Текст книги "Жестокий ангел"

На обратном пути на виллу Крессида все думала о том, что сказал Стефано. Он говорил о честности, но она все же не решалась быть честной и откровенной с ним, считая, что в этом случае откроет свои чувства, которые были гораздо сильнее любви Стефано. Но раз она согласилась остаться, то какой смысл сражаться с ним? Гораздо лучше (она была в этом уверена) начать эту странную супружескую жизнь с открытым сердцем. Стефано будет хорошим отцом, она знала это наверняка. Случались и куда более странные вещи. Ребенок, несомненно, сделает их узы более крепкими.

У входа на виллу Стефано спросил:

– Итак, мы будем ужинать сегодня вместе?

Это был каверзный вопрос. Ее согласие будет означать очень многое, гораздо больше, чем просто принятие его приглашения поужинать.

– Да, Стефано, вместе.

Он одобрительно кивнул:

– Хорошо. И, пожалуйста, подумай о том, что я тебе сказал.

«Я уже это сделала, – думала Крессида, идя легкой походкой к себе в комнату и с волнением предвкушая очарование предстоящего вечера. – Сегодня вечером… – думала она, стоя под душем, – сегодня они начнут все сначала. Она сделает все, что в ее силах, чтобы ребенок объединил их (появление ребенка очень часто способствует этому). Наивны ее мысли или справедливы?»

С огромной тщательностью она причесывалась, выбирала туалет и наконец решила надеть шелковое платье бледно-лимонного цвета. Быстрым движением застегнув боковую молнию, она сделала шаг назад, чтобы посмотреть на себя в полный рост в большом зеркале. И в этот момент увидела свое побледневшее лицо. Почувствовав знакомую острую боль внизу живота, Крессида схватилась рукой за туалетный столик.

– Ну вот, видишь, – Крессида говорила спокойным, ровным голосом, – не надо было строить никаких планов. Ложная тревога. Я думаю, сказалось нервное напряжение, поэтому и возникла задержка. Все обошлось. Хорошо, да? – весело спросила она, в душе надеясь на его отрицательный ответ.

– Хорошо? – переспросил он, стоя к ней спиной. – Конечно, – сказал он тихо.

Одно слово. Всего одно слово, но у Стефано теперь не было причины произнести его. «Останься».

«Держись, – говорила Крессида сама себе. – Еще немного, а потом можешь плакать, сколько захочешь».

– Теперь мне нет смысла здесь оставаться.

– Конечно, – снова повторил он.

– Мне нужно возвращаться в Лондон, начинать искать работу…

– Крессида. – Он повернулся, и впервые с того момента, когда она сказала ему, что ребенка не будет, их взгляды встретились. – Ты… сожалеешь? – Он разглядывал ее лицо. – О ребенке?

Если она вынуждена уйти, то сделать это следует с достоинством. Зачем посвящать Стефано в то, что разрывало ее сердце и душу?

– Думаю, все к лучшему, – спокойно ответила она, вспоминая рыдание, вырвавшееся из горла, когда она увидела первую каплю крови.

– Понятно. – Он сказал это с холодным равнодушием, как если бы кто-то сообщил ему о том, что дождик перестал.

Лицо его не выражало никаких эмоций. Совсем никаких. И в этом был весь Стефано, непонятный, загадочный. Нужно оставить его, пока у нее еще есть на это силы.

– Мне бы хотелось уехать как можно скорее.

Воцарилось долгое молчание, но, когда он заговорил, она вновь услышала его удивительно безразличный голос:

– Первое, что я сделаю завтра утром, – это договорюсь о самолете…

– Не надо, Стефано. Мне не нужен личный самолет. – Пробыть рядом с ним еще несколько часов, заставляя себя притворяться, что ее это не волнует? – Я бы хотела полететь домой самым обычным рейсом. Одна.

– Как хочешь, – коротко ответил он. – Я сейчас же займусь этим. – Он повернулся и вышел из комнаты.

Она не смогла ужинать и удалилась к себе. Всю ночь, которая показалась Крессиде бесконечной, она пыталась представить свое будущее, в котором больше не будет Стефано.

Наступило утро. Крессида быстро оделась. В столовой, где стол был накрыт к завтраку, она встретила Розу, бледную и в необычно подавленном настроении. Крессида закусила губу, с трудом сохраняя самообладание. Отказавшись от хлеба и фруктов, она налила себе большую чашку крепкого черного кофе.

– Стефано уже позавтракал?

Роза покачала головой.

– Ни вы, ни он не голодны сегодня утром, – сказала она с некоторой обидой.

– А где он сейчас?

– Синьор ушел очень рано. Не сказал куда.

– Но сегодня утром я улетаю в Англию.

Роза кивнула:

– Да, синьора. Он сказал мне. Он оставил вам билет в своем кабинете и сказал, что водитель заберет вас в одиннадцать часов.

Крессида поставила чашку и посмотрела на Розу, не веря своим ушам.

– Значит, он не вернется, чтобы попрощаться?

Роза смущенно смотрела на нее.

– Нет, синьора, – тихо ответила она.

Так вот как много она для него значит! Ушел, даже не попрощавшись. Она нашла свой билет на письменном столе Стефано. Он лежал на пустом столе, словно насмехаясь над ней. Ни записки, абсолютно ничего. Крессида почувствовала, как глаза ее наполнились слезами. «Держись, – сказала она себе. – Держись до возвращения в Англию».

Весь этот кошмар ей надо было пережить. Попрощавшись с Розой, не скрывавшей своего разочарования, Крессида села в машину, и по мере того, как они все дальше и дальше удалялись от виллы, ее сердце сильнее сжималось оттого, что Стефано даже не соблаговолил попрощаться с ней.

В римском аэропорту, как всегда суетном, Крессида быстро прошла регистрацию. Она посмотрела на часы: надо где-то убить еще около часа, но сидеть в зале, ожидая посадки на самолет, изводя себя мыслями о Стефано, было невыносимо. Крессида решила пройтись по маленьким магазинчикам и просто посмотреть на выставленные образцы, не собираясь ничего покупать.

Но первым магазином, в который она зашла, оказался бутик детской одежды. Она взяла в руки одно из невероятно крошечных платьиц и поднесла его к свету. Каково было бы ее будущее со Стефано, если бы она была беременна? На глаза навернулись слезы, и она, спотыкаясь, вышла из магазина.

– Вам плохо, синьора? – Продавец с беспокойством посмотрел на Крессиду.

– Нет, нет, извините, – поспешила ответить она.

Выйдя из магазина, она смахнула слезы и вдруг услышала какой-то шум.

– Радость моя, ты можешь смотреть, но дотрагиваться нельзя, – говорила явно американка.

Крессида тут же вспомнила этот голос. Она в испуге подняла глаза и увидела Эбони, подружку Стефано, фотомодель. Она шла навстречу Крессиде, отмахиваясь, как от мухи, от небольшого мужчины, который торопливой походкой шел рядом с ней.

Крессида, подобно кролику, ослепленному фарами, замерла на месте, глядя на эту потрясающую женщину. На ней был черный кожаный костюм, черные сапоги и черное кожаное сомбреро. Ни один мужчина не удержался, чтобы не посмотреть ей вслед.

И вдруг Крессида осознала ужасную правду. Эбони здесь, в Риме. Уж не Стефано ли позаботился о ее возвращении, когда его экс-жена была на пути в Англию? Она содрогнулась, ей стало нехорошо. Ни дня, потраченного впустую: распрощавшись с прошлым, он тут же начинает новую жизнь.

Крессиде совершенно не хотелось встречаться с Эбони, видеть триумф на ее лице, ее все понимающие темно-шоколадные глаза. Это лишь увеличило бы степень ее унижения, ее утраты. Крессида уже почти отвернулась, когда услышала около себя голос с американским акцентом. Его обладательница смотрела на нее с нескрываемым удивлением и говорила нараспев:

– Ну и ну! Кого же я вижу? Привет, Кэтрин!

– Крессида, – поправила ее Крессида.

Красивые миндалевидные глаза с любопытством рассматривали ее выцветшие джинсы и свитер.

– Итак, – продолжала Эбони, растягивая слова, – у нас трогательное примирение.

Крессида слегка качнулась. У них примирение. Не хватает, чтобы Эбони принялась посвящать ее в подробности, как они со Стефано вновь соединились после этой ложной тревоги…

Но темноволосая модель взяла Крессиду за руку, будто чувствуя, что Крессида близка к срыву, и внимательно посмотрела на бледное как полотно лицо Крессиды.

– Эй, – пробормотала она, – где Стефано?

Крессида собралась с силами и отдернула свою руку. Не забывать о собственном достоинстве!

– Не имею представления, – холодно ответила она.

– Разве он тебя не встречает?

Она говорила это с удивительной легкостью.

– Нет. Я возвращаюсь в Англию.

– Понятно. – Эбони сощурила глаза. – Снова убегаешь.

– Это не твое…

– Послушай-ка, принцесса, – Эбони покачала головой, – не говори мне, что это не мое дело. Мне кажется, нам стоит откровенно объясниться. Хочешь кое-что узнать? Для Стефано я могла бы сделать все что угодно. Абсолютно все. Я с ума сходила по этому парню. Он мог бы взять меня или любую женщину, какую бы только захотел… вот так! – Она щелкнула пальцами. – Запросто! Но он этого не сделал. И знаешь почему?

– Не думаю, что я…

Эбони наклонилась вперед, и ее шелковистые черные волосы рассыпались по плечам.

– Он все еще любит тебя, дуреха!

Крессида смотрела на Эбони, не веря ей.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Неужели? По правде говоря, ты не заслуживаешь такого мужчины, как Стефано, дорогуша. Если бы меня полюбил такой мужчина и мы могли бы поменяться с тобой местами… С ума можно сойти!

– Стефано не любит меня, – мрачно сказала Крессида.

– О, прекрати. Этот парень так в тебя влюблен, что не может больше ни о чем думать. Ты знаешь, конечно, об этом, да? – Эбони смотрела на Крессиду.

– Ты ошибаешься.

И вдруг Эбони улыбнулась, будто в ответ на понравившуюся ей шутку.

– Ну что ж, можешь не верить мне на слово, голубушка! Появился тот, кто подтвердит мои слова и кому ты можешь верить! – Ее взгляд был устремлен через плечо Крессиды.

– Крессида, – послышался тихий глубокий голос.

Она повернулась, как в замедленном кадре, не веря, что это не во сне. Нет, все это было наяву. Перед ней стоял Стефано. Взгляд его пронизывал ее насквозь.

– Но… – Она запнулась.

– Эбони… милая! Не исчезай ты снова, ради всего святого! В конце концов, ведь у меня билеты! – Загорелый американец, блондин ростом в шесть футов и шесть дюймов, быстро подошел к Эбони и уверенно взял ее за кожаный рукав.

Эбони взглянула на него. В эту минуту она была похожа на ребенка, проснувшегося в рождественское утро.

– Привет, Клинтон, – улыбнулась она ему и широко раскрыла глаза. – Я знала, ты найдешь меня. – Она просунула свою руку под локоть Клинтона. – Пойдем, мой сладкий, этой парочке нужно кое-что выяснить. – И она подтолкнула Клинтона, который, казалось, был в растерянности. Когда они проходили мимо Крессиды, Эбони нагнулась и прошептала ей на ухо: – Честно говоря, мне никогда по-настоящему не нравился этот тип мужчины. Темный, угрюмый! – И Эбони исчезла.

Они стояли, глядя друг на друга, не слыша шума аэропорта. Ее заворожил его напряженный взгляд. Она боялась, что хрупкие мечты, зародившиеся от слов Эбони, вот-вот разобьются.

– Почему ты здесь? – прошептала она.

– Потому что я не могу отпустить тебя. Во второй раз! Я сделаю все, чтобы заставить тебя остаться. Чего бы мне это ни стоило!

Крессида чувствовала, что на них обращают внимание, но ей было все равно.

– Зачем? – Все ее будущее зависит сейчас от его ответа.

– Потому что я люблю тебя, – сказал он очень тихо. – Я люблю тебя, Крессида. Никогда прежде я не любил женщину так сильно. И думаю, что не полюблю. Помоги мне, Господи!

И Крессида разрыдалась.

– Крессида! – Стефано прижал ее к своей груди и поцеловал в макушку. Ей не хотелось покидать теплые объятия этих крепких рук. – Cara! Cara mia, пожалуйста, не плачь. – Он взял ее за подбородок и приподнял голову. – Послушай меня, – с волнением говорил он. – Я был самым большим дураком на свете. – Он смотрел на нее. – Когда я получил то чертово письмо от твоего адвоката, я понял, что уже слишком поздно. Из-за моей дурацкой гордости я так долго не предпринимал никаких шагов. – Его глаза сверкали. – И я понял, что мне нужно увидеть тебя снова, поэтому убедил спонсоров спектакля передать его мне. Ничто не изменилось. Абсолютно. Я люблю тебя, как и прежде. Но я понял, что должен действовать осторожно, если хочу иметь хоть какой-нибудь шанс после того, как я вел себя с тобой. – Он вздохнул. – Мне хотелось рассказать тебе, что я чувствовал, увидев тебя вновь. Но я боялся, что ты не станешь меня слушать. О Боже! Как было тяжело. Когда я увидел тебя в объятиях Адриана, даже на сцене, мне казалось, что я сейчас разнесу весь этот театр своими собственными руками. Но я изо всех сил старался сдерживаться. Я разыгрывал хладнокровие и равнодушие до самого последнего вечера. Бог свидетель, мне не хотелось рисковать и сделать так, чтобы ты забеременела, но в каком-то смысле судьба сыграла мне на руку. У меня появилась возможность привезти тебя сюда, ко мне.

– Но сегодня утром ты отпустил меня! – Она посмотрела на него и увидела в его темных глазах откровенную боль.

– Я был в шоке. В отчаянии. Мне так хотелось ребенка. Я молил о нем. Сегодня рано утром я ушел из дому и все ходил и ходил, пока не пришел в себя. Я понял, что не могу тебя отпустить. Еще раз – это невозможно! Я должен сказать тебе о своих чувствах. Как сильно я тебя люблю.

Крессида опустила голову ему на грудь.

– Почему же ты мне этого не говорил? – спросила она, уткнувшись в его рубашку. – За все время, пока я здесь, ты ни разу не произнес слово «любовь».

– Любовь? – Он посмотрел на нее грустными глазами. – В прошлом мы говорили только о любви, больше ни о чем. Произносить слова любви очень легко, но на этот раз я решил доказать тебе свою любовь. Возможно, в один прекрасный день ты снова полюбишь меня. И, cara mia, так и будет. Чего бы мне это ни стоило… Я заставлю тебя любить меня.

На губах Крессиды появилась слабая улыбка.

– Но ведь я люблю тебя, Стефано, – сказала она, и спокойный тон не мог скрыть ее волнения. – Я всегда любила тебя.

В темных глазах сверкнул огонь.

– Не шути со мной, Крессида. Не сейчас. Я этого не вынесу.

Его уязвимость удивила ее.

– Я люблю тебя, – повторила она.

Довольно долго Стефано смотрел на нее, вглядываясь в зеленые глаза, пытаясь убедиться, что она говорит правду. Вдруг он схватил ее, прижал к себе и начал целовать с такой жадностью и пылом, что голова у Крессиды закружилась.

Казалось, прошло много времени, когда он снова посмотрел на нее.

– О, cara, – шептал он, – где же мы ошиблись?

Она подняла на него глаза и попыталась объяснить:

– Ты был таким сильным, таким важным, таким властным. А я, мне казалось, потеряла почву под ногами. Я думала, что все нас осуждают, когда мы приезжали сюда по уик-эндам. Твоя семья, прислуга. Мне казалось, они недоумевали по поводу твоей женитьбы на молодой иностранке, не отвечавшей их требованиям. А ты только крепче сжимал губы. Поэтому работа для меня стала неким убежищем. Она вернула мне чувство собственного достоинства, которое, как мне казалось, я потеряла. А ты негодовал по этому поводу. Вот почему… вот почему, когда ты предложил мне сделать выбор между моею работой и тобой… – Голос ее затих.

Стефано кивнул.

– Я знаю. Ты оказалась в ужасном положении. А тут еще гордость, никто не хотел уступать. Столько недоразумений.

– Поездки в Италию страшили меня больше всего, – призналась Крессида. – Мне казалось, ты стыдишься меня. Ты всегда старался увести меня пораньше с вечеринок, стоило мне заговорить по-итальянски.

– О Боже! Ты знаешь, почему я это делал? Мне было ненавистно отношение к тебе окружающих.

– Нам следовало бы об этом поговорить.

– Но я не привык много говорить. Меня воспитали быть сильным, быть опорой семье. Поэтому мне казалось, что я должен быть опорой и тебе. – Он нежно ей улыбнулся. – Помнишь тот ужин в Лондоне после разлуки?

Она кивнула – они ужинали вместе с Дэвидом.

– Мы сидели в ресторане, и ты обратилась к официанту по-итальянски. Я был потрясен. Я думал, что после всего пережитого здесь, в Италии, тебе захочется забыть этот язык.

– Никогда, – покачала головой Крессида.

Он нагнулся и шепнул ей на ухо:

– Я люблю тебя, Крессида, ты знаешь? Любил и буду любить. Мы еще поговорим. И больше никаких секретов. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась она.

Голос ее надломился от переполнявших ее чувств. Стефано нежно поднес ее ладонь к своим губам.

Неделю спустя она проснулась в его постели. Лунный свет растекался по измятым простыням. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Стефано ласкал рукой шею Крессиды и, когда она повернулась к нему, улыбнулся.

– Ну, как, было «приятно»? – спросил он.

Она сладостно потянулась.

– Можно было бы придумать куда более подходящее слово, чем «приятно», – сказала она.

– Этим словом ты определила ночь, проведенную нами у тебя дома, cara mia. – Его рука опустилась вниз, и он коснулся шелковистой кожи ее груди.

– Тогда мне казалось, ты безразличен ко мне, – тихо произнесла она. – Нечто похожее я подумала и в то утро, когда собиралась уезжать, и тебя при этом не было.

– Сумасшедшая, – буркнул он, и лицо его стало серьезным. – Я не мог видеть, как ты уезжаешь. Мне казалось, это конец всем моим мечтам о примирении. Я думал, тебе не терпелось уехать.

– А мне казалось, что тебе хочется, чтобы я уехала, так как вопрос о моей беременности отпал и никакого ребенка не будет.

Он наклонил голову и поцеловал ее в губы.

– Кстати, о детях, – прошептал он и остановился, увидев в ее глазах возражение. – Да, ты, моя красавица Крессида, можешь выбирать, где мы будем жить, какую няню тебе хотелось бы иметь для ребенка. Я хочу облегчить тебе жизнь настолько, насколько смогу, чтобы у тебя была возможность продолжить свою карьеру.

– Я хочу ребенка, но, пожалуй, через год или два. Прежде я хочу насладиться твоей близостью. – Она положила голову ему на грудь. – А что касается нянь, то увидим, когда придет время. Может быть, я сама год или два побуду с нашим малышом, чтобы узнать его получше. – Ее зеленые глаза сверкали от удовольствия, но вдруг в них появился вопрос.

– Что?

Это был явно мучительный вопрос для нее.

– Ничего…

– Никаких секретов, – напомнил он ей и наклонился, чтобы поцеловать ей плечо.

Она закусила губу.

– А Эбони?

Веселые искорки засверкали в его глазах.

– Ах, Эбони… Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что между нами ничего не было, что я никогда не занимался с ней любовью…

– Нет, перестань! – Лицо Крессиды загорелось от ревности, и она хотела было отвернуться, но он остановил ее, повернул на спину, и она оказалась под ним.

– Но это правда, cara, – тихо сказал он. Она посмотрела ему в глаза и поняла, что Стефано не врет. – Мне хотелось возбудить в себе желание обладать Эбони, но я не смог. Каждый раз, когда я смотрел на какую-нибудь женщину, я видел только тебя. Мы были с ней просто хорошими друзьями, вот и все. Эбони – внимательный слушатель.

– Потому что…

Он кивнул.

– Она слушала, потому что была влюблена в меня, – сказал он нежно. – Когда я это понял, мы перестали встречаться.

– Мне она нравится, – сказала неожиданно Крессида, понимая, что это именно так. – Я… о, Стефано…

Он уже не гладил ее грудь, а ласкал розовый сосок. Когда же Стефано дотронулся до него губами, Крессида изогнулась от блаженства.

Он поднял свою темную голову и улыбнулся. Рука его мучительно медленно скользила по ее обнаженному бедру.

– Что такое, cara mia? – прошептал он. – Что случилось?

Ей хотелось сказать ему, как сильно она его любит, но слова вдруг потеряли значение. Она отдала себя во власть его поцелуя. Ее тело было гораздо выразительнее любых слов. Оно говорило Стефано обо всем, что он хотел знать.