Текст книги "Фестиваль"

– Пойдем отсюда! – нервно произнес Сергей и поднялся из-за стола. – Женщина, сколько мы вам должны за кофе? Только не забудьте – на нас в полной мере должны уже распространяться все имеющиеся у вас в наличие скидки.

– Это почему? – слегка остолбенела официантка.

Иван Григорьевич, по-отечески взглянув на нее, пояснил:

Потому что с этой минуты мы у вас – самые что ни на есть постоянные клиенты.

Глава пятнадцатая

Первое рабочее утро организации «Фестиваль» было обставлено с торжественностью и помпой, присущими разве что празднованию Нового года. Не хватало только гирлянд, конфетти, бенгальских огней и прочей разнокалиберной мишуры, так необходимой для встречи чего-то важного и жизнеутверждающего. В половине девятого с объемистым чемоданом прибыл главный спонсор мероприятия – Александр Александрович Бизневский и тут же скрылся в комнате отдыха. Без пяти девять туда же проследовал Сергей Сергеевич Флюсов с небольшим сморщенным портфелем, но зато в темных очках. Ровно в девять появился Иван Григорьевич Райлян в обществе своих сподвижников и с каким-то непонятным большим прибором в руках. Женская часть организации во главе с личной секретаршей Флюсова – Светланой толпилась в приемной с начала девятого и держало ухо востро.

– Саныч, неужели в этом объемистом походном несессере таятся необходимые для нашего общего дела магические ден знаки? – спросил писатель, развалившись в кресле, суетившегося возле чемодана Бизневского.

– Размечтался! Здесь мои личные вещи, просто сегодня я должен на некоторое время отбыть в Женеву, а деньги тебе привезут к обеду. Ну что, я вижу, дела у вас двигаются в правильном направлении.

– Это можно расценивать как комплимент?

– Или как компромат.

– Не рано ли?

– Так кто ж его знает, – Бизневский устало присел, – появились новые обстоятельства. Как известно, доброжелателей у нас много.

– Что делать.

– Ну ладно, люди на местах, теперь я спокоен. Здесь все необходимые тебе телефоны, – Александр Александрович достал из кармана небольшой блокнот и положил его на стол, – я буду звонить тебе сюда регулярно. Все, пока.

Несколько минут после ухода Бизневского Сергей просидел молча, тупо уставившись в одну точку.

«Самое опасное и противное в создании чего-либо нового, – думал он, – это когда к нему теряется собственный интерес. Когда исчезает чужой, на это можно повлиять доводами, убеждениями или энергетикой. А вот, как влиять на самого себя? Когда же какое-то положение или задача становится слишком трудной и неразрешимой, человеку дана спасительная возможность просто не думать о ней, но тогда это уходит в подсознание и смешивается в нем со многим другим; в результате чего вполне может родиться неосознанная тревога или совершенно неоправданное недовольство самим собой…»

Мимолетная встреча с Санычем оставила очень нехороший осадок. У Флюсова создалось впечатление, что Бизневский хочет на время мысленно дистанцироваться от только что задуманного им же проекта. Почувствовав в его словах и действиях некоторую неуверенность, Сергей уже не в первый раз пожалел, что ввязался в сомнительную авантюру с фестивалем.

В дверь тихонько постучали, и после короткого флюсовского «войдите» в него просунулась кудрявая голова девушки Гали Монастыревой, ответственной за работу с прессой:

– Разрешите, Сергей Сергеевич? Что я хотела сказать: сегодня на четырнадцать тридцать я пригласила к нам журналистов многих печатных изданий для обсуждения вопросов по совместному взаимодействию. Вкратце я обрисовала им суть вопроса, осталось лишь обсудить сроки выхода материалов и их стоимость.

– Галечка, как отреагировали лучшие представители средств массовой информации на наши коварные предложения по раскрутке господина Гастарбайтера?

– Да никак. Им всем все по фигу, что и про кого писать, лишь бы платили. Времена на дворе циничные, самое оно для продажных журналюг. Ох, до чего же большинство из них отвратительные…

– Да, наверное, ты, к сожалению, права. Но все-таки, неужели никто из них так и не поинтересовался сверхзадачей или идеологической подноготной нашего проекта?

– Нет. Я же говорю – кругом полный бардак. Как вы, наверное, знаете, я какое-то время работала в комсомольских структурах, вплоть до ЦК ВЛКСМ – там тоже хватало разной мерзости, но чтобы до такой степени. Ладно, плевать на них. Первый пункт я доложила, перехожу ко второму. В свете ваших указаний на шестнадцать тридцать я пригласила сюда съемочную группу «Вестей». Если сойдемся в цене, они готовы сегодня же взять интервью у великого композитора Клауса и сегодня же выдать его в эфир в вечернем выпуске.

– А вот это, Галечка, браво!

Ободренная похвалой, уже немного освоившись, Галя плюхнулась в кресло без приглашения и, попросив разрешения закурить, уже по-свойски продолжила:

– Да я этих лохов-телевизионщиков знаю от и до – все продажные и коррумпированные. Это сейчас они щеки понадували, а годика два назад я их всех скопом пинками гоняла по коридорам ЦК.

– Да, мне говорили, что вы, Галя, девушка ушлая. Извините за грубое, но точное прилагательное.

– Все нормально, Сергей Сергеевич, – так оно и есть. Разрешите мне задать вам один нескромный вопрос.

Флюсов с надеждой посмотрел на девушку:

– Надеюсь, он будет тактичным?

– Самым тактичным вопросом в мире. Разрешаете, да? Можно я уйду сегодня пораньше с работы?

– В первый-то рабочий день?

– Ну, так мы же работаем на результат.

– Кроме него меня волнует и сам процесс.

Галя усмехнулась:

– Значит, вы – извращенец.

– Спасибо на добром слове. Все будет зависеть – я имею в виду более ранний уход с насиженного трудового места – от результата наших двойных переговоров. Нормально?

– Отлично!

– Вот и славно.

– Сергей Сергеевич, а можно взамен хорошего расположения дать вам один совет?

– С удовольствием его выслушаю.

– Совет следующий: как я поняла, фестиваль мы будем проводить в формате международного.

– Без сомнения. Вы поразительно наблюдательны и догадливы.

– Будьте крайне осторожны с иностранцами, это такая сволочь… Особенно с немцами и норвегами, у меня есть практический опыт общения с ними. Эти придурки фантастически скупы. Я прожила в Норвегии четыре месяца в доме из тридцати пяти комнат, будучи замужем за одним богатым дяденькой-норвегом.

– Неужели? – Сергей расхохотался. – У вас есть даже международный опыт общения с мужчинами.

– Есть. И крайне негативный. Я прожила эти четыре месяца в полной личной нищете, постоянно ходила в дырявых колготках. Однажды, не выдержав, я поинтересовалась: «Милый, а почему мы никуда никогда не ходим: ни в гости, ни в рестораны? У меня так мало хорошей одежды, карманных денег я не видела с тех самых пор, когда сошла с трапа самолета в вашей чудной стране…» И знаете, Сергей Сергеевич, что ответил мне этот старый козел? Причем ответил с полной уверенностью в своей правоте: «А у нас так принято. Я потому и считаюсь богатым человеком, что расписываю свою жизнь заранее, четко, в связи с моими экономическими возможностями». Он так остался доволен своими объяснениями, что в уголках его старческих глаз неожиданно зажглись добродушные огоньки, и он пообещал: «Зная менталитет русских и испытывая к тебе нежные чувства, на твой ближайший день рождения – через неделю – я приготовил тебе очень ценный подарок». Здесь он закатил глаза и зацокал языком. Седые кудри моего мужа – а они у него были достаточно длинные – растрепались, на лбу выступил пот, и, подойдя ко мне, он меня страстно поцеловал. «Что же мне может подарить этот скряга? – подумала тогда я. – Какой-то дорогой подарок. Странно.» Всю неделю я не находила себе места, была с ним крайне мила и сексуальна. «Птичка ты моя драгоценная, – сказал он мне в назначенный день, – выйди, пожалуйста, на лужайку перед нашим домом, там тебя с нетерпением ожидает сюрприз». Я, как дура, вышла…

Власов с удивлением покосился на Галю, всем своим видом одновременно демонстрируя как значительный интерес, так и некоторые сомнения в правдивости излагаемой девушкой истории.

– Кроме моих многочисленных замечательных родственников со стороны мужа меня действительно на лужайке ожидал настоящий сюприз. Там стояла новейшая модель газонокосилки – последнее достижение человеческой мысли! Родственники в нетерпении громко переговаривались, яростно жестикулируя и ожидая разрешения потрогать металлический агрегат. Наконец появился крайне довольный мой муж и, смахнув скупую слезу, сказал речь. Как я поняла, в ней он, вспомнив для начала своих дедов и прадедов до десятого колена, всячески благодарил их за навыки трудолюбия и экономии, которые успешно передались от них к нему через века, затем дал очень развернутую характеристику технических возможностей новоприобретенного механизма и уже в конце, видя нетерпение собравшихся, предложил им ознакомиться с подарком своей жене – то есть мне – непосредственно. Родственники набросились на агрегат хуже дикарей, впервые увидевших обычное ружье или зажигалку. Дело дошло до драки.

На девушку было страшно смотреть, в ее глазах стояли слезы. Вероятно, события, сравнительно недавно происшедшие с ней, до сих пор еще волновали ее, вызывая неприятные ощущения.

– Ну-ну, Галя, успокойтесь. Ведь ваши отношения со всей этой публикой уже давно в прошлом. Каждый народ имеет свои определенные особенности, которые порой бывают не совсем приятными для отдельных представителей другого народа.

– Это общие слова. А если более конкретно, я поняла другое: главная цель Европы в отношении России – никоим образом не допустить возрождения нашего государства. И это не потому, что они такие плохие, а мы – такие хорошие, а потому, что мы с ними, во-первых, – разные, а во-вторых – конкуренты.

– Ну, это вы уж, Галя, – чересчур, – весело сказал Флюсов. – А есть ли продолжение у этой истории?

– Есть. Я объяснила всей родне моего суженого, что слишком далеко нахожусь от решения каких-то сельскохозяйственных проблем, и как правильно, Сергей Сергеевич: косьба или кошение… впрочем, это не важно – силоса или газонной травы, хоть давно и являлось моей сокровенной мечтой, но не может быть реализовано в ближайшее время. Они немного обиделись, тогда я, не выдержав, добавила, что в Москве косила только двуручной косой, да и то лишь заросли конопли возле своего дома. После чего в резкой форме дала им понять, что уж лучше займусь спортом, объяснив на пальцах, что в советские времена развитие спорта в СССР было частью государственной политики. Потом я поведала своему седовласому колхознику, что советские спортсмены всегда завоевывали самое большое число медалей на всех Олимпиадах. И тогда в конце своей пафосной речи я по секрету сообщила, что в любой стране, где развит спорт, нет проблем с патриотическим воспитанием. Болеешь за свою команду, за свою страну – значит, ты не потерянный человек.

– Наверное, в тот момент наступила очередь очуметь вашего норвежского визави? – поинтересовался писатель.

– Именно так – он заперся в своей комнате, весь вечер о чем-то размышлял, а наутро мне выписал чек на покупку спортивного инвентаря.

Сергея явно заинтересовал Галин рассказ, и он, абсолютно не жалея о потерянном времени, ушедшем на его прослушивание, спросил:

– Ну, чем дело-то кончилось? Зачем тебе нужно было упоминание о занятиях спортом? Я же понимаю, что ты не тот человек, который мечтает изувечить другого человека или себя с помощью спортивных снарядов.

– Все началось с кратких утренних пробежек, во время которых я обегала всю округу и интересовалась у местных русских о методах быстрейшего сваливания и о многом другом. Консультируя меня, они, так же, как и вы, хохотали, но в результате всех хитросплетений я уже через месяц оказалась на московской земле.

– Галечка, вы поступили как настоящая патриотка. Но учтите, что в России процесс вымирания мужчин идет семимильными шагами, и уже сейчас делается долгосрочный прогноз, что к две тысячи пятнадцатому году к моменту вступления в брак сегодняшние маленькие девочки могут оказаться на положении амазонок. Так что вы, может быть, еще и прогадали. В значительной мере.

– Это в смысле – надейся на лучшее и готовься к худшему?

– Это в смысле – что окончательное решение женщины никогда не бывает последним. Спасибо вам за изумительный рассказ, идите работать, а ко мне позовите Ивана Григорьевича.

– Спасибо вам за внимание.

– Да чего уж там…

Райлян появился мгновенно, как будто бы подслушивал за дверью.

– Ну, как там наши дела, мыслящий романтический насмешник?

– Докладываю: ситуация под контролем – все идет своим чередом.

Иван Григорьевич, вытянувшись во фрунт, с видимым удовлетворением в белесых глазах, с высоты своего неслабого роста, ухмыльнувшись, потрепал приятеля по щеке огромной ручищей.

– Но-но, без фамильярностей. Слушай, кажется, наши девочки начинают разыгрываться. Так – и я не ошибаюсь – мы заделаем довольно талантливый спектакль. Я все больше и больше убеждаюсь: в умственной истории нашего времени, не менее, чем в политической, происходят события удивительные и неожиданные.

– А в чем это проявляется? – как всегда без эмоций и глядя в одну точку, спросил суперагент.

– Ты знаешь, в чем состоит основной вопрос, который всю жизнь задавал себе Иммануил Кант? Не знаешь? Он задавал себе вопрос о познании.

– Так ты хочешь сказать, что, пользуясь служебным положением, только что познал руководителя пресс-службы?

– Ты почти угадал. Она дала мне умственно-моральный эротический урок. Я никогда не думал, что в Галином возрасте можно вообще что-то соображать.

– Так позвал бы меня для участия в беседе.

– Ты еще сегодня поучаствуешь. Она организовала два мероприятия: съемку «Вестей» и пресс-конференцию с печатными изданиями.

– Интересное кино. Надо будет к ней присмотреться.

– Давай, давай, Иван Григорьевич, ты должен обеспечивать мою безопасность.

– Время начала пресс-конференции?

– Что-то около двух. Уточнишь у Галины. И вообще – старайтесь. – Сергей приосанился. – А то ведь вы мне были нужны для нереального мероприятия, а сейчас – заметьте, уже на второй день – все постепенно начинает устаканиваться и выстраиваться.

– Ну, ты обнаглел!

– Почему… «Отброшен, выброшен, заброшен, приросший к придорожной роже, клеймом ленивым лег – плевок». Ну, ладно, ладно, шутки в сторону. Главное, чтобы у нас не было ситуации, как в одном известном анекдоте: две молоденькие дамочки болтают. «Дорогая моя, – говорит одна, – мне как-то становится не по себе. Кажется, муж опять начинает подозревать, что у меня есть любовник». – «Ну и как же ты выкручиваешься?» – «Очень просто, как только у него появляются подозрения, я меняю любовника!»

– Мораль?

– Мораль проста: не давай бабам собираться больше двух, чтобы не было заговора – это во-первых, ну а во-вторых – предупреди своих джигитов, чтобы никаких здесь амурных дел с моим личным гаремом – они мне нужны для другого.

– Так это, скорее, гарем обоих Гастарбайтеров.

– Видал я этих захудалых боснийцев!

– Сергей Сергеевич, ты болен. Я начинаю за тебя бояться.

– Не боись, старина, – прорвемся! А по поводу болезни: как-то Шарль Монтескье сообщил мне следующую фразу: моя болезнь состоит в том, что я пишу книги, а написав – стыжусь их.

– Он тебе это лично сообщил?

– Какая разница – через агентуру. Хватит трепаться, иди – готовь пресс-конференцию. А ко мне на ковер – моего личного секретаря Светлану. – Флюсов явно сам разыгрался.

После последней фразы он выдержал мхатовскую паузу и, потупив глазки, тихо добавил:

– Свободен!

Девушка Света казалась на вид начитанной и умной, фигуру имела спортивную, зубы ровные, ногти, разумеется, не на ногах – длинные и гладкие. Одета она была в плотно облегающие фигуру джинсы, какую-то странную фиолетовую фуфайку и домороченные кроссовки ветеранского вида.

– Светлана, я прошу вас в течение пяти минут рассказать свою автобиографию, а потом вместе с Райляном проследить, чтобы все было готово к моей встрече с журналистами. При рассказе особое внимание прошу обратить на сомнительные места вашей биографии, порочащие связи и ближайших родственниках. Вы уже подписали договор с моим заместителем Сергеем Александровичем?

Вполне удовлетворившись секретарскими пояснениями о ее жизни, Флюсов кивнул, что означало – конец аудиенции.

– Ну что, пойдем смотреть кладовые? Кстати, а где разместились ближайшие помощники Ивана Григорьевича: полковник Сопылов, старший офицер Виталик и Ниндзя?

– Сидят в приемной.

– Чего делают?

– Что-то читают и звонят по телефонам.

– Да? О чем-то я еще хотел спросить и попросить… Светлана, надо мобилизовать девушек на мытье полов в моем кабинете. Кстати, сколько там метров?

– Тридцать на пятнадцать, – моментально ответила Света через пару секунд.

– Это ты наугад?

– Нет, я мерила рулеткой.

– А для чего ты мерила? – ошарашенно поинтересовался Сергей.

– Я же закончила строительный институт, с тех пор ношу ее с собой, по привычке. – Для убедительности своих слов девушка полезла в задний карман джинсов и вытащила свернутую неровным кольцом ленту.

«Блин, с каждой секундой все происходящее в этом здании становится все более и более интересным». – Флюсов с силой саданул по входной двери ногой и вышел из кабинета.

Окружение Ивана Григорьевича сейчас действительно находилось в приемной и было занято абсолютно разными делами. Старший офицер Виталик названивал сразу по нескольким телефонам сразу нескольким знакомым дамам, Ниндзя с интересом рассматривал подборку журнала «Юность» за прошлый год, а полковник Сопылов тупо смотрел в голубой экран иностранного телевизора. Как только там появился ведущий телевизионной программы КВН Александр Маслюков, его сознание стало постепенно трансформироваться, и уже через пару минут эфир Клуба веселых и находчивых приобрел некоторую милитаристскую окраску.

Полковник ухмыльнулся и прищурился – его экстросенсорные способности были известны всему Генштабу – и тут же увидел уже совсем другую картинку, хотя и той же направленности. На ней Маслюков уже был в форме младшего лейтенанта, в данный момент он четко отдавал рапорт главнокомандующему игры – генералу Сагалаеву. Получив разрешение обратиться к телезрителям, он начал:

– Здравия желаю, дорогие товарищи военнослужащие! Привет и вам, гражданское население, у кого в этот вечер не отключили электроэнергию и у кого еще остался со времен разнузданной перестройки какой-нибудь плохонький телевизор. Начнем финальную игру в Клубе Веселых и Подтянутых. Только два коллектива смогли пробиться в финал без существенных потерь в личном составе. Это команды Забайкальского военного округа и московского ОМОНа.

В этот момент, приветствуя отличную армейскую подготовку и низкий процент травматизма, зал по команде встал, скандируя: «Армия – наш рулевой!»

Первые три конкурса прошли в упорной борьбе. Перетягивание каната – победа забайкальцев, художественное размахивание резиновыми дубинками чище показали омоновцы, а танцевальный конкурс «Армейская чечетка» закончился боевой ничьей. Улыбающийся скорому повышению в звании Маслюков объявил музыкальную паузу. Зал с волнением прослушал два боевых марша и автоматную очередь, исполненную за окнами Телецентра старослужащим Николаем Николаевичем Колпинским на отечественном АКМе.

Ведущий прослезился:

– Вот это искусство! Всем бы так!

Конкурс «Домашнее задание» на заседании жюри, которое провели тут же, решено было больше не проводить. По мнению генералов, слово «домашнее» абсурдно намекало, что некоторые задания можно выполнять дома.

В конкурсе капитанов участвовали майор милиции и подполковник из войск. Победил, естественно, подполковник, согласно Уставу. Но принципиального значения этот поединок уже не имел, – все устали и счастливый Александр Васильевич доложил: победила дружба двух министров и двух министерств. Затем он поблагодарил присутствующих за внимание и затянул свою любимую «Варшавянку». Глотая слезы, весь зал запел.

Не выдержав, полковник Сопылов вскочил со стула и запел вместе с залом.

– Что это с ним? – испуганно спросил Ниндзя.

– А что ты хочешь, – торжественно пояснил старший офицер Виталик. – Как-никак – две контузии.

Монументальность всего, что находилось в кабинете, внушала любому человеку, независимо от его социального статуса – будь то слесарь или министр, тревогу и ужас: гигантский дубовый стол, стоящий по периметру всей его длины – вероятнее всего, для переговоров с посетителями, личный стол министра с миллионом разноцветных телефонов, из которых гербовым антуражем выделялись три телефона правительственной спецсвязи, огромные окна, из которых можно было лицезреть известную улицу Арбат, сюрреалистического вида занавески, размерами напоминающие занавеси в Большом или во МХАТе, и даже небольшой веселенький балкончик, сделанный из белого мрамора, и гладкий полированный паркет – решительно все.

– Но уж тут-то мы любому объясним, что он представляет из себя в этом мире грез, – важно возвестил Сергей, выходя на балкон. – Серьезность проблемы, навязанной мне Бизневским, мы уже осознали вчера, а сегодня уже почувствовали себя ее частью. Ляпота!!!

Ровно в назначенное время пятнадцать журналистов печатных изданий уже сидели в известном кабинете и слушали флюсовскую ахинею. Отогнав от себя видение демократического равноправия, писатель разместился, разумеется, за столом министра. По его левую руку, в позе на изготовку, стоял Райлян вместе с полковником Сопыловым, а по правую – старший офицер Виталик и Ниндзя. С вчерашнего дня в их внешнем виде почти ничего не изменилось, за исключением Ниндзи, который был почему-то в странных голубых шароварах, кимоно и нарядной тюбетейке. Женская составляющая команды «Фестиваль» занималась тем, что угощала журналистов кофеем.

– Дорогие друзья, – вещал сатирик, – сегодня у всех вас знаменательный день, потому что сегодня у журналистского сообщества появилась возможность поучаствовать в проекте планетарного масштаба. Я скажу еще буквально пару слов, после чего каждый из вас подойдет к руководителю нашего пресс-центра – вот она сидит и улыбается – и на листочке, где указаны ваши фамилии и издания, проставит стоимость публикаций и время ее выхода. – Здесь он слегка задумался. – Боснийская родина, Европа и некоторая часть Америки давно гордятся величайшим композитором всех времен и народов – Клаусом Гастарбайтером! Иван Григорьевич, – обратился он к Райляну, – раздайте фотографии величайшего композитора нашим гостям.

Внезапно, где-то в недрах приемной раздались чарующие звуки какой-то осовремененной какофонии. Сергей поправил галстук и строго пояснил:

– Это он… Его восемнадцатая симфония – До мажор.

Присутствующий в кабинете народ, включая прислугу, почему-то сразу скис. Заметив это, Райлян незаметно кивнул Светлане, что означало: «Тащи шампанское…»

Меркантильность и продажность российской прессы все-таки сделали свое дело – через полчаса покидая кабинет, многозначительно улыбаясь и подмигивая друг другу, гости, журналисты – все без исключения, оставив свои «выходные» данные пресс-секретарю Гале, уже почти любили величайшего композитора Клауса.

Они любили его по-разному: кто – меньше, кто – больше, но если бы Флюсов или Райлян предложили им крикнуть: «Да здравствуют отец и сын Гастарбайтеры!» – они бы крикнули.

Попрощавшись с каждым за руку, руководитель Флюсов остался доволен потностью рук большинства.

– Пот – вообще показатель многих вещей, в том числе и состояния индивидуума в конкретную минуту, – сказал он, входя в кабинет.

Иван Григорьевич, пока шеф прощался, активно руководил действиями по подготовке небольшого фуршета для «своих».

Когда сотрудники акции «Фестиваль» удобно разместились за гостевым столом, полковник Сопылов поздравил собравшихся с первым рабочим днем, завершив свою пламенную речь первым тостом:

– Если взять квадрат со сторонами в три и четыре сантиметра и вписть в него круг, то получится что? Правильно, эллипс. Если по населенному пункту произведены ядерные удары, то их количество не играет принципиальной роли. Если мы будем опрокидывать рюмку за рюмочкой, бокал за бокалом, то за что, собственно, мы будем пить, не будет иметь особого значения.

Пили быстро и много все, включая и Ниндзю.

– Браво и брависимо! – закричал после трех стаканов водки, выпитых в рекордно короткое время, старший офицер Виталик и попытался неумело обнять сидящую рядом Валерию.

Внезапно на столе прозвенел телефонный зуммер.

– Это еще кто? – Райлян с удивленным взглядом машинально засунул руку подмышку в поисках кобуры.

– Послушайте, Иван Григорьевич… даже интересно.

Ваня снял трубу, промычал несколько слов, вернул ее на исходную позицию и четко доложил:

– Это ребята из «Вестей»… Сообщили, что через тридцать минут будут.

– Вот это работа! – От восхищения Сергей Сергеевич икнул. – Откуда только номер узнали… Что значит – профессионалы…

Телевизионщики были, как всегда, точны и конкретны. Когда они прибыли, офисные девушки с удивлением обнаружили, что работники телевидения, оказывается, – обыкновенные люди. Так же, как все, они любят деньги, пьют шампанское, говорят о жизни, идут на компромиссы, но при этом они все же более конкретны и организованны.

Ребята гарантировали восемь эфиров в течение месяца, начиная со дня первой съемки. Система работала безотказно: утром они снимают материал, днем его монтируют, а уже вечером какая-нибудь миловидная телеведущая, брызгая слюной в объектив телекамеры и сообщая последние подробности того, что творится в мире, как бы между прочим, вешает телезрителям щедро оплаченную лапшу на уши и при этом так радуется полученному за лапшу гонорару, что любой смотрящий сюжет начинает понимать: да, действительно, сейчас ему будут демонстрировать что-то совершенно потрясающее.

Именно на «ящике» во всем своем шике расцвели «понт-стритовские» манеры со всей своей неограниченной пошлостью и слабоумием. Как известно, это означает следующие: обязательно носить перстень с печаткой, угощаться в театре во время спектакля со смаком шоколадными конфетами и говорить своей даме на балу: «Разрешите мне промыслить для вас какого-нибудь фуража…»

Вообще, в России, если по-честному, не две беды, а три: к дорогам и дуракам надо бы добавить и телевидение.

Интересны были рекомендации главного в группе, которые он попросил обязательно записать и твердо им следовать при подготовке сюжетов со стороны заказчика: не придавайте второстепенным вещам первостепенного значения; не оказывайте второстепенным людям первостепенного внимания; не оценивайте второстепенные проблемы по высшему разряду. Свою тираду он закончил почти что афоризмом: «Запомните друзья! Телевидение позволяет вам наслаждаться обществом людей, которых вы не пустили бы никогда к себе на порог».

После чего «ударили по рукам», в черновом варианте обсудив план первой съемки, ребята из группы выпили по бокалу шампанского и откланялись.

Правда, в самом конце их главный словами короткого стихотворения попытался узнать о месте расположения ближайшей точки общественного пользования: «Не целует Дашу Паша – после пива тяги нет: “Не до сексу мне, милаша, где тут ближний туалет?”».

После их ухода Сергей Сергеевич не выдержал:

– Я всегда говорил, что телевидение – это то место, где нахальные провинциалы из Рыбинска или Саратова принимают друг друга за телезвезд или просто приличных людей. Вы знаете, я в свое время придумал рекламный ролик на телевидении для «Педдигри-Палл» – собачьей еды.

– Сергей Сергеевич, какой вы многогранный! Вы у нас еще рекламные ролики придумываете. – Секретарша Светлана, подобострастно захихикав, несколько раз хлопнула в розовые ладошки.

– Сценарий коротенький. Звучит он следующим образом: в кадре пенсионерка. Сегодня ей исполнилось сто лет. По этому поводу государство через низовые структуры – префектуру и муниципалитет – презентовало ей банку замечательных собачьих консервов. Пенсионерка рада: ах, сколько витаминов!

Все дружно засмеялись, а пьяный старший офицер Виталик грубым голосом пробасил:

– А что вы еще пишите?

– Да все!

– Можно что-нибудь прочитать?

– Ну, если только что-нибудь из коротенького. Миниатюра называется «Ничего не поделаешь». Содержание следующее: у голубого поэта и муза – педераст. Это, правда, несколько грубовато. Ну, вот такую еще тогда… из жизни насекомых. Бедные мухи! У них в жизни всего-то пара привязанностей: мед да дерьмо. Или вот… вам на тему оптимистов и пессимистов. Глухой пессимист хуже слепого оптимиста. Пессимист видит наполовину пустой стакан. Оптимист совсем ни хрена не видит, зато прекрасно слышит, как из наполовину полного стакана пессимист жадно пьет. Разумеется, он делает оптимистический прогноз, что глухой в ближайшее время все-таки подавится, что в конце концов и происходит вследствие неуверенности пессимиста и неудовлетворенности им всем происходящим в стране.

После прочитанного реакция подчиненных оказалась по-деловому скромной, лишь один Ниндзя громко захохотал, и присутствующие первый раз за долгое время услышали его голос. Он спросил:

– Шеф, а как по поводу стихов?

Все были так удивлены тем, что человек в шароварах, кимоно и тюбетейке впервые за длительное время открыл рот, что стали судорожно переглядываться, а Флюсов, не готовый к такому повороту событий и не собиравшийся больше ничего читать, задумчиво сказал:

– Ну, раз у вас такая тяга к поэзии, одно стихотворение я вам прочитаю…

 
Моей девчушке две недели,
Она еще не говорит.
Лежит себе в своей постели
И очень ласково пищит.
 
 
Решил я почитать малышке,
– Пусть кроха прекратит пищать,
Кусочек из моей же книжки,
Что б приобщилась, так сказать.
 
 
Дочурка плакать прекратила.
Я удивился – что не так?
И вдруг она заговорила,
Сказала: «Да… Ну, ты… дурак!»
 

– Какая прелесть… – сказала кто-то из девушек.

– Все, друзья, рабочий день закончен – пора рвать когти. Иван Григорьевич, а у нас с тобой еще осталось что обсудить. Всем службам – спасибо. Завтра работаем по обычному графику. Вань, пойдем прогуляемся по Арбату.

Центральная улица Москвы только начинала жить своей вечерней жизнью. Фонари еще не зажглись, разномастная и разнокалиберная публика совершала променад, кругом звучала музыка, то там, то сям какие-то аферисты, выдающие себя за артистов, факиров и фокусников, обирали народ с помощью тривиальных трюков.

– Блин, а эта как здесь оказалась? – Сергей Сергеевич ткнул пальцем в крупную фигуру на горизонте. – Это же Ирина Львовна! Слушай, Иван Григорьевич, по-моему, это она к нам в офис лыжи навострила.

Периодически нервно посматривая на часы на руке, Ловнеровская в каком-то немыслимом платье на всех парах действительно неслась в представительские апартаменты компании «Фестиваль». Чувствуя, что время катастрофически уходит и что она может опоздать, никого не застав в офисе, преодолевая одышку, встречный поток прохожих и сопротивление воздуха, она прибавила шаг.