом глобальном вымирании…

– Та-а-а-ак?

– А потом о… карбоновом следе…

– Углеродном.

– Ну да, а потом об… э… там было о… мусорском патче?

Саша не сдержалась и прыснула.

– О чем?

– Ну… – Ученик заглянул в тетрадку. – Garbage patch[1]1
  Мусорное пятно [в океане] (англ.).


[Закрыть].

– Garbage patch. Right. So what is it and where is it situated? When was it discovered?[2]2
  Да, верно. Так что же такое «мусорное пятно» и где оно находится? Когда оно было обнаружено?


[Закрыть]

Веня вздрогнул и с почти сверхъестественным ужасом посмотрел в монитор, будто впервые услышал английскую речь.

Саша вздохнула.

– Ладно, давай ты мне напишешь эссе коротенькое на понедельник, окей? О видео. Я потом проверю и поболтаем?

Ученик без особенного энтузиазма согласился; Саша дала ему еще домашки, с облегчением попрощалась и закрыла крышку ноутбука.

Теперь она понимала обиду своих учителей в Мытищах: всегда говорили, что у нее есть потенциал – в физике, алгебре, – но ей скучно, поэтому потенциал свой она хоронит. С Веней было то же самое: он мог, но не хотел, и с ОГЭ он выйдет в лучшем случае с четверкой, а скорее с тройбаном. И не видать ей рекомендаций как своих ушей. Но что она могла поделать? Если и развлекательные видео с YouTube не делали занятие интересней, то оставался только Тео – но Тео в момент их встреч был сам очень занят.

Как сейчас.

Вентилятор под самым потолком шел малыми оборотами, и пластмассовый мячик для пинг-понга, подвешенный к лопасти на длинном шнурке, мерно покачивался, словно маятник в руках гипнотизера. Поджав лапы, Тео сверлил взглядом игрушку, облизывался, как бы настраиваясь на то, что вот-вот поймает жертву.

В коридоре хлопнула дверь. Саша подхватила Тео на руки и под возмущенный «мяв» вышла в коридор.

– Видела твои сториз. Навязчивый клиент?

Света работала бариста в сетевой кофейне и выглядела как человек, которому требуется многочасовой сон. Возвращаясь домой, она всегда шумно выдыхала – будто выталкивая с воздухом все странные диалоги, кофейные запахи, поцарапанные холдеры и сломанные шейкеры, – и снимала заколку, выпуская темные волосы. Когда Саша еще красилась в темный, их часто путали: похожий овал лица, обе носили черное. Пару раз даже пробовали меняться ролями: Саша ходила за Свету на пары. Один раз даже вышла вместо нее на смену в кафе, но Свету пришлось вызывать обратно на работу уже в обед, чтобы ее из-за Сашиных факапов не уволили.

– Да ладно навязчивый, задолбал просто блин. – Света всегда обувь не снимала, а как бы отбрасывала, словно попавшийся по дороге камень. – Говорит: девушка, вы мне нравитесь, вот это вот всё, я говорю: простите, я занята и на работе. Ну и чё, а он давай заказывать: фильтрованный заказал, потом капуч, потом лавандовый раф. Я говорю: мы раф не подаем, могу предложить то-то и то-то. А он знаешь чё сделал? Заперся в туалете и говорит: не выйду оттуда, пока не познакомитесь со мной.

– Creepy[3]3
  Жутковатый. (англ.)


[Закрыть].

– Ну. Наши уже обрадовались, такие, типа: ты продавай ему кофе, продавай, сделает нам кассу сегодня. Но на моменте с туалетом стремно стало всем.

– И чё, вы вызвали ментов?

– Ага, триста раз. Фу-у-ух… – Света сбросила летнее пальто и осталась в одной футболке и джинсах. Чмокнулась с Сашей и отправилась в комнату, к холодильнику. – Сегодня вызовешь к себе ментов, завтра проверками замучают.

В этот момент Тео на руках Саши чихнул.

– Во, пацан со мной согласен.

Саша почесала кошачью холку, потом за ушком.

– Ты же в курсе, что каждый чих – это микрооргазм?

– Что ж, тогда кастрация для него была не такой большой проблемой! – Света задумчиво разглядывала внутренности холодильника. Потом обернулась и подмигнула: – А у нас сегодня будет микрооргазм или большой?

– We’ll see[4]4
  Посмотрим. (англ.)


[Закрыть].

Света достала из холодильника и показала Саше две упаковки.

– На ужин будут сосиски или сосиски?

От смеха Саша выронила Тео.

Пока ужинали, от Олега пришли еще две смски.

– Тот чувак из «Будущей»?

– Угу, он.

– Чё, мутите?

Саша не была уверена, всерьез это она или нет.

– Я шучу, – усмехнулась Света. – Просто ты так много времени ему уделяешь.

Саша вздохнула и прикрыла глаза.

– Свет, Олег – интересный чувак, и очень полезный мне сейчас. Я не могу просто его послать и сказать: мол, знаешь чё, ты меня достал, поэтому общаться мы больше не будем.

– Ну а если он прямо приставать начнет?

Саша отхлебнула крафтового пива. Вкус был… как у крафтового пива.

– Олег не из таких.

– Ого, ты уже его защищаешь.

– Свет, хватит. – Саша протянула ей бутылку. – Будешь?

Света смотрела куда-то в сторону, задумчиво жуя сосиску.

– Это всё из-за них?

Саша обернулась: на старой хозяйкиной раскладушке лежала подшивка Сашиных статей, с которой она ходила устраиваться в «Будущую».

– Что-то вроде.

– То есть ты все-таки ебнулась и решила пойти в театр.

Саша не успела возразить: устав ждать, пока жертва сама к нему прилетит, Тео вскочил на спинку стула, закиданного футболками и помятыми блузками, и, извернувшись в прыжке, попытался схватить мячик на лету. Но, не добравшись до цели, лишь кувыркнулся в воздухе, приземлился на раскладушку и с громким мявом бежал из комнаты.

– Эдак он у тебя кондратий схватит, не откачаешь потом.

– Кондратий? Вот это лексика. Тебе что, восемьдесят? – хмыкнула Саша и снова протянула Свете пиво. – Еще будешь?

Света отказалась. Она не любила пиво. Она любилу Сашу, а пиво – нет.

– Хочу, чтобы он представлял себя Гарри Поттером, – усмехнулась Саша. Она устроилась на подоконнике напротив Светы, подложив под ягодицы подушку и скрестив ноги. – Поймай снитч, выиграй квиддич. Только метлы ему не хватает. Но это поправимо.

– Тебе не кажется, что ты наваливаешь на кота слишком много литературы? – усмехнулась Света.

– Потому что это литературный кот. Он умеет считать, писать и говорить, и в свободное время пишет литературную критику.

– Ну спасибо, что не про суды, – отозвалась Света.

Саша протянула руку и нащупала в сумерках ладонь Светы. Ладонь была холодной.

– Ты как Эльза.

– Какая Эльза?

– Из мультика.

– Почему?

– Холодная такая.

– Я думаю…

– А ты не думай.

Окно их комнаты – точнее, Сашиной комнаты, Света здесь была наездами и набегами, словно Аттила (за прозвище стоило благодарить Ольгу Ильиничну, хозяйку квартиры, зычный голос которой днем можно было услышать из соседней комнаты), – выходило на трамвайные пути. Когда ни учеников, ни учебы не было – а такое случалось редко, – Саша любила выключать телефон и определять время по количеству людей в трамвае. Пыталась вглядываться в лица: то хмурые, то радостные, куда-то вечно спешащие, словно лишние десять минут времени выиграют для них какой-то джекпот: может, лишнюю тысячу рублей, а может, просто еще один спокойный вечер с электрической лампой, кружкой кофе и чем-то приятнее хрустящей газетной бумаги, останкинских «лучей смерти» или белых экранов телефонов.

Теперь была уже ночь, и трамваи ходили порожние, грустные, посвистывали стыками рельс.

Тео снова появился в комнате, зажав в зубах бумажку. Добежав до старого кресла-качалки, Тео выронил ее, после чего с азартом бросился ловить. Мячик на вентиляторе был позабыт.

– Слушай, – сказала Света в полной тишине. – Мне сильно не нравится то, что происходит. Мне знаешь, что кажется…

Саша встала и подошла к холодильнику.

– …что я слишком рискую и не знаю, что делаю, да? Свет, ну проходили уже.

– Проходили, но ты как будто не хочешь меня слушать. Тебе действительно надо так рисковать ради хайпа?

Саша вернулась с бутылкой белого вина и приземлилась на подушку на подоконнике, приспособив бутылку между собой и Светой.

– Это не хайп. Отец в беде. Это единственный способ его вытащить.

– Да с чего ты решила, что это вообще возможно? – воскликнула Света и перехватила ее запястье. Немного подержала, после чего Саша мягко высвободила руку.

Тео, пушистый, словно перс, терся где-то рядом, думая, какую лежанку выбрать: свою подушку у батареи или греющийся ноут Саши, поставленный на зарядку. В свете ночных фонарей половина лица подруги высвечивалась мягким кьяроскуро, а другую половину покрыли синета, слегка перемежающиеся сумеречными полосами. Света потянулась за телефоном, который лежал на коленях, смахнула блок с экрана и щелкнула. Темноту комнаты рассеяла вспышка.

– Ауч, – поморщилась Саша.

– Прости. Вдохновение, – Света улыбнулась, собирая колени. – Как будто внезапно видишь что-то красивое и… – Она запнулась, увидев, как Саша опрокидывает бутылку и долго и жадно глотает, будто человек, остановившийся на привал и внезапно вспомнивший, что в его фляжке еще есть вода. – Слушай, тебе не пить бы столько сегодня, от алкоголя же только…

Ее прервал властный взмах указательным пальцем. Потом Саша отставила заметно опустевшую бутылку в сторону и посмотрела на Свету как-то странно – будто на чужую. Свету внутри передернуло.

– Вот в этом вся твоя проблема, Свет, – Саша шмыгнула носом. – Ты всё время думаешь за меня, что́ для меня лучше. И проецируешь это на мои отношения с отцом. Или – подожди, не перебивай! – думаешь, как мне лучше и с чем лучше, и при этом никогда не интересуешься, что я об этом думаю. А может, – тут она подхватила бутылку вина и чуть опустила горлышко по направлению к коту, который, словно почуяв угрозу, открыл глаза и вопросительно покосился на нее, – а может, я не только сама хотела бы выпить, а вот еще и кота угостить.

Света подскочила и протянула руку, чтобы перехватить бутылку, но Саша рассмеялась и отставила бутылку обратно.

– Ты почему-то думаешь, я должна радоваться, что отца упекли наконец-то в тюрячку, и теперь никто не сможет ворчать насчет того, что мы с тобой тусим.

– Да я не говорила этого! – возмутилась Света, и посмотрела на Сашу покрасневшими глазами. – Я всего лишь хотела предложить, чтобы мы теперь жили вместе. И как раз поэтому не нужно сейчас делать ничего такого, что повлечет ненужные риски. Я устала, понимаешь? Я туда, а ты сюда, и каждый день я боюсь, что меня кто-то запалит, как я прихожу к тебе ночью, или кто-нибудь увидит нас у универа. – Она всхлипнула и отвернулась. – И всякий раз потом бояться, что комендантша меня запалит, начнет вопросы задавать… А теперь ты вот – со статьями своими. Героически пойдешь и нарисуешь на себе большую мишень.

Лицо Светы исказилось гримасой боли. Саша молча сделала еще один глоток и протянула Свете бутылку. Из-под щелей в оконной раме сочился холод, и, пока Света пила, Саша опустила ее подвернутые штанины, мягко провела рукой по стылым лодыжкам.

Света отставила в сторону бутылку. Посмотрела Саше в глаза и улыбнулась.

– Ты не выгонишь меня сегодня?

Саша вопросительно приподняла бровь.

– А что, я тебя когда-нибудь выгоняла?

Саша вздохнула. Мир снаружи, оранжево-синий, показался ей вдруг каким-то очень зимним, хотя на дворе всё еще был июнь.

– У отца не было каких-то крутых знакомых, знаешь, или там людей, которые бы могли позвонить кое-куда. Я почему и подумала. Столько постов сегодня вышло о том, как больного директора театра имени Шевченко отправили в СИЗО. А про отца? Пара строк. Меньше абзаца. Тот-то и тот-то, задержан там-то, а вообще это всё в контексте митингов, так что давайте к другим новостям. – Она нервно усмехнулась, потом потянулась за сигаретами. – Мы в универе тексты пообъемнее пишем. А тут что, два предложения? – Она чиркнула зажигалкой. – Никогда не думала, что от текста меньше четырех тысяч знаков мне станет так больно.

Курить стала в окно, в приоткрытую форточку, и Свете показалось, что на подоконнике сидит не одна Саша, а целых три: еще две – в отражении стекла. До Саши теперь не дотянуться – сначала надо два слоя стекла преодолеть.

– Слушай, – Света подхватила Тео и вернулась к подоконнику. – Ты ведь говорила, что он какому-то полковнику МВД однажды подстанцию на даче починил, когда у того был юбилей и пробки по всему району выбило…

– Ну… – Саша пожала плечами. – Это было три года назад.

– И что? – Света подошла к холодильнику и достала оттуда йогурт, потом вернулась на подоконник и, открыв крышку, слизала с ее обратной стороны повисшие там густые капли. – Три не тридцать же. И если этот чувак там большая шишка, он мог бы поспособствовать…

– Чему? – фыркнула Саша.

Мимо окон проехал черный «БМВ» с блатными номерами и тонированными стеклами. Богатый мужик с привилегиями ехал от любовницы? Сын чиновника наворачивал круги, тестируя родительский подарочек? Так ли уж важно это, когда просто выглядываешь из окна?

– Но текста́ тоже никому не помогут, – возразила Света. – Никому никогда не помогали. Ты же видишь. Пишут про активистов, псевдоэкстремистов и так далее, а результата – ноль.

– Ну, не совсем, – возразила Саша.

Она быстро стала перебирать пальцами по экрану, то хмурясь, то прищуриваясь от необходимости сканировать глазами маленькие строчки не прогруженных до конца страниц браузера. Наконец она протянула телефон Свете.

Ну, да, все этот случай помнили. После того, как совсем недавно одного известного журналиста, продержав в СИЗО неделю, выпустили после взрыва возмущения общественности, суд прекратил дела в отношении общественных активистов, которые в поддержку журналиста собрали стихийный митинг. На организовавшего задержание журналиста начальника УВД округа даже завели уголовное дело. Автор заметки предположил, что одна высокопоставленная группа внутри МВД или ФСБ таким образом поквиталась с другой, а активистов в знак благодарности за невольное создание прикрытия кабинетным играм престолов выпустили на свободу.

– Это другое же. – Света вернула телефон.

– Почему другое?

– Ну, тут какие-то игры чинуль, а у тебя – простой мужик, который случайно под горячую руку попался.

Света медленно отставила бутылку вина в сторону, поднялась, сделала несколько шагов босыми ногами по паркету.

– Ты понимаешь, насколько это опасно? А потом мне тебя вытаскивать из отделения, да? Всю ночь торчать, чтобы меня к тебе пустили… А спать ты на чем будешь? А что есть? А…

– Стоп-стоп, погоди, меня же еще никто никуда не забирает.

– В том и проблема! В том-то вся и проблема! – воскликнула Света, да так, что напугала Тео, который мяукнул и спрятался за штору. – Ты вообще не понимаешь, на какой риск идешь… – Света покачала головой, обернулась к ней; в глазах у нее стояли слёзы. – Тот журналист. Он шел же себе просто по улице, ведь так? А ты думаешь, что тебя не арестуют, если запалят в момент обыска? Арестуют ведь, – она отвернулась к окну, – и придется мне выстаивать на проходной отделения, вытаскивать тебя, носиться за адвокатом, объяснять, что нас связывает… – Она драматично повернула голову, надеясь на эффект: – Ты понимаешь, чем это всё грозит? Понимаешь, какая ответственность?

– Ты драматизируешь, Светланидзе, – сказала Саша легко, но с некоторым нажимом. – Вспомни, как ты стремалась, что я буду снимать комнату? Типа, если будешь приходить, что хозяйка подумает? Ничего же не подумала в итоге.

– Это потому, что она уверена, что мы сокурсницы, – проворчала Света. – И потому, что у тебя были деньги платить вовремя. А еще потому, что мне пришлось час ей объяснять, какое расписание у меня, а какое у тебя, и почему мы не живем в одной комнате в общаге.

– Ну, она понимающая женщина…

– Понимающая, ага. Только после того, как спросила все мои явки и пароли и номер телефона. Спасибо, что не паспорт с водительским.

Пока Света рассуждала, описывая круги по комнате, Саша наблюдала, как качаются ее бедра и как маленькие белые стопы вплывают и выплывают из лужицы фонарного света. Нет, она не рисовалась, это были рефлекторные движения гимнастки, как те, что она совершала, когда они с Сашей танцевали однажды в клубе под «Portishead», и Саше так нравилось сравнивать их танец с бродящими звездами из песни, что она тогда Свету в первый раз поцеловала. Света тогда отпрыгнула даже от неожиданности.

Всегда такой была. Пугливой. Смешной.

Саша поднялась с подушки и положила пальцы Свете на бёдра.

– Может быть, если я тебе сделаю приятно, ты успокоишься? Све-е-е-ет… – Она провела пальцами по ее животу. – Люцифер. Люциферище. Ты тут?

Но отклика Саша не почувствовала. Секундное промедление – и Света резко шагнула в сторону, подошла к дивану, подхватила брошенные на спинку джинсы и стала одеваться.

– Что на тебя нашло сегодня?

– Я для наших отношений… за полгорода… – Света яростно натягивала носки. – А ты готова вот так вот просто мной пожертвовать, даже не… не ради работы. Тебе ведь не заплатят за твой текст?

– Нет. Но дело же не в этом. – Саша подошла и снова обняла ее сзади. – Дело, дорогая моя, в том, что твоя подруга – настырная жопа, которой нужно всюду сунуться и докопаться до правды. И чтобы как можно больше людей об этом узнали. А теперь – иди-ка сюда. – Она попыталась развернуть Свету и поцеловать, но та высвободилась из объятий.

– Убери руки, пожалуйста.

Кажется, даже Тео почувствовал холод, потому что тихонько пискнул «мяу?» откуда-то сзади.

Света повернулась к ней – растрепанная, в растегнутых джинсах, колючая, но всё равно какая-то такая, что Саше очень хотелось снять с нее эти джинсы – и не только джинсы.

– Ты понимаешь, что делаешь мне больно? – всхлипнула Света. – Ты понимаешь, что ты делаешь со мной?

Саша смотрела на нее всё так же завороженно и молчала.

– Говорила, что ценишь мои чувства, когда мы только начали… – Света подхватила с пола «конверсы» и стала натягивать их. – А теперь тебе плевать, что я думаю о твоей политике и о твоем риске, и миссия, которую ты себе придумала, важнее наших отношений…

– Мне не плевать! – воскликнула Саша. Разговор начинал ее раздражать. – Ты знаешь, как это называется? То, что ты сейчас делаешь?

– Удиви меня.

– Газлайтинг! Ты переворачиваешь всё вверх дном! Как на наши отношения может повлиять один поход в театр по работе?

– О, а это так психически здорово: назвать опасность «походом в театр», – огрызнулась Света. – Просто представь, как следователь разблокирует твой телефон и увидит нашу переписку. Увидит… Да всё, бля, увидит. Как ты думаешь, что́ он запишет в протокол? Что мы сёстры единокровные? – Она одной рукой набрасывала на голову капюшон, а другой пыталась натянуть на пятку непослушный «конверс». Выглядело забавно. – В итоге и тебя привлекут, потом меня, а потом – а потом и кота не пожалеют, чё им.

Саша прищурилась.

– То есть, подожди, – то есть тебя беспокоит не то, что меня задержат, а то, что следак пропалит твой номер? В этом вся проблема, да?

Тео возмущенно мяукнул, обиженный невниманием к себе, и запрыгнул на теплый еще после Светы с Сашей подоконник.

Света с минуту смотрела ей прямо в глаза, потом сглотнула подкативший к горлу ком и сказала:

– Пока, Саш.

Подхватила рюкзачок с пола, накинула пальто и вышла из комнаты. Саша хотела было догнать, обнять, убедить остаться, заверить, что, конечно, ни в какой театр она не пойдет, а придумает другой способ доискаться до правды, – но лишь стояла и смотрела на светлый провал коридора, а потом где-то хлопнула дверь.

– Мяу? – спросил Тео, обернув к Саше черно-белую морду.

– Ты прав, пацан. – Саша подняла с пола бутылку вина и потрясла на свету. – Тут еще немного осталось. – Она протянула бутылку Тео и улыбнулась. – Разольешь?

Допрос 3

Я когда своего адвоката увижу, простите? Когда ко мне пустят мою жену?

Вопрос.

В это я поверю, когда вон на той стене появится черная дыра и затянет вас вместе с вашими подчиненными в лимб. Простите за сложную лексику.

Вопрос.

Вы что же, полагаете, что, если не будете передавать мне лекарства, если запрёте в камере, запретите видеться с родными и с адвокатом, то этим добьетесь от меня нужных показаний? Нет, этого вы не получите.

Вопрос.

Мой гражданский долг в том, чтобы напомнить вам, что вы нарушаете закон, товарищ полковник.

Вопрос.

Продлевайте. Вы ничего этим не добьетесь. В театре не было никаких экономических преступлений, там выдавали продукт высочайшего класса, хотя я устал вам напоминать, что я проработал в театре всего год, и к реализации гранта не имел почти никакого отношения.

Вопрос.

Еще раз по буквам. У нас был грант на двести миллионов. Точнее, сто миллионов сначала и сто миллионов потом. На эти деньги мы показывали спектакли, проводили лекции, мастер-классы, выставки, концерты. Ни один другой театр не упоминали так часто в Москве в одиннадцатом – двенадцатом году, как наш. Это сотни рабочих, актеров, осветители, операторы, про музыкантов не забудьте. Там просто не было смысла красть. Кража происходит тогда, когда ты забираешь у человека вещь, которая, как тебе кажется, послужит тебе лучше, чем ему. Хотя бы в качестве конверсии в валюту. А нам и в голову не могло прийти, что может быть вещь лучше, чем театр. Наоборот, мы еще и вкладывали из своих. Звали спонсоров, делали рекламу, собирали полные залы! Впрочем… Мне вам, наверно, бесполезно это объяснять. Но я всё равно буду.

Вопрос.

Ну, потому что я хочу как можно скорее оказаться на свободе. Поэтому раз за разом доказываю вам, что ни я, ни коллеги ничего не воровали. А еще потому, что вижу в вас такого же зрителя, который просит ему объяснить, что такое искусство, и почему увидеть «Черный квадрат» может стоить пятьсот рублей.

Вопрос.

Конечно, посмотрим.

Олег

Юристом Олег себя не считал. После сотрудничества с Оксаной Игоревной и до работы журналистом на судах он так и не был ни разу. Он, конечно, закончил юрфак и держал диплом в верхнем ящике стола, под стопкой записных книжек, но, по здравому заключению, Олег бы самого себя на должность консультанта по корпоративным или налоговым вопросам никогда бы не нанял. Для самой небольшой сделки между компаниями ему пришлось бы лезть в гугл и обращаться к архивам судебных практик, на что босс мог бы, хмурясь и прикуривая сигару (в этой фантазии Олега босс почему-то курил именно сигару, как капиталист на плакатах Кукрыниксов), сказать: гуглить я и сам могу, мол-чек, а делать-то шо?

На юрфаке их учили не действовать, а лезть в гугл и зубрить, причем неважно, о каком предмете шла речь: о гражданском ли процессе, о криминалистике ли, об уголовном ли праве или об основах юридической науки. Доходило до смешного: когда одногруппник Олега попросил молодого преподавателя сводить их в суд, тот поднял взгляд от желтых страниц учебника МГУ по гражданскому праву и проворковал убаюкивающим фальцетом:

– А вам зачем? Читайте учебник.

Вот так и получилось, что курс Олега поделился на две заведомо неравные части: на юристов, которых схантили консультанты «четверки» – серьезные мужчины с синими галстуками и лицами кирпичом, которые и в свободное время, наверно, смотрят «Suits», – и на тех, кого Олег называл «перепроизведенными юристами», то есть тех, кто оказался на юрфаке, потому что так было надо (родителям / обществу / господу богу – нужное подчеркнуть), и в итоге обнаружил себя под завалами шпор, бомб, спрятанных в рукаве билетов и прочего студенческого арсенала, который спасал во время экзамена. Тем, кто от читерства отказывался (как Олег, например), оставалось надеяться на зубрежку и возносить молитвы портретам духу правовой системы.

А когда выпустились, вдруг выяснилось, что все эти билеты, бомбы и шпоры потребны только на самокрутки, а как выступать в суде или вести дела, их никто не научил. В самом деле, что бы «перепроизведенные» рассказывали бы на заседании? Как препод по уголовному процессу половину пар травил байки про свою поездку в Штаты и потом всем автоматы ставил?

Так что журналистика для Олега была едва ли не единственным разумным профессиональным выбором.

Но никогда не говори «никогда», так ведь?

За печать резюме Олег заплатил восемь рублей, и теперь сдачу в два рубля крутил в пальцах, пока ехал на «Красные Ворота». Ему бы, может, лучше было перечитать резюме или придумать какой-нибудь креативный ответ на вопрос «Кем вы видите себя через пять лет?», но почему-то хотелось просто крутить в пальцах монетку, потом подбрасывать в воздух и, несмотря на раскачивания вагона, ловить обратно на ладонь.