Текст книги "Откровения у костра. Эротические истории. Любимый Иркутск"

– Как красиво и загадочно ты говоришь, Фёдор. Тебе, наверное, надо быть писателем или поэтом, а ты крутишь баранку, – романтичной интонацией разорвала затянувшуюся паузу Марина.

– Поздно мне уже переквалифицироваться, – угрюмо парировал Фёдор.

– Как же поздно-то, тебе только 26 лет, жизнь начинает расцветать, – изумилась ответу парня Марина. – В твоём возрасте Лермонтов и Пушкин уже написали свои бессмертные произведения. А тебе, может, предстоит это сделать. Что за пессимизм, Фёдор? – Марина недоумевала.

– Понимаешь, Марина, мне осталось жить всего два года и восемь месяцев, – голос парня звучал безнадёгой.

Опережая очередной вопрос Марины, Фёдор пояснил:

– Экстрасенс-волшебник так предсказал мою судьбу. А он никогда не ошибается, я это точно знаю. Проверено на людях.

Установилась звенящая пауза. «Как такое может быть, за что?» – думала Марина.

Потом Марина разрыдалась, она не могла представить себе этого парня мёртвым. Фёдор подсел к ней на кровать и начал успокаивать девушку. Он гладил её вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Потом он обнял Марину и прижался к ней. Фёдор впервые почувствовал как бы материнское тепло, исходящее из сострадающего ему сердца Марины. Такого искреннего, такого близкого и родного. Марина продолжала плакать. Захваченный этой волной страдания и сострадания Фёдор тоже прослезился. Потом они не заметили сами, как начали целоваться, говоря друг другу нежные и проникновенные слова, жарко перебивая друг друга.

Потом Марина сбросила с себя халатик, и взору Фёдора представилось её красивое тело. Он смотрел на свою новую подругу и не мог налюбоваться. Вдруг Марина вскинула голову назад, чтобы освободить свой взор от спадающих на лицо русых прядей волос. Волосы полетели назад. А её полная жизненных сил, упругая, как мяч, большая грудь метнулась вслед за движением головы девушки. Потом, как маятник, грудь качнулась в обратном направлении, немного колыхнулась и замерла. Упругая волна пробежала по телу девушки. Фёдор был очарован, он не мог произнести ни слова. Потом, очухавшись как от наваждения, он дрожащим голосом произнёс:

– Мариночка, шевельни ещё вверх своим плечиком.

Марина озорно засмеялась и резко подняла вверх правое плечо, потом левое.

– Смотри, Фёдор. Любуйся. Я сегодня твоя. Только ты не уходи, не умирай. Смотри, милый. Жизнь прекрасна, мы будем жить вечно.

Её высокие груди скользнули одна за другой вверх. Потом их масса вернулась вниз. Несколько мелких, завораживающих колебаний – и они застыли в трепетном ожидании поцелуев.

Фёдор нежно целовал розовые соски. Ласкал своими крепкими руками тело Марины. Его ладони скользили от груди к спине. Бежали вниз к талии, описывали дуги по бёдрам дрожащей в экстазе девушки. Потом они прогуливались, лаская спину Маринки. Кожа девушки от чувственного восторга покрывалась мелкими пупырышками, становилась наподобие гусиной. Затем руки Фёдора перемещались вниз к промежности, его пальчики были как бы смычками волшебной скрипки, то они сжимали клапаны сказочного духового инструмента, то бегали по клавишам чувственного органа. Симфония любви захватила молодых людей. Они не могли оторваться друг от друга.

Марина тонула в волнах оргазма от одних только восхитительных прикосновений. Вдруг на секунду она вынырнула из сладострастной пучины, чтобы глотнуть живительного воздуха, и томно начала шептать:

– Федя, Феденька, родной мой, давай создадим свою галактику. Пусть далёкий космос встряхнёт поток термоядерной энергии нашего счастья и любви.

