Текст книги "Остров Русь (сборник)"

И они, наверное, подчистую самоистребились бы, а история Египта на том бы и закончилась, если бы вдруг среди ясного неба не засверкали молнии и не загремели раскаты грома.

– Осирис, Осирис идет! – закричал Стас радостно, и все раболепно повалились на землю. Включая солдат и Доршана, который, упав к моим ногам, тихонько проскулил:

– Так и есть, в самом жутком своем воплощении. Сейчас карать начнет…

Освобожденный, я судорожно глотнул воздух и оглянулся, выясняя, в чем же, собственно, дело. И сразу все стало ясно. Переступая через распростертые тела насмерть перепуганных людей и паля в воздух из муми-бластера, к нам величавой поступью двигался Шидла.

– Ко мне, котята! – гаркнул он зычно, и мы со Стасом со всех ног кинулись к нему. Но на полпути Стас остановился и позвал:

– Лина!

Хайлине, соскочив с носилок, побежала к нам.

– А это еще что за маленькая самка? – спросил Шидла, с интересом ее разглядывая.

– Она с нами, – тяжело дыша, ответил Стас. – Айда быстрее, пока они не очухались.

– Бояться их нечего, – уверенно ответил Шидла, – но убивать не хочется. Так что давайте правда поспешим. Самка пусть садится верхом на меня, а вы покрепче держитесь за гриву.

Мы помогли Лине взобраться ему на спину и вчетвером помчались к лесу.

Глава пятая,
в которой нам крупно не повезло

Минут через пятнадцать мы, запыхавшись от быстрого бега, сидели в хроноскафе. Шидла что-то настраивал на приборном щитке, Стас, чертыхаясь, брезгливо отцеплял от одежды вареные овощи, а Лина осматривалась, широко открыв глаза от любопытства и удивления.

– Наладил? – спросил я сфинкса.

– Давно уже. Вас искать замучился. Испугался даже. А как зовут маленькую самку? – кивнул он в сторону Лины.

– Девочку, – поправил я. – А зовут ее Хайлине.

Услышав свое имя, Лина кокетливо потупилась.

– Только она всеземного не знает, – добавил я.

– Это ясно, – сказал Шидла. – Тогда вот что. Посади ее в свое кресло и пристегни ремень. Ремни я тоже починил. А сам покрепче держись за спинку, ты уже привычный.

– Да пусть она со мной садится, – предложил шустрый Стас. – Мы тут нормально поместимся. – И он, как мог плотнее прижавшись боком к одному подлокотнику кресла, махнул Лине рукой. Возражать, что, мол, я-то похудее буду, я постеснялся, Лина устроилась возле Стаса, и он принялся суетливо застегивать ремень.

– Готовы? – спросил Шидла. Мы кивнули. Стас заботливо предупредил Лину:

– Держись крепче. И не бойся, это быстро…

Сфинкс нажал на красную кнопку, и в тот миг, когда я, действительно уже привычно, ощутил, как проваливаюсь в бездну, в голове моей мелькнула запоздалая мысль: «А фараона-то я не оживил…»

Эту фразу, только вслух, конечно, я и выпалил сразу после того, как закончилась переброска.

– Ну, теперь поздно, – заявил Стас без особого сожаления в голосе. – Что сделано, то сделано. Теперь мы далеко уже.

– Шидла, – спросил я, – мы сейчас где и в каком времени?

– Время пока то же, – ответил сфинкс, – а находимся мы на околоземной орбите.

Я слегка расстроился – вовсе я не собирался Неменхотепа насовсем убивать. Я его, честно, оживить хотел. А получилось вот как. Я молча вернул Стасу один из бесполезных теперь дистанционных блоков. Сувенир все-таки.

– Да не бери ты в голову, – принялся он меня успокаивать, – фашист – он фашист и есть.

– Это вы про что? – заинтересовался Шидла. – Вы хоть расскажите, что там с вами стряслось.

Тем временем Стас расстегнул ремень, и Лина, попытавшись встать, взмыла к потолку.

Я даже представить себе не мог, чтобы человек, никогда и слыхом не слыхавший про какую-то там невесомость, так быстро адаптировался в невероятной для него ситуации. Сверху (если только тут уместны выражения «верх» и «низ») раздался ее мелодичный смех, а потом – веселый голос:

– Я стала птицей?!

Я хотел было объяснить ей, что такое невесомость, но тут же понял, что это было бы слишком сложно. Не то страшно, что в древнеегипетском и слова-то такого нет, а то, как ей объяснить, что вон тот светящийся в иллюминаторе голубой блин – не что иное, как Земля, и никакая ладья с богом Ра на борту вокруг нее не плавает… Пришлось оставить астрономический ликбез на потом, тем более что Стас уже азартно рассказывал Шидле о наших злоключениях в египетском плену. И я, сказав Лине только: «Я тебе потом все объясню», – стал уточнять его рассказ подсказками и пояснениями. Стас при этом, как всегда, огрызался: мол, не мешай, я сам… Но вместе у нас все равно получалось интереснее.

Сфинкс слушал внимательно, то и дело от возбуждения почесываясь задней лапой за ухом. Но в особый раж его ввел эпизод с кошкой, когда Улик поддал ей копьем, а остальные стражники загоготали.

– Дикари! – рявкнул он сердито и добавил, кровожадно ощерившись: – Зря я их пожалел, не пострелял немного!..

Когда мы закончили, он спросил:

– И вы что, хотите эту самку взять в свое время?

– Конечно! – воскликнул Стас. – Мама с папой ее удочерят, она же сирота.

– Шидла, – попросил я, – говори все-таки «девочка», а не «самка».

– Не в этом суть, – отмахнулся он от меня, как от назойливого комара. – Суть в том, что я вовсе не уверен, сможем ли мы доставить ее в двадцатый век.

– Как так? – оторопел Стас.

– Видишь ли, человеческий детеныш, хроноскаф в общем-то одноразовый. Он построен только для того, чтобы сначала доставить вас домой, а потом меня – в Древний Египет. Количество хроногравитационной энергии ограниченно. Был, конечно, и запас, но на дополнительный прыжок в древность мы никак не рассчитывали. А мне ведь нужно сюда вернуться. И на дополнительного пассажира – тоже не рассчитывали. А чем больше масса, тем больше затраты энергии. Я не уверен, что нам и без нее-то энергии хватит.

– Та-ак, – протянул Стас. – И как же быть? Ну посчитай, может, все-таки хватит? Что же, мы ее тут бросим?

– Как я посчитаю? Бортовой компьютер для подобных операций не предназначен. Все необходимые расчеты он делает сам, внутри. Я могу только ставить задачи, а он, просчитав оптимальный вариант, – выполнять.

Мы озабоченно молчали. Лина уже спустилась вниз, снова примостилась возле Стаса и, пытаясь понять, о чем мы говорим, заглядывала нам в лица. Но ничего у нее, естественно, не выходило, и она смешно хмурила брови, так, что они почти сливались в одну черную полоску.

– Я вижу только один путь, – сказал наконец Шидла. – Свой вес, а значит, и массу я знаю. Я введу ее величину в компьютер. Нашу совокупную массу – мою и вас двоих – компьютер помнит по прошлым перелетам. Массу нас четверых он определит сразу, в момент начала скачка. И еще одна вводная: теперь в пространстве – на орбиту и с орбиты – будем двигаться только на ракетной тяге, специальную энергию на это тратить не будем. Я задам компьютеру необходимые условия: сначала он должен вас троих доставить в ваше время, а потом меня – обратно в Древний Египет.

– И еще должна остаться энергия, чтобы потом нас из музея в двадцать пятый век перебросить, – подсказал Стас.

– Само собой, – согласился Шидла. – Затем я дам старт. Исходя из всех этих условий, хроноскаф совершит скачок в будущее, и если энергии ему будет достаточно, он доставит в ваше время всех четверых; если же нет, он остановится где-то на полпути, и там нам придется вашу самку высадить. Вот так. И вряд ли мы сможем придумать что-нибудь другое.

Тишина, возникшая в рубке после этой его речи, была еще тягостнее, чем в прошлый раз. Лина тревожно на нас поглядывала.

– А может, дотянем? – с надеждой спросил Стас.

– Может, и дотянем, – ответил Шидла. – Но не уверен.

– Тогда, может, ей лучше здесь остаться? – набравшись мужества, спросил я.

Стас жалобно глянул на меня. Потом веско сказал:

– Пусть она сама решает.

…Почти два часа понадобилось нам со Стасом, чтобы лишь в самых общих чертах втолковать Лине что к чему. Девчонка она оказалась в общем-то сообразительная. В конце концов она сказала:

– Мальчики, ну что тут рассуждать? Дома у меня нет никого – ни папы, ни мамы, ни друзей. Там меня ничего не держит. А так есть надежда, что мы все-таки будем вместе. А не получится… Какая мне разница, в каком времени жить? Хуже, чем у нас, наверное, нигде нет.

– «Никогда», – поправил я ее машинально, а сам подумал, что она еще ничего не знает ни про инквизицию, ни про Гитлера… И еще подумал, что она мне все-таки по-настоящему нравится.

Я обернулся к Шидле и сказал ему о решении Лины.

– А я давно уже все настроил, – грустно усмехнулся он. – Я ведь знал, что она ответит. У нее хорошее лицо. Общаясь с вами, я уже начал пересматривать свое отношение к людям. А теперь пересмотрел окончательно. Если даже в такой древности… Ладно, пристегивайтесь.

И еще через несколько секунд мы наконец помчались через века.

Когда отступило обычное при этом головокружение, я смог наблюдать за табло времени. Когда началась наша эпоха, у меня радостно екнуло сердце. Вот хроноскаф проскочил первое тысячелетие, и мы со Стасом обрадованно переглянулись. 1112, 1680, 1937… У меня задрожали коленки… 1966!.. И все. Стоп. Красные цифры на зеленом поле прекратили свой стремительный бег.

Мы снова переглянулись. Но радости в наших взглядах на этот раз уже не было.

– Куда будем приземляться? – спросил Шидла мрачно.

Лина смотрела на меня с ожиданием.

– Не дотянули? – догадалась она по выражению моего лица.

– Не дотянули, – подтвердил я.

– Сколько?

– Мама родит меня только через тринадцать лет. А его, – кивнул я на Стаса, – еще через год.

– Ну, это не так уж много, – грустно улыбнулась она.

Стас отвернулся, чтобы мы не видели, что творится с его лицом. Потом сказал Шидле с отчаянием в голосе:

– Я тоже останусь здесь.

– Нет, – твердо ответил сфинкс. – Тогда все было зря. – И, повернувшись ко мне, повторил: – Куда будем приземляться?

Я перевел его вопрос Лине. Она пожала плечами:

– Все равно. Может быть, в ваш город?

– Нет, – сказал Стас, – у нас зимой холодно, а ты к этому не привыкла.

Лина благодарно посмотрела на него.

– Да, – подтвердила она, – мне бы хотелось, чтобы было солнце, много солнца. Чтобы там росли виноград и разные фрукты. И чтобы люди были добрыми…

– Ташкент! – выпалил я, потому что вдруг вспомнил мамины рассказы про этот город. Стас согласно кивнул головой. – Ташкент, – повторил я сфинксу.

– Где это? – деловито спросил он. – Вы на глобусе найдете?

– Запросто, – заверил Стас, – мама на нем Ташкент сто раз нам показывала.

– Тогда ищите, – сказал Шидла и что-то нажал на приборном щитке.

Голографическая модель Земли, вращаясь, повисла за нашими спинами. Выждав подходящий момент, Стас ткнул пальцем в знакомую точку. Шар остановился, а место, которое указал Стас, вспыхнуло бирюзовой звездочкой.

– Не ошибся? – подстраховался Шидла.

– Все правильно, – подтвердил я.

– Что ж, тогда готовьтесь к приземлению.

В этот момент Лина протянула руку и погладила сфинкса по гриве.

– Переведи ему, Стас, – попросила она, – пусть не расстраивается. Я понимаю, что он хороший и ни в чем не виноват.

Стас перевел, и Шидла, встряхнувшись, как большой кот, грустно покачал головой.

– Спасибо, – сказал он.

И Стас перевел это Лине.

…Мы приземлились ночью. Сначала падали с парашютом, затем зависли над землей, удерживаемые антигравитацией.

– Ты же говорил, нет запаса энергии! – воскликнул Стас обличающе.

– На движение прямо над поверхностью затраты минимальны, – ответил сфинкс. – Если даже мы будем кататься в хроноскафе, как на антиграве, целый день, мы потратим энергии столько, сколько нужно для переброски во времени часа на два-три.

Стас прикусил язык, и мы двинулись над ночным городом, подыскивая удобную и пустынную площадку.

Мы сели в центре, на стадионе. Пока мы летели, я рассказывал Лине, что такое милиция и детская комната в ней, а также научил говорить по-русски «здравствуйте» и «меня зовут». Чем еще я мог помочь ей?

Втроем мы выбрались из капсулы. Душная летняя ночь наполняла смешанным чувством радости и грусти. Мы молча прошли несколько шагов.

– Ну все, мальчики, вам нужно возвращаться, – сказала Лина. – Долго прощаться не будем. Я рада была узнать вас. И очень вам благодарна. Вы ведь мне жизнь спасли. И от Неменхотепа избавили. Жаль, конечно, что так получилось…

– Мы все равно найдем тебя, Лина, все равно найдем, – сказал Стас запальчиво, потом неожиданно обнял ее и, повернувшись, побежал к хроноскафу. На Лине от его объятий осталось несколько прилипших кусочков разваренной моркови.

«Найдем, – подумал я. – Если бы речь шла о расстоянии, а тут – время. Никогда мы ее не найдем. Или найдем чужую взрослую тетю… Нет уж, лучше не искать даже».

– Прощай, Лина, – сказал я и легонько сжал ее ладонь в своей.

– Прощай, Костя. – Она улыбнулась, и в то же время я увидел, что на глаза ей навернулись слезы. Удивительно, другая девчонка уже давно рыдала бы навзрыд…

Я забрался в капсулу, и тут вдруг Шидла сказал нам:

– Посидите тут минутку, только ничего не трогайте. Мне тоже нужно ей кое-что сказать. – И он выскочил наружу с прижатой к груди передней лапой, явно что-то от нас пряча. Только, честно сказать, мне совсем не было интересно, что он там прячет. Ничего мне не было интересно.

Сфинкс вернулся минуты через три.

Глава шестая,
в которой ржавый гвоздь спасает Вселенную

Стас вдруг расплакался. Хотя вообще-то не вдруг. Если бы не заплакал он, наверное, первым разревелся бы я.

Шидла, запуская ракетные двигатели, жалостливо поглядывал на нас. Но меня эти взгляды только раздражали. Откуда ему – сфинксу (у них и самок-то нету!) – понимать, что такое друг-девчонка. Вообще друг – это много, а если человек смог стать твоим другом несмотря на то, что он – девчонка, это уже серьезно.

Через минуту я убедился, что в этом отношении мы с братом солидарны.

Когда Стас всхлипнул особенно громко, Шидла мягко сказал:

– Перестаньте, котята, во всяком случае…

Но закончить он не успел, потому что Стас заорал:

– Молчи, урод! Что б ты понимал?!

Самым поразительным было то, что Шидла действительно замолчал и ничем не выказал обиды. Заговорил же снова лишь минут через двадцать, когда мы со Стасом уже болтались в невесомости, а сам он настраивал временной блок. Заговорил так, словно его и не прерывали:

– …Во всяком случае, ее жизни ничего не угрожает.

– Почему это? – не поверил я.

– Потому что я – преступник, – туманно ответил он, а потом сразу сменил тему, как будто жалел о сказанном: – Кстати, учтите, хроноскаф невозможно настроить с точностью до минуты, и не исключено, что вы появитесь в своем времени часа на два-три раньше или позже своего исчезновения.

– Если раньше – не беда, – заметил уже успокоившийся Стас, – переждем. А вот если позже, когда нас папа с мамой уже хватятся, тогда что-то сочинять придется.

– Можем и сейчас – заранее – сочинить, – предложил я.

– Предпочитаю экспромт, – заявил Стас как всегда самонадеянно.

Я заметил, что брат мой жалеет, что обругал сфинкса; все-таки мы привязались друг к другу, многое вместе пережили. Да что говорить, у Неменхотепа-то он нас по-настоящему спас. Но извиняться… Нет, это не в Стасовой натуре. Он, заглаживая свою вину, все-таки попытался затеять дружескую беседу. И это ему удалось.

– Шидла, а что ты будешь делать, когда нас вернешь домой? – спросил он. – Отправишься в Древний Египет и умрешь там с голоду?

– Раньше я хотел поступить именно так, – ответил сфинкс, – но сейчас, думаю, я могу сделать больше. Я могу максимально увеличить вероятность того, что петля замкнется. Не надеясь на слепой случай.

– Как?

– Я лично позабочусь о том, чтобы статуя сфинкса была построена. И чтобы хроноскаф со мной внутри, замаскировав, поместили именно в фундамент этой статуи, где его потом и должны найти.

– Но как ты сможешь быть уверенным в этом? – не унимался Стас. – Ну статую ты еще можешь заставить построить. Тебя боятся. О твоем бластере, наверное, легенды сложили. – При этих словах Шидла почему-то отвел глаза. – Но как ты заставишь египтян делать все по-твоему, когда тебя уже не будет?

Логика в словах Стаса была железная, но Шидла ответил такое, что мы с братом ошалело выпучили глаза:

– Они не посмеют нарушить волю фараона. А я буду фараоном.

Мы молчали, просто не зная, что сказать, а сфинкс пояснил, распаляясь:

– Я воспользуюсь гибелью Неменхотепа. Я буду хорошим фараоном. Я их многому научу. Как добывать железо, как делать бумагу, как растить новые сорта злаков… А главное, я научу их справедливости. Уж кто-кто, а я-то знаю, что такое справедливость. Я буду очень справедливым фараоном, мои подданные будут любить меня. И никаких жертвоприношений! Это же дикость несусветная! – Он помолчал, а потом закончил проникновенно: – А еще не понравилось мне, как они там с кошками обращаются… я их научу.

– Шидла! – не выдержал я. – Но истории ничего не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс – существо мифологическое!

– Сам ты – существо мифологическое, – совсем по-стасовски обиделся сфинкс. – А что истории неизвестно, так я и об этом позабочусь.

…Все-таки хроноскаф – действительно удивительное достижение инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на расстоянии вытянутой руки от нас.

Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…

– Где-то здесь, по-моему, – бесцеремонно ударил Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно, и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце концов, глобус – он глобус и есть.

– Да, здесь, – подтвердил я, – чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?

– Сориентируемся, – согласился Шидла.

И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.

Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.

А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:

– Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…

Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.

– Блин! – вдруг воскликнул он и замахал рукой.

– Ты чего? – удивился я.

– Укололся, – объяснил он. – Гвоздей тут накидали… – Но сразу вновь умилился: – Гвоздик! Наш гвоздик! – С этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.

Все это время Шидла тактично молчал, только с подозрением принюхивался, расширив ноздри, с неописуемым отвращением на лице.

– Ну что, – спросил я его, – будем прощаться?

– Будем, – кивнул он. – Хотя… Давайте-ка в последний раз прикинем, все ли мы учли.

Я задумался. И сразу обнаружил в наших построениях тонкое место.

– Слушай, – сказал я, – сейчас-то мы знаем, как запустить хроноскаф. А тогда… Чисто случайно. Мы ведь даже и не хотели его запускать, мы хотели только выйти. Вдруг в этот раз мы его не включим?

– В какой «этот раз», – передразнил оправившийся от патриотического экстаза Стас. – Это все уже произошло.

– Если мы прибыли раньше, а по-моему, это так, тогда вроде потемнее было, то это еще не произошло, только произойдет, – возразил я. – А вдруг не произойдет?

– Если один раз произошло, то и сейчас повторится, – уверенно заявил Стас, но я-то видел, что он, как и я, слегка запутался.

– Фатализм сфинксов, – установил я диагноз. – Но даже они, между прочим, на судьбу не полагаются, а все обеспечивают сами.

– Старший прав, – поддержал меня Шидла. Но тут же добавил: – Хотя в этом случае мы, по-моему, ничего сделать не можем.

– Можем! – заявил Стас. На лице его мелькнула тень вдохновения. Не сказав больше ни слова, он кинулся к хроноскафу и забрался в него. Любопытство заставило меня последовать за ним.

Стас, высунув от напряжения кончик языка, что-то творил с приборным щитком. Я заглянул ему через плечо. Только что найденным гвоздем он вкривь и вкось выцарапывал над пусковой кнопкой слово «выход».

Меня словно током ударило. Я и забыл про эту надпись.

Закончив свой труд, Стас обернулся ко мне и пояснил:

– Нехорошо, конечно, обманывать. Но я же для дела. К тому же мы ведь себя обманываем, а не кого-то другого.

– Стас, – шепотом сказал я. От волнения у меня пропал голос. – Стас, я уже видел тут эту надпись.

– Когда? – удивился он.

– Тогда, в музее. Из-за нее-то я и на кнопку нажал…

– Круг замкнулся, – нарушив благоговейную тишину, весомо произнес Шидла за нашими спинами. – И в прошлое я отправляюсь с легким сердцем. Прощайте, – закончил он и, чуть поколебавшись, добавил: – Братья.

Возможно, он сказал так, имея в виду, что братья мы со Стасом. Но это вряд ли. По-моему, он назвал нас так, подразумевая, что мы – его братья. Он назвал нас так, как сфинксы называли друг друга.

– Передай привет жрецу, – усмехнувшись, прервал паузу Стас. – Мы, если помнишь, очень с ним подружились. А вообще спасибо тебе за все. Ты настоящий… сфинкс.

А я просто зарылся лицом в его жесткую серебристую гриву. Сфинкс, конечно. Но все-таки…