Текст книги "Ваш любимый доктор, или Дело всей жизни"

Глава 6

Я снова видела глазами Эллен. Вокруг высились монументальные стены Магической Академии, сновали студенты и преподаватели. Я видела жизнь своей предшественницы как на ускоренной перемотке, лица сливались, не отпечатываясь в памяти.

За все те разы, что мне удалось окунуться в воспоминания Эллен, я успела понять, что девушкой она была скрытной и не слишком уверенной в себе. Она не участвовала в студенческих забавах, порой носящих злой характер, у нее не было близких подруг, только приятельницы и однокурсницы. Видимо, маменька с папенькой хорошо подорвали ее самооценку, старались с раннего детства.

И сколько бы я ни окуналась в это липкое болото, в конце дорога всегда вела в подземелья, где тоже располагались учебные классы. И что-то там произошло, что-то случилось, но мне никак не желала открываться правда.

Я снова стояла у двери, на пол падала ломаная полоса света. Я (или все-таки Эллен?) ничего плохого не желала, просто хотела сдать работу. Просто оказалась не в том месте и не в то время.

В этот раз мне удалось услышать одну неосторожно оброненную фразу:

«Всех свидетелей нужно убрать…» – произнес приглушенный голос, смутно знакомый и в то же время нет.

Убрать… убрать…

Черт возьми, надо уносить отсюда ноги!

* * *

– Как вы думаете, долго она проспит?

– Может, ей искусственное дыхание сделать? Или массаж сердца?

– Ну ты и извращенец! Так и скажи, что просто хочешь пощупать.

Голоса взрывали и без того усталый мозг, тело болело, словно я без подготовки целый час занималась фитнесом. Снова этот сон-воспоминание. Подразнит и исчезнет! Клянусь, мое терпение лопнет, если я не узнаю правду.

Стоило мне подать признаки жизни, как воцарилась тишина.

– Что вы там замышляете? – просипела я, принимая горизонтальное положение.

Подо мной был видавший виды диванчик, на стене напротив – доска. На столе стопка книг, чайник, несколько разномастных кружек и обглоданная головка сыра. Судя по всему, это комната отдыха для практикантов.

– Ура! Наконец-то ты пришла в себя! – первым опомнился Пискун.

Пока я спала, он принял свое истинное обличье и успел поболтать с юношами, которые застыли посреди комнаты молчаливыми статуями.

– Я объяснил этим деткам, что у тебя самое банальное магическое истощение, но они мне не верили.

О том, что детки эти были под два метра ростом и шире меня в плечах раза в полтора, умолчим. Мой покой и сон стерегли Йен, Дэрин и рыжий мальчишка по имени Найвер.

– Долго я спала?

– Около часа, – ответил Йен, и тут меня как молнией прострелило. У меня же там пациентка!

– А что с Диди?

– Повязку наложили, она уже должна прийти в себя, – спокойно ответил Йен, и это значило, что все действительно под контролем.

Я кивнула. Все равно надо будет узнать, куда ее положили, и наведаться, как только меня перестанет мутить. А потом поговорить с нейтом Лейном.

– А где нейт Брайтен, кстати? – вспомнила я о здоровяке-лекаре, любителе редкого инстументария.

– Ушел. Его вызвали, – ответил Дэрин, лениво потянувшись. Меня раздражала бесцеремонность этого мальчишки, слишком он был языкастым.

Тем временем Найвер предложил мне кружку воды.

– А Ойзенберг? Ваш руководитель что-нибудь сказал? – поинтересовалась я, смочив губы.

Парни заговорщически переглянулись. Рыжий заговорил:

– Вы стали падать прямо на нейта Ойзенберга, он не успел отойти, зацепился о столик и… – он хихикнул и порозовел от удовольствия, – …упал прямо на пятую точку, отбил копчик и завизжал, как будто ему пятки поджарили. А вас Йен успел подхватить в последний момент.

– Спорю, это был самый чувственный момент в его жизни! – заржал Дэрин.

– В чьей? Йена или Ойзенберга? – рыжий поддержал его шутку.

