Текст книги "Заговор"

– В Соединенных Штатах интересы одних не всегда совпадают с интересами других. Некоторым компаниям выгодны высокие цены на нефть. А остальные добиваются их понижения. И так во всем. Различные интересы диктуют и различия в политике.

– Неужели это значит, что для достижения своих целей можно использовать терроризм и другие преступные методы?

– Америка – страна большая. Некоторые весьма влиятельные люди не стесняются в выборе средств. За всю страну я не поручусь.

– А за себя поручитесь?

– С большими сомнениями, но поручусь, – улыбнулся Мак-Грегор. – Куда вы клоните?

– Предлагаю простое решение. Единственная возможность сохранить наши добрые отношения – оставить в стороне бессмысленный спор, кто на кого работает.

– Допустим, вы правы. И что из этого следует?

– Мы могли бы договориться об обмене информацией в тех случаях, когда возникают реальные угрозы. Я имею в виду такие проблемы, как террор, попытки дестабилизации, возникновение конфликтов. По этим темам различий в интересах нормальных и цивилизованных людей быть не может.

– Вы опасный полемист, – рассмеялся Мак-Грегор. – Хотите виски?

– Да, самое время выпить шотландского.

– Со льдом?

– Вы же знаете. Изучали мое досье.

– Там об этом ничего не сказано. Но уверен, что вы не будете возражать, если я предложу чистое и неразбавленное виски. И еще погреем немного в руках, как коньяк «Омар».

Мак-Грегор вновь улыбнулся, вспомнив разговор со своим другом Кински, которому пришлось объяснять, что коньяк «Омар» и персидский поэт Омар Хайям далеко не одно и то же.

– Как виски? Отдает торфом? – спросил Мак-Грегор.

– Отчетливый привкус.

– Специально привез из Шотландии для торжественных случаев. Сегодня мы отмечаем мой второй день рождения. Еще раз спасибо, что спасли мне жизнь.

– Вы сделали бы то же самое, – заметил Питер.

– Надеюсь. Во всяком случае, попытался бы, – скромно согласился Мак-Грегор.

– Вы себе меньше доверяете, чем я вам, – сказал Питер.

– Я себе вообще не доверяю. На днях получил важную информацию из Вашингтона от моих друзей. Очень конфиденциальную и сугубо личную, никак не связанную с моей работой. Речь идет о жизни других людей, причем намного более весомых в мировой политике, чем мы с вами. А я мучительно думал, сказать вам об этом или нет. Дело деликатное. Не хочу подставить под удар моих друзей, – признался Мак-Грегор.

– И не подставляйте. Я же не настаиваю.

– Нет уж, теперь вы от меня никуда не денетесь! – пригрозил Мак-Грегор. – В общем, вы спрашивали про тегеранскую встречу.

– А вы еще рекомендовали перенести ее по соображениям безопасности. Но не пояснили почему. Напустили туману.

– Что вызвало законное недоверие к моим намекам, – признал Мак-Грегор. – Но теперь у меня есть веские доказательства. – Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его Питеру. – Можете посмотреть. Прямо сейчас.

На белых листах бумаги, извлеченных Питером из конверта, были изложены «план Кевина» и детальный сценарий теракта против участников каспийского саммита в Тегеране. С именами исполнителей.

Более полной информации было трудно себе представить. Не хватало только сведений о нижнем белье, вредных привычках, клинических анализах боевиков и прочих милых мелочах.

– Я против того, чтобы убивали лидеров государств, даже если они кому-то не нравятся. Это паранойя. Убийство есть убийство. Уверен, что вы найдете способ разумно распорядиться этой информацией.

«Невероятно. Это именно то, что нужно», – подумал Питер.

* * *

Питер с нетерпением ждал очередного сеанса связи. Расшифровав полученное сообщение, он долгое время сидел, уставившись в одну точку.

Так проходит вся жизнь: взлет, провал, опять взлет, если не убьют на промежуточном маршруте.

На этот раз шансы уцелеть были минимальными.

Вальтеру

По достоверным данным, вы попали в поле зрения сотрудников местной контрразведки, связанных с международными террористическими организациями.