Вся ночь была освещена этой волшебной, сладкой, чарующей и жизнеобразующей энергией. Потом Марина любовалась спящим Фёдором. Он изредка вздрагивал и вздыхал во сне. «Наверное, новая, образованная сегодня нашей любовью галактика передаёт Фёдору какие-то космические сигналы», – подумала влюблённая девушка.

Утром Марина приготовила завтрак. Она целовала Фёдора и благодарила за незабываемую ночь любви.

– Фёдор, я за твои нежные руки готова полжизни отдать, – восторженно говорила Марина. – Я была на вершине восторга, на планете женского счастья.

Фёдор впервые от девушки слышал такое. Обычно другая часть тела была самой запоминающейся в женском сознании. А тут нежные руки… Да, Маринка была необычной, сказочной женщиной. Потом они расстались, и Фёдор пошёл в диспетчерскую ПРО (производственно-распорядительного отдела) «Братскгэсстроя». Там его уже ждал непосредственный начальник – Иван Михайлович Говорунов.

А Марина вскоре почему-то поспешно уехала на Украину к себе домой. Они даже не попрощались, не обменялись адресами. Связь прервалась. Но Фёдор душою чувствовал, что новая галактика иногда передавала ему слабые радиосигналы. Но расшифровать их он не смог, а может, просто не захотел.

Иван Михайлович Говорунов чётко воплощал смысл данной ему фамилии – он был весельчаком и юмористом. Но если Иван Михайлович впрягался в работу, а впрягался он всегда, то не было требовательнее, чем он, человека. Требовательного к себе и ко всем подчинённым, подрядчикам и субподрядчикам. Сам он родом из Белгорода, окончив московский институт, приехал в Усть-Илимск, да так и остался на долгие годы в юном северном городе. Иван был высокого роста, с Фёдором они были почти ровесники. Только вот Федя был коренаст и невысокого роста. Правда, если к его росту прибавить длину его члена… Он выглядел бы повыше некоторых баскетбольных звёзд. Но Фёдору и так хватало, главное, женщины его любили. Он был холост и ничем не обременён, поэтому мог работать день и ночь, в выходные и в праздники. За это начальство его любило. А то, что шофёр был хорошим профессионалом и неболтливым по своей натуре, придавало ещё большую значимость его имиджу. Однажды Иван Михайлович сказал Фёдору:

– Сегодня едем на блядки, разрядиться надо немного, а то нервы на пределе уже.

– На блядки так на блядки, как скажете, шеф, – в ответ засмеялся Федор.

Он знал, что если Иван Михайлович шёл в загул, значит, всё будет серьёзно. На работе ништяк, всё отрегулировано, беспокоить никто в обозначенное время не будет. С девчонками всегда порядок, они безумно влюблялись в Потапыча, так его любовно называли подруги.

Дорога была не дальней, через двадцать минут они уже были в Новом городе. Встречала гостей в своей квартире голубоглазая блондинка Светлана Озерова, Фёдора ждала жгучая брюнетка Татьяна. Света была разведёнка, дети жили с бабушкой.

А Татьяна была замужем, и квартира её находилась в том же подъезде, что и у Светланы, только на первом этаже. Гулянка понеслась сразу со старта полным ходом. Иван уходил с красавицей блондинкой в спальню, они занимались любовью и снова возвращались к столу. Все весело бухали чистую, как слеза, водку и закусывали сибирскими деликатесами: речной рыбой и диким мясом.

Фёдор раздел Татьяну. Она хоть и была замужем, но не очень владела премудростями сексуального искусства. Стеснялась, тормозила поначалу. Потом, правда, разогрелась, раскрепостилась, и сексуальная энергия заполнила всю Светкину квартиру. Стоны доносились то из одной комнаты, то из другой. Пир пьянства и секса был в полном разгаре, когда в дверь квартиры позвонили.

Татьяна напряглась как струна.

– Это муж, сейчас он устроит дебош и поножовщину. Он имеет опыт сидельца, терять ему особо нечего, – с тревогой в голосе произнесла она.

