Текст книги "Ундинки"

Тамарино горе

Жизнь у Тамары не удалась. Потому что она совершила роковую ошибку. Стоившую ей жизни. Счастливой жизни.

Откуда ей было знать, что такое запойный алкоголик? Она была хорошей девочкой из приличной семьи. Она даже про обычных алкоголиков ничего не знала. Пока разобралась – было поздно.

Почти двадцать лет семейной жизни. А уходить некуда. Все вложено в общую квартиру. И денег вечно не хватает. Квартиру невозможно разменять без доплаты. А тут лишь бы на макароны до зарплаты хватило. И дочка растет. Платья красивые хочет и бантики.

Михаил красивый. Хозяйственный. Пока не пьет. А как выпьет – другой человек. Быдло какое-то подзаборное. Уйдет в запой, вылетит с работы. И так – по кругу. Откуда ж тут деньгам взяться.

И завязывал, и бросал, и кодировался, но быстро срывался.

Зато никогда скучно не было, как когда-то мечтала Тамара. Никакой тебе стабильности и поездок за город в выходные. Каждый день как на пороховой бочке. Сначала Михаил пьет, а потом лежит с жестоким похмельем, помирает. Каждый месяц обещает завязать, но уже за два дня до новой зарплаты начинает вести себя неадекватно, нервничать, срываться на крик. Ясно. Опять в запой, значит.

А в последние годы как-то устаканилось и Тамара смирилась. Потому что Михаила, наконец, оценили на работе. Он регулярно уходил в запой, но его ждали. Потому что умел работать быстро и хорошо. Все запойные дни отработает. В выходные поможет. Безотказный.

А Тамара раз в месяц уходила к коллеге Никитиной. Брала работу на два дня, если случались выходные, и ночевала у нее.

Сначала готовили красиво еду. Салаты стругали. Брали бутылку белого сухого вина. Две. Пили. С горя. Тамара страдала от мужа – алкоголика, а Никитина – от отсутствия какого – либо мужа, даже алкоголика.

Дочь рано вышла замуж, уехала за мужем в другой город, подальше от своей семьи, ее можно понять. Но Тамара только радовалась. Правильно, что уехала. И муж хороший, не чета Михаилу. Учатся, работают, молодцы.

После переезда дочери семейная жизнь Тамары совсем развалилась. На мужа скопилась огромная обида за все годы брака. Обида за дочь, что не смогли подарить ей счастливое детство. И чувство вины за это. И обида за молодость. Вот уж точно – всю молодость псу под хвост.

Всегда была гораздо моложе своих лет, красивая, подвижная, ничем не болела, а потом в пятьдесят лет раз – и понеслось одно за одним. Психосоматика. И постарела как-то быстро и резко. Уже не та. Не просто женщина. А женщина предпенсионного возраста. Хотя не растолстела, не обабилась, просто постарела. Сеть морщинок на лице. От слез, наверное.

Однажды Михаил во время отпуска решил выйти на работу. Пускай за бесплатно. Потому что не умел человек отдыхать. Либо пил, либо работал, а вот так мирно жить без выпивки он не умел и не хотел.

Тамара безучастно слушала разговор. Они с мужем все чаще просто молчали. Старались быть в разных комнатах. Любой разговор заканчивался криками Михаила и слезами Тамары. Просто жили как соседи по коммуналке.

Заведующая обрадовалась выходу Михаила, сказала, мол, я тебя обожаю, Мишенька. Он довольно засмеялся. Тамара даже бровью не повела. Она не просто перестала любить Михаила. Она его тихо ненавидела. Так что ревности быть не могло. Но и поверить Тамара не могла, что ее муж – алкоголик кому-то нужен. Сейчас бабы вон какие умные пошли. И всё при них. И деньги, и работа, им мужики нужны высшего пилотажа. А с этого что взять? Зарплату в двадцать пять тысяч рублей в месяц? Смешно.

А поди ж ты. Через полгода Михаил ушел жить к заведующей. Тихо – мирно развелись. Квартиру выставили на продажу. Продадут – деньги поделят. Тамаре на однушку хватит, а Михаил с Ленкой живет. Это теперь ее заботы.

Ленка была моложе Тамары на пять лет, не замужем, но растила дочку, та еще даже в школу не ходила.

Ленка была отзывчивая, добрая, смешливая, но внешне – серая мышь.

Радовалась, наверное, что теперь при мужике. Подумаешь, пьет. У каждого свои недостатки.

Первое время Тамара не верила своему счастью. Отступила пара болячек. Она вдруг снова помолодела. Отпраздновала с Никитиной. С Ленкой она была хорошо знакома и ссориться не стала. Каждый день за нее свечку в церкви ставила. Спасительница!

А то такая депрессия в последнее время навались, что жить не хотелось. Смысл жизни пропал. А тут и воздух чище стал, и солнце ярче светит. А потом внуки пойдут. Можно будет поближе к дочери переехать.

И никаких мужчин. С Тамары хватит. Ничего ей больше не надо. Без секса обойдется. Все ресурсы из нее уже выкачали. Ничего уже не надо. Отношений каких-то. Ни один мужчина не привлекал как партнер. Тем более, сексуальный. Климакс начинается. Какой уж тут секс.

Подружки кудахтали, мол, для здоровья полезно, а Тамара только усмехалась и отмахивалась. Для здоровья полезно, чтобы душа к человеку лежала. У нее душа лежала к одиночеству. Чтобы никто не тормошил, не спрашивал про борщ и носки. И юбку не задирал.

Последние годы секс с Михаилом был каторгой. Потому что она его не любила. Не прощала. Но надеялась, что всё еще наладится.

Так что секс у Тамары скорее вызывал отвращение.

Просто жить и радоваться. Работать. Тратить деньги только на себя. На море каждый год кататься. Зимой – на Камчатку. В путешествия. Внуками заниматься. Собой. Ради себя. Не более. В крайнем случае – секс – шоп. Но ни боже мой, только не мужчина. Держать на расстоянии. Обходить за километр.

Через год Михаил перестал пить. Стал менеджером. Работал на пару с Ленкой. Ездил за ней на машине по вечерам, ждал с работы. Стал носить очёчки. И пиджачки. Красавец – мужчина. Еще ого-го. Видел Тамару, улыбался, кивал головой, спрашивал, как дела, как дочь. Тамара унимала ненависть и отвечала культурно.

Потом шла пить к Никитиной белое сухое вино. Было жаль свою потраченную молодость. Да и за всю жизнь в целом. Выпивала и цитировала Горького. Со слезами на глазах. Еще Есенина. «Пей со мною, паршивая сука». Никитина хихикала.

Сегодня в магазине встретились с Ленкой.

– Привет, Тамара.

– Здравствуй, Лена, как вы, у вас все хорошо?

– Да. Вот, блинов хочу купить. По скидке. Один плюс один.

Тамара покачала головой. Вот есть деньги у людей, а они какую-то ерунду по скидкам покупают, на качестве жизни экономят. И куда потом эти сэкономленные деньги? На похороны разве что. Впрочем, Тамара никогда не жила богато, ей не понять. Вот она не экономит, вот у нее и денег мало. Зато еда вкусная.

– Мишка блины не любит. И оладьи тоже.

– Да ты что? – удивилась Ленка. – Как это так? Не любить блины?

– Я их готовить не умею. Вкус отбила, наверное.

– Ну, готовые-то можно. Масленица же. Как же без блинов. И сметанки еще. Смотри, тоже скидка.

– Он сметану не ест. Лучше майонез ему бери.

– Майонез вредный.

– Жизнь вообще вредная.

– Тамара, я его от выпивки отучила, что ж я его, от майонеза не отучу? Ой, извини. Извини, а?

– Да нормально все.

– Как квартира? Покупатели нашлись? Мишка к тебе заедет на неделе.

– Не надо. Как покупатели появятся, я дам знать.

– И куда ты потом?

– Дочь к себе зовет. Внук скоро у меня будет. Помощь потребуется, – лихо соврала Тамара, не моргнув глазом.

– Скоро?

– Что – скоро?

– Внук-то скоро родится? Точно внук?

– Ну, через девять месяцев. Может, внучка. Ты пока Мишке не говори. Дочь сглазить боится.

– Ага, ага, я все понимаю. Сама беременна. Три месяца уже. Заметно?

– Нет еще. Поздравляю. Ну, пойду я.

– А что ж ничего не взяла?

– Вспомнила, что кошелек дома забыла.

– Это ты можешь. Мишка рассказывал. Ты ему ничего не говори, ладно?

– Свечку вам в церкви поставлю.

– Так ты же в бога не веришь.

– Ну и что? Если бог есть, свечки подействуют.

– Мишке привет передавать?