Они полагают, что вы располагаете данными, которые могут нанести ущерб их деятельности и запланированным операциям.

Ситуация крайне опасная.

По нашей оценке, вы очень близко подобрались к секретам террористического подполья и подвергаетесь серьезному риску. Нельзя исключать попыток физического устранения.

В связи с изложенным:

• Представляющие опасность секретные и прочие компрометирующие материалы немедленно уничтожить.

• Встречи с источниками прекратить. Ограничиваться легендированными контактами с официальными связями на нейтральной территории.

• В посольства Германии, России, других стран не заходить. Это может быть расценено как попытка передачи секретных данных и спровоцировать теракт.

Связь по данному каналу прекращаем.

Необходимо под благовидным предлогом, например по заданию редакции журнала, выехать в Иран и выйти на связь по условиям, предусмотренным на особый период.

О выезде предупредите сигналом.

Нельзя исключать, что наружное наблюдение будет перенесено с территории Пакистана в Иран. Противник попытается выявить ваши контакты и условия связи в Пакистане, а затем в Иране и от острых акций пока воздержится.

Переезд в Иран даст нам выигрыш во времени и позволит до минимума сократить угрозу теракта. В случае необходимости в Иране будет проведена боевая операция по вашему прикрытию.

Самостоятельных действий по отрыву от слежки не предпринимать.

Центр обеспокоен сложившимся положением и примет все от нас зависящее для обеспечения вашей безопасности.

Кедров

«Легко сказать „все от нас зависящее“, – мучительно думал Питер. – Даже дураку понятно, что от вас и от меня сейчас мало что зависит».

Худший вариант из всех возможных!

Нервы выдержат – не в первый раз. Но Валерия!

«Они забыли, что я не один? Или не хотят меня расстраивать? Если будут убирать, то нас обоих. А может, „противник“ знает, что она в моем ремесле не замешана? Видимо, знает. Поэтому Центр о Валерии ничего не пишет. Но ее все равно уберут, вместе со мной. На всякий случай. До чего же гнусно!»

Питер мог бы поругать себя за то, что взял Валерию в Пакистан, но зачем оправдываться? Сказал самому себе, что не предполагал жесткого развития событий. Думал, очередная командировка – ничего страшного.

Где сейчас нет терроризма? Даже в курортных районах Испании или Турции взрывают. На парижских улицах можно пострадать. В любом пятизвездочном отеле. Да где угодно!

Однако он понимал, что эти «отмазки» гроша ломаного не стоят. Нельзя было брать Валерию с собой. Но она не вещь. Что значит «брать»? С ее характером попробуй откажи. Уехать одному – значило расстаться. Без вариантов!

Сейчас оправдываться поздно. Нужно думать, что реально можно предпринять.

«Откуда утечка? Кто меня подставил – Ходжи Ахмад или Мак-Грегор? Они дали самую важную информацию, особенно Мак-Грегор».

Питер интуитивно чувствовал, что Ходжи Ахмад и Мак-Грегор ни в чем не виноваты и им грозит не менее серьезная опасность. Скорее всего так оно и есть. Утечка могла пойти из Вашингтона, анализировал ситуацию Питер. Проследили за Мак-Грегором, а вышли на германского журналиста и к тому же сотрудника БНД Штайнера. Есть от чего забеспокоиться!

«Зафиксировали мой контакт с Мак-Грегором, а от него тянется ниточка к секретам. Да, точно, он здесь ни при делах. Иначе зачем было бы прослеживать мои контакты, устранять меня из игры? Это же дополнительный риск. Я могу успеть передать полученные от него сведения, а как раз это хотят предотвратить».

Картина становилась все яснее, но решение не приходило. Возможно, его попросту не было.

«„Нельзя исключать попыток физического устранения“. Красиво звучит. Это значит, что в одно мгновение я перестану дышать, видеть окружающий мир, перейду в иное измерение, если там что-то есть.

А если нет? Себя, конечно, жалко. А Валерия! Она вообще только начала жить. Ей нужно объяснить всю степень риска. Но что я ей скажу?

