Текст книги "Три д'Артаньяна"

Дело в том, что Парламент уже успел понять, что принц де Конде и его знатные сторонники действуют из чисто личных интересов и серьезно рассчитывать на них невозможно. Именно поэтому Парламент пришел к мирному соглашению с правительством, и на короткое время волнение утихло. Таким образом, единственным опасным соперником Мазарини на этот момент стал приобретший слишком большой вес принц де Конде. Эти два незаурядных человека относились друг к другу резко враждебно. По словам непосредственного участника событий кардинала де Реца, «принц Конде был взбешен против Мазарини и уверен, что кардинал погубит государство, если предоставить ему свободу действий».

После того как устроился Рюэльский мир, принц де Конде стал вести себя по отношению не только к Мазарини (его он вообще считал плебеем), но и к Анне Австрийской так дерзко, что всем стало ясно, что произошел открытый разрыв между ним и двором. При этом, как очень верно подмечает де Куртиль в своих «Мемуарах графа де Рошфора», «принц де Конде имел мощную поддержку в Парламенте и среди народа. Его репутация, базировавшаяся на большом количестве одержанных им побед, притягивала к нему людей. Он был возмущен тем, как с ним обошлись, но его главным побудительным мотивом было желание сделать себе еще лучшую карьеру, чем у него была, что и показало его дальнейшее поведение».

В оппозиции, в которую встал принц де Конде, уже находились его знатные родственники – младший брат принц де Конти и муж их сестры герцог де Лонгвилль, которые в силу ряда обстоятельств сами реально возглавить движение не могли. Вот как характеризует их все тот же кардинал де Рец. По его словам, герцог де Лонгвилль «был умен и опытен; он легко входил во враждебные двору партии и еще легче из них выходил; он был малодушен, нерешителен и недоверчив», а де Конти – «как вождь партии был нуль и в движении участвовал лишь постольку, поскольку был принцем крови».

Принц де Конде – это было совсем другое дело. Он охотно вступил в переговоры с оппозиционерами, которые очень на него рассчитывали. Вместе с тем, как пишет де Куртиль, «одновременно со стремлением показать всем, что он непримирим с Мазарини, он тайно вел с ним переговоры, что говорило о том, что если удовлетворят его требования, он не только готов поддержать его, но и даже восстановить с ним дружеские отношения». Эти переговоры зашли в безнадежный тупик. Дело в том, что «амбиции принца были таковы, что он выдвигал все новые и новые требования по мере того, как удовлетворялись предыдущие».

В результате все закончилось тем, что в начале января 1650 года по приказанию кардинала Мазарини принц де Конде был заключен в тюрьму Венсеннского замка. Кардинал приказал арестовать также принца де Конти и герцога де Лонгвилля.

Только Мазарини мог нанести такой мгновенный и неожиданный удар. – Как мастерски накинули сеть: поймали разом льва, обезьяну и лисицу, – восхищенно заметил по этому поводу брат Людовика XIII Гастон Орлеанский, тоже претендовавший на французский трон.

Оставшиеся на свободе сторонники арестованных решили бороться за их освобождение. Так началась так называемая Фронда Принцев – ее виконт де Сегюр назвал «шутовской революцией». Эта фронда и в самом деле больше походила на перетасовку карт в колоде, в которой каждая масть только и делала, что враждовала между собой, заключая и разрывая союзы с другими мастями, что только усиливало чудовищную неразбериху.

В тюрьме три видных аристократа пробыли тринадцать месяцев, и в феврале 1651 года Мазарини вынужден был их освободить.

Освобожденный принц де Конде тут же встал во главе новой Фронды, объявив, что намеревается свергнуть Мазарини, стать у власти и даже обратить свои владения в независимое государство. Что касается королевы-матери и Людовика XIV, то он заявил: – Меня зовут Луи де Бурбон-Конде, и я не хочу потрясать корону.

Его ближайшим соратником стал его младший брат принц де Конти.

В сентябре 1651 года принц де Конде собрал на юге страны, в городе Бордо, дворянское ополчение, подчинил себе все южные провинции и стал готовить новый поход на Париж. Под его знамена встало немало французских аристократов, недовольных действиями правительства и лично кардинала Мазарини.

Кроме того, в ноябре того же года принц де Конде подписал с испанским королем Филиппом IV Мадридский мирный договор. На это решение принца повлияло обещание испанцев оказать ему военную и финансовую помощь.

