Текст книги "Тайна рыжего кота. Роман-детектив для детей от 7 до 107"

 
Юморительный Пип, полетав над землею,
Устремляется вниз на большую секвойю.
Отдохнуть бы сейчас хоть немного бедняжке!
Вдруг слетаются птицы, и птички, и пташки…
Альбатрос, и Фламинго, и Ястреб, и Сыч,
И Глухарь, и Казарка, и прочая дичь.
Гусь давай гоготать, Попугай закричал,
Даже Филин не выдержал и… промолчал.
Несусветный устроили Галки галдеж,
Все о чем-то кричат, а о чем – не поймешь!
Огорошены птицы: невиданный тип!
Травожаднейший Пип? Юморительный Пип?
Обращаются к Филину: «Ясно из басен,
Ты – умнейший из птиц. Что молчишь?
Ты согласен?
Так лети и спроси: мнезнакомец, ты кто?
То, что кажется нам или вовсе не то?
Объясни, что уж нам-то он может открыться,
Кто он есть – зверь ли, мошка ли, рыба ли, птица».
Юморительный Пип, подскочив от вопроса,
Так к у д а х н у л, что ветер по листьям пронесся:
«Ответ очень прост! Непростительно прост!
Я – Пип, зеброкрылый спингвин-лирохвост».
 

3

 
Юморительный Пип, ни на грош не рискуя,
Как Треска погрузился в пучину морскую.
Понырять бы сейчас да поплавать немножко!
Вдруг зашмыгали рыбы, рыбёнки, рыбешки…
Барабулька, Макрель, Простипома, Карась,
Эпигонус, Налим, и Салака, и Язь.
Щука сделала сразу большие глаза,
Вдруг икру заметала Кета-егоза,
А Касатка Касатика с воплем «Тону!»
За плавник потащила со страху ко дну.
Ошарашены рыбы: что это за тип?
Травожаднейший Пип! Юморительный Пип!
Обратилась к Киту: «Нам известно из басен,
Ты умнее всех рыб. Что молчишь? Ты согласен?
Так плыви и спроси: мнезнакомец, ты кто?
То, что кажется нам, или вовсе не то?
Мол, ухою клянусь, мы решить не смогли бы,
Кто ты есть – зверь ли, мошка ли, птица ли, рыба».
Юморительный Пип, подскочив от вопроса,
Б у л ь к н у л так, что тайфун в десять баллов
Пронесся:
«Ответ отчень прост! Непростительно прост!
Я – Пип, зеброкрылый спингвин-лирохвост».
 

4

 
Юморительный Пип на лугу копошится,
Чтоб душистый горошек нарвать для ушицы.
Не одну бы, а две от рожденья макушки!
Вдруг слетелись мормышки, и мошки, и мушки…
Стрекоза, и Кузнечик, и Мухи в лице
Как домашний, ручной, так и дикой – Це-це.
Приползли Книжный Червь, и Паук, и Жучок,
Многоножка бежала со всех своих ног.
Сверещали Сверчки, загудела Пчела,
Жужекрылица крыложужжать начала!
Насекомые в панике: что он за тип?
Травожаднейший Пип! Юморительный Пип!
К Муравью обратились: «Мы знаем из басен,
Нет умнее тебя насекомых. Согласен?
Так ползи и спроси: мнезнакомец, ты кто?
То, что кажется нам, или вовсе не то?
Пусть он скажет всю правду, в не понарошку,
Кто он есть – зверь ли, птица ли, рыба ли,
Мошка».
Юморительный Пип, подскочив от вопроса,
Ц в и р к н у л так, что циклон над лужайкой
Пронесся:
«Ответ очень прост! Непростительно прост!
Я – Пип, зеброкрылый спингвин-лирохвост».
 

5

 
И тотчас все звери, зверята, зверюшки
Хоровод завели на зеленой опушке.
И тотчас все птицы, и птички, и пташки
Закружились над лесом в единой упряжке.
И тотчас все рыбы, рыбёнки, рыбешки
Плавниками захлопали, словно в ладошки.
И тотчас мормышки, и мошки, и мушки
Раздобыли трещоточки и погремушки.
Все шумели, гремели, пищали, кричали,
От зари до дари голоса их звучали:
«Ответ его прост! Непростительно прост!
Это – Пип, зеброкрылый спингвин-лирохвост!»
 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой эта история заканчивается, а новая еще не подросла

В городке Хэллоу истекал рабочий день, когда с холма донесся восторженный лай Фицуотера. Пес унюхал Дэвида и компанию задолго до появления «динки». Он встретил их на платформе. Протянул лапу мужчинам и лизнул руку женщинам. А Тиму, которого многие в городе считали без вести пропавшим, позволил похлопать себя по спине.

Поздоровавшись со всеми, пес повернул морду к вагону, словно оттуда должен был кто-то выйти. Паровозик обдал себя паром, как в бане, чтобы сразу стать чище и новее… начальник станции дал сигнал к отправке, дунув в свистульку… а пес все не трогался с места.

– Он ждет Павлушу, – догадался Дэвид.

Флокси опустилась на корточки перед Фицуотером:

– Павлуша на приехал. Он встретил в зоопарке Лину и решил с ней остаться. Что ты сказал? Кто такая Лина? Настоящая пава. Такая милая, скромная. Они очень подходят друг другу, правда? – она подняла глаза на Фикса с Йонингом.

– Идеальная пара, – подтвердил доктор.

Фицуотер вздохнул и последовал за людьми – не мог же он оставить их без почетного эскорта!

Улицы Хэллоу были безлюдны. Трудовой день заканчивался, но хэллоунцы не могли себе позволять (даже ради такой встречи) уйти с работы хотя бы на несколько минут раньше. А сделать вид, будто ничего не произошло, они тоже не могли. Каждому хотелось первым сказать «хэллоу» бесстрашному сотруднику «БУ-БУ».

Безвыходных ситуаций, как известно, не бывает. Повариха припудрила своим «хэллоу» фруктовый пудинг. Плотник с чувством вколотил «хэллоу» в дверь по самую шляпку. Прачка повесила накрахмаленное «хэллоу» сушиться на бельевую веревку. Я уж не говорю про десятки клетчатых «хэллоу» размером в тетрадный лист, что вылетели самолетиками из окон летней школы.

Вот так встреча! В парке на скамеечке сидели Бьюти с Чардом. День пролетел для них как одна минута.

К дому все подходили в прекрасном настроении, один Йонинг вздыхал и подозрительно останавливался, чтобы перевести дух.

– Что с вами, доктор? – спросила наконец Флокси. – Вам плохо?

– Мне не плохо… скорее не хорошо…

– Я вас не понимаю.

– Она сейчас уйдет… лавка закрывается… а мне еще надо цветы купить.

– Ах вот оно что.

Ну конечно! Он тосковал по своей леденцовой принцессе.

– Что же вы медлите? Страшно?

Йонинг кивнул.

– Дружище, – она повернулась к Фицуотеру, – ты не проводишь доктора до карамельной лавки?

Фицуотер был пес дела. Он мордой подтолкнул Йонинга в обратную сторону, и тому ничего не оставалось, как подчиниться. Через минуту оба скрылись за углом.

Остальные вошли в дом, поднялись в мастерскую… и остолбенели. Кто-то тут здорово набезобразничал. Зеркало было покрыто слоем копоти, из-под которого доносились всхлипывания Квинтера Финтера Жоса. Нарисованный забор повален. В глубине картины сиротливо лежал на боку домик-тыква… его обитатели-коротышки куда-то попрятались. На полу валялся разорванный плакат с мнезнакомцем. Все подрамники перевернуты, тюбики с краской раздавлены, стены исписаны хулиганскими словечками.

Афрозина! Опять она хозяйничала в мастерской! Вот раздался ее ехидный смешок. Со стены сорвалась картина. У Фикса вылетела изо рта трубка и принялась выделывать в воздухе немыслимые крендели. Вскрикнула Бьюти ее больно ущипнули. Дэвида щелкнули по лбу. Папе Тимоти оглушительно мяукнули прямо в ухо.

Ведьма была невидима, а потому непобедима.

Фикс попробовал связаться по телефону со Скотленд-Ярдом, но телефон не работал. Вспыхнул экран – Камилла делала им какие-то знаки и даже кричала, однако звук, как назло, пропал. Положение становилось отчаянным, и в эту минуту…

…и в эту минуту в дверях возник Бэрр.

Он был в длинной красной мантии и в белом завитом парике. Взгляд его зеленых глаз не предвещал ничего хорошего.

– Встать, суд пришел! – вскричала невидимая Афрозина.