„Уничтожить секретные и прочие компрометирующие материалы“. Нет уж, ребята! Вы даже не представляете, о чем идет речь. Легко советовать, когда сидишь в уютном кабинете и тебе ничего не угрожает».

Страшно захотелось выпить – того самого виски, которым угощал Мак-Грегор. Виски одновременно и успокаивает, и подстегивает мыслительный процесс, не то что шнапс – тот оглушает и отупляет.

Питер налил полный стакан холодной минеральной воды и залпом выпил. На лбу выступили капельки пота, хотя в комнате было прохладно. В минуты крайней опасности он всегда избегал алкоголя, даже в микроскопических дозах.

Он уже знал, что делать.

Так бывает всегда, когда напряженно, на грани возможного пытаешься осмыслить происходящее. Вроде ни о чем не думаешь: сидишь, бессмысленно уставившись в одну точку, по инерции управляешь автомобилем – потом не вспомнишь, как ехал, – перелистываешь страницы книг и журналов, часами пребываешь в полубессознательном дремотном состоянии, а потом вдруг из глубин подсознания всплывает простое и ясное решение.

Одно из правил разведчика – уметь превращать поражение в победу, уязвимость в свой главный козырь. От этого искусства зависела жизнь, и не только Питера Штайнера.

Теперь предстояло проверить его на практике.

– Ты уверен, что нас не подслушивают? – спросила Валерия.

– В этих комнатах все нормально, я проверил.

– Почему ты мне не рассказал раньше?

– А что, собственно, было рассказывать? Ты знала, что я занимаюсь сбором информации. Так оно и есть.

– Но я думала, что ты делаешь это для журнала, а получается…

– Какая разница? – спокойно возразил Питер.

– Разница в том, что нас могут убить. – Валерии казалось, что эти слова произносит не она, а кто-то другой. Происходящее выглядело нереальным. Было невозможно представить, что однажды она станет героиней подобного детектива.

– Журналистов тоже убивают, а мы оба журналисты. Я не хочу, чтобы даже волосок упал с твоей головы. Сейчас ты можешь спасти не только себя, но и меня. Внимательно все выслушай и запомни. У нас есть шанс, поверь мне.

– Господи! – вздохнула Валерия. – Странный мы народ, женщины. Почему мы всегда влюбляемся в падших ангелов? Чего нам не хватает?

– Ты испугалась?

– А ты как думаешь? Конечно, испугалась.

– Давай повторим еще раз, что ты должна сделать.

– Я еду в Иран.

– Да, ты уезжаешь в Иран, а я остаюсь и жду тебя здесь.

– Одна! Это невозможно. Поедем вместе!

– Они поедут вслед за тобой и будут наблюдать. Может, тебя оставят в покое, когда убедятся, что я остался здесь. Но это вряд ли. Я думаю, что они все-таки «поведут» тебя. Наблюдение будет неплотным. Во-первых, основное внимание будет приковано ко мне. Я буду их отвлекать. И во-вторых, другая страна. Отношения с властями у них напряженные. Опять же не нужно забывать, что в Иране правят шииты. К суннитам они относятся, мягко говоря, неважно. В общем, им будет неуютно, сложно, и нам это на руку.

– С тобой ничего не случится? – спросила Валерия.

– Я буду придерживаться диеты, – попробовал пошутить Питер.

– Я приезжаю в Иран, и что дальше?

– Прежде всего должна быть понятна «легенда» твоей поездки. Они наверняка знают, что ты фотожурналист и художник. В Иран ты едешь, чтобы посетить редкую фотовыставку. Ну и разумеется, ознакомиться с колоритными памятниками старины и сфотографировать их в необычном зимнем пейзаже. Я должен был ехать с тобой, но не смог – скоро выборы и много работы.

– Это понятно, а что дальше?

– Проедешь по маршруту, который мы с тобой обсудим. В «день Х» выйдешь в нужное место в конкретное время. Мои люди тебя опознают. Потом опять появишься там, где я скажу. С тобой встретятся, скажут «заветное слово», и ты отдашь вот эту открытку. А потом тебя вывезут из страны, и попадешь прямо в Германию, где мы и встретимся.

