Текст книги "Дом там, где сердце"

Глава 25

Нил напрасно опасался зимних штормов – «Андромеда» уверенно продвигалась вперед и уже через четыре дня достигла берегов Шотландии.

Первые дни по приезде домой в Финтри Мюйрин проводила все время, ухаживая за отцом. Он сильно страдал после удара. Правая сторона у него была парализована, он не мог говорить. За ним нужно было ухаживать день и ночь, и Мюйрин беспрекословно выполняла все, что сказала ей медсестра.

Конечно, ее мать и сестра заметили, как сильно она изменилась. Мюйрин больше не была румяной, бодрой молодой девушкой, какой они в последний раз видели ее в день свадьбы. Она стала серьезной и рассудительной, с сильной волей и решительностью, отчего они начали ее даже побаиваться. Она стала худая, как гончая собака, и в два раза проницательнее.

Поначалу Мюйрин была уверена, что здоровье отца пойдет на поправку, и делала все возможное, чтобы облегчить его состояние и помочь ему поправиться. Она читала ему вслух и, хотя он мог только двигать глазами, была убеждена, что он ее понимает.

Нил и Филип всегда были у нее на подхвате. Филип особенно старался везде ее сопровождать, словно ищущий любви щенок, так что Мюйрин, озабоченная болезнью мистера Грехема, не могла не заметить его внимания к ней. Но поскольку он был для нее просто очень старым другом, она особенно не волновалась по этому поводу. Это лишь легкое восхищение, не более того, говорила она себе. Конечно, он ведь не думает, что она могла бы… Нет, мысль о том, чтобы выйти за Филипа, была слишком нелепой, и она с отвращением вздрогнула и молила Бога, чтобы оказалась права.

Несколько часов, которые Мюйрин удавалось посвятить себе, она проводила во сне или за написанием Локлейну длинных писем о поместье. Она старалась, чтобы ее письма были вежливыми и официальными, хотя ей хотелось излить душу и рассказать ему, как она по нему скучает. Но это было невозможно. Откуда ей знать, что он любит ее за то, какая она есть, а не за ее богатство? Ей вполне достаточно Августина с его неискренностью и предательством.

В один из дней, спустя около полумесяца после ее приезда, отцу вдруг стало хуже. У него участилось дыхание и изо рта пошла пена. Он какое-то время метался из стороны в сторону, а потом замер. Мюйрин держала его руку, пока она постепенно не стала холодеть.

Остальные члены семьи, устав от однообразного пребывания в четырех стенах, поехали в коляске на небольшую прогулку. Они вернулись через несколько часов, а она все еще с сухими глазами молча сидела рядом с остывшим телом.

– Все. Он умер, – прошептала она.

Ее сестра Элис сразу же потеряла сознание, и Нил унес ее в комнату. Ее седовласая мать с суровой надменностью подошла и поцеловала мистера Грехема в лоб, а затем взяла его за руку и села рядом, нежно ее поглаживая, а из ее глаз тихо капали слезы.

Мюйрин удивила реакция матери, поскольку она никогда не видела, чтобы ее родители проявляли свои чувства на людях. Неожиданно у нее сорвался с языка вопрос, который волновал ее с тех пор, как Августин так жестоко ее обманул.

– Ты любила отца?

Ее мать удивленно моргнула влажными от слез ресницами;

– Конечно, любила. Он был для меня всем. В нашем кругу брак по любви считается величайшей глупостью. Но я его действительно любила. Может быть, мы никогда этого не показывали. Он не был эмоциональным человеком. Но мы восхищались друг другом и испытывали глубокое взаимное уважение.

– Но разве проявления любви, объятия и поцелуи, так сказать, физический аспект брака, это не важно? – заливаясь краской, спросила она.

– Мюйрин, право же, я, по-моему, все объясняла тебе про мужчину и женщину! – раздраженно заметила мать.

– Нет, я не об этом. Я понимаю все в физическом плане. Я же в свое время много раз видела лошадей, помнишь? И я была замужем. Я хочу спросить, откуда ты знаешь, любит ли тебя человек на самом деле?

Ее мать нахмурилась, неожиданно встревоженная настойчивыми вопросами Мюйрин и ее странным выражением лица.

