Текст книги "Трафальгарский ветер"

Смущенный похвалой француз слегка покраснел, пробормотал что-то неразборчивое и неловко поклонился. Марсден протянул на прощание руку Миранде, потом Хорнблоуэру, а месье Виллебуа дружески похлопал по плечу, полуобнял и что-то шепнул на ухо. Стоящий ближе Хорнблоуэр успел разобрать только: «Поцелуй от меня Жанну…»

Миранду на улице ждал экипаж, немногим уступающий знаменитой карете Первого Секретаря. Граф предложил подвезти месье Виллебуа, но тот отказался, объяснив, что живет рядом и с удовольствием пройдется пешком. Миранда не стал настаивать. Едва француз скрылся из виду, он повернулся к Хорнблоуэру и заговорил, широко улыбаясь:

– Страшно рад снова видеть вас, дон Горацио! Три недели я не имел от вас вестей и не знал даже, живы вы или нет. А потом все вдруг завертелось. Примчался м-р Барроу, полдня проторчал у нас на учениях, расспрашивал меня и Рикардо кое о ком из парней, на вопросы отвечал туманно – одним словом, навел тень на плетень. Только вечером, за ужином, соизволил, наконец, сообщить, зачем пожаловал. Приказал прибыть сегодня в Адмиралтейство и попросил подобрать шестерых из числа самых лучших. Между прочим, глаз на людей у него наметанный. Не зря он нас про ребят спрашивал. Я ему список показал, а он блокнот достает со своим списком. Не поверите, дон Горацио, – полное совпадение!

Капитан выразил вежливое изумление проницательностью мистера Барроу, но про себя подумал, что здесь не обошлось без хитроумного сержанта Перейры, хотя зачем тому понадобилось вести переговоры за спиной Миранды, пока представляло загадку. Возможно, Рикардо желал заручиться, на всякий случай, поддержкой чиновника, если вдруг Миранда заупрямится и решит все-таки оставить его в Англии.

– Поехали со мной, дон Горацио, – предложил Миранда, приглашающим жестом указывая на свою карету. – Вы где остановились? В гостинице? Плюньте! Я отвезу вас на дядюшкину загородную виллу. Рикардо с парнями уже там. Он тоже будет рад вас видеть. До завтрашнего утра еще много времени! Едем!

Хорнблоуэр немного поупирался для приличия, но потом дал себя уговорить. Торчать в гостинице было скучно, а бродить по Лондону как-то не хотелось. К тому же, ему нравилось общество Миранды и его молочного брата. Себе-то он мог в этом признаться. С ними он чувствовал себя спокойно и не испытывал того постоянного давления на психику, которое неизбежно возникает при общении с начальством и в коридорах власти. Да и на богатого дядюшку было бы интересно посмотреть.

– Очень хорошо, дон Франсиско, – сказал он, – с удовольствием принимаю ваше приглашение. Только очень прошу вас сначала познакомить меня поближе с отобранными вами бойцами. Неизвестно ведь, как все сложится, а в будущем от каждого из них может зависеть многое.

– Конечно, друг мой! – воскликнул Миранда. – Мы проведем парад наших «войск». Вы ведь так и не успели посмотреть, на что способны мои легионеры. Вас ждет увлекательное зрелище, обещаю!

Дядюшкина «вилла» выгодно отличалась по внешнему виду от загородных владений лондонских богачей и знати с их непременным темно-красным кирпичом и мрачной атмосферой средневековья. Это было двухэтажное строение в мавританском стиле и в бело-розовых тонах, чем-то напоминавшее виллы итальянских вельмож и дворцы восточных владык одновременно. Зеленые лужайки, пересеченные абсолютно прямыми дорожками, вымощенными мраморной плиткой, подъездная аллея, усаженная буками, и симметрично расположенные фонтаны с античными скульптурами в центре наводили на мысль о садах Версаля во времена Короля-Солнце [29]29
  Так называли французского короля Людовика XIV (1643—1715).


[Закрыть]. Пусть это была лишь многократно уменьшенная копия, но выполнена она была с таким вкусом и изяществом, что не вызывала ощущения подделки, но производила впечатление самостоятельного и законченного произведения искусства.

Хозяин в это время дня, как и следовало ожидать, находился в Сити, в своем банке, но граф Миранда чувствовал себя здесь как дома, так что никакой принужденности у Хорнблоуэра не возникло. Он с радостью пожал руку Рикардо Перейры и внимательно осмотрел выстроенных в его честь пятерых легионеров. Самому старшему из них было на вид не больше тридцати, а у самого младшего – малыша Орландо, как представил его сержант, – только-только начали пробиваться усы. Хорнблоуэр вспомнил, как Миранда хвастал успехами Орландо в стрельбе из мушкета и решил про себя, что напомнит ему об этом, когда его бравые парни будут показывать свое искусство.

Пока Рикардо готовил подчиненных к «параду», дон Франсиско пригласил Хорнблоуэра в дом перекусить и освежиться с дороги. Внутреннее убранство виллы показалось ему уже виденным где-то однажды. Он вертел головой и озирался по сторонам, пока, во внезапной вспышке озарения, не понял, что видел все это или очень похожее в монастыре, в апартаментах самого Миранды. Последовавший легкий обед подтвердил догадку. Вина, которыми дон Франсиско угощал капитана месяц назад, имели подозрительное сходство с напитками из дядюшкиного погреба. Теперь все встало на свои места. Миранда вовсе не таскал за собой по всей Европе ковры, коллекционные вина и коллекционное оружие, антикварную мебель и прочее, а просто позаимствовал часть этих предметов роскоши у ближайшего родственника. Нельзя сказать, чтобы Хорнблоуэр в душе осуждал за это графа, но окружавший его прежде некий ореол загадочности и исключительности в этот момент навеки померк в глазах капитана. Впрочем, это обстоятельство ничуть не помешало ему насладиться прекрасным букетом рейнвейна, изысканными закусками и горячими блюдами, а под конец – чашечкой крепчайшего кофе с ликером.

После обеда Миранда пригласил Хорнблоуэра в открытую беседку, откуда тот смог без помех наблюдать за разыгранным для него представлением. Сначала пятерка рядовых под командой сержанта Перейры продемонстрировала умение ходить строем, показательный штыковой бой и стрельбу залпами. Капитан отметил про себя, что в выучке и слаженности они не уступают регулярной английской пехоте. Затем пошли более интересные номера. Здесь каждый показывал свое индивидуальное искусство. Ловкий Энрике на полном скаку раз за разом набрасывал лассо с двадцати ярдов на шею мраморного Амура, украшавшего один из фонтанов, и тут же резко осаживал лошадь, заставляя ее замереть на месте.

– Так у нас ловят диких лошадей, мустангов, – прокомментировал этот трюк Миранда. – Энрике был лучшим гаучо [30]30
  Гаучо – этническая группа в Аргентине, образовавшаяся в XVI– XVII вв. от браков испанцев с индейскими женщинами; первоначально вели бродячую жизнь, работали пастухами.


[Закрыть] в Мексике, пока не встретился со мной.

Вслед за Энрике на лужайку вышли два Хуана – Хуан Большой и Хуан Маленький – и разыграли между собой сначала рукопашную схватку, а потом бой на длинных ножах, называемых в Испании «навахами». Оба обладали незаурядной техникой и владели множеством приемов. В борьбе победил Хуан Большой, коварным броском через бедро уложивший соперника на обе лопатки, прежде чем тот успел опомниться. Зато в фехтовании на ножах первым оказался верткий и стремительный Хуан Маленький. Он с такой быстротой проводил одну атаку за другой, да еще то и дело перебрасывая нож из правой руки в левую и обратно, что его противник едва успевал отражать град опаснейших выпадов. Дав зрителям возможность полюбоваться своей филигранной техникой, Хуан Маленький неожиданно нырнул под руку Хуана Большого, блокировал кисть с зажатой в ней навахой, одновременно произведя захват горла, и торжествующе приставил острие своего ножа к адамову яблоку соперника.

Хорнблоуэру приходилось видеть немало драк на ножах в своей жизни, но эти двое были настоящими виртуозами. Он не смог удержаться от аплодисментов, чем и доставил истинное удовольствие графу и обоим участникам.

– Этих парней я подобрал в Марселе, – шепотом поведал дон Франсиско. – По молодости лет они попали в одну из портовых банд, а я их выручил и увез с собой. Уже тогда они вдвоем легко справлялись с полудюжиной мерзавцев.

Хорнблоуэр подумал, что оба Хуана без труда найдут общий язык с атаманом Запатой и решил позже предупредить об этом графа. Было бы обидно потерять таких солдат, если разбойнику вдруг придет на ум уговорить их присоединиться к его шайке.

Последними на арену вышли самый старший и самый младший. Сержант Рикардо установил две мишени в виде облаченных в какое-то старье соломенных чучел, расположив их поближе к беседке, чтобы результаты стрельбы были сразу видны. Оба чучела были сделаны в человеческий рост, только вместо головы у каждого на жестком проволочном каркасе красовался кусок картона, на котором углем были грубо намечены глаза, рот и нос. Перейра отвел обоих стрелков на пятьдесят ярдов от мишени и начал отдавать команды.

– Левое плечо… Целься… Огонь!

Хорнблоуэр сначала не понял, какого черта означает команда «левое плечо», и только после выстрела с изумлением увидел, что обе пули попали точно в левое плечо каждого из соломенных болванов. А Рикардо продолжал командовать:

– Достать патрон… Скусить патрон… Патрон в ствол… Правый глаз… Целься… Огонь!

На этот раз пробитым оказался глаз только одной мишени, той, по которой стрелял малыш Орландо. Его напарник, которого звали Педро, то ли от волнения, то ли еще по какой-то причине, попал не в глаз, а в нос своему чучелу. Справедливости ради, следует сказать, что на этом этапе стрельбы Педро больше не промахивался, если только его неудачу можно было вообще считать промахом. Оба снайпера аккуратно поразили из положения стоя глаза, лоб, рот и сердце, отмеченное мазком красной краски на левой стороне груди каждого из чучел. Когда стрельба закончилась, сержант Перейра заменил картонные головы на новые и приказал Орландо и Педро отойти уже на семьдесят пять ярдов. Затем все повторилось снова, только теперь они стреляли лежа. Орландо не сделал ни одного промаха, как и в первый раз, а вот его напарник не попал в сердце, поразив вместо него «легкие» на правой стороне груди. Возможно, он просто перепутал право и лево, но в целом все равно стрелял отменно.

Стрельба «лежа» завершилась, Педро отошел в сторонку, а малыш Орландо, повинуясь жесту сержанта, направился на самый дальний рубеж: сто ярдов. Миранда сам вышел из беседки и укрепил во рту каждого чучела маленькую серебряную монету достоинством в один пенс. Орландо не торопился ложиться на дальнем рубеже. Он послюнил палец и поднял его над головой, как это делают моряки, чтобы определить направление ветра, вслед за тем несколько раз взмахнул руками, попрыгал на месте, сделал пять или шесть глубоких вдохов и выдохов и только после этого распростерся на земле. Целился он долго и тщательно, дважды опуская мушкет и опять поднимая вверх палец. И вот, наконец, раздался выстрел… «Дзин-н-н-нь» – послышался звук, и что-то блестящее мелькнуло в воздухе. Миранда не поленился сам разыскать монетку и с гордостью продемонстрировал ее Хорнблоуэру.

– Точно в середину! – воскликнул он, указывая на вмятину от пули, угодившей в самый центр крохотного серебряного диска. – Молодец! – крикнул он Орландо и махнул рукой, разрешая произвести второй выстрел.

Второй выстрел стал повторением первого, только вмятина в монетке оказалась чуть ближе к краю. Если бы Хорнблоуэр не видел этого своими глазами, он ни за что бы не поверил, что в стрельбе из обычного армейского мушкета можно добиться такого результата.

– Невероятно! – выразил он неподдельное восхищение точностью малыша Орландо. – Как ему это удается, дон Франсиско?

– Правильное дыхание, поправка на ветер, зоркий глаз, но самое главное – природный талант, – самодовольно улыбаясь, ответил Миранда. – А вы не хотите попробовать, дон Горацио?

Хорнблоуэр вспомнил свои «успехи» в школе шевалье де Мерекура и счел за благо отказаться. Даже если бы он потратил проведенное там время на одну лишь стрельбу по мишени, все равно ему не удалось бы ни за что на свете повторить «подвиг» юного испанца. Лучше уж не позориться, хотя в глубине души Хорнблоуэр вовсе не считал себя никудышным стрелком. Но ведь не каждый же берется за кисть, будучи в восторге от картины великого мастера!

Полагая, что на этом все закончилось, капитан собрался, было, вернуться в дом, но тут граф с видом заговорщика подмигнул Рикардо, тот понимающе кивнул и принялся снова менять картонные головы мишеней.

– Как, вы собираетесь стрелять еще? – не смог сдержать удивления Хорнблоуэр.

– Нет, друг мой, стрельбы больше не будет, – рассмеялся дон Франсиско. – Просто сейчас Рикардо покажет нам кое-что особенное. Ручаюсь, такого вы еще не видели.

Перейра подошел к двум Хуанам и взял у них навахи. Затем отсчитал два десятка шагов от чучел, вынул из кармана маленькое зеркальце, примерился и метнул нож из-под локтя. Со свистом разрезав воздух, смертоносное лезвие вонзилось в правый глаз намалеванной на картоне рожи. Еще бросок – и вторая наваха поразила левый глаз. Только тогда сержант позволил себе обернуться и посмотреть на мишень.

– Браво! – воскликнул Горацио, действительно никогда не видевший ничего подобного. Но и на этом сюрпризы не кончились. Рикардо подошел к чучелу, достал оба ножа и снова отошел на двадцать шагов. Зеркальце он убрал обратно в карман. Стоя спиной к чучелу, он только раз коротко оглянулся, чуть переменил позу, напружинился и метнул ножи сразу с обеих рук. Они вонзились во вторую мишень одновременно, поразив сразу два глаза. Тут уже и граф в восхищении вскочил с места.

– Такого ты мне еще не показывал! – воскликнул он. – Когда же ты успел научиться этому трюку?

– Да так… тренировался потихоньку, – туманно ответил сержант и махнул рукой. – Ничего особенного. Хуан Маленький сможет так же, только показать.

Теперь Хорнблоуэр лучше представлял возможности и сильные стороны членов своей будущей команды. Немного беспокоил Клавдий, но он решил поручить надзор за ним сержанту Перейре. На него можно было положиться во всем, как в недавнем прошлом он привык полагаться на Буша. Этих двух людей роднила неизменная спокойная уверенность в себе и своих силах, хотя Рикардо, безусловно, обладал большим воображением и изобретательностью. Из него мог бы получиться блестящий старший офицер любого военного корабля английского флота. Лучшего комплимента Горацио не знал.

После смотра Хорнблоуэр провел с графом и его молочным братом еще пару часов, обсуждая с ними разные мелочи, касающиеся предстоящей экспедиции. При этом Миранда постоянно возвращался к завтрашней поездке в Сюррей, гадая на все лады, зачем они туда отправляются. У капитана, с его аналитическим умом, были на сей счет определенные соображения, близкие к уверенности, но делиться ими он не спешил, не без основания считая, что лучше промолчать, чем прослыть болтуном. Миранда предложил остаться на ночь, но на это Горацио не согласился, предпочитая вернуться в гостиницу, где его могли ждать сообщения из Адмиралтейства. Тогда граф любезно предложил воспользоваться его каретой. От этого капитан отказываться не стал и вернулся в гостиницу еще до сумерек. Он прочитал парочку газет в холле, плотно поужинал и лег спать пораньше, памятуя о том, что вставать придется в половине шестого утра.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Обе кареты остановились неподалеку от парадного входа в ничем не примечательный дом неизменного темно-красного кирпича, как две капли воды похожий на тысячи таких же домов по всей Англии, в которых обитают обычно сельские помещики средней руки. Из гостей один только Генри Марсден, Первый Секретарь Адмиралтейства, знал, кому на самом деле принадлежит это поместье в провинциальном Сюррее. Остальные могли лишь догадываться, хотя Хорнблоуэр уже успел убедиться в справедливости своих предположений, когда прочитал название «Мертон» на дорожном указателе за милю до места.

Большой двор выглядел довольно неухоженным. Вдоль стен и по углам валялся всякий мусор: дырявые ведра, сломанное тележное колесо, непонятного назначения железки и обрезки досок. Все это изрядно заросло крапивой и бурьяном. Дом снаружи тоже не радовал глаз. Кирпичная кладка местами потрескалась, а фундамент глубоко осел в землю. Фасад определенно требовал ремонта, хотя бы косметического. Кое-какие попытки уже делались, о чем свидетельствовало парадное крыльцо, выглядевшее новей и нарядней прочего, и свежевыкрашенные оконные рамы. И все же в целом внешний вид дома производил впечатление какого-то запустения и упадка, наводя на мысль, что хозяева живут здесь только редкими наездами и неподолгу.

Встречать визитеров вышел на крыльцо старый дворецкий. Он почтительно поклонился мистеру Марсдену, которого, видимо, хорошо знал, осведомился об именах двух других посетителей и удалился «доложить Его Светлости», предварительно пригласив всех в холл с высокими потемневшими потолками и ведущей на второй этаж мраморной лестницей, покрытой ковровой дорожкой.

Гости расселись в огромные старинные кресла у камина с прибитой над ним головой оленя с роскошными рогами, и приготовились ждать. Ожидание их оказалось недолгим. Прошло не более десяти минут, когда тот же дворецкий, показавшись наверху лестницы, торжественно объявил надтреснутым старческим голосом:

– Лорд Нельсон, джентльмены… леди Эмма ГаМильтон [31]31
  Эмма Гамильтон (1765—1815), урожденная Хорт (по другим версиям – Лайон) – политическая авантюристка. Родившись в семье чеширского кузнеца, ведя с молодости жизнь, полную приключений, выступала то в роли служанки, то танцовщицы, то натурщицы; быстро меняла свои привязанности. Наконец, попала в Неаполь, став там любовницей, затем женой английского посла Уильяма Гамильтона. Будучи представлена ко двору королевы Марии Антуанетты, леди Гамильтон приобрела большое влияние на нее и, пользуясь своим положением, оказала ряд услуг английскому правительству, сыграв роль осведомительницы в период войны с революционной Францией. Затем Эмма Гамильтон принимала участие в реставрации Бурбонов в Неаполе, сумев привлечь к этому делу адмирала Нельсона, за которого впоследствии вышла замуж. После смерти адмирала издала его переписку с нею самой. Умерла во Франции в 1815 г . в большой бедности.


[Закрыть].

Хорнблоуэр знал, чье имя услышит, и все равно, несмотря на обыденность обстановки, почувствовал, как внутри него все холодеет, а душу охватывает неизъяснимый восторг. Он никогда не видел этого человека, при жизни ставшего легендой и сделавшего немыслимую карьеру в самом консервативном по своим традициям флоте мира, но хорошо представлял его по многочисленным портретам и гравюрам. Сын провинциального священника, Горацио Нельсон в двенадцатилетнем возрасте впервые вышел в море. В девятнадцать он стал лейтенантом, а в двадцать – полноправным реестровым капитаном Королевского Флота. Такого еще никогда не бывало. Сейчас ему было сорок семь лет, и он находился на вершине славы, увенчанный множеством высоких орденов и титулов, однако, известный всему миру под именем лорда Нельсона и никаким иным. Редко кто называл его виконтом, бароном или герцогом, хотя Нельсон имел право на каждый из этих титулов. В глазах английского народа он был и навсегда остался просто лордом Нельсоном, величайшим моряком за всю историю Великобритании. Быть может, поэтому дворецкий и не стал тратить времени на перечисление его пышных званий и наград.

Едва ли кто посмел бы назвать спускающуюся по лестнице пару обыкновенной. Облаченный в роскошный вице-адмиральский мундир Нельсон вел под руку женщину ослепительной красоты. Казалось странным видеть рядом с невзрачного вида джентльменом с черной повязкой на глазу и искусно заправленным пустым рукавом мундира прекрасную богиню, словно сошедшую с Олимпа, чтобы осчастливить смертных лицезрением своей особы. Правда, такое впечатление спутница адмирала производила только на расстоянии. При более близком рассмотрении бросались в глаза начавшая увядать кожа, тоненькие сеточки морщин в уголках век, которых уже не могли скрыть пудра и притирания, и предательская седина, тронувшая некогда пышные великолепные волосы. Эмме Гамильтон исполнилось сорок лет, и никакие ухищрения парикмахеров, никакая косметика или диета не могли сделать ее снова двадцатилетней.

Капитану показалась странной не совсем уверенная походка леди Эммы. Поначалу он решил, что у нее, наверное, болит нога, но когда, сойдя с лестницы, она остановилась прямо перед ним, Хорнблоуэр с ужасом почуял запах спиртного, перебить который не могли даже духи, которыми леди Гамильтон пользовалась с неумеренностью трактирной служанки. Должно быть, она вылила на себя целый флакон. Хорнблоуэру Нестерпимо захотелось чихнуть, и только невероятным усилием воли он сдержался.

– Добрый день, Генри, – поздоровался Нельсон, пожимая руку Марсдену. – Добрый день, джентльмены, – кивнул он по очереди Хорнблоуэру а Миранде, оценивающе вглядываясь единственным глазом в лицо каждого при рукопожатии.

Мистер Марсден представил гостей. Имя графа не вызвало у адмирала никаких эмоций, а вот о Хорнблоуэре он, оказывается, слыхал.

– Рад знакомству с вами, капитан, – сказал Нельсон с дружеской улыбкой. – Вы ведь служили с Синим Билли, не так ли?

Было как-то непривычно слышать из уст адмирала матросское прозвище бывшего командующего Ла-Маншской эскадрой, но капитан быстро справился с удивлением.

– Так точно, сэр. Командовал военным шлюпом «Пришпоренный», двадцать орудий, – доложил он по уставу.

– Знаю, знаю, сэр Уильям очень тепло о вас отзывался. У вас неплохие задатки, молодой человек. Продолжайте в том же духе, и когда-нибудь займете мое место.

– Благодарю вас, сэр, но это невозможно.

– Что невозможно? – удивился Нельсон.

– Занять ваше место, сэр.

– Это еще почему? – прищурился Нельсон, весело глядя на Хорнблоуэра своим здоровым глазом.

– Лорд Нельсон – один, сэр. Другого не будет. Можно получить вашу должность, но никому не превзойти вашу славу.

– Не рано ли вы научились льстить, м-р Хорнблоуэр? – голос Нельсона звучал сурово, но взгляд выдавал иное: искренний тон и убежденность молодого капитана ему, похоже, понравились.

– Это не лесть, сэр, – твердо ответил Хорнблоуэр. – Так считают не только во флоте, но и во всей Англии, сэр!

– Если это правда, то приятно слышать, – рассмеялся адмирал и сделал приглашающий жест. – Пройдемте в мой кабинет, джентльмены. Эмма, распорядись, пожалуйста, чтобы нам принесли чего-нибудь выпить. Я забираю пока наших гостей – у нас кое-какие дела, дорогая, – но за обедом вы снова увидитесь. А ты приляг на часок, боюсь, твоя мигрень еще тебя беспокоит.

– Да, немного, – отозвалась леди Эмма. – Спасибо тебе за заботу, Горацио. Пойду к себе. До скорой встречи, джентльмены! – она слегка присела в реверансе, многозначительно и томно взглянув при этом на красавца Миранду, лицо которого несколько портил старый шрам, но все же куда более представительного, чем одноглазый и однорукий адмирал.

Нельсон успел перехватить этот взгляд, но ничего не сказал, только печально вздохнул. Должно быть, и у адмиралов бывают свои проблемы.

Кабинет Нельсона удивил капитана скудностью обстановки. Кроме письменного стола, книжного шкафа, нескольких стульев и узкой походной койки у стены, здесь ничегошеньки не было. Адмирал уселся за стол и предложил гостям располагаться поближе. Когда все расселись, мистер Марсден передал хозяину несколько запечатанных пакетов. Тот проверил печати, но вскрывать пока не стал, положив рядом на край стола.

– Здесь приказы Первого Лорда, касающиеся вашего назначения, сэр, – заговорил Марсден. – Кабинет считает, что пришла пора решительных действий. Вам поручено, адмирал, возглавить флот, блокирующий Кадис. После убытия сэра Роберта Колдера, вы будете там старшим по чину. Те два пакета предназначены адмиралам Найту и Коллингвуду. В них подтверждаются ваши полномочия и содержится приказ полного подчинения вам возглавляемых ими сил. Вам предписывается отбыть к новому месту назначения не позднее первого числа следующего месяца. Как видите, сэр, лорд Барнхем вас не очень торопит, но от себя добавлю, что медлить тоже не стоит. Каждый лишний день, проведенный в безопасной гавани, только укрепляет силы Вильнева и ослабляет нас. К тому же, до нас дошли вести о трениях между Коллингвудом и Найтом. Первый был назначен командующим временно, а у Найта больше выслуги. Поэтому он считает, что его обошли, и не стесняется заявлять об этом во всеуслышание. Мы не можем терпеть подобный разброд, и только ваше прибытие, сэр, способно положить этому конец.

Внимательно слушающий Нельсон задумчиво кивнул головой, повертел в руке адресованные не поделившим командование адмиралам пакеты и положил их на место.

– Скажите, Генри, – задал вопрос Нельсон, – почему, собственно, вы отдали команду Коллингвуду? Я говорю вам это не в упрек – на вашем месте я поступил бы так же, поскольку давно его знаю и высоко ценю. Чего не могу сказать о Найте! – добавил он с неожиданной резкостью.

– Видите ли, сэр, – начал объяснять мистер Марсден, – в связи с газетной шумихой вокруг сражения при Финистерре и имени адмирала Колдера сложилась очень щекотливая ситуация. Когда сэр Роберт получил с почтой лондонские газеты, с ним случился сердечный приступ. Мы-то с вами знаем, что он вел себя достойно, но попробуйте объяснить это широкой публике!

– Верно! На его месте никто не смог бы совершить большего! – горячо поддержал Нельсон Марсдена.

– А дальше сэр Роберт потребовал от Адмиралтейства назначить расследование Военного Трибунала и попросил разрешения сдать командование и вернуться в Англию. В том же послании он настаивал, чтобы его обязанности временно исполнял Коллингвуд. Первый Лорд не счел возможным отказать ему в обеих просьбах. Вот как все это получилось, сэр.

– Понятно, – пробормотал Нельсон, – ох уж мне это проклятое местничество! Вы знаете, Генри, все-таки у нас что-то не так делается во флоте. Сами подумайте, ну что хорошего, если способный офицер должен десять лет сидеть в лейтенантах, потом двадцать лет ждать в капитанах, если он еще сподобится выйти в капитаны, пока стоящие перед ним в Реестре не вымрут и не освободят ему путь к собственному флагу. А что потом? А потом он становится адмиралом, но уже таким стареньким, что впору не флоты водить, а на печке лежать!

Марсден сочувственно покачал головой, как бы показывая, что система выслуги, принятая в английском флоте, ему тоже не по нутру, но от комментариев на эту щекотливую тему благоразумно воздержался.

А Нельсон тем временем продолжал:

– Или возьмите тех же Найта с Коллингвудом. Всему флоту известно, что первый – просто самодовольный болван, а второй настоящий джентльмен и опытный флотоводец. Но у первого лишний год выслуги, и это дает ему право командования, а заодно и право все развалить. Хорошо еще у лорда Барнхема хватило смелости поддержать требование Колдера, иначе Вильнев давно мог ускользнуть. Кстати, Генри, что вы там говорили о решительных действиях? Я что-то не совсем понял. Вильнев, на мой взгляд, сидит в Кадисе прочно, как лиса в капкане. Насколько я его знаю, он теперь носа не высунет в Атлантику.

– Вот мы сюда и приехали, чтобы совместными усилиями заставить его «высунуть нос», как вы выразились, сэр, – усмехнулся Марсден.

– В самом деле? – заинтересовался адмирал. – И как же вы собираетесь выманить старого лиса?

– Есть один план, сэр, осуществить который берутся эти двое джентльменов… – начал мистер Марсден, указывая на Хорнблоуэра и Миранду.

Когда он закончил говорить, лорд Нельсон долго сидел в задумчивости и молчал. И все тоже молчали, интуитивно понимая, что без поддержки и одобрения великого флотоводца все их начинания не стоят и выеденного яйца. Но вот адмирал словно очнулся от забытья. Он рассмеялся и хлопнул по столу кулаком.

– Клянусь морским дьяволом, отлично задумано! Вы говорите, Генри, все с самого начала придумал капитан Хорнблоуэр? Браво, молодой человек! Если у вас все получится, можете смело рассчитывать на меня. Вы только заставьте французов отойти от Кадиса на пару миль, а уж обратно вернуться я им не дам! Датско-шведский флот, говорите? Извольте, покажем Вильневу датчан со шведами. – Нельсон снова расхохотался, но тут же посерьезнел. – Шутки шутками, джентльмены, но уж очень опасную игру вы затеяли. Как бы пальчики не обжечь. Но не будем о грустном! Считайте меня в своей компании. Смело говорите, чем я могу помочь?

Горацио Хорблоуэр с облегчением перевел дыхание. Поддержка лорда Нельсона могла существенно облегчить его задачу. Он начал прикидывать в голове, чего можно будет попросить у адмирала, но мистер Марсден, как оказалось, все уже давно обдумал.

– В первую очередь, сэр, – начал он, – я хотел бы вашего содействия в доставке отряда капитана Хорнблоуэра к месту назначения.

– Не вижу к тому препятствий, Генри, – отозвался Нельсон. – На «Виктории» всегда найдется местечко для лишней дюжины людей. Что еще?

– Мы полагаем, сэр, что об этом деле лучше никому не знать, кроме уже посвященных.

– Разумно, – кивнул адмирал. – Я не скажу даже Харди, моему флаг-капитану. Пусть думает, что мы высаживаем обычных разведчиков.

– Прощу прощения, сэр, – неожиданно мягко и чуточку печально произнес Марсден, – но леди Эмме тоже не следует знать о предстоящей операции…

Нельсон смертельно побледнел. Рука его непроизвольно сжалась в кулак. Какое-то мгновение Хорнблоуэр опасался, что адмирал ударит Марсдена, но он сумел-таки сдержать гнев и обиду, кулак его разжался, плечи опустились, голова склонилась.

– Вы правы, Генри… – глухо проговорил он, – но зачем вы так безжалостны, что напоминаете мне об этом?!

– Простите мне мою дерзость, сэр, – так же мягко и печально ответил Марсден, – но я не имею права поступить иначе. Слишком много жизней и судеб поставлено на карту, чтобы принимать во внимание обычные человеческие чувства. Вы ведь понимаете меня, сэр?

– Да, я вас хорошо понимаю, Генри, – сквозь зубы проговорил Нельсон, не поднимая головы. – А теперь оставьте меня одного, джентльмены. Джон проводит вас в ваши комнаты. Встретимся за обедом в шесть часов. Честь имею, джентльмены.

Хорнблоуэр покидал кабинет лорда Нельсона со странным чувством горечи и недоумения. На его глазах первый адмирал Англии был унижен, оскорблен, выведен из равновесия, но винить в этом мистера Марсдена, относившегося к лорду Нельсону с огромным уважением, казалось нелепым. Здесь определенно скрывалась какая-то загадка, и связана она была, несомненно, с женщиной. Но почему все-таки адмирал так страшно побледнел, когда Марсден настаивал на соблюдении тайны в отношении Эммы Гамильтон? На этот вопрос у капитана не было ответа, а возникшие в его голове предположения представлялись настолько чудовищными, что он запретил себе даже думать о них.

Хорнблоуэр не стал распаковывать вещи, так как пока было не совсем ясно, сколько времени ему придется пользоваться гостеприимством лорда Нельсона. Марсден на сей счет высказался как-то неопределенно, поэтому капитан не исключал, что вечером придется уехать. Он решил вместо этого немного пройтись по свежему воздуху и спустился в холл, где застал графа Миранду, занятого раскуриванием толстой гаванской сигары.

– Я ждал вас, дон Горацио, – сказал вполголоса испанец, шагнув навстречу Хорнблоуэру. – На прогулку? Если не возражаете, я к вам присоединюсь.

Выйдя со двора, они зашагали по тропинке, огибающей поместье и ведущей к раскинувшейся поодаль деревушке. Граф некоторое время молчал, собираясь с мыслями и морща лоб.

– Позвольте мне предостеречь вас, друг мой, – заговорил он, наконец, – от неосторожных высказываний за столом, да и вообще… в присутствии этой женщины. М-р Марсден поручил мне предупредить вас, но я и сам слишком много знаю о ней, в том числе такого, что может быть не известно даже ему.