– Почему не прийти сразу в посольство?

– Даже не вздумай. Они могут пойти на крайние меры. Как только поймут, что ты приближаешься к посольству или можешь убежать от них, применят оружие.

– Питер! Ну ты и втравил меня в историю! Ты не шутишь? – не удержалась от нервного смеха Валерия.

Однако Питеру было не до смеха.

Вопреки указаниям, Штайнер не уничтожил «план Кевина» и другие секретные материалы. Он сфотографировал документы, уменьшив их до размера микроточки, и вклеил ее в видовую открытку, затерявшуюся среди прочего хлама в сумочке Валерии.

Питер был уверен, что документы должны быть «в натуральном виде» и как можно скорее дойти до Центра. Иначе этим сведениям могли и не поверить.

Главное – успеть! Все делалось в последний момент. Питер передал сигнал надежному человеку из «списка Гелена», проживающему в Иране, но не успевал получить подтверждение, что агент готов встретиться с Валерией.

Фактически она уезжала в неизвестность. Но другого выхода не было. Он даже не просматривался.

Глава 17
Тридцать три арки

Декабрь 2007 года,

Пакистан – Иран

– Неужели Беназир убьют? Ее нужно предупредить, – сказала Валерия.

– Ее уже предупредили и сделали это сразу по нескольким каналам – и по дипломатическим, и по всяким другим. И не только ее. Мушаррафу дали понять, что, если он не примет необходимых мер, его голова слетит первой. Но от властей не все зависит. Ты же видишь, что здесь происходит. – Питер ласково гладил Валерию по руке.

«Она говорит о Беназир, а думает о нас. Риски зашкаливают».

– Может, она все же откажется от участия в выборах? Жизнь дороже, – прошептала Валерия.

– Никогда. Я же рассказывал о последней встрече с Беназир. Она не уступит и пойдет до конца. Хотя надеется, что все обойдется.

– Ты тоже надеялся, что все обойдется, когда мы поехали в Пакистан, – уточнила Валерия.

– Не ворчи. Ты превращаешься в сварливую жену.

– Мы даже не успели пожениться, – с сожалением сказала Валерия.

* * *

Питер не делал секрета из отъезда Валерии. Наоборот. По телефону заказывал авиационный билет, гостиницы, гидов для экскурсий.

Накануне отлета он еще раз проверил, запомнила ли Валерия «партитуру», как они деликатно называли план операции. Она оказалась на редкость способной ученицей – с цепкой памятью, логическим мышлением, здравым смыслом и, что особенно важно в этой ситуации, неистребимым чувством юмора.

– Мобильный телефон можешь сразу же выключить после прилета и положить его подальше, – напоминал Питер. – Сотовая связь в Иране изолирована от внешнего мира. Роуминг иностранным операторам не предоставляется. Ты можешь найти по сотовому местный номер, но не получишь авторизации. Звонить лучше из гостиницы или из телефона-автомата. Я могу перезвонить на номер, который ты назовешь. Они указаны на всех аппаратах, в том числе на улице.

– Я буду тебе звонить каждые пять минут.

– Так часто не надо. Веди себя скромно. Страна исламская, нравы строгие.

– Как жаль! Я как раз хотела развлечься. Ладно-ладно, не сердись! – улыбнулась Валерия, заметив напряженный взгляд Питера. – Буду вести себя скромно. Помню, что женщина никогда не должна обращаться к мужчине. Если ее мужчина о чем-то спросит, не следует отвечать. Правильно?

– Все правильно, но для иранцев иностранные женщины вроде как бы и не совсем женщины и даже чуть ли не мужчины. Отношение к ним более снисходительное. Не удивляйся, если официанты в чайхане будут обращаться к тебе «эстер».

– Это что такое?

– Значит, «мистер».

– Занятно. Как тебе мой наряд? – Валерия категорически не желала отказываться от женской сущности, невзирая ни на какие особенности социальной психологии.