Все замерли в ожидании развязки. Света на цыпочках подошла к двери и тихонько посмотрела в дверной глазок. На площадке стоял разъярённый, как бык, муж Таньки. Он готов был наброситься на тореадора с топором. Топор был с широким лезвием для рубки мяса, рукоятка длинная.

– Слышь, ты, козёл, – начала из-за двери вещать Светка. – Катись отсюда, пока не нашёл на свою жопу приключений. Ты чё ко мне тарабанишь, пьянчуга? Я со своим мужчиной занимаюсь любовью, а ты тут с топором выёживаться пришёл. Ещё раз по-хорошему прошу: уходи отсюда нафиг или тебе хуже будет, – твёрдо, без тени страха отчеканила блондинка.

– Ты мне на хер не нужна, Светка. Пусть моя Танька выходит, – уже без прежнего напора начал кричать из-за двери обиженный муж.

– Нет тут никакой Таньки, катись отсюда!

– Светка, открывай, я только посмотрю и уйду.

– Ага, сейчас, буду я перед тобой голыми сиськами сверкать. Иди к своей Таньке и любуйся её дойками, а от меня отстань или я милицию пошла вызывать.

– Ну, сука, ладно, я в подъезде тогда караулить буду. Всё равно рано или поздно выйдете, бляди, из квартиры.

– Хрен с тобой, сиди и жди сколько хочешь, только не на моей лестничной площадке, долбодятел непонятливый.

Обескураженный Отелло ушёл вниз. Пир продолжился.

На грани риска жизни и смерти оргазмы у Татьяны были ещё жгучее, ещё острее. Она улетала в небеса и со всего маха падала вниз в постель в объятия Фёдора. Теряла сознание и снова возвращалась, охваченная дурманящими чувствами экстаза. Ей было всё равно, что будет потом. Главное, сейчас её Феденька рядом и его член бороздит вселенную её ещё не раскрытых ранее пластов сладострастных чувств.

– Феденька, Феденька, любимый, как мне хорошо с тобой, – шептала она, прижимаясь к Фёдору.

Но всему приходит конец, пришло время завершать и этот сексуальный марафон. Иван Михайлович оделся. Смотрясь в зеркало прихожей, поправил галстук. Фёдор тоже уже был наготове. Договорились спускаться медленно и возле машины решили быть осторожными. Отелло с топором не должен был застать плейбоев врасплох. Поцеловав подруг, наши герои шагнули в темноту подъезда.

На лестничной площадке первого этажа они увидели сидящую сгорбленную фигуру с топором наперевес. Фёдор страховал, а Иван Михайлович демонстративно перешагнул обезумевшего от страха Отелло. Фигура Ивана Михайловича заполнила весь лестничный проём. Фёдор пнул ногой в жопу сторожившего свою неверную жену мавра:

– Пододвинься, мудило. Весь проход перегородил.

Отелло принял с благодарностью этот поджопник. Он, наверное, подумал: «Хорошо, что хоть бить не стали». А наши герои сели в уазик, отъехали по проспекту Мира несколько метров. Потом машина ещё долго сотрясалась от смеха молодых и озорных героев-любовников.

Жить оставалось полтора года. По крайней мере, столько отмерил Фёдору экстрасенс-волшебник. Жизнь прекрасна, и помирать уж очень сильно не хотелось. Фёдор решил заняться закаливанием. Очень жалел, что не уточнил у предсказателя, от чего загнётся, или дубу даст, или ласты завернёт. Как бы ни говорили, а такие знания не лишние, может, и побороться бы смог. Защитить себя. А так – общее закаливание организма. Так велел главный врач железнодорожной больницы Николай Алексеевич Наумов, что из посёлка Железнодорожный.

Когда я встретил Фёдора на улице, у меня пропал дар речи.

Переведя дыхание, я спросил донжуана моржового:

– Федя, мороз минус сорок семь градусов, ты идёшь в болоньевой куртке на голое тело, без шапки. Тебе не кажется, что люди могут подумать на тебя – безмозглый дурак?