Покрасневший Йен вздохнул и махнул рукой:

– Не обращайте внимания на Дэрина, нейра, он просто придурок. Хоть бы постыдился.

– Я уже не в том возрасте, чтобы чего-то стыдиться, – парировал юноша и подмигнул мне. Дурачок. Знал бы, сколько на самом деле мне лет, бежал бы в ужасе. Если, конечно, он не любитель женщин постарше.

Следующие пять минут я слушала рассказ о том, что происходило после того, как я отключилась, как меня принесли в ученическую, и как браслет внезапно превратился в Пискуна. А еще практиканты отметили, что нейт Брайтен был впечатлен моими умениями.

Итого получается, что двое лекарей: Брайтен и дедулька Бэйнс настроены ко мне дружелюбно, с Ойзенбергом и снулой рыбой Калвином я уже не найду общего языка (да и не надо, чур меня). А отношение Лейна стало теплее на пару градусов и приблизилось к отметке «ноль».

Надеюсь, когда достроится госпиталь, я успею наработать базу из лояльных лекарей и практикантов, заинтересованных в работе повитух и довольных пациентов.

– Нейра Эллен, с Таем Отто все в порядке, – отчитался Йен напоследок. – Мы по очереди ухаживаем за его раной, он ни в чем не нуждается. Правда, иногда порывается сбежать, не хочет чувствовать себя нахлебником.

– Отлично! А Таю передайте, что я попробую устроить его на работу в новый госпиталь, пусть далеко не убегает.

С ребятами было легко и весело, но пора и честь знать. Мне нужно увидеть Лейна и Диди, а ребятам – вернуться к практике, обеденный перерыв подходил к концу. В коридоре я спросила Пискуна:

– Меня всегда будет колбасить после использования заклинаний? Не хотелось бы валяться без чувств, ненавижу эту беззащитность.

Тиин подскочил у меня на плече, как мячик на ножках, и выдал деловым тоном:

– У неопытных магов часто такое бывает. С концентрацией проблемы, поэтому человек выделяет магию всем телом, при этом расход сил в десять раз больше, а эффект тот же. Ты испытала стресс, толком не смогла сконцентрироваться, действовала по наитию, а не по науке.

– А ты мне для чего, меха комок? Кто отвечает за концентрацию?

– Ну прости, сплоховал. Перенервничал. С кем не бывает? Тем более у нас еще схема не отработана, ты ведь впервые применяла силу артефакта.

Я закатила глаза и хотела хлопнуть себя по лбу, но не успела. По закону жанра из-за угла на полном ходу в меня врезался нейт Лейн.

Попался, голубчик!

– Вы что, меня преследуете? – выдал он, даже не поздоровавшись. Увидел Пискуна и поморщился.

Я же бросила беглый взгляд на его руку – на раненом пальце тугая повязка. Неужели дела плохи?

– Как ваше самочувствие, нейт Лейн?

Лекарь проследил за моим взглядом.

– Лучше, чем вы думаете. Или ждете, что я умру от заражения крови? Не дождетесь!

– На самом деле ваша смерть мне невыгодна, – ответила я честно. – Нам с вами еще сотрудничать. И если ваше состояние будет ухудшаться, обращайтесь. У меня в арсенале есть магия, которую вы не любите, но которая помогает.

Лекарь закатил глаза.

– Вы действительно самая настырная женщина на свете! Почему нейт Ойзенберг снова жаловался, что вы лезете не в свои дела и отбираете его пациенток? Заведите себе уже, в конце концов, ребенка, чтобы было чем заняться! И куда только смотрит ваш муж?

Я вздохнула. Тяжелый случай, но не безнадежный. Жену ему надо, может, подобреет.

– Вы же сами убедились, что я не пустоголовая девица, которая приехала сюда развлекаться. У меня есть цели, от которых я не отступлюсь, и я предлагаю, чтобы вы и дальше смотрели и сравнивали методы, которым я обучилась в столице, и методы ваших лекарей. Делали выводы, а потом, может, и поддержали меня. Поверьте, худой мир лучше доброй ссоры.

Вдруг Лейн сощурился и пронзил меня взглядом глаз-кинжалов.

– Какая-то вы странная, нейра Эллен. Настырная, нахальная и совершенно бессовестная. Скромные выпускницы так себя не ведут. Или я все-таки плохо знаю магичек? – он потер подбородок, заросший неопрятной щетиной, и усмехнулся.

Я пытала его еще несколько минут. В конце концов мне удалось добиться того, чтобы за мной, как и за всеми остальными практикантами, были закреплены свои больные. И чтобы Ойзенберг не тянул к ним свои грязные ручонки.

Внедрение в тыл противника прошло более-менее успешно, ура!

– И все-таки на месте вашего мужа я бы запер вас дома, – бросил Лейн на прощание. Не мог не оставить за собой последнее слово. – Когда женщины слишком много учатся, кровь от матки приливает к мозгу, и женщина становится бесплодной. А еще мне кажется, у вас все симптомы истерии.

Я не стала разубеждать его, ведь он свято уверен в этом бреде. И знаю, да, как в нашем мире раньше лечили так называемую истерию у женщин! Вот уж точно врачи-грачи.

Время в госпитале пролетело незаметно, я проведала Диди и удостоверилась, что та в безопасности. Она уже пришла в себя, пульс был в норме, но женщину мучили боли. Сегодня Йен оставался ночевать в госпитале, поэтому я дала ему еще обезболивающего и просила присматривать за моей подопечной, а сама поспешила домой. Соседка с болями в животе просила зайти, да и Грэте я еще на той неделе обещала проведать ее беременную невестку.

Интересно, когда вернется Норвин? Я тут дом начала в порядок приводить, а муж словно забыл о моем существовании. Пришлось признаться хотя бы себе, что я соскучилась и не прочь с ним увидеться. Нам столько надо обсудить! Когда моя тайна раскрылась, я стала чувствовать себя свободнее рядом с ним.

Видимо, жизнь меня не научила, что желания надо загадывать осторожно.

* * *

Домой я приползла, когда начало темнеть. По пути проведала беременную Анку, которую сейчас уже ничего не беспокоило, потом двух соседок. У одной были хронические запоры, у второй – суставные боли.

Оставив пациенток, полностью удовлетворенных консультацией и лечением, я наконец-то смогла выдохнуть. И тут в голове некстати всплыл разговор с Лейном. Должно быть, он считает всех женщин, которые хоть чем-то выбиваются из толпы, истеричками. Интересно, этот «недуг» здесь как-то лечат?

Еще древние греки считали истерию истинно женской болезнью. Туда же приплетали депрессию, тазовые боли и… непослушание. А в просвещенном девятнадцатом веке европейские врачи запирали несчастных в клиники на полгода, излечивая «покоем». Проще говоря, привязывали к койкам, не разрешая вставать и даже садиться, насильно закармливали и как только ни издевались. Стоит ли говорить, что в большинстве случаев в эти клиники отправляли неугодных жен любящие мужья?

Некоторые коновалы проводили калечащие операции на женских половых органах, удаляли матки, делали «истеричкам» лоботомию. Часто в ход шли наркотики – смесь алкоголя и опиума. Вот и просвещенная Европа, вот и викторианская эпоха. Даже двадцатый век это мракобесие затронуло.

Что ни говори, ситуация страшная. Поразительная халатность и жестокость в попытках обуздать женскую природу, эмоциональность и стремление к свободе и независимости. Я живо представила, как меня похищают и запирают в комнате с желтыми обоями, привязывают к кровати. А потом начинают лечить ледяной водой, лаунданумом и лоботомией. Брр…

Дома меня, конечно, никто не встречал. Тихо, пусто, одиноко, как и в последние годы пребывания в моем прошлом мире. Но здесь у меня был Пискун – знатный нарушитель спокойствия. Тиин сразу полетел на кухню, и вскоре до слуха донеслось шуршание обертки. Интересно, не вреден ли для него шоколад? Сам Пискун сказал, что единственное, что ему грозит – это ожирение.

Переодевшись в домашнее, я быстро перекусила и села за учебники. Надо было полистать «Теорию магии», «Артефакторику» и «Целительство», везде у меня были пробелы, которые необходимо заполнить. Но, пробегая глазами по строчкам, я ловила себя на мысли, что не понимаю написанного, потому что мысли витают где-то не здесь. Я вновь и вновь возвращалась то к воспоминаниям Эллен, то начинала крутить браслет-артефакт на запястье.

Иногда я чувствовала себя героиней компьютерной игры, которую надо «прокачать» до самого высокого уровня и заработать все возможные бонусы.

Из задумчивости меня вырвал грохот. Я вздрогнула и захлопнула книгу.

– Пискун! Ты что там уронил?!

Предчувствуя недоброе, я ринулась к выходу, вылетела в гостиную.

– Писку-ун!.. Мамочки!

Нет, это не мой пушистый друг погром устроил, это Норвин, явившийся порталом, влетел в стол и опрокинул его, а сейчас пытался подняться. Я видела его спину, напряженную позу и опущенную голову. Он стоял на одном колене, кулаком упираясь в пол.

– Норвин! – вдруг стало так страшно, что голос перестал слушаться. – Ты что это? Что случилось?

Я подбежала к нему, коснулась плеча и заметила, что муж прижимает к груди ладонь. Он силился что-то сказать, но вместо слов с губ сорвалась струйка крови. На белизне рубашки расплывалось уродливое алое пятно.

– Эллена… – прохрипел он и начал заваливаться вперед.

– Где это ты так? Что за чертовщина!

Я понимала, что он не ответит. Скорее всего, повреждены ребра и легкие.

На звуки прилетел Пискун. Застав развернувшуюся сцену, завис в воздухе, широко распахнув глазенки. А я будто окаменела: все произошло так быстро и неожиданно! Выругавшись сквозь зубы, схватила мужа за плечи, не дав удариться об пол, и осторожно опустила. До этого дня я не боялась вида крови.

Несколько тягучих мгновений я видела себя как будто со стороны: лицо белое, глаза распахнуты от ужаса, рот приоткрыт в бесплодной попытке глотнуть хоть немного кислорода. А потом в мозгу что-то щелкнуло, и все переменилось в долю мгновения. Включился режим медика: хладнокровного, отрешенного, умеющего принимать решения.

Пискун понял меня с полувзгляда, метнулся синей молнией, и серебряный браслет обвил левое запястье. На правом все еще находился браслет рубиновый.

– Только на этот раз, пожалуйста, постарайся с концентрацией. Не хочу отключиться из-за перерасхода сил, – попросила я.

Этот мир постоянно испытывает меня на прочность, не дает расслабиться: что ни день, то проблема. И что я буду делать, как буду справляться, когда ко мне на «операционный стол» попал человек, который за короткое время успел стать близким?

У хирургов даже суеверие есть – никогда не оперируй друзей и родственников.

Эти мысли лихорадочно метались в мозгу, пока пальцы расширяли дыру в рубахе. Я не знаю, сколько крови он потерял, в любом случае у меня нет времени, поэтому остается положиться только на магию. Внутри уже вскипал источник, теплились золотые искорки и взрывались фейерверками под кожей.

Пискун как-то обмолвился, что есть маги, которые во всем следуют правилам, учебникам, руководствам, боятся сделать шаг в сторону. А есть интуиты, которые постоянно экспериментрируют. Именно они в большинстве случаев изобретают новые заклинания. Видимо, я отношусь ко вторым, потому что были моменты, когда я всецело доверяла чутью и позволяла магии вести меня. Так случилось и сегодня, когда я оперировала Диди.

– Соберись, тряпка! – раздался командный голосок фамильяра. – Мы должны спасти Норвина, думать будешь потом!

Я накрыла рану мужа ладонями и опустила веки. Для начала надо хотя бы кровь остановить, главное не допускать мыслей о неудаче. Именно в этом мире я на сто процентов осознала, что мысли материальны. Хотела встречи с Норвином? Получи!

Фамильяр направлял потоки силы к рукам, не позволяя им распыляться, я пыталась сосредоточить их в браслете, молила артефакт отозваться. Рукам было липко и горячо. Я чувствовала, как кровавое пятно расползается по груди Норвина, чувствовала, как слабо приподнимается грудная клетка. Я держала в ладонях жизнь взрослого сильного мужчины, в этот миг он полностью от меня зависел, но такая власть была мне не нужна.

