Текст книги "Пробуждение в Париже. Родиться заново или сойти с ума?"

Вспыльчивые люди

Иногда мы ходили в магазин «Карфур», на улицу Клиньянкур и закупались товарами для дома и бакалеей – оливковым маслом там или молоком. У входа в магазин стоял охранник и дотошно осматривал нашу коляску Наверное, думал, что мы с ее помощью собираемся ограбить магазин. Кто нас знает!

Ходить туда лучше всего утром, потому что по вечерам здесь вавилонское столпотворение. Понятно, что порой вырваться утром не получалось и мы шли после работы, часов в семь.

В тот вечер набилось столько покупателей, что не протолкнешься, а очередь в кассу растянулась на весь зал. И двигалась она еле-еле. Вечерние походы в «Карфур» отнимали кучу времени, хотя до него и было рукой подать.

Да Бог с ней, с сутолокой, зато каких здесь можно встретить персонажей! Я ходила между рядами, собирала по полкам продукты, а мне все казалось, что я не в «Карфуре», а на заседании Совбеза ООН или в международном аэропорту в выходной день.

Многие были недовольны жизнью, и порой доходило до ссор. Раз мы стояли у кассы и вдруг услышали шум. На улице у дверей магазина вспыхнула драка. Два парня что-то не поделили, а через пять секунд у остальных тоже зачесались кулаки. В ссору втянулось человек тридцать. Сперва они просто орали друг на друга, потом один толкнул другого – и понеслось!

Зачарованные и испуганные, мы, как зрители у ринга, смотрели, как за окном вспыхнула генеральная драка. И мужчины, и женщины с воплями мутузили друг друга. Было похоже, что назревает бунт. Те, что успели войти в магазин, немедленно развернулись, выбежали на улицу и влились в общее побоище. Я, как зачарованная, глаз не могла отвести, а кассирша даже не повернула головы и продолжала отпускать товар. Видно, это ей было не в первой.

Вскоре подоспели миротворцы из доброхотов и принялись разнимать драчунов, призывая их успокоиться и разойтись по домам. Представление было окончено, и толпа рассосалась так же быстро, как собралась. Пока мы стояли у кассы, драка успела вспыхнуть и потухнуть. Мы вздохнули с облегчением. К тому времени как мы вызволили коляску из под ареста у охранника и положили в нее покупки, на улице уже воцарился покой.

Прачечная

Жизнь в Старухе преподнесла самый полезный урок.

Скромнее надо жить. В Чикаго у меня был викторианский трехэтажный дом, который требовал постоянного ухода, каждый этаж был забит вещами, в гараже стояла машина, которая нуждалась в бензине и страховке – все это отнимало много сил.

А теперь все блага, что остались на родине – та же большая стиральная машина с десятью режимами и сушилкой – казались ненужными и даже лишними. Здесь, в Старухе, у нас была миниатюрная сушилка для одежды, но ее вполне хватало. Правда, мы никак не могли понять, почему стиральная машина всегда работает по два часа? «К чему такая дотошная стирка?» – гадала я. Загружала белье и молилась, чтобы после такой яростной прокрутки одежда осталась целой и невредимой.

Белье крутилось очень долго, и мы догадались стирать пореже. Дома я, не задумываясь, бросала вещи в стирку. Здесь стала осмотрительнее. Приходилось экономить воду. Так что стирала реже и могла меньше переживать по поводу загрязнения окружающей среды.

А вот сушить одежду было нелегко. Сушильных шкафов в Старухе не было. Я развешивала одежду на ночь, но от этого на ней оставались белесые разводы, ткань становилась жесткой и ломкой. В квартире было так холодно, что вещи, особенно джинсы, сохли по дню и дольше.

Сушильная стойка была такой крошечной, что одежду на ней особо не развесишь. Я складывала все на обеденном столе, развешивала на спинках стульев. На дверях ванной комнаты. Вещи свисали со шкафчиков у входа в кладовку.

Однажды, пока Сабрина сидела на телефоне, у меня появилось свободное время, и я занялась стиркой. Закончив, достала вещи и стала развешивать, потихоньку и с фантазией.

Среди выстиранных вещей был новый уютный халат Сабрины, который она купила по случаю несколько недель назад. Эта роскошь занимала прорву места. Так что, я оглядевшись в поисках подходящего уголка, не подумав, накинула его на торшер. Довольная собой, я занялась остальными вещами. И тут потянуло дымком. Я услышала, как Сабрина кричит клиенту:

– Боже мой, я перезвоню. Мама жжет мой халат!

Я обернулась, тлеющий халат вспыхнул пламенем. В мгновение ока светодиодная лампочка взорвалась и прожгла дыру в акриловой ткани. Огонь бодро пополз вниз.

Не успела я сорвать халат с торшера, а Сабрина уже кричала из ванной:

– Брось его сюда! Живее!

Я сама не поверила, как быстро все произошло.

– Мама, ты чуть не спалила квартиру! – кричала Сабрина, глядя, как под струей воды умирает пламя. Ясное дело, она расстроилась.

– Сама знаю, – сказала я. – Не понимаю, как это меня угораздило. Слава Богу, квартира не пострадала. Это было бы ужасно.

– Надо думать, – отрезала она, возвращаясь в столовую. – Теперь, если ты не возражаешь, я перезвоню клиенту. А ты открой окна. Квартира насквозь провоняла.

Я принялась каяться:

– Сабрина, прости. Завтра я куплю тебе новый халат. Кто знал, что он искусственный?

Она дозвонилась до клиента, до меня донеслись обрывки разговора:

– Простите. Просто мамочка только что сожгла мой халат, – Пауза – Нет, все живы. Но за ней нужен глаз да глаз.

Больше я такой ошибки не совершала.

Стирать простыни и полотенца в миниатюрной стиральной машине было сущей мукой. Они сохли день, если не больше, и, хотя белье стиралось почти два часа, на вид оно все равно оставалось каким-то несвежим. И я решила найти прачечную. Так проще.

Разведка обнаружила прачечную у подножия холма у станции метро Шато д’О. Из разговора с марокканкой за прилавком я выяснила, что стирка, сушка, глажка и упаковка белья обойдется не так дорого. Мне показали прейскурант на стене.

Обрадовавшись этому маленькому удобству, я побежала домой, завязала все простыни, полотенца и одеяла в тюк и вернулась.

Моя марокканка ушла на обед, и тюк забирал какой-то паренек, наверное, ее сын. Я спросила, когда можно будет забрать белье, и он буркнул что-то себе под нос. Я переспросила по-французски:

– Вечером?

Парень неохотно кивнул, взял тюк и небрежно зашвырнул его на груду белья за спиной. Я повторила:

– Увидимся вечером.

Он молча протянул чек.

После работы, в семь, я спустилась с холма, надеясь забрать свой тюк белья. Шла и мечтала, как сладко будет спать на хрустящих, чистых, свежевыглаженных простынях.

Когда я пришла, то молодого человека нигде не было видно, зато вернулась моя марокканка. Я протянула чек и спросила про белье, она энергично замотала головой и сказала, что оно будет готово на следующей неделе.

– Как на следующей неделе? Невозможно. Ваш сотрудник, который забрал мое белье, сказал, что оно будет готово сегодня вечером.

Она снова замотала головой и сказала, что он здесь не работает. Просто присматривает за прачечной, когда она уходит на обед. Парень, видите ли, ошибся, и она понятия не имеет, с чего это он пообещал мне вечер. Забрать заказ сегодня не получится, он будет готово не раньше, чем через неделю. Это что же – вся округа разом решила отдать белье в прачечную, и теперь она завалена работой выше крыши? Марокканка пожала плечами – всех такой срок устраивает, а меня, видите ли, нет. Чудно не понимать таких очевидный вещей.

В ужасе от того, что все наше белье приговорено к недельному заключению, я умоляла или вернуть его не стиранным, или позволить мне доплатить за срочность.

– Оно нужно сегодня вечером, – слезно просила я. – Это наши единственные простыни.

Снова замотав головой, она сказала, что моего заказа нет, что его увезли в другое место. Давно увезли, теперь не вернешь.

Умоляла снова и снова, наконец она сжалилась и позвонила. Очень долго говорила по-арабски, наконец повесила трубку и объявила, что белье будет готово к завтрашнему вечеру. Но надо доплатить тридцать евро. Очень дорого, но в квартире мороз, без одеял никак, и я согласилась, счастливая уже тем, что продержаться предстоит лишь одну ночь. Я боялась даже представить, как буду объяснять Сабрине, что мы остались без простынь и одеял – тем более после того, что сотворила накануне с ее халатом. И я решила предложить ей провести ночь в гостинице.

Она, умница, восприняла новость стоически.

– Значит, ни простынь, ни наволочек, ни одеял? – поинтересовалась она. – Я уж не говорю о моем халате. В чем и на чем мы будем спать?

– В пальто, – выпалила я. – Одна ночь. В одежде и в пальто. Переживем как-нибудь. Или можно пойти в гостиницу.

– Заманчиво, но нет. Слишком дорого. Ладно, выкрутимся, – сказала она. Последнее слово – это наш девиз.

– Спасибо, Сабрина. Приглашаю тебя на ужин. Я угощаю.

Она обрадовалась, потому что сегодня была ее очередь стоять у плиты. Мы собрались и вышли за дверь.

За углом нашего дома, в паре кварталов от богемной тусовки находился модный ресторан «Дамская шляпка» в духе пятидесятых. Стильное и уютное заведение с отличной лаунж-зоной – диваны, великолепная барная стойка, столики. Все места здесь обыкновенно заняты молодыми битниками и хипстерами, и поэтому всегда требуется бронировать столик заранее. Впрочем, мы решили попытать счастья. Нам же просто поесть.

Ресторан открывался в семь вечера, но публика собиралась не раньше половины девятого. Теперь было около семи, ресторан пуст, и мы зашли.

– Давай скажем, что мы, американки, едим буквально на ходу, – предложила я, – Вдруг нам найдут столик?

План сработал. Нам сказали, что, согласно правилам заведения, без брони сюда не пускают, но если мы ненадолго, то нас смогут обслужить. Воодушевленные удачей, уселись за столик и немедленно заказали по бокалу шампанского (разумеется, с кубиками льда).

Меню было фантастическое: фаршированные перцы с сыром, цыпленок с картошкой по-домашнему, корнеплоды в двойных порциях, всевозможные салаты, стейки, картофельное пюре, свежий лосось и так далее. Ну просто как у любимой бабушки в гостях. Еда так восхитительна, что мы были приятно поражены.

В итоге мы задержались чуть дольше обещанного. Заведение было отменным, заказ все не несли, но никто не подходил и не торопил.

Пробуя блюда, мы пришли к выводу, что все меньше и меньше нуждаемся в удобствах, в том числе таких, как простыни и одеяла, что наконец обрели чувство свободы. Возвращаясь домой, мы взялись за руки и всю дорогу смеялись.

Уже засыпая, завернувшись в пальто, я поняла, как благодарна той марокканке, что она согласилась вернуть мне мои простыни и одеяла к завтрашнему дню. Она сделала большое одолжение.

Сначала она была непреклонна, но потом все же вошла в мое положение. Вроде бы безделица, но ее отзывчивость много для меня значила.

Я решила, что хотя вступила в период жизни «для себя», но никогда не захлопну дверь перед нуждающимися. Я – это я, и останусь собой, чего бы мне это ни стоило. Надо было лишь найти равновесие между служением людям и заботой о себе. Устав от долгих раздумий, я просила моих ангелов наставить меня на путь и помолилась о силе веры. И спокойно уснула.

Синдром печени

Может быть, все дело в том, что после бегства в Париж я отчаянно нуждалась в заботе. Как бы то ни было, но мне очень полюбились французские аптеки. В Америке аптеки обычно располагаются в супермаркетах и, как правило, торгуют лекарствами в упаковках. Но аптеки в Париже – дело иное. Островки комфорта, утешение души, особенно, женской. Во всяком случае, такими они предстали тогда передо мной.

Здесь найдешь все, что только может измыслить человеческий разум для успокоения, умягчения и украшения тела от головы до пят. Наша ближайшая аптека на улице Мучеников была воплощением этого совершенства, и стоило нам оказаться рядом, я заходила туда, даже если мне ничего не было нужно. Прогулка по аптеке была сама по себе удовольствием. У входа вдоль стены выстроилась шеренга средств для ухода за волосами. Шампуни, кондиционеры, маски, лаки, в том числе биодобавки для роста, витамины от перхоти и для густоты, завивки, увлажнения, силы, пышности и просто для красоты.

С этим изобилием соседствовала продукция для ухода за кожей. Трудно представить, но здесь выбор был еще богаче. Француженки учатся следить за кожей с юности, и каждый день обязательно находят для этого время. Так что здесь никого не удивить обилием средств для увлажнения и очищения кожи, которая всегда должна оставаться сияющей и молодой. В Париже без них никуда.

В глубине души я неисправимая оптимистка и верю каждому слову на этикетках бутылочек и коробочек. В конце концов, французы – законодатели женской красоты. Они знают, о чем говорят.

– Смотри-ка, Сабрина, – я показала на новую линию продуктов для лица на основе винограда, которая, по словам консультанта, пришла только утром. – Здесь сказано, что в этом продукте содержатся вещества, благодаря которым виноградины не сморщиваются. – Я протянула ей брошюру. – Так что крем и мою кожу спасет от морщин. Отличная штука Надо брать.

– Мама, виноград не сморщится, только если ты его съешь, – возразила Сабрина, оглядывая полки. – Впрочем, бери, если хочешь.

Я пропустила ее слова мимо ушей, и в мою корзинку посыпались дневные и ночные кремы. И Сабрина, несмотря на весь свой скептицизм, отправила в свою корзинку не меньше коробочек, чем я.

– Что ты взяла? – спросила я. Она показала новый увлажняющий и очищающий лосьон, тоник, крем для век, а также бальзам для губ и увлажняющую маску для лица с содержанием желатинизированной гиалуроновой кислоты.

– Мне все это надо, – отрезала она, – Парижская вода сушит кожу.

А я и не собиралась спорить – хорошая мысль. И я набрала себе того же. Неважно, что там с парижской водой – эти средства были бальзамом для наших больных и иссохших душ.

Дальше расположился большой отдел средств для ухода за ногами. Кремы от мозолей, пластыри, носки для покупателей с косточкой на большом пальце ноги, пилочки для ногтей, щипчики для ногтей, пемза для пяток, все, что хочешь от заболевания стоп. Так как за последние два года я дважды проделала путь в восемьсот километров и намотала еще двадцать с первого дня в Париже, этот отдел стал райским уголком.

Всякий раз, когда я вхожу в аптеку, то машинально оглядываюсь в поисках средств для ног. Надеюсь, вы уже поняли, почему? Мне подсознательно хочется ощутить почву под ногами. Я верю, что этот отдел мне поможет. Жаль, что откровение пришло позже, чем я накупила столько средств для ног, что их хватило бы залечить стопы всех футболистов французской сборной в конце игрового сезона.

За отделом ухода за кожей расположился отдел ухода за телом. Там пахло цветочным и туалетным мылом, скрабами, лосьонами и опрыскивателями всех возможных ароматов. Там были ванны молочные, грязевые, с морской солью, пузырьковые, увлажняющие и экзотические. Мочалки-рукавицы, скрабы для тела, скрабы для спины – все, что нужно для водных процедур.

Из этого отдела мы перешли в огромный отдел по уходу за кожей рук. Здесь властвовали лаки для ногтей, лосьоны, кремы для кутикулы, увлажняющие ночные перчатки и еще Бог весть что. Вид этих необыкновенных товаров доставлял эстетическое наслаждение.

В центре аптеки продавались безрецептурные лекарства от самых разных недугов, в том числе гомеопатические и натуральные органические средства. На полках лежали коробочки с цветочными эссенциями, ароматические масла и всевозможные витамины и добавки, которые в таких соблазнительных выражениях сулили вечную молодость, что некоторые я тоже закинула в корзинку.

Разумеется, в американских аптеках все это тоже есть, но куда им до парижских. Упаковки и рекламные буклетики так убедительны и заманчивы, продукция пестрит такими разнообразием и новизной, и все это так по-французски, что здесь любой товар выглядит куда заманчивее, чем у меня на родине.

Мне казалось, довольно будет пены шелковистого шампуня да немного крема от морщин, да увлажняющих перчаток на ночь, да нескольких капель ароматного масла, да мочалки по филейным частям, да пемзой по стопам – довольно было бы этого, чтобы отскрести, оттереть, отмыла себя, извлечь из-под оболочки ту девочку, какой я была до замужества. Моя кожа сияла бы младенческой белизной. Или хотя бы эти средства смогут смыть растерянность, которая, боюсь, слишком часто читалась на моем лице в эти дни. Как бы то ни было, я надеялась на них, а моя доверху наполненная корзинка была тому подтверждением.

Не я одна искала утешения в аптеках. Когда бы мы ни зашли в нее, здесь было полно народу. Учитывая изобилие парижских аптек я предположила, что французы нуждаются в успокоении души не меньше моего. Гуляя по вечерам, мы встречали аптеки через каждые десять метров. Иногда на квартал их оказывалось две-три, и днем в них всегда толпились люди.

Что в бакалее, что в аптеке французы терпеливо стояли в очереди (да-да, стояли) и ждали, пока неторопливый фармацевт уделит им все свое внимание. В аптекари здесь шли люди увлеченные, для которых здоровье покупателей – не пустой звук. Они всегда терпеливо выслушают, расспросят, найдут решение, предложат то, другое, третье… Стоит спросить их совета по поводу зуда или боли, как тебя начнут расспрашивать так подробно, что куда там чикагским фармацевтам (да и тамошним врачам заодно). От наших аптекарей такого и не ждешь. В Соединенных Штатах поговорить с аптекарем – значит торопливо обменяться парой слов – как же иначе, ведь очередь ждет. Мы с Сабриной, хотя и не привыкли ждать, но смирились. Привыкайте – здесь так принято.

Мне ли не знать – сколько раз я сама стояла в очереди и слушала разговоры у прилавка. Так и ждешь минут по двадцать, пока каждый из стоящих перед тобой не пожалуется на симптомы, не выспросит поподробнее, не обсудит с аптекарем весь план лечения.

Приняв правила игры, я не теряла времени зря. Изучала людей и обогащала свой французский. Я узнала, как будет «боль в пояснице», «боль в животе», «судороги в ногах», «заложенность носа», «зубная боль», «бессонница», «боль в ухе», и, наконец, мой любимый – crise de foie, то бишь «синдром печени». Может быть, это тяжесть в животе от переедания и обильных вечерних возлияний, которые бьют по желудку и печени, но все-таки я склоняюсь к мысли, что это острая печеночная недостаточность.

На лекциях по метафизике меня учили, что печень есть средоточие эмоций, так что, по-моему, «печеночная недостаточность» – та же недостаточность эмоциональная. Я очень хотела подойти к аптекарше и пожаловаться на crise de foie, но понимала, что в ответ она мне пропишет шипучую питьевую соду и хорошую отрыжку, а подлинного эмоционального облегчения мне не дождаться.

Несколько недель кряду я слушала эти разговоры и убедилась, что французские фармацевты – люди очень добрые и отзывчивые. Они бесконечно терпеливы к каждому и столь любезны, что, скорее всего, в этой любезности и кроется секрет длинных очередей. Ах, если бы аптекарь прописал мне свечки от головной боли и растерянности (такая лекарственная форма пришлась бы мне по вкусу, тем более что я хорошо рассмотрела ее, пока маялась в очереди). Как было бы славно!

Увы, в борьбе со страданиями и болезнями моей души у меня было только традиционное оружие: принятие, прощение, вера, молитва, терпение, любовь к себе и время. Ладно, по крайней мере, пока я занимаюсь своей душой, у меня перестанут болеть ступни, и кожа станет гладкой и нежной. И на этом спасибо.

«Как так получается, – рассуждала я, втирая вечером в ноги этот божественный крем, – умом я понимаю, что своим поведением сама себя гроблю, а сделать ничего не могу?»

Скажем, я знала, что должна любить себя – и любила. Но никак не могла избавиться от неискоренимых стереотипов презрительного отношения к себе, которые въелись в душу как плесень в стены подвала. Я должна была упорно трудиться, чтобы стереть их из своей души.

«Ох, нелегко это, – думала я. – С одной стороны, не давать себе роздыха, а с другой – не перегнуть палку». Это был только один из набора навязчивых стереотипов, которые мне вдолбили в католической школе, где я была «хорошей, трудолюбивой девочкой».

Накладывая на лицо маску с французской глиной, я внезапно поняла, почему здесь тяжелая работа не в чести. Праздничных дней во Франции больше, чем в других европейских странах. Я рассмеялась: здесь моя оголтелая работоспособность никогда не придется ко двору. Стану и дальше трудиться как заведенная, меня сочтут чокнутой. «Вот и еще очень веская причина, почему меня влекло сюда», – я поверила этому маленькому откровению, и у меня отлегло от души. «Тише, Соня, тише». Я решила завтра расслабиться и отдохнуть. Потом погасила свет и уснула.