– Не надо.

– Ясно.

Тамара вышла на улицу. Жадно вдохнула воздух. Как раз позвонил покупатель на квартиру. Договорились встретиться сегодня.

Надо поскорее уезжать. Когда-нибудь Мишка сорвется и опять начнет пить. По году, бывало, не пил. Потом снова начинал. Этого Тамара боялась больше всего. Сколько она видела этих завязавших алкоголиков – все начинали пить. А даже если через десять лет. Тоже обидно. И страшно. Что Ленка выгонит и Михаил к ней вернется. Нет уж.

Тамара всегда была честным человеком и честной женщиной. Что ж поделать, сама за Михаила замуж вышла, но. Черт побери. Шансов больше не будет.

Так что Тамара продала квартиру втихаря и купила себе домик у моря. Как и мечтала. Дом оформила на дочь. Внук родится – на него переоформит. Она сделала всё, что могла.

– Если отец запьет и Ленка его выгонит, – говорила дочь по телефону, – Ты же все равно примешь папу. Я тебя знаю.

– Нет, не приму. У меня лимит закончился. Думаешь, почему я тебе еще не сообщила свой адрес?

– Мама?

– И квартира не твоя будет. А твоих детей. Пип-пип-пип, – сказала Тамара и выключила телефон.

* * *

– Курочек хотите купить? – спросил какой-то мужчина на базаре.

– Допустим, – сурово ответила Тамара и покосилась на незнакомца. – Вы продаете?

– Я сам покупаю. Вы мясных хотите или чтобы яйца несли?

– Вам какое дело?

– Что ж вы такая суровая?

– Какая есть.

– Не замужем, наверное.

– И не собираюсь.

– Да я тоже. В смысле, жениться.

– Вот и не приставайте. Я женщина старая.

– Какая ж вы старая.

– Мне лучше знать. Секса не будет.

– Ну, вы, дамочка, конечно. А может, я импотент? Будем дружить домами.

– С одним я уже дружила. Спасибо. Не хотелось бы снова менять место жительства. Я только переехала.

– Сбежали, что ли?

– Что ли.

Тамара двинулась на выход и спиной чувствовала на себе взгляд мужчины. Нет уж. Спасибо великодушное. Сейчас вот кур разведет, овечек, может, сыр будет варить. А потом внуки еще. Что ж еще для счастья надо?

* * *

Сегодня Тамара пила белое сухое вино прямо во дворе. В кресле – качалке. Над головой – небо, звезды, луна, за калиткой – море. И целая вселенная. Как же хорошо. Она это заслужила.

* * *

Михаил начал пить через год после рождения дочки. Дочь звонила и плакала в трубку:

– Папу надо спасать.

– Я пыталась. Ты же знаешь. Он не хочет. Я – пас.

– Ему жить негде. Ночует у друзей. То у одного, то у другого.

– У него еще остались друзья?

– Не выкидывать же на улицу. Не табуретка же.

– От табуретки хоть какая-то польза.

– Не будь такой жестокой!

– Это отцу своему «спасибо» скажи.

Тамара сама удивлялась своей холодности. Вроде, и жаль человека. Человек же. А вроде – так ему и надо.

Спасибо зятю. Помог купить комнату в коммуналке. Ленка дала часть денег, лишь бы от Мишки избавиться. Да и Тамара добавила. Не из сострадания. Из чувства справедливости. Проданная квартира, как ни крути, была не только ее квартирой.

Через полгода Мишка спился и умер где-то под забором, не дойдя до дома. С Тамары – взятки гладки, она ему не жена. Ленка опознавала. Потом звонила, рыдала, кричала, чтобы комнату забирали, лишь бы забыть, как страшный сон. Дочь номер телефона дала. Переживала. Хоронила.

Тамара не приехала. Сказалась больной. Последние годы жизни с Михаилом она мечтала плюнуть на его могилу.

А ночью вдруг жалко его стало. А ведь каким хорошим был… иногда…

В ту ночь Тамара рыдала и пила вино. Красное как кровь.

* * *

Еще через год Тамара стала вести группу в интернете. «Женская психология». Тамара знала поболее всяких ученых психологинь. У них что? Голая теория. А у Тамары – жизнь. И горький опыт. Сын ошибок трудных.

Все у Тамары стало хорошо. И куры яйца несли. И барашки гуляли. И две собаки. И четыре кота. И внук родился.

