Текст книги "Осторожно, Россия!"

Не прочь выпить

С каучсерфингом дело обстоит так: ты регистрируешься на одноименном сайте и указываешь там пункт своего назначения. Появляется список пользователей из того же города, которые готовы пустить тебя переночевать у них в уголке на коврике, либо на диване в жилой комнате, либо на надувном матрасе, либо, если очень повезет, в отдельной комнате с кроватью кинг-сайз и видом на море (как однажды случилось со мной в Австралии). У хостов и путешественников есть свои страницы, где они рассказывают о себе. Чем больше располагает к себе описание в твоем профиле, тем выше у тебя шансы получить кров. По слухам, также при этом не помешает быть миловидной особой женского пола. В отличие от сервиса Airbnb, каучсерфингом пользуются безвозмездно, а люди пытаются выставить здесь в лучшем свете не только свои спальни и кухни, но в первую очередь самих себя.

Проводя один из вечеров за изучением страниц пользователей из Москвы (в одной только российской столице зарегистрированы 100 тысяч человек), я не могу выкинуть из головы романтическое шоу Herzblatt («Вторая половинка»). В конце там всегда звучал голос ведущей по имени Сузи Мюллер, вся работа которой на этом шоу сводилась к тому, чтобы зачитывать вслух биографии участников и их ответы на вопросы. «Кто же станет твоей второй половинкой?» – произносила она так томно, что 98 % телезрителей-мужчин охотнее положили бы глаз на невидимую Сузи Мюллер, чем на одну из участниц.

Но мы отвлеклись. Я это все к тому, что описания со страниц на сайте couchsurfing.com можно зачитывать таким же голосом.

Кто же станет твоим хостом?

Может быть, двадцатичетырехлетняя Анастасия, которая свободно изъясняется на языке лингала, «в редких случаях, а также по праздникам не прочь выпить», не может подолгу спокойно сидеть на одном месте и тем не менее занимается йогой, выучила на Гоа несколько мантр и на одном из своих фото позирует в ярко-красном вечернем платье с дикой кошкой, лежащей рядом на столике?

Или, может быть, двадцатипятилетняя Настя, которая интересуется эзотерической литературой и анимационными фильмами, пишет, что она является «воплощением любви. Любовь – наш мир. Наш мир – это единство», а вместо собственного фото поставила на аватарку крошечную таксу, улегшуюся у чашки с мультяшными уточками?

Или вот, например, двадцатисемилетний Александр, мускулистый парень, бритый наголо, который описывает себя как «ученого, сочинителя и выпивоху», который стоит на аватарке с духовой трубой в помещении, напоминающем лабораторию, а в графе «интересы» указывает через запятую «литературу, науку, алкоголь и секс»?

Или это будет двадцатичетырехлетняя Ольга – поклонница группы Manowar и Бритни Спирс, сотрудница журнала о моде и владелица «миленькой кошечки по имени Адольф»? В качестве совместного досуга она предлагает «посмотреть балет и выпить водки» (на одном из фото она в белой маске для лица сложила губы уточкой).

Или, может, двадцатидевятилетний Вадим, который охотно поддержит разговор «на любую тему с умными людьми», разбирается в боевых искусствах и готов познакомить своих гостей с настоящей русской баней? (На фото запечатлен серьезный парень рядом с фигурой инопланетянина, сделанной из металлических кусочков).

Или, может быть, тридцативосьмилетняя Наталья, которая сидит на квадроцикле в черном бикини, в настоящий момент нигде не работает, ожидает запросов в первую очередь от мужчин, а не от женщин? Она описывает себя как «жизнерадостную, активную, позитивную и готовую к приключениям» и ко всему прочему обожает варить борщи.

Или двадцативосьмилетняя Алина, у которой дома «целый зоопарк» в лице кошки, собаки, крысы, австралийской черепахи и птички, которые, однако, прекрасно друг с другом ладят, ее жизненное кредо гласит: «Действуй, а жалеть можешь потом». (На аватарке она в компании двух верблюдов. Надеюсь, хотя бы они живут не у нее.)

Или тот самый Генрих, тридцати одного года от роду, который знает шесть языков и огорошивает своих будущих гостей нравоучительным документом в духе писателя Книгге на сто с лишним страниц?

Кстати, он отвечает на мое сообщение ровно через три минуты: «Сразу видно, у тебя есть чувство юмора. Если серьезно, то я буду рад твоему приезду и почту за честь предоставить тебе крышу над головой в указанные дни».

Оставшаяся часть его электронного письма, занимающая два листа, содержит детальное описание схемы проезда, просьбу сообщить ETA (расчетное время прибытия) и целых 14 ссылок, посвященных покупке билетов и проезду в метро. «С удовольствием отвечу на вопросы, – пишет он. – В случае, если таковые останутся после ознакомления со всеми предоставленными тебе данными».

Ясно-понятно, никаких вопросов.

Истина #1:

За показной суровостью порой скрывается удивительное душевное тепло.

Через несколько дней я прилетаю в московский аэропорт Шереметьево. В глаза бросается цветочный автомат с букетами за 1000, 1500 и 2000 рублей. Чем дороже букет, тем больше среди стеблей понатыкано крошечных плюшевых мышек. Я думаю, не задать ли тон общения с Генрихом, преподнеся ему такой букет в подарок, но сразу же отгоняю эту мысль. Для него и остальных хостов у меня заготовлены несколько пачек любекского марципана.

Ожидая выдачи багажа, я начинаю нервничать, мне ведь хочется явиться в соответствии с указанным расчетным временем прибытия. Следуя описанию проезда, я сажусь в ярко-красный современный аэроэкспресс и еду в сторону города. Я тренируюсь читать надписи на кириллице, поэтому не пропускаю ни одного указателя по дороге к Белорусскому вокзалу. Билеты. Касса. Аэроэкспресс. Мини-маркет. Продукты. Автосервис. Экспресс-сервис. Газпром. Роснефть. Макдоналдс. Электроника. Гастроном. Театр. Метро.

Московский метрополитен сражает наповал – или своими опасными для жизни маятниковыми дверями при входе на станцию, или великолепием своих вестибюлей. При Сталине архитекторам удалось создать роскошь, доступную всем. И пусть люди вынуждены были жить в скотских условиях, зато по дороге на работу как минимум два раза в день они могли пройтись по подземным дворцам. В наши дни эти станции можно считать самым посещаемым музеем коммунизма на свете, входной билет в который ежедневно покупают по семь миллионов человек.

«Белорусская» украшена мозаичными потолками, люстрами и монументальными скульптурными группами партизан в полный рост. На потолках – мозаичные панно со сценами, которые наводят на мысли о чем-то сакральном: женщины заняты сбором урожая, мужчины изображены с оружием в руках, а дети дарят своим учителям охапки цветов (без намека на мягкие игрушки). Современные россияне в метро выглядят иначе, в большинстве своем они уткнулись в смартфоны: бесплатный Wi-Fi работает даже на глубине 70 метров. Они ведут разговоры вполголоса или просто уставились в пустоту. На их лицах написано: тут тебе не сеанс смехотерапии.

Всего три станции по зеленой ветке, и я попадаю на «Сокол». Как и «Белорусская», эта станция напоминает храм. Панно здесь уже гораздо меньше, стены сделаны из мрамора, а отполированный пол отделан красным и серым гранитом. Вот уже год, как рекламные плакаты перестали осквернять своим присутствием подземные чертоги. Но вовсе не из эстетических соображений, причиной тому был финансовый конфликт города с агентством, ответственным за размещение рекламы.

На поверхности я следую одной из четырнадцати карт Генриха, прохожу около 300 метров по Ленинградскому проспекту и радуюсь, что я не поддался искушению взять такси и не стою сейчас в пробке. Под аркой я сворачиваю направо, на Песчаную улицу, а потом снова поворачиваю направо у ресторана с немецким названием «Шварцвальд». Во дворе у меня происходит мимолетное знакомство с местными вежливыми мальчиками и их футбольным мячом, а затем я оказываюсь перед фиолетовой железной дверью, которая пахнет краской. Вот как звонят по домофону в России: сначала надо нажать на кнопку «К», что значит «квартира», затем ввести соответствующий номер (причем эти самые кнопки похожи на те, что были в телефонах-автоматах в 1980-е), дождаться сигнала (который, в свою очередь, напоминает музыку из видеоигр конца 1980-х), потянуть дверь, вместо того чтобы открыть ее от себя, затем пройти через вторую железную дверь – и готово.

Поднимаясь на душераздирающе шумном мини-лифте на одиннадцатый этаж, я смотрю на часы и понимаю, что отклонился от расчетного времени прибытия уже на две минуты. При остановке лифт с силой дергается, словно ему не нравится останавливаться. Чтобы добраться до прихожей моего хоста, приходится миновать еще две железные двери.

«Это же Москва. Зона усиленной безопасности», – объясняет Генрих с порога. На его футболке красуется надпись: «Ask me, I’m local» («Спроси меня, я местный»), он носит золотой крестик на цепочке и очки, которые становятся темными на ярком свету. Его рыжая борода не уступает по цветовой насыщенности тапочкам, которые он мне предлагает. Мы разговариваем по-английски, моих познаний в области русского языка пока недостаточно, чтобы вести длинные беседы.

«Так я первый, у кого ты остановился? Ну, тогда добро пожаловать в Россию!» Он ведет меня по коридору, в котором я едва могу развернуться с походным рюкзаком за плечами, и предлагает сесть на деревянную табуретку на кухне. «Вот только я страшно нетипичный представитель этой страны. Я не пью, не храню медвежатину в морозилке и балалаек дома тоже не держу. Вот незадача, ты уж извини». Он достает из шкафа несколько пакетов с выпечкой и раскладывает их на столе.

Квартира, в которой, помимо Генриха, живет еще одна девушка, размером не больше 40 м², при этом она является эталоном эргономичного пространства. Шкафы встроены в каждую свободную стену, стиральная машина вмонтирована под раковину в ванной, а софа в комнате Генриха раскладывается на ночь. Мне предстоит спать на скрипучем надувном матрасе голубого цвета. Чтобы разложить его, мой рюкзак должен переместиться на кухню, иначе на полу просто не хватит места. Я облюбовал балкон, с которого открывается прекрасный вид на белые многоэтажки, дом-сталинку в кондитерском стиле и купола православного храма.

«А теперь важный вопрос», – говорит Генрих. Он поглаживает свой крестик и выдерживает многозначительную паузу.

«Тебе чай или кофе?»

«Кофе», – отвечаю я. Ответ, похоже, приходится ему по душе, он пожимает мне руку и торжественно произносит: «Добро пожаловать в клуб».

Он подходит к одному из своих кухонных шкафов, забитых до отказа, но явно так, что каждая вещь занимает строго отведенное место, и достает пачку кофе в зернах. Электрическая кофемолка производит такой адский шум, что я едва разбираю то, о чем он спрашивает.

«Штефан, ты как относишься к специям?»

«К чему?»

«К спе-ци-ям!»

«Положительно».

«Тогда тебе побольше насыпать? То есть, я хотел сказать, не настолько, чтобы у тебя крышу снесло, но чтобы было поострее?

«Да, давай».

Он ставит на плиту турку с восточным орнаментом и длинной ручкой.

«Так, значит, еще раз: тебе добавить специи в кофе?»

«Какие, например?»

«Кардамон, стручки перца, мускатный орех и имбирь. Я сам придумал это сочетание и назвал «Заряд утренней бодрости». Сам попробуй – тогда узнаешь почему».

«Не могу отказать хозяину».

«Еще как можешь. Ты всегда можешь отказаться, это моя философия».

«А моя философия заключается в том, чтобы во время путешествий как можно чаще говорить «да».

Тем временем он разливает кофе в серые икеевские чашки.

«В России с этим лучше поаккуратнее. Такой подход может завести тебя неизвестно куда».

И будто бы в доказательство его слов у меня начинается отвал башки от первого же глотка «Заряда утренней бодрости». В отличие от Генриха, который, по-видимому, абсолютно нечувствителен к перцу. Он стремительно заглатывает свой кофе, а затем натягивает свою ветровку. «Мне пора, важная встреча». Он вручает мне свой второй ключ от квартиры. «Чувствуй себя как дома!» И вот дверь со стуком закрывается, я остаюсь один.

ЦВЕТЫ – BLUMEN [B]

Палатки с вывеской «Цветы 24 часа» широко распространены в русских городах. В них круглосуточно продают букеты. Например, в Санкт-Петербурге в три часа ночи проще достать несколько свежих роз, чем шоколадный батончик или сигареты. Круглосуточная потребность в подарочной растительности часто объясняется тем, что для напившихся мужчин по возвращении домой букет цветов, возложенный на кухонный стол, – залог того, что их не прибьют собственные жены. В канун Международного женского дня – 8 Марта – спрос на цветы увеличивается в несколько раз – даже несмотря на то, что продавцы взвинчивают цены до небес.

Я прислушиваюсь

Как только язык перестает неметь, а пульс возвращается в норму, я выхожу из квартиры и направляюсь в город осматривать достопримечательности. Москва – самая большая стройплощадка в Европе, тут и там разбивают новые парки, миллионные потоки стекаются в шикарный район небоскребов под названием «Москва-Сити». Помимо всего прочего, повсюду организуют пешеходные зоны и укладывают брусчатку, чем раньше кое-где пренебрегали, ведь, как известно, москвичи не большие любители прогулок. (Что, разумеется, является дилеммой курицы и яйца: вероятно, москвичи гуляют не так охотно именно потому, что в городе не хватает приятных маршрутов.) Было решено, что Москва станет зеленым городом, а напоминает об этом великое множество зеленых заграждений, которыми обнесены строительные площадки города.

Я доезжаю до «Кропоткинской» и иду пешком через остров Балчуг на южный берег Москвы-реки. «I follow the Moskva, down to Gorky Park, listening to the wind of change»[1]1
  «Я иду по Москве к парку Горького, слушая ветер перемен». (англ.)


[Закрыть], как пелось в знаменитом хите Scorpions, вышедшем без малого 25 лет назад. Под change понимались смена вектора, конец конфликта, сближение России и Запада. Четверть века – срок немалый, и то, о чем мечталось тогда, сейчас кажется таким далеким. Я решаюсь на эксперимент: а что слышно сейчас на набережной Москвы по дороге в парк Горького?

Гул автомобилей, шорох шин, бесконечные гудки.

Скрип несмазанных велосипедных цепей – по свежезалитой бетоном набережной проходит велосипедная дорожка.

Стук каблуков, а чуть погодя шарканье подошв мужских полуботинок и привычный скрип кроссовок тех, кто вышел на пробежку.

Взрывы смеха подростков.

Шелест листвы – само собой, набережная усеяна деревьями.

Звук работающего мотора такси, самого водителя нигде не видно.

Фонтаны обрамляют памятник Петру Великому, который достигает почти 100 метров, этот угрюмый колосс установили в 1990-е – в то время в России все пошло наперекосяк. Взгляду предстает корабль с огромной мачтой, впереди – исполинская фигура властителя, держащего в руке свиток.

Эта скульптура из бронзы и нержавеющей стали стоимостью более 15 млн долларов США имеет сомнительную славу, снова и снова оказываясь в списке самых уродливых памятников мира. Как огорчился бы бедный Петр, который вообще-то был большим ценителем искусства и из всех царей наиболее дружелюбно относился к Европе. Согласно результатам опросов, большинство москвичей не задумываясь отправили бы этот памятник в печь, будь на то их воля. Или на дачу к одному из тех, кто ответственен за его установку. Или выслали бы в Санкт-Петербург (чем, впрочем, недовольны сами петербуржцы). Фонтаны у подножия памятника должны создавать впечатление, что корабль скользит по волнам. Однако такой ассоциации ни у кого не возникает – корпус корабля стоит на высоком постаменте над поверхностью воды.

