Электронная библиотека » Соня Чокет » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 28 декабря 2021, 19:51


Автор книги: Соня Чокет


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Как я отпустила прошлое

Первые несколько недель мы с утра до вечера наводили уют в квартире. Дни летели, и за полночь я валилась в постель полуживая от усталости. Но едва голова освободилась от проблем, появилась тревога. Только теперь я поняла, что замужество было важной частью моей личности, моим оплотом в жизни, Брак рухнул, и следовало найти новую опору, такую, которая не зависела бы ни от моих отношений, ни от моего прошлого.

Сейчас я готова была окунуться в преувеличенную заботу и поддержку самой себя, потому что, к своему ужасу, осознала, что никогда их не имела. Я всю себя отдавала заботе о ближних. Мне и в голову не приходило уделять внимание себе – ни в детстве, ни в замужестве, ни даже в роли преподавателя, наставника и экстрасенса.

Пришла пора меняться. Роль женщины – лишь ей я училась, лишь ее осваивала, в ней одной видела мое призвание, она одна удавалась мне, и, положа руку на сердце, она-то и нравилась мне более прочих. Но мое профессиональное образование не подготовило меня к заботе о себе, и я даже не знала толком, с какой стороны приняться за заботу о своем Я.

Я обнаружила, что мое подлинное Я – та Соня, что не была замужем, не воспитывала детей, не проводила семинаров, не преподавала, не давала частных консультаций и не помогала друзьям – в настоящий момент очень ранима и здорово зла.

Эта сторона моей личности, мое глубинное Я, нуждалось в защите и прочной любви не ради моих дел, а ради моей внутренней сущности, которую я практически всегда игнорировала и старалась избегать. На протяжении всей жизни, которую я посвятила служению людям, эта моя сторона была скрыта от посторонних глаз, она ждала, она была одинока и незаметна.

Я больше не могла отрицать эту потаенную сторону моей личности. Пора уже было считаться с этой частью себя самой, которая и так слишком долго была лишена моего внимания, и не прятать голову в песок. Только сейчас я поняла и полюбила эту отметаемую сторону моей личности.

В то же время я хорошо помнила, как училась быть сильной и уверенной в себе женщиной, которая никогда не просит многого. Училась быть милой, стойкой, жизнерадостной и доброй девой-воительницей, которая смело смотрит в лицо своим страхам, помогает людям и не хнычет. Разве я не достойная во всех отношениях женщина?

Хотя эти бойцовые качества много лет служили мне верой и правдой и помогали выполнять миссию экстрасенса в мире, отрицающем интуицию, я начала понимать, что в моем случае они неестественны. Не здоровы. Я сама развила эти качества в себе, я была благодарна им за мощь, которую они подарили мне. Но от них так устаешь! Они истощили меня, вычерпали до дна мои душевные силы.

«Если бы только я была терпимее к себе, если бы не злилась на Патрика за его нетерпимость – может, наш брак не рухнул бы в одночасье?» – размышляла я. Наверное, надо было стать добрее к себе. Впрочем, момент уже упущен.

Я поняла, что не хочу больше быть девой-воительницей Устала. Воинственность во мне перегорела. Война закончилась. Я мечтала лишь завершить все сражения и обрести глубокий внутренний мир – может быть, впервые в жизни.

В глубине души я понимала, почему в моих глазах Париж обладал такой притягательной силой. Он воплотил в себе священное женское начало. Париж был местом, куда я приехала учиться состраданию к себе. Время пришло.

Город был бесконечно красив – и архитектура, и сам образ жизни парижан. От величественных зданий до изысканно разложенных товаров в витринах, от соблазнительных цветочных на каждом углу до цветов в кадках на каждом окне, от восхитительных блюд в превосходных ресторанах до платьев по последней моде, от изысканных садов до семенящих капризных болонок – повсюду, куда ни падал взгляд, Париж был пиршеством тонкого вкуса. Париж питал душу. Он был воплощением красоты, и я уже одним тем, что жила в этом городе, купалась в его целебных водах.

Город радовал взор, парижане руководствуются разумом (по крайней мере, те, кого я встречала). Удивительное сочетание. Действительно, парижане поклоняются Высшему Разуму, редко прислушиваются к духу и интуиции, так как не считают это нужным. Я так думаю, что в их лексиконе вряд ли встретишь слово, равнозначное «духу» – источнику и голосу интуиции, которую я слушаю постоянно.

«Не помочь ли нам друг другу?» – размышляла я, изо дня в день карабкаясь по парижским лестницам, исхаживая Париж из конца в конец. У французской столицы очень мощная внешняя энергетика ее женственной природы. Вдруг она поможет мне с моей собственной, новой, более женственной природой. Которая будет сочетаться с моей собственной привлекательностью, красотой и гармонией – как она сочетается у этого города? А поскольку интуиция у меня очень развита и я следую моему внутреннему голосу, то почему бы мне не помочь его жителям? Почему бы нам не встретиться, не открыть душу друг другу, не расслышать собственный внутренний голос, не довериться интуиции и внутренней истине, которую они наверняка ищут в себе и не находят?

День за днем я не спеша делала первые шаги к избавлению от себя прежней, пекущейся о других, и привыкала к себе новой, пекущейся о себе. Пребывание в чужой столице дарило фантастическое ощущение свободы. Ни знакомых, ни обязательств, ни связей с прошлым. Я была вольна расставлять новые приоритеты и принимать новые решения – более взвешенные, более осознанные, соответствующие моей самости, и, разумеется, более себялюбивые (или хотя бы индивидуальные).

Я только никак не могла решить: что есть мое Я? Мое внутреннее Я было немощно, хотя уже не раз, а два я пересекла всю Испанию в поисках исцеления, прощения и смирения и теперь яснее видела мое прошлое. Под слоями той меня, которые укрывали меня всю жизнь обнажилось подлинное, бесформенное, ранимое (к моему ужасу), нуждающееся, беззащитное Я, которое взывало к моим вниманию, любви, защите и заботе.

Наверное, впервые в жизни, по зову души я должна была научиться безоговорочной и бескомпромиссной любви к себе. Уже давно я молила о ней. Но до сих пор единственным и мучительным ответом был развод. После него я была вольна сосредоточиться на исцелении себя. Это было воздаянием за все мои мучения. И я готова принять его.


Что значит быть парижанкой?

Как бы мне ни нравилась жизнь в Париже, но из двух послеразводных вариантов – «бить или бежать» я выбрала последнее. Сломя голову улаживала бракоразводные формальности. И после каждый день мне все хотелось вскочить и как оглашенная нестись куда-то. И я бежала, бежала… Хотя бежать-то было некуда.

Это было особенно заметно в воскресном Париже, он окончательно перестал нравиться нам с Сабриной. Наверное, виновницей тому промозглая серая хмарь, которой насквозь пропитаны парижские зимы. Кроме того, по воскресеньям большинство заведений не работает – этот день парижане, по обыкновению, проводят дома, наслаждаясь семейным обедом. В воскресные дни мы скучали. И поэтому делали то, что делали всегда, когда чувствовали себя не в своей тарелке. Мы шли гулять.

На улице Мучеников заведения открывались в воскресенье утром и закрывались в понедельник. Монмартр кишел туристами. Прочая же округа по воскресеньям вымирала, и Париж превращался в город-призрак.

Как-то утром, нас непреодолимо повлекло выйти на улицу в эту воскресную серую мглу. И мы решили прогуляться в Лувр, а потом заскочить на поздний обед (или ранний ужин) в одно из наших любимых кафе – «Марли». Оно расположено на площади перед музеем, и из него виден вход под знаменитой стеклянной пирамидой.

Мы замотались в зимние пальто, шапки и шарфы и вылетели за дверь в поисках избавления от внутреннего дискомфорта. На полпути к первому этажу я поняла, что забыла кошелек. Я побежала за ним. Сабрина ждала меня внизу, и я спешила вернуться к ней. Вдруг нога резко подвернулась и соскользнула с гладкой ступеньки.

Я закричала, попыталась ухватиться за перила, но не удержалась, рухнула на живот, и полетала головой вперед.

Мое зимнее пальто так хорошо скользило по вощеной лестнице, что я летела как на санках, стремительно набирая скорость и отчаянно крича. Я пронеслась мимо Сабрины (она тоже закричала), и мимо любопытных соседей, которые все как один высунулись на лестницу, чтобы увидеть нарушительницу воскресной тишины.

А нарушительница слетела по крутой лестнице вниз, вкатилась на первый этаж и треснулась головой о входную дверь. Вниз уже бежала Сабрина, а за ней – все соседи. Встречи с ними я бы не пережила. Я вскочила и в мгновение ока оказалась на улице – лишь бы ни кто не увидел моего лица. Я бы сгорела от стыда. За спиной я слышала сбивчивые причитания Сабрины:

– Мамочка, подожди! Остановись! Что с тобой?

А я все бежала, пока не повернула за угол. У меня все болело, везде синяки, но больше всего пострадало мое самолюбие. Подбежала запыхавшаяся Сабрина:

– Боже мой! Мамочка, что случилось? Как тебя угораздило? Ты в порядке?

Все еще не придя в себя, я отряхнулась:

– Да. Я в порядке.

Сабрина изо всех сил пытаясь сохранить участливое выражение лица, но не сдержалась, прыснула и уже не могла остановиться. Я было возмутилась и хотела пожаловаться на боль, но она смеялась так заразительно, так самозабвенно, что я махнула рукой.

Нет, правда это было смешно. Так что я тоже расхохоталась. Понимая всю беспочвенность притязаний на сочувствие я сказала:

– Пошли. Мне надо прийти в себя и восстановить мое реноме.

К счастью, все обошлось. Мы смеялись всю дорогу до Лувра. Сабрина снова и снова вспоминала, как пыталась объяснить ошарашенным соседям, что мимо них только что промчалась головой вниз ее мама.

Я была благодарна ей за смех, хотя причина для него была весьма болезненна. Но при этом я не могла не признаться, что полет с лестницы показал, какой растерянной и обескураженной я была. Мне стало мучительно стыдно за это, в буквальном смысле слова, свободное падение.

Урок не прошел бесследно. Внешние проявления всегда есть отражение внутреннего состояния, и потому можно сказать: подчинение голосу духа означает, что иногда лучше отказаться от разумных доводов и просто идти вперед, хотя без потери равновесия и небольших неприятностей не обойтись.

Ведь, подчиняясь голосу духа, человек не всегда контролирует свою жизнь и не всегда освобождается от страданий. Это утрата контроля и столкновение с жизнью лоб в лоб. Я должна была сбавить обороты и отказаться от бегства, иначе такой темп обернулся бы бедой.

Прогулка по Лувру успокаивала. Я подчинилась своему внутреннему состоянию, а вот оно перестало подчиняться мне. Мы пробежались по трем-четырем залам, проголодались, зашли в кафе «Марли» и заняли столик на террасе. На улице было очень холодно, но между столиками стояли лампы, их уютный свет манил войти и отобедать. Мы успокоили мою израненную душу изысканными блюдами и запили пришедшемся весьма кстати шампанским.

За обедом мы говорили о воскресной хандре и борьбе с ней. В воскресные дни мы особенно остро чувствовали себя неудачницами, вуайеристками, которым дозволяется смотреть, но запрещается прикасаться к сердцу Парижа. Мы уже живали в этом городе и знали, что нам еще рано называть его своим. Строго говоря, казалось, что мы здесь ничто не можем назвать своим. Разлука с родиной, с которой нас связывали довольно сильные чувства, была болезненной и мучительной. После второго бокала шампанского я решила, что не дам этому чувству одержать верх. У меня появилась цель: стать здесь своей.

На другой день я первым делом пошла в магазин английских книг на улице Риволи и купила книгу: «Что значит быть парижанкой?» Автором выступил коллектив французских мадамочек, которые сочли своим долгом научить остальных правилам своей игры.

Книга пухла от советов: как одеваться, как двигаться, как говорить, как вести себя с друзьями, как готовить еду и даже как правильно пить шампанское (с кубиками льда), чтобы не возникал неприятный запах изо рта. Тут я, впрочем, задумалась: может быть, запах этот – из-за сигарет, которые так любят курить большинство француженок за бокалом шампанского?

Так как я не понимала, кто я теперь, образ парижанки соблазнил меня. «В конце концов, кто сравнится с парижанкой в ее утонченности, привлекательности и женственности?» – размышляла я, пытаясь восстановить мое попранное самолюбие.

Вцепившись в справочник, я старалась затвердить следующий совет: в вашем гардеробе должна быть одежда по парижской моде: черный блейзер и белая рубашка с пуговицами. Вот ведь, а я никогда не носила ни то ни другое.

У меня появилась цель. Найти идеальную белую рубашку с пуговицами. Начать поиски я решила с «Галереи Лафайет» – престижного модного универмага у подножия холма. Ноги сами понесли меня к нему.

«Галерея Лафайет» – красивое пятиэтажное здание в стиле ар-нуво, островок парижской элегантности и утонченности сразу за зданием Оперы в самом центре Парижа, осененное изумительным витражным потолком. Стоит войти туда, как попадаешь в другой мир – кладезь элегантности, наполненный до краев лучшими дизайнерскими работами, какие только может предложить Париж и весь мир.

Внутри небольшие бутики всех ведущих дизайнеров: «Прада», «Гуччи», «Ив Сен-Лоран», «Шанель», «Живанши», «Версаче», «Диор», «Соня Рикель», «Фенди», и прочие славные имена мира моды. Пожалуй, лучшего места для поисков обязательной белой рубашки не сыскать.

Рыская среди витрин, я наконец нашла идеальную белую рубашку в одном из французских бутиков на третьем этаже. Классическую белую, с пуговицами и жестким воротничком. Но, честное слово, она не стоила таких денег! Однако неуверенность вкупе с моей постоянной спутницей – импульсивностью – вынудили меня купить ее не глядя. Не моргнув глазом, я протянула сто евро. И пусть для простой белой рубашки цена была сумасшедшая, я радовалась находке и была уверена, что бесповоротно встала на путь воплощения нового парижского образа.

Я уверенно направилась домой хвастать перед Сабриной свей находкой, предвкушая восторги и похвалы.

Едва я надела обновку, Сабрина закатила глаза:

– Ты похожа на секретаршу. И куда собираешься в ней ходить?

Обескураженная ее откровенностью, я заступилась за свой новый образ:

– Погоди, я еще не нашла черный блейзер.

– С каких это пор ты стала носила черный блейзер? Это же курам на смех.

– Ничего подобного, – уперлась я. – Придется привыкать к моей новой парижской внешности.

В тот вечер мы собирались поужинать в ресторане, и я решила вопреки скептическому отношению Сабрины все же надеть обнову. Пусть мне для полноты образа и не хватало черного блейзера. Я надела рубашку и застегнула воротничок. Он натирал шею. Я заправила ее в джинсы. Глупо. Я выпростала рубашку и расстегнула несколько пуговиц. Неряшливо. Я села и натянула туфли. Рубашка на спине задралась. Когда я выпрямилась и одернула ее, мне показалось, что она превратилась в смирительную. Я сорвала обновку и закинула ее в угол. Сабрина была права. Не моя вещь. Я натянула любимый голубой свитер.

Ах! Какое облегчение.

Войдя в гостиную, я сказала Сабрине:

– Я готова.

– И где же белая рубашка? – поинтересовалась она. – Я думала, ты наденешь ее сегодня вечером и откроешь «парижский» дебют.

– Она такая неудобная, – призналась я.

– Я же говорила, – рассмеялась она.

Вечером, засыпая, я вспоминала, что гарсон подавал шампанское с кубиками льда. «Ну хотя бы изо рта не пахнет, – думала я с облегчением. – С почином тебя».


Красная помада

Хотя я потерпела неудачу с белой рубашкой, назавтра, удивляясь сама себе, я прокралась к книге за порцией новых советов по парижскому гламуру. На этот раз я вычитала: пользуйтесь ярко-красной помадой и не переусердствуйте с макияжем.

Да не вопрос. Мне нравилась красная помада, когда-то я то и дело покупала ее, но сейчас у меня была другая. Как сказал несколько лет назад один мой знакомый модник (он работал рекламном бизнесе), женщинам определенного возраста красная помада не подходит – она старит. Похоже, он намекал, что я стремительно приближаюсь к этому определенному возрасту.

Таков американский взгляд на вещи. Здесь женщина не имеет права стареть. Мы обязаны оставаться вечно молодыми, но ждем уважения к мудрости жизненного опыта. Впрочем, пожилым женщинам нет места в американской культуре. Американская культура – это культ молодежи. А так как я была «пожилой», то прислушалась к советам моего друга и навсегда забыла о красной помаде.

Теперь я захотела понять: есть ли такие предрассудки здесь, в Париже, где дам среднего возраста чтут и уважают? У меня аж дух захватило – ничего подобного здесь нет. Почтенные дамы пользуются красной помадой, которая лишь делает их краше. Еще одно очко в пользу Парижа – никаких косых взглядов мой адрес. Возраст не оставит меня незамеченной и обделенной вниманием – не то что у меня на родине. По мнению французов, человек что сыр или вино – со временем становится только лучше. Весьма обнадеживает.

Уверовав в красный цвет, я снова атаковала «Галерею Лафайет», на сей раз первый этаж, косметический отдел. А он там просто огромный. Вокруг яркие витрины с косметикой, между ними порхают стайки элегантных консультанток всех возрастов, одной рукой распыляют ароматы из флакончиков, другой в тот же миг успевают услужливо протянуть тестер. Стоило мне войти, как они закружили надо мной как стервятники над падалью, заулыбались, зачастили:

– Бонжур, мадам. Чем я могу вам помочь? – по-английски, прошу заметить.

«Я что, так похожа на американку? – подумала я, ведь еще даже не раскрыла рта. – И как они, интересно, узнали, что плохо понимаю по-французски?» Я погрузилась в тревожные раздумья: «Похоже, выгляжу я большей американкой, чем хотелось бы. Эх, надо было надеть белую рубашку!» После разоблачения моя решимость только окрепла. Я куплю красную помаду и сразу накрашу губы. Но бесконечные ряды витрин с косметикой поставили меня в тупик. Парфюм так прекрасен, продавщицы все как одна так пугающе элегантны – немудрено было растеряться.

Так что я какое-то время слонялась вдоль витрин, не зная, что предпринять.

Наконец я решилась. Знакомое слово «Шанель». Что может быть французистей «Шанель»? Я подошла и увидела гору помад. Да что там – целая витрина одной только красной помады. Вишнево-красной, красной, сине-красной, оранжево-красной, ярко-красной, почти фиолетово-сине-красной. Да, было из чего выбрать.

Не успела я открыть один тюбик, как девица уже была тут как тут:

– Бонжур, мадам, чем я могу помочь вам? – И все по-английски, по-английски.

– Бонжур, мадам, – ответила я. – Мне нужна красная помада.

– Великолепно, – одобрила она. – Какого-то особого оттенка?

Вопрос поставил меня в тупик – прозвучало как-то глупо. Что, женщины приходят и с порога говорят, что ищут именно такую-то красную помаду, скажем, сине-красную с нотками апельсина? Хотя чему удивляться, это же Париж. Конечно же, парижанки ищут каждая особую красную помаду.

Они вообще были неповторимы. Наверняка точно знали, какая именно красная помада им нужна, и просили: «Дайте мне «Живанши Героик Ред»», или «Дайте мне "Диор Ред 999"», или «Ланком Руж Абсолю».

Я взглянула на две или три красные помады с витрины, а девица заученно улыбалась и следила за каждым моим движением. Под ее взглядом положительно невозможно было рассмотреть все как следует, и я сдалась. Ткнула наугад в два из десятка тюбиков на витрине, и, даже не разобравшись в оттенках, выпалила:

– Возьму вот эти.

– Прекрасный выбор, мадам, – одобрила консультантка. – Желаете взглянуть еще на что-нибудь?

– Нет, благодарю. Мерси, мадам, – сказала я. Хотелось поскорее расплатиться и сбежать. А девица, как назло, с благоговением медленно завернула помаду в тонкую бумагу, перевязала ленточками, положила в коробочку, коробочку – в сумочку, и протянула мне, словно это была не сумочка, а хрусталь Баккара[9]9
  Французский хрусталь, производство посуды с 1764 года. Прим. перев.


[Закрыть]
.

Я протянула кредитку. Девица попросила поставить ма-а-аленькую подпись. Я улыбнулась. Американцы любят все большое, парижане – все маленькое.

От них то и дело слышишь: Подписюшка. Моментик. Десертик. Примерчик. Аперитивчик (легкая закуска перед основным блюдом). Может быть, они уменьшают вещи, чтобы жизнь выглядела более управляемой. Скажем, шажочек за раз.

Расписавшись на чеке, я подхватила пакетик и направилась к выходу. «С помадочкой мне будет лучше, – уговаривала я себя, – Я буду больше похожа на парижанку. Теперь со мной никто и никогда не заговорит по-английски».

Я так надеялась.

Как же мне тогда было плохо и неуютно!

«И дошла же я до жизни такой! – недоумевала я. – Писатель, духовный учитель с мировым именем, меня уважают тысячи людей, я прекрасно делаю свое дело. Какого ляда я влезаю в парижские костюмы и крашусь красной помадой в надежде сойти за свою?»

И вдруг я поняла, что именно так и надо себя вести: присматриваться, вживаться, а не метаться по улицам брошенным щенком. Мне было мало просто жить в Париже, я хотела понравиться его жителям, хотела, чтобы меня приняли за свою, полюбили, я надеялась, что если буду похожа на них, то все устроится.

«Соня, ну расслабься же – утешала я себя, возвращаясь в квартиру на холме. – Радуйся своей помадочке, найди момент и осядь здесь. Ты сойдешь за свою, тебя примут, надо только набраться терпения. Твое времечко еще придет».



Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации