Текст книги "Фестиваль"

– Ну, точно – к нам… Интересно, откуда она адрес узнала?

– Так это ей, наверное, девчонки сказали – Иван Григорьевич опять невольно покраснел.

– А с какого это… сотрудницы полусекретной организации сообщают адреса и явки прямо с первого дня? – Было видно, что Флюсов явно недоволен.

– Старик, ты же мне за сутки поручил найти обслуживающий персонал с четкой ориентировкой на иностранные языки и конкретными внешними данными.

– Ну и что?

– Поверь, даже для меня все это организовать было не совсем по силам.

– Ну и что?

– Ну что – что? Я взял и позвонил Ловнеровской – она же пол-Москвы знает, поэтому Валерия, Тамара и Наташа – это ее кадры.

– Слушай, а я ведь действительно не поинтересовался, откуда они взялись, полностью тебе доверившись.

– А посему есть подозрение, что она взяла с них страшную клятву моментально передать ей всю информацию по поводу расположения офисяры.

– Так если ты сказал, куда направлять девиц, она адрес и так знала. – Писатель понял, что попал, и немного расслабился.

– Ты же знаешь Ирину Львовну – ей надо десять раз все перепроверить. Мы с тобой вышли на Арбат, а девчонки, вероятнее всего, ей отзвонились – вот она и мчится на всех парах.

– Ну и что теперь будет? Как ты правильно заметил, Иван Григорьевич, она же знает пол-Москвы. Вот теперь эти пол-Москвы будут периодически торчать в моем кабинете.

Львовна уже свернула в переулок у Вахтанговского театра и удовлетворенно хмыкнула, когда поняла, что она на правильном пути.

– Ладно уж, пойдем, господин Райлян. Было бы непростительным хамством не оказать должного внимания столь уважаемой женщине.

Так и не насладившись флюидами вечерней пешеходной улицы, компаньоны покучемали в место своей постоянной дислокации.

Жаркие объятия Ирины Львовны, ее страстные поцелуи оказались достойным вознаграждением за флюсовские сомнения.

– Сергей Сергеевич, – сказала Львовна, хитро улыбаясь и вытирая рукавом накрашенные зарубежной несмываемой помадой губы, – от меня не убежишь.

– Ирина Львовна, это давно известная истина, куда же мы без вас! Пойдемте, я покажу вам апартаменты, заодно попьем кофейку и обсудим все интересующие вас вопросы.

Расположившись втроем за уютным столом в комнате отдыха, Флюсов, Райлян и Ловнеровская вот уже полчаса вели светскую беседу. Наконец Ирина Львовна приступила к мозговой атаке:

– Слушай, Сереж, у меня к тебе просьба. Только ее нужно постараться решить в ближайшие несколько дней.

– Все, что в наших силах.

Ирина Львовна приосанилась. Ее хитрый прищур явно показал, что сейчас начнется:

– У меня есть один мальчик, он пишет замечательные монологи с рассказами юмористического характера. Нельзя ли с его материалами что-нибудь сделать?

– Что конкретно?

– Ну, ты же знаешь всех наших звезд эстрады. Отдать кому-нибудь из них или пристроить на радио или телевидение.

– Пусть приходит – обсудим.

– Нет, Сереж, ты не понял – он только в начале творческого пути, он крайне закомплексован.

– Ирина Львовна, я все понимаю, вы открыли не один талант в нашем жанре. Но как, не поговорив с ним, я могу его куда-то рекомендовать?

– Ты мне доверяешь?

– Вне всякого сомнения!

– У меня есть чутье?

– Разумеется.

– Так вот, поверь мне – это будущая звезда! – Собственное утверждение Ловнеровской так ее взволновало, что она почувствовала себя явно не в своей тарелке.

– Уважаемая Ирина Львовна, хорошо, я согласен: смотреть на него или говорить с ним – абсолютно необязательно. Пусть тогда подвезет свои материалы и оставит у меня в приемной.

– Сереж, Сергей Сергеевич… они лежат в моей сумке.

– Так давайте же их мне! Я очевидец исторических решений, потому что всегда принимал и принимаю их всегда сам. Если я решу, как говорил профессор Преображенский, что это хорошо, я имею в виду то, что там написано, через полгода у мальчонки на улице назойливые провинциалы будут требовать автографы.

– Ты не понял – я хочу, чтобы ты посмотрел материал сейчас.

– Ирина Львовна, у меня конец первого рабочего дня. У меня просто нет сил.

– Я тебе сама все прочитаю.

– ???

– Можно читать? – Не дождавшись ответа, Ирина Львовна, легким движением выхватив откуда-то несколько листочков бумаги, начала: – «Не плачь, комиссар». Сценарий. Утро. Ранняя осень. За окном хорошая погода, внутри – плохое настроение. Кабинет банкира – заправилы теневой экономики. На диване сидит встревоженная девушка лет двадцати– тридцати и нервно курит. Рядом с ней стоит седеющий брюнет с красивым лицом. По лицу видно, что ему очень хочется заплакать, однако он сдерживается. Девушка, докурив сигарету до половины, бычкует ее пальцем и прячет оставшийся окурок в диван: «А то с тобой, милый Каттани, можно скоро и по миру пойти». Она вскидывает на него свои сицилийские огромные глаза и смотрит пристально-пристально, внимательно-внимательно…

Флюсов деликатно кашлянул и посмотрел на Райляна. Лицо Ивана Григорьевича ровным счетом ничего не выражало.

– «Комиссар, брось рисковать, – с выражением продолжала Ловнеровская. – Иначе они убьют меня, тебя, мою несовершеннолетнюю сестру, приемную маму, родного папу и горячо любимого дедушку-миллионера. Тебе нас не жаль?» Комиссару их жаль. В глазах у него слезы. Видно, что каждое слово дается ему с трудом: «Не буду». – Ирина Львовна перевела дух и рывком стянула цветастую косынку со старческой шеи. – Часть вторая. Опустевшая улица провинциального городка. Вечер. Комиссар нервно всхлипывает в одном из темных переулков, прижавшись давно не бритой щекой к прохладному кирпичу. Ему холодно. Невдалеке от него расположилась засада. Двенадцать человек в масках, вооруженные автоматическим оружием явно не советского производства, с нетерпением ожидают приказа. Приказа пока нет. Наконец комиссар прекращает плакать. Он достает платок и, аккуратно высморкавшись, продолжает делать вид, что ничего и никого не замечает. В зубах у него появляется сигарета. «Новости – хуже некуда. Мафия грозится открыть властям глаза. Вчера позвонили по телефону и предупредили: бросай дурить и устраивайся на работу, иначе привлечем за тунеядство!»

– Прошу прощения, Ирина Львовна, – Райлян решительно поднялся из-за стола, – мне надо отойти… на минуточку.

Флюсов тоскливо проводил взглядом с поразительной скоростью скрывшуюся за дверью фигуру суперагента и вздохнул. Ирина Львовна пожала плечами, уселась поудобнее в кресле и продолжила:

– «Эх, служба была. Надо же, неполное служебное соответствие засандалили… Да у меня за последние полтора года ни одного выговорешника не было. А теперь пенсия накрылась, из очереди на квартиру вышибли наверняка, да еще угрожают». – Ловнеровская внезапно замолчала и задумалась. Ее раскрасневшееся лицо вдруг приобрело выражение крайней скорби, а горящие доселе ненормальным огнем глаза моментально потускнели.

Прошло три минуты. Флюсов не выдержал:

– Это все, Ирина Львовна?

– Нет, Сереженька. Я тут просто вспомнила, у меня ведь квартирный вопрос тоже не решен. Понимаешь, не мог бы ты…

Флюсов с ужасом подумал, что сейчас последует очередная просьба, явно не связанная со сценарием, поэтому жестом остановил уже забывшую про материал Ловнеровскую:

– Ну и что решил комиссар делать дальше?

– Комиссар? Ах, да… – Львовна нехотя перевернула страницу. – Комиссару хочется рыдать. Внезапно он вспоминает, что не работает уже около двух месяцев. К чувству досады примешивается и страх. Однако кулаки сжимаются сами собой.

Флюсов расхохотался. Увидев реакцию, довольная Ловнеровская продолжила уже с большим энтузиазмом:

– «Хрен вам, а не Шарапова!» – При этих словах, произнесенных ею с ребяческим азартом, она несколько смутилась. – На ум приходят слова из давно полюбившегося советского боевика. «Не сдамся. До самого Рима дойду, а не сдамся. Там наши». Гм. Часть третья. Зал ожидания итальянского суда. Полно народу. Зал шумит. Надежды комиссара на Рим оправдались полностью. Оказывается, там просто не знали, что творится на местах. Две комиссии – и воротилы наркобизнеса на скамье подсудимых. Коррадо Каттани, утирая рукавом выступившие слезы, собирается обвинять. Только теперь это уже слезы радости. К нему приближается главная героиня: «Все в порядке, дорогой. В звании и должности ты восстановлен. Квартира будет… – она хитро прищуривается, – со мной в придачу». Коррадо бледнеет: «Значит, конец…» Он привлекает ее к себе прямо на глазах многочисленной публики: «Тебе поверили?». Пальцем Каттани показывает вверх. Героиня слегка отворачивается: «Дед помог…».

Каттани отталкивает героиню: «Дед? Значит, еще не конец». По глазам Каттани видно, что деда в ближайшее время посадят. От чувства, что еще можно кого-то посадить, что не все еще сделано, что он кому-то нужен, сами собой наворачиваются слезы. Скупая мужская скатывается по заросшей щеке на новый двубортный пиджак и стремительно падает на мостовую, звеня и подпрыгивая. Крупный план слезы. Крупный план суда. Крупный план города. Конец. Ну как?

– Ну что можно сказать, Ирина Львовна? Человек просто помешан на литературном творчестве, он просто бредит им. А вы же знаете мое утверждение: в футболе побеждает тот, не кто в него чаще играет, а тот, кому нравится играть в футбол.

– Значит, есть шанс?

– Более чем. Дайте мне на все про все пару недель. Я проанализирую вопрос, посоветуюсь со старшими товарищами – чего-нибудь придумаю.

– Сергей Сергеевич, я буду крайне признательна…А можно попросить еще чашечку кофе?

– Конечно, Ирина Львовна. – Флюсов поднялся и пошел к двери отдавать необходимые распоряжения.

– Сереж, я помню, ты ко мне как-то заезжал с одной артисточкой и хотел остаться на ночь, а я не разрешила. Так вот, с этой минуты можешь приезжать ночевать с кем угодно и когда угодно. При этом – пить все что пожелаешь в неограниченном количестве, я слова не скажу.

Флюсов уже открыл дверь, вознамерившись потребовать еще пару чашек обжигающей и тонизирующей жидкости, но вдруг внезапно замер, медленно развернул свое немолодое неспортивное туловище и, состроив жуткую гримасу, медленно произнес:

– Спасибо, конечно, только при наличии таких апартаментов чего же мне теперь к вам ночевать проситься?

Львовна почувствовала в словах писателя некоторый, пусть и завуалированный, элемент издевки:

– Вот дура-то, – совсем тихо сказала она, – теперь, блин, и парня не пристрою, и кофе хрен дадут.

Сергей вернулся на свое место и уж совсем обреченно предположил:

– Ну, на сегодня все?

Львовна поняла, что может произойти перебор, однако, природная целеустремленность не дала согласиться полностью:

– Есть у меня к тебе еще одно дело, но я вижу, ты сегодня немножко переутомился.

– Немножко?!

Ловнеровская одним глотком высосала только что принесенную новую чашку и раскланялась.

– Ирина Львовна, у меня к вам тоже одна просьба имеется.

– Все-таки решил с кем-нибудь ко мне забуриться?

Сергей Сергеевич грустно посмотрел на старую знакомую:

– Нет. Не говорите никому, что у меня здесь шикарный кабинет.

– О чем ты говоришь?! Как говорили старые пираты: лопни мои глаза, если я что-нибудь где-нибудь скажу.

– Спасибо, Ирина Львовна.

На том и расстались.

Оставшись наедине, Сергей Сергеевич поздравил себя с окончанием первого рабочего дня в новом качестве и, выкурив сигарету, пошел домой.

Глава шестнадцатая

На следующее утро уже в 9.00 начались звонки. К десяти их количество приобрело признаки шквала, к одиннадцати девчонки, отвечавшие по всем трем телефонам, два из которых стояли на главном столе в кабинете и один в приемной уставшими голосами, замучившиеся объяснять, что руководства нет на месте, начали потихоньку ругаться матом.

Звонили все: артисты, писатели, бизнесмены, деятели шоу-бизнеса, просто какие-то деятели. Хотели одного – чтоб им назначили время аудиенции и объяснили, как проехать. По какому вопросу – никто ничего объяснить не мог или не хотел.

Флюсов с Райляном приехали одновременно в одиннадцать часов и сразу уединились в комнате отдыха. Анализ первого дня показал, что перспективы по авантюре господина Бизневского есть, а значит, и есть реальность того, что их творческие и организаторские затраты будут компенсированы.

Странности начались в двенадцать часов. Долго стучавшая и наконец вошедшая секретарша Светлана сообщила, что прибыл какой-то экстравагантный мужчина, назвавшийся сексологом и попросивший его принять.

– На предмет? – спросил Флюсов.

– Он не говорит, – объяснила Света.

– Света, давайте поразмышляем. Тебе сексолог нужен?

– Да вроде… как бы…

Вот и мне приблизительно также. Но я подозреваю, что он может понадобиться в любой момент Ивану Григорьевичу. А посему – зови.

– Что-что-что? При чем здесь я? – Райлян опять покраснел.

– Да ладно тебе, все равно, судя по всему, от этого придурка – раз уж он появился – уже не отвязаться. Сейчас я его так нагружу – он отсюда у меня полным импотентом выйдет.

– А-а, это другое дело.

Через секунду после легкого стука дверь отворилась, и в комнату вошел пучеглазый лысый человек крайне неприятной наружности. От него за километр несло парфюмом, причем, судя по всему, – женским.

– Здравствуйте, – произнес он картавя, – меня зовут Марк Захарович Вульф. Я – сексолог.

Очень приятно.

Друзья представились. Вульф сразу перешел к делу.

– Как однажды сказал один очень умный и бывалый человек, – загнусавил он, – чуть ли не все самое интересное в жизни совершается ниже пояса. – Сексолог хитро поводил по сторонам глазами, достал из кармана солнцезащитные очки и надел их. – У меня это профессиональное, – объяснил он.

Приятели переглянулись. «Блин, да он совсем ненормальный», – подумал Флюсов. «Классный чувак, – решил Райлян. – Интересно, сколько метров он будет лететь после моего пинка?»

Вульф попросил разрешения присесть и получил его. Через секунду он продолжил:

– Если вы уделите мне десять-двенадцать минут вашего бесценного времени, я буду счастливейшим человеком на белом свете.

– Немного подумав, Флюсов кивнул. Ухватив наперевес свои сексуальные измышления, Марк Захарович пошел в атаку:

– Сегодня мне хотелось бы поговорить о звездах и их влиянии на сексуальную совместимость между полами. Разумеется, эстрадных звезд и паркетных полов это не коснется. – Ожидая реакции на свою идиотскую шутку, он опять поводил глазами и, не уловив ничего, продолжил: – Абсолютно понятно, что с разных точек земной поверхности видны разные участки звездного неба, и, следовательно, половая совместимость в разных странах – абсолютно разная. Именно в этом кроется причина многообразия в методах и позах у разных народов и территорий. К примеру, в Древнем Китае было известно около трех тысяч гармоничных общений особей, а также около семи тысяч не менее гармоничных поз. Правда, сейчас их количество сократилось и стало не больше двух-трех, но это – логичный результат эволюции китайцев.

Не может быть! – Сергей Сергеевич сделал крайне заинтересованное лицо.

– Я вообще не понимаю, как такая низкорослая нация с нездоровым цветом большинства лиц может почти круглосуточно, с небольшими перерывами на работу заниматься этим самым… Ну я, разумеется, имел в виду секс. Кроме благоприятного расположения звезд на небе для повышения сексуального влечения в арсенале китайцев имеются: подогретая водка, рис, кимоно вместо одежды и главное – огромное количество палочек, сделанных в основном из бамбука и неотвратимо действующих на подсознание. Особенно популярны в народе Китая позы: «Сон крестьянина», «Взъерошенный дракон», «Скрипучая повозка» и, конечно же, «Гейша и ишак».

– Стоп! – не выдержал Флюсов. – На ишаке, я думаю, и закончим. Вы знаете, уважаемый, я тоже хочу сказать вам пару слов. Правда, в отличие от ваших это будет экспромтом. В преддверии наступления периода муссонных дождей никогда не стройте бамбуковых иллюзий.

– Не понял. – Вульф занервничал.

– Позвольте, я продолжу, – попросил Сергей Сергеевич. – Так вот, не стройте бамбуковых иллюзий. Лучше обменивайте свои пальмовые хижины на лодки из крепкого баобаба.

– Во класс! – Райлян больно хлопнул себя по ляжкам.

– И еще. – Сергей улыбнулся. – Ожидая начала песчаных бурь, наполняйте содержанием песочные часы.

Вульф, теперь уже абсолютно очумело, поводил глазами по сторонам и понял, что пора уходить.

В это время зазвонил телефон. «Как вовремя», – подумал Флюсов. Он молча протянул сексологу руку, и тот ее пожал.

– Алле… Здравствуйте… Я вас не знаю. – Сергей повесил трубку.

– Вульф ушел – Райлян тихо зааплодировал.

– Ну вот, Иван Григорьевич, я тебя поздравляю – началось. Львовна умеет держать слово, причем настолько, что мало не покажется никому. Хотя сваливать все на нее было бы, скорее всего, не совсем справедливо.

– Ты думаешь – это она?

– Ну, а кто?

Сергей стал нервно теребить шариковую ручку, лежащую на столе.

– Эх, забыл сексологу выдать что-нибудь из своих литературных мыслей по поводу секса вообще и женщин – в частности.

– У тебя и об этом есть?

– Конечно. Ну, например… Эмансипированных женщин не бывает, бывают шлюхи и бляди. Или… Вовремя дать – значит предвидеть. Или… Человек, имеющий одну жену, убежден, что знает о женщинах почти все; человек, имеющий кроме жены еще и восемь любовниц, абсолютно ни в чем не уверен.

Видя, как Райлян уже начал заниматься своим любимым занятием – краснеть, Сергей все же добил его:

– У тебя, Иван Григорьевич, вроде приятельница в МГУ учится? Есть у меня и про МГУ. Петр у Наташи был первый. Николай – второй. Александр – третий. Рамзес из общаги имени Лумумбы – восьмой. Людовик оттуда же – четырнадцатый. Он, кстати, и оказался последним. С исторического факультета МГУ Наташу выгнали за аморальное поведение.

– Это жестоко! – Ваня улыбнулся.

– Зато честно. – Сергей вскочил с кресла и пустился в пляс.

Зазвонил телефон.

– Привет, старина… нет, не удивлен… Ты же старый чекист. И много лет поешь в хоре ветеранов КГБ. Не ломай себе голову – это я пошутил. Хорошо, приезжай – буду рад тебя видеть. Да… девчонки есть. Адрес не говорю. Раз узнал телефон – узнаешь и все остальное. Хорошо…

– Кто это?!

– Это мой старый приятель, чекист – Дмитрий Григорьевич Савотин. Сегодня заедет.

– А нам это надо?

– Да кто ж его знает? Мы его с Гастарбайтером познакомим, на всякий случай – мало ли что.

Ваня обиделся:

– Да я эту кадровую шелупонь могу…

– Все! Остановись! Не раскрывай секретов профессии. Я – дурак. У меня из головы вылетело, что ты суперагент!

Ваня примирительно засопел.

– Слушай, Иван Григорьевич, пойди, пожалуйста, посмотри – все ли наши фемины на рабочих местах, а я тем временем сделаю пару звоночков.

Сергей покрутил диск телефонного аппарата и добродушно спросил:

– Это известный рок-журналист Михаил Жигульский? Я тебя приветствую.

На другом конце провода что-то щелкнуло, и раздались короткие гудки.

– Вот придурок, – выругался Флюсов, – трубку нормально снять не может.

Набрав номер еще раз, он уже более строго сказал:

– Соберись, Мишаня. Слушаешь? Хорошо. Центральный дом актера на Арбате знаешь? Седьмой этаж. Это моя новая резиденция. Жду тебя сегодня здесь после обеда. Ты мне нужен.

Сергей встал и прошелся по помещению, разминая ноги. Затем снова взял телефонную трубку:

– Алле… Лев Юрьевич? Ты чего ж не звонишь по поводу ключей? Или уже не надо? А то у меня только что сексолог был. Только намекни – вмиг на наги поставим. Ладно-ладно…

Пригласив Льва Юрьевича Новоженова также к себе в офис, писатель отправился к подчиненным поболтать и развеяться.

Он вошел в кабинет, поприветствовав находившихся там Светлану и Аню поднятием руки, уселся за министерский стол и глянул на потолок.

«Министерство культуры… Кабинет министра… Сколько же судеб здесь изломано… Центральный дом актера… Актеры и роли… Все переплелось в одном месте. А вот интересно… Влияние актера на роль очевидно, а роли – на актера? Актер, вживаясь в нее, передает персонажу свою энергетику, персонаж актеру – свою. А вот какая из них сильнее – от этого, наверное, и зависит, получится роль у актера, примут ее зрители или нет».

– Светик, а где у нас Галя?

– Галя в приемной.

– А другие девчонки?

– Наташу и Валерию я отправила в магазин – приобрести кофе и сигареты для гостей. А остальные там же – в приемной.

– Товарищи Гастарбайтеры не звонили?

– Полчаса назад звонил Клаус, но я сказала, что вы заняты. Он просто просил передать привет.

– А где у нас мой заместитель, господин Сергей Александрович Козик?

– После того как он утром вас привез, сразу поехал в консерваторию. Сказал, что по вашему указанию.

– А кто он по образованию?

– Говорит, что режиссер.

– Интересно, – Флюсов закурил, – а зачем нам режиссер? Это актерам нужен режиссер, чтобы объяснить, что играть и как. Потому что большинство актеров – дураки. А достаточно редкому явлению – умному актеру – ничего в принципе объяснять не надо. Тем более если режиссер – сам идиот. А мы с тобой и твоими подругами отнюдь не актеры и не хотим ими быть. Ведь правильно, ведь так же? И нам не понятно, зачем нам нужен режиссер. Может быть, мне следует его уволить и взять на его место простого рабочего парня?

– Еще лучше – простую рабочую девушку.

– Правильно, – согласился начальник. – Мне с детства больше всего нравились и до сих пор нравятся женщины как рабочих районов, так и рабочих специальностей. Особенно смежных.

 
Твои глаза – это фальшивый вексель.
Наверное, здесь главный парадокс.
Всю жизнь свою ты думаешь о сексе,
А говоришь, что на уме лишь кокс…
 

– Глубокая мысль, – иронично заметила Света – сегодня ей абсолютно не хотелось ориентироваться на авторитет и настроение начальства.

Сергей Сергеевич не обиделся.

– Зря смеетесь. – Он поднялся со стула и замурлыкал: «По талонам – горькая, по талонам – сладкая. Что же ты наделала, голова с заплаткою…» А по поводу женщины-сталевара – она же наверняка должна быть горячее обычной в несколько раз. Эдакая пропахшая близостью с огнем.

В приемной сидела куча незнакомого народа, поэтому писатель, взяв под ручку Галю, пошел с ней назад – в кабинет.

– Галечка, я знаю, вы умеете работать и без нудных ежедневных указаний. Что у нас новенького, чего нам ждать от природы? Что вы замутили самостоятельно?

Монастырева благодарно посмотрела на шефа:

– К обеду должны перезвонить с Первого и Третьего канала. Журналюги работают, денег пока не просят.

– Это подозрительно.

– Да нет – не волнуйтесь. Просто я им с самого начала объяснила правила игры. Сейчас я жду ответа от телевизионщиков – они должны позвонить с минуты на минуту – и с вашего разрешения хотела бы отправиться на радио.

– Ты считаешь, радио – это действенная форма раскрутки?

– В общем – да. Кстати, я хотела бы заодно уточнить и по поводу буклетов: мы их будем печатать?

– Если ты считаешь, что это необходимо, то будем.

– А выставки?

– Ты знаешь, вот сейчас недельки за полторы все устаканится, и будем думать уже конкретно о проведении фестиваля.

– А где планируется его проведение?

– Ну, скорее всего, в Концертном зале Чайковского, на Маяковке. А сейчас у нас первый этап, подготовительный, ознакомительный, так сказать.

– Потом будет очень много сложностей.

– Да какие сложности, Галечка. Арендуем площадку, наймем музыкантов, за деньги пригласим зрителей. Плюс все эти телевизионно-медийные дела. Договоримся с телевидением, чтобы все это снималось. А затем – показывалось.

Затренькал телефон, Света сняла трубку и, немного послушав, сказала:

– Сергей Сергеевич, вас просят.

– Кто?

– Непонятно. По-моему, с телевидения.

– Слушаю.

– Здравствуйте, вас беспокоят из передачи «В мире животных». Мы знаем, что вы готовите фестиваль авангардно-симфонической музыки.

– Простите, но этого еще даже я до конца не знаю. Откуда у вас такая информация?

– Извините, здесь я не в курсе. Меня вызвало начальство, объяснило ситуацию и дало ваш телефон.

– Ну хорошо… Что дальше?

– Мы подумали – не могли бы мы оказаться друг другу полезными?

– Не понял…

– Общеизвестно, что животные любят музыку, и мы в нашей программе на вашем примере смогли бы показать, что больше всего они любят именно авангардно-симфоническую музыку. Ну, разумеется, за небольшой гонорар.

– Вы ненормальный?

– Нет, я просто работаю на ТВ.

– До свидания.

Не успел Сергей Сергеевич осмыслить только что состоявшийся разговор, как из приемной появилась Наташа и торжественным голосом объявила:

– К вам Дмитрий Григорьевич Савотин. Просить?

– Что-либо просить у Савотина я тебе запрещаю. Зови.

Через секунду строевым шагом в кабинет вошел весь сияющий неизвестно от чего старый опер Дима и тут же полез целоваться.

– Ну, старик, у тебя и кабинет! А у меня тоже…

Сергей не успел подумать, что «тоже», а Савотин уже, усевшись на краешек стола, начал объяснять:

– Еду сейчас к тебе, на Садовом гаишник палочкой – бенц… Останавливаюсь – подходит. «Вы чего, нарушаете? – спрашивает и улыбается. – Знак ограничения скорости видели?». Я говорю: «Видел». Он говорит: «Так в чем дело?» Я говорю: «А я его еще не выучил». Он улыбаться перестал «Как это?» – спрашивает. «А вот так, – отвечаю, – хрен его разберет, чего он там обозначает. Я в правилах до этого знака еще не дошел». Лицо капитана моментально изменилось: «Так ты что, права купил, что ли?» Я говорю: «Купил. За четыреста долларов». Он говорит: «Ничего себе! А я думал, ты шутишь». А я ему: «Какие, блин, шуточки, – говорю, – четыреста баксов отдал, и еще каждый козел тебя попрекнуть норовит. Я их чего – украл? Я их честно приобрел на честно заработанные деньги!» Он говорит: «За козла ответишь. Я тебя сейчас оштрафую». Я говорю: «За что? За то, что я знак какой-то паршивый не выучил? А когда мне учить? Я неделю как из тюрьмы!»

– Ну ты, Дима, даешь… – засмеялся Флюсов.

– Клянусь! А мент мне в ответ: «Я бы на месте начальства таких, как ты, не выпускал». А я ему: «А меня никто не выпускал Я в побеге». Ну, понятное дело, он в шоке. «Как в побеге?» – говорит. «Да так», – отвечаю. Короче, пока он соображал, показал я ему ксиву и поехал к тебе. Ну кабинет у тебя…

– Ладно, старичок, остынь. Девчонки, дайте ему кофе, а то он совсем очумел – над милицией издевается.

Появление в кабинете Райляна отрицательно подействовало на создавшуюся здесь творческую атмосферу. Он подошел к Савотину и, гадливо улыбаясь, демонстративно протянул ему для пожатия вместо правой руки левую. Савотин отреагировал мгновенно:

– Приветствую вас, теневого мастера диверсий. Вы еще не поступили в школу прапорщиков?

Ваня покраснел и стукнул Савотина ногой ниже пояса. Согнувшись и изрыгая ругательства, Дмитрий попытался ударить противника кулаком, но это ему не удалось. Сергей, перепрыгнув через стол, встал между соперниками и, до предела напрягая голосовые связки, заорал:

– Не сметь! Не сметь устраивать потасовки в моем офисе!

– В это время в кабинет вошел Александр Бизневский:

– Что здесь происходит? Что это за люди?

– Да пошел ты… – поправляя пиджак, сказал Дмитрий Григорьевич и предъявил удостоверение.

Внимательно его изучив на расстоянии вытянутой руки, Бизневский прошел к столу и взял трубку телефона.

– Юрий Евгеньевич, скажи мне, дорогой, что это происходит у тебя в департаменте? – спросил он невидимого собеседника.

– При подобном словосочетании имени и отчества Савотин вздрогнул:

– Не надо, я извинюсь…

Бизневский поморщился и продолжил:

– Твои офицеры ведут себя просто по-хамски. Фамилия – Савотин, звание – капитан.

Некоторое время он еще слушал трубу, а потом обратился к бедняге Диме:

– Подойдите, пожалуйста, вас просят к телефону.

На обмякших ногах капитан кое-как доковылял до аппарата:

– Савотин… Да… Да… Нет… Есть… Нет… Понял… Есть… Понял… Понял… Обязательно извинюсь… Нет… Не понял… Есть… Есть…

Тем временем Иван Григорьевич злорадно наблюдал за происходящим, скромно стоя в стороне, и героически краснел.

– Сергей Сергеевич, пойдемте обсудим наши насущные вопросы. – Подхватив портфель, Бизневский быстрым шагом направился в комнату отдыха.

Флюсов устремился за ним.

– Объясни мне, дорогой, что за бардак ты устроил в штаб-квартире международного фестиваля авангардно-симфонической музыки?

– Старичок, это техническая накладка. Они, как известно, неизбежны в любом деле. К тому же они всегда мобилизуют. Состояние дискомфорта иногда необходимо творческому человеку.

Еще минут десять писатель нес полную околесицу, среди которой ключевыми словами были «эклектик», «брутальный», «толерантность», «амикашонство», «латентный», «паллиатив» и «креатура».

Бизневский постепенно оттаял:

– Что по делу?

Флюсов подробно с красочными эпитетами и не менее впечатляющими метафорами четко доложил о проделанной работе и о перспективах в деле решения проблемы по музыкальному воспитанию населения. В конце доклада он нарочито заискивающе попросил разрешения задать вопрос и, не дождавшись ответа, задал его:

– Послушай, Саныч, а ты же собирался в командировку?

– Мало ли чего я собирался. Специально вот взял и не поехал, чтобы посмотреть, чем ты без меня занимаешься.

– Ну и что?

– Посмотрел.

– Ну и как?

– Как всегда – в твоем репертуаре.

После легкого стука в дверь в комнату вошла Света:

– Извините, пожалуйста, там приехал Лев Юрьевич Новоженов.

Сергей вопросительно посмотрел на Бизневского:

– Саныч, это по нашим делам. Если ты не собираешься мне сообщить ничего суперкулуарного, давай его позовем.

– Все, что мне надо, я уже увидел, все, что мне надо – я уже услышал, поэтому в любом случае зови кого хочешь – я сейчас уезжаю.

Скрипнула дверь, и в проеме показалось жалостливое лицо чекиста Савотина:

– Разрешите войти, товарищ генерал?

– Пожалуйста.

Савотин вышел на середину комнаты и встал по стойке «смирно». На бледном лице абсолютно четко было написано, что его офицерская совесть страдает, что все его существо, начиная с пяток и кончая волосяным покровом на голове, тяжело переживает происшедшее, что все ошибки в ближайшее время надлежащим образом будут исправлены, что в доказательство осознания вины он посыпает голову пеплом и бьет себя в грудь кулаками до синяков, что больше подобное не повторится, что если его сейчас же не простят, он или застрелится, или будет до конца дней своих считать себя подонком, негодяем, мерзавцем, скотиной и почему-то сифилитиком – а это гораздо страшнее.

– Позвоните, пожалуйста, Юрию Евгеньевичу. Я больше не буду…

Перефразируя Булгакова, Бизневский достаточно грубо заметил:

– Быть офицером совсем не означает обязательно быть идиотом. Если бы вы не были хорошим знакомым Сергея Сергеевича… Короче, ладно: извинения приняты, вашему начальству я позвоню. – Пожав руку Флюсову, Бизневский ушел.

Дима выдохнул две пинты воздуха и через силу улыбнулся входящему в комнату Льву Новоженову.

– Привет всей честной компании! – сказал Лева и сразу выставил на стол бутылку водки. – Последний анекдот, господа, хотите?