Текст книги "Дети Богов и Воинов"

– Ответь же, Фоула.

– Хранители учат нас, что секрет могущества Луга – в крови Туата Де Дананн.

Сестра кивнула:

– И все же он решил использовать дары во благо. Как думаешь почему? Потому что уродился добрым или потому что смертные родители хорошо его воспитали?

– В наших летописях говорится, что его приемная мать слыла очень доброй женщиной.

– Но у него был и приемный отец – смертный мужчина. – Роунат вздохнула. – У всех есть и хорошие и плохие черты, Фоула. Не все смертные – злодеи, и не все Потомки лишены изъянов. Уверена, что повстречай я фомора, то и у него нашла бы добродетели.

– Даже не начинай, – содрогнулась я. – Фоморы были воплощением зла.

Роунат взяла мою руку в свою.

– Я просто пытаюсь объяснить, что в смертных, которых ты повстречаешь на пути, будут и добро и зло. Они не животные. Не верь тому, что твердят Томас и Совет.

– Тогда чему же мне верить?

– Что смертные достойны спасения. Что им нужно помогать стремиться к миру, а не следить за ними на расстоянии. Наше могущество угасает. Однажды в Ирландии не останется ни одного Потомка. Мы должны не прятаться, а помогать этой стране и ее жителям.

Я крепко прижала Броккана к груди.

– Сейчас не время для таких разговоров, Роунат. У меня уже нет сил.

Сестра протянула мне нож и постучала лезвием о толстую ткань моего шерстяного платья.

– Если ты правда веришь, что все смертные мужчины – злодеи, убей моего сына прямо сейчас.

Я оттолкнула ее руку:

– Прекрати.

– Нет! – рявкнула она. – Если все смертные мужчины – злодеи, то и мой сын станет одним из них, когда вырастет. Лучше уж убить его прямо сейчас, правда?

– Я не думаю, что все мужчины – злодеи.

– Томас удерживал Ифу в крепости под замком, хотя ей безумно хотелось посмотреть мир. Почему ты позволила ему это?

Перед глазами мелькнул знакомый образ: Ифа и Роунат бегут к лесу. Я стряхнула наваждение.

– За пределами крепости ее ждали опасности.

– А если это не так? Если бы ты могла позволить Ифе жить среди смертных и знать, что она не пострадает?

– Я желала этого больше всего на свете, – ответила я дрогнувшим голосом.

– Тогда сделай шаг к такому будущему. Когда доберешься до Манстера, не просто следи за Брианом Бору, а поговори с ним. Убеди его заключить мир с верховным королем Шехналлом. Докажи Томасу, что это возможно.

Глаза Роунат горели. Она действительно верила в это, но думала ли она о последствиях? Если Совет узнает, что я вмешалась в дела смертных и нарушила Новое соглашение, я лишусь либо дара, либо жизни. Имеет ли это значение? Когда умерла Ифа, часть меня погибла вместе с ней, и теперь мне ничего не стоит пожертвовать собой ради Броккана. Тем не менее сестра желала невозможного. Найти порядочного мужчину, который воспитает Броккана, непросто, но возможно. Заставить целое королевство отказаться от войн… Такое никому не под силу.

– Понимаю, почему ты хочешь этого, Роунат, но я не могу помочь. Только не сейчас. Нельзя нарушать наши законы. Нужно в первую очередь думать о безопасности Броккана.

Роунат ослабила хватку на рукояти ножа.

– Броккан окажется в безопасности, когда короли заживут мирно.

Я молча смотрела на нее и не находила нужных слов. Я не желала ссориться с сестрой накануне расставания, но и лгать ей тоже не могла.

Роунат вздохнула и разжала пальцы, позволяя ножу выскользнуть на пол. Она медленно подняла сына на руки и передала мне.

– Вам пора идти, пока совсем не стемнело.

Мы с сестрой подошли к берегу, и она помогла мне забраться в лодку с Брокканом на руках. Сначала Роунат поцеловала в щеку меня, а потом – сына.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему на ухо.

– Я ведь верю, что это возможно, – тихо молвила я. – Верю, что смертные могут исправиться и жить в мире.

– Нет, не веришь. Не всем сердцем. Еще не время. Но однажды обязательно поверишь. – Она улыбнулась. – Я люблю тебя, Фоула.

– И я тебя люблю.

Я помахала рукой и опустила весла в воду. Мы с сестрой не сводили друг с друга глаз, пока между нами не встала завеса тумана. Роунат исчезла за белесой дымкой, окутавшей ее с ног до головы, и я понимала, что в следующий раз увижу сестру лишь спустя много лет.

Ирландское море, 996 год

Гормлат

Тонкая полоска суши на горизонте росла на глазах. Я с трудом, но уже различала густые зеленые заросли дубового Торова леса и бурые пятна построек на месте дублинского рынка и жилых домов. Я две недели ждала, когда вновь ступлю на ирландскую землю, но сердце колотилось не из-за этого. Меня волновало не возвращение в Дублин, я гадала, кто меня встретит. Король Ситрик или король Ивар? Сын или враг?

После свадьбы Гиты я каждый день молилась, чтобы Фальк добрался до Ирландии благодаря осеннему затишью на море и помог Ситрику свергнуть Ивара. Я не желала, чтобы в самом начале нашего союза Олаф увидел, что мы не способны даже освободить город от узурпатора. Теперь же, когда до Дублина оставалось всего ничего, меня одолевали и другие тревоги.

– Олаф, я так хочу поскорее показать тебе, где я выросла, – сказала Гита, которая тоже внезапно обнаружила, что мы почти добрались до дома.

Я оглянулась на молодоженов. Гита широко улыбалась мужу, поглаживая его руку, а тот стоял с беспечным видом, прислонившись к мачте спиной. Что же, этого и следовало ожидать. Ему не важно, кто правит в Дублине – Олафа все равно ждет теплый прием. Никто не обратил бы внимания, что он женат на сводной сестре Ситрика: по крайней мере, такую защиту замужество женщинам давало. Нас передавали из рук в руки. Теперь Гита носит фамилию Трюггвасон и принадлежит новому мужу. Ивар поприветствует ее и поцелует в щеку, даже если на его руках еще не высохла кровь Ситрика.

На корабле чуть побольше я расхаживала бы по палубе взад-вперед. Вместо этого я довольствовалась тем, что наматывала прядь волос на палец и вновь разматывала ее. Намотала: а вдруг Ситрик проиграл сражение? Размотала: а вдруг престол занял Харальд? Намотала: а вдруг Фальк предал моего сына? В голове крутились самые разные мысли обо всем, что могло пойти не так при освобождении Дублина, и мне стоило огромных усилий не закричать в голос.

– Гормлат? – Пухлая детская ручка дернула меня за рукав.

– Да, Арни?

– У тебя волосы выпадают.

Опустив взгляд, я увидела возле ног собственные черные пряди. Проклятие. Я так сильно тянула себя за кудри, что вырывала волосы с корнем. Подняв руку, я смогла нащупать несколько проплешин на голове.

– Тревожишься, Гормлат? – ухмыльнулся Олаф, в открытую глядя на упавшие пряди.

– Разве не все матери тревожатся за сыновей?

Олаф и его воины расхохотались. Их противный смех разнесся по всей лодке, застрял в складках паруса и наконец исчез в открытом море.

– Смейся, сколько хочешь, – рявкнула я, – но я-то знаю, что и твоя мать переживала за твою сохранность. Чтобы защитить тебя, когда ты был маленьким, она сбежала в Киев, рискуя собственной жизнью. Ты хоть знаешь, что с ней случилось, когда она угодила в лапы работорговцам?

Смех мгновенно затих. Щеки Олафа покраснели, и он устремил на меня ледяной взгляд голубых глаз. Все десять его пальцев вздрогнули и потянулись к рукояти секиры.

– Гормлат! – в ужасе воскликнула Гита. – Зачем ты говоришь такие вещи?

Быстро же она встала на его сторону. Я нахмурилась, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Я говорю о них потому, что твоему мужу не помешало бы вспомнить, что стоит на кону. Я сделаю все ради сына – точно так же, как его мать сделала бы все для него. Не вижу в этом ничего смешного.

Повернувшись к ним спиной, я устремила взгляд на приближающийся лонгфорт. Мне безразличны все, кроме Ситрика. Прищурившись, я увидела, как на берегу суетятся люди, но разглядеть их лица пока не выходило. Рослого Ситрика с его длинной, заплетенной в косу бородой заметить издалека было бы несложно, и я внимательно изучала гавань в надежде увидеть сына.

– Вон папин корабль! – закричала Фрейя, показывая пальцем.

Проследив за ее рукой, я убедилась, что в гавани действительно стоит корабль Фалька. На мгновение мое сердце замерло. Значит, Фальк все же добрался до Дублина – но привез ли он с собой Ситрика и его воинов?

– Фрейя, Арни, – позвала я. – Подойдите ближе. Я пообещала папе следить за вами. Не хватало еще потерять вас в порту.

Дети послушались, и мы вместе стояли у борта, пока корабль шел к берегу. Я продолжала разглядывать дорогу, ведущую к лонгфорту из королевских чертогов, и по-прежнему нигде не видела Ситрика. Когда мы пришвартовались, на причале тут и там замелькали знакомые лица, но сотни других людей я видела впервые.

– Папа! – закричал Арни.

Фальк, узнавший сына в толпе, припустил нам навстречу из дальней части порта. Ситрика с ним не было. Незаметно опустив руку в сумку, я нащупала тонкий клинок, спрятанный в подкладке. Крепко держа Арни за руку, я встала за его спиной.

– Подожди, хороший мой. Смотри, сколько здесь народу. Пусть твой папа сам к нам придет.

Дети то подпрыгивали на месте, то вставали на цыпочки, чтобы не упускать из виду Фалька, который прокладывал к нам дорогу, распихивая торговцев. Но где же Ситрик? Меня бросило в жар. Фальк предал его. Точно, предал. Этот ублюдок рискнул жизнью собственных детей, убедив себя, что мне не хватит духу причинить им вред. Я крепче сжала рукоять кинжала и вынула его из подкладки. Прижав Арни к бедру, я обхватила его так, чтобы он не мог пошевелиться.

– Ну хватит, – захныкал он, брыкаясь и вырываясь. – Мне не видно.

Я прихватила его еще сильнее, по-прежнему пряча руку, сжимающую кинжал.

– Прости, Арни, – прошептала я. – Твой папа…

– Мама!

Мой взгляд метнулся в сторону королевских чертогов, и я увидела, как сияющий Ситрик машет мне со ступеней. На нем красовались новая шелковая туника и мантия Глуниарна из медвежьей шкуры.

– Твой папа просил меня за тобой присмотреть, – закончила я и выпустила Арни из мертвой хватки. Бросив нож на дно сумки, я вынула руку и весело добавила: – Смотрите, а вот и он. Бегите скорее к нему.

Дети устремились в объятия отца, а я пронеслась мимо, не дожидаясь Олафа с Гитой, и направилась прямиком в чертоги.

Ситрик сбежал по ступеням мне навстречу, оставив за спиной Харальда, обнимавшего жену Фриггу. Рядом стояли и смеялись шесть их дочерей и маленький сын. Они не обратили внимания, что к городской гавани приближаются десять кораблей викингов. Впрочем, пусть в семье Харальда никому не досталось мозгов, я все равно была рада их видеть. Получается, Харальд не препятствовал восхождению младшего брата на престол.

– Ситрик! – Я ринулась в его объятия. – Я знала, что вы победите.

Сын обхватил меня обеими руками, улыбаясь во весь рот. Неужели он вырос с тех пор, как мы расстались? Да, мне не показалось: его тело стало сильнее и крепче, а борода – еще длиннее.

– Ну конечно же, мы победили. Ивар рыдал как девчонка, когда понял, что лишился города.

– Где же он сейчас?

– Отправился зализывать раны в Уотерфорд. Само собой, уже отправил гонца к верховному королю Шехналлу. – Ситрик взглянул на корабли, вошедшие в гавань. – Десять? Очень хорошо.

– Теперь Шехналл не посмеет на нас напасть, – усмехнулась я.

Ситрик смотрел на море, пока последний корабль не причалил к лонгфорту.

– Сколько он пробудет в Дублине?

– Две зимы.

– Тогда нам предстоит немало работы. – Он указал на городские стены. – Нужно восстановить и укрепить их, особенно с южной стороны.

Я кивнула. Заметив, что к нам идут Олаф и Гита, я понизила голос.

– Поговорим об этом завтра. Олаф умен и честолюбив. Не сболтни ему ничего лишнего.

Сын хитро подмигнул мне и отправился встречать гостей. Гита подбежала к младшему брату и заключила его в нежные объятия, а Ситрик осыпал ее изысканными комплиментами.

Я с удовольствием отметила, что Олафу пришлось поднять голову, чтобы вглядеться в лицо моего сына. Впрочем, приветствия быстро ему наскучили, и он принялся рассматривать город. Особенное внимание он уделил рынку, которому не было равных ни в Англии, ни в Норвегии. В конце концов взгляд Олафа остановился на мне. Его щеки побледнели от холода, а в его глазах, как и во время нашей беседы на корабле, стоял лед.

Я едва заметно улыбнулась Олафу, и он сдержанно кивнул в ответ. Перемирие? Недобрые слова, сказанные в сердцах, могли повлечь серьезные последствия. Я знала, что однажды мне придется перед ним извиниться. Неважно, неважно. Я вернулась домой.

Повернувшись, я зашла в чертоги и направилась к себе. Ситрик уже занял комнату отца, а соседние покои приготовили для Гиты и Олафа, поэтому я открыла дверь в третью по величине спальню.

На кровати лежала обнаженная до пояса девушка. Ее стройное изящное тело обрамляли длинные кудрявые рыжие волосы.

– Вон.

– Но король Ситрик приказал ждать его здесь, – промямлила девица, прикрывая груди туникой.

Я устало вздохнула:

– Если ты – его шлюха, он сам тебя позовет, когда понадобишься, и поверь, сейчас ему не до того. – Я взмахнула руками. – Ступай.

Девица убежала, а я плюхнулась на освобожденную кровать, наслаждаясь плотными шерстяными одеялами и шелковыми простынями. Вот и все, чего я всегда желала: вернуться в Дублин, где правит мой сын. Я прикрыла глаза и впервые за долгие годы погрузилась в глубокий спокойный сон.

По случаю нашего прибытия закатили великолепный пир. Подавали говядину, копченую скумбрию, тунца, медовый хлеб и все овощи, которые только были на свете. Я приказала постараться произвести впечатление на Олафа, чтобы тот боялся дублинских воинов и восхищался могуществом города, и Фальк запомнил это. Он не забыл пригласить ирландских принцесс, вышедших замуж за викингов: более того, усадил их куда ближе к королевскому столу, чем обычно. Мы словно показывали Олафу, что наши семьи уже породнились с местными, а в жилах наших потомков будет течь ирландская королевская кровь. Мы зарабатывали на торговле целые состояния, и ему позволят стать частью этого мира, но не завладеть им единолично.

Ситрик ухмылялся и лапал рыжеволосую рабыню, которой на ум не приходило ничего интереснее вопросов, не хочет ли он еще рыбы или эля. Олаф смотрел по сторонам: взгляд его был заинтересованным, но не хищным. Иногда он заводил разговор с Гитой, притворяясь обходительным мужем, или улыбался своим воинам, когда те находили забавным какой-то ирландский обычай.

– Как тебе Дублин, Олаф? – спросила я после пира. – Ирландцы и викинги неплохо уживаются вместе, не правда ли?

Олаф потрогал серебряный крестик, висящий на шее.

– Пожалуй, что да, когда не пытаются друг друга поубивать.

– Такого уже почти не случается. – Я отпила из кубка. – Все давно заключили союзы, повыходили друг за друга замуж и проложили торговые пути. Иисус призывает нас к миру, и мы не смеем ослушаться.

Олаф кивнул:

– Мирная жизнь действительно идет вашему острову. Как и богатство.

– Понравился наш рынок?

Он сдержанно кивнул:

– Он больше, чем я ожидал.

– Сейчас он тихий, ведь уже почти зима. А вот весной и летом там не протолкнуться. Нам обязательно нужно заключить как можно больше торговых соглашений между Дублином и Вендландом.

– Об этом я и сам догадался, – отрывисто бросил Олаф.

Он заерзал на краю сиденья, словно ожидая, что в зале вот-вот начнется потасовка. Гита туповато улыбнулась мужу и предложила ему еще вина.

– Нет, любовь моя, – ответил Олаф. – Может, лучше поищешь мне эля с медом?

Гита хихикнула, радуясь возможности оказаться полезной.

– Схожу в погреб Ситрика за самым лучшим бочонком. Я-то знаю, где они спрятаны.

Она убежала с искренней улыбкой, делающей ее еще прелестнее обычного. Олаф постучал пальцами по столу и перевел взгляд на своих воинов, которые что-то обсуждали возле очага. Я набрала в грудь воздуха.

– Прости меня за сказанное о твоей матери.

Олаф пожал плечами:

– Ты волновалась из-за сына. Я понимаю.

– Это меня не оправдывает. Я же знаю, ты делаешь все возможное, чтобы вернуть земли, принадлежащие тебе по праву. Мать бы очень тобой гордилась.

Он сжал крестик с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Знаешь, я ведь разыскал ее. Те работорговцы ее не убили.

– Я не знала…

– Никто этого не знает. Когда нас поймали работорговцы, они изнасиловали мать на глазах у меня и отчима, и для всех, кроме меня, эта история тем и закончилась. Но я вырос, покинул Киев, разузнал, куда ее продали работорговцы, и поехал туда. Оказалось, что ее насильно держали в публичном доме, где она и умерла через три года.

– Мне жаль, что ты не успел ее спасти.

Олаф сжал крест еще сильнее.

– Мне тоже. – Теперь его голос звучал тише. – Я убил владельцев публичного дома и всех, кто когда-либо приходил к ней. И не жалею об этом.

Он бросил на меня странный взгляд, а затем поднял кружку и постучал ею о мою. Мы осушили их до дна, не сводя друг с друга глаз. Да, мы определенно заключили перемирие, но мне следует быть настороже. В честолюбии высокий и бледный Олаф может потягаться с любым ирландским королем, если и вовсе не затмит их. На мгновение я вспомнила о предупреждениях Фалька. Вдруг я ошиблась, пригласив его в Дублин? Сигурд Толстый прослыл куда более опасным человеком, но сейчас я понимала, что управлять им намного проще.

Кто-то громогласно подул в рог, перекрывая голоса в тронном зале, и разговоры мгновенно затихли. Воины Олафа принялись озираться в поисках нарушителя спокойствия.

Ситрик поднялся:

– Этот звук означает, что к нам явился верховный король Шехналл. Он привел войско, чтобы отобрать наше золото.

Гости заулюлюкали, зашипели и затопали.

– Но я – не какой-то Ивар из Уотерфорда!

Толпа зашлась возгласами одобрения, и кружки поднялись над головами.

– Кто я? – воскликнул мой сын, стуча кулаком по столу.

– Ситрик! – завопила толпа в ответ.

– А кто мой отец?

– Амлаф Рыжий!

Ситрик усмехнулся:

– Так давайте покажем верховному королю, с кем он связался! – Он достал кошелек и вытряхнул золотые монеты. Они зазвенели и покатились по полу, отражая яркий свет очага. – Золото Дублина – наше! И оно останется здесь!

Толпа разразилась воплями. Воины и воительницы – не то пьяные, не то охваченные жаждой крови – поднялись из-за столов и потянулись к городским стенам.

Пока Олаф собирал своих воинов, я подбежала к сыну.

– Ты знал, что Шехналл направляется сюда? – спросила я шепотом.

– Да.

– Почему же никому не сказал?

– Чтобы у Олафа появилась возможность ускользнуть? Ну уж нет.

На меня произвело впечатление, что сын прислушался к моим словам. Мы вместе вышли из чертогов на холодный ночной воздух. Запахло дымом, и я догадалась, что воины Шехналла подожгли поля вокруг городских стен.

– Как ты собираешься поступить? – спросила я.

– Поговорю с верховным королем лицом к лицу.

– Нет. – Я потянула сына за руку. – Лучше отправь меня. Шехналл убьет тебя, если представится возможность, а меня не тронет.

Ситрик покачал головой:

– Мама, ты не можешь защищать меня вечно.

– В последний раз, родной. – Я взглянула на идущего к нам Олафа. – Теперь на твоей стороне его войско. Преимущество за тобой. Послав меня на переговоры, ты не покажешься слабым. Более того, это Шехналлу придется стыдиться того, что отступил перед женщиной.

Ситрик поджал губы. Воспользовавшись тем, что он не пресек мою идею в зародыше, я перешла в наступление.

– Какие условия ты собираешься ему предложить?

Сын сплюнул на землю и откашлялся:

– Я поклялся воинам, что не стану платить эрек. Никаких других условий у меня нет. Пусть убирается подобру-поздорову, пока дают.

– Так я и передам.

Я забралась на одну из лошадей, подготовленных стражниками Ситрика, и направилась к городским воротам – шагом, чтобы посмотреть на Олафа. Его воины выстроили собственную стену щитов слева от дублинцев. Они выглядели более опасными и дисциплинированными, чем бойцы Ситрика. Когда я проезжала мимо, Олаф подошел, взял мою лошадь под уздцы и повел к воротам.

– И почему на переговоры всегда посылают тебя? – спросил он. – Неужели все ирландцы вмиг теряют рассудок при виде красивой женщины?

– Видишь ли, меня связывают родственные узы почти со всеми королевскими семьями острова. Ситрик – мой сын, ты – мой зять. Глуниарн, предыдущий король Дублина, приходился мне приемным сыном, а верховный король Шехналл – тот самый, что ждет нас за стеной с двумя тысячами воинов, – сводный брат Глуниарна. Кровосмешение здесь в почете, Олаф. Держи это в уме.

Олаф сдержанно рассмеялся:

– Да уж, я начинаю это понимать.

Он отпустил уздцы, и лошадь прошла через огромные ворота, которые открыли специально ради меня. На смену деревянным лачугам быстро пришли широкие зеленые поля, но мне недолго довелось любоваться этой идиллией. В трехстах футах от города ждал верховный король, возглавляющий могучее войско. В передних рядах стояла конница – принцы, их сыновья, племянники и двоюродные братья. Позади замерла пехота.

Я улыбнулась: мой план сработал. Шехналл привел бы куда больше солдат, знай он, что в Дублин приплыл Олаф с тысячей отборных воинов.

Я покрепче взялась за поводья и заставила лошадь, желающую помчаться в галоп, перейти на спокойный шаг. Верховный король восседал на своем скакуне со спокойствием корабля, что замер посреди моря во время штиля. Впрочем, я знала Шехналла достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: изнутри его распирает дикая ярость. Богатство и власть значат для него очень многое, он думает и мечтает лишь о том, как их удержать. Я же собираюсь спалить эти мечты дотла.

Остановившись в шаге от него, я склонила голову.

– Представляете, верховный король Шехналл, сижу я на пиру и вдруг чувствую, как в чертогах невыносимо завоняло дерьмом. – Наморщив нос, я оглядела передние ряды его войска. – Вы привели две тысячи человек, но, судя по вони, воины из них так себе.

– И тебе добрый вечер, Гормлат.

Шехналл хмуро оглядел меня с головы до пят. Его седеющие волосы ниспадали до плеч, но борода оставалась черной, а тело – подтянутым. В седле король выглядел величественно.

– Уж не заблудились ли вы? – улыбнулась я.

Верховный король не ответил на эти насмешки. Впрочем, ему всегда недоставало чувства юмора.

– Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь, Гормлат. Я прибыл собрать эрек. Ситрик обязан уважать лежащий на Дублине оброк, иначе он осквернит память покойного брата.

– Это чем же?

– Ситрик находился в Дублине, когда убили Глуниарна. Как он мог такое допустить?

Я взглянула на окружающих короля мужчин: настоящие воины, как, впрочем, и все ирландцы. Тем не менее сегодня они пришли не сражаться. В глубине души никто не сомневался, что мы заплатим эрек и еще до рассвета они отправятся домой.

– Каждый день и каждую ночь по всей Ирландии злодеи обрекают добрых людей на смерть, – ответила я. – Таким злодеем был Эгиль, но нельзя заставить целый город отвечать за его проступки. Более того, убив Эгиля, Глуниарн сам отомстил за свою смерть. Насколько я могу судить, виновный понес наказание.

Шехналл мрачно уставился на меня.

– Я любил сводного брата.

– Но его золото вы любили больше.

Шехналл устремил взгляд вдаль, явно желая сосчитать воинов, выстроившихся на стенах Дублина. Он не любил лгать без веской причины и потому решил со мной не спорить. Разглядев бок о бок с солдатами Ситрика и Фалька войско Олафа, верховный король наверняка осознал, насколько могуч наш новый союз.

– Откажитесь от права на эрек, – предложила я. – Дублин больше не будет вам платить.

Шехналл облизнул зубы и вздохнул:

– Я не собираюсь впустую тратить жизни воинов из-за жалкого клочка земли. Оставьте свое золото себе.

– Непременно оставим. Спасибо, Шехналл. – Я протянула руку для поцелуя, и он неохотно принял ее в свою ладонь. – Дублин желает с вами дружить. Ситрик тоже приходился Глуниарну сводным братом, а сами вы женаты на одной из его двоюродных сестер. Родственники должны быть союзниками. К чему нам это противоборство?

На лице Шехналла мелькнула улыбка:

– У верховных королей не бывает союзников – только подданные. – Он развернул лошадь. – Рад был снова увидеть тебя, Гормлат. Надеюсь, следующего раза не придется долго ждать.

Он ускакал, и его родня потянулась вслед за ним. Пехотинцы устало побрели за ними по густой траве, но на их лицах появились улыбки. Дом. Отдых. Семья.

Одержав победу, я направилась обратно в Дублин.

Когда ворота распахнулись, Ситрик уже ждал меня на той стороне. Хохоча во весь голос, он помог мне слезть с лошади и заключил в объятия.

– Вижу, войско отступило. Значит, он принял мои условия.

– Именно так.

– Трус! – Смех Ситрика разнесся по всему городу. Сын взял мою руку и высоко поднял ее. – Трусливый король Шехналл не совладал даже с моей матерью!

Собравшаяся вокруг толпа кричала, улюлюкала и радовалась так громко, что их оскорбления наверняка услышали и Шехналл, и его отступающее войско. Тем не менее рано или поздно любому веселью наступает конец, и вскоре воины разбрелись по домам или к очагам на площади, готовясь отпраздновать успех славной попойкой.

Однако Олаф не двинулся с места, даже когда Ситрик и Харальд направились к королевским чертогам.

– Пойдем, Олаф, – позвала я. – Сегодня битвы не будет.

Он сложил руки на груди, по-прежнему не сводя глаз с опустевшего поля.

– Ты вроде говорила, что ирландцы славятся ратным делом? Я видывал в Корнуолле торговок рыбой посмелее их.

– Ирландцы бьются до последней капли крови, но они не глупцы. Шехналл вернется, когда ты уведешь воинов из города, но к тому моменту мы уже достроим стены.

Оставив его у ворот, я догнала сына и взяла его под свободную руку.

– Пойдем в чертоги, сынок. Покажем дублинцам, что их король одержал победу.

Сияющий Ситрик обнял меня за плечи, и мы вместе побрели по улицам города, а собравшиеся воины скандировали его имя.