Закрыв глаза, я продолжаю прислушиваться. До меня доносится грохот экскаватора, шум прогулочного теплохода «Москва-84», а также голоса пассажиров. Какая-то девушка мурлычет припев песни «My heart will go on» из «Титаника», будто желая, чтобы бронзовая посудина Петра пошла ко дну, чем смешит свою подружку. На Крымском мосту воют полицейские сирены, а в довершение ко всему слышно, как дворник метет веником асфальт.

Прохожу еще несколько метров и слышу, как на стене здания дирекции парка Горького работает кондиционер и при этом тарахтит, как фен за секунду до поломки. В самом парке идет большая реконструкция, большая часть территории огорожена. Скрипучие экскаваторы засыпают песок на волейбольную площадку, две газонокосилки назойливо жужжат у Голицынского пруда. На соседней клумбе рабочие, вооруженные граблями, заняты прополкой, чтобы освободить место для новых растений. Один из них кладет деревянный настил на металлический каркас, каждая стойка издает свой звук.

Воробьи чирикают, голуби воркуют, собаки заливаются лаем, а дети – плачем. А еще звучит музыка. Нидерландский хаус льется из кафе «Пельмэн», американский джаз – из «Чайной высоты», брит-поп в исполнении Ноэля Галлахера – из наушников случайного прохожего с холщовой сумкой, на которой красуется надпись: «Open to the future». С ума сойти, какую палитру впечатлений можно получить, просто прислушавшись. Но на набережной Москвы-реки слишком много звуков, чтобы услышать, что за ветер перемен сейчас веет над ней.

«Выспались?» – спрашивает у меня Генрих утром следующего дня на чистом немецком. В кастрюльке варится овсянка, а сам он с виртуозностью шеф-повара нарезает бананы на ровные кружочки.

«Вы можете обращаться ко мне на ты, милостивый государь», – отвечаю я.

«Ну уж нет, мне больше нравится с такими церемониями. Правда ли, что в Германии все купаются голышом?»

«А правда, что в России все пьют на завтрак водку?» – не остаюсь в долгу я.

Генрих переходит на английский и мгновенно становится серьезным. «По статистике, русские пьют все меньше с каждым годом. В частности, водку. Двадцать лет назад проблема алкоголизма стояла действительно остро. Сейчас ситуация меняется к лучшему». Он знает это по собственному опыту. «Я с удовольствием выпивал раньше, мне по душе и аромат, и вкус. Особенно ценю ром «Stroh 80». Но в какой-то момент мой организм воспротивился алкоголю. Когда мы с друзьями в очередной раз собрались выпить, мне было плохо целых два дня, самое настоящее отравление, я чуть не умер. С тех пор я использую алкоголь лишь в виде ингредиента некоторых блюд».

С выпивкой связан и самый отчаянный поступок в его жизни, это произошло во время службы в армии: попав в пехоту, он отправился далеко от Москвы, куда-то на север, и в самый разгар новогодней вечеринки решил сбегать по морозу в одной пижаме в магазин, чтобы докупить еще пять бутылок водки. За тот героический поступок – пробыть на холодной улице в ночи добрые пятнадцать минут – ему не воздалось, наутро в свой адрес он услышал лишь следующее: «Башка раскалывается, это же надо, какой-то идиот притащил вчера еще водки».

На тарелку с кашей марки «Геркулес» Генрих выкладывает кусочки банана, безешки, шоколадное печенье, масло, ложечку пломбира, дольку лайма и посыпает все это шоколадной крошкой. «К сожалению, у меня закончилась мята, прямо вот обидно», – извиняется он, подавая лучший завтрак из злаков всех времен и народов.

Впоследствии Генрих раскрывается как идеальный хост и эрудированный собеседник, который обладает способностью за считаные секунды переключиться с общей темы на высокоинтеллектуальную. Он пускается в объяснение лингвистического подхода к изучению прогрессивной и регрессивной ассимиляции звука шва, а через две минуты заводит разговор о творчестве немецкого трэш-металлиста Тома Энджелриппера. А в перерывах от него то и дело поступает какое-нибудь наставление или замечание, звучащее точь-в-точь как описание его профиля: «При всем том, что я чрезвычайно ценю, что ты помыл посуду, позволю себе заметить, что затем ее правильнее будет поставить на сушилку над раковиной, а не справа от нее». Он обожает витиеватые обороты и старомодную учтивость. Его изысканный английский наводит на мысль, что ты оказался в романе Чарльза Диккенса, а не в московской двушке. Позднее он объясняет, к чему были все эти условности на его странице: все потому, что ему приходит слишком много запросов, и он постарался сделать так, чтобы ему писали люди, которые пользуются каучсерфингом из «чистых» побуждений, а не только чтобы сэкономить на отеле.

Будни обычно представляют полную противоположность отпуску. Но только не для меня, мой отпуск начинается с погружения в будни других людей. Я хожу с теми, у кого оказался в гостях, по их любимым заведениям, рассматриваю фотографии из последнего путешествия, слушаю их рассказы о тяжелом рабочем дне, проведенном в офисе, или о расставании с лучшим другом. За два-три дня я узнаю фрагмент жизни человека, который до этого был мне совсем чужим.

А также знакомлюсь с содержимым его книжного шкафа. Я уже давно стал обращать внимание на чужие книги, так сказать, практикую книгоанализ и тайно шпионю за книжными корешками. Мне доставляет массу удовольствия составлять мгновенный психологический портрет личности, исходя исключительно из того, что есть почитать в его комнате. Ведь неизвестно, как к нему попала та или иная книга. Хоть это и ненаучно, зато чертовски весело. Генрих производит впечатление очень образованного человека, на его полках можно среди прочего встретить Джейн Остин, Достоевского, множество путеводителей и тяжеленные научные труды по лингвистике, биологии и истории Древней Греции.

Кроме того, я коллекционирую истории, чем объясняется мое стремление заводить все новые и новые знакомства – еще никогда в жизни я не испытывал тоски по дому. С чего бы? Ведь так интересно, кто встретится тебе за дверью в следующий раз. Перефразируя Форреста Гампа: «Каучсерфинг – как коробка конфет, никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется».

Посещению Эйфелевой башни я предпочту чашечку кофе в гостях у парижских студентов, ужин в семье хиппи может оказаться гораздо более богатым на события, чем вечер в мишленовском ресторане с пятью переменами блюд. И пока другие получают заряд адреналина, совершая банджи-прыжки, я, проезжая на рейсовом автобусе по мрачным пригородам, размышляю о том, не стану ли я жертвой убийцы, который встретит меня с остро заточенным топором и заранее набранной кислотной ванной. Ведь, по слухам, именно такие люди и попадаются в Интернете.

Ох уж этот Интернет. Поисковые возможности по каучсерферам даже немного пугают. Я каждый день вхожу в огромную базу данных и могу отсортировать результаты поиска людей не только по месту их проживания, но и по хобби, а также ключевым словам. Ищешь жителя Осло, который играет в «World of Warcraft»? Или любительницу танго из Гонконга? А может быть, нудиста из Сиднея? В этом море людей по вашему требованию можно выловить кого угодно на любой вкус, и от нового трехдневного знакомства отделяет лишь одно электронное письмо.

Разумеется, такой способ путешествия гораздо более утомительный, чем тур «все включено» в Хургаду или круиз по Средиземному морю. В этом случае речь идет о путешествии не как о товаре, имеющем свою цену, который наводит на мысли о том, а стоило ли пережитое потраченных денег и достаточно ли при этом было испытано радости, сделано фотографий, получено солнечного тепла и прочувствовано расслабления.

Мои встречи происходят по-настоящему, в них нет ни капли наигранности, это взаимовыгодный обмен свободным временем и жизненным опытом. По ценности это не может сравниться ни с чем другим.