Питер подобрал для нее одежду, которую ей предстояло носить в Иране, чтобы не привлекать излишнего внимания, – скромный серый плащ и длинный шелковый платок до колен, который завязывался таким образом, чтобы скрыть волосы и даже челку – оставались открытыми только лицо и глаза. Издали можно было принять Валерию за иранскую женщину, что давало возможность в случае необходимости затеряться в толпе.

– Я слишком высокая, – сокрушалась Валерия.

– Высокие женщины в Иране не редкость. Это, скажем, египтянки, упакованные в черные плащи, похожи на пингвинов. А персиянки стройные.

По дороге в аэропорт Валерия загрустила.

– Расскажи мне что-нибудь смешное, – попросила она, не отрываясь от проносящейся за окном дороги, уже запруженной автомобилями, древними автобусами и грузовиками, похожими на елочные игрушки, – в лентах и гирляндах.

– Мой знакомый француз неважно говорит по-английски, хотя никогда в этом не признается. Однажды он поехал за океан – в Канаду. Пока он был в Квебеке, где все говорят по-французски, путешествие складывалось просто замечательно, а когда оказался в Торонто, пришлось вспомнить английский язык. Но из-за этого от впечатлений ничего не осталось.

– Так бывает. Резкое погружение в другую языковую среду.

– Вот именно. Резкое погружение. И всплыть на поверхность никак не получается. Он попытался спросить, где тут у вас метро. Прохожий только развел руками: «Везде».

Валерия наконец улыбнулась:

– Конечно, по-английски «метро» – метрополия, то есть сама Канада, а не ее колонии. Кстати, колоний у нее, кажется, никогда и не было. Она сама была колонией Великобритании.

– У другого прохожего он спросил: «Где тут у вас андеграунд?» После некоторого замешательства бедный канадец обратился в бегство, стараясь не оглядываться.

Валерия смеялась. В окне уже показалось здание международного аэропорта.

– Твой француз просто комик. Он спросил, где подполье или по меньшей мере где тусуются артисты-неформалы.

– Видимо, бедолага-прохожий понял, что речь идет именно о подполье. Что ему пугаться артистов-неформалов? Они народ безобидный. Ну травку курят, кокаином балуются, а так – вполне мирные граждане.

– Он вспомнил?

– Что вспомнил? – не сразу понял Питер.

– Как по-английски «метрополитен»?

– Ах да, вспомнил: «сабвей». Но только через несколько дней. А станция метро оказалась у него прямо под носом. Он ее сразу не заметил.

– Ты придумал эту историю, – уверенно сказала Валерия.

– Клянусь, что так все и было. Кстати, я заготовил для тебя томик стихов Омара Хайяма. Его боготворят в Иране. Почитаешь – самые важные места я отметил.

– О чем там? – подозрительно спросила Валерия.

– О любви. О чем же еще!

– Я буду очень ждать нашей встречи, – сказала Валерия и пошла в зал ожидания.

Профессиональным взглядом Питер заметил двух крепких мужчин, которые не спешили и старались не обращать на себя внимания. Они также направлялись на тегеранский рейс, вслед за Валерией.

«Милая, храни тебя Господь!»

Больше уповать было не на кого.

Соседями Валерии в самолете оказались два молодых британца – Джеймс и Патрик. Они изучали в Лондоне восточные языки и в рождественские каникулы решили проехаться по Пакистану, а затем по Ирану.

Джеймс неплохо говорил на урду и выступал в роли переводчика в Пакистане, а Патрик владел фарси и рвался попрактиковаться на этом языке в Иране.

Нежные взгляды, которые молодые люди бросали друг на друга, не оставляли сомнений в их сексуальной ориентации. Маленький и очень подвижный Джеймс, в черной майке и модных джинсах, с золотыми сережками и аккуратной короткой стрижкой, старался во всем угодить своему томному белокурому приятелю.

Сначала Патрику стало жарко, а потом очень холодно от включенного и направленного прямо в лицо вентилятора, внезапно захотелось пить, закрыть иллюминатор, попросить у стюардессы свежие фрукты, а заодно и вечерние газеты.

Джеймс со снисходительной улыбкой воспринимал милые капризы, вскакивал, суетился и получал от этого большое удовольствие.

– Вы тоже летите в Иран? – спросил Патрик, уставший помыкать своим самоотверженным другом.

– Да, в Шираз, – ответила Валерия.

– И мы направляемся в Шираз, – обрадовался Джеймс.

– Странно, однако, – едко заметил Патрик. – Нам нужно в Шираз, а мы летим в Тегеран. Шираз намного ближе к Пакистану. Зачем делать такой крюк?

– Я же тебе объяснял, – ласково заметил Джеймс, – иранцы принимают международные рейсы только в Тегеране, а Пакистан – другое государство, хотя и соседнее.

– Уж я как-нибудь знаю, что Пакистан и Иран не одно и то же, – обиженно простонал Патрик. – Вы англичанка?

– Я немка, – сказала Валерия.

– Но вы говорите без акцента, – заметил наблюдательный Джеймс.

– Я жила и училась в Лондоне.

– Вы замужем? – кокетливо спросил Патрик.

– Обручена.

– И как зовут вашего жениха? – пропел Патрик, бросив опасливый взгляд на насупившегося Джеймса.

– Питер.

– Ну вот. Я так и думал. Он как раз британец.

– Он тоже немец, из Баварии.

– Но у него британское имя.

– По-немецки это звучит как «Петер». Но после войны было модно называть детей на английский манер. К тому же он долго жил с родителями за границей, в том числе в Соединенном Королевстве.

– Как хорошо! – удовлетворенно сказал Патрик. – Мы уже подружились. Вас будут встречать в Тегеране?

– Нет, я сразу пересаживаюсь на рейс, который вылетает на Шираз.

– Абсолютно наша история! Один в один. Давайте пересаживаться вместе? – предложил Джеймс.

– Охотно, – сказала Валерия.

В тегеранском аэропорту оказалось на удивление многолюдно.

– А говорили, что Иран не входит даже в сотню самых посещаемых туристами стран, – удивился Патрик.

– Это предприниматели, – заверил его Джеймс. – Со знанием фарси ты будешь делать большие деньги.

Людей, похожих на предпринимателей, у стоек авиакомпаний было немного, однако Валерия не стала опровергать оптимистичную оценку Джеймса. Самая плотная толпа собралась для оформления на рейс Тегеран – Лос-Анджелес, что несколько удивило Валерию. У нее было впечатление, что Иран и США чуть ли не на грани войны или по меньшей мере в состоянии взаимной блокады. Оказалось, что это не так.

– Наш рейс через два часа вылетает из другого терминала. Он в полутора километрах отсюда. Можно взять такси – десять долларов, – сообщил Джеймс.

– Это дорого, я хочу прогуляться пешком, – заметил Патрик.

– Давайте прогуляемся, багаж перебросят с рейса на рейс без нашего участия, – согласилась Валерия.

Дорога казалась промерзшей, но ветра не было. Сквозь облака выглядывало робкое солнце.

– Здесь очень красиво весной, – рассказал всезнающий Джеймс. – Везде цветет жасмин. Аромат потрясающий.

Оглянувшись, Валерия сразу же заметила две мужские фигуры, которые держались сзади примерно в десяти метрах. Кажется, она видела их при посадке в Исламабаде.

«Питер назвал бы это плотной слежкой. Держатся недалеко – боятся меня потерять», – подумала Валерия.

Ей даже стало весело. Пока все походило на детскую игру.

На внутреннем рейсе Тегеран – Шираз пассажиров обслуживали красивые молодые стюардессы, одетые в темно-синие кафтаны из тонкой шерсти с золотой тесьмой. Они разносили леденцы и воду.

Патрик неожиданно перестал капризничать. Он был чувствительной натурой и словно впитывал позитивную энергетику, исходящую от окружающих. Пассажиры разговаривали вежливо и доброжелательно.

– В Иране не принято повышать голос. Громкий разговор считается хулиганством. Эта страна мне подходит! – гордо заметил Патрик.

Джеймс посмотрел на него с некоторой иронией, но не стал разочаровывать. У него был совершенно другой взгляд на местные нравы и порядки.

Время пролетело незаметно. Через час самолет приземлился в Ширазе.

– У вас заказана гостиница? – спросил любознательный Патрик.

– Да, я побеспокоилась.

– Сколько стоит?

– Тридцать пять долларов в сутки.

– Это очень дорого! В центре можно найти гостиницу за семь долларов. Скромную, но удобную, – вознегодовал Патрик.

Валерия простилась со своими спутниками на остановке такси.

Гостиница оказалась бетонным мрачным зданием семи этажей, однако холл был нарядный. У стойки встречали по-европейски одетые иранцы, прекрасно говорящие на английском языке.

– Миссис, ваш номер уже убран, но хотел бы предупредить, – замялся клерк за стойкой регистрации. – Дело в том, что из номера вид не на город, а во двор. Если это вас не смущает…

– Не смущает, – прервала Валерия. – Я люблю тишину.

Номер был обставлен стандартной и безликой европейской мебелью.

Обувь снимали перед входом в комнату и оставляли в коридоре. Гостей уже ждали пластиковые тапочки – не новые и, видимо, использовавшиеся другими постояльцами. Валерия разулась в коридоре, но побрезговала многоразовыми шлепанцами, а достала из чемодана свои тапочки.

Окна выходили на заброшенный двор.

В Ширазе предстояло пробыть ровно два дня. Не разбирая чемодана, Валерия бросилась на кровать и забилась под подушку. Ее плечи трясло от нервного напряжения.

За окном уже темнело.

Утром принесли завтрак: чай, сыр, тарелку фруктов.

Музеи открываются в Иране рано – в половине восьмого, а то и раньше. Заказав такси на целый день, Валерия ровно в восемь утра выехала из отеля.

В раннем Средневековье Шираз стал столицей Персии и вскоре превзошел по богатству и великолепию сказочный Багдад. Здесь жили тысячи философов, писателей, ученых, художников, в том числе великие поэты Хафез и Саади.

В 1789 году новая правящая династия Каджаров перенесла столицу в Тегеран. Чтобы ни у кого не возникло искушения вновь основать здесь столицу Персидского царства, по приказу Каждаров были снесены стены и башни, обозначавшие внешние границы города.

В нынешние времена Шираз стал главным туристическим центром Ирана. Питер рассказывал Валерии, что ему не очень нравится этот город – человеческий муравейник с нагромождением безликих каменных домов, ничем не напоминающих о традициях Востока.

Впрочем, Валерия и не собиралась объезжать весь Шираз. Она сразу же направилась в центр, к старинной крепости, известной своими высокими круглыми башнями.

Одна из них – «падающая» – особенно привлекала внимание туристов, которые любили сравнивать ее с Пизанской башней. Сравнение, как решила Валерия, не выдерживало никакой критики – «падение», или, точнее, заметный крен, наблюдалось в обоих случаях, но этим сходство исчерпывалось. Ширазский вариант был тучным, упитанным, солидным строением, покрытым традиционными узорами. Этаким мужичком в нарядной, но строгой одежде. А Пизанская башня скорее походила на итальянскую кокетку, изящную, грациозную и непредсказуемую.

В помещениях, устроенных в стенах крепости, часто размещались выставки. Однако экспонатов явно не хватало. В гулких залах было пустовато.

Валерия без труда нашла фотовыставку, ради которой, по «легенде», приехала в Шираз. В одном из помещений красовались копии фотографий из жизни Ирана конца ХIХ – начала ХХ века. Эти фото сделал германский инженер, долгое время живший и что-то там строивший в персидских провинциях. Питер поведал Валерии, что его отец лично знал этого «сподвижника» и даже сохранил подаренные им интересные фотосюжеты.

Выставка понравилась Валерии своей неприхотливой подлинностью. Инженер обладал даром документалиста и внимательным взглядом. Она долго рассматривала фотографии, пока не замерзла. Потом купила продающиеся здесь же распечатки фотографий – их можно сканировать и использовать в компьютерной графике. А еще стоило бы разместить некоторые из них на ее персональной выставке, которая скоро откроется в Берлине.

«Будем надяться, что откроется», – поправила себя Валерия.

Инженер не оставил родственников, и вряд ли кто-либо сможет предъявить авторские права. К тому же она честно укажет имя автора.

Питер прав – эти фото придадут ее выставке дополнительный колорит. Связь времен, узнаваемые лица, жесты, даже одежда. Сохранившийся аромат Востока.

Превосходная идея!

Уже в хорошем настроении Валерия вышла во двор. Когда-то крепость служила царской резиденцией, но потом была превращена в тюрьму. В бесчисленных нишах и переходах устроили камеры и темницы для заключенных.

Ужасная логика и беспощадность судьбы. Не зарекайся от падения.

Никогда!

И самое удивительное, что в этих стенах легко можно представить и рай и ад. Неожиданно выглянуло яркое солнце. Огромный двор был занят апельсиновым садом. В центре блестела серебристая гладь водоема.

Валерии захотелось поскорее выйти из крепости, чтобы избежать чрезмерного эмоционального воздействия этого мистического места. Водитель такси терпеливо ждал на стоянке.

У входа в крепость было мало машин. В одной из них сидело несколько мужчин – она узнала знакомые силуэты.

– К мавзолею Саади, – сказала Валерия.

Водитель послушно кивнул и выехал со стоянки. В нескольких метрах, как пристегнутый, следовал автомобиль слежки. Иногда он подъезжал совсем близко, чуть ли не касаясь заднего бампера такси.

«Питер предупреждал, что возможна демонстративная слежка. Давят на нервы, хотят показать, что следят за каждым моим шагом. Предупреждают, чтобы я не делала глупостей. А я и не делаю», – успокаивала себя Валерия. Водитель такси также заметил слежку, насупился и недовольно засопел.

У гробницы самого почитаемого в Иране поэта и мудреца Саади, с высокой колоннадой и широкими лужайками, толпились ребятишки. Как развеселившиеся и щебечущие на солнце воробьи, они гурьбой окружили Валерию. «Наверное, приехали на экскурсию».

В толпе школьников лет десяти – двенадцати самыми боевыми оказались девочки. Они наперебой стали просить Валерию поговорить с ними на английском языке, а заодно и послушать, как они читают стихи средневековых поэтов.

Мальчики вели себя более сдержанно и пугливо – прятались за спинами девочек и недоверчиво посматривали на Валерию черными блестящими глазами.

«Какие красивые дети! Я хотела бы, чтобы у меня были мальчик и девочка. Питер предупреждал, что дети смело заговаривают с иностранцами – это нормально. Учителя советуют им использовать каждую возможность попрактиковаться в английском. Они и стараются. И как великолепно знают стихи древних поэтов – читают без запинки, вдумчиво, увлеченно. Совершенно другой мир! Невозможно представить себе европейских сверстников этих ребятишек, которые стали бы по своей воле вслух читать стихи. В крайнем случае – комиксы, но не читать, а разглядывать».

– А теперь вы почитайте нам стихи Саади. Вы! Вы! Пожалуйста! – звенели детские голоса. Юное поколение иранцев было шебутное, полное жизни.

– Я не захватила с собой стихов этого поэта, – извинялась Валерия. – Да, совсем забыла. У меня есть стихи Омара Хайяма!

Только сейчас она вспомнила про книжку, которую вручил ей в аэропорту Питер. Валерия так и не успела заглянуть в этот красиво переплетенный томик. Судорожно раскрыв книгу, она пыталась выбрать по закладкам Питера подходящее четверостишие.

«Господи, да тут все про любовь! Спасибо, милый. Но для детей невозможно выбрать ни одного стихотворения. Вот это подойдет. Ах нет, решительно не подходит!» – подумала Валерия, дочитав до конца очередной лукавый пассаж всемудрого Хайяма.

– Извините, дети, я сейчас не смогу прочитать стихи. Спасибо вам, – сказала Валерия и поспешила к машине.

– Куда теперь? – сумрачно спросил водитель.

– К мечети Мучеников.

– Эти «мученики» тоже поедут? – недовольно поинтересовался водитель, кивнув в сторону преследующей их автомашины.