Текст книги "Дом там, где сердце"

Глава 22

На следующий день около полудня – в яркий снежный канун Рождества – она оделась в свое лучшее черное вельветовое платье и оседлала жеребца Брена. Она направилась к поместью Кристофера, расположенному южнее. Она была само очарование, и Кристофер приветствовал ее у дверей с крокодильей улыбкой на лице.

– Простите, я хотела попытаться исправить недоразумение, связанное со вчерашним вашим визитом.

Она заставила себя улыбнуться, когда он провел ее в холл, где на нее произвели впечатление высокие потолки и две величественные мраморные винтовые лестницы, ведущие наверх, на второй этаж.

– Впечатляет, дорогая моя, впечатляет, – он искоса поглядывал на нее, крепко подхватив под руку.

Мюйрин пришлось напрячься, призвав всю свою выдержку, чтобы не вырвать руку, когда Кристофер почти всю ее обслюнявил. Она нерешительно прошла с ним в гостиную, украшенную от пола до потолка изображениями обнаженных тел. Душа Мюйрин содрогнулась. Ей уже приходилось видеть такое «искусство». Такие картинки переполняли дом в Дублине. Мюйрин старалась не выдать себя, пытаясь не смотреть на омерзительные картинки, когда рассказывала обо всем, что случилось после смерти Августина.

Его голубые глаза, казалось, заглядывали ей прямо в душу, и в какой-то момент она заметила:

– Надеюсь, я не наскучила вам разговорами о своих маленьких нововведениях.

– Вовсе нет, даже наоборот. Меня очень интересует все, что происходит в поместье, – ответил он, и глаза его вспыхнули, хотя Мюйрин совершенно не поняла, что это означало. – Все, о чем вы мне рассказали, необычайно интересно. Я знаю, что ваш управляющий на это не согласится, но не могли бы вы провести для меня экскурсию по Барнакилле прямо сейчас, показать, как великолепно вы поработали?

– Да, конечно, – улыбнулась она, поразившись, как легко ей все удалось. Даже если оформление документов займет какое-то время, они с Локлейном все же смогут уехать в Финтри, если Кристофер в тот же день примет на себя управление Барнакиллой.

Мюйрин вновь оседлала коня. Она показала ему буквально каждый угол в поместье, объясняя все сельскохозяйственные схемы и принципы работы с лесоматериалом, упоминая факты и цифры, которые только усиливали впечатление от поместья, но ни словом не обмолвилась о неурожае картофеля.

В конце концов, она ведь не собирается продавать поместье по старой цене. Она хочет заключить сделку как можно более выгодную для себя и жителей Барнакиллы. Она даже может переписать журналы учета ренты, установить для жителей поместья более низкую ренту, легкомысленно размышляла она. Это было не совсем честно, но, если люди в Барнакилле помогли ей построить лучшую жизнь, кто об этом узнает?

Мюйрин показала все поместье, рассказала о принципе действия своих схем и привезла его в контору, чтобы угостить чаем.

Когда прошло какое-то время, и она спросила:

– Ну и как, не хотите ли вы купить поместье?

– Купить? – Кристофер вспыхнул, и лицо его стало бордовым. – Вовсе нет! Я не собираюсь его покупать! Я сам связан, закладной по рукам и ногам! Но думаю, что небольшое слияние будет как раз то, что надо, Мюйрин. Вы сотворили здесь чудо. Я знаю, это было нелегко, учитывая неурожай картофеля и все остальное, но здесь все очень неплохо организовано. Я с удовольствием бы включился в такую жизнь.

Она уставилась на него, чувствуя себя неловко:

– Какое еще слияние?

– Ну как, брак, конечно, – рассмеялся Кристофер, сверкнув острыми белыми зубами.

– Не смешите людей, я бы никогда…

– Да ладно вам, вы уже год как вдова. Ничто не помешает нам пожениться через несколько месяцев. Можно переехать жить ко мне. А потом мы уберем с нашей земли всех детей и стариков, и поместье станет приносить еще большую прибыль, когда мы избавимся от лишних растрат. Вы купите себе несколько новых платьев и будете служить украшением моего дома, а я сам займусь управлением нашей землей. И я бы не прочь послать этого ублюдка Локлейна куда подальше, хочу вам сказать. Он всегда был высокомерным щеголем.

Мюйрин в ужасе смотрела на него:

– Вы что – серьезно? Вы последний человек на свете, за которого я согласилась бы выйти замуж!

Кристофер угрожающе наклонился к ней, но не коснулся и пальцем.

– Тогда я не дам этому имению и шести месяцев. Что вы с Локлейном знаете об управлении поместьем?

– По-видимому, больше, чем вы, – ответила Мюйрин, высокомерно задрав подбородок. – Я не довела его до нищеты, как вы! Я начала практически с нуля и постепенно создала все это. Я не проматывала его и не выгоняла людей голодать на улицу! Если вы не в состоянии его купить, я найду другого покупателя. Такого, который не выгонит жителей, как только поместье перейдет в его руки. Вот так, если я вообще соберусь его продавать.

– Восхитительная речь, моя дорогая, – ответил Кристофер тоном, опровергающим его слова. – Но попробуйте хоть раз оценить все трезво, а? Никому не нужны все эти немощные старики и полуголодные дети! Пошлите их в работный дом, где им и место! Отпустите их, пока поместье не пошло ко дну.

– Я не могу этого сделать. Я дала им слово, что позабочусь о них, – твердо заявила Мюйрин, глядя на Кристофера так, словно он был воплощением самого дьявола, а тот развалился в кресле и рассуждал о судьбах десятков людей так, будто их смерть вовсе его не волновала.

– Но, Мюйрин, вы все еще мне не ответили, и этот разговор начинает утомлять. Так вы выйдете за меня?

Мюйрин только рассмеялась в ответ:

– Я же сказала, ничто в мире не заставит меня выйти за вас!

– Даже если это поможет сохранить Барнакиллу? – спокойно поинтересовался он.

– Что вы хотите этим сказать? Мне не обязательно ее продавать. У меня есть и другие варианты действий, чтобы дожить до весны, когда мы снова начнем сажать и сеять.

Кристофер небрежно покрутил в руках свою новую трость с золотым набалдашником.

– Я много наслышан об этом поместье с тех пор, как вернулся в Ирландию несколько недель назад. Я приехал сюда, чтобы убедиться, правду ли мне говорили. Теперь я вижу, что это так, и, более того, я думаю, настал момент сообщить вам настоящую причину моего приезда сюда.

– Настоящую причину?

– Как самый близкий кровный родственник Августина Колдвелла я имею законные права на эту собственность. Так что, если вы отказываетесь выходить за меня замуж, я затаскаю вас по судам и буду бороться до последнего, чтобы Барнакилла стала моей. Может, вы и вдова Августина, но ведь он не оставил завещание, правда? Это была маленькая недоработка с вашей стороны, не так ли, Мюйрин? Так что я заявлю о своих правах на поместье в течение двух дней. Следовательно, я даю вам два дня, чтобы вы подумали над моим предложением, а иначе я уведу поместье прямо у вас из-под носа.

Мюйрин вскочила и зашагала взад-вперед по комнате.

– Вы не посмеете! После всего, что здесь сделано! Может, вы и имеете право на землю и собственность, но, когда я только вступила во владение, оно было практически ничем. Оно было заложено, и банк уже собирался забрать его. Я продала все платья, все драгоценности, что у меня были, все свои свадебные подарки! С тех пор как я приехала сюда год назад, я тружусь как пчелка. И теперь вы говорите, что собираетесь его у меня отобрать!

Он откинулся на спинку стула.

– Давайте без истерик. Я уже предложил вам выйти за меня. Вы будете вести такую же жизнь, только теперь управлять поместьем буду я. Локлейн больше не будет вам нужен. А во всем остальном поместье будет таким, как и сейчас, и вскоре несколько наших здоровых сынишек продолжат род Колдвеллов.

Мюйрин пристально посмотрела на него.

– Эта вражда с Локлейном как-то связана с тем, что вы увели его невесту Тару, не правда ли?

– Этот ублюдок сказал вам, да? – слишком быстро ответил Кристофер, чтобы не пришлось признать свою вину.

Мюйрин посмотрела на него в упор.

– Нет, он о вас ни слова не сказал. Но с того самого момента, как я увидела вас, я поняла, что вы беспутный развратник, такой же, каким был Августин. Вот только я ошиблась, когда решила, что смогу использовать вас в своих целях, как вы используете всех в своих. Теперь, поскольку вы не представляете для меня никакого интереса, мистер Колдвелл, убирайтесь вон с моей земли, и не советую когда-нибудь появиться здесь снова.

Кристофер рассвирепел, готовый на все, лишь бы сломить дух этой женщины.

– Даю вам два дня, чтобы передумать. Затем я подписываю документы. Если вы скажете «нет» Мюйрин, я разберу Барнакиллу по кирпичику, если будет нужно, пока от нее ничего не останется. И все ваши ненаглядные крестьяне будут бездомными. Вы этого хотите?

Мюйрин открыла двери и указала ему на выход. – Вы меня не запугаете, мистер Колдвелл. Это мой дом. И меня отсюда не выгонит развратник вроде вас.

Кристофер самодовольно ухмыльнулся, проходя мимо нее.

– Смелые слова, девочка. Я еще заставлю тебя когда-нибудь их съесть. Ты об этом пожалеешь. У меня не будет угрызений совести, если я спущу с тебя шкуру, будь ты даже из знатного рода Грэхемов. Я не могу дожидаться, пока мы поженимся, дорогая.

Он внезапно схватил ее за талию и поцеловал в губы, грубо впиваясь зубами в нежную плоть.

Мюйрин почувствовав вкус крови. Она тщетно толкала его в грудь, намереваясь прекратить эту пытку, но Кристофер вцепился в нее, как осьминой и Мюйрин, призвав всю свою силу и решительность, прижала одной ногой заднюю часть его коленей и сильно толкнула его так, что Кристофер неуклюже растянулся на спине прямо в грязи.

Затем она вытерла губы тыльной стороной ладони и презрительно плюнула на него, пока он лежал, распростершись на земле. Она поспешно ушла прочь, оставив его наблюдать за ее уходом. Краем глаза она уловила какое-то движение, когда бежала к конюшням, чтобы, почистив лошадей, успокоить расшатанные нервы. О Господи, не хватало только, чтобы Локлейн увидел как Кристофер ее поцеловал. Но в конюшню за ней вошел не Локлейн. Это была Циара с пистолетом в руке.

Циара подняла руку и направила его прямо ей в голову.

У Мюйрин едва не подкосились ноги. На какой-то миг она безумно удивилась, не вернулись ли кошмары, чтобы мучить ее и тогда, когда она бодрствует. Потому что этого не могло быть на самом деле.

– Циара, что ты делаешь? – воскликнула Мюйрин. – Положи пистолет!

– Я не позволю вам это сделать! Я вам не позволю! – выкрикивала Циара, приближаясь к ней.

– Что сделать, Циара? Я не понимаю!

– Вы знаете, о чем я говорю! – твердила она, размахивая пистолетом в опасной близости от лица Мюйрин.

Мюйрин вздрогнула, вспомнив последний раз, когда ей пришлось смотреть прямо в дуло пистолета, и молилась, чтобы не упасть в обморок. Если это произойдет, можно считать, что она уже мертвая.

– Нет, Циара, я не знаю, о чем ты говоришь! – быстро сказала она. – Пожалуйста, положи пистолет и объясни мне все по порядку.

Циара смотрела на Мюйрин, и ее изумрудные глаза дико бегали из стороны в сторону. Локлейн предупреждал ее, что Циара неуравновешенная. Почему, черт возьми, она себя так повела? Откуда у Мюйрин такое странное чувство, что это как-то связано с Кристофером Колдвеллом?

Она вспомнила, когда еще Циара вела себя так странно. Кажется, дело в Кристофере Колдвелле. Его имя, его работа, его собака…

– Ну пожалуйста, Циара, поговори со мной! – умоляла Мюйрин. – Что бы тебя ни беспокоило так долго, всех остальных это тоже беспокоит. У Локлейна болит сердце за тебя оттого, что он не знает, почему ты так изменилась со времени его отъезда из Барнакиллы. Если я могу тебе помочь, пожалуйста, позволь мне это сделать. Но, убив меня, ты не решишь проблем в поместье. Одному Богу известно, что случится с Барнакиллой, если я умру.

– Кристофер Колдвелл хочет прибрать ее к рукам. Я убью его, а потом и себя, прежде чем позволю, чтобы его нога снова ступила на порог Барнакиллы! – прошипела Циара, и ее рука задрожала.

Глаза Мюйрин расширились от страха. Циара, может быть, и не хотела стрелять в нее, но так дрожала, что могла нечаянно выстрелить.

– За что ты так ненавидишь Кристофера?

При этих словах Мюйрин подтолкнула сжатую руку Циары вверх. Оружие, выскользнув, упало в кучу сена. Циара попыталась наброситься на нее с кулаками, но в этот момент в конюшню вбежали Локлейн и еще несколько мужчин.

Локлейн оттащил свою взбешенную сестру от Мюйрин.

– Что здесь, черт возьми, происходит? Вы в порядке? – спросил он Мюйрин, когда увидел ее мертвенно-бледное лицо.

– Со мной все нормально. У нас с Циарой была небольшая беседа, вот и все, – как можно спокойнее ответила Мюйрин.

– Ради Бога, о чем вы беседовали? Я слышал выстрел! – воскликнул Локлейн, нежно коснувшись ее волос и плеча, несмотря на присутствие посторонних.

– Оставьте нас одних, пожалуйста, Локлейн. Локлейн смотрел на нее, не веря своим ушам.

– Я не уйду! Я хочу знать, что здесь происходит!

– А я попросила оставить нас, мистер Роше. Или вы будете делать, что вам говорят, или ищите себе другую работу.

Она тут же пожалела о своих словах, когда увидела его полный недоумения взгляд. Но было уже поздно.

– Хорошо, миссис Колдвелл, я подчиняюсь вашему приказу, – сухо ответил Локлейн, глянув на нее так, что Мюйрин догадалась, какой ей предстоит с ним разговор, и, видимо, он будет не из легких.

Локлейн вышел вместе с остальными мужчинами, оставив Мюйрин наедине со своей сестрой. Мюйрин приблизилась к Циаре и неуверенно протянула ей руку.

– Пойдем в мою комнату, и ты расскажешь мне, в чем дело. Что бы с тобой ни случилось, для тебя одной эта ноша слишком тяжела.

Циара рухнула на пол конюшни и завопила:

– Я пыталась спасти вас и Барнакиллу! Если вы выйдете за Кристофера, это будет самая ужасная ошибка в вашей жизни!

Мюйрин опустилась на колени и обняла Циару за плечи.

– Я уже совершила ошибку, когда вышла за Августина, помнишь? Это был тот еще охотник за богатством.

Всхлипывания Циары потихоньку стихли, но ее так сильно трясло, что Мюйрин начала бояться, что она действительно психически больна. – Что такое? Что я не так сказала? – в отчаянии спросила Мюйрин, пытаясь наконец-то докопаться до истины.

– Я должна кому-то это рассказать. Только обещайте, что не скажете ни слова Локлейну, слышите, ни единого слова!

– Клянусь, Циара, я никогда не выдам вас. Но ведь все не может быть настолько плохо…

– Хуже, чем вы можете себе представить, Мюйрин. Умоляю вас, не выходите замуж за Кристофера, – просила она.

– Да почему вы вообще подумали, что я за него выйду?

– Я через окно слышала, что он сделал вам предложение. Он – зло, а зло порождает зло. А Августин… он был даже хуже. Как вы, должно быть, страдали, когда были его женой!

– Почему вы так говорите? – спросила Мюйрин, вдруг почувствовав неловкость.

– Потому что я знаю, какой он был на самом деле. Я знаю. Я знаю … И Кристофер не лучше, хотя он предпочитает женщин, а не молоденьких мальчиков. Вы нужны ему только из-за поместья и денег. Как он только ни измывался над женщинами в поместье все долгие годы! Настоящий извращенец! Он и с вами такое сделает. И с Барнакиллой. Он придет сюда, и все это повторится. Его нужно остановить. Вы не позволите ему! – она дико смотрела в глаза Мюйрин, затем схватила ее за плечи и принялась трясти.

У Мюйрин пересохло во рту, и она проглотила комок, подкатившийся к горлу. Внезапно сарай показался ей тесным и душным.

Она поднялась на ноги и резко сказала:

– Пожалуйста, Циара, идемте, мы не можем здесь оставаться. Кто-то снаружи может нас услышать или зайти в любой момент. Давайте прогуляемся. Это вас успокоит, и позже мы сможем поговорить.

Циара сквозь слезы согласилась. Мюйрин помогла ей подняться с пола.

Обхватив ее одной рукой за талию, она вывела сестру Локлейна на воздух. Та все так же дрожала, и Мюйрин накинула на нее свою шаль. Они пошли от аллеи к торфяному болоту, где их разговору не могли помешать.

– Думаю, лучше начать все с самого начала, – наконец вздохнула Циара.

– Так будет легче.

– Я была здесь домработницей несколько лет до отъезда Локлейна в Австралию. Именно в это время мы с Кристофером и познакомились. Это долгая история о том, как господин совратил служанку, хотя тогда, к моему огромному стыду, я на это согласилась. Кристофер льстил мне, был со мной любезен, покупал небольшие подарки. И обещал мне много-много всего, чего вовсе не собирался выполнять. Я была не единственной, хотя в то время оказалась слишком слепой, чтобы замечать это. У него были десятки женщин, одни не возражали, другие, наоборот, были не слишком податливы. Он брал их всех без разбора. Я ничего не замечала, потому что имела несчастье влюбиться в это ничтожество. Он использовал меня, как и остальных женщин, для удовлетворения каждой своей прихоти, любой развратной и отвратительной, – облегчила она сердце, и ее голос дрожал от волнения.

– Если все было так ужасно, почему вы не разорвали отношения?

Циара призналась:

– У меня есть одна черта характера, такая же, как у Локлейна, – гордость. Как говорится в одной старой пословице, чем выше взлетишь, тем больнее будет падать. Все говорили, что я незаконнорожденная дочь мистера Дугласа Колдвелла. Кристофер воспользовался моей гордостью, чтобы залезть ко мне в постель. Он намекнул, что мне достанется все состояние Колдвеллов, если я выйду за него замуж. Он говорил, что его кузены постоянно вступают в браки между собой. Он растянул наш роман на годы, каждый раз играя на моих надеждах и моей гордости, если я пыталась отказаться и порвать отношения.

Мюйрин была ошеломлена. Циара – незаконнорожденная дочь хозяина? Как же выстроилась вся эта цепочка событий? Но она не хотела прерывать рассказ Циары своими вопросами и дала ей продолжить.

– Я и пыталась закончить наши отношения, поверьте мне. Для меня еще существовали какие-то понятия чести и порядочности. Но он знал, как меня завоевать. Я сдавалась ему практически каждый раз, потому что любила его, даже зная, какое это ничтожество. А когда я отказывалась, он все равно брал меня и потом называл шлюхой за то, что я пустила его в свою постель. Это было ужасно, Мюйрин. Похоже, им движет какая-то потребность наказывать, бить, разлагать, совращать.

Женщины отличаются от мужчин, так и должно быть. Я чувствовала волнение, опасность, но наслаждение – никогда. Я принимала те знаки внимания, которые он мне оказывал, только потому, что думала, что он меня любит. Я думала, смогу его изменить. Я ждала того дня, когда он назначит дату нашей свадьбы, но он никогда не собирался на мне жениться. И все это время он наслаждался тем, как я деградировала, тем, что я была так в него влюблена, что сделала бы для него все. Буквально все.

– Могу себе представить, каково вам было, хотя, благодарю Бога, что мне не довелось этого пережить, – с содроганием сказала Мюйрин.

– Тогда можете считать, что вам повезло. Локлейн ведь любит вас, разве нет? Он бы никогда не…

Мюйрин удивленно подняла брови, собираясь возразить, мол, у них другие отношения, но затем лишь покачала головой.

– Нет, Локлейн нет, но в принципе это возможно, правда? – Она вздрогнула, вспомнив свою ужасную поездку в Дублин.

– Простите, мне не стоило упоминать ничего личного. Но я-то не дура. Он редко бывает дома ночью или по утрам. Я рада, что какое-то время вы были счастливы, но понимаю, что это не может длиться вечно. Тогда я, конечно, была дурочкой. Я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять и возместить тот вред, который я невольно нанесла, доверяя Кристоферу. Он меня использовал, и даже хуже – он использовал меня, чтобы подобраться к Таре, невесте Локлейна. Он говорил, что должен поручить ей что-то сшить. А потом я узнаю, что у них роман. Он даже хвастался этим, хотел, чтобы я посмотрела, – судорожно проговорила Циара.

Мюйрин покачала головой:

– О Господи!

– Тара тоже думала, что он на ней женится. Он врал ей так же, как мне и всем остальным. Я пыталась ее предупредить, но она не хотела слушать. Локлейн ни о чем не подозревал, а я не могла сказать ему. Я чувствовала себя виноватой в том, что была во всем этом замешана. Мы начали отдаляться друг от друга. Я оттолкнула его, когда все это только начиналось, и за это мне тоже ужасно стыдно. А потом Локлейн обручился с Тарой, хотя большую часть времени она, по-моему, обманывала его и оправдывалась, соблазняя его, только чтобы сказать: «Отстань!» И Локлейн, и я страдаем от одного и того же – от гордости, которая не позволяет нам легко показывать свои чувства. Я не могла с ним поговорить, предупредить его. Он бы никогда мне не поверил. А даже если бы и поверил, то не поблагодарил бы за это. Я боялась, что он выкинет какую-нибудь глупость. Как бы там ни было, Тара в конце концов удрала с Кристофером, по крайней мере, так это выглядело. Скорее, Кристофер уехал на континент, а она поспешила за ним. Конечно, для Кристофера это был шанс расквитаться с незаконнорожденным кузеном, которого он всегда ненавидел. Локлейн всегда был в сотню раз лучше, чем любой из рожденных в браке Колдвеллов. Жаль только, что отец официально так и не признал никого из нас. Но он хотел жить тихой жизнью, а его жена ненавидела все, что связано с нами. Августин тоже ненавидел Локлейна, завидовал ему. Вскоре он понял, что не сможет управлять поместьем без него. От этого он возненавидел Локлейна еще больше. Одному Богу известно, что могло бы случиться с Барнакиллой, если бы вы не приехали сюда. Что я могу сказать определенно – это то, что для нас был счастливый день, когда Августин Колдвелл вышиб себе мозги.

Мюйрин уже почти не слышала последних слов Циары, настолько она была ошеломлена. Локлейн – незаконнорожденный сын Дугласа Колдвелла? Августин был единоутробным братом Локлейна?

Но Циара продолжала свой рассказ, не обращая внимания на удивление Мюйрин.

– Я думаю, это сыграло главную роль в романе между ними, хотя, безусловно, Тара была очень красивой женщиной. И к тому же амбициозной. Я думаю, поначалу она стала заигрывать с Локлейном, потому что с ним здесь считались, потому что он такой умный и трудолюбивый. Она никогда не любила его. А еще я уверена, что она искренне верила в то, что старик упомянет его в завещании. На самом деле она только зря тратила время, потому что Дуглас Колдвелл был тогда уже довольно слаб. Но потом она сочла более перспективным женихом Кристофера.

– Создается впечатление, будто она собиралась заставить Локлейна страдать всю жизнь, – тихо заметила Мюйрин, пытаясь подавить чувство ревности и негодования. И эту женщину Локлейн не мог забыть почти четыре года? Он любил Тару, а ее не любит? – Радуйтесь, что ваш брат так легко отделался. В конце концов, зачем все ему рассказывать? Он бы искалечил или убил Кристофера и попал в тюрьму, а то и хуже, – вздохнула Мюйрин.

– Что ж, я потеряла его с тех пор, как он уехал в Австралию, пытаясь забыть все, что было с нами в Барнакилле. Однажды он сорвался и уехал, не сказав никому ни слова. Я не получала от него весточки несколько месяцев. Когда он наконец-то связался со мной, мне посчастливилось узнать его адрес. Многие рабочие в Австралии переезжают с места на место, берясь за любую работу, которую найдут. Локлейн нашел себе хорошую работу на скотном дворе, и, когда дела здесь пошли совсем плохо и все кредиторы стали дружно требовать расчета, я знала, куда писать.

Мюйрин молча обдумала все услышанное, глядя в серое небо над головой. Затем, когда подул пронизывающий ветер, она встала с камня, на котором сидела, и взяла Циару за руку, чтобы отвести ее обратно в теплую контору.

Пока они шли, она пыталась собрать свои путаные мысли.

– Но Локлейн говорил, что вы изменились с того времени, как он уехал. Простите, получается, будто мы сплетничали у вас за спиной, но на самом деле Локлейн очень за вас беспокоился и просил у меня совета как у женщины. Я надеялась, вы в свое время все ему расскажете, но…

Циару снова забила дрожь.

– Есть вещи, о которых невозможно говорить, – прошептала она.

Мюйрин какое-то время смотрела на Циару.

– Вы должны мне все рассказать. Мне необходимо знать всю правду. Дело ведь не только в том, что сделал вам Кристофер, и не в его романе с Тарой. Я видела, что происходит, когда вы слышите имя Августина или Кристофера. И вы сказали мне кое-что, свидетельствующее о том, что вы очень хорошо знали и Августина. Вы очень неодобрительно отзывались обо мне и о наших отношениях с Локлейном и сказали, что вам известно, что это за отношения. Так что прошу вас, Циара, расскажите мне все. Я хочу знать, могу ли чем-то вам помочь.

– Это было ужасно, – простонала Циара, снова падая в объятия Мюйрин.

Мюйрин почти несла ее обратно в контору, где наконец опустила Циару на стул. Мюйрин налила ей рюмку крепчайшего бренди Августина.

– Люди сказали бы, что я это заслужила! – закашлялась Циара, и слезы ручьем полились у нее из глаз.

Мюйрин твердо взяла ее за руку.

– Я не могу ручаться за других. Но, безусловно, ничем из того, что вы когда-либо могли сделать, вы не заслужили того, что сделал с вами Кристофер, или того, что могло сделать вас такой.

Она погладила растрепанные волосы Циары, убрала их с ее лица и своей натруженной рукой подняла руку Циары, дрожащей как осиновый лист.

– Я должна вам все рассказать, потому что если вы выйдете за Кристофера, то это будет катастрофа. Вы уже вышли за Августина. Слава Богу, что он не оставил вам сына! Я страшно боюсь опасности, которой вы с Локлейном подвергаетесь, будучи любовниками.

– Какой опасности? Что вы такое говорите!

– Около шести месяцев после того как Кристофер сбежал с Тарой, он вернулся в Ферману. Я все еще была здесь домработницей, хотя денег было так мало, что делать здесь было практически нечего. Тогда Августин решил устроить грандиозный карточный вечер, и Кристофер был в числе приглашенных. Кристофер спровоцировал Августина «попробовать меня», как он выразился, чтобы сравнить, кто ему больше нравится – женщины или мальчики. Они, конечно, были пьяны, но не настолько, чтобы не одолеть меня, – поведала она неистовым шепотом.

– О Господи, нет! Она кивнула.

– Кристофер относился к этому как к шутке. Он сказал Августину, что хорошо обучил меня искусству любви. Ему было даже плевать на то, что Августин был моим братом по отцу. Но вскоре стало еще хуже, поскольку я обнаружила, что у меня будет ребенок. – Циару снова начали душить слезы.

– Господи! Они не сделали вам больно?

– Сделали, но не то, что вы думаете. Это было ужасное осознание моего греха, а кроме этого, и физическая боль. Это был настоящий кошмар – инцест и такая ужасная беременность. Я чувствовала себя отвратительно от страха и потрясения. Жила в самом страшном кошмаре. Я боялась, что скажут люди. Я даже обратилась к Кристоферу за помощью. Единственное, что я от него получила, – это мешочек монет, словно я была нищенкой с улицы, и предупреждение держать язык за зубами. Еще более ужасными, чем то, как со мной обращались, были роды. Я наивно предполагала, что ребенок от Кристофера и что я смогу как-то это доказать. И что, может быть, увидев ребенка, он передумает и наконец-то решит позаботиться о нем и признать его своим. Мы с Локлейном прекрасно знаем, что такое вырасти без отцовской любви. Я не хотела, чтобы то же самое пережил и мой ребенок. Но после такой ужасной беременности родился малыш, и все пошло еще хуже, чем я могла себе представить.

Мюйрин нахмурилась.

– Не пойму. Вы хотите сказать, что у вас были тяжелые роды?

Циара кивнула и тут же добавила зловещим шепотом:

– Ребенок родился, и то был дьявол, Мюйрин, сущий дьявол! Кривой, скрюченный.

Глаза Мюйрин расширились.

– Господи, Циара, что вы говорите?

– Ребенок был страшным и мерзким, на него было противно смотреть. Зло порождает зло, разве вы не понимаете? А мы тоже из этого рода! Мы все родственники. Что, если это передается в нашей семье по наследству? Что, если у вас будет ребенок от Локлейна, и он будет такой же– искривленный, злой?.. – Циара вздрогнула, зажав руками рот, чтобы сдержать всхлипывания.

Страх охватил Мюйрин. Она положила руку Циаре на плечо и попыталась хоть как-то успокоить ее.

– Я понимаю, должно быть, это было ужасно для вас, но давайте постараемся успокоиться, ладно? Прежде всего, будьте уверены как в том, что завтра взойдет солнце, так и в том, что вы с Локлейном не злые люди. Может, вы, Роше, горды и надменны, но уж никак не злы. И все же вы не договорили, Циара. Что случилось с ребенком?

– Его маленькая жизнь потихоньку угасала. После того как перерезали пупок, он не прекращал кровоточить, хотя что мы только ни пробовали. Так много крови для такого маленького ребенка, – простонала она, потирая руки об колени.

Мюйрин обняла рыдающую Циару и попыталась подобрать какие-то успокаивающие слова.

Наконец, убедившись, что Циара способна слушать, она мягко заметила:

– Вы с Кристофером кузены, а Августин ваш брат по отцу. Не удивительно, что ребенок, рожденный от такого союза, родился с нарушениями. Церковные указы, запрещающие браки между близкими родственниками, для того и созданы, чтобы предотвратить подобные ситуации. Я уверена, что несчастный ребенок не имел никакого отношения к злу, это результат близкого родства между вами. Я хочу сказать, что если в вашей семье ничего подобного раньше не случалось, то не стоит волноваться о ребенке, который когда-нибудь может у меня родиться. И в моей семье тоже никогда не было такого ребенка, как вы описали, клянусь!

– Я пыталась найти такие же объяснения, как и вы, Мюйрин, я правда пыталась, но я боюсь. Разве вы не видите, никто из нас ни в чем не может быть уверен. Вот почему вы не можете выйти за Кристофера и не можете иметь ребенка от Локлейна. И вот почему я никогда не рискну еще раз родить ребенка! – убеждала Циара.

Мюйрин поднялась и на миг выглянула из окна маленькой конторы, прежде чем повернуться к Циаре.

– Пожалуйста, послушайте меня. Я понимаю, что все, через что вы прошли, было просто ужасно, но вся жизнь – это и есть риск. Мы не можем отказаться жить только потому, что жить опасно. Мы не можем не стремиться к счастью только потому, что счастье может закончиться. Я люблю Локлейна и готова рискнуть иметь от него ребенка. Для меня прекратить сейчас наши отношения только из-за того, что вы мне рассказали, – это все равно что лишиться правой руки.

– Но иметь такого ребенка!.. Это же убьет вас! И Локлейна убьет!

– Нет, не убьет. Локлейн будет убит горем, это правда, так же, как и я, но нелепо жертвовать из-за этого нашим счастьем сейчас или тем счастьем, которое у нас может длиться столько, сколько мы будем любить друг друга.

– Может, вы все-таки передумаете? Мюйрин тяжело опустилась на стул.

– Я и так все время слишком рискую. И рано или поздно я забеременею. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы заводить ребенка, при таком состоянии дел в Барнакилле. Так что, если это вас успокоит, обещаю, что буду избегать близости с Локлейном, придумывать оправдания, а может, даже переселюсь к вам и буду жить с вами в одной комнате, если вы позволите, чтобы он ничего не заподозрил. Но как только я увижу свет в конце тоннеля, я хочу, чтобы вы рассказали ему правду, – твердо добавила Мюйрин.