Только мужика не было. Потому что ни боже мой, ни боже мой.

Как Ивасеевы разводились

Ивасеевы решили развестись. Случается такое после двадцати лет брака. Хотя многие удивляются. Мол, столько лет прожили, глупо уже в таком возрасте разводиться.

А вот как раз в этом возрасте разводиться – в самый цвет.

У супругов уже столько претензий к друг другу накопилось, не сосчитать.

И вот копились эти претензии, копились, и накопились в огромный снежный ком над крышей их дома.

И однажды каак бабахнет, каак шандарахнет! Всё. Обвал.

Снежная лавина проломила крышу их дома и засыпала их холодом.

Самое идиотское, что Ивасеевы поссорились из-за, мать его, чайника.

Ивасеева попросила супруга поставить чайник, а он вдруг сказал на повышенных, нет, на очень повышенных тонах:

– Ольга! Ты взрослая женщина! Тебе сорок лет! Сколько можно вести себя, как маленький ребенок? Ты не знаешь, где у нас спички лежат? Ты не знаешь, как газ зажигать?

Ивасеева задохнулась от негодования. Больше всего ее возмутило, что супруг зачем-то вспомнил ее возраст, который до этого старательно забывал и искренне каждый раз удивлялся, что они ровесники.

Быть маленькой, наглой и дерзкой – это же была вишенка на торте. Ивассев и полюбил эту вишенку. И тут – здрасьте – пожалуйста, его вдруг стало это раздражать! Каков гад! Подлец!

Ивасеева ткнула супруга пальцем в грудь и сказала ледяным тоном:

– Развод!

И стала собирать чемодан.

– И куда ты собралась? – насмешливо и зло спросил Ивасеев.

– А тебя это уже не касается, – отрезала Ивасеева.

– Да и пошла ты! – рявкнул Ивасеев.

– Я и пойду, – фыркнула Ивассева. – Подавать на развод.

И подала.

Встретились Ивасеевы в загсе. Ждали своей очереди. Сели у двери.

«Хорошо выглядит, гад», – подумала Ивасеева.

«Хорошо выглядит, стерва», – подумал Ивасеев.

– Ты это, – кашлянул, наконец, Ивасеев, – того – самого, – и замолчал.

– Как был идиотом в двадцать лет, так и остался, – резюмировала Ивасеева. – А я всегда говорила, что люди не меняются. Бесперспективный ты, Ивасеев.

– И тут у тебя глаза открылись? – не выдержал супруг натиска и съязвил.

– Они у меня давно открылись.

– Что ж ты молчала?

– Обидеть тебя, дурака, боялась. Семью хранила.

– Да, ты говорила, что семья для тебя – это очень важно. А потом пошла и на развод подала. Из-за чайника.

– Только давай не про чайник, – передернула Ивасеева плечами.

– Я электрический купил.

– Ты же говорил, что они быстро ломаются.

– Я сразу два купил.

Ивасеева искоса посмотрела на супруга и вдруг вздохнула.

– Анька переживает.

– Анька пусть за себя переживает, связалась черт знает с кем, – тут же подхватил эстафету Ивасеев.

– Это ты не знаешь. А я знаю. Они вместе учатся. Он хороший мальчик.

– Уверена?

– Вполне. Где ты, думаешь, я жила все это время?

– Я не думал. Я знал, что ты пойдешь к дочери и к этому ее, как его…

– Его зовут Олег.

– О, господи, – покачал головой Ивасеев.

– Что? Что не так? – начала раздражаться Ивасеева. – Тебе его имя не нравится? У тебя лучше, что ли? – и как припечатала. – Костик!

– Я Константин! – возмутился Ивасеев.

– Еще хуже.

– Да ты… Да я…

– Брейк! – сказала высунувшаяся из-за двери работница загса. – Ивасеевы?

Супруги кивнули.

– Ваша очередь следующая. Сбавьте обороты. Раньше надо было отношения выяснять.

Дверь захлопнулась. Ивасеева развела руками.

– Нет, ты видел?

– Коза, – кивнул рассерженный Ивассев.

– Да она овца! – шепотом крикнула Ивасеева. – Не хочу у нее разводиться!

– Да, давай в другой раз, – согласился Ивасеев.

Супруги вышли на крыльцо и остановились в нерешительности.

– Почему ты к Аньке не приходил, если знал, что я там? – спросила Ивасеева.

– Анька сказала, что тебе нужно остыть. Ты остыла?

– А заранее ты не мог поинтересоваться?

– А что мне нужно было делать? Серенады тебе под окнами петь? Так я не умею. Я же бесперспективный!

– Зато ты перспективный дурак.

– Сама такого выбрала.

– Да. И знаешь, что… Я других мужчин вообще не замечаю. Я на них никак не реагирую. А тебя я хоть ненавидеть могу.

– Я тебя тоже. Ненавижу.

– А давай сбежим! – предложила Ивасеева.

– А давай! А куда?

– Вот пойдем домой, откроем атлас и выберем.

– Монетки будем кидать, – сказал Ивасеев.

– Нет, тянуть короткие спички.

– Нет у нас теперь спичек. Я зажигалку купил.

– Ты же говорил, что они быстро ломаются.

– Я сразу две купил.

Ивасеевы взялись за руки и рассмеялись.

Как Улю Юлей назвали

Однажды Ульяну муж назвал Юлей. Утром это было.

Муж прижался к жене, приобнял ее и прошептал на ухо:

– Доброе утро, Юля.

И сладко засопел, продолжая спать дальше.

А Ульяна проснулась. Открыла глаза и лежала, боясь шелохнуться. От ужаса она вся похолодела внутри. Как это произошло? Что могло случиться? Все ведь было хорошо? Или нет?

Муж заворочался, зевнул.

– Уля, какая ты холодная, с меня даже сон сошел. У тебя все в порядке? Лето на дворе, а ты под одеялом мерзнешь. Я сейчас чай заварю.

И муж Семен, как ни в чем ни бывало, отправился на кухню, насвистывая бодрый мотивчик.

Ульяна еще полежала немного, потом вяло встала, отправилась умываться. Ноги были словно свинцовые. В голове какой-то белый шум. Может, в самом деле, чаю выпить надо.

Муж Семен попросил оладушек. Ульяна мрачно на него посмотрела.

– Ты утром назвал меня Юлей.

– Что, милая?

– Семен, не строй из себя дурачка. Ты утром назвал меня Юлей.

– Тебе послышалось, милая. Уля, Юля, послышалось спросонья. Ты поэтому такая холодная и мрачная? Ох, женщины. Сама придумала, сама обиделась. Поеду на работу голодным.

* * *

Ульяна еще побродила по дому, пытаясь прийти в себя, полила цветы, напекла оладушек, быстро оделась и поехала к мужу на работу. Наверное, в самом деле послышалось. Уля, Юля. Действительно.

* * *

В приемной мужа обнаружилась новая секретарша. У Ульяны засосало под ложечкой. В голове снова заворочались утренние страхи.

Секретарша была молодая, красивая, грива рыжих кудрявых волос, грудь колесом.

– Семен Юрьевич занят и сегодня не принимает. Я могу вас записать к нему на следующую неделю.

– Лучше себя к нему на прием запиши, тебе будет нужнее, – неожиданно вырвалось из Ульяны.

– Что, простите? – Секретарша округлила и без того большие глаза. – Женщина, вы кто?

– Горемычко. Ульяна Викторовна. Жена Семена Юрьевича. А ну, отошла. Понаберут тут всяких болонок уличных.

И тут динамик сказал радостным голосом Семена:

– Юленька, а принеси-ка мне кофейку. Юленька?

Ульяна хмыкнула.

– Ну, делай давай. А я отнесу.

* * *

– Ульяночка? – залепетал Семен, увидев жену с подносом у себя в кабинете. – Что-то случилось?

– Вот твой кофе. А я принесла тебе оладушек. Заявление на развод получишь по почте. Приятного аппетита.

– Ульяна, черт возьми, что происходит? – стал сердиться муж. – С самого утра как ведьма на помеле.

– Ведьма у тебя в приемной сидит. Почему у нее волосы не убраны? Такой солидный дантист и такая вульгарная секретарша, дёшево как-то, Семен Юрьич.

– Ульяна, прекрати. Хватит. Я не выношу истерик. Знаешь, что? Я недельку на даче поживу. Подожду, пока ты успокоишься. Остынешь – позвони.

– Поздно, Семен. Я серьезно. Я не буду терпеть измен. Я такое не прощаю. Просто скажи, на будущее, чтобы знала: почему?

Семен устало вздохнул, глотнул кофе и поморщился.

– Варвара уволилась. Юлю я взял по ее рекомендации.

– Давно?

– Месяