Текст книги "Курсантский дневник (сборник)"

К подвигу готов

Он был из разряда «неудобных» среди нашего «особо отобранного, причёсанного» курса Ленинградского высшего политического училища МВД СССР. Его «неординарные» поступки иной раз нервировали командиров, и особенно политотдел…

Но именно он в трагическую, страшную майскую ночь 1977 года совершил свой подвиг, ценою жизни спасая жизнь десятков своих «правильных», «идущих в ногу» товарищей! Он перевернул своим подвигом не только сознание сверстников, но и многих, чьим долгом и жизненным кредо было воспитывать и обучать… Тебе, курсант Сергей Мостаков, я посвящаю эти строки!

БАЛЛАДА О «НЕУДОБНОМ» ПАЦАНЕ

 
Проверит крепость чувств
И верность дружбе
Не клятва страстная
И не отчёт лихой.
Проверить сможет долгое лишь время
Иль яростный короткий бой!
 
 
Бывает так, что «правильный» товарищ
Живёт красиво, ярко говорит,
А сердце шепчет – приглядись получше!
Не всё то золото, что солнечно блестит!
 
 
В бою я в людях редко ошибался.
Меня из юных добрых простаков
В училище военном «перестроил»
Курсант один – Серёга Мостаков!
 
 
Внушали нам на кафедрах партийных,
Вбивали постулат один простой —
Что лишь отличник и во всём «послушник»
В бою себя проявит как герой!
 
 
А Мостаков был из другого теста!
Все про таких обычно говорят:
«Они из рода «неудобных» хлопцев
И из «залётных» все они ребят!»
 
 
Ах, «теоретики вы армии» родные!
Вам в кабинетах тихих не понять,
Что «неудобным и залётным» хлопцам
Удобно лишь под пули грудью встать!
 
 
Когда война, беда иль катастрофа,
Теперь я знаю – к подвигу готов
Не «теоретик» умный, «кафедральный»,
А парень «неудобный» – Мостаков!
 
 
И напоследок.
Не журись, Серёга, что подвиг твой
Тогда остался без наград!
Любого ордена твоя превыше
Нам наука —
Про «неудобных», преданных солдат.
 

Сергей Коннов,

полковник

Таким он парнем был

Как много парнишек хороших

Уходит, сказать не берусь.

Но только на этих Серёжах

Стояла и выстоит РУСЬ!

У него были какие-то особые, распахнутые на мир глаза и доброе интеллигентное лицо. Как водится, абитуриенты проходили свой предкурсантский период за озером, расположенным на территории училища. Естественно, москвичи кучковались все вместе. Но что характерно – обычно выходцы из столицы держались несколько высокомерно, в этом же наборе подобный скепсис по отношению к остальным кандидатам как-то не выпячивался. Конечно, мальчишки гордились, что они из стольного града, но особо данный факт не подчёркивали.

В училище не было предметов важных или не очень – для профессии военного это особенно характерно. Ведь неспроста я повторял парням заповедь: «Незаменимых людей нет, профессионал незаменим всегда». Конечно, Сергей меньше переживал по поводу усвоения гуманитарных дисциплин (здесь помогали и школьные знания, и эрудиция, и хорошо отработанная вербальная техника). И всё-таки он учился военному делу «настоящим образом».

Нет, курсант Мостаков не был образцовым курсантом, он был таким, как многие его товарищи по казарме, но в нём надежный стержень ощущался уже тогда. Это особенно чувствовалось, когда он приходил ко мне на консультацию. Вообще этот курс был очень интересным. Если на консультацию являлся курсант Шершнев, мы с ним могли, забыв о времени, говорить о музыке, если случайно заглядывал Штомпель (что ему делать на консультациях, закончившему среднюю школу с медалью), то мы до хрипоты спорили обо всём. А Сергей был какой-то очень уж дотошный, до всего хотел докопаться самостоятельно.