– Не, не подумают, – поглаживая заиндевевшие кудри на своей груди, начал вещать Фёдор. – Люди увидят, что я не босиком, а в кедах, и сразу поймут, что парень закаляется, – беззаботно заключил мой друг.

Я посмотрел – действительно, в резиновых кедах на босу ногу.

– Доказывать что-то бесполезно. Разреши, Федя, сразу перейти на оскорбление, – продолжаю разговор. – Ты, Федя, при такой погоде себе болт отморозишь, девки любить перестанут, – предостерегаю я своего друга.

Федя громко захохотал, клубы густого пара вместе с выдыхаемым воздухом вылетали изо рта моржа. От этого он походил на Деда Мороза и Змея Горыныча одновременно. Но не на простых сказочных героев, а на придурков на всю голову шибанутых.

Я как накаркал. Спустя некоторое время от простуды у Феди закапало с конца. Привожу его к Николаю Алексеевичу Наумову в больницу и решаю приколоться.

– Коля, у моего кореша нижний зуб заболел. От любви или нет, не знаю. Проверить бы надо. Только одна проблема. У него писюн малюсенький. Попроси, чтобы медсестра Настя отыскала его в штанах парня и сделала мазок для бактериологического анализа.

Когда Фёдор по моему приглашению вошёл в кабинет главного врача больницы, Наумов подбадривающим голосом сказал, обращаясь к Фёдору:

– Не переживай сильно, Фёдор, хрен не должен быть большим, он должен быть весёлым.

Фёдор ничего не ответил. Он только пожал плечами в недоумении.

Настя, высокая стройная брюнетка с великолепной фигурой и гордой осанкой, перечить главврачу не стала. Вот они с пациентом идут в процедурный кабинет. Она – высокая и статная, и Фёдор – ростом ей до груди, но коренастый, как штангист. Я весь замер в ожидании. Через несколько минут Настя заходит в кабинет Наумова с гордо поднятой головой. Она умная девчонка, догадалась о моём приколе про маленький пенис пациента.

– Николай Алексеевич, ваше указание выполнено. Я взяла мазок из этого «маленького» писюна. Даже наклоняться не пришлось, – хитро улыбаясь, девушка поглядела на меня и ушла.

Фёдор зашёл следом, он выглядел ошеломлённым.

– Вот это баба! Какая фигура! Какой рост! Её в грудь целовать можно не нагибаясь. Всё, Серёга, я женюсь. Кончилась моя холостяцкая жизнь. Я встретил свою мечту. Она будет матерью моих детей. А потом уже и помирать можно…

После первой брачной ночи Настя прибежала в комнату в общаге к Петру. Он был нашим общим другом, и они ранее иногда с Настей придавались любовным утехам.

– Петя, слышь, у него член как пожарный брандспойт, – стала причитать девушка.

От испугу она немного преувеличивала.

– После комсомольской свадьбы, когда гости разошлись и мы остались одни в комнате общежития, Фёдор постелил простынь на полу, – продолжила Настя. – Потом – о ужас! – разбил молотком с десяток пустых бутылок. Осколки стёкол положил на импровизированное брачное ложе, – голос девушки задрожал.

– Теперь мы, Настя, будем с тобой строгать маленького Буратино, – сказал Фёдор, содрогаясь от сексуальной страсти…

Петя осмотрел спину девушки. Порезов не было видно, но вмятины от острых граней битого стекла запечатлелись на упругой коже девушки. Наверное, Фёдор смог передать супруге какие-то йоговские импульсы, которые спасли кожу девушки от глубоких порезов.

– Я с перепугу думала, что после полового акта пойдём голыми на мороз бегать босиком по снегу или по горящим углям возле общаги… Петенька, мне страшно. Я боюсь этого монстра. Пожалей меня, – девушка горько заплакала.

Петя пожалел девушку четыре раза за ночь. Наутро она ушла к своему йогу.

«От такого брандспойта сбегала к обычному парню», – подумал я.

Опять мне вспомнились слова Наумова Николая Алексеевича: «Хрен не должен быть большим, он должен быть весёлым!»

Потом я переговорил с Фёдором. По-дружески порекомендовал заниматься йогой самому, а жену не испытывать такими изысками.

– Для неё экзотики, – я показал взглядом ниже пояса друга, – и так выше крыши.

Фёдор больше таких экспериментов не проводил. Он полюбил Настю. Девушка тоже влюбилась в своего мужа. Позже у них родилось два сына. Супруги дружно катали коляски по красивым, нетронутым островкам тайги, которые мудрые строители и проектировщики оставили для горожан внутри микрорайонов в нашем молодом городе Усть-Илимске.

Многие девчонки завидовали Насте, какой заботливый и внимательный был у неё муж. Как он смотрел на супругу…

Глаза его светились божественным светом. Сыночки-двойняшки на его руках резвились и звонко хохотали. Такая сказочная дружная семья. Какие чистые и трепетные отношения.

«Только усть-илимские Ромео и Джульетта, радостные и счастливые, не думали о смерти», – хотел было написать я.

Нет, о приближающейся смерти думал Фёдор. Когда он ночью внезапно просыпался, то любовался спящей прекрасной Настей, его женой, и с горечью думал, что вот уже скоро он покинет этот мир. Настя останется одна воспитывать двоих озорных сыновей.

Он целовал свою красавицу, потом молча, стиснув зубы, плакал. За что ему участь такая, за что?

Федя забыл всех своих поклонниц. Настя тоже была преданной и верной своему ещё недавнему земному воплощению Дон Жуана и Джакомо Джироламо Казановы. Наверное, Настя своей любовью и спасла Фёдора от смерти, предсказанной экстрасенсом-волшебником.

Не сразу выветривались из головы, вернее из обеих (верхней и нижней), мысли о сексе на стороне. До смерти, предсказанной экстрасенсом, осталось два дня. Фёдор приехал в Иркутск, чтобы встретить самолёт из Москвы. Его шеф Иван Михайлович возвращался из командировки.

«Встречу Говорунова, привезу его в Усть-Илимск и помру. Забегу-ка я напоследок к Татьяне Голубевой. Не видел её уже давненько, попрощаюсь. Больше ведь не придётся встретиться. Разве что на том свете», – подумал Фёдор.

Машина до утра осталась на стоянке в аэропорту. Федя с бутылкой сухого вина уже поднимается на пятый этаж панельного дома в микрорайоне «Солнечный», что на берегу иркутского водохранилища. Вот она дверь некогда любимой девушки. Она, наверное, по-прежнему одинока. Её дочка Леночка – точная копия мамы, только в уменьшенном масштабе, уже подросла, наверное.

Звучит динь-динь. Это тот, прежний, до боли знакомый Фёдору дверной звонок. Дверь открывает Татьяна. Она, как и раньше, в халатике, надетом на голое тело. Её большие упругие груди всё также подпрыгивают при ходьбе и норовят вырваться на свободу из этого завораживающего простенького одеяния.

Фёдор стоит и молчит. Он не знал, как же сказать Тане, что он послезавтра умрёт, что это их последняя встреча.

Вдруг из комнаты слышится сердитый мужской голос:

– Таня, это кого ещё на ночь глядя принесло?

«Может, экстрасенс ошибся с датой, может, мне уже сегодня помирать в драке с этим быком?» – начал думать Фёдор.

Он ни капли не испугался, ему было тоскливо от безысходности. Фёдор не стал проходить в квартиру, зачем. Драться у него не было желания. Быть участником выяснения семейных отношений он тоже не хотел. Время шло, Татьяна, наверное, вышла замуж. А тут он припёрся, не предупредив заранее.

– Извините, я ошибся адресом, – отчеканил Фёдор, потом резко развернулся и пошёл вниз на улицу.

На автобус он садиться не стал. Потихоньку поплёлся по объездной дороге в аэропорт. Сумерки начали сгущаться. Что-то торкнуло в голове, и Фёдор обернулся назад. В свете фар встречных машин он увидел знакомую фигуру, бегущую вслед за ним. Это бежала Татьяна. Она каким-то седьмым женским чувством поняла, что Фёдор идёт уныло пешком. Фёдор залюбовался эротичной динамикой движения молодой женщины. Она в беге отталкивалась одной ногой от асфальта дороги. Два её огромных мяча за пазухой устремлялись вверх. Потом в бок, в противоположную сторону от толчковой ноги. Затем от импульса, передаваемого другой ногой, они летели обратно. При этом они залетали на бок с такой силой, что казалось – мячи кружатся и бьются о кольцо баскетбольной корзины и никак не могут туда провалиться. Наконец мячи были остановлены объятиями Фёдора и запыхавшейся Татьяны.

– Феденька, мне надо с тобой поговорить, – переводя дух, произнесла Татьяна.

– Мне тоже, Таня, надо тебе многое сказать, – заговорил Фёдор.

Он поцеловал Таню в щёчку, и они присели на придорожный валун.

Таня начала серьёзный разговор.

– Послушай, Федя, ты случайно триппером не болеешь?

Фёдор обалдел от неожиданного пассажа и чуть не свалился на землю.

– Ты чё такое говоришь, Таня? – ошарашено спросил Фёдор.

– Понимаешь, Федя, после нашего расставания я долго не могла тебя забыть. Другие мужики мне казались слабаками, и я при возникновении сексуального желания удовлетворяла себя сама. Я мастурбировала в кровати, иногда в ванне, открутив у душа распылитель, под тёплой струйкой воды. Направляла её поток на клитор и воображала, что это ты рядом со мной.

– Ой как поэтично. Но причём тут триппер? – начал интересоваться Федор.

– Не перебивай меня, – сердито одёрнула парня Татьяна. – Потом у меня всё же случился контакт с мужчиной. Ничего яркого, но сегодня он пришёл ко мне домой с предъявой. Говорит, что, кроме жены и меня, никого не трахал всё обозримое время. Пришёл, типа, выяснять, откуда взялась венерическая болезнь. А тут ты звонишь в дверь и уходишь, я и побежала, чтобы тебя спросить.

– Ты только про триппер хотела спросить и больше ничего?

– Да, Фёдор. Я просто ошарашена, и других мыслей в голове у меня нет.

– Ну и слава Богу. Успокойся, пусть твой любовник со своей благоверной разбирается. Мы с тобой не при делах, если всё так, как ты говоришь, – успокоил девушку Фёдор.

Глаза Татьяны просияли. Больше говорить вроде не о чем.

Фёдор пожелал Татьяне всего хорошего и продолжил свой пеший путь в аэропорт. Окрылённая Татьяна направила свои лыжи с баскетбольными мячами по направлению домой.

«Во, блин, какой только фигни в жизни не происходит, – шёл и думал Фёдор. – Нет, я больше своей Настеньке изменять не буду. Да и жить-то осталось уже всего ничего – один день. Экстрасенс – он на то и волшебник, чтобы никогда не ошибаться», – грустно думал Фёдор.

Последние солнечные лучи заката убежали за горизонт. Облака начали сгущаться. Природа стала погружаться во власть тьмы. Фёдор шёл не спеша. Вдруг в его сознании зазвучала грустная мелодия старого танго:

Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась,

Что нет любви.

Мне немного взгрустнулось,

Без тоски, без печали

В этот час прозвучали

Слова твои.

Расстаёмся, я не в силах злиться,

Виноваты в этом только ты и я.

Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась,

Что нет любви.

Фёдор не умер ни назавтра, ни потом. Он жив и сейчас. В Усть-Илимске с женой Настей они растят многочисленных внуков.

Жизнь продолжается.