Мы только начали узнавать друг друга, и я не хотела потерять его, испугалась одиночества и гнетущей тишины дома. Пусть только придет в себя, я ему устрою! Надумал пугать впечатлительную женщину!

Я отпустила контроль разума над древней стихией, ощутила, как поток магии наполняет браслет, и в нем моя сила преобразуется в нечто иное, окольцовывает запястье. Браслет раскалился настолько, что боль стала невыносимой, и с каждым мгновением я ожидала почуять запах горелой кожи. По телу неслись сотни мелких молний, отдаваясь в суставах и нервах дергающей болью. Именно через нее проходило овладение новыми навыками.

Белое пламя разгоралось все ярче и ярче, слепило глаза. Их заволокло мутной пленкой, первая слеза сорвалась с ресниц и скатилась по щеке, потом вторая.

Какая же я слабая, совсем не умею терпеть!

Магическим зрением я разглядела трещины на ребрах, уходящую вглубь рану, кровоточащие сосуды. Я видела, как они пульсируют, как вздрагивают тонкие стенки. Чтобы до них добраться, мне понадобились бы хирургические инструменты и ассистенты, возможно, пришлось бы вскрывать грудную клетку. В теории я знала многое, многое видела своими глазами, но смотрела на свои возможности здраво.

Это не моя специализация. Не будь у меня магии, я бы, скорее всего, убила Норвина или вообще не успела бы ничего сделать.

Моя сила, смешанная с магией браслета, устремилась к раненым сосудам, мягко их обволакивая. Края потянулись друг к другу, стенки начали медленно срастаться. Я думала, меня хватит сердечный приступ, пока все это закончится. А когда последний сосуд оказался сращен, я поняла, что все это время боялась дышать. В груди ломило от нехватки кислорода, руки дрожали.

Кровь перестала вытекать из раны, и только тогда я решилась заглянуть в бледное, как мел, лицо Норвина. Веки его были опущены, губы потеряли цвет, на висках застыли капли пота. Боже мой, что же он пережил?

– Эл, – пропищал фамильяр, – я чувствую что-то странное!

Я не смогла ответить, только охнула, потому что браслет-артефакт полыхнул последний раз, отправил еще один болевой импульс и… впитался мне под кожу.

Глава 7

Что за чертовщина!

В первое мгновение я растерялась, но пораженный возглас Пискуна привел меня в себя:

– Тиинова мать! Вот это да! Ты видела, Эл? Видела?

– Конечно, я видела. Он врос в меня… – непроизвольно тряхнула рукой, будто ожидала, что сейчас браслет выпадет обратно. – Это нормально?

– Должно быть, ты так приглянулась артефакту, что он решил слиться с тобой, стать единым целым! Такое иногда бывает, но чтобы так быстро… Ух, я просто поражен! Ты идешь вперед семимильными шагами! А ведь в самом начале ползла, как улитка. Вот что творит вера в себя!

Казалось, это происходит не со мной. Но сейчас некогда было думать над словами тиина, я торопливо вытерла испачканные руки о платье.

– Мы еще не закончили, Пискун!

Мне кажется, я помнила оказание первой помощи при ранении легкого еще с уроков ОБЖ, а в университете мы отрабатывали навыки, которые могли пригодиться будущему врачу, на манекенах – Дашеньке и Васеньке. Бедняги покорно сносили издевательства, пока студенты спасали их от асфиксии инородными телами, бинтовали аки египетских мумий, интубировали, тренировались делать клизмы, ставить капельницы и делать непрямой массаж сердца.

В это время преподаватель по реаниматологии ходил кругами и орал: «Пошел на пересдачу!» «Суй глубже! Дави сильнее!» «Васенька, между прочим, денег стоит! Сломаешь – продам твою почку». «Куда ты ему воздух в желудок вдуваешь, Орлова?! Он от такой помощи только пукать будет!»

Орлова, кстати, это моя фамилия. Я ей гордилась и не меняла после двух замужеств. Но делать дыхание изо рта в рот я таки научилась и на зачете спасла порядком потрепанного Ваську.

Сейчас я опасалась осложнений у Норвина. При таких ранах с каждым вдохом воздух через рану засасывается в плевральную полость, там же скапливается кровь – они сдавливают легкое, и то не может нормально расправиться. При этом умереть можно не только от нехватки кислорода, но и от остановки сердца. Возможно, Норвин потерял сознание как раз из-за этого или из-за болевого шока.

Я метнулась за чемоданчиком.

Быстрее! Быстрее же!

Каждая секунда промедления подобна смерти. Паники не было, мозг прояснился, даже показалось, что я стала двигаться быстрее. Раз, два, три – и я снова сижу возле мужа, держа в руках флакон.

Несколько капель под язык – так быстрее подействует. Лекарства в обоих мирах работают по схожему принципу: под языком богатая сосудистая сеть, вещество всасывается сразу в кровь, минуя желудок. То, что надо!

Я избавилась от остатков рубашки, проверила пульс – слабый, дыхание поверхностное.

Рана была со стороны левого легкого, рядом с сердцем. Как я и боялась, кровь и воздух скопились под плеврой, надо срочно их вывести! Если бы у меня были нужные инструменты, я могла бы попытаться. Однажды на летней практике я делала такую манипуляцию в отделении хирургии.

А может…

В голове будто вспыхнула лампочка. Точно! Стоит попробовать, все равно выхода нет.

Я снова накрыла рану ладонями.

– Ты что делаешь, Эл? Ты применяешь бытовую магию?

– Я тут вспомнила, как ты учил меня чистить платье от крови. Здесь принцип похожий.

Я не знала, получится ли. Но местные боги были милосердны к Норвину, потому что через некоторое время я ощутила, как к моим ладоням стали притягиваться густые бордовые капли. Я стряхивала их на пол и пыталась снова. До тех пор, пока магическое зрение не показало – плевральная полость свободна, и сдавление легкому не грозит.

Маги, как и медики, должны быть изобретательны. В университете у нас ценилась не тупая зубрежка, а развитие клинического мышления и умение искать информацию, импровизировать.

Снова накатила проклятая усталость, я держалась на честном слове и адреналине. Он кипел в крови, не давая рухнуть от истощения.

Дальше – ревизия раны. Края ровные, такое чувство, что ее нанесли холодным оружием.

– Эл, как дела? – спросил Пискун, и голос малыша был тревожным. – Он выживет?

– Куда он денется? Ему еще объясняться.

На самом деле за саркастическим тоном я пыталась скрыть тревогу и страх. О том, что Норвин может не выжить, думать не хотелось.

Закончив с осмотром, я взялась за иголки с нитками. Ювелир постарался на славу, а ниций ничуть не уступал медицинской стали. Повезло, что мой новый дар заставил сплавиться сосуды, и ткань легкого в этом месте сократилась, но я все равно наложила пару страхующих швов.

Помнится, на кафедре хирургии у нас было соревнование по различным видам хирургических швов и вязанию узлов на скорость. От тренировок у меня на пальцах появились мозоли, но я очень старалась и «вязала» ночами в общежитии, ведь победитель получал зачет автоматом. Преподаватель тогда пополам сгибался от смеха, видя наши старания и алчное желание заработать халявную пятерку. Жаль, победу из-под носа увел одногруппник, но опыт я приобрела хороший, как и память тела.

Когда был наложен последний шов, я аккуратно посадила Норвина, приперев его спиной к стене. Показалось, что он задышал чаще, а веки дрогнули.

– Потерпи, голубчик… вот так…

Забинтовала грудь и, натужно кряхтя, переложила на диван. Он был жутко тяжелым и большим, а я слабой, уставшей и пустой, как дырявое ведро. Некоторое время я глядела на бледное мужественное лицо, заострившиеся скулы, закрытые веки. Потом осторожно погладила щеку тыльной стороной ладони.

Он меня спас, защитил, и я отплачу тем же, не отдам в лапы смерти. Я выиграла битву, но война еще не окончена. Самое тяжелое впереди.

– Все будет хорошо, Норвин, – прошептала я, убирая со лба налипшие пряди. – Я останусь с тобой.

