Текст книги "От Орла до Новороссийска"

Последний бой у ст. Касторная

3 ноября. Смерть капитана Образцова и большие потери тяжело легли на настроение марковцев, но не сломили дух. Их очень беспокоило положение на участке шкуринцев. Однако надежды еще не потеряны. Ночь проходила спокойно, но уснуть никто не мог. Рассветало. Началась артиллерийская стрельба. Бронепоезда стреляли беглым огнем. Красные наступали со стороны села и на 3-й батальон с командой пеших разведчиков, но всюду были отбиты.

Южнее шел бой масс кавалерии. День был ясный, и можно было видеть маневрирующие лавы. Уже за полдень, но кавалерийский бой идет на том же месте. И вдруг роковое: «Наши отходят!» Части генерала Шкуро осаживали назад. Однако не было видно, чтобы противник одержал явную победу: еще гремели орудия трех бронепоездов; еще атаки от села Касторного не сдвинули с места пехотных частей; держится 3-й батальон; еще не тронут с места резерв – 2-й батальон с Офицерской ротой.

Вторая половина дня… «Шкуринцы отходят!» – передают с наблюдательных пунктов… Глухие взрывы… Бронепоезда уже не двигались и не стреляли – они подорваны их командами. От станции отходят редкие цепи с танками. Время к вечеру. Небо покрывается тучами; пошел снег. Ветер усиливался. Уже ничего не видно.

В батальоны марковцев прискакали ординарцы с приказаниями: 3-му батальону оставить ст. Лачиново и перейти в деревню Солдатское, в южном направлении; 2-му – идти в западном направлении в район Тима и там войти в подчинение генералу Третьякову. Пути батальонов пересекались, но они не встретились. 2-й полк оказался разбросанным побатальонно.

В отряде генерала Третьякова

Когда отряд отходил от Ливен, левый его фланг все время охватывался красными, теснившими Черноморский полк, занимавший интервал в 30 верст между отрядом и корниловцами. Отряд был еще в 30 верстах к северу от Мармыжей, когда красные 26 октября заняли Щигры, выбив из них формирующийся 2-й Алексеевский полк¹⁶⁵ и прервав связь с Курском. Восстановить связь и держать фронт на линии Касторная – Курск должны были: с востока – отряд генерала Третьякова, со стороны Курска – отряд полковника Наумова.

У генерала Третьякова в то время были два полка: 1-й Марковский и Алексеевский, всего пять батальонов на фронте до 30 верст. Силы ничтожные, и в отряд из группы генерала Пестовского у Касторной в ночь на 27-е направляется батальон 2-го Марковского полка с двумя орудиями. Ночью же батальон прибывает на Мармыжи. Генерал Третьяков дает ему задачу: выбить противника из Щигров. В помощь дается бронепоезд «Генерал Корнилов». «Потушить костры, так как на каждом шагу можно ожидать нападения противника!» – добавил он.

До Щигров около 30 верст. Составы шли медленно, ощупью. Мороз. И по-прежнему в вагонах горели костры. Утром показался город, встретивший эшелоны артиллерийским огнем. Роты моментально выгрузились, повели наступление и через час выбили красных из города, а затем и отбили их контратаку, взяв до 100 пленных и пулемет.

На станции стояли два состава с беженцами из Воронежа. Никогда до этого не испытывали марковцы такого тяжелого чувства, не сжимались так больно их сердца, как при виде этих беженцев, переживших суточный плен у большевиков, ими обобранных, оскорбляемых, насилуемых, остававшихся в холоде и голоде. Эшелоны с ними были немедленно отправлены в Курск.

Как только Щигры были взяты, бронепоезд отозвали на Мармыжи. Но не прошло и часа, сообщение: он потерпел крушение в 5 верстах от города. Рельсы оказались развинчены; две контрольные и одна бронированная площадка стояли на шпалах. Немедленно командир батальона, штабс-капитан Перебейнос¹⁶⁶, отправляет туда роту и пленных для подъема площадок. Когда рота подходила к бронепоезду, тот уже отстреливался из всех орудий и пулеметов от наступающих красных. Рота отбросила их, но не настолько, чтобы они не могли мешать работе. Среди чинов команды бронепоезда и пленных были потери. И только с приходом всего батальона, смененного батальоном 3-го полка, подъехавшим из Курска, красные были отброшены.

Напрасны были усилия поставить на рельсы бронеплощадку. Оставалось ее и две других сбросить с полотна, и только под утро укороченный «Генерал Корнилов» уехал дальше. Возвращаться в Мармыжи приказано и батальону, и, чтобы не допустить красных к железной дороге, батальон стал грузиться в подошедший свой состав здесь же, в поле, на морозе и на сильном ветру.

Задержка случилась не с погрузкой тачанок и телег, которые поднимались на платформы на руках, а лошадей. Три шпалы и длинные веревки служили средством их погрузки. Лошадям набрасывали на головы мешки, валили с ног и по шпалам втаскивали в вагоны. Люди поработали так, что от всех валил пар столбом. К счастью, батальон передал свои два орудия батальону 3-го полка. Красные пытались мешать погрузке, но неудачно. Эшелон осторожно пошел на Мармыжи с голодными и промерзшими марковцами, откуда был направлен на ст. Долгая и там разгрузился. Но алексеевцам уже не нужна была помощь, и, снова погрузившись, он вернулся в Мармыжи и… снова поехал в направлении на Щигры. Проехав, однако, всего верст 10, он выгрузился. Сначала у железной дороги, потом в 12 верстах юго-западнее Мармыжей, в деревне Мажурово, стоял он дней пять, имея задачу обеспечить левый фланг отряда. Он был придан командиру Алексеевского полка, и ему дан взвод орудий. Стоянка тревожная: всюду рыщут разъезды красных.

В первом полку

К вечеру 31 октября 1-й полк отошел на железнодорожную линию, заняв станции Лачиново, Кшень и Мармыжи. Левее него Алексеевский полк. Фронт в 20 верст – непосильный для полка, и он сокращается: Лачиново передается группе генерала Постовского, а стоявший на ней 1-й батальон переходит на Кшень. Переход он совершил, нанеся удар по сосредоточивающимся к северу частям красных. Свой рейд батальон провел успешно. Фронт полка сократился на 8 верст. Но наступившей ночью полк, без давления противника, оставил Мармыжи и стал еще более сосредоточенно: 1-й батальон на ст. Кшень, а остальные в деревнях Березовчик и Липовчик, несколько южнее железнодорожного пролета между Кшенью и Мармыжами.

Каково было положение отряда генерала Третьякова, и в частности 1-го полка, марковцы не знали, но чувствовали, что оно опасное. Они не решались спрашивать, но были серьезные показатели: хозяйственный обоз как-то прижимался к своим частям, чувствуя опасность в тылу; хозяйственные чины говорили, что часть обоза, которая снабжала продуктами и хлебом, куда-то ушла, почему все привозимое достается в ближайших деревнях, в результате жидкая пища и маленькие порции хлеба. Затем, что особенно показательно: как никогда, полк собран «в кулак» и штаб полка тут же с ним; как никогда, часты вызовы начальников и совершенно изменившийся, ставший строго официальным тон приказаний даже командиров взводов, и притом приказаний, насыщенных мельчайшими подробностями; пытливые вопросы и испытующие взгляды начальников в отношении подчиненных. Командир полка, полковник Блейш, отдал приказание: «Строго следить за настроением!»

Что полк «в кулаке», успокаивало, но что он, находясь в опасном положении, малочислен, беспокоило. Возникало острое желание увеличить численность рот, тем более что было кем увеличить – бегущими от большевиков крестьянами. Но это желание в теперешнем положении отвергалось опытом: малые роты более подвижны, ударная их сила в маневренной войне значительней. А когда о возможности влить в роты по десятку-другому штыков сказали полковнику Блейшу, он твердо заявил: «Теперь не время». Командиры рот все же приняли в свои роты по нескольку человек. Части полка сжались; все стали чуткими к каждому слову и жесту начальников; будто утеряно чувство страха и улетучились слабости; нервы взвинчены, но каждый держит себя в руках. Дисциплина, субординация, порядок дошли до высшей степени.

2 ноября, рано утром, когда уже почти никто не спал, команда: «Строиться!» В момент все в строю. Роты расходятся, разворачиваются и как-то спокойно, без суеты, равнодушно к рвущимся снарядам и наступающим на них густым цепям идут вперед. Загремели орудия, затрещали пулеметы. Красные шарахались в стороны, стали залегать. Марковцы ринулись вперед. Они бежали бы за противником не 2–3 версты, а больше, если бы не приказание отойти к железной дороге. Произошла какая-то внутренняя «разрядка» в каждом бойце. Заговорило даже чувство страха. Гром орудий со стороны Касторной пробуждал это чувство, и нужно было усилие каждого над собой; нужно было и начальническое: «Спокойствие!»

Во второй половине дня красные опять перешли в наступление. Оно велось уверенно в охват левого фланга. Напряженно-тяжелый бой закончился полной неудачей для них. Кажется, никогда не оставалось их столько лежать на поле. После боя все стали более спокойными. Ночью полковник Блейш объявил начальникам: завтра генерал Шкуро переходит в наступление; полку быть готовым к переходу в решительное контрнаступление.

3 ноября. Полк поднят до рассвета и разведен по участкам. Светает. Утро ясное. Видимость отличная. У красных не заметно никаких приготовлений к наступлению. На Касторной уже гремят орудия. С возвышенных мест бинокли направлены в ту сторону. Расстояние до 20 верст, но видно довольно хорошо. Там до полудня как будто без перемен; без перемен и здесь.

Наконец (из «Истории Марковской артиллерийской бригады»), около 2 часов дня начали появляться долгожданные части конного корпуса в сопровождении трех легких танков. На ст. Касторная дымились бронепоезда. Ни у кого не было сомнений в исходе боя. Командиры батальонов отправили распоряжение готовиться к движению вперед. Вдруг из толпы добровольных наблюдателей послышались восклицания: «Шкуринцы отходят!» Все высыпали на железнодорожную насыпь; бинокли вырывались из рук; поднялся невообразимый шум. Чтобы прекратить его, раздалось: «В ружье!» – и запрещено разговаривать между собой. Конная масса шкуринцев в беспорядке рысью отходила. На поле оставались танки и редкие стрелковые цепи, которые также начали быстрый отход. Спустя некоторое время прибыл разъезд, высланный утром на ст. Касторная для связи, и сообщил: «Кубанцы не хотят воевать».

Уже подул ветер, небо покрылось тучами, и стал падать густой снег. Снижалась температура. Постояв еще немного на местах, части полка стали сворачиваться в колонны и направлялись в Березовчик и Липовчик, но там не задержались и шли дальше. Ветер усиливался. Начиналась метель. Ночь. Сама природа, ярким днем осветив последний бой у Касторкой, разразилась страшной метелью.

В третьем полку

21 октября полк из района Кром прибыл в резерв корпуса в Курск, а 26-го уже грузился для следования в восточном направлении: красные наступали в 30-верстном разрыве между отрядом генерала Третьякова и корниловцами. Батальоны грузились каждый в отдельный состав; отдельно – штаб полка с командами, санитарным, хозяйственным и боевым обозами. Объяснено это тем, что батальоны могут вступить в бой прямо из вагонов в разных пунктах.

27 октября батальоны стоят на Мелехино в вагонах. Запрещено разводить костры и удаляться от эшелонов, так как в любую минуту составы могут тронуться дальше. К вечеру батальоны переехали на ст. Охочевка. Штаб полка, команды, обозы остаются на Мелехино. Наступила ночь. Выставлено охранение к востоку, северу и западу от станции. Но батальоны в вагонах, и опять нельзя разводить костры, чтобы согреться хотя бы горячим чаем. Уже более суток не выдавалась горячая пища; выданный сухой запас подходит к концу.

Помощник командира полка, капитан Урфалов¹⁶⁷, объединявший командование тремя батальонами, говорит: Щигры заняты противником, который приближается к Охочевке и Мелехину; говорит и о том, что на Мелехино выгружаются два запасных батальона – Марковский и Алексеевский – и что полковник Наумов назначен начальником отряда, в который, кроме полка и запасных батальонов, входят: Черноморский конный полк, находящийся в соприкосновении с противником, и конвой штаба корпуса.

28 октября головной батальон с бронепоездом «На Москву» выехал в направлении на Щигры, которые только что взяты батальоном 2-го полка со стороны Мармыжей, и там сменяет последний. Короткая первая встреча «младшего брата» – 3-го полка со «средним» – 2-м. Противник у Щигров, у Охочевки и приближается к Мелехину. Два батальона остаются на Охочевке.

29 октября. Красные наступают на Щигры и обходят их с востока. 1-й батальон полка отбивает атаки, местами уже на улицах города. Отчаянное сопротивление оказала рота прапорщика Кавуновского, потерявшая половину состава, до 30 человек, и в числе убитых своего командира. Чтобы отстоять город, высылаются остальные батальоны. На Охочевке остается переехавший туда эшелон со штабом полка.

Едва последний батальон прибыл в город, как красные повели наступление в обход города со стороны Курска. Бронепоезд «На Москву» успел проскочить назад перед цепями красных, уже пересекавших железнодорожное полотно. Батальон быстро вышел на обрамляющую город с запада возвышенность, на которую уже поднимались красные, и контрударом обратил их в бегство. Огнем своих подъехавших пулеметов он расстреливал их, сбившихся в лощине. И только наступившая ночь и лава кавалерии на фланге остановили преследование. Потери красных были жестокие. Между прочим, с убитых было снято три значка – два серебряных и золотой с красными звездами, выдававшиеся комиссарам и командирам, состоящим в партии. Общие потери батальонов за день боя – 82 человека.

В этот день красные заняли Охочевку и штаб полка с командами и обозами уехали в Мелехино. Три батальона полка оказались отрезанными от отряда. Их положение: они остались без походных кухонь и подвоза пищи, но это не столь важно; они не могут надеяться на помощь полковой пулеметной команды, что также не столь важно, но они не могут рассчитывать на пополнение патронами, а два орудия, оставленные здесь батальоном 2-го полка, снарядами; в распоряжении капитана Урфалова всего лишь 10 ординарцев, а необходимо поддерживать связь с разбросанными на трех окраинах города батальонами, необходимо связаться со штабом отряда, необходимо вести разведку. Высланные кружным путем в штаб отряда два ординарца едва не попали в руки красных и на взмыленных конях вернулись обратно. Ночью из Щигров были высланы кружным путем, вдоль южного берега реки Рать, транспорт с ранеными и два ординарца для связи со штабом отряда.

30 октября. Батальон, стоявший на восточной окраине города, проводит разведку на подводах и выясняет: красные большими силами перешли железную дорогу в южном направлении. Высылается разъезд в три коня на юг по дороге в Тим. Батальоны ведут лишь наблюдение и отдыхают в теплых домах, утоляя голод скромными дарами жителей. Но в этот день начальник отряда высылает два запасных батальона с бронепоездом и двумя орудиями занять Охочевку и установить связь со Щиграми. Батальоны с боем берут станцию. Бронепоезд идет к Щиграм, но рельсы разобраны, и вблизи разъезды красных. Батальон алексеевцев и бронепоезд отзываются на Мелехино.

А в Щиграх в это время противник держится пассивно. Но командиры батальонов, стоявших на северной и западной окраинах, не зная даже результатов разведки в восточном направлении, беспокоятся. Их план – оставить Щигры и пробиваться на соединение с отрядом. Наконец, срочный вызов командиров батальонов. Капитан Урфалов коротко освещает обстановку: связи с отрядом нет; противник ведет наступление на Щигры с юга, о чем сообщил разъезд, и, не спрашивая мнения командиров батальонов, приказывает полку с наступлением ночи собраться на юго-западной окраине, откуда он пойдет по, как будто свободному, юго-западному направлению, по южному берегу реки Рать. Предложение пробиться вдоль железной дороги отвергнуто коротко и твердо: «Приступить к выполнению приказа».

Тихо. Падает снег. Батальоны собрались и тронулись. Красные заметили, и на недолете до колонны разорвалось несколько снарядов. Стреляла батарея с южной стороны города. Соскользнуло с дороги в канаву орудие. Потребовалось чуть ли не час, чтобы его вытащить. Полк отошел верст 10 и остановился.

31 октября. Скоро утро. Идет снег. От полка выехали в разных направлениях разъезды на санях. К северу и востоку услышаны выстрелы. Красные наступали со стороны Щигров. Один батальон их отбил и взял до 60 человек в плен. Что же дальше? С нетерпением ожидается восстановление связи со штабом отряда. Ночь, а ее все нет. В полку не знали и не слышали, что утром, всего лишь в 5–6 верстах к северу, у Охочевки, шел бой. Посланные туда разъезды на санях, столкнувшись с красной кавалерией, вернулись назад.

На Охочевке запасный батальон марковцев с двумя орудиями почти окружен. Командир его, капитан Космачевский¹⁶⁸, телефонирует о положении и высказывает неуверенность в своих людях. Ему приказано удерживать станцию и обещана помощь бронепоезда.

Светало, шел снег. Красные наступали нерешительно и залегли под огнем взвода орудий и пулеметов. Но в двух ротах волнение – они готовы сдаться. Капитан Космачевский подводит резерв – учебную команду. Красные поднимаются и идут вперед; роты бросают винтовки; красных встречает учебная команда, беглый огонь орудийного взвода и подъехавшего бронепоезда; они бегут назад. Капитан Космачевский собирает ненадежные роты и отводит их на станцию. Из штаба приказание: бронепоезду возвратиться в Мелехино, погрузив на него эти роты, туда же прибыть и взводу орудий; оставшимся частям батальона, 200 штыков при двух пулеметах, удерживать Охочевку. «Немедленно сообщать обо всем, что происходит».

Положение явно безнадежное. Рвется связь со штабом. Капитан Космачевский оставляет станцию и ведет свой батальон на присоединение к отряду по южной дороге через село Троицкое, где останавливается на ночь. Но едва роты расположились на отдых, как с тыла по улицам проскакал разъезд и бросил в дом ручную гранату, убившую одного и нескольких ранившую. Батальон поставлен в такое положение, что капитан Космачевский решает отводить батальон не к отряду, а на юг. Через день батальон приезжает на ст. Солнцево. Связавшись со штабом корпуса и объяснив, что произошло, батальон получает приказание отправиться в Белгород. Отряд полковника Наумова таким образом потерял связь с еще одним своим батальоном и остался в составе – запасного батальона алексеевцев, Черноморского полка, команд разведчиков и пулеметной 3-го полка и всех полковых обозов при восьми орудиях и бронепоезде.

1 ноября. Полк – отошедшие из Щигров три батальона – теперь в отчаянном положении. Это ясно всем, решительно всем. Уже началось дезертирство солдат. Высылаемые на санях разъезды доносят о глубоком обходе с юга. Направляется батальон, который отбивает противника. Фронт полка 8 верст. В сохранившемся календаре боевых действий полка изо дня в день отмечены переходы и бои, но без деталей. Он не говорит даже о том, что уже пять дней нет связи со штабом отряда. О 2 ноябре сказано только: «Отход полка с боем в с. Березки (Лузково). Сторожевка. 8-я рота потеряла весь солдатский состав».

Что же действительно происходило? Бой кончился сравнительно благополучно, и полк отводился в село Лузково. На походе к командиру 3-го батальона, капитану Павлову¹⁶⁹, подъехали четыре ординарца и, отрапортовав: «В ваше распоряжение прибыли», передали ему записку от командующего полком, капитана Урфалова: ввиду его отъезда вступить в командование полком. К этому капитан Павлов совершенно не был подготовлен – он не был заместителем; с 30 октября не встречался с командующим полком и был абсолютно не в курсе не только задачи полка, но и того, что происходило на его участке. У него не было карты, а единственная, бывшая в полку, ему передана не была. В его распоряжение не был передан и офицер, выполнявший роль адъютанта, – он уехал вместе с капитаном Урфаловым. Так проведена была передача полка.

Батальоны отошли в Лузково, и один немедленно был отправлен на северный, возвышенный берег реки Рать, в село Троицкое, с задачей установить связь с штабом отряда, который, по предположениям, мог находиться на ст. Мелехино. Другие батальоны выставили охранение в восточном и южном направлениях. Собрались командиры батальонов, командир артиллерийского взвода, чтобы обсудить положение. Общая обстановка совершенно неизвестна. Задача полку также. Настроение в полку тревожное и ненадежное. Люди уже неделю не получали ни горячей пищи, ни хлеба. Патроны и снаряды на исходе. В полку только четыре ординарца, крайне измученных. Решено немедленно послать ординарца в штаб отряда с подробным донесением и требованием осветить обстановку и дать задание полку. Предполагалось, что к утру ординарец вернется. Донесение написано и отправлено, причем ординарцу приказано ехать кружным путем на ст. Отрешково, где и узнать о местонахождении штаба.

3 ноября. Довольно светлое утро. О противнике никаких сообщений, лишь перед селом Троицким маячат его разъезды. Спокойно вокруг, неспокойно в полку: начальники справляются, не установлена ли связь с отрядом. «Если к 12 часам не будет связи, выступим прямо в Курск!» – говорит капитан Павлов. Это несколько успокаивает.

Вдруг радостный крик вбежавшего офицера: «Из штаба ординарец!» Капитан Павлов хватается за тонкий пакет, как за якорь спасения. Время и место отправления: «20 часов. 2 ноября. Разъезд Мелехино». Значит, штаб всего лишь в 10 верстах. Но что дальше? Письмо короткое и личное – от полковника Наумова капитану Павлову – начиналось: «Береги полк!» – и дальше сообщалось, что отправлены уже с ординарцем приказание, освещение обстановки и транспорт снарядов и патронов. Время отправки не указано, но ясно – они были отправлены раньше 20 часов.

– Где же ординарец и транспорт? – спрашивает капитан Павлов.

– Не могу знать, – отвечает прибывший. – Прошло более 12 часов, как они были высланы. Нет сомнения: они направлены кратчайшим путем и попали в руки красных.

– А как ты добрался сюда?

– Ехал обратно той же дорогой, как и туда, дорогой, которую вы мне указали.

Полк оставался в прежнем положении полной оторванности. Из охранения донесли: к югу идет бой. Капитан Павлов садится в крестьянские сани, едет с версту и в бинокль видит, как верстах в восьми с востока наступает большая цепь и перед ней отходит реденькая, садившаяся на сани и телеги.

– Где идет бой? – спрашивает капитан Павлов крестьянина.

– На большой дороге из Тима в Курск.

Из ответов выясняется: от места боя до переправы через реку Рать у деревни Грачевки – 10 верст, сколько и от места стоянки полка. Вывод: полк должен немедленно выступить к переправе.

В сумерках он пришел в Грачевку, где остался один батальон, а два с батареей поднялись на высокий противоположный берег и расположились в двух смежных деревнях. В первый раз за много дней полк мог себе поставить ясную задачу, применимую, как казалось, к общей обстановке: оборонять подступы к Курску с юго-востока, считая, что севернее его на железной дороге стоит отряд полковника Наумова.

Пошел густой снег. Но настроение в полку скверное. Часа три назад, когда полк оставлял Лузково и Троицкое, около 50 солдат заявили: «Мы остаемся». Узнали от жителей, что через эти деревни прошли на Курск какие-то конные части, проехали солдаты на подводах со стороны Тима и что недалеко к северо-востоку слышна была стрельба.

– Неужели отошли и не предупредили? Немедленно выставить сильное охранение к северу! Быть в полной готовности!

Не прошло и часа, как явился командир артиллерийского взвода и сообщил:

– На северной окраине деревни стрельба. Пули ложатся в расположении батареи.

Прибежавшая из охранения связь доложила:

– Красные наступают! Принимать бой бессмысленно.

– Уводите ваш взвод на Курск, пока есть возможность, – приказал капитан Павлов командиру артиллерийского взвода.

Под прикрытием одного батальона прошел на Курск другой; третьему, оставленному за рекой, приказано идти южным ее берегом. Полк вышел благополучно.

Снег валит, усиливается ветер. Пройдя несколько верст, колонна подошла к деревне, но вошла в нее, только произведя разведку. Это было село Долгая Клюква, состоящее из восьми смежных деревень, разделенных балками и лесом. Оставив в первой деревне села один батальон, капитан Павлов с другим, перейдя балку, заросшую лесом, пришел в следующую деревню. На улице стояли распряженные подводы, а в домах отдыхали черноморцы. Отправив батальон искать свободные дома, сам он направился к командиру Черноморского полка, возбужденный и радостью соединения со своими, и в то же время глубочайшей тревогой.

Капитан Павлов вошел в освещенную комнату, где за столом сидели и пили чай несколько офицеров.

– Я – временно командующий 3-м Офицерским генерала Маркова полком! – представился вставшему полковнику.

– Командир Черноморского полка! – отрекомендовался полковник Главче¹⁷⁰.

Среди присутствующих был полковник Левиков¹⁷¹, начальник артиллерии при отряде полковника Наумова. Все с интересом смотрели на вошедшего.

– Полк отошел в это село! – коротко сообщил капитан Павлов и увидел, как это сразу же вызвало большое волнение.

– Как? Полк уже здесь? – спросил полковник Главче. – Мы предполагали, что он находится по крайней мере верстах в десяти отсюда.

Полковник Главче развернул десятиверстку и склонился над ней.

– Да, действительно, сегодня в полдень полк находился не в 10, а в 20 верстах отсюда. Теперь он здесь, – коротко ответил капитан Павлов.

Наступило молчание. Все смотрели то на карту, то на офицера, сообщившего неожиданную, неприятную новость.

– Каким образом мог полк так быстро оказаться здесь? – последовал вопрос, но вместо ответа на него капитан Павлов ставит свой:

– У вас есть связь с полковником Наумовым? Где полковник Наумов?

– На станции Отрешково, – холодно сказал полковник Главче.

– Какова задача вашему полку? – твердо ставится новый вопрос.

Полковник Главче ответил не сразу. Ему, видимо, не нравилась возбужденная настойчивость офицера, и он небрежно ответил:

– В данный момент, как видите, мы отдыхаем, а к утру ждем приказаний.

Этот ответ и его тон взорвали капитана Павлова.

– Господин полковник! Полк часа два назад с боем оставил деревни Грачевку и Красненькое. Противник наступал с севера…

Его перебил полковник Главче:

– Эти деревни проходили мои эскадроны, и там не было ни вас, ни противника.

Капитан Павлов чувствует, что его хотят в чем-то упрекнуть.

– А! Так это были ваши эскадроны? Как отлично поставлена у нас связь. Полк, следовательно, пришел в Грачевку вслед за вашим эскадроном. Теперь он здесь, а в Грачевке красные. Они наступали со стороны железной дороги. А есть ли у вас гарантия, что этой же ночью они не нападут на Клюкву с севера? Вы говорите, что там, на станции Отрешково, полковник Наумов? Я вполне допускаю, что красные могут напасть и с севера. На восточной стороне села я оставил один батальон. Я не знаю ни обстановки, ни этой местности. Считаю необходимым выставить охранение и выслать разведку в северном направлении, – категорически закончил капитан Павлов.

Сказанное взволновало всех. Посыпались вопросы: Вы допускаете? Вы считаете?.. Глаза не отрывались от карты, а пальцы не только обводили фронт, на котором мог появиться противник, но и пути отхода от села.

– Господин полковник! – обратился к полковнику Главче капитан Павлов. – Я предлагаю вам принять командование собравшимся здесь отрядом.

Ответа не последовало. Все смотрели на полковника Главче и молчали. Он о чем-то думал и, обратившись к одному из офицеров, приказал ему:

– Передайте в эскадроны седлать коней и быть наготове.

В этот момент в комнату вошел поручик Юренинский¹⁷². Чтобы была понятна описанная напряженная встреча и последующие события, следует сказать о том, что происходило в штабе отряда с 1 ноября.

Он был на разъезде Мелехино, в 25 верстах от Курска. В распоряжении полковника Наумова оставались лишь Черноморский конный полк, команда пеших разведчиков с командой комендантской – всего до 100 штыков, пулеметная команда, девять орудий, бронепоезд «На Москву» и еще – все редеющий запасной батальон алексеевцев. Отряду приказано сдерживать противника, пока отходившие на Курск корниловцы не остановятся, имея свой правый фланг на разъезде между ст. Отрешково и Курском. Предполагалось, что это будет 3 ноября.

Противник в непосредственной близости перед отрядом. Его разведчики действуют смело и дерзко: захватывают алексеевцев, сняли караул команды разведчиков. В начале ночи на 3 ноября черноморцы взяли в плен красных разведчиков-эстонцев, которые сообщили, что этой ночью их полку приказано атаковать разъезд и захватить штаб отряда. Полковник Наумов отдает приказание: Черноморскому полку и батареям отойти в с. Долгая Клюква, а остальным частям – на станцию Отрешково.

Черноморцы совершили переход в 25 верст, имея столкновения с противником. Были очень измотаны: с средины октября, посильно сдерживая противника, отходили от линии железной дороги Елец– Орел, нуждались в отдыхе и надеялись его получить в с. Д. Клюква. На ст. Отрешково день 3 ноября начался спокойно. Сообщение, что корниловцы отошли на разъезд ближний к Курску, убеждало штаб отряда в благополучном завершении его задачи. Что происходило потом, говорит выписка из записей поручик Юренинского.

«Около 10–11 часов дня (3 ноября) полковник Наумов отдал мне приказание вести команды, боевой обоз (20 подвод с патронами) и остальной обоз в село Д. Клюква, а сам с полковой пулеметной командой и ординарцами через некоторое время также оставит ст. Отрешково и перейдет на ближайший к Курску разъезд, обещав через короткое время приехать также в село Д. Клюква. При этом полковник Наумов сообщил, что в селе непосредственной опасности не предвидится.

Двигались по проселочной дороге. К востоку и юго-востоку слышалась пулеметная стрельба. В село пришли около 16 часов и расположились в центральной его деревне. Из разговоров с крестьянами можно было сделать вывод, что вообще творится что-то неладное и грозит большая опасность. Я выставил заставы и выслал патрули. Не имея до 21 часа от полковника Наумова никаких распоряжений, был весьма обеспокоен. Но в это время от крестьян узнал, что в деревне Марвино остановились какие-то наши части и кавалерия, и поехал туда. Проезжая западную деревню, меня окликнули: «Кто идет?» Оказалось, стояли наши батареи в упряжках и часовые при них. Дул северный ветер, временами со снегом. Наконец добрался до освещенного дома – штаба».

Поручик Юренинский отрекомендовался как начальник группы 3-го полка, стоящей в этом селе. Все удивлены. Никто не знал о нахождении здесь группы в 100 штыков, не знал и поручик Юренинский, что в село прибыл Черноморский полк, пока ему не сообщили крестьяне.