Текст книги "Полкоробка спичек и вся жизнь (сборник)"

Предсказатель велений судьбы медленно поднялся – он мысленно возвращался с глубокой чащи лесной, где находился его очаг. Прежде чем отомкнуть уста, молчавшие все это время, посмотрел Сээркээн Сэсэн на божественную четверку, которые и предопределяли судьбу человека уже при его рождении. Танха Хаан Тойон, Дьылга Тойон, Чынгыс Хаан и Одун Хаан в знак того, что разрешают ему говорить, дружно кивнули головами. И только Сээркээн Сэсэн начал было свою речь, как его перебил верховный небожитель:

– Погоди говорить. Расскажи-ка мне, – обратился Юрюнг Аар Тойон к Иэйэхсит, – что там натворили Улуу Тойон с супругой? О чем это ты давеча заикнулась? Я что-то не слышал про это… – при этих словах он посмотрел на остальных небожителей, те отвели взгляды, а домочадцы Юрюнг Аар Тойона поспешили вон из юрты. Как нетрудно догадаться, об этой весьма некрасивой проделке семейной пары небожителей были наслышаны все, кроме самого верховного божества.

– Не слишком ли ты далеко зашла, безоглядно защищая тридцать пять племен ураанхай саха, населяющих по нашей воле срединный мир? Не напраслину ли ты возводишь на наших уважаемых небожителей?

Богиня-покровительница и заступница рода человеческого Иэйэхсит поднялась с ложа без обычной своей сияющей улыбки, пленяющей сердца. И вновь все небо-жители обратили свои взоры на нее. Она поведала о том, как некоторые небожители без ведома Юрюнг Аар Тойона вмешивались в жизнь простых людей, обижали и притесняли их без всякого на то повода.

Услышав это, верховный небожитель нахмурился.

– Не людей срединного мира гордыня заела! – громыхнул он. – Видно, вы сами с жиру взбесились! Разве таков был уговор, когда мы заселяли людей в благословенные долины белых берез!?

Немного поостыв, Юрюнг Аар Тойон молвил:

– Про наших детей, про людей срединного мира я услышал сегодня и черное, и белое, но слово свое сказал – и ураанхай саха преступили через край – дадим им последний шанс. Так, где же наш посланник? – и верховный небожитель взглянул на Сээркээн Сэсэна.

* * *

Иван Андреевич волновался и нервничал. Главный врач центральной районной больницы был по специальности хирургом, но в последнее время, хотя и оставался практикующим врачом, в основном выполнял только простейшие операции. Да и то редко. «Эх, сейчас бы Григория!» – думал Иван Андреевич. Григорий Петрович, которого в эти минуты вспоминал главврач, был основным хирургом районной больницы. Хирургом от Бога. С золотыми руками, как говорят в таких случаях. Но коллега Ивана Андреевича находился в отпуске. Конечно, если бы Григорий Петрович был в районе, можно было его вызвать и попросить помочь сделать операцию, но все дело в том, что они с женой по дефицитной проф-союзной путевке уехали на Минводы. «Сам помогал достать ему путевку…» – с некоторой досадой вспомнил главврач.

– Добрый день, Иван Андреевич!

– Здравствуй, Иннокентий! Что с тобой?

– Да нет, это еще после вчерашней свадьбы…

– Ты смотри, нам предстоит сложная операция. У тебя все готово?

– Готово…

– Хорошо. Мальчику пять лет, открытый перелом руки. Надо будет сделать общий наркоз…

– Вы уверены, что надо делать общий наркоз?

– Да. Говорю же тебе, что операция предстоит сложная… Ладно, иди.

У Иннокентия опять начала болеть голова. Во рту пересохло. Он жадно отпил воды прямо из горлышка чайника, но жажда не проходила. Ему захотелось, чтобы операция побыстрее закончилась. «Ехать… Завтра… Венок… Мария Прокопьевна… А мальчик-то тоже из этой деревни. И тоже с детского садика… Операция… Общий наркоз… Доза… Доза… Взрослая доза…» – все эти мысли бессвязно роились в его голове. Потом в глубине его мозга, затуманенного алкоголем и печальным сообщением о смерти тети, возникла очень важная мысль, но он никак не мог сосредоточиться и сформулировать ее для себя. Врач-анестезиолог готовился к наркозу, и все это время его не покидало ощущение того, что он что-то забыл и делает что-то не то. В другое время, в другом состоянии Иннокентий обязательно бы прислушался к своему внутреннему голосу и уловил важную мысль. О том, что он сделал не так, Иннокентий поймет только потом…

Рентген подтвердил худшие опасения Ивана Андреевича – перелом локтевого отростка со смещением отломков, один из которых и разрезал кожный покров.

«Крепитация осколков… Тут очень много сосудов, как бы не задеть их, – думал главный врач, внимательно осматривая и осторожно ощупывая сломанную руку мальчугана. – Эх, жаль, Григория нет! А Василий Игнатьевич-то все правильно сделал. Молодец, ветеран! А вы мне его хотели еще три года назад списать!» Иван Андреевич опять было начал незавершенный спор со своим невидимым медицинским начальством, но опомнился и одернул себя: «Пора!»

– Начинаем операцию! Наркоз!

…Наркоз очень быстро начал действовать на Васильку. Прежде чем сон мягко окутал мальчика, он вспомнил склонившуюся над ним маму, озабоченного отца. Перед ним проплыли лица незнакомых ему людей, уносивших куда-то ночную няню Марию Прокопьевну, которую Василька и остальные дети воспринимали почти как родную бабушку. В этот момент включили операционную бестеневую лампу. Васильке почудилось, что он лежит ранним летним утром у себя в комнате, и ему через окошко прямо в глаза светит солнце. Двери и окна дома открыты настежь, по синему бездонному небу плывут белоснежные облака, теплый воздух играет светлыми ситцевыми занавесками, слышно, как на террасе об стекло бьется овод, с улицы доносятся голоса родных ему людей, а с ближайшей лужайки вплывает непередаваемый аромат свежескошенной травы. Васильке в окошко видно, как со стороны лесной опушки летят стрекозы – воздух прозрачен, и они отчетливо выделяются на фоне темно-зеленых вековых елей. Их очень много, и они похожи на маленькие вертолетики… Стрекозы… Их прозрачные крылья играют на солнце и переливаются всеми цветами радуги… Василька жмурится от солнечных лучей. Ему хорошо, он счастлив…

Наркоз свое дело сделал, и Василька уснул глубоким сном. Очень глубоким, поскольку Иннокентий по ошибке вколол мальчугану взрослую дозу. Василька уснул, и для него наступило безвременье…

Маленькое худенькое тело зафиксировали на операционном столе, и Иван Андреевич склонился над пациентом. Пытаясь сосредоточиться и уже в который раз выстраивая в уме ход предстоящей операции, он собственноручно, чего раньше никогда не делал, обработал несколько раз операционное поле йодом, а потом спиртом. Врач-анестезиолог, операционная сестра и дежурная санитарка стояли рядом, молча и удивленно смотря на него. Было очень тихо, лишь на улице вдали тарахтел трактор, слышался шум бензопилы, и время от времени лаяли собаки. Взгляд врача остановился на настенных часах. Они не шли. «Без времени. Оперируем без времени, – подумал Иван Андреевич. – Наверное, Зоя, как всегда, забыла завести часы…»

Он для начала убрал несколько обнаруженных мелких осколков. «Как будто он в автомобильную аварию попал», – подумал хирург. В его голове до сих пор не укладывалось, как можно было получить такой перелом в детском садике: «Они там что, с крыши прыгали?..» Только вытянув смещенные кости и вправив их, Иван Андреевич понял, что необходимо сделать фиксацию костей, а для этого нужна специальная металлическая пластина. Он сначала покрылся холодной испариной, а потом его бросило в жар, запотели очки – пластину надо было приготовить заранее, а он даже не помнил, есть ли у них в больнице подобная заготовка. Света, операционная сес-тра, быстро протерла ему очки и водрузила их обратно.

Затуманившийся мир вновь обрел четкие очертания, и Иван Андреевич увидел совершенно белое, без единой кровиночки лицо мальчика. Он понял, что происходит непоправимое…

* * *

– Так, где же наш посланник? – и верховный небожитель взглянул на Сээркээн Сэсэна. Предсказатель велений судьбы старик-ведун с длинной до земли бородой, уже получивший разрешение божественной четверки, отомкнул молчавшие до этого уста.

Для начала он напомнил всем, что, по заведенному обычаю, все пожелания небожителей до простых смертных – людей срединного мира, должны доводить дети, чьи души еще не запятнаны плохими мыслями и поступками.

Боги судьбы дружно кивнули головами.

– Да, знаем мы все это! – воскликнул в нетерпении верховный небожитель и аж притопнул ногой. – Я спрашиваю, есть ли сейчас в срединном мире такой ребенок, который может быть нашим посланником?

– Есть, – ответил Сээркээн Сэсэн, и боги судьбы в знак согласия вновь дружно кивнули головами. – Удаганки-ворожеи по нашей просьбе уже вытащили из трех железных колыбелей его имя, и мы отправили за ним в срединный мир нашего слугу Сорук Боллура. Скоро будущий посланник будет здесь.

* * *

…Наркоз свое дело сделал, и Василька уснул глубоким сном. Очень глубоким, поскольку Иннокентий по ошибке вколол мальчугану взрослую дозу. Василька уснул, и для него наступило безвременье…

Ийэ-кут плавно отделилась от своего земного пристанища, и Василька сверху увидел, что на операционном столе лежит маленький худенький мальчик, очень похожий на него, только весь неестественно белый. Внимательно приглядевшись, Василька понял, что это он и есть.

Над ним склонились люди в белых халатах…

– Не удивляйся, – услышал вдруг Василька негромкий спокойный голос.

– А я и не удивляюсь. Вы кто?

– Я тот, кого послали небожители…

– Небожители?

– Да.

– А как вас зовут? – если бы Василька был постарше, он бы сразу отметил про себя, что увиденное и услышанное его ничуть не удивляет. Он действительно ничему не удивился, ибо был еще в том прекрасном возрасте, когда в жизни каждого человека есть место маленьким чудесам и волшебным превращениям.

– Меня зовут Сорук Боллур.

– А для чего вас направили ко мне?

– Мы сейчас отправляемся в верхний мир, где обитают наши небожители, и у тебя будет время все узнать. Я тебе все расскажу…

– А мама? Мы ее возьмем с собой? – заволновался Василька.

– Нет. Она останется здесь. И братик твой, и отец – все останутся здесь, в срединном мире. В небеса отправишься ты один – именно тебя выбрали небожители, чтобы по возвращении ты передал людям срединной земли их послание…

– Послание?

– Да-да. Ты будешь посланником небожителей – у тебя очень важная миссия. Ты готов выполнить это важное поручение? Впрочем, о чем это я спрашиваю, тебя же выбрали сами боги судьбы, значит, ты готов. Тебе самой судьбой предначертано выполнить эту миссию…

– А я еще увижу свою маму?

– Увидишь и не увидишь…

– Как вас понимать?

– Это очень сложно для твоего ума…

– Расскажите, пожалуйста, я постараюсь понять.

– В общем, ты раздвоился, и будешь жить и там, и здесь. Не знаю, поймешь ты или нет, но я попробую тебе все растолковать. При зачатии ребенка в женщину внедряются три части души будущего человека. Их ураанхай саха называет ийэ-кут – материнская душа, буор-кут – земляная душа и салгын-кут – воздушная душа. Только при наличии этих трех кут люди срединной земли могут жить полноценной жизнью. И именно поэтому олонхосуты, описывая в своих сказаниях людей, говорят про полноценного нормального человека: «Ураанхай саха, отбрасывающий три тени…» Главной душой является ийэ-кут. Эту материнскую душу часто крадут и мучают абаасы, отчего человек болеет и физически, и духовно – это одно из мер воздействия небожителей на простых смертных.

– Вы сказали, что я буду жить и там, и здесь, но почему я сейчас ощущаю себя только рядом с вами? А где Я, который остался на земле? Вы меня обманываете?

– Нет, я тебя не обманываю. И вообще я, в отличие от людей, никогда и никого не обманываю. Твое второе Я, которое осталось на срединной земле, спит под наркозом на операционном столе, и именно потому ты сейчас себя еще не ощущаешь.

– Значит, с вами разговаривает моя материнская душа?

– Да. Как ты, наверное, понял, пока твоя материнская душа будет путешествовать по небу, в твоем теле на срединной земле останутся буор-кут и салгын-кут. То есть хоть и с ущербной душой, но твоя земная жизнь продолжится.

«Хотя вряд ли это можно назвать жизнью, достойной настоящего человека», – подумал про себя Сорук Боллур, но вслух ничего не произнес.

– Но почему именно меня небожители выбрали в качестве посланника?

– В преисподней верхнего мира издревле стоят три железные колыбели судьбы. Удаганки-ворожеи по велению богов судьбы чудодейным арканом вытаскивают оттуда предопределения судеб людей срединного мира. И когда небожителям понадобился посланник с чистой душой, то удаганки вытащили твое имя – так выбор пал именно на тебя…

– Значит, на моем месте мог оказаться другой?

– Мог. Но выбор пал на тебя… И ты выполнишь свое предначертание…

– А что на земле?

– Не понял…

– Что будет происходить на земле, пока моя материнская душа будет путешествовать?

– На земле жизнь будет идти своим чередом…

– И все это я увижу?

– Ты не только увидишь, но и будешь, как я уже тебе сказал, жить в той жизни. Вместе с матерью, отцом, братьями, сестрой, родственниками, друзьями…

– Но у меня только один брат…

– Я забыл тебе сказать – время на земле и в мире, где живут небожители, идет неодинаково. Во время твоего пребывания в верхнем мире, которое тебе покажется одним мигом, на земле пройдут годы. Пока ты будешь путешествовать, у тебя в срединном мире появятся еще один брат и сестра. Ты окончишь школу, поступишь в университет, у тебя будет много друзей, у тебя будут жены, дети…

– Жены? Их что, будет несколько?

– Да…

– И это все решили боги судьбы? А я их увижу?

– Нет.

– А как же я получу послание, про которое вы мне говорили?

– Ты просто однажды ощутишь в себе послание небожителей… Я потом тебе это объясню.

– Вы сказали, что я увижу и не увижу свою маму – как это понимать?

– Маму в срединном мире увидит твое Я, оставшееся на земле, а твоя материнская душа по возвращении на землю в живых ее уже не застанет…

– Она так рано умрет?

– Да.

– Почему?

– Так записано в книге судеб…

– А если я не согласен с таким предопределением небожителей?

– Ты задаешь мне очень много вопросов, а я не знаю всех ответов…

– Как странно…

– Я же говорил тебе, что все это очень сложно для понимания… Нам пора.

– Можно, я…

– Что?

– Еще раз посмотрю на себя?

– Пожалуйста.

Василька вновь посмотрел на себя – он по-прежнему лежал на операционном столе, и вокруг него суетились врачи. В коридоре на деревянной скамье сидела его мама и плакала. Рядом молча стоял отец. Он все не мог простить себя за то, что не оглянулся в тот момент, когда сын спросил о том, кто будет забирать его из детского садика.

– Почему моя мама плачет?

– У тебя клиническая смерть. Но тебя скоро вернут к жизни. Поверь, мало кто на земле может заметить, что ты живешь без материнской души…

– А еще кто-нибудь живет без… ну, без материнской души?

– Таких людей на срединной земле много. Я бы даже сказал, что слишком много. Они все живут только сегодняшним днем, не задумываясь о дне завтрашнем, не заботясь о своих детях, близких и родных, не говоря уже о судьбах родины. Заметь, Василька, без материнской души человек может жить, а если у ураанхай саха исчезает буор-кут или салгын-кут, то он тотчас умирает. Человек, у которого небожители изъяли ийэ-кут, утрачивает смысл бытия, он находится в постоянном противоречии со своей внутренней природой. Он в своей жизни постоянно совершает серьезные ошибки, в которых, если материнская душа вселяется к нему обратно, искренне раскаивается. Люди в таких случаях говорят, что он прозрел, одумался… К сожалению, людям, у которых отлетела материнская душа, нужно испытать какое-то потрясение, чтобы она вселилась в него обратно. Многие свою земную жизнь так и заканчивают, не встретившись со своей ийэ-кут, не сделав для этого определенных усилий. Для других прозрение наступает слишком поздно…

– Почему на земле так много, как вы говорите, людей без материнской души? Их души тоже вызваны небожителями для какого-то послания?

– Нет. Посланник ты один. А остальные в отсутствии материнской души в большинстве своем виноваты сами. Лишь изредка так людей наказывают небожители за грехи предков…

– За грехи предков? Но это же неправильно! И слишком жестоко.

– Может быть. Но это тоже предостережение для людей – всегда думай о том, что ты делаешь, думай о своих потомках. Ну, мы с тобой заговорились, нам пора!

И Василькина душа, поднявшись на необозримую высь, окинула землю прощальным взглядом, полным тоски по оставляемым на время родным людям, и устремилась вслед за Сорук Боллуром сквозь стремительно гладкие белые небеса, сквозь бахрому перистых облаков в благословенные восточные небеса.

Материнская душа Василькина летела, а он жил в памяти родных и близких, друзей и знакомых, в памяти далеких потомков. Но он не знал ничего этого, сейчас душа его летела, и мимо проносились пыльные века, обтрепанные годы и искромсанные дни. Мимо проносилось все то, что составляло душу его народа, его плоть, его кровь и что таинственным образом жило в нем самом с самого начала его удивительного рождения…

Пока Василькина материнская душа путешествовала в верхнем мире по вызову небожителей, на земле пролетели годы. Василька, которого теперь уже звали Василием, окончил школу, университет, стал работать. А пока душа его летела…

Пролетев над материковой грядой, над высокими уступами утесистых гор, перегородивших необъятный простор, над мрачным морем горечи и мук – над всеми этими непреодолимыми для простых смертных рубежами трех сопредельных миров, путники, наконец, оказались в царстве верхних абаасы. Пролетая под крышею грозных южных вихревых небес, день и ночь озаряющимися сполохами гигантских молний, Василька увидел множество людей – мужчин и женщин, с печатью неизбывной печали на челе, стоящих на коленях на сухой растрескавшейся земле, несмотря на то, что с небес непрерывно лил дождь. Вместе со струями воды на их головы падали змеи, лягушки и прочие гады.

– Кто эти люди и что они здесь делают? – спросил он своего спутника.

– Здесь на вечные муки поселены люди, предавшие друзей, люди, подтолкнувшие других на подлости, люди, не исполнившие при жизни своего долга, своего земного предназначения… Вот, например, он, – и Сорук Боллур указал на худого печального мужчину с лопатой в руках, – не похоронил, как полагается, своего отца…

– Это как?

– В срединном мире, где живете вы – простые смертные, широкие алаасы, к сожалению, не всегда дают изобильную изумрудную траву. В такие годы людям приходится тяжко, нечем кормить скотину – круторогих пестрых коров, крутобоких сильных коней – источник благоденствия ураанхай саха…

– А охота, рыбалка?

– Охотой, рыбалкой народ не прокормишь, и на завтрашний день с уверенностью не посмотришь. Охота и рыбалка в суровом краю ураанхай саха – это довольствие нескольких семей, но не целого наслега, тем более народа. Только скотоводство и оседлая жизнь позволяют народу шириться и расти, воспитывать многочисленное потомство. В этом вы должны благодарить небожителей, которые сделали вас самыми северными в мире скотоводами. Только выстраданный веками образ жизни тридцати пяти племен ураанхай саха не позволил сгинуть в пучине времени. В годы жестокой саранчи, которые после себя оставляют черные, словно выжженные неукротимыми пожарами пастбища, в годы, когда с благословенных небес не падает ни единой капли живительной влаги, худо приходится всем – и людям, и всякой живности на срединной земле. Но еще хуже, когда неурожайные годы идут подряд. В такое лихолетье старики снаряжаются в последний путь – на добровольную смерть…

– Добровольную смерть?

– Глава семейства, старик почтенный, который, как повелось испокон веков, живет у своего первенца, старшего сына своего, вызывает того на последний разговор и сообщает ему, что пришла его пора, и велит предать земле, как подобает, так, как поступали в таких случаях уважаемые предки. Мудрые предки, уже прожившие свой век и более не могущие ухаживать за скотиной, косить сено для круторогих, смотреть табуны крутобоких, рыбачить за рыбой серебристой и охотиться на зверя дикого и, как они говорят в таких случаях, превратившиеся в домашний хлам, считают свою дальнейшую земную жизнь бессмысленной. Они считают себя дармоедами, лишними ртами, отнимающими в голодную пору последнюю еду у своих детей и внуков, которым для продолжения его рода надо жить дальше, плодиться и размножаться. Но чтобы не совершать грех самоубийства и не превратиться в ёр – душу человека, умершего неестественной смертью и не находящего успокоение, пугающего живых людей и не дающего покоя им, старики превратили добровольную смерть в целый обряд, который должен был совершить только старший сын.

Происходило это так. Даже если у этой семьи оставалась последняя скотинка, на которую даже в самые тяжкие времена у ураанхай саха не поднималась рука, старший сын обязан был забить его, вытащить только что бившееся сердце и дать старику, идущему на добровольную смерть. Когда еще не остывшее и истекающее кровью сердце застревало в глотке, старика бросали в заранее вырытую яму, возле которого все действо и происходило. Затем его еще живого зарывали и делали над ним могильную насыпь. Людей, которые из страха или жалости к отцу не могли сделать этого, поднимали на смех: «Трус, не исполнил завет своего отца, дал ему умереть, как зверю, как будто не было у старика доброго потомства…»

– Как жестоко! – лишь смог произнести Василька, пораженный услышанным.

– Такова жизнь…

– А много здесь людей, которые не смогли похоронить заживо своего отца?

– Нет.

– И у каждого человека, который здесь находится, есть своя история?

– Да.

– И ты знаешь каждую из них?

– Это моя обязанность, это моя работа…

Дальше спутники летели молча.

Но вскоре, когда они, наконец, миновали царство верхних абаасы, и перед ними открылись волшебные умиротворяющие душу виды – то они приближались к обители полуденных лучей, где обитал верховный небо-житель, Сорук Боллур дал Васильке понять, что они должны остановиться.

– Сейчас мы должны сделать привал. Здесь я дам тебе волшебного зелья, ты ее выпьешь и уснешь…

– Почему?

– Ни один смертный не должен видеть верхний мир и его обитателей – небожителей. Верхний мир только для тех, кто приходит сюда навеки. Тот, кто его увидит, остается здесь навсегда. Для тебя же, посланника, есть специальная процедура, предусмотренная мудрыми небожителями. Ты выпьешь волшебного зелья, и я тебя спящего доставлю в урасу верховного небожителя, а потом – обратно в срединный мир…

– А как же послание?

– Не беспокойся. Послание – это не слова из уст в уста, это, скорее, прикосновение небожителей, божественное прикосновение…

– Божественное прикосновение… – тихо повторил Василька.

– Да. Ты очнешься в срединном мире, когда твоя материнская душа уже вселится обратно в свое земное тело…

– А как я попаду обратно на землю? – озадачился Василька.

– Так же, как и в первый раз. Ты, я имею в виду того, кто живет в это время на срединной земле, уснет за рулем и попадет в аварию…

– В аварию?

– Да-да.

– И я умру?

– Нет, конечно. Иначе ведь ты не выполнишь своего предназначения. Ты ничего не почувствуешь. И пока будешь лежать в реанимации, твоя материнская душа воссоединится с буор-кут и салгын-кут, и ты, наконец, начнешь жить полнокровной жизнью, жизнью, достойной настоящего человека. Ты встретишь женщину, которую полюбишь всем сердцем, и она тебя тоже полюбит, тебе будет тридцать семь лет – я уже говорил, что время здесь и в срединном мире идет неодинаково. Ну, нам пора. Ты готов?

– Да… Я хотел спросить…

– Что?

– А я все это путешествие буду помнить?

– Нет, Василька. Тебе просто покажется, что ты однажды увидел невероятный сон, и ощутишь в себе потребность донести это до остальных людей. Это и будет послание небожителей. Ну, ты готов?

– Теперь – да.

Василька выпил протянутое ему Сорук Боллуром зелье, и для него вновь наступило безвременье.

* * *

…Василий поправил букет из полевых цветов на могиле матери, которые она так любила при жизни, вышел и закрыл оградку. Пройдя несколько метров, он остановился – каждый раз приходя сюда, Василий с высоты кладбища подолгу смотрел на город, раскинувшийся внизу. И в этот раз тоже подошел к своему излюбленному месту. Он стоял на сопке и смотрел на панораму Якутска, раскинувшегося посредине величественной древней долины Туймаада.

Солнце, словно пытаясь наверстать упущенное за долгую лютую зиму, основательно нагрело своими жаркими лучами землю. Сейчас оно село, и хотя духота немного спала, с земли по-прежнему поднимались потоки теплого воздуха. И в этом мареве – дьэргэлгэне – дома и другие городские строения принимали причудливые, порой просто фантастические очертания. Дьэргэлгэн скрасил все: ветхость и убогость деревянных домишек, серость и безвкусицу железобетонных громад…

И на мгновение, глядя на эту картину, он увидел любимый город завтрашнего дня. Увидел и улыбнулся – так и будет завтра. А сегодня, а сейчас, он пойдет туда и скажет людям те слова, которые небожители просили передать. Он так и сделает. А сейчас он стоит на горе, смотрит на город, и перед ним играет дьэргэлгэн…

Якутск, 1992–2005 гг.