После тяжело опустилась на пол и уперлась лбом в диван. Пискун, издав хлопок, принял привычный облик. Прискакал ко мне на колени, заглядывая в лицо перепуганными глазками.

– Все будет хорошо, не надо на меня так смотреть, – утешила я его, а потом почесала брюшко. – Мне не нравится то, что происходит. Вот совсем не нравится. Во что он вляпался?

– Я бы тоже хотел это знать.

– А что там случилось с браслетом? – спросила, еле ворочая языком. Взгляд упал на правое запястье, на котором не было заметно ни малейшего следа украшения.

– Надо еще в книге почитать о том, какие возможности дает слияние артефакта с телом. Я в этом не силен.

У тиина тоже слипались глаза, поэтому самое лучшее решение сейчас – восстановить силы, а с учебниками успеется.

За окном давно стемнело. Все вокруг погрузилось в тишину, но сегодня эта тишина казалась мрачной и зловещей. Я накрыла Норвина покрывалом, а кресло придвинула вплотную к дивану. Если первые пять минут я мужественно сражалась со сном, то после уже клевала носом. Пришлось выпить бодрящую микстуру, которая, кажется, совсем не помогала.

Всю ночь я погружалась в мутную дрему, потом подскакивала с бешено колотящимся сердцем и щупала лоб Норвина. У него поднялась небольшая температура, он что-то шептал во сне, голова металась по подушке. Я поила его противовоспалительным отваром из трав и водой, гладила по голове и шептала слова успокоения. Даже в нашем немагическом мире знали о силе так называемых заговоров.

А под утро закончились остатки сил, и я просто вырубилась.

Разбудил меня чей-то громкий чих. По слезящимся глазам я поняла, что чих был все-таки моим. Это подтвердил и Пискун, который, не зная как меня добудиться, пощекотал шерстяным бочком кончик носа. Я сначала даже не поняла, где нахожусь и какое сейчас время суток, а то, что происходило вечером и ночью, казалось не более чем сном.

– Ну наконец-то проснулась! – сказал тиин с укором. – Про пациента не забыла?

Я подскочила как ужаленная. Ох, это точно был не сон! Тревога схватила за горло, а ледяной ручеек страха скользнул вдоль спины.

Норвин спал на диване, укрытый покрывалом. Все такой же бледный и бесчувственный, но грудь под повязкой вздымалась ровно. Я обхватила мужское запястье, чувствуя, как под пальцами бьется артерия – часто, поверхностно. Не удивительно, ведь Норвин потерял много крови.

– Если он все-таки помрет, все его счета и имущество будут нашими, – заметил прагматичный товарищ, чем вызвал во мне бурю негодования.

– Надеюсь, ты пошутил, варежка меховая, – я бросила на фамильяра сердитый взгляд. – Он ведь тебе нравится, как ты можешь так говорить?

– Эллен мне тоже нравилась. Но, если бы она не погибла, я бы не встретил тебя. А ты мне нравишься больше.

– Ой, помолчи, пожалуйста, шкура меркантильная. Не каркай под руку. И не пищи.

Я уже давно поняла – когда ему надо, он очень даже милашка, но чаще всего просто мелкий циник.

Пока любопытный тиин скакал по спинке дивана, я хлопотала над Норвином. Приподняв голову, по каплям влила в рот воды и немного противовоспалительного сбора. Температура тела была чуть выше нормы, на висках выступила испарина, и я ждала, что сегодня к вечеру Норвин уже придет в сознание.

Может, попробовать обезболить магией? Обезболивание, как и в традиционной медицине, было местным или общим, этот способ я узнала из учебника по целительству. При местном воздействие шло непосредственно на место травмы, при общем – на мозг. Целитель прикладывал ладони к вискам пострадавшего, посылая туда импульсы.

Я размяла пальцы и потянулась к голове Норвина, но помешал Пискун.

– Эл, я ни на что не намекаю, но у твоего мужа развивается магическое выгорание.

Ему не хватало только профессорских очков, так заумно он говорил.

– Я уже рассказывал, что боевых магов оно затрагивает сильнее всего, у них самые энергозатратные заклинания. А нашему пациенту не помешает немного простого женского тепла.

Я выпрямилась и окинула мужа придирчивым взглядом.

– Предлагаешь мне обесчестить спящего?

Фамильяр смущенно захихикал.

– Хотя бы поцеловать. Только помни, в таком тонком деле главное чувства! Искренние и настоящие.

У нас уже был один поцелуй. Точнее, не поцелуй, а невнятное недоразумение, я даже понять ничего не успела.

– У тебя же есть к нему какие-то чувства?

– Я им дорожу, это правда. Он моя… – я на мгновение задумалась, пытаясь подобрать слова, – …поддержка и опора в этом мире. Он не предаст, это я знаю железно. Для мужчины это самое главное качество.

– Еще он красивый, – продолжил за меня Пискун.

– Ага. Но это, скорее, приятный бонус.

– Ты скучная.

– Знаю.

Взгляд остановился на губах мужа – сухих и обескровленных из-за болезни. У моего первого мужа были тонкие и вечно поджатые губы, у второго – эдакие вареники, но тогда они казались мне безумно чувственными.

У Норвина же был благородный и мужественный рот. Знаю, это фраза-клише из женского любовного романа, но она идеально подходила к ситуации.

– Только целовать надо в губы! А то не подействует, – напомнил фамильяр, внимательно за мной следя.

Я никогда прежде не пользовалась беспомощным положением мужчины, но ладно. От него не убудет, я ведь во благо.

– Отвернись, – попросила я Пискуна, который занял самую удобную позицию, при этом еще и вытаращился с любопытством. Под прицельным взглядом невинных глазок я, бывшая дважды замужем, покраснела как девочка.

Тиин вздохнул и демонстративно отвернулся.

– Не забудь, только в губы.

– Отстань!

Уффф… это гормоны молодого тела шалят, не иначе. Отчего тогда сердечко так зашлось? Отчего вдруг бросило в жар?

Я уперлась коленом в диван, одной рукой взялась за спинку, другой – за подлокотник. Медленно нависла над мужем и замерла на мгновение, грея его губы своим дыханием и искренне желая ему выздоровления.

Еще секунда…

– Эл, а у людей бывает брачный сезон?

Скрипя зубами и пытаясь не взреветь и не испепелить мелкую заразу взглядом, я процедила:

– Умолкни, иначе метлу натравлю.

Похоже, Пискуна угроза испугала, потому что воцарилось гробовое молчание.

Восстановив дыхание, я припала к губам моего спящего красавца в целительном поцелуе. Каково же было удивление, когда я ощутила глубоко в груди зарождение горячего вихря – потоки магии понеслись по каналам, поднимаясь выше и выше: по легким, к горлу, губам. От меня – к нему.

А в следующее мгновение я почувствовала, как на стратегически важное место чуть ниже поясницы легло что-то увесистое. По ощущениям похожее на загребущую ладонь. Еще так по-хозяйски она легла, побуждая к дальнейшим действиям.

Хм, да пациент скорее жив, чем мертв!

До слуха донесся хриплый стон, похожий на стон боли. Я испуганно отстранилась.

– Эллена… – прошептал Норвин, морщась и не открывая век.

Рука его бессильно упала.

И как это понимать? Лекарство действует? Я не навредила?

Пискун радостно взвился к потолку. Он-то больше разбирается в таких вещах, значит, я все сделала правильно. Пушистый хитрец издал новый победный возглас, и я смогла выдохнуть с облегчением.

– Ты на верном пути, моя дорогая ученица! Еще немного практики, и твой муж будет как новенький, – потом хитро сощурился: – Главное до смерти не залечить!

Показалось, что я целую вечность сидела в кресле, подобрав под себя ноги и пялясь в пространство. Меня качало на теплых волнах, в груди никак не утихал разожженный магический костер – он грел и освещал все вокруг тихим золотым сиянием. Это чувство было таким прекрасным, что на мгновение на глаза навернулись слезы, хотя я уже давно растеряла юношескую сентиментальность.

И в то же время такие перемены пугали, магия все прочнее врастала в мою жизнь и, лишись я ее случайно, как буду справляться?