– Господи, да почему ты об этом спрашиваешь? Ведь вы же были счастливы с Августином?

Первым порывом Мюйрин было соврать. Пусть она выбрала и не лучшее время, но это был ее единственный шанс рассказать правду хоть одному человеку на земле. Тайна, которую она так долго хранила в себе, должна была наконец открыться.

– Он никогда не любил меня, мама, и я его тоже. Все это было игрой. Он притворялся восхищенным поклонником, чтобы прибрать к рукам все мое богатство. Он жестоко со мной обращался. Он вел себя беспутно, пил и транжирил деньги. Не прошло и десяти минут нашего свадебного путешествия в Ирландию, как я поняла, каков он на самом деле. Он всех нас водил за нос.

Ее мать изумленно уставилась на нее. Она всегда была очень строга к Мюйрин, считая ее слишком своевольной и упрямой, сорвиголовой, но сейчас ее любовь к дочери забила фонтан!

– Дитя мое, так ты поэтому такая худая и измученная, да? Потому что он с тобой жестоко обращался? – она села рядом с Мюйрин на низкую табуретку и слегка обняла ее.

Мюйрин покачала головой.

– Не совсем, хотя и из-за этого тоже. Поместье приходило в упадок, а я очень стыдилась своей глупости и боялась признать свою ошибку. Возможно, я только подтвердила это, оставшись в Ирландии, но людям в поместье я была нужна. Я не могла отвернуться от них. Теперь мы почти умираем из-за картофельного голода. И я больше не вижу выхода. Но дело не только в голоде. Кузен Августина, Кристофер, решил, что я должна выйти за него замуж, чтобы он мог прибрать к рукам поместье. А иначе он подаст на меня в суд как законный наследник. Боюсь, я все потеряю. И я не знаю, как это пережить, – наконец у нее из глаз покатились слезинки.

В миссис Грехем заговорило ущемленное чувство собственного достоинства от того, что ее дочь скрывала все от нее, но она тут же погасила обиду. Было очевидно, что дочь в тупике, если сейчас признаётся в том, что тщательно скрывала от своей семьи почти целый год. Она не спрашивала, почему Мюйрин так поступала, хотя ей хотелось услышать ответ. Вместо этого она спросила:

– Почему ты от меня это скрывала? Мы бы подумали, чем тебе помочь. Твой отец был бы рад узнать, что я так поступила.

Мюйрин подробно рассказала ей обо всем, что она сделала в Барнакилле, раз или два упомянув Локлейна как человека, играющего очень важную роль в ее жизни, и перечислив все ужасы голода. Она ничего не утаила, даже рассказала о своей жуткой поездке в Дублин и о своей сделке с дьяволом, как думала о ней Мюйрин в тех редких случаях, когда позволяла себе о ней вспоминать.

Вслед за злостью проснулись разочарование и смятение. Миссис Грехем хотелось, чтобы она могла повернуть время вспять, предложить дочери любую необходимую той поддержку, пока она не попала в столь скверное положение. Но в глубине души миссис Грехем осознавала, что и она, и ее муж настаивали бы на возвращении дочери домой. И никогда бы не поддержали тех действий, которые она предприняла в Барнакилле. Мюйрин закончила свою исповедь:

– Я знаю, как тебе, наверное, стыдно за меня, и ненавижу себя за всю эту ложь. Но разве у меня был выбор? Те люди умерли бы без моей поддержки. Они хорошие. Они заслуживают большего, чем сбежавшие землевладельцы, заинтересованные только в том, чтобы обобрать всех до копейки, а самим отдыхать на каком-нибудь курорте, пока их крестьяне перебиваются одной картошкой. Я знаю, что вы с папой никогда этого не одобряли, но и не извиняюсь за то, как решила прожить свою жизнь. Я только прошу прощения за то, что мне пришлось пойти на ложь. Я никогда не прощу себе этого, а если ты не простишь меня за то, что я сделала, то все равно. Я снова пойду на это ради спасения Барнакиллы.

Она встала, собираясь выйти, но мать схватила ее за руку и заставила снова сесть рядом.

– Мне жаль, что ничего не вышло, несмотря на все твои усилия, – вздохнула она, убирая выбившийся локон Мюйрин. – Может, пришло время вернуться домой? Признать, что ты ошиблась, и отдать поместье в распоряжение кому-нибудь другому?

Мюйрин смотрела на мать непонимающим взглядом.

– И ты задаешь мне такие вопросы после всего, что я тебе только что рассказала? Я не могу этого сделать, мама. Я люблю это место. Там мой дом. Я каждый день скучаю по нему. Здесь у меня ничего не осталось. Элис вышла замуж. Ты всегда уделяла ей больше внимания – нет, не отрицай этого. Она всегда была послушной дочерью, милой, образованной настолько, насколько это нужно для женщины. Я не виню тебя, мама, я просто констатирую факт. Я всегда тебя разочаровывала. И, ощутив такую свободу, не могу уже позволить, чтобы мне обрезали крылья. Я хочу свой ум, свой опыт посвятить делу. Замужество и светское общество хороши для таких женщин, как вы с Элис, но я хочу другого, мне нужно иное. И кроме того, конечно, дело и в Локлейне. Это не его мир. Он никогда в него не впишется. Я бы не могла этого от него требовать. Он слишком гордый, чтобы принимать подачки. Мы сделали все, что могли, чтобы обеспечить нормальную жизнь себе и жителям Барнакиллы. Я не могу от всего этого отказаться. По крайней мере сейчас, пока не попытаюсь всеми способами победить Кристофера и уберечь то, что мы с Локлейном построили.

– Но твой дом здесь. Твой отец оставил его своим двум дочерям. У меня будет свой дом – вдовья доля приданого, хоть я и подумывала о том, чтобы жить вместе с Элис и Нилом и чаще видеться с внуками. Ты же знаешь, она снова беременна. У тебя нет никакой необходимости возвращаться в Барнакиллу. Продай ее, и ты сможешь положить здесь начало новому поместью, и никто не будет тебе мешать. Твой дядя будет очень доволен. Они с мальчиками тоже думали перебраться к Элис и Нилу, чтобы помогать им, поскольку судоходство сейчас начинает расширяться, и ему нужен хороший управляющий, но…

– Но что я буду делать здесь, кроме того как дожидаться следующего охотника за богатством? – печально спросила Мюйрин.

Ее мать пожала плечами.

– Филип любит тебя. Он все это время был рядом с тобой, выполнял все, что необходимо.

– Но я не любила Августина и не люблю Филипа.

Ее мать продолжала поглаживать холодную руку покойного.

– Любовь, взаимоуважение, забота – хорошая основа для брака. Филип из нашего общества и того же воспитания.

– Но я не люблю Филипа. Сердце мое не выскакивает из груди, когда я его вижу, понимаешь?

Ее мать хотела было ответить отрицательно, но все же неохотно признала:

– Да, думаю, понимаю. Когда мне было шестнадцать лет, я повстречалась с одним человеком на балу. Это был мой первый выход. Это был самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, но не такой богатый, как я. Я не поверила ему, думала, что нужна ему только из-за денег. Мне все это твердили, и я, вместо того чтобы послушаться своего сердца, сделала так, как подсказывал так называемый здравый смысл, и сказала ему, что больше не хочу его видеть.

– О мама! Мне очень жаль.

– Мне тоже. Я разрушила его жизнь. Он очень страдал, потому что действительно любил меня. Эти объятия и поцелуи… У меня никогда не было ничего подобного. Но к тому времени, как я поняла, какую глупость сотворила, он был уже мертв. Он перестал думать о себе, умер оттого, что сердце его было разбито, как говорится. Я бы все на свете отдала, чтобы это исправить. Много времени прошло до тех пор, пока я начала думать о замужестве, – она вздохнула. – Поэтому пока я не говорю, что нужно поощрять ухаживания Филипа, но по крайней мере подумай о том, что он может тебе предложить.

– Но ты потеряла свою любовь. Так не позволишь ли ты мне найти свою? – требовательным тоном спросила Мюйрин. – Подумай, как тебе повезло, что с папой у тебя появился второй шанс. У меня теперь он тоже есть. И я решила им воспользоваться. Я люблю Локлейна, мама, я люблю его. Теперь я в этом уверена, хотя все произошло так неожиданно, что я долго не верила своим чувствам. Видишь ли, я влюбилась в него с того самого момента, как впервые увидела его на пристани, когда еще была замужем за Августином. С тех пор я говорила себе, что это невозможно, глупость. Но это не так. Ничего нет невозможного, когда искренне любишь. Я знаю, ты скажешь, что мы с ним как небо и земля, что он всего лишь управляющий, и к тому же незаконнорожденный. Но я его люблю. Это абсолютно ничего не меняет. Меня не волнует, что по этому поводу скажут люди. Какое это имеет значение, когда речь идет о счастье, о настоящей любви? Это редкий подарок. Теперь, когда я знаю, что такое быть по-настоящему любимой, я никогда от этого не откажусь, ни за что на свете. Даже если я потеряю поместье и оно достанется Кристоферу Колдвеллу, я найду способ, чтобы мы были вместе и поддержали жителей Барнакиллы. Но когда все это закончится, я сделаю все возможное, чтобы быть вместе с Локлейном. Он нужен мне как воздух, как пища. Прости, если я тебя шокировала или разочаровала, но ты сама хотела услышать правду. Ее мать подняла аккуратные седые брови.

– Нет, я не шокирована, хотя очень волнуюсь за тебя, дитя мое. Ведь проблемы в Ирландии могут быть непреодолимыми, даже если Кристофер Колдвелл не выиграет дело против тебя. Ты очень хорошая девушка, смелая, умная. Я горжусь, что ты многого достигла, хотя я, может быть, делала бы все не так. Но голод может положить всему конец. Невозможно бороться с природой.

– Есть вещи, которые можно исправить с помощью денег и доброй воли. Квакеры и другие религиозные организации устраивают бесплатные стрловые, собирая пожертвования. Богачам Ирландии просто нужно перестать скупиться и подумать немного о своих крестьянах, пока население страны не вымерло. А правительству следует прекратить экспорт продовольствия из Ирландии. Я знаю, они стремятся показать, что у нас положительное торговое сальдо. Мы с Локлейном недавно об этом говорили. Но дело в том, что всей этой кукурузой, пшеницей и овсом могли бы питаться наши люди. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить официальных лиц, что это неправильно. И еще мне понадобятся деньги, чтобы купить еду, чтобы сделать пожертвования.

– Они у тебя будут, Мюйрин, столько, сколько нужно. Ты права, благотворительность начинается со своего дома. Экспортировать продовольствие – просто грех.

Они сидели молча какое-то время, пока миссис Грехем не спросила:

– Если ты уже давно все обдумала, почему у тебя такой обеспокоенный вид?

– У меня есть одна проблема, которую нужно решить, но, думаю, ты уже ответила, внимательно выслушав и поняв меня. Не может быть любви без доверия. Возможно, это единственное, чего нам с Локлейном не хватает, хотя всего остального, что может быть между мужчиной и женщиной, у нас в достатке.

Она проигнорировала потрясенный взгляд матери и поднялась со стула.

– А теперь прошу простить меня за то, что отняла столько твоего времени своими проблемами и заботами, когда у тебя своих хватает. Мне нужно срочно написать письмо. А у вас с Нилом достаточно дел, связанных с похоронами. Я помогу вам позже, если ты позволишь, только напишу письмо Локлейну.

Мать поднялась и нежно обняла Мюйрин.

– Не упускай свой шанс, дорогая. Нил и Элис помогут тебе. Пора ей брать на себя хоть какие-то обязательства. Я боюсь и думать, что бы она делала без Нила. По крайней мере за тебя я не беспокоюсь. С Локлейном или без него, ты не пропадешь.

– Так ты не возражаешь против него, мама? Я могу сказать, что мы получили твое благословение? – с надеждой спросила Мюйрин.

Мать поцеловала ее.

– Целиком и полностью. Будь счастлива, дорогая. Твой отец, наверно, огорчился бы и был немного шокирован, но в конце концов сказал бы то же самое, я в этом уверена. Мы всегда любили тебя, хоть и были строги, потому что хотели уберечь тебя. Теперь я вижу, что нам это не удалось. Мы тебя не уберегли, когда это больше всего было тебе нужно.

Она всхлипнула. Мюйрин обняла ее.

– Пожалуйста, не вини себя. Я была глупой.

– Нет, нас всех обманули, но ты не пожалела себя и не обратилась за помощью к семье. Ты рассказала мне ужасные вещи, дитя, но я никогда еще так тобой не гордилась. И если этот Локлейн Роше на самом деле так хорош, как ты говоришь, он обязательно поймет и простит тебя, как это сделала я.

Мюйрин поцеловала мать в морщинистую щеку и вернулась в свою комнату, чтобы написать письмо Локлейну, рассказать ему все как есть, не упуская ни единой подробности, которая могла выставить ее не в лучшем свете. Теперь, когда она открылась своей матери, все уже казалось не так плохо. В первом письме она описала, какой у нее был брак, и даже рассказала о своей поездке в Дублин и обо всем, что там случилось. Единственным, что она опустила, была цепочка событий, которая привела к смерти Августина. Их ей все еще было тяжело вспоминать, и она собиралась рассказать о них, только когда он простит ей все остальное.

Во втором письме она обратилась к деловым вопросам, выслав ему чек на покрытие расходов, и сообщила, что вернется домой как только сможет.

В последующие три дня Мюйрин организовывала похороны и поминки, и много людей пришло с соболезнованиями. Все это время она не переставала думать о Локлейне, мечтая оказаться с ним дома. Филип повсюду ходил за ней, сопровождая ее из комнаты в комнату.

Мюйрин никому ничего не рассказывала, щадя свою семью. Она не хотела никого расстраивать, когда в доме траур. Более того, она не хотела сталкивать братьев Бьюкененов из-за своего будущего, пока она не поговорит с зятем о распределении собственности и всех владений в Финтри.

Наконец на четвертый день после смерти отца она решила поговорить с Нилом.

– Я хочу продать свою часть дома как можно скорее. Мне нужны деньги, чтобы вернуться в Ирландию и спасти Барнакиллу.

Нил вздохнул.

– Мюйрин, прошу тебя, подумай, прежде чем принимать поспешное решение. Все мы в последнее время очень переживали. Я не хочу, чтобы ты уезжала, когда у тебя здесь прекрасный дом. Я знаю, что Филип хотел с тобой поговорить, но, уважая твою скорбь по отцу, пока не сделал этого.

Нил хотел продолжить разговор о своем брате, она это знала. Она решительно остановила его.

– Не имеет значения, когда он сделает мне предложение. Я все равно скажу «нет». Я не люблю его. Он не мой мужчина. Теперь вся моя жизнь – это Барнакилла. Я должна вернуться. Я люблю Локлейна. Я люблю его так сильно, что мне больно, когда я разлучена с ним на час, не говоря уже о нескольких днях. Я не могу без него жить после всего, что произошло в последний год. Мы были друг для друга всем, понимаешь?

Нил неохотно ответил:

– Да, думаю, понимаю.

– Тогда, пожалуйста, перестань давать мне советы. Нил вздохнул и тяжело опустился на ступ.

– Я просто не могу отделаться от мысли, что он воспользуется своим положением. Я сделал несколько запросов, когда ты рассказала мне о судебном иске Кристофера Колдвелла на право владения поместьем. Ты знала о том, что Локлейн – незаконнорожденный сын хозяина?

– Я знаю, но мне плевать. Он любит меня такой, какая я есть, теперь я в этом уверена. Если бы это было не так, он бы не сделал так много за последние несколько месяцев – серьезных дел, когда он изо всех сил помогал мне, даже если считал, что я неправа, и маленьких сюрпризов, например, когда подарил мне щенка на день рождения. Он хороший человек, добрый и чуткий, свободный от предрассудков, предвзятости и ханжества. Я никогда не встречала человека с таким теплым сердцем, хотя у него мало причин быть добрым к людям, ничего для него не сделавшим, кроме того, что жестоко с ним обращались. Это Августин охотился за богатством, а не Локлейн. А теперь Кристофер хочет сделать то же самое: жениться на мне и прибрать Барнакиллу к рукам, в то время как его поместье приходит в полный упадок.

Нил смотрел на нее в изумлении.

– Ты хочешь сказать, что Августин женился на тебе только ради денег?

Мюйрин снова поймала себя на том, что проговорилась, раскрыв правду о своем ужасном браке, и сделала оговорку:

– Но ты должен пообещать, что не скажешь ни слова Элис, ни единого слова, слышишь? И Филипу тоже.

– Кто еще знает? – изумленно прошептал он.

– Только мама и ты. И Локлейн, когда получит мое письмо. Нил потер руками глаза, чувствуя, что вот-вот заплачет. Он был тронут ее словами. После всего, что пережила Мюйрин, она заслуживала право на счастье и настоящую любовь, и он решил, что должен помочь ей в этом.

– Когда ты мне первый раз написала, ты сообщила о тяжелом финансовом положении, но ни словом не упоминала о своем кошмарном замужестве. Я не знаю, как тебе удалось это пережить. Ну, а теперь расскажи мне еще раз все о Кристофере Колдвелле.

Она вздрогнула.

Он заметил ее реакцию и подбодрил:

– Давай же, мне ты можешь довериться. Я уверен, что по сравнению с тем, что ты уже выложила, это будут цветочки.

– Нет, это не так. Это хуже. Но это секрет не мой, а сестры Локлейна Циары.

– Даю тебе слово, дорогая, ничто из сказанного не выйдет из этой комнаты. Но ты должна с кем-то поделиться. Ты держала в себе все эти страхи и волнения, и это совершенно тебя измотало.

– Ну хорошо, я расскажу тебе все, что знаю о Кристофере, но если хоть одно слово дойдет до ушей Локлейна…

– Не дойдет, обещаю.

Она рассказала все, что ей поведала Циара, и описала зятю угрозы Кристофера.

– Но я этого не допущу, слышишь? Даже если он выиграет Дело, я выкуплю у него дом – не важно, сколько он за него запросит, – прежде чем у него появится возможность причинить вред людям, женщинам, такой, какой уже причинил Таре и Циаре. Они с Августином просто монстры. Я не могу поверить, что они с Локлейном и Циарой одной крови. Но я знаю, каков был Августин, пребывая в плохом настроении. Будет очень нелегко выкупить у Кристофера поместье, чтобы он убрался и больше никогда нас не беспокоил. Но я готова заплатить эту цену, если будет необходимо, чтобы он навсегда исчез из нашей жизни.

Нил поднялся со стула и стал вышагивать перед окном.

– Если бы ты рассказала мне о проблеме с мистером Колдвеллом раньше! У меня было бы больше времени поглубже вникнуть в этот вопрос. Я не знаю точно, когда начнется рассмотрение дела, но, думаю, у нас есть еще несколько недель. Скажи мне имя своего адвоката, и я посмотрю, что можно сделать.

– Нет, ты же и так занят, я не могу тебя об этом просить…

– Моя дорогая, я предлагаю тебе свою помощь сам. Не нужно меня просить. Но я с тобой согласен. Все это надо как-то решать. Чем скорее Кристофер уедет из Ирландии, чтобы никогда туда не возвращаться, тем будет лучше. И еще, нужно что-то сделать для тех двух женщин, которых он обидел. Предоставь все это мне.

– Но это моя проблема, Мой долг.

– Дорогая Мюйрин, тебе еще придется повоевать, когда ты вернешься в Барнакиллу и будешь бороться с голодом. Побереги силы, они тебе понадобятся. Я привел Августина в этот дом, представил его тебе, рекомендовал, не вникнув как следует в его дела. Я виню себя в том, что случилось. И никакой подлец вроде Кристофера не должен издеваться над невинными людьми.

– Но не отдавать же его под арест, чтобы открылась вся правда об?..

– Нет, но есть и другие способы, чтобы он заплатил за все, что натворил, – ответил Нил с легкой улыбкой.

Мюйрин позволила себе улыбнуться.

– Что у тебя на уме?

– Всему свое время, дорогая, всему свое время. Но сначала тебе надо вернуться в Барнакиллу.

Нил оказался для Мюйрин каменной стеной, за которой она надежно себя чувствовала, строя планы на будущее. Она продала все свое имущество по самым высоким ценам, которые смогла получить, оставив себе лишь скромные будничные платья и белье, а также несколько книг. Даже все ее драгоценности были переданы сестре, которая умоляла, чтобы она взяла с собой хотя бы одно колечко или брошку на память о семье и своей прежней жизни.

Но Мюйрин категорически отказалась:

– Я больше не хочу оглядываться, я хочу смотреть только вперед.

– Но все твои милые вещички!.. – воскликнула Элис, тихонько играя ее золотыми колечками.

– Это всего лишь вещи, Элис, а не люди. Что мне до платьев и драгоценностей, когда вокруг меня будет любовь?

– Одной любовью сыт не будешь, – ответила ей сестра с долей былого высокомерия.

Мюйрин улыбнулась Элис и покачала головой, не желая ссориться с сестрой теперь, когда та стала опорой для матери, после того как Нил ее хорошенько отругал.

– Лет через пять ты с детьми приедешь меня навестить и окажешься в лучшем поместье Ирландии, – заявила Мюйрин, прежде чем пойти упаковывать сумку.

Когда она окончательно решила возвратиться в Барнакиллу, чтобы спасти ее от голода, со всей Шотландии в полном составе собрались ее родственники, чтобы пожать ей руку, и обильно снабдили ее полезными для дома вещами – простыми, но практичными.

Мюйрин попыталась объяснить им, что у нее нет огромного дома, такого, каким они его себе представляли, но пожилая тетя Марта отмахнулась от всех ее возражений.

– Супружеской паре нужен дом. Скоро он у тебя появится, попомни мои слова.

– Но, тетя, разве кто-то говорил о замужестве? – растерянно спросила Мюйрин.

Ее тетя лишь молча потерла указательным пальцем кончик носа и удалилась.

Скоро все взволнованно обсуждали ее будущее – она будет владеть Барнакиллой, выйдет за человека, которого любит, и будет жить с ним счастливо до скончания дней своих – так, словно это было давно решено. Мюйрин не возражала, даже не отказывалась от щедрых подарков, которыми «Андромеда» быстро заполнилась от носа до кормы. Осталось только загрузить скот, да и то задержка была связана с тем, что Мюйрин протестовала против излишних даров, не желая забирать из Финтри всех четвероногих.

Слухи о предстоящем замужестве быстро дошли до Кристофера, у которого было несколько друзей из окружения Нила. Он был уверен, что, поскольку Мюйрин выходит замуж в Шотландии, он выиграет судебное дело. Но чтобы точно знать, что все получится, ему надо было полностью избавиться от влияния Локлейна. Он объездил соседние поместья со сплетней о скорой свадьбе Мюйрин так быстро, как только могли скакать его кони, и злорадно пожирал Локлейна глазами, сообщая ему новость.

– Почему бы тебе не уехать прямо сейчас, пока в тебе еще сохранились какие-то остатки гордости? Поместье все равно скоро станет моим, а ты тут же окажешься на улице, как нищий!

– Я обещал Мюйрин, что буду ждать ее, и я ее дождусь, – упрямо ответил Локлейн, хотя его охватила настоящая ярость. Как она может собираться замуж?

– Тебя здесь никто не хочет видеть, разве ты не понимаешь?

Локлейн резко повернулся к светловолосому мужчине, чтобы охладись свой пыл. Он сжимал и разжимал кулаки, моля Бога, чтобы ему хватило сил не задохнуться от гнева.

– Единственный, кого здесь не хотят видеть, Кристофер, – это ты! Неужели ты думаешь, что, даже если выиграешь, эти люди будут на тебя работать? Не будут! Они остались здесь, потому что верят в Мюйрин, они приехали сюда, чтобы поддержать ее. Даже если ты выиграешь, чем ты будешь платить им? Посмотри на бухгалтерские книги. Сколько ты должен уплатить всем этим людям, прежде чем сможешь уволить их или они сами захотят уехать! Они потребуют от тебя свои деньги, а я удостоверюсь, что ты отдал им все до последней копейки, даже если для этого придется годами таскать тебя по судам. В суде начнут дело о банкротстве, ты попадешь в долговую тюрьму. Я лично за этим прослежу!

Кристофер взбесился.

– Это невозможно. Вы ведь не платите крестьянам!

– А тут ты ошибаешься. Они не крестьяне! Они рабочие. Они часами работали именно на таких условиях, и после вычета стоимости пищи, стирки и ренты ты должен им эту сумму.

Кристофер уставился на него, придя в ужас от огромной суммы под длинным столбцом чисел.

– Но это невозможно!

– И не думай, что ближайшие соседи будут торговать с тобой шерстью и всем остальным так же, как с Мюйрин все эти месяцы. Им не нравится, что ты ее шантажируешь, угрожаешь все у нее отобрать, не нравится еще больше, чем мне! Во всей стране не найдется человека, который будет работать на такого, как ты, когда узнает о тебе всю правду. Тебя всегда считали развратником и ненадежным. Всем известно, в каком плачевном финансовом состоянии ты оказался! Никто никогда не предоставит тебе кредит! Это ты потерял все, Кристофер, даже если чиновники магистрата решат отдать тебе Барнакиллу!

Кристофер вспыхнул:

– Это все неправда! Ни единого слова правды!

– Все это записано здесь черным по белому. Прежде чем ты вздумаешь уничтожить книги, знай, что это только копии. Я отослал оригиналы адвокату Мюйрин в Дублин вместе с несколькими важными документами. – Но все это не опровергает слухов о скорой свадьбе Мюйрин. А значит, Мюйрин остается в Шотландии! – возразил Кристофер. – Ты сам это сказал, Кристофер. Это всего лишь слух, а не факт. Я не поверю ни единому слову, пока свофш глазами не увижу, что она вышла замуж, пока не увижу (свидетельство о браке и ее мужа. Мюйрин вернется домой, ко мне. В Барнакиллу. Она обещала, – сказал Локлейн с уверенностью, которую хотел бы чувствовать на самом деле.

– Так вот оно что, – зло покосился на него Кристофер. – Ты обманул бедняжку, и теперь она думает, что ты к ней неравнодушен, а сам хочешь прибрать к рукам всю ее собственность! Она ведь не дурочка. Скоро она это поймет.

– Что бы она обо мне ни думала, – вздохнул Локлейн, – она все равно вернется домой, в Барнакиллу.

Кристофер с отвращением фыркнул,

– Тогда она еще глупее тебя!

– Знаешь, я никогда не прощу тебя, Кристофер, за то, что ты за все эти годы сделал со мной и с моей сестрой. Но в результате ты сделал хуже только себе. Ты хотел сорвать джек-пот в виде Барнакиллы, после того как твое собственное поместье пришло в упадок. Теперь люди знают, каков ты на самом деле – развратный пьяница и транжира, нетерпимый ни к кому, кроме себя и без единой копейки в кармане. Что касается Тары, да, моя гордость была ущемлена, но в конце концов ты оказал мне oгромную услугу. Я никогда не любил Тару. И пяти минут я не провел в обществе Мюйрин, чтобы это понять. Я люблю Мюйрин. Она как воздух, как биение моего сердца. И, думаю, я ей тоже небезразличен. Не важно, сколько времени на это уйдет, но я собираюсь доказать свою любовь и провести остаток своих дней, стираясь сделать ее счастливой.

– Любовь! Да нет ничего такого. Люди просто используют друг друга, забирая все, что могут взять, а затем идут к следующему! – презрительно усмехнулся Кристофер, надевая шляпу и направляясь к двери конторы.

– Через год ты поймешь, что ошибался, – пообещал ему Локлейн и молча помолился Богу, чтобы тот услышал его.

Кристофер стремглав выскочил из конторы и сел в коляску, даже не оглянувшись, хотя Циара пыталась поймать его взгляд.

Когда он уехал, у нее не оставалось ни малейшего сомнения, что она видит его в последний раз. Она хотела потеребить старые раны, которые, как она слышала, разбередил ее брат, хотела сказать ему, что свободна от него. Хотя, в конце концов, ей уже все это было безразлично.