Когда я заступал дежурным по училищу, я любил после отбоя приходить в то подразделение, где вёл занятия. Чем мальчишки только не занимались: в одном углу травили анекдоты, кто-то под одеялом читал с фонариком книгу, кто-то мечтательно смотрел в потолок. Мне представляется, что в эти минуты Серёжа сочинял стихи, и, по всей вероятности, лирические. Возможно, даже посвящённые какой-нибудь знакомой девушке.

А утром он вместе со всеми снова шёл на занятия, готовя себя к суровой, сложной, но очень нужной профессии. И мне кажется, что всё, чем он успел овладеть за период обучения в родном училище, любовь к родителям, преданность товарищам, ответственность за тех, кто рядом, ненависть к подонкам он вложил в тот последний выстрел, который спас не одну молодую жизнь.

И когда мы, те, кто живёт в Питере, собираемся в память о погибших ребятах, мы вспоминаем и тебя, Серёжа. Это правда!

В.В. Карепин,

полковник запаса,

в 1977 году – старший преподаватель Ленинградского ВПУ МВД СССР

Серёжа

С Сергеем мы познакомились летом в лагере комсомольского актива, куда я поехала после 9-го класса с подругой, одноклассницей, с которой вместе занимались в городском Клубе интернациональной дружбы – КИДе и вели работу в КИДе школы.

Я училась в школе с углублённым изучением французского языка. В 5-м классе нам раздали письма ровесников из Франции, которым мы писали на французском. Моя подруга была из Бордо. Эта детская дружба длилась вплоть до окончания школы. Были письма и от ребят из других республик Союза. Различие в национальности вызывало у нас любопытство: разные традиции, культура – так интересно!

Отдых в летнем лагере был своеобразным поощрением старшеклассников из разных школ за активную общественную деятельность. Тут мы не только отдыхали, но и достаточно интенсивно учились. Было много интересных лекций и о международной жизни, и о тонкостях организации общественной работы в школе, были выпуски стенгазет и т. д. Тогда комитет комсомола организовывал работу по разным направлениям: военно-патриотическое воспитание, интернациональный сектор, культурный, трудовой, спортивный… По таким же направлениям была организована и учёба в лагере актива. Я в классе отвечала за работу интернационального сектора. Естественно, и в лагере интересовалась им же. Забыла, каким направлением занимался Серёжа, но точно другим: мы ходили обычно на разные занятия.

Но было время и для отдыха, для общения, были и танцы по вечерам.

Не помню, чем именно занимался Сергей, – вероятно, это было тогда для меня не самым важным, – но помню, что он постоянно был рядом. И это казалось естественным и само собой разумеющимся. Симпатичный, улыбчивый парень.

Воспоминания из лагеря отрывочные.

Как-то рано утром, когда все ещё спали, Сергей разбудил меня: «А пошли на рыбалку!»

Я ему отвечаю: «Зачем? Да я и рыбу-то ловить не умею…»

«Да ты просто ещё не понимаешь! Идём, потом проснёшься!»

Вряд ли мы поймали что-нибудь в тот день. В памяти осталось наше общение по дороге до реки и обратно. О чём говорили? О нём, обо мне. Между слов заметила, что я белоруска. Ему это почему-то очень понравилось.

Мы много танцевали по вечерам. Но странно, чаще вспоминаю, как танцевали под песню «У деревни Крюково погибает взвод». Меня удивило, как серьёзно Сергей её слушал, а потом увлечённо рассказывал о подвиге того взвода.

Тогда казалось, что вернёмся в Москву и будем дружить, общаться. Но смена закончилась, а в Москве закружила кутерьма множества дел, подготовка к университету – и летние впечатления постепенно вытеснялись новыми…

После школы я поступила на филологический факультет МГУ, сдавала первые сессии. Наступили зимние каникулы второго курса. И вдруг мне звонит Сергей и гордо, весёлым голосом говорит, что поступил в Высшее политическое военное училище в Ленинграде.

Это было очень неожиданно. Потом он со смехом рассказал, как вновь раздобыл мой телефон, который с прежних времён не сохранился.

Почему-то ему захотелось мне позвонить. Сергей решил зайти в мою школу – благо, он знал, где я училась, – и навести справки обо мне. Он пришёл днём и, поднимаясь по лестнице, сразу же наткнулся на женщину. Та властно его остановила. Это была наша завуч. Она отказалась давать какие бы то ни было справки. Но Серёже не так легко отказывать! Он представился следователем, которому необходимо было встретиться со свидетельницей, так что мой адрес был просто необходим. Форменная фуражка на голове для непосвящённого человека выглядела достаточно убедительно, вполне сходила за милицейскую. Завуч тактично ограничилась моим телефоном, адрес не дала. Интересно, была ли у него версия, свидетельницей чего я была? Я почему-то даже не спросила. Просто было очень смешно.

Сергей позвонил мне, разговорились, встретились. И вдруг он неожиданно предлагает: «Поехали кататься на лыжах». Я отвечаю, что не умею. «Как? Не умеешь? Научу! Завтра с утра заеду».

Меня удивила та обстоятельность, с которой он подошёл к нашей лыжной прогулке. Сергей взял в дорогу большой рюкзак, в котором чего только не было, в том числе запасные ботинки и даже тёплые носки для меня. Я пыталась ему сказать, что у меня есть свои носки, но он настоял и ласково сказал: «Это для тебя». Пока ехали, он всё нёс сам, даже мои лыжи не дал мне понести (впрочем, лыжи тоже были его).

Когда мы спускались с горки, я замирала от страха, а Сергей скользил рядом и улыбался…

Привал. Мне-то казалось, что вполне можно обойтись и без привала. Но нет, это оказалась важная часть программы. Сергей достал термос, пирожки, бутерброды, блинчики с мясом. Потом посмотрел на меня внимательно и говорит: «Ты замёрзла. Снимай ботинки». Я начала отпираться, но он без лишних слов достаёт пимы – такие носки мехом вовнутрь и мягкой кожей наружу – оказалось, отцовские, лётные – и надевает их на меня. Я первый раз надела пимы – это было удивительное ощущение заботы и ласки. И вообще, к этому времени я уже сдалась. Я поняла, что мне рядом с ним остаётся только быть хрупкой и слабой, потому что он готов ухаживать, заботиться, оберегать, защищать. Потом я узнала, что он мечтал о младшей сестрёнке.

Он всегда нёс все мои вещи, ведь ему нужно было о ком-то заботиться.

Когда мы вернулись с лыжной прогулки в Москву, он неожиданно говорит: «Зайдём ко мне. Там мама ждёт».

«Как так? Без приглашения?» – удивилась я.

«Я тебя приглашаю. Пошли».

Я пробовала отнекиваться, мол, мне неудобно, но Сергей сразил меня одним своим доводом: «Я же сильнее, Галочка. Я тогда тебя понесу. Ты посмотри, сколько на мне и так всего уже висит». Да, действительно, он был похож на новогоднюю ёлку. «Я-то донесу и тебя тоже, но как мама посмотрит?» Эти слова меня убедили, и я согласилась.

Дома нас встретили Серёжины мама и бабушка. Очень доброжелательные, ласковые, заботливые. Как Серёжа. С ними мне было легко и комфортно. Ольга Степановна – красивая женщина. Бабушка Мария Васильевна – приятная, но молчаливая. Обе звали меня Галочкой. Это тоже вызвало моё удивление – значит, здесь обо мне знали и здесь меня ждали?

Мы прошли в комнату Серёжи, которую он делил с младшим братом Сашей, мальчиком лет десяти – одиннадцати. Саша что-то компетентно, по-взрослому мне рассказывал.

Сергей продолжал показывать мне свою территорию.

На кухне на столе перед окном стоял большой аквариум с рыбками. Сергей увлечённо рассказывал мне об их жизни, как за ними надо ухаживать. А я смотрела на красиво подсвеченный аквариум с камушками и растениями, на плавно и грациозно плавающих рыбок, некоторых с роскошными волнистыми хвостами («С причёсками», – подумала я), на этот зачарованный мир – и удивлялась тому, с какой любовью и нежностью Сергей о них говорил. Он настоял, чтобы я их покормила. Но, честно говоря, никаких «материнских» чувств я к ним не испытала. Таких, например, какие могу почувствовать к котёнку. Тот ластится, заигрывает, а если хочет есть, может попросить, напомнить о себе. С ним можно даже посоветоваться: нравится, не нравится? А рыбки о себе напомнить не смогут. Они – вещь в себе. Я только один раз в жизни видела рыбку, которая смотрела мне в глаза и следовала за мной вдоль стекла аквариума, как собака. Бог знает, что она видела. И чтобы ухаживать за рыбками, надо самому всё помнить и решать. У меня в таких случаях возникает тревога: вдруг я о них забуду? И они умрут? А Сергей не просто не боялся забыть. Он готов был бесконечно решать их рыбьи проблемы.

Мы сидели за журнальным столиком, был включён телевизор, но мы его не смотрели.

В тот вечер мы много разговаривали с Сергеем, но периодически он вскакивал и куда-то уносился, а затем так же молниеносно возвращался.

Уже после его смерти Ольга Степановна рассказала, что Сергей забегал к ней на кухню и спрашивал: «Мам, а ты видела, какие у неё красивые глаза, голубые?», «Мама, ты ведь хотела такую дочку? Вот тебе дочка…»

Я всегда была сдержанным человеком, а в юности была особенно стеснительной. Для меня было неприемлемо проявлять свои чувства при родителях, а Сергей при маме и бабушке кормил меня с рук конфетами.

Меня угощали очень вкусными шоколадными конфетами. Это на многие годы стало для меня символом дома Мостаковых.

Вечером Сергей проводил меня до дому.

А второй раз я вошла в этот дом уже в день его похорон…

Той зимой мы ещё не раз встречались, куда-то ходили. Сергей тоже бывал у меня в гостях. Он не мог не понравиться моим родителям. Открытый, общительный, с обаятельной широкой улыбкой, он хорошо вписался в нашу семью.

Как-то мы сидели в моей комнате и разговаривали о книгах. Сергей спрашивает: «А кто твой любимый писатель?» Отвечаю: «Достоевский».

А он говорит: «Если бы я жил в такой комнате, то, наверное, тоже любил бы Достоевского». Дело в том, что в моей комнате стояло три высоких, до потолка, шкафа, а на их полках много-много книг. Я до сих пор люблю такую обстановку, напоминающую библиотеку. А Сергею она показалась мрачноватой. Он не очень любил Достоевского, предпочитал Льва Толстого.

Однажды, будучи у меня в гостях, Сергей с ходу написал стихотворение, посвящённое мне.

Сергей был общительным, жизнерадостным, искренним, его всё интересовало, он был открыт миру. И он хотел быть сильным и нужным. У него были чёткие представления о том, каким должен быть настоящий человек, личность. И мне кажется, что ему важно было уважать себя и что он готов был к подвигу.

Скоро каникулы закончились, и Сергей вернулся в Ленинград. Мы стали переписываться. В одном из его писем были такие слова об учёбе: «Второй курс – приказано выжить». Потом эти слова казались мне пророческими. На его последнее письмо я ответить не успела. Я чувствовала свою вину: сессия в разгаре, я закружилась…

24 мая 1977 года раздался звонок. Это был папа Сергея, Анатолий Александрович.

«Я отец Сергея Мостакова. Погибла группа ребят, в том числе и Сергей. Похороны завтра. Приходите», – услышала я в трубке.

Я была ошарашена. Осознание того, что произошло, пришло позже. Я тут же звоню своей подруге, которая была знакома с Сергеем по лагерю комактива. Говорю о произошедшем, а слёзы меня душат… Подруга пришла со мной на похороны.

Знакомая мне комната, а в центре её стоит гроб. Мама плачет у его изголовья. Мне тогда показалось, что она ничего не видит и не слышит. Ольга Степановна поднимает голову, рассеянно скользит по собравшимся взглядом, словно ждёт кого-то, вдруг останавливает взгляд на мне и говорит: «Галочка, что же ты так долго не приходила?» – и снова уходит в себя. Я была поражена.

Да, Сергей просил меня навещать его родителей, но для меня это прозвучало как любезность, и не более. Я не думала, что меня ждали. А оказалось, что мне несколько раз звонили и не дозванивались. А тут – сразу…

Ещё Ольга Степановна произнесла слова, которые для меня прозвучали почти как прощение: «У того тоже ведь есть мама…» Она потом эти слова не вспомнила. А для меня они оказались очень важными, полными не только своего, но и чужого горя и сожаления. На это мгновение она сумела пожалеть мать бандита, нанёсшего последний удар, принёсшего несчастье не только её семье, но и своей.

Похороны, оркестр и музыка… В течение нескольких лет слёзы выступали на глазах, если я где-то – в кино или на улице – слышала звуки этой мелодии… или видела ссору парня и девушки. Казалось, что Серёжа никогда не позволил бы себе так себя вести.

После возвращения с кладбища родственники, близкие и друзья вспоминали погибшего. А я очень боялась не сдержаться и заплакать. Мне казалось, что только мать имеет право на слёзы, и я в основном молчала. Да мне и не надо было ничего говорить. Позже Ольга Степановна призналась, что она и без слов чувствовала мою поддержку.

С тех пор я постоянно общаюсь с Серёжиной семьей, мы вместе навещаем его могилу, вспоминаем его. Странно. Серёжи нет. А Ольга Степановна стала близким мне человеком, моей второй мамой…

Галина Лопатко

Храню чувство гордости

Прошло уже более 30 лет, как нет моего брата Сергея, и многое стирается из памяти. Остаётся только череда наиболее ярких воспоминаний и общее ощущение близости и… потери.

У нас была дружная семья. Мы всегда старались поддерживать друг друга, проводили вместе много времени. Например, мы любили вместе ходить в парк или в лес погулять, пособирать ягоды и грибы, отдохнуть от городской суеты. Для этого достаточно было выйти в Сокольники, где росла земляника, или доехать до парка Покровское-Стрешнево. Благодаря таким походам я научился разбираться в грибах, различаю породы деревьев.

С братом мы жили мирно, не помню, чтобы ссорились. Отзывчивый и сентиментальный, но в то же время смелый, честный и справедливый, он был человеком, на которого всегда можно положиться.

Сергей вёл активный образ жизни. У него было множество увлечений. Он всегда являлся для меня примером. Несмотря на значительную для юного возраста пятилетнюю разницу, нам было интересно вместе. Так, Сергей любил заниматься филателией, и я помогал ему в этом. У меня осталась часть его коллекции. В ней есть не только марки, но и значки, открытки.

В свои ранние годы Сергей был разносторонне развитым и увлекающимся мальчиком. Особенно он любил всё живое. Жалел бездомных котят, приносил их домой. Много внимания уделял и домашнему аквариуму. В пруду парка «Сокольники» сачком вылавливал живой корм, где-то доставал новых рыбок, за которыми самостоятельно ухаживал. Помню, что он делал гербарии. Если я собирал цветы и травы по заданию учительницы, то он постоянно приходил из лесов и парков с букетиками, которые потом засушивал. С седьмого класса Сергей ходил в Ботанический сад Академии наук. Вместе с другими школьниками он заботился о растениях в оранжереях и теплицах. Иногда приносил отросточки, сажал их в горшочки, а потом ухаживал за ними. У нас сохранились кактусы, посаженные им. Приносил он и молоденькие деревца из леса. Под окнами маминого дома долго росли посаженные его руками березка и рябина, Сергей ухаживал за ними.

Брат был очень любознательным. Все московские музеи были знакомы нам с детства. Мы посещали и Кремль, и Музей истории Москвы, и Музей Васнецова. Были мы и театралами. Конечно, на детские спектакли брат со мной не ходил, но классические постановки мы смотрели, как правило, вместе. Сергей хорошо разбирался в архитектуре. Сейчас я понимаю, что для того, чтобы увлечь ребёнка, надо быть талантливым рассказчиком, а тогда я просто слушал его с большим вниманием.

Сергей дружил и со спортом. Он играл в баскетбол, мини-футбол, появлялся на теннисном корте, а зимой – на льду катка. Мы вместе ходили на лыжах. Его привлекали военно-спортивные игры, а в школе он любил НВП. Притом и чисто мальчишеские развлечения были ему не чужды, любил пошалить.

Из школьных предметов особый интерес у Сергея вызывали экспериментальные науки: физика и химия. Он и дома что-то собирал, запускал. Брат был одарённым человеком. С лёгкостью выжигал, рисовал, чертил. Сергей занимался моделированием: собирал лодки, самолёты из планок и бумаги.

Во времена нашего детства моделирование было распространено. Нам особенно нравились конструкторы авиационной тематики. Наверное, потому, что папа – лётчик. Мы собирали модели самолетов СССР, что делать было непросто, поскольку в наши руки попадал отнюдь не современный конструктор «Лего», детали выпускавшихся прежде наборов приходилось подготавливать и зачищать. К сожалению, эти работы не сохранились.

Зато в домашней библиотеке хранятся книги, заработанные нашим трудом. Мне вспоминается, как мы собирали макулатуру. Для этого мы ходили по домам, потом сдавали пачки старых газет и журналов на пункт сбора макулатуры. Взамен нам выдавали купоны, которые в магазинах можно было обменять на книги. Так в нашем доме дополнительно появились собрания сочинений А. Пушкина, Дж. Лондона и другие. Кстати, в нашей семье много читали. И Сергей унаследовал эту черту. Особенно ему были интересны поэзия и приключенческая литература (Ж. Верн, А. Дюма). Его увлечённость литературой, художественным словом неудивительна, он и сам писал стихи.

Брат никогда не чурался физической работы. Мы охотно помогали маме, всегда все вместе делали уборку и приводили в порядок свой дом. Мы учились стирать и готовить, могли в случае необходимости пришить пуговицу. Сергей вообще был большим помощником в семье, мог даже починить бытовую технику. Когда летом мы ездили к тёте в Солнечногорск, Сергей помогал косить траву. Он свободно чувствовал себя в любой обстановке, а к крестьянскому труду имел явную склонность.

Когда Сергей учился в военном училище, мы с мамой приезжали навестить его. Во время прогулок по Северной столице брат знакомил нас с городом. С этим периодом связан один забавный эпизод. Как-то раз Сергей звонит нам домой и спрашивает маму: «Хочешь увидеть сына?» – «Хочу», – отвечает она. «А я стою у подъезда. Скоро буду», – обрадовал он ее. Вот такие сюрпризы устраивал Сергей, набирая домашний номер из телефонной будки у подъезда.

Помню, что я испытал гордость, когда мой брат в военной форме пришёл к нам в класс. Был урок труда. В тот момент учитель вышел из кабинета. Оставшись одни, мы закрыли дверь, а сами продолжали что-то мастерить. Раздался стук, потом ещё, уже погромче. Мы испугались, но дверь открыли. На пороге стоял брат. Его появление вызвало восхищение у всего класса, а у меня огромное чувство гордости.

Это чувство из раннего детства я сохраняю и поныне. Люди живут до тех пор, пока остаются в нашей памяти.

Александр Мостаков