Однако, пользуясь выражением кардинала де Реца, «провидению не угодно было благословить» планы принца.

Армия принца де Конде двинулась на Париж. Но городской гарнизон оказался начеку, и войска мятежного принца обнаружили перед собой запертые и охраняемые ворота. Сверх того, с неприятным изумлением они обнаружили, что со стороны Сен-Антуанского предместья на них движутся полки виконта де Тюренна, не скрывавшие своих враждебных намерений. Мушкетные залпы со стороны маршала подтвердили его намерения, и под стенами столицы завязался ожесточенный бой.

После нескольких часов отчаянной резни войска принца де Конде прижали к стенам Парижа; казалось, ему грозило неминуемое поражение. Путаница при этом была такая, что солдаты различных воюющих сторон могли отличать себя только по цвету шарфа (сторонники короля носили белые шарфы, сторонники принца – желтые, сторонники кардинала Мазарини – зеленые, кто-то носил на шляпах полоски белой бумаги, кто-то – соломинки). Воевавших на стороне де Конде испанцев хотя бы можно было отличить по униформе. Но тут вдруг заговорили пушки Бастилии…

Кто стрелял? В кого? Понять поначалу было невозможно. Лишь потом выяснилось, что это была помощь победителю при Рокруа. Но почему из Парижа, который он же и пытался взять штурмом?

Как говорят французы, в каждом деле ищите женщину, и в данном случае правота этой поговорки подтвердилась в полной мере. Это оказалась герцогиня Анна-Мария Орлеанская, или, как ее еще называли, «Великая Мадемуазель». Она была второй дочерью Гастона Орлеанского, брата короля Людовика XIII, и имела титул герцогини де Монпансье. Именно эта милая во всех отношениях дама и приказала коменданту Бастилии открыть огонь по королевским войскам. Тот подчинился, и герцогиня сама встала у одной из пушек, сама стала наводить ее и подносить огонь к запальному фитилю, торжествующе крича при каждом громовом ударе пушечного выстрела и потом восторженно следя за полетом ядра (во время этой беспорядочной пальбы, кстати сказать, был убит Паоло Манчини, любимый племянник кардинала Мазарини, которого тот готовился сделать своим наследником).

Но «Мадемуазель» не удовлетворилась этим. Она лично прибыла к Сент-Антуанским воротам и там не только склонила горожан впустить принца де Конде и его армию, но и умудрилась уговорить их стрелять по войскам защитника трона де Тюренна, пока последний солдат принца не войдет в город.

Это было чистейшей воды безумие, и после этого Париж уже оказался осажден войсками маршала де Тюренна. Положение в столице стало очень тяжелым; в ремесленных кварталах царил голод, и натерпевшийся за годы войны простой люд с ненавистью смотрел на богачей из Парламента – виновников бесконечной смуты.

По свидетельствам современников, в результате войны «опустошение дошло до такой крайней степени, что большинство оставшегося населения не только было доведено до необходимости питаться полусгнившей падалью, но затем и само стало пищей хищных зверей, – повсюду видели, как голодные волки разрывали и пожирали женщин и детей даже посреди дня и на глазах у всех».

Принц де Конде не любил Парламент, теперь он сам мечтал о короне и в поисках популярности заигрывал с простым народом. 4 июля он собрал членов Парламента и городских старшин на заседание в ратуше, вокруг которой собралась толпа солдат и ремесленников. Ничего не добившись от Парламента, принц покинул заседание, а толпа по условленному знаку принялась бросать в окна камни. Солдаты стреляли из мушкетов в тех, кто появлялся в дверях, потом среди пальбы и криков двери завалили дровами и подожгли. Объятые пламенем парламентарии выбрасывались из окон, их топтали ногами и добивали пиками.

Однако взрывной и гипертрофированно гордый Великий Конде оказался не самым удачливым диктатором. Он быстро восстановил против себя парижан, которые в конце концов осознали, что правление принца не лучше правления Анны Австрийской. Бесконечная смута научила людей ценить то, что они потеряли, – тот порядок, который поддерживала королевская власть, и народ, не способный к продолжительной ненависти, в конце концов обратился к наследнику престола с просьбой вернуться на трон.

В ноябре 1652 года королева-мать и юный Людовик XIV среди всеобщего ликования вступили в Париж. Уцелевшие члены мятежного Парламента смиренно приступили к своим обязанностям. Крестьяне и ремесленники вернулись к мирному труду, а солдаты, так и не понявшие, за что и против чего они только что проливали свою кровь, стали получать жалованье и перестали грабить. Все, как говорится, вернулось на круги своя. Причем монархия вышла из всех этих испытаний обновленной и окрепшей.

Мазарини, вернувшийся вместе с Анной Австрийской и Людовиком XIV, тогда сказал: – Беспорядки, когда они доходят до крайности, неизбежно ведут к утверждению абсолютной власти.

События в столице заставили принца де Конде бежать в Нидерланды к испанцам. Наказаны были и некоторые другие активные участники событий: так, например, самозванка-артиллеристка «Мадемуазель» была сослана в свой дворец в Сен-Фаржо, Гастона Орлеанского отправили в замок Блуа, кардинал де Рец был арестован.

В Испанских Нидерландах победитель при Рокруа обратил свое военное искусство против своего же отечества и начал опустошать северные французские провинции. Но в этой войне против своих на долю принца редко выпадали удачи – против него воевала им же прекрасно обученная и закаленная в боях регулярная французская армия.

В августе 1654 года испанские войска под командованием принца де Конде осадили город Аррас. Подошедшая на выручку его гарнизона армия под командованием маршала де Тюренна атаковала испанцев и обратила их в бегство. Потери противника были очень большими, а принцу де Конде с большим трудом удалось собрать остатки своих войск и отвести их куда подальше.

Летом того же 1654 года пятнадцатилетний Людовик XIV был официально коронован в Реймсе, и в тот же год принца де Конде обвинили в государственной измене и заочно приговорили к смертной казни.

Прошло четыре года, и состоялась знаменитая и во многом решающая «битва в дюнах». Близ Дюнкерка четырнадцать тысяч испанцев под командованием дона Хуана Австрийского и принца де Конде вновь сразились с войсками маршала де Тюренна примерно такой же численности. Исход сражения решил десант с английских кораблей, поддержавший французов, и фланговый удар кавалерии де Тюренна, который умело воспользовался отливом.

И все же, предпочитая Конде-подданного Конде-противнику, хитроумный Мазарини, заключая Пиренейский мир 1659 года, примирился с принцем, которому Испания собиралась предоставить самостоятельное княжество у северной французской границы.

Принц де Конде вынужден был признать свои ошибки и сдаться на милость победителя. По словам Александра Дюма, «после волнений Фронды Луи де Конде примирился с двором искренне, публично и торжественно».

Публично? Это – да, он даже трижды опустился на колени перед королем и королевой-матерью, моля у них прощения. Но вот искренне ли? Вопрос, на наш взгляд, весьма спорный. После этого заочный смертный приговор ему за измену Франции и ее монарху Людовику XIV был отменен.

После этого высокородный смутьян, столько лет отравлявший жизнь кардинала Мазарини, был восстановлен во всех своих титулах и правах, но в течение восьми лет оставался не у дел.

К этому периоду жизни принца де Конде относится выдвижение его кандидатуры на польский престол. Сначала эта идея была поддержана Людовиком XIV, но впоследствии он высказался в пользу другого человека.

В 1668 году принц де Конде «тряхнул стариной» и, по поручению Людовика XIV, за три недели завоевал Франш-Конте. Потом в 1672–1673 годах он командовал войсками в Нидерландах, а в 1674 году дал три кровопролитные битвы, закончившиеся без особого результата.

В 1675 году, после трагической гибели маршала де Тюренна и пленения другого французского маршала, Франсуа де Креки, принц де Конде принял командование их войсками. В Эльзасе он должен был атаковать графа Раймондо Монтекуколли, прославленного фельдмаршала Священной Римской империи. Противника удалось оттеснить за Рейн, и это была последняя кампания Великого Конде.

Ему было за пятьдесят, но он выглядел уже совсем пожилым человеком. К тому же его донимали приступы ревматизма, так что ему пришлось отказаться от дальнейшего командования королевскими войсками.

В конце 1675 года принц де Конде подал в отставку. Совсем больной, последние годы жизни он провел в своем замке Шантийи, окруженный обществом наипросвещеннейших умов Франции, в беседах с такими людьми, как Жан Расин, Жан-Жак Буало и Жан-Батист Мольер.

Скончался Великий Конде в Фонтенбло 11 декабря 1686 года.

Историки и биографы сходятся во мнении, что отличительной чертой военного гения принца де Конде была быстрота замысла, нисходившего на него в огне сражения. Это принято называть его знаменитыми «вдохновениями». Благодаря этому он не раз побеждал противников, которые намного превосходили его в силах. Одному из таких внезапных и смелых порывов Великий Конде и обязан своей самой блестящей победой при Рокруа. Но принца совершенно справедливо винят за то, что для эффекта быстрого и сильного натиска он не щадил людей и проливал потоки крови. Ни чужих, ни своих солдат на войне принц никогда не берег. Он отличался взрывным характером, надменностью, скупостью, жестокостью и оскорбительной грубостью с подчиненными. Его называли «честолюбцем без всякой цели» и «ненасытным кондотьером с повадками хищника», а его войска всегда особенно отличались грабежами и насилиями.

Хорошо знавший его Франсуа де Ларошфуко характеризует его так:

«Принц де Конде, великий политик, отменный придворный, но к личным делам – прилежавший больше, чем к государственным, все свои притязания ограничивал лишь одним – обогащаться».

Граф де Шале

В романах «Три мушкетера» и «Двадцать лет спустя» несколько раз упоминается имя графа де Шале. В частности, устами Портоса говорится о том, что кардинал «добивается казни де Шале под нелепым предлогом, будто бы он собирался убить короля и женить герцога Орлеанского на королеве».

Насколько «нелепым» был предлог, пусть каждый судит сам, но так называемый заговор графа де Шале действительно имел место в 1626 году. Это была первая из многочисленных попыток устранения кардинала де Ришелье его политическими противниками. Более того, этот заговор стал важнейшей частью еще более широко задуманного плана действий по низложению Людовика XIII и возведению на трон его младшего брата Гастона.

Элегантный, с тонким вкусом и изящными манерами, веселый и непосредственный, Гастон, как мы уже знаем, разительно отличался от своего старшего брата. Он был любимцем двора и Марии Медичи, и именно его многие считали самым достойным кандидатом в преемники Людовика XIII. А раз так, думали эти «многие», то почему было бы не ускорить его восхождение на трон, тем более что существовавший король, как им казалось, мало соответствовал своему высокому предназначению.

Активную роль в заговоре играли герцогиня де Шеврёз, известная интриганка и наперсница королевы, ненавидевшая кардинала де Ришелье, а также воспитатель Гастона маршал д’Орнано. Среди участников заговора были и сам Гастон, и сводные братья короля, и его кузены. Некоторые заговорщики (в частности, герцогиня де Шеврёз и маршал д’Орнано) считали необходимым после устранения Людовика XIII устроить брак Гастона и Анны Австрийской, другие (например, принц де Конде) сами претендовали на престол.

Кардинал де Ришелье очень скоро заподозрил неладное и через мощную сеть своих тайных агентов выяснил, что на «Месье» (так при дворе звали Гастона) оказывает дурное воздействие его воспитатель. Кардинал приказал немедленно схватить маршала и начать расследование по его делу.

Заговорщики испугались и решили поспешить с физическим устранением кардинала. Нужен был только исполнитель, и его нашла все та же герцогиня де Шеврёз из числа своих многочисленных поклонников. Им оказался 27-летний Анри де Талейран-Перигор, граф де Шале, человек из близкого окружения Гастона.

Знакомое имя? Правильно: именно он оказался дальним родственником ставшему знаменитым в XIX веке Шарлю-Морису де Талейран-Перигору, влиятельному министру иностранных дел эпохи Наполеона Бонапарта.

Анри, родившийся в самом конце XVI века, был младшим из троих детей Даниэля де Талейрана, выходца из семейства де Перигор, три поколения которого носили титул принцев де Шале. Матерью Анри была дочь знаменитого маршала де Блеза, находившегося, кстати, в родстве с семейством де Монтескью, одна из представительниц которого – Франсуаза де Монтескью – стала матерью Шарля де Батса де Кастельмора, имя которого, взятое им по названию одного из владений семьи его матери, д’Артаньян, стало бессмертным благодаря произведениям Александра Дюма.

С двадцати лет граф де Шале служил в армии и был даже серьезно ранен в одном из боев.

В 1623 году он женился на молодой вдове Шарлотте де Кастилль, которая до этого была женой графа де Шарни. Шарлотта происходила из очень богатой семьи и была внучкой по материнской линии Пьера Жаннена, советника короля Генриха IV и его чрезвычайного посла.

О том, что граф де Шале был влюблен в герцогиню де Шеврёз, рассказывает нам в своих «Мемуарах» мадам де Мотвилль. Этот факт можно считать историческим: такая профессиональная интриганка, как герцогиня, могла «лепить» из молодого и очень красивого графа все, что ей было угодно. По свидетельству мадам де Мотвилль, герцогиня де Шеврёз делала все, чтобы вызвать ревность графа, рассказывая ему о том, что кардинал де Ришелье влюблен в нее и постоянно навязывает ей знаки своего внимания.

Выбор герцогини был крайне удачен, так как граф де Шале оказался близким другом Гастона, который был сыном, братом и дядей трех французских королей и которому недоставало лишь одного – самому примерить корону.

Мадам де Шеврёз пригласила графа к себе, не без приятности понежничала с ним и наконец сказала тоном капризной маленькой девочки: – Вы говорите, граф, что любите меня, но ни разу не подумали доставить мне хоть какое-нибудь удовольствие.

У графа при этом от удивления округлились глаза. Прерывающимся от волнения голосом он ответил, что у него в жизни никогда не было иной цели. – Просите у меня, что вам будет угодно, – пролепетал он.

И тут коварная герцогиня рассказала ему о плане заговорщиков свалить «вознесшегося до небес» кардинала. – Если вам это удастся, вы будете вознаграждены.

Игривая улыбка, с которой были сказаны последние слова, так взволновала графа, что он тут же согласился убить кардинала. Было решено, что это произойдет в его летней резиденции Флёри-ан-Бьер, в четырех километрах от Фонтенбло, во время визита туда брата короля Гастона.

По некоторым данным, все дело испортил сам граф де Шале, отличавшийся излишней болтливостью, которая порой может погубить и целое государство. Он неосмотрительно посвятил в заговор своего крестного, господина де Валансэ, который тут же помчался сообщить обо всем кардиналу де Ришелье.

По другой версии, донос кардиналу написал граф де Лувиньи, друг графа де Шале. По словам современников тех событий, они были «как братья», но потом между ними произошла ссора, и де Лувиньи послал кардиналу письменный донос, в котором не только сообщал о переписке де Шале от имени «Месье» с господами де Лавалеттом, де Суассоном и другими заговорщиками, но и утверждал, что де Шале обязался убить короля, а брат короля с друзьями должны были при этом стоять у дверей спальни для поддержки.

Хорошо известный нам де Куртиль в своих «Мемуарах графа де Рошфора» приписывает главную заслугу в раскрытии заговора своему вымышленному герою. Он утверждает, что кардинал направил де Рошфора в Брюссель для наблюдения за скрывавшейся там мадам де Шеврёз. От имени де Рошфора де Куртиль пишет:

«Ее подозревали в том, что она интригует, вступив в сговор с группой высокопоставленных дворян, и я должен был раскрыть эти интриги. Однако, чтобы никто не заподозрил о цели моего путешествия, мне приказали переодеться в капуцина».

Прибыв в Брюссель, граф де Рошфор якобы вступил в контакт с неким маркизом де Лаиком, фаворитом или даже возлюбленным мадам де Шеврёз. Вскоре они стали друзьями, и де Лаик однажды спросил, не согласится ли «капуцин» передать от него несколько писем во Францию. Шпион кардинала ответил, что с удовольствием окажет ему эту услугу. По пути другие агенты кардинала вскрыли пакет, потом вновь аккуратно запечатали его, ознакомившись с содержимым. Пакет предназначался некоему Пьеру, якобы адвокату, жившему возле площади Мобер. За ним проследили, и оказалось, что этот Пьер, ничего не опасаясь, направился к графу де Шале, что позволило сделать вывод о том, что пакет предназначался именно ему. Это подозрение еще больше укрепилось, когда выяснилось, что Пьер был его слугой, а потом ответ граф де Шале написал собственноручно, и кардинал узнал его почерк, как только ему доставили его письмо. Он был очень удивлен тем, что там прочитал. В письме речь шла о заговоре против короля, о плане выдать его супругу за его брата Гастона, а самого кардинала заговорщики вообще планировали убить. Этого было достаточно, чтобы подписать смертный приговор де Шале, и король потребовал, чтобы это немедленно и сделали. Однако кардинал посчитал, что торопиться не надо, и следует выявить всех сообщников. Король вынужден был согласиться при условии, что графа не выпустят из вида и не позволят ему скрыться.

Как бы то ни было, заговор был раскрыт, и стало точно известно, что главная акция была назначена на 11 мая 1626 года. Накануне граф де Шале в сопровождении группы единомышленников прибыл во Флёри-ан-Бьер, чтобы уведомить кардинала о скором приезде Гастона, а заодно изучить обстановку, в которой ему предстояло действовать. Граф и его единомышленники оказались озадачены, когда кардинал де Ришелье принял их в окружении весьма многочисленной охраны. Усиленные посты были расставлены по всему дому. Обескураженный де Шале и его люди покинули Флёри.

Не медля ни минуты, кардинал де Ришелье в сопровождении охранников отправился в Фонтенбло с визитом к Гастону, которого он застал в постели. Ришелье сразу же дал ему понять, что заговор потерпел полный крах. Затем кардинал произнес длинную назидательную речь о необходимости укрепления единства в королевском доме и об опасностях, которые подстерегают государство в случае раздоров среди членов королевской семьи. Потом он вдруг резко сменил тон, призвал Гастона образумиться и назвать имена заговорщиков. Перепуганный насмерть Гастон, не задумываясь, выдал всех участников заговора и безропотно подписал все бумаги, предложенные ему кардиналом де Ришелье.

Получив подробные сведения о заговоре, кардинал сообщил обо всем Людовику XIII. Одновременно с этим он подал королю прошение об отставке, сославшись на слабое здоровье. Хитроумный кардинал сознательно пошел на обострение ситуации, понимая, что в столь критический момент Людовик XIII как никогда будет нуждаться в нем. Ришелье же нужен был новый мандат с более широкими полномочиями. И он получил его. Девятого июня 1626 года королевский курьер вручил кардиналу письмо, в котором, среди прочего, говорилось:

«Я знаю все причины, по которым Вы хотите уйти на покой. Я желаю Вам быть здоровым даже больше, чем Вы сами этого хотите… Благодаря Господу все идет хорошо с тех пор, как Вы здесь. Я питаю к Вам полное доверие, и у меня никогда не было никого, кто служил бы мне на благо так, как это делаете Вы. Это побуждает меня просить Вас не уходить в отставку, ибо в этом случае дела мои пошли бы плохо… Не обращайте никакого внимания на то, что о Вас говорят. Я разоблачу любую клевету на Вас и заставлю любого считаться с Вами. Будьте уверены, я не изменю своего мнения. Кто бы ни выступил против Вас, вы можете рассчитывать на меня».

Любопытно, что Людовик XIII написал это письмо собственноручно, что лучше всего прочего свидетельствовало о его искреннем и полном доверии к кардиналу.

Это особенно важно отметить в связи с тем, что в исторической литературе бытует мнение, будто кардинал постоянно тиранил слабовольного короля, который в глубине души ненавидел своего притеснителя.

Узнав о заговоре, король хотел немедленно расправиться с графом де Шале, а также отдать под суд королеву и своего младшего брата. Однако хитрый кардинал позволил себе поиграть с заговорщиками в кошки-мышки, установив за каждым постоянное наблюдение. Это и понятно: он хотел выявить тех участников заговора, которые ему еще не были известны. Убедившись, что таковых нет, Ришелье 8 июля 1626 года приказал арестовать графа де Шале.

В этот день наивный граф де Шале, далекий от мысли, что опутан сетью агентов кардинала, имел свидания с Анной Австрийской и Гастоном, а также довольно долго оставался у мадам де Шеврёз.

Узнав об аресте графа, все придворные страшно испугались, ибо началось следствие по этому делу, а далеко не у всех совесть была чиста. Королева совсем пала духом. Только мадам де Шеврёз сохранила присутствие духа и принялась деятельно искать варианты освобождения заключенного. Союзников в этом ей найти не удалось… Тогда она вызвала на помощь мать графа де Шале.

Следствие тем временем не спеша катилось к неотвратимому финалу. Граф де Шале признавал все, кроме запланированных убийства короля и женитьбы Гастона на Анне Австрийской, которая была на восемь лет старше него.

Если бы дело было только в одном де Шале, то предъявленных доказательств вполне хватило бы для его казни, но тут были замешаны королева и младший брат короля. И как бы ни был доверчив король, какие бы чувства он ни испытывал к своей жене и брату, но даже ему требовались более веские доказательства их вины.

Все эти события очень беспокоили короля, что пагубно сказывалось на его здоровье. Видя это, кардинал решил приступить к более активным действиям. Однажды вечером он вошел в камеру к де Шале и в течение получаса оставался там с ним наедине. Выйдя из тюрьмы, он направился прямо к королю и, несмотря на поздний час, потребовал, чтобы король его принял. Войдя к королю, он подал ему лист с полными и подробными признаниями графа.

На этот раз де Шале признался не только в том, что он в действительности совершил, но он также обвинял королеву и «Месье». После прочтения документа, содержащего столь ужасную информацию, король назвал кардинала своим лучшим и единственным другом.

Утром следующего дня весь двор уже знал о приводящих в ужас признаниях де Шале. Гастон тут же явился к королю и попросил у него позволения отправиться в морское путешествие: он надеялся укрыться в Ла-Рошели. Король любезно его принял, сказал, что не видит никаких препятствий к такому путешествию, но окончательно этот вопрос надо согласовать с кардиналом. Однако у кардинала беседа о морском путешествии быстро стихла, ибо кардинал показал «Месье» письмо с полным признанием де Шале. Гастон прочел документ, побледнел и полностью капитулировал. Он даже согласился жениться на Марии де Бурбон, герцогине де Монпансье, которая была старше его на целых три года, зато в обмен он получил личную свободу и увеличение своих земель. Гастон также настаивал на помиловании де Шале, но кардинал заявил, что граф будет осужден. Однако он намекнул, что король может его помиловать. Позднее Гастон утверждал, что кардинал конкретно обещал ему, что сохранит жизнь несчастного, а кардинал категорически это отрицал.

Маршал д’Орнано был арестован и препровожден в тюрьму Венсеннского замка (в ней он и умер в тот же год). Герцог де Вандомм, сын Генриха IV, был арестован и посажен в тюрьму замка Амбуаз. Что касается герцогини де Шеврёз, то ей было предписано отправиться в ссылку в провинцию Пуату, неблагоприятный климат которой хорошо был известен кардиналу по личным ощущениям, но она предпочла скрыться в Лотарингии.

Так или иначе пострадали все. Один лишь Гастон отделался тем, что вынужден был жениться на Марии де Бурбон. Их обвенчали 5 августа 1626 года. Церковную службу в кафедральном соборе Нанта вел сам кардинал де Ришелье. Этим браком король и его первый министр надеялись умерить претензии безнравственного Гастона, мечтавшего о троне. В ознаменование этого события король объявил о передаче Гастону герцогства Орлеанского. Отныне брат короля стал герцогом Орлеанским. Правда, женат он был меньше года (навязанная ему супруга умерла при родах).

После этого суд продолжил свои прерванные на время свадьбы заседания. Тщетно мать графа де Шале добивалась аудиенции у короля. Король только пообещал ей, что смягчит казнь осужденного, которого по тогдашним правилам должны были расчленить, выставить части его тела на всеобщее обозрение, отобрать все имущество и лишить всех потомков дворянского звания.

Граф тем временем отказался от всех своих показаний, утверждая, что он сделал их кардиналу при условии дарования ему жизни. Потом он потребовал очной ставки с графом де Лувиньи, во время которой последний отказался от большей части своих показаний, но все было бесполезно, так как решение о казни де Шале было уже принято на самом высоком уровне.

Перед казнью матери де Шале разрешили свидание с сыном. Граф начал плакать, но, увидев твердость матери, успокоился и сказал: – Я готов.

Казнь графа де Шале, имевшая место 19 августа в Нанте, была ужаснейшим зрелищем. Настоящий палач по какой-то причине не явился (говорят, что его подпоили друзья графа, пытавшиеся его спасти, и он не сумел добраться до Нанта к назначенному дню), и его заменил некий сапожник, приговоренный к повешению, которому была обещана жизнь, если он отрубит голову де Шале. Неопытный и до смерти испуганный висельник, согласившийся ценой чужой жизни выкупить свою собственную, не сумел прикончить свою жертву не только с первого удара, но и с десятого.

Лишь после двадцать девятого удара все было кончено. Мадам де Шале подняла руки к небу и крикнула: – Благодарю тебя, Создатель! Я считала себя только матерью осужденного, но я – мать мученика!

По ее просьбе ей было передано для захоронения тело ее сына. Вечный неудачник Гастон, смесь трусости и коварства, уже давно скомпрометировавший себя тем, что всегда отрекался от своих попавших в беду друзей, узнал о смерти де Шале за карточным столом и невозмутимо продолжил свое занятие.