Текст книги "Другая. Украденная душа"

В МОСКВУ!

Она приехала в Москву ранним утром, на вокзальной площади разворачивались, разбрызгивая радуги, поливальные машины. В приглашении, присланном по почте, был указан адрес гостиницы – метро «Партизанская». Номер был забронирован и оплачен.

Огромная сумеречная станция с высоким потолком: каким-то образом сюда, под землю, залетели голуби и, наверное, давно уже живут здесь. Бронзовая статуя – Зоя Космодемьянская: и здесь тот же Манизер, что отлил Чапаева, и место встречи изменить нельзя… Четыре недоразвитых небоскреба – гостиничный комплекс…

– А что, другие девушки уже приехали, – глупо спросила она женщину-администратора.

– Какие девушки?

Впрочем, ничего странного. Ей казалось, что всех претенденток поместят в каком-нибудь подмосковном пансионате, они будут знакомиться, общаться. Ну, допустим, их просто расселили по разным гостиницам, такое ведь тоже может быть?

Около полудня раздался звонок, низкий женский голос приветствовал ее. Машина уже ждала внизу. За рулем сидел крепкий молодой бородач. Низкий голос оказался стильной рыжеволосой женщиной, которую звали Лиля.

До вечера Лиля возила ее по городу, они зашли в художественный музей, посмотрели картины импрессионистов, любимых живописцев Родиона, пообедали в кафе. Маша плохо знала Москву, попросила отвезти ее на Красную площадь.

Ближе к вечеру должна была состояться встреча с организаторами конкурса. Машина выехала из города, с полчаса двигалась по шоссе, лавируя в пробках, затем съехала на боковую дорогу, в лес, остановилась перед вычурным, похожим на старинный замок особняком.

Первое что поразило Машу внутри, была высокая, плоская, выше человеческого роста мраморная плита. Маша почему-то испытывала страх. Ей вдруг совершенно ясно представилось, что внутри этой плиты стоит статуя, красивая и страшная, и плита только притворяется сплошным камнем.

– Это не та комната! – услышала она зычный мужской голос. – Здесь мастерская моего сына, он скульптор. А вам наверх.

Крупный мужчина в синем домашнем костюме оказался хозяином дома, представился:

– Антон Петрович. Специалист по нетрадиционной медицине, академик, если угодно.

На его безымянном пальце Маша отметила увесистый перстень с печатью в виде какой-то замысловатой свастики. Маша недоумевала:

– А при чем тут нетрадиционная медицина?

– Совершенно не при чем. Человек, который вам нужен, ждет вас наверху.

Он проводил ее по деревянной лестнице наверх, в просторный кабинет. Из-за стола встал, протягивая ей навстречу обе руки, маленький тщедушный мужчина. На столе блеснула, поймав солнечный луч из окна, хрустальная пепельница.

– Меня зовут Виктор Викторович Буров, – сказал он, и Маше показалось, что он сильно волнуется. – Я генеральный директор фирмы «Афро», которая и организовала конкурс красоты.

* * *

Дальнейшее Маша помнила смутно. Буров расспрашивал ее о жизни, о работе. Одна деталь сильно не понравилась Маше: он задавал вопросы о здоровье, как бы невзначай, но было ясно, что это интересует его больше всего.

Дальше был провал: Маша не помнила, как опять оказалась в машине… Лиля, сидевшая вполоборота на переднем сидении, снова рассказывала о выдающихся достижениях городской архитектуры последних лет, а бородатый шофер, по дурной привычке, почесывал свой затылок. Скорее всего, это и был самый первый приступ отсутствия, положивший начало другим…

– Странно, – добавила Маша. – Кажется, я помню, что эта женщина плакала, когда заканчивала свою экскурсию…

Родион, внимательно слушавший ее рассказ, встревожился:

– Они угощали тебя чем-нибудь? Кофе, вино…

– Не помню.

– В спиртное могут подсыпать клофелин, тогда человек теряет сознание.

– Зачем?

– А зачем, вообще, был этот конкурс имени Афродиты?

И, в самом деле, было ли это конкурсом красоты или чем-то совершенно другим? И еще одно: Маша заметила, что в середине ее рассказа Родион вдруг весь напрягся, будто что-то поразило его. Теперь он колебался, словно собираясь задать щекотливый вопрос.

– Послушай, – наконец, решился он. – Этот перстень на пальце Антона Петровича, специалиста – как его там? Опиши его подробнее, если помнишь.

Маша помнила. Ее жизнь теперь представляла собой прерывистую линию из точек и тире, разделенных пробелами, словно запись морзянки. Воспоминание о руках Антона Петровича как раз приходилось на одну из точек.

– Массивная печатка из светлого металла. Скорее всего – платина. Треугольный узор.

– Такой?

На кухонном столе лежали бумаги, черновики световой партитуры к очередному спектаклю. Родион взял карандаш и нарисовал на полях фигурный знак.

– Да, точно такой! – с удивлением подтвердила Маша.

– Это называется трискель, древняя треугольная свастика. Я специально смотрел на днях в библиотеке. Дело в том, что… Только не смейся. Да и не до смеха, вообще. Мне этот перстень снится, уже не в первый раз. Только на пальце статуи. Той самой Афродиты, которая померещилась тебе внутри камня в мастерской скульптора. Чертовщина какая-то.

В голове будто что-то щелкнуло, словно выключатель, и внезапно осветилась еще одна область, прежде недоступная. Только теперь Маша соединила два своих воспоминания: мраморную плиту в особняке Антона Петровича и дым над магической чашей колдуньи с Засамарской слободки.

– С нами происходит что-то, чего не может быть… – задумчиво проговорила она.

И добавила к своему рассказу визит к женщине-медиуму, о чем сначала не решалась говорить, опасаясь, что Родион действительно сочтет ее сумасшедшей.

– Больше ты ничего от меня не скрываешь? – нахмурившись, спросил он.

– Нет, кажется. Это все, что я сейчас помню.

Маша сыграла убедительно, метод Михаила Чехова предполагает распространять актерские навыки не только на работу, но и на саму жизнь, превращая актера в постоянно работающую фабрику мастерства. Конечно, все, что касалось вчерашнего ночного приключения, этой бессознательной, чужой, спровоцированной какими-то неведомыми силами измены, она тщательно отсеивала, как актер на сцене отсеивает самого себя от рабочего образа.

Родион помолчал, затем заговорил, как бы размышляя вслух:

– Чаша могла закипеть по какой-нибудь простой химической причине: она незаметно бросила туда щепотку подходящего вещества.

– Или там просто дырка в столе, и под этой тяжелой скатертью стояла электроплитка. Я уже думала об этом. Но почему она сразу заговорила о сестре? Как Ванга…

Родион замахал руками.

– Ерунда. С Вангой все ясно: к ней люди шли по предварительной записи, а узнать подробности о жизни того или иного человека легко. Все это штуки болгарского КГБ, для поднятия имиджа страны. Но с нами что-то другое… Допустим, ты просто сказала ей по телефону информацию о себе, о цели своего визита и, разумеется, о сестре…

– Нет! – вскричала Маша. – Я этого не говорила – просто попросила о встрече, и она назначила время.

Родион внимательно посмотрел на нее, казалось, в его глазах промелькнула насмешка.

– Ты уверена?

Маша потупилась.

– Разве ты можешь теперь с точностью сказать о себе, что с тобой было на самом деле, а что нет?

Маша молчала.

– То-то и оно.

– Ну, хорошо, – согласилась она. – Мне стало дурно у нее в доме. Наверное, этот дым или пар содержал какое-то наркотическое вещество. И поэтому мне померещилось невесть что.

– В том-то и дело, что померещилась тебе именно Афродита. Та самая, которая не отпускает и меня.

* * *

Организатор конкурса имени Афродиты, Виктор Викторович Буров, позвонил на следующий вечер. Маша поначалу растерялась, залепетала, но мягкий доброжелательный голос вернул ей самообладание.

– Хочу сообщить, что ваша кандидатура вышла в финал. Остался последний этап, вы сможете приехать?

– Пожалуй, да, – неуверенно согласилась она.

– Вот и отлично. Приглашение и билет вам доставит курьерская служба. Как записать, на адрес театра или домой?

– Не имеет значения. Скажите, а…

Маша замолчала. Что она должна у него спросить: не подсыпал ли он ей клофелина в бокал?

– Я вас внимательно слушаю, – любезным голосом сказал Буров.

– Другие девушки… – неуверенно произнесла Маша. – Неужели я всех обставила? И будет ли какое-то состязание, выступление на сцене? К чему мне готовиться?

– Разумеется, будет. Лиля вас проинструктирует при встрече, – сказал Буров и голосом, как ей показалось, более интимным, продолжил:

– Ну, как вам Москва?

– Замечательно, – рассеяно пробормотала Маша.

– Карусель помните? Лошадку?

– Какую лошадку?

– Серую в яблоках. Которая немножко плачет…

Маша затаила дыхание. Она чувствовала, что наступил какой-то очень важный момент разговора, хотя и не могла сообразить, какой смысл тут имеет лошадка. Допустим, лошадка была, но ее поглотил один из провалов. Признать, что с ней происходит что-то патологическое, значило, быть может, отказаться от конкурса вообще.

– Да, – сказала Маша.

– Что значит – да?

– Да, – спокойно подтвердила она. – Серая в яблоках лошадка.

– Ты ее хорошо помнишь? – в голосе абонента неожиданно прозвучала фамильярность.

Маша оторопела.

– Разве мы с вами на «ты»? – холодно спросила она.

Слишком уж ей был известен этот тон спонсоров, инвесторов, «покровителей»… В конце концов, пусть идет к черту и Буров, и его конкурс. Не позволит она с собой так разговаривать.

– Ох, простите! – донеслось из трубки. – Много работы, много лиц. Я, признаться, не помню, с кем из девушек я на «ты», с кем – на «вы». Забудьте этот инцидент.

И Буров прервал разговор.

* * *

Послание принес местный курьер: большой конверт дожидался ее на столе театральной проходной. В конверте была расписанная золотыми узорами открытка (официальное приглашение), билет на самолет до Москвы, взятый по ее паспортным данным, вырезка из газеты с информационной статьей о конкурсе имени Афродиты, да еще какая-то памятка с анкетой.

Заглянув в открытку, Маша вздрогнула: силуэт греческой богини вызвал у нее безотчетный страх. Маша задумчиво просмотрела анкету, похлопывая себя сложенной открыткой по щеке.

Обыкновенные вопросы: дата и место рождения, образование, прописка – все это, вместе со статьей в газете, успокоило ее.

Почему они оба думают, что с ней что-то сделали именно в Москве, именно люди, заправлявшие конкурсом? Какое отношение они могут иметь к Дарье, ее смерти, ко всему, что происходит последнее время лично с ней, с Марией Белой? Может быть, все это – лишь ее иллюзия, совпадение во времени двух независимых историй…

Конкурс так конкурс, и надо лететь – кто знает, будет ли в ее жизни еще один шанс перебраться в столицу? Самое грустное в нашей жизни – это упущенные возможности, как сказал в каком-то фильме Вуди Аллен…

В своей победе Маша не сомневалась. Сыграть «мисс Афродиту» не сложнее, чем фею Виллину или куклу Суок. Уж она и пройдет, как надо, по сцене, и хорошие манеры на пять баллов изобразит. И спляшет, и споет. Внешность подошла, а остальное – дело ума и таланта. Вряд ли организаторы конкурса, набирающие девчонок интернетом, отдают себе отчет в том, на что способна настоящая актриса…

Маша уже чувствовала себя победительницей, столичной топ-моделью, у которой отбоя нет от заказов на съемки.

Рекламные ролики. Путешествия. Со временем, конечно – какой-нибудь московский театр, ведь настоящая ее специальность – драматическая актриса, и отказываться от нее она не собирается. Лишь бы встать на ноги. Вот только – Родион…

А что – Родион? Что ему мешает тоже перебраться в Москву? Работу он, конечно, сразу не найдет, но ведь вскоре и у нее самой появятся определенные связи…

Родион рассеянно рассмотрел содержимое конверта.

– Ну и? Что ты об этом думаешь?

– Ничего я пока не думаю, – сказал он. – Просто лечу с тобой.

* * *

Самолет был полупустым, и они нашли места в передней части салона, чтобы крыло не заслоняло вид. Пусть они летят в неизвестность, и непонятно, что может с ними случиться, но этого ослепительного зрелища еще никто не отменил.

Маша сидела у окна, а Родион крепко прижался к ней плечом, вытянув шею к иллюминатору. Оба были радостно возбуждены на взлете: внизу разворачивалась сизая наклонная земля – с мостом через речку Сок, который они только что проехали по пути в аэропорт, с отраженным солнцем, скользящим по матовой, будто стеклянной Волге… Самолет набрал высоту, в иллюминаторе поплыли ослепительные облачные горы. Внезапно Родион потерял интерес к пейзажу, что-то всерьез беспокоило его.

– Дай-ка мне еще раз посмотреть приглашение, – попросил он.

Маша достала из сумочки конверт и бросила ему в руки. Несколько минут Родион внимательно рассматривал документы, вдруг нахмурился.

– Смотри! – показал он пальцем какое-то место на развороте открытки.

Маша увидела маленькую неправильную звездочку между строк.

– Ну и что? – недоуменно сказала она.

– А теперь сюда, – Родион ткнул в анкету.

Точно такая же звездочка, только черная, в отличие от синей, на открытке.

– Но, главное – это здесь! – Родион показал ей газетную вырезку, где тоже была звездочка.

Маша не могла понять, почему он так озадачен, даже испуган.

– Что в этом такого? – сказала она. – Ты хочешь сказать, что этот знак имеет какой-то тайный смысл?

– Никакого. Это просто дефект печати.

– Тогда почему… Ой! – Маша вдруг все поняла, и ее тоже бросило в дрожь, впрочем, наверное, это просто качнуло самолет…

– Дело в том, что и открытка, и анкета, и газетная вырезка – все эти бумаги были напечатаны на одном и том же принтере, – сказал Родион.

С минуту оба молчали, переваривая свое открытие.

Никакого конкурса не существует – газета фальшивая. Они летят в этом самолете, непонятно куда и к кому. Ловушка захлопнулась вместе с герметической дверью лайнера.

– В памятке сказано, что меня будут встречать… – с отчаяньем проговорила Маша. – Не могу же я заявить, что поеду своим ходом?

– Не можешь. Но и садиться в машину – тоже нельзя.

– Попрошусь в туалет и сбегу.

– Только и остается. Глупо, однако…

Родион опять просмотрел бумаги.

– Да, все на одном принтере, который исправно печатает одну и ту же звезду. Но это еще не доказывает подлога, не полностью доказывает. Газета может быть подлинной, они сканировали ее, а потом распечатали. Это же сделать дешевле, чем разослать пачку настоящих газет. Хотя, конечно, в таком случае, удобнее использовать ксерокс. Непонятно.

Маша помолчала.

– Какой же я буду выглядеть дурой, если сбегу в аэропорту!

– Выглядеть… – задумчиво повторил Родион. – А ведь ты можешь выглядеть…

Он смерил ее странным, будто оценивающим взглядом.

– Театрального грима у тебя с собой, конечно же, нет.

– Конечно же, есть, – в тон ему ответила Маша.

Еще бы, готовясь к выступлениям на сцене в ходе конкурса красоты, она бы не захватила с собой грим!

* * *

Маша вернулась в салон, переступила через ноги Родиона, опустив голову, и, только усевшись на свое место у окна, обратила к нему свое лицо. Родион с удивлением смотрел на свою невесту: наверное, ему казалось, что у этой новой женщины от Маши осталась одна лишь одежда.

– Если бы еще добавить к образу свет! – воскликнул он, – тогда и род…

Он осекся, Маша поняла, он хотел сказать «родная мама не узнает», но сообразил, что это запрещенная шутка.

Трюк, проделанный Машей в туалете самолета, был на уровне первого курса. Волосы стянуты резинкой, стяжка спрятана под небрежно повязанным платком и кажется, будто у нее короткая стрижка-каре. Новая форма нарисованного рта – обиженным сердечком. Толстые, как у хомячка, щеки – ну, это просто надувается воздухом. В довершении композиции – большие очки, словно у отличницы из восьмого класса.

– Очки-то откуда? – засмеялся Родион.

– Ниоткуда, – ответила Маша чужим голосом, взятым напрокат у Ноны Мордюковой. – Это просто мои очки. Для дали. У меня плохое зрение, я тебе и об этом не сказала.

Самолет пошел на посадку, и опять они вытянули шеи навстречу близко скользящей земле: нет, никто не отменил этих игрушечных домов и деревьев, этих озер, катающих на своих спинах солнечный шар…

Вскоре стало ясно, что они не ошиблись: стильная рыжеволосая Лиля стояла напротив единственного выхода из зоны контроля пассажиров и пристально смотрела на прибывших самарским рейсом. Маша не смогла сдержать улыбку: Лиля едва скользнула взглядом по ее лицу, увидев незнакомую толстощекую девушку в очках.

По настоянию Родиона они сдали свои вещи в камеру хранения и выглядели теперь как провожающие или, может быть, сотрудники аэропорта.

– Если наши подозрения окажутся параноидальным бредом, – сказал Родион, когда они миновали стеклянные двери, – то у тебя есть объяснение: не прилетела и все. Опоздала на самолет, например, может такое быть? Позже появишься. Нам надо часа два, чтобы навести справки.

Вдруг заиграл Машин телефон, она посмотрела и сбросила звонок: на экранчике отпечатался номер Виктора Викторовича Бурова, организатора конкурса и генерального директора фирмы «Афро». Маша отключила свой мобильник.

Они доехали на маршрутке до метро, и Родион сразу ткнулся в газетный киоск.

– Улица Лобачевского, два квартала отсюда, – сообщил он, поговорив с продавщицей.

Вскоре они уже сидели в читальном зале библиотеки №14 и листали подшивку «Московского комсомольца».

– Береженного Бог бережет! – воскликнул Родион, хлопнув ладонью по газетной полосе.

Он положил на стол вырезку, напечатанную на принтере. Маша ошарашено переводила взгляд с вырезки на газету и обратно. В том же номере газеты, в окружении тех же самых колонок была совершенно другая статья.

АФРОДИТА

Родиона мало волновала тайна конкурса имени Афродиты: все, что он хотел – это как можно быстрее вылечить Машу. Он уже не сомневался, что на нее было оказано какое-то сильное воздействие – то ли психотропными средствами, то ли гипнозом, непонятно и неважно даже, с какими целями, но, вне всякого сомнения, известно – где и когда.

Антона Петровича, владельца подмосковного замка и перстня с трискелем, им надо было найти, во что бы то ни стало.

– Ты должна вспомнить дорогу, – сказал Родион. – Это единственный частный дом, в котором ты была. В этом доме у тебя произошел первый провал памяти. Думаю, что отправная точка находится именно там.

Маша помнила, что тогда, после экскурсии по Москве, они поехали за город. Она помнила, что машина миновала здание автовокзала. Это уже кое-что…

Автовокзалов в Москве несколько. Родион попросил таксиста отвезти их на самый крупный, и не ошибся: Маша узнала здание.

– Автовокзал был слева, когда мы ехали, – сказала она. – Потом сразу начались какие-то деревни…

– Это не сразу, – буркнул таксист, думавший, что пассажиры ищут особняк своего дядюшки, как и было сказано ему.

Машина вылетела за кольцевую, и Маша узнала старые деревенские домики по обеим сторонам Щелковского шоссе. Родион, немного лучше представляя карту столицы своего государства, понимал, что они движутся на восток.

– Дальше был какой-то плавный съезд направо…

– Это мы знаем! – отозвался таксист. – Перед постом ГИБДД.

По обеим сторонам дороги туманной стеной стоял высокий сумеречный лес. Маша оглядывалась по сторонам, медленно кивала.

– Стоп! Этот поворот.

Вскоре меж еловых стволов замелькали крыши: машина приближалась к небольшому дачному поселку. Родион попросил таксиста остановиться.

Среди обычных самодельных домиков возвышался миниатюрный замок – двухэтажное строение из красного кирпича, с декоративной башенкой, стрельчатыми окнами и причудливыми флюгерами.

– Вот этот дом, – сильно волнуясь, сказала Маша.

Таксист насмешливо уставился на нее.

– Дом вашего дядюшки?

– Допустим.

– Это, конечно, не мое дело, но… Я как-то уже привозил сюда пассажиров.

– И что? – спросил Родион.

– Просто я не люблю, когда мне врут. Место глухое, полтора километра до шоссе. Так что, вряд ли вы здесь поймаете машину обратно. Если не больше получаса, то я подожду вас бесплатно. И за обратную дорогу возьму вдвое меньше, договорились?

– Почему вы думаете, что мы тотчас поедем обратно?

– Те, которых я привозил сюда в прошлый раз, не темнили. Так и сказали, что идут на консультацию к экстрасенсу и попросили подождать.

Так вот оно что… Родион и Маша переглянулись.

– Простите, пожалуйста, – пролепетала Маша, изобразив смущение. – У нас очень интимное дело… Пришлось обмануть, понимаете?

– Да уж, – примирительно отозвался шофер.

– А вы не в курсе, – вкрадчиво продолжала она, – какого рода услуги он оказывает?

– Мое дело маленькое: привез и отвез. Но та парочка бурно обсуждала тему. Этот колдун не простой, не как все. Его только по знакомству, не по газетам. Работает с какими-то особыми, эксклюзивными делами… Так вас подождать?

– Лучше не надо, – решил Родион, подумав, что их дело может оказаться настолько эксклюзивным, что не потерпит присутствия свидетеля, даже такого маленького человека, как таксист.

Родион понятия не имел, что делать в этой ситуации. Возможно, придется тайно проникнуть в дом или наоборот – спасаться бегством… Что за люди могут быть за его стенами, какие у них цели, насколько они опасны? Возможно, придется пустить в ход кулаки, чего Родион совершенно не умел. Он никак не мог вспомнить, когда он последний раз в своей жизни дрался: скорее всего, это было еще в школе, где-нибудь в парке Победы, куда он с тогдашними друзьями, теперь уже потерянными, ходил на дискотеку…

* * *

Машина отъехала, Родион и Маша остались одни на пустой зеленой улице, с обеих сторон заросшей сиренью, которая уже отцветала, осыпанная мириадами ржавых звезд. Где-то в глубине дачного поселка слышался маниакальный стук молотка, с другой стороны, там, где был пруд, который они только что проехали, доносились развязные вопли купающихся подростков и хамоватый девичий смех.

Родион и Маша посовещались, наскоро разработав план действий, учитывая новую, полученную от таксиста информацию.

– Может быть, мне пойти одному? – неуверенно предложил Родион.

– Ни в коем случае! – возразила Маша. – Не забывай, что я неузнаваема. Разыграем страждущую парочку. Будем действовать по обстановке.

Она явно брала руководство в свои руки, что не очень-то понравилось Родиону.

От калитки к загадочному дому вела узкая гравийная дорожка, обсаженная цветущими пионами. На заборе можно было разглядеть звонок, защищенный маленькой крышей от дождя, в целом напоминающий скворечник. Родион нажал кнопку.

Внутри дома хлопнула невидимая дверь, затем на пороге возник силуэт мужчины. Хозяин открыл калитку, придерживая за ошейник огромного водолаза. На руке, погруженной в черную собачью шерсть, блестел тот самый пресловутый трискель.

– Нам нужна ваша консультация, – скромно сказала Маша, опять присвоив себе голос прославленной актрисы.

Хозяин смерил их обоих оценивающим взглядом.

– А вы случайно не ошиблись адресом?

– Вас ведь зовут Антон Петрович?

– Да, это я, – отозвался экстрасенс, – А вы, прежде всего, скажите, кто вам рекомендовал обратиться ко мне?

Маша, похоже, решила пойти ва-банк.

– Один наш хороший знакомый. Виктор Викторович Буров, – сказал она.

Антон Петрович на секунду замер, как бы взвешивая эту информацию, затем кивнул, словно утвердив ее.

Они проследовали в дом, полагаясь на массивную спину хозяина, идущего впереди. По комплекции Антон Петрович напоминал пингвина, причем, не диковинную птицу из зоопарка, а персонажа знаменитой революционной песни Максима Горького.

Проходя через вестибюль, за распахнутой двустворчатой дверью Родион вдруг увидел белую мраморную плиту. Он непроизвольно содрогнулся: художник уже приступил к работе и действительно высекал в мраморе обнаженную женскую фигуру.

– Афродита, – пояснил Антон Петрович. – Это мой сын тут работает, скульптор.

Родион никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Статуя, которая снилась ему в кошмаре, действительно существовала. И перстень, точно такой же, как во сне… По здравому рассуждению, ничего этого просто не могло быть. Впрочем, мистический страх легко отступил, сметенный необходимостью действия. По некоторым признакам Родион понял, что Антон Петрович находился в доме один, и это придало ему бодрости.

* * *

Поднявшись по лестнице на второй этаж, они достигли конечной цели своего путешествия – просторного кабинета экстрасенса. Родион подумал, что, несмотря на виртуозный макияж, Антон Петрович все же может, в конце концов, узнать Машу. Оценив обстановку, Родион легонько подтолкнул девушку к креслу у самого окна, и она, еще не понимая, что он имеет в виду, послушно села на указанное место.

Дело было в свете: солнце, уже клонившееся к горизонту, создавало вокруг ее лица хороший контражур, достаточно затеняя ее черты. Практически, сцена была готова, теперь осветителю и актрисе предстояло только разыграть импровизированный спектакль.

Антон Петрович удобно устроился в своем зрительском кресле.

– И какого рода ваша проблема?

Родион решил перехватить инициативу и продолжил начатую Машей игру, чувствуя, что все же находится на верном пути.

– Нам надо сделать то же самое, что вы сделали для Виктора Викторовича, – многозначительно сказал он.

– Ого! А вы в курсе, сколько стоит подобная услуга?

– Разумеется.

Антон Петрович помолчал, опять что-то прикидывая на своих внутренних весах.

– Кто объект? – деловым тоном спросил он.

– Молодая женщина, – не сморгнув глазом, ответил Родион.

– Хорошо. Разница в возрасте между субъектом и объектом значительна?

– Не очень.

Родион закусил щеки, сдерживая непроизвольную улыбку. Он понятия не имел, о чем они на самом деле говорят, но разговор, похоже, складывался успешно.

Следующий вопрос начисто погасил охоту улыбаться:

– Эта женщина, ваш субъект – давно она была похоронена? Если больше, чем сорок дней назад, то работа будет значительно труднее. И дороже, соответственно.

В горле у Родиона пересохло, он продолжал автоматически, выбрав благоприятный ответ:

– Нет. Меньше, чем сорок дней.

Краем глаза он заметил, как напряглась у окна Маша. Антон Петрович помолчал, барабаня пальцами по столу. Свастика на перстне отбрасывала часто мелькающий блик. Следующие слова, казалось, были взяты из какой-то детской страшилки:

– Земля с могилы при вас?

– Нет еще. Мне рассказали только в общих чертах. Я бы хотел прояснить детали.

– Что ж, тут нет ничего сложного. Горсть земли с могилы субъекта, примерно полулитровая банка. Носильная вещь, именно такая, которую эта женщина точно надевала. Небольшая вещь, например трусики. Шляпка, косынка – не годятся, нужно что-то, имевшее плотный контакт с телом. Деньги, разумеется, наличными, задаток, половину всей суммы. Ну и, естественно – сам объект. Вторую женщину надо привезти сюда. Вместе с землей и носильной вещью. Она должна быть в спокойном состоянии, в смысле, женщина, а не земля… Землю, кстати, лучше брать у изголовья.

Родион стал что-то понимать и, по мере этого понимания, внутри него нарастал гнев. Ему удалось овладеть своим лицом. Его собеседник продолжал возбужденно разглагольствовать, очевидно, предчувствуя интересную работу и близкое получение денег:

– Конечно, легче всего поймать душу до истечения девяти дней после смерти. После сорока – гораздо сложнее. Свыше сорока дней, когда душа уже утверждается в глубинах Аида, сделать это во сто крат труднее. Вселить пойманную душу в новое тело – нелегкая задача, и также зависит от качества материала. В частности, от возраста объекта.

– Что будет происходить с объектом? – тихо спросила Маша.

– Объект ничего не заметит. Сам процесс трансформации души я провожу под гипнозом. Это разовая акция, она занимает около часа. Затем процесс идет сам собой: переселенная душа разрастается в теле, как раковая опухоль, и постепенно вытесняет прежнюю. Пациент, конечно, чувствует недомогание, но, если учесть, что его личность со временем вообще исчезнет, то мы не можем сказать наверняка, кто именно испытывает недомогание: тот, кому произведена пересадка, или тот, кого, собственно, пересаживают.

Родион внимательно посмотрел на оживленного Антона Петровича, уже оценивая его как возможного противника. Тот неверно понял его взгляд.

– И никакого криминала в этом нет, – бодро продолжал он. – Внешне это выглядит вполне пристойно: никто никого не убивает, не причиняет физического вреда. Просто был один человек, а через месяц – другой. А оформляю я все это как обычный курс психотерапии.

– Он врет! – вдруг воскликнула Маша своим обычным голосом. – Ничего такого со мной не произошло.

– С вами? – Антон Петрович часто заморгал, уставившись на нее.

Маша вскочила, срывая с головы косынку и очки. Ее волосы ссыпались на плечи, как струи золотого елочного дождя.

– Месяц назад, – Маша просто кипела от гнева, – в этом самом кресле… Вы провели со мной этот свой сеанс. В результате, у меня просто поехала крыша, и больше ничего. Типичный шарлатан-самоучка.

Антон Петрович вдруг насупился, выпятив грудь.

– Вы меня обижаете, сударыня! У меня есть диплом. Магия Афродиты была соблюдена в точности, от и до. Я действовал в полном соответствии с технологией.

– И что? Результат перед вами. Что-то у вас не сработало. Вы вмешались в психику живого человека. Кто ж за это ответит?

Антон Петрович помолчал.

– Мне надо позвонить, – наконец, сообщил он.

– Бурову? – спросила Маша. – А вы не боитесь, что он вас за это просто убьет?

Лицо экстрасенса выражало смятение.

– Не могу поверить, – проговорил он, – что магия не сработала. Что-то тут не так. Может быть вы, – он развернулся к Маше, – подверглись еще какому-нибудь воздействию? Гипнозу, например?

– Я посещала медиума.

– Ну вот! Должно же быть какое-то объяснения.

– Но это было всего лишь неделю назад.

– Тогда не то. Может быть, в эти самые дни у вас умер кто-то из близких?

– В феврале погибла моя сестра.

– Родная?

– Более чем. Мы были близнецы.

– Вот видите!

– Какое это имеет значение?

– Очень большое. Я работаю с тонким миром, с душевной субстанцией. Значит, две души вступили в конфронтацию. Внутри вас, понимаете? Поэтому и не произошло перевоплощения. Прошу вас… Не говорите об этом Виктору Викторовичу.

– Еще чего! – возмутилась Маша. – Сегодня же расскажу.

– Он с меня голову снимет.

– И шкуру тоже, – мрачно добавил Родион. – Вы лучше делом займитесь. Сколько времени уйдет на обратный процесс?

– По такому вопросу ко мне еще никто не обращался, – сказал Антон Петрович. – И я этого никогда не делал. Речь идет просто о перемещении некой энергетической субстанции, которую верующие люди называют душой. Вытесняемая субстанция имеет те же самые свойства, что и входящая. Девять дней на близкой орбите, далее, до сорока – на дальней. Вернуть ее обратно, пока не вышел срок, думаю, было бы столь же легко.

– А что для этого нужно? – поинтересовалась Маша.

– Да ничего особенного. Заклинание, мой перстень и клиент.

– Никакой земли, – сказал Родион, поднимаясь с места, – никаких носильных вещей?