Текст книги "Фестиваль"

Глава тринадцатая

Гений – человек, который хотя бы частично смог реализовать свое предназначение, данное ему свыше. Попробуйте сформулировать, кто такой гений, забыв на время вышеупомянутое утверждение, – и у вас ничего не получится. А с позиции веры, то есть божественного происхождения мира, – все получается, все встает на свои места.

Входя в кабинет бывшего министра культуры Демичева, расположенного на седьмом этаже также бывшего Министерство культуры СССР, а ныне – Центрального дома актера, Сергей Сергеевич думал как раз об этом.

Да… Лица наших боснийских друзей совсем не отягощены печатью мудрости.

Все мило поздоровались. Все – это Александр Александрович Бизневский – спонсор и меценат будущего проекта, писатель-сатирик Сергей Флюсов, директор ЦДА Маргарита Николаевна Эскина – предводительница и идейный наставник банды «сливочного» общества актеров страны, и оба Гастарбайтера: младшенький – пухленький и розовощекий Клаус и старший – бородатый посол Боснийской республики, который, изъяснясь на довольно приличном русском, пояснил, что как государственный деятель высшего разлива имени не имеет, а располагает только фамилией.

– Господа, давайте работать… – Спонсор Бизневский посмотрел на золотые, стоимостью двадцать тысяч долларов часы. – У меня, к сожалению, сегодня время строго ограничено. Дело в том…

– Саша, – перебила его Маргарита Эскина, лицемерно состроив на отекшем лице хлебосольную улыбку, – так сразу нельзя, надо чем-нибудь для начала угостить столь дорогих гостей. Господа, пожалуйста, выбирайте: кофе, чай, вино, водка.

Папа Гастарбайтер с умилением принял посыл директриссы:

– Будьте любезны, мне, как очень старому русскому – сто пятьдесят «Столичной» и полный самовар русского чая.

– Русского чая не бывает, – пояснил Бизневский.

– Бывает.

– Грузия – это не Россия…

– А Россия – не Грузия. Что вы меня путаете, обещали чаю с водкой – так несите. А там, как выпьем, разберемся, где его выращивают, кто этим занимается и на каких основаниях.

После получасовых препирательств, обильно сдобренных язвительными улыбками и на первый взгляд безобидными шутками, гости остановили свой выбор на четырех чашках ароматного бразильского кофе после чего наконец-то, перешли к делу.

Пятым был Клаус Гастарбайтер. Он, скромно потупив опухшие глаза и довольно бесцеремонно почесав в нескольких местах свой надутый, вываливающийся через брючный ремень живот, с некоторым раздражением пояснил:

– Мне кофе нельзя – у меня диабет.

Все сочувственно закивали, а Маргарита Эскина, вероятно, сильно расстроившись из-за Клаусовского недуга, ни с того ни с сего – раньше за нею ничего подобного не наблюдалось – начала обильно потеть. Ее лицо покраснело, а на морщинистом лбу выступили огромные капли пахнущего косметикой пота.

– А как же ты петь-то собираешься, если у тебя такое серьезное заболевание? – от нечего делать спросил Флюсов.

Клаус удивился:

– Почему петь?

– Вы спутали, уважаемый Сергей Сергеевич, мой сын – известный композитор. Он нигде ничего не поет и тем более – не пляшет.

Писатель-сатирик понял: столь резкой репликой его хотят уже сейчас, с первых минут знакомства поставить на место, Сергею захотелось достойно моментально ответить на незаслуженный выпад, но он сдержался… Ну в самом деле, не плевать же в эту нахальную рожу, полную ненависти ко всему на свете вперемежку с капиталистическим апломбом. Поэтому он просто сказал:

– Да какая разница, это сути дела не меняет!

– Не понял, – удивился, немного обидевшись, Гастарбайтер-старший.

Господин Флюсов просто хотел сказать, что «отпиарить» и раскрутить он может абсолютно любого гражданина как нашего, так и любого другого дружественного России государства. – Бизневскому уже начинала надоедать манера господина посла на все обижаться.

– Извините, а что это за странное слово – «отпиарить»? – Клаус с удовольствием опять почесал свой объемный живот. – Я живу с папой в России много лет и, кажется, уже слышал этот термин. Нет ли здесь чего-нибудь нехорошего или неприличного?

– Ну что вы, дружок! Это самое безобидное словцо, – медленно произнесла Маргарита Эскина, с ужасом почувствовав, что вспотела еще больше.

Александр Александрович в задумчивости потрогал указательным пальцем кончик Клаусовского носа:

– То, о чем вы подумали, – совсем другое. Как-нибудь в более подходящей обстановке мы обсудим этот вопрос поподробнее. Где-нибудь поближе к фестивалю…

– Кстати, а кто подразумевается в качестве самых почетных гостей фестиваля, если он, разумеется, будет?

– Да кто угодно – были бы деньги! Сергей Сергеевич, к примеру, наверняка пригласит туда своего любимого политика Казимира Карловича. Как, уважаемый, позовете?

– Обязательно. Златопольский – личность настолько цельная и многогранная, что вне всякого сомнения может украсить любой самый экстравагантный и многозначительный форум.

– Да, но он же пацифист! – Младший Гастарбайтер оказался явно смущен первой кандидатурой будущего фестиваля.

– Не волнуйтесь, Клаус. Казимир Карлович – пацифист не больше, чем ваш папа, – успокоила его Маргарита Эскина. – А с учетом того, что ваш папа – ярый пацифист… – здесь директрисса элегантно подмигнула юному дарованию и, очаровательно улыбнувшись, закончила мысль, – то легко можно догадаться о том, кто же Златопольский на самом деле.

– И кто же? – спросил Флюсов.

– Он – душка!

На конкретное обсуждение деловой части проекта ушло менее получаса.

Писатель-сатирик собрался уходить; в принципе, с главными участниками будущей пьесы он познакомился, все условия обсудил. Как он и ожидал, главные герои будущего проекта оказались на редкость несимпатичными людьми. Но на самом деле это не имело никакого значения, Сергей не собирался с ними тесно общаться, тем более пить водку, дружить или крестить детей.

– Уважаемые дамы и господа! Что я хочу сказать: если ваше предложение к концу нашего разговора по-прежнему остается в силе – я его принимаю, – вынес окончательный вердикт Флюсов, поднялся со стула и поправил галстук. – Перечень необходимых мероприятий, а также смету расходов я смогу предоставить вам… приблизительно – в течение сорока восьми часов. А с вас я хочу получить штатное расписание, небольшой аванс и ключи от кабинета бывшего министра. Господин Бизневский, когда я могу иметь это все у себя в кармане?

При этих словах Александр Александрович загадочно улыбнулся и, натужно крякнув, полез в свой портфель:

– Сейчас, Сергей Сергеевич, сейчас.

Спускаясь в лифте с седьмого этажа и позвякивая в кармане ключами от кабинета, Флюсов впервые за долгое время подумал о старом товарище с какой-то необыкновенной теплотой: «Всю жизнь ведь был понтярщиком, им и остался. Но все равно – молодец, БИ-ЛЯД».

Задание, как и у Штирлица, было получено, и писатель приступил к его реализации. Первым, к кому следовало бы обратиться за консультациями прямо сегодня, по мнению Флюсова, был суперагент Иван Григорьевич Райлян.

Его офис располагался на Цветном бульваре, застать его там было практически невозможно, для встречи с ним необходимо было предварительно переговорить с тремя секретаршами – хотя, скорее всего, это была одна, которая меняла голос, перед встречей нужно было записаться на прием и несколько дней ждать приглашения, и поэтому Сергей поехал туда сейчас же.

Чудеса часто случаются в нашем прекрасном городе: узнав предмет переговоров, через тридцать восемь минут Иван Григорьевич уже лично наполнял флюсовскую чашку каким-то тонизирующим напитком.

– А в чем вы, уважаемый товарищ Флюсов, видите мое участие в вашем проекте?

– В нашем, Иван Григорьевич, в нашем!

– А как процентное соотношение от будущих прибылей?

– А как бы вам хотелось?

– По-честному – это не значит, что поровну.

– Ну, так и будет!

– Разумеется, не в мою сторону?

– Вань, все будет нормально. Если уж вы так набиваетесь ко мне в компаньоны, то, учитывая ваш высокий авторитет в определенных кругах, личное обаяние с обонянием и хорошую физическую подготовку – чего мне искать лучшего – я предлагаю вариант классического бестселлера: шестьдесят на сорок.

– Я должен подумать.

– Формулировка «я должен подумать», с моей точки зрения, предполагает торг. А торг, как известно из того же классического произведения, здесь неуместен. Ну, что – по рукам, супер агент?

– Что это еще за фамильярности?

– Ну, ладно. Бендер извинялся за «предводителя команчей», а я, следуя его бессмертному примеру, извиняюсь за «суперагента».

– В таком случае скорее всего мы договоримся.

– Опять? Что значит «скорее всего»? Окончательно и бесповоротно: да или нет?

– Ладно – согласен. Только, Сергей, мы, конечно, знакомы с вами некоторое время, но на самом деле я о вас практически ничего не знаю, – невольно вздохнул Иван Григорьевич. – Кстати, почему у тебя такая странная фамилия?

– Ничего странного. Самая обычная – Флюсов. Просто я в детстве мечтал быть стоматологом. И это при всем при том, что я ненавижу слово «кариес». Еще я ненавижу слова: «девчата», «пацаны» и «добро», когда его употребляют в качестве синонима другого слова – «хорошо». А по поводу фамилии: Райлян, между прочим, по всем законам – фамилия армянская.

Не обратив никакого внимания на последнее флюсовское замечание, Иван Григорьевич снова спросил:

– Ты, наверное, заканчивал ГИТИС?

– Нет, я в него однажды поступал, меня почти приняли. Но потом я передумал…

– Как это – передумал учиться в ГИТИСе?

– Иван Григорьевич… Ваня, если тебе, конечно, интересно, я попытаюсь вкратце изложить эту историю, хотя на первый взгляд она звучит крайне неправдоподобно. Хотя как посмотреть. Так вот, после первого курса одного технического вуза, где я тогда учился, я все же решил попробовать нырнуть именно в этот так называемый творческий вуз.

– Почему «так называемый»?

– Потому что лицедейство ничего общего ни с творчеством, ни с искусством не имеет – это заблуждение, в которое с огромным умилением любит впадать большинство людей. Но впадают они не по своей воле, а по воле тех, кому это нужно.

– Не понял.

– Ваня, ну если Рейхстаг поджигают – значит, это кому-нибудь нужно.

– Теперь ясно.

– Короче, я посоветовался с родителями в тысяча пятьдесят восьмой раз, они мне объяснили, что я их этим вопросом попросту достал, после чего папа, по согласованию с мамой, все-таки позвонил одному своему приятелю, отвечавшему в то время в Совмине за культуру в стране. Я пришел в ГИТИС в назначенное мне время прямо к ректору и стал скромно ожидать, когда меня куда-нибудь позовут. Ожидал я, разумеется, в приемной. Ровно в 14 часов – это и было назначенным временем – на столе у ректорского секретаря зазвонил телефон. Барышня взяла трубку, вскочила по стойке «смирно» и очень тихо произнесла: «Простите, пожалуйста, а это вы – Флюсов?». Я честно признался, что – да, это я и есть. Барышня тут же сказала в трубку два слова: «Он здесь», после чего тяжело бухнулась на свой стул. Еще через пару секунд из главного кабинета кузницы актерских кадров выскочил интеллигентного вида солидный дяденька, на ходу причесывая растрепанные волосы, подбежал ко мне, схватил за руку и стал методично и уважительно ее трясти.

– Так это и был ректор?

– Именно так… Он сразу представился, сказал, что он Рапохин Алексей Архипович – первое лицо данного заведения. Пока он говорил, за ним замаячили еще две фигуры, одна колоритнее другой, отлично известные любому любителю театрального жанра. «А я – декан актерского факультета, народная артистка Советского Союза – Евгения Николаевна Козырева». «А я – просто Иван Петрович Самокруткин. Я набираю в этом году свой курс». Ну что мне оставалось? Я второй раз честно признался, что я – Сергей Флюсов. «Сереженька! – тут же завопила Козырева. – Это замечательно! Я уже вижу по глазам, как вы талантливы. Знаете что? Вот вам мой домашний телефон – я тут живу недалеко, на Калининском – вы мне позвоните недельки через три, и я вам подскажу, когда вам приходить… сразу на третий тур…» Я спросил тогда: «А может, мне чего-нибудь почитать?» – «Не надо, – твердо сказал Самокруткин и, совершив несколько па, продолжил: – Ну не надо же» Тут его хитрая рожа сделалась еще хитрее, и он замурлыкал голосом кота Матроскина.

– А дальше?

– А дальше я пошел домой и больше в ГИТИС не приходил.

– Почему?

– А потому, Ванечка, что учиться по блату – это нормально, в нашей родной стране этим занимаются около половины абитуриентов. Скажу больше – это очень приятно и крайне почетно, но есть одна закавыка – не в творческом вузе.

– Даже если он «так называемый»?

– Абсолютно верно…

– Скажи мне, пожалуйста, как будем набирать штат?

– Критерий один – с позиции здравого смысла. Для начала бросим клич среди знакомых, здесь главное – показать заказчику оперативность не только мышления, но и действия. Москва – маленький город, и объективно говоря, в ней найдется не так много джентльменов, способных позитивно и здраво, а главное – интеллигентно решить подобную задачу.

Это как раз тот случай, когда инфантилизм недоумков имеет знак «плюс». На их фоне наши скромные с вами возможности, Иван Григорьевич, выглядят еще более состоятельными. Кого вы конкретно хотели бы видеть в руководстве нашего предприятия?

– Ну, во-первых, с моей точки зрения, неоценимую помощь нам сможет оказать полковник ГРУ Сопылов Леонид Геннадьевич. Боевой офицер, масса правительственных наград. Дальше… Есть у меня два помощника: старший офицер по имени Виталик и человек без имени по кличке Ниндзя… Без этих троих я как без рук.

– Понятно. Со своей стороны я тоже могу порекомендовать пару людишек с конкретными способностями и возможностями. Ну, а антураж офиса возложим на каких-нибудь очаровательных девчушек посимпатичнее. Я думаю, у нас будет из кого выбрать. Теперь – транспорт. Пока Сан Саныч не вооружил нашу организацию железными конями, я бы хотел выклянчить у тебя на денек-другой какую-нибудь тачку.

– Темно-синяя «Вольво» стоит у подъезда, за рулем тот самый Виталик, о котором я уже говорил. – Иван Григорьевич хитро прищурился, ожидая реакции, но ее не последовало.

– Сбор завтра в 11.00 в кабинете министра на седьмом этаже. Вот точный адрес, – Сергей размашистым почерком черканул на листе бумаги, – там и отсмотрим все кандидатуры.

– Шампанское пить будем? – спросил Райлян.

– По поводу?

– По поводу начала активных мероприятий.

– Шампанское пить не будем ни по поводу, ни без повода. В силу сомнительности и абсолютной ненужности этого процесса. Ты же, Иван Григорьевич, я слышал, совсем не употреб ляешь.

– Я пошутил.

– Хорошая шутка, надо запомнить. При удачном сочетании и расположении звезд на небе я напомню тебе о ней… месяца через четыре. Вот тогда – может быть.

– Сергей Сергеевич, маленький презент. – Райлян выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда небольшой диктофон.

– Для получения первого интервью у величайшего боснийского композитора? – догадался Сергей.

– И чтобы он при этом не догадывался, что у него берут интервью. Это сверхчувствительный аппарат, при записи его можно держать в кармане пиджака или брюк на расстоянии не более пяти метров. – Иван почему-то покраснел.

– О-о, вы начинаете меня технически вооружать, уважаемый. А нет ли у вас чего-нибудь посущественней… ну, например, крупнокалиберного пулемета?

– Есть, – неожиданно серьезно ответил Райлян.

Сергей успел заметить, как напрягся взгляд Ивана Григорьевича, как мигом зачерствели очертания его рта. Иван выхватил из кармана огромную пластмассовую расческу и стал судорожно водить ногтями правой руки по ее плотно прилегающим друг к другу упругим зубцам.

– Я, пожалуй, поеду.

– Подожди. – Иван Григорьевич нахмурился. – Тебе правда что-то необходимо для безопасности из оружия?

– Нет, что ты. Извини, у меня просто вырвалось – глупость сказал.

– Хорошо, – спокойно согласился суперагент, – не надо – так не надо. Пойдем, я тебя провожу, заодно дам инструкции Виталику.

Глава четырнадцатая

Полдня Флюсов с Райляном, сидя за огромным министерским столом, проводили комплектацию штата своей новой полусекретной организации. После консультации с Бизневским выяснилось несколько особенностей, которые было необходимо соблюсти, набирая людей на работу. Девушки в офисе должны были уметь разговаривать на иностранных языках, поскольку предполагалось, что офис, кроме российских граждан, будут посещать и иностранцы. Кроме того, имелся еще целый ряд ограничений, который компаньоны ввели для себя сами.

Пообщавшись с без малого двумя десятками соискательниц, они остановили свой выбор на скромных миловидных девушках: Ане – она в совершенстве владела немецким языком, Тамаре – она знала итальянский, Наташе – легко изъяснялась на английском и Валерии – ее коньком был французский. Кроме того, на работу личным секретарем генерального директора была назначена Света, Гале же была поручена вся деятельность, связанная со взаимодействием с прессой. Заместителем генерального директора был утвержден старинный приятель Флюсова – некто Сергей Козик, в целях экономии средств на него же была возложена обязанность возить на автомобиле Сергея Сергеевича.

При собеседовании Райлян, кроме всего прочего, интересовался даже мельчайшими фактами биографии, призывно заглядывал в глаза, пытаясь уловить какие-нибудь недомолвки, Флюсов же ориентировался на первое впечатление и почти каждую девушку просто просил улыбнуться.

– Русских мыслителей всегда занимала улыбка, – кратко пояснял он.

Джокондовской таинственности явно всем не хватало; девицы улыбались скромно и незатейливо.

– Какие они все милые! Жаль, что нельзя раздуть наши скромные штаты до размеров Соединенных Штатов Америки, – сказал Сергей, умилившись неровным рядом зубов последней из них.

Извинившись перед теми, с кем ближайшее время он не сможет идти к светлым идеалам музыкального искусства по разным обстоятельствам, и пожелав им успехов и всего самого наилучшего, Флюсов пригласил оставшихся в огромном пространстве кабинета присесть.

– Подписание трудовых договоров и решение остальных формальных вопросов возлагается на господина Козика. Он введет вас в курс дела, предоставит всю необходимую информацию. С каждой из вас я сегодня попозже побеседую, а официальная работа начинается завтра с девяти утра. У меня, собственно, все. А к вам сейчас по вопросам режима обратится мой заместитель по безопасности Иван Григорьевич Райлян.

Ваня быстро вскочил со стула и, кивнув полковнику Сопылову, старшему офицеру Виталику и человеку без имени – Ниндзя, также находящемуся здесь, начал читать по бумажке:

– Товарищи, в России существуют хорошие возможности для развития мелкого и среднего бизнеса в производственном секторе. – Сказав эту странную фразу, он внимательно оглядел присутствующих, затем опустил глаза в документы и продолжил: – Этот потенциал не может быть востребован, пока основные фонды используются лишь наполовину. – Здесь он внезапно умолк и густо покраснел, однако тяга к чтению официальных бумаг взяла свое. – Но после начала реализации программы экономического… – Здесь инерция мышления Ивана Григорьевича все-таки уперлась в бугорок здравого смысла, и он, вперив горящий взгляд в полковника Сопылова, звучно заорал: – Ты что, зараза, мне подсунул?!

Орденоносный полковник Сопылов тут же перевел стрелки на старшего офицера Виталика, Виталик, соответственно, – на Ниндзю. Ниндзе, судя по всему, вообще говорить разрешалось по большим праздникам, поэтому он просто развел руками.

– Ладно, скажу своими словами. – Иван Григорьевич перевел дух. – В общем, никаких опозданий или прогулов не допускается.

– Причем – категорически, – дополнил бравый полковник Леонид Геннадьевич Сопылов.

– Иначе будут неприятности, – подхватил эстафету старший офицер Виталик.

Очередь опять дошла до Ниндзи, тот молча провел рукой по своей шее, демонстрируя тем самым возможные нехорошие последствия каких-либо злоупотреблений, издал какой-то странный гортанный звук и снова затих.

Сергей Сергеевич, почувствовав некую недоговоренность первого свидания с персоналом, решил дополнить выразительное выступление Райляна небольшим полулирическим отступлением:

– Дорогие друзья, мы – все с вами тут собравшиеся, – как представители российского народа, гораздо более социально активны, более склонны и способны к общению, чем люди западной цивилизации. У нас нет условностей в общении, а есть потребность часто видеть не только друзей, но и хороших знакомых. Мы крайне склонны к процессу единения – это исторический факт, поэтому я надеюсь, что наше вновь созданное сообщество, пока под условным названием «Фестиваль», будет не только очень полезным, но и достаточно приятным.

– Можно вопрос, Сергей Сергеевич? – Девушка Наташа бойко подняла вверх свою худосочную ручонку.

– Пожалуйста, – разрешил Райлян.

– В коротких юбках можно появляться на рабочем месте?

– Конечно! Это будет только приветствоваться. – Флюсов полез в карман за сигаретами, Райлян покраснел, а полковник Леонид Геннадьевич Сопылов, старший офицер Виталик и Ниндзя довольные переглянулись.

– Краситься можно? – это уже подала голос девушка Тамара и сама же испугалась своего вопроса.

– Как, Иван Григорьевич, разрешим? – заулыбался Сергей.

– Я бы всех этих крашеных собрал где-нибудь в одном месте. Но раз для пользы дела необходимо…

– Красьтесь на здоровье, – постарался закончить его мысль Флюсов. – Значит так, если больше вопросов нет, до завтрашнего утра все свободны. Иван Григорьевич, вас я попрошу остаться. Давайте пройдемся, посмотрим все вверенные нам помещения. Между прочим, друзья, у нас есть даже собственный современный лифт с отдельным выходом прямо на пешеходную улицу Арбат.

Кроме гигантского кабинета министра в распоряжении Флюсова и компании оказалась уютненькая комната отдыха с кожаным диваном и креслами; по-европейски укомплектованная, сверкающая новехеньким кафелем туалетная комната с ванной и душем; и еще одно помещение – видимо, для переговоров – с белым потолком и стенами, которое сразу почему-то навеяло мысли о пытках, об интеллигентных палачах в смокингах, о секретных циркулярах и письменном запрете выезжать за рубеж.

– Слушай, Ваня, тебе эта комнатенка подойдет больше всего. Я думаю, именно здесь наши народные с заслуженными писали друг на друга разнокалиберные кляузы.

– Да, энергетика здесь – четко со знаком «минус».

– Представляешь, сидит тут какой-нибудь седовласый мхатовский монстр и пишет на лысоватого монстра из театра Вахтангова дружескую писулю, а потом, размазывая на опухшем лице слюни и сопли, всхлипывая, несет ее пред светлые очи Петра Ниловича Демичева и на ходу приговаривает: «Вот, блин, какой я ж подлец. Да ничего не поделаешь, дружок-то мой вахтанговский – подлец-то покруче будет…» Ну, как картинка?

– Да им, видимо, эту комнату для удобства написания всяческих документов и выделили, – согласился Райлян. – Дома подобные бумаги сочинять противно, в подъезде – небезопасно, в коридоре – неудобно. А здесь идешь и знаешь – тебя ждут, при желании готовы поспособствовать, а то и подсказать, что писать.

– Ну, тебе, уважаемый, подобная атмосфера, как мне кажется, немного знакома или, во всяком случае, понятна… А посему данный оазис благородных помыслов мы закрепляем за тобой. Во всяком случае, есть в данной комнате какая-то новизна. – Сергей облокотился на стол, упершись в него двумя локтями.

– Так это привычное всегда притягивает к себе, а новизна отпугивает. – Иван Григорьевич, сам того не заметив, выдал почти что афоризм.

– Согласен. Я даже скажу больше – все величайшие карьеры, будь то политические, экономические или артистические, сделаны в большей степени именно с помощью новизны. Умение перебороть страх перед ней, интуитивно нащупать нити, связывающие новизну с удачей, и при этом не дергаясь, пойти по неизведанному пути – это уже больше половины дела. Возьмем самый элементарный из перечисленных мною вариантов. Я как-то проанализировал биографии наших эстрадных исполнителей и обнаружил одну очень интересную закономерность: большинство из них перед тем, как «пойти в артисты», работали на разных вспомогательных участках эстрадного фронта, как то: костюмерами, рабочими сцены, администраторами. И дело здесь в следующем: наблюдая процессы, происходящие на сцене, они постепенно привыкали к понятию новизны как артистической профессии – с одной стороны, а с другой – наблюдали и внимательно оценивали способности или же их полное отсутствие уже состоявшихся звезд. Постепенно вопрос «А чем я хуже?» начинал их волновать все больше и больше.

– Ты хочешь сказать, что на месте известных эстрадных исполнителей мог бы оказаться любой человек?

– В принципе да. Мало того – то же самое касается любых других видов человеческой деятельности. Причем именно здесь огромную роль играет его величество Случай.

Иван Григорьевич всегда был натурой разносторонней и пытливой. Если он чего-то не знал, то никогда не стеснялся расспросить собеседника о заинтересовавшем его предмете:

– А проявление случая – закономерно?

– Конечно, – удовлетворенно хмыкнул Флюсов, – все в мире определяется наличием причинно-следственных связей. Только человек не утруждает себя их замечать. А между прочим, это его первейшая обязанность.

– Так значит, в мире все предопределено?

– Люди привыкли мыслить только в рамках, которые они установили себе сами. Безусловно, человек сам влияет на свою судьбу, но с другой стороны, как он себя поведет – уже известно.

– В каких же великих книгах описаны столь глубокие истины?

– В Библии.

Немного смутившись, Райлян предложил спуститься на четвертый этаж, где по имеющимся данным находился небольшой ресторанчик.

– Слишком много эмоций на сегодняшний день. Я думаю, что две чашки хорошего кофе несколько охладят наш пыл, – сказал он.

– А почему ты уверен, Иван Григорьевич, что в местном питейном заведении подают именно хороший кофе?

– Все-таки Центральный дом актера.

– Все-таки бывшее Министерство культуры. Я думаю, смена вывески не повлекла за собой в свое время смену персонала ресторана. Так что скорее всего ты прав.

Усевшись в ресторане друг напротив друга, приятели сделали официантке заказ, состоящий всего из двух чашек черного кофе, и осмотрелись.

– Слушай, эта чудная женщина в белом переднике кого-то мне определенно напоминает, – осторожно заметил Иван Григорьевич. – Чуть длинноватый нос, широкое, мордастое лицо. В общем-то, правильные черты лица, хотя некоторая ассиметрия в нем все же присутствует.

Флюсов подхватил:

– Губы с помощью помады сделаны более пухлыми, чем они есть, крашенные перегидролью волосы…

– Подбородок волевой, с ямочкой, щеки красноватые и тугие…

– Выражение лица решительное… Все, вспомнил. Наша официантка – вылитая героиня из «Бриллиантовой руки». Ну, конечно, та, которая говорила герою Юрия Никулина: «Я не знаю, может быть, на Западе собака – и друг человека, а у нас управдом – друг человека».

– Точно! А играла ее Нонна Мордюкова.

– Так это она, наверное, и есть. Только в гриме. – Сергей пододвинул к себе пепельницу.

– А что, вполне может быть. Ресторан-то все-таки не простой, можно сказать – самый артистический в Москве.

– Между прочим, я один из последних снимал Леонида Иовича Гайдая на презентации его последнего фильма в Доме Ханжонкова «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон Бич опять идут дожди». Очень был недоволен великий режиссер отношением к нему и его творчеству власть предержащих. Последние годы Гайдай работал в обстановке почти что полного информационного вакуума.

– Я слышал, в последние годы жизни его часто преследовали неудачи.

– Неудачи, разумеется, были, но дело не в них. Меня, к примеру, поразило другое – отношение признанных мастеров комедии, из числа актеров, тех людей, которых Гайдай сделал на ровном месте из ничего, из куска никому не нужного и не известного дерьма, лежавшего долгое время где-нибудь на проселочной дороге в Читинской области. Он звонил многим, просил поприсутствовать на премьере, так вот – пришли единицы. Кроме «Дерибасовской…» в программе презентации было еще два фильма: Эвфраима Севелы – названия я не помню – что-то из жизни эмигрантов, и фильм моего знакомого Валеры Пендраковского – «Самоубийца». Так вот, когда мы, сидя за одним столом, честно, без обиняков сравнили бюджеты трех картин, выяснилось, что Леонид Иовович снимал просто за гроши по сравнению с остальными. Вот тебе и классик жанра. Кинематографическое начальство не только не содействовало съемкам никоим образом, оно попыталось попросту не заметить уже готовую к прокату ленту.

– Слушай, что же это творится-то в мире?

– Вот то и творится. Во время нашего интервью Гайдай выглядел очень расстроенным и, скорее всего, находился в таком подавленном состоянии уже долгое время. Наверняка это напрямую повлияло на скоротечный характер его болезни.

– Ладно, хватит о грустном, нам уже несут кофе.

– Хватит – так хватит. – Сергей закурил сигарету и, прищурившись, осторожно, с помощью бархатных гортанных модуляций поинтересовался у подошедшей с подносом официантки: – Скажите, а вечером здесь играет музыка? Я вижу, у вас в зале даже имеется в наличие фортепьяно.

Официантка как-то неестественно передернула плечами и затараторила:

– Обычно на инструменте играют посетители из числа тех, кто переберет лишнего. Наши клиенты в основном – актеры и люди других творческих профессий. Милости просим, заходите к нам всегда. Мы работаем с двенадцати часов дня до глубокой ночи, без перерыва. Специальных музыкантов у нас нет, потому что они не предусмотрены по штату. Но подвыпившие артисты играют хорошо, лучше любых профессионалов. Итак, пожалуйста, не забудьте – с двенадцати до глубокой ночи без всякого перерыва. Ни на пять минут, ни на десять, ни на сколько – перерыва нет. Постоянным клиентам у нас скидки, артисты играют хорошо, особенно, если хорошо подвыпили. Выпить, как и покушать – у нас очень широкий выбор. При наличии скидок…

Райлян не выдержал:

– …артисты играют хорошо.

Внезапно умолкнувшая официантка перевела дух и уточнила:

– Играют обычно песни советских композиторов.

– Спасибо, по поводу фортепьяно нам все ясно. А скажите, можно будет осуществить заказ таким образом, чтобы нам его доставили не за наш столик, а на седьмой этаж?

– В бывший кабинет Демичева, что ли? – официантка недовольно поморщилась.

– В него.

– Так, наверное, можно. Только ведь там кушать и выпивать скучно – музыки нет. А у нас тут: хочешь – на фортепьяно играй, хочешь – рядом с инструментом чечетку стучи.

– Что, и до чечетки порой дело доходит?

– Так, конечно, сколько угодно! Тем более выбор выпивки есть, постоянным клиентам опять же – скидка. Работаем без перерыва, по понедельникам и четвергам одна народная артистка у нас вечером сначала жалостливые арии поет, потом переходит на романсы, а заканчивает этой самой чечеткой, будь она неладна! Восемь раз лечилась от алкоголизма, вроде бы выздоровела окончательно, а тут ее в одном сериале сняться пригласили в эпизодической роли, так она на радостях и развязала. В тот день после арий романсы она пропустила, разделась догола и отплясывала со остервенением краковяк – пришлось вызывать милицию. Но это единичные случаи, обычно у нас все тихо-спокойно, цивильно и интеллигентно. К тому же, для постоянных клиентов…