Могла не кричать – все и так стояли. Бэрр сел в кресло и торжественно возвестил:

– Слушается дело семьи де Ниордов, а также частного детектива Фикса. Они обвиняются в нарушении закона «О государственной границе». Да-да, вы меня отлично поняли: я говорю о стране воображения. – Маг потряс в воздухе книгой в сером переплете. – Согласно статье второй, пункту первому, это влечет за собой наказание – «заключение в раму без права на свидания и переписку». Прошу всех сесть.

Все сели. Никому даже в голову не пришло ослушаться приказа.

– Подсудимая Бьюти, встаньте. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Бьюти встала.

– Мистер Бэрр…

– Обращайтесь ко мне «ваша честь».

– Ваша честь, – совсем оробела Бьюти. – Я покинула картину, да, но ведь мою дочь околдовали…

– Кто из свидетелей может это подтвердить?

Чард вскочил на ноги, но Бэрр не дал ему рта раскрыть.

– Сядьте. Подсудимый не может выступать в качестве свидетеля.

Рыцарь вынужден был подчиниться. Дэвид не выдержал:

– А я могу выступить свидетелем?

– Разумеется, – спокойно ответил маг. – На вас как на лицо реальное этот закон не распространяется.

– Ваша честь, – вежливо сказал Дэвид, – о том, кто Кэнди заколдовали, я слышал своими ушами от миссис Бьюти…

Мой мальчик, – улыбнулся маг, – я вижу, вы совершенно не изучаете в школе законодательство. Суд в данном случае интересует только то, что вы видели своими глазами.

– Но я видел! – начал горячиться Дэвид. – Я видел, как вы поместили ее в черный ящик, и она вдруг заговорила!

– Допустим, – согласился маг. – Но разве то, что она вдруг заговорила, означает, что она не могла говорить прежде? Разве всякий раз, когда вы молчите, это значит, что вас заколдовали?

Дэвид сник. Он не понимал, как Бэрру удалось выкрутиться. Всем же ясно: несколько лет Кэнди молчала по милости черного мага. Почему же так трудно доказать это?

– Не огорчайтесь, – услышал он отечески ласковый голос Бэрра. – Я вижу, у вас доброе сердце. Но, поверьте, те, кого вы берете под свою защиту, не заслуживают вашего снисхождения. Итак, миссис Бьюти, вы покинули картину?

– Я надеялась найти свою дочь, а потом…

– Прекрасно! – обрадовался маг. – Вы ее нашли. Самое время вдвоем вернуться на прежнее место.

– Вдвоем? – испугалась Бьюти.

– С господином Рыцарем случай особый. Он нарушил статью девятую, пункт второй: «Персонаж, созданный воображением человека, не может покушаться на жизнь создателя».

– Но его создала я, а не вы! – робко попробовала возразить Флокси.

– Тогда вам и отвечать за него, – отпарировал великий магистр.

Флокси поджала губы, точь-в-точь как Дэвид.

Бэрр нащупал уязвимое место. Она не могла отвечать за действия своих персонажей и хорошо понимала это. Пока шла работа над картиной, она была хозяйкой положение, но потом… Нарисованные люди и звери выходили из повиновения, начинали жить своей жизнью. Вот и Чард де Ниорд однажды исчез с картины: уехал за султаном из страусовых перьев, который она забыла нарисовать на шлеме. А через полгода вообще пропал. Вслед за Кэнди.

А Бэрр уже допрашивал Рыцаря:

– Чард де Ниорд, вы признаете свою вину?

Рыцарь встал.

– Да, – твердо сказал он. – Я виноват в том, что не пронзил вас сразу копьем. Пока земля носит таких мерзавцев, мир не может быть по-настоящему…

– Ну хватит, хватит, – Бэрр поморщился. – Давай без громких слов. Не хочу предвосхищать решения суда, – обтекаемо выразился он, – но как бы вам не оказаться за решеткой.

Где– то рядом раздался мерзкий хохоток – ведьма была довольна ходом процесса.

– Я не хочу обратно… я не хочу за решетку! – расплакалась Кэнди.

– Ну а вы, мистер Фикс? – продолжал между тем Бэрр невозмутимо. – Вам не кажется, что ваше расследование несколько затянулось?

Детектив вынул изо рта трубку.

– В этом повинны вы, господин магистр, – сказал он. – Вы мастер запутывать следы.

Маг был польщен и даже не потребовал, чтобы к нему обращались согласно этикету.

– Я также не виноват в том, – продолжал детектив, – что гласный преступник обманом захватил судейское кресло. Подождите, я не кончил. Да, формально вы правы: не мое это дело – вмешиваться в настоящую жизнь. Но я не жалею о том, что вышел за рамки. Если я помог своим друзьям раскрыть хотя бы часть совершенных вами злодеяний и восстановить справедливость, никакой приговор не покажется мне слишком суровым. Даже если меня сотрут с картины тряпкой, намоченной в скипидаре. Камилла на свободе. Ради одного этого стоило рискнуть.

– Какое благородство! – В голове Бэрра звучала издевка. – Спасибо за это вам никто не скажет, не надейтесь.

– Почему?

Все повернулись на женский голос. На пороге мастерской стояла Камилла. Она вошла так тихо, что ее шагов никто не услышал.

– Почему? – Она смотрела на сыщика. – Я очень благодарна вам, Фикс, за вашу преданность и постараюсь доказать, что это не просто слова.

Появление Камиллы в один миг преобразило Бэрра. Его просто-таки перекосило от злости. Однако он сумел взять себя в руки, чтобы довести процесс до конца.

– Тем лучше, – он выдавил улыбку. – То, что вы скоро увидите, надеюсь, доставит вам несколько приятных минут.

Он встал.

– Преступление, которое совершили те, кого мы сегодня судим, пусть не покажется кому-нибудь невинной шалостью. Эти четверо посягнули на основу основ – существующие устои – и потому заслуживают самого сурового наказания. Вообразим, что их примеру последовали другие. И вот уже людоеды разгуливают по улицам Лондона и Парижа, вампиры как комары влетают в открытые окна, и ведьма превращаем пухленького ребенка в какого-нибудь гадкого паука…

При этих словах возле туалетного столика раздался грохот – это Афрозина, колдовавшая над своей красотой, выронила фарфоровую пудреницу.

Бэрр продолжал:

– …Или у моего лимузина начнется зуд в колесах, и он примется давить всех на своем пути… – Он мельком выглянул в окно, проверяя, на месте ли его черный автомобиль. – Да я лучше домой пешком пойду, чем допущу такое безобразие! Если сегодня мы не осудим этот произвол, завтра будет поздно! Итак, приговор…

Он сделал эффектную паузу.

– Бьюти и Кэнди заключаются в раму навечно. Рыцарь Чард де Ниорд должен быть отгорожен от мира тюремной решеткой. Что касается мистера Фикса, суд учел его пожелание: с помощью скипидара он будет стерт с картины. К сожалению, отсутствует, может быть, гласный преступник, скрывающийся под разными личинами. Я говорю о коте, он же Фосс, он же Пип, он же… гм, неважно. Суд заочно приговаривает его к поной безвестности. Его имя будет уничтожено, и если он вернется на картину, для вех он станет обыкновенным котом без роду, без племени… Зина, ты здесь?

– Здесь, ваше мракобесие.

Ведьма материализовалась.

– Приведи приговор в исполнение.

Афрозина опасливо покосилась на Рыцаря, обнажившего свой меч.

– Может, вы их, того… – Она открыла флакон с духами, и жидкость испарилась на глазах.

– Тогда я и тебя того, – посуровел маг. – Или ты забыла, что тебя тоже когда-то нарисовали?

Ведьма вздрогнула – в устах Бэрра это была не пустая угроза. Афрозина повела себя странно: она вытянула вперед ладони и легко, одними пальцами поманила к себе Рыцаря. Тот выронил меч и послушно пошел к ней. Но шел он, оказывается, не к ней. Повинуясь взгляду ведьмы, Чард прошел мимо нее, и тут только стало ясно, что направляется он… в картину.

– Чард? – тревожно окликнула его Бьюти.

– Папочка! – позвала Кэнди.

Он словно не слышал. Двигался как во сне. Вот он взялся за раму…

– Нет! – раздался вдруг голос Флокси.

Афрозина невольно отвлеклась, и ее гипнотическая власть над Рыцарем потеряла силу. Он с удивлением огляделся.

– Что это значит? – раздраженно спросил маг.

– Вы напомнили нам один закон, – сказала Флокси, – но забыли упомянуть другой. Закон творчества. А он гласит: «Творение художника неподвластно никому, кроме него самого». Никому, понимаете? Даже дьяволу. А это значит, что картины, написанные мной, должны обрести свой первоначальный вид.

– Я вас не понимаю…

– Вы отлично меня понимаете, господин магистр. Прежде всего, в картины вернутся все персонажи. Все. Включая Афрозину. И никакого произвола в виде тюремной решетки или стертой фигуры. Иначе… пеняйте на себя.

– Хорошо, – скрипнул зубами маг. Ему ничего не оставалось, как принять эти условия. Пожертвовать Афрозиной, зато одним махом расправиться со всеми врагами. – Хорошо, я согласен.

– А я нет!

В мастерскую ворвался свежий ветер. В воздухе загорелись два желтых глаза. Затрепетали стрекозиные крылья. С головы Бэрра сорвало судейский парик. Афрозина покрылась рыбьей чешуей.

Тимоти рассмеялся. Даже у Кэнди просохли слезы.

– Пип! – радостно закричал Дэвид. – Это ты?

– Мяу, – раздалось за спиной у Бэрра.

– Пип! Пип! – кричала Кэнди и тормошила мать. – Мамочка, он такой… он такой юморительный, ты увидишь!

Но увидели все не Пипа, а Фосса. Кот появился в кресле, в котором еще недавно восседал великий магистр. Он щурил глаза на свет и, казалось, ждал чего-то. Афрозина замахнулась на кота, но Бэрр ее остановил:

– После драки кулаками не машут.

И показал на холст, где ее ждало кресло-качалка с плюшевой подушечкой в форме осьминога.

– Предатель! – бросила ему в лицо старая ведьма и неторопливо направилась к раме. Проходя мимо туалетного столика, она словно невзначай взяла с него пару белых перчаток и стала на ходу натягивать. Перед самой картиной она полуобернулась и сделала Фоссу ручкой.

– Все равно вышло по-моему… котик, – последнее слово она произнесла с неподражаемой интонацией. – Листки-то тю-тю!

Едва услышав это, Дэвид бросился к картина и на глазах у изумленной Афрозины сбросил с ее кресла плюшевого осьминога. Под подушкой лежали стихи! Все собранные им листки! И тот, что когда-то потеряла ведьма. И тот, что подарил ему повар. И обнаруженные у коротышек, и подброшенный Квинтером Финтером… словом, все-все… кроме последних, найденных в зоопарке и надежно спрятанных у него в гетрах. Афрозина, опомнившись, попыталась схватить мальчика за руку, но он увернулся.

Ох, что сделалось с Бэрром!

– Раззява, – закричал он на ведьма. – Весь дом перевернула, а под носом у себя ничего не видишь!

Жажда мщения превратила Афрозину в фурию. Она скорее всего настигла бы Дэвида, но подвели высокие каблуки. А когда она догадалась снять туфли, он успел отбежать подальше. И теперь торопливо разглаживал листок за листком и складывал их вместе.

Фосс напряженно ждал исхода.

Магистр подбросил вверх носовой платок, платок превратился в лист бумаги и запорхал перед Дэвидом, точно просясь в руки. Но раньше, чем мальчик успел схватить его, Рыцарь проткнул фальшивку своим мечом, и обыкновенная на вид бумага мгновенно вспыхнула как факел.

Кэнди вскрикнула. Бьюти упала в обморок. Еще мгновение, и возникла бы паника. И тут Тимоти, тихо сидевший в углу, в два прыжка оказался возле Бэрра. Мелком, который папа Тим всегда носил с собой, он нарисовал на полу магический круг, а за его пределы не может выйти ни один черт. Опыт борьбы с нечистой силой пришелся как нельзя более кстати.

Дэвид сложил листки, и что же? Ни-че-го. Кот не расколдовался. Афрозина хохотнула. Она надела туфли, пригладила рыжие патлы и царственной походкой направилась к своей картине. В последний момент она остановилась и посмотрела на сыщик с немым укором:

– Вы не поможете даме?

Фикс охотно помог старой кокетке войти в раму. При этом он слегка потянул на себя перчатку, и… из рукава выпал вчетверо сложенный листок. Ведьма потянулась за ним, но Фикс ее опередил. Он разгладил страничку.

Это был листок, без которого у Дэвида ничего и не могло получится… самый, может быть, важный листок… последний.

Вы спросите, как Фикс догадался, что ведьма спрятала его в рукав? Это осталось его профессиональной тайной.

Силы оставили Афрозину. Она вошла в картину и устало откинулась в кресле-качалке. Ноги она положила на раму.

Фикс передал последний листок Дэвиду.

Тот положил его сверху на остальные. Кот ждал. Все ждали.

И Дэвид вспомнил. Всего две строчки, но в них была заключена разгадка.

ЛИСТКИ СЛОЖИ НАОБОРОТ,

И СТАНЕТ Л…М РЫЖИЙ КОТ.

– Ну, конечно, – пробормотал Дэвид. – Я ведь складывал неправильно… второй на первое, треть на второе… и вот последнее стихотворение оказалось первым. Надо наоборот!

Он подошел к столу и начал складывать листки в обратном порядке. В мастерской никто не проронил ни звука.

– Ну вот! Теперь правильно. Все? Нет! Еще это пропущенное слово… Начинается на «Л», кончается на «М»…

Мама с папой переглянулась. Папа Тим покраснел и опустил голову.

– Лесом, – подсказала Камилла.

– Может быть, лугом? – предположила Бьюти.

– Луком? – пробормотал доктор.

– Ликом? – подал голос сыщик.

Кот топтался на месте и громко урчал.

– Лиром! – крикнул Дэвид, вдруг вспомнив таинственное имя, которое не раз упоминали в спорах мама с папой.

В тот же миг кресло заскрипело под тяжестью тучного мужчины с аккуратно подстриженными, несколько старомодными бакенбардами.

– Фу ты, – с облегчением вздохнул он. – Замучили. Я уж решил, не отгадаете.

– Так вы…

– Эдвард Лир, – закончил за мальчика мужчина. – А ты Дэвид. Привет честной компании. Как поживаете, магистр? У вас нездоровый цвет лица.

– Лир? – не поверила Флокси.

– Тот самый? – спросила Камилла.

– А чему вы, собственно, удивляетесь? – по-кошачьи сощурился Лир.

– Но вы же давно… в некотором роде… – Тимоти замялся.

– Умер? – пришли ему на помощь бакенбарды. – Господи, в какой стране я родился! Здесь верят каждому печатному слову.

– А когда, простите, вы родились?

– Ну… – Лир задрал голову к потолку, словно там был написан ответ на столь нескромный вопрос. – Кажется, в двадцать втором или двадцать третьем…

– Восемьсот?

– Вы что-то сказали?

– Тысяча восемьсот двадцать втором? – уточнил Тимоти.

– Очень может быть, – отмахнулся Лир от этой скучной темы. Он обводил взглядом разгромленную мастерскую. – Поразительно, какой переворот в нашей жизни может произвести одна женщина!

– Это…

– Афрозина, – с пониманием кивнул он, опережая разъяснения хозяйки мастерской. – Замечательный темперамент, согласитесь. – Он повернулся к ведьме: – А коробку сухих румян я бы, Зина, все-таки вернул.

– подумаешь! – ведьма презрительно махнула рукавом.

Несмотря на довольно солидную комплекцию, Лир легко поймал в воздухе коробочку и тут же перебросил ее Дэвиду:

– Ап!

Неожиданно он подался вперед и попытался дотянуться рукой до лопатки. Не дотянулся, попробовал с другой стороны. Потом вздохнул:

– А все же в том, что ты кот, есть свои преимущества. Спинку почешут. – Он снова откинулся назад и повернул вертящееся кресло к большому настенному зеркалу. – Что, дружище, в темноте сидим?

Из– под копоти послышался короткий всхлип.

– Ну-ну. Было бы из-за чего расстраиваться.

Никто не успел ничего понять. Вдруг чернота стала съеживаться от краев к центру и в несколько секунд исчезла. Трещины сами собой разгладились. Зеркало снова было как новенькое, словно никто его и не разбивал. В кроне урододендрона зашевелилась чудо-шляпа, из-под нее раздался голос Квинтера Финтера Жоса:

– Спасибо, мистер Лир.

– Теперь тебе все видно?

– Да. Совсем другое дело.

Лир подошел к поваленному забору, кинул взгляд на расколотый домик-тыкву и громко сказал, как бы ни к кому не обращаясь:

– Кое-кто считает что заборы могут сами вставать, а дома отстраиваться по мановению волшебной палочки…

– Смотрите! – воскликнула Бьюти.

Половинки тыквы сами собой соединились, и домик крепко встал на прежнее место. А затем забор начал медленно подниматься. Это было бы воистину волшебством, если бы… если бы сила, поднимавшая забор, не сопела в четыре ноздри и не переругивалась на два голоса:

– Толкай, тебе говорят!

– А я что делаю!

– Ты не меня, ты забор толкай!

– А ты не командуй!

– Сам не командуй!

Лир достал из жилетного кармана золотые часы. Пробило семь раз. Он обратился к сыщику:

– Мистер Фикс, вы ничего не улавливаете своими чувствительными антеннами?

Фикс сосредоточенно пошевелил усами.

– Кажется, сюда идут.

– Так-так. Надеюсь, с хорошими вестями. А мы здесь пока наведем порядок. Никто не возражает?

– Я схожу за пылесосом, – с готовностью откликнулся Тимоти.

– Ну что вы, – остановил его Лир. – Мы как-нибудь попроще.

Чард нагнулся, чтобы поднять стул, но тот сам вскочил на ноги. Фикс хотел собрать осколки, но те уже склеились в цветочную вазу. Мастерская приняла свой обычный вид, когда заскрипела винтовая лестница.

Это был Йонинг. Счастливый. С незабудкой в петлице.

– Друзья мои! Вы можете мен поздравить. Она сказала «да». Она такая необыкновенная. Завтра помолвка. Я вас всех приглашаю. Вы не поверите, когда я ее спросил…

– Йонинг, – сыщик прервал поток его красноречия. – Познакомьтесь: это мистер Лир. Тот, которого мы…

– Очень приятно, – доктор рассеянно пожал ему руку. – Ее зовут Рейна… Рейна-королева! Она даже кулек с карамельками вручает так, словно это орден Золотого Руна.

– Йонинг…

– Вам не понять, что такое сорокалетний толстяк, всегда смотревший на женщин как на пациенток. Я бы, наверное, так и не решился сделать ей предложение, если бы не телеграмма.

– Телеграмма? – почему-то улыбнулся Лир.

– Да. Из льюисвилльского зоопарка. «Дорогие Рейна и Йонинг. Горячо поздравляем. С птичьим приветом. Павел, Лина». Представляете? Нас поздравляют, а я еще предложение не сделал! Тут уж я решился.

Йонинг с победоносным видом обвел взглядом присутствующих и вдруг задумался.

– Странно, – пробормотал он, – от кого Павлуша-то узнал?

Бэрр, молчавший все это время, с неожиданно ненавистью посмотрел на Лира:

– Паяц… фигляр… Все со своими штучками! Не надоело?

Всех охватило чувство неловкости. Лир взял швабру-ленивку и стер меловую линию, очерченную вокруг Бэрра.

– Вы свободны, господин магистр, – сказал он. – Вы свободны вернуться в свой замок и снова занять подобающее вам место. Я полагаю, мне не надо уточнять, о каком месте идет речь?

Бэрр сделал вид, что не понял.

– Господи магистр, вы хотите услышать, зачем рыжий кот проник к вам в замок? Меня давно интересовала одна зала… та, где висят парадные портреты ваших предков. Но не ваши предки, скажу честно, вызывали мой интерес. Мне надо было взглянуть на последний портрет славного рода Бэрров. На ваш портрет, господин магистр. Хотелось проверить одну мою давнюю догадку. Знаете, какую?

Зеленые глаза черного мага светились как два холодных кристалла.

– Знаете, по глазам вижу. Я проделал долгий путь, я подвергал себя многим опасностям, и все ради того, чтобы увидеть… пустое место. Как я и предполагал, на вашем портрете вас нет. Сказать вам, почему? Потому что вы так же незаконно покинули картину, как те, кого вы здесь судили. Только в отличие от вас они не выдают себя за людей. И не мстят всем и каждому только за то, что рождены кистью художника. А теперь идите, Бэрр. Мы с вами больше не увидимся.

Великий магистр так сильно стиснул в пальцах набалдашник трости, что задушил венчавшую ее змейку.

Он брезгливо сбросил ее на пол и сказал:

– Я уезжаю, но имейте в виду: вы узнали мою тайну, я знаю тайну рыжего кота. Ваша участь, мистер Лир, не завиднее моей. Так что мы квиты.

Он уже был в дверях, когда Флокси остановила его словами:

– Господин магистр! Вы сказали, что если у вашего лимузина начнется зуд в колесах, то от него можно ждать любых неприятностей. Я разделяю вашу озабоченность и как художница, нарисовавшая эту модель, хочу предотвратить катастрофу.

Она намочила тряпку в скипидаре, подошла к картине, где была нарисована дорога и стоящий на обочине черный автомобиль. Ошеломленные Бэрр молча наблюдал за тем, как одно за другим исчезают колеса его шикарного лимузина.

Сквозь дыру в заборе, отчаянно толкаясь, выглядывали попеременно Такли и Сякли. Даже шляпа в настенном зеркале заволновалась.

Маг, не говоря ни слова, вышел вон. В окно было видно, как он сбежал с крыльца, как стремительно пронесся по гравиевой дорожке, как резко остановился перед лимузином за воротами. Автомобиль, похожий на длинную черную пантеру, лежал брюхом на асфальте. Бэрр обернулся к окнам мастерской. Он занес над головой трость, собираясь проклясть обитателей ненавистного дома. Вдруг закатный луч прошил его насквозь, он сделался прозрачным, как бы бесплотным, и медленно растаял в первых сумерках.

– Вечереет, пора, – сказал Лир с грустью. – Будем прощаться.

Флокси обняла Бьюти, поцеловала Кэнди. Йонинг долго тряс руку Фикса. Тимоти похлопал Рыцаря по плечу, сожалея, что они так не поговорили о настоящей доблести и отваге.

Дэвид стоял чуть в стороне, еще не веря, что сказке приходит конец.

Камилла подошла к сыщику.

– Фикс, вы уходите?

– А вы остаетесь, – вздохнул сыщик. – Все правильно. У вас интересная работа, блестящее будущее. Скоро появятся новые друзья… да, Камилла, новые друзья. А я, пожалуй, затворюсь в своем кабинете и поломаю голову над одним дельцем. Запутанная, надо сказать, история. Пропала уникальная коллекция бабочек, осталось несколько экземпляров… как жаль, что я их не смогла вам показать. Почему вы улыбаетесь, Камилла? Разве вам не грустно, что мы расстаемся?

– Разве мы расстаемся? – Она продолжала улыбаться, затем повернулась к хозяйке дома: – Флокси, как вы думаете, кабинет, который вы нарисовали, не слишком просторен для одного человека? Даже если он лучший сыщик Соединенного Королевства?

– Пожалуй. И просторен, и мрачноват. Теперь я понимаю, кого в нем не хватало: молодой, красивой, энергичной женщины.

– Так вы… – У сыщика не было слов, чтобы выразить свое восхищение.

– Зафиксировали, – пошутила Камилла.

Тем временем Чард де Ниорд говорил Лиру и Йонингу, что тихая семейная жизнь не для него. Не пройдет и недели, как он наденет блестящие доспехи, сядет на коня и отправился на розыски какого-нибудь злодея… кажется, в их округе один остался.

В уголке, уединившись, пригорюнилась Кэнди. К ней подошел Дэвид, держа что-то в зажатом кулаке.

– Держи.

– Что это?

Дэвид разжал кулак. На ладони лежала бляха сотрудника Скотленд-Ярда. Это был подарок Фикса, и еще десять минут назад Дэвид не предполагал, что может расстаться с такой реликвией. И вот отдавал ее Кэнди.

– Все будет хорошо, – говорил он девочке. – Мы скоро увидимся.

– Не увидимся, – говорила она, отворачивая от него лицо. – Я не смогу сойти с картины.

– Подумаешь! – говорил он. – Скоро я стану самым настоящим детективом и буду проникать всюду-всюду, куда только захочу. Хоть в картину.

Простился со всеми и доктор. Он дал каждому свою визитную карточку и сказал, что ему можно звонить в любое время дня и ночи.

Неожиданно из дыры в заборе вылезли коротышки. Такли толкнул Сякли, Сякли толкнул Такли, и они вместе объявили:

– «Жалостная песня»!

Привожу текст по памяти, правда, за точность я не могу вам поручиться.

Жалостная песня

 
Кто это громко
В поле кричит?
Острое жало
В попе торчит!
Это успела
Сестричка пчела
Сделать кому-то
Прививку от зла.
 

Кэнди рассмеялась:

– Какая же она жалостная?

– Раз есть «жало», значит, жалостная. – Близнецы вручили ей по букетику маргариток.

А потом…

Фикс подал руку Камилле, и она прошла в его кабинет. Сыщик осторожно взял пинцетом бабочку – это была «ночная красавица» – и поднес к свету. Дэвид издали увидел, как переливались хрупкие крылья. Да, в кабинете сыщика было на что посмотреть. Фикс распахнул другую дверь, и они вышли. Кабинет снова обрел холостяцкий вид. Впрочем… на рабочем столе Фикса лежала женская шляпка.

Бьюти и Кэнди уходили по тропинке к своему замку. Чард шел чуть впереди, прорубая мечом путь сквозь заросли бурьяна и чертополоха. Как же здесь все запустело, пока их не было дома! Дэвид глядел им вслед, пока они не скрылись из виду. На картине осталась едва заметная в густых зарослях тропка.

– Пора и сне, – сказал Лир, поправляя перед зеркалом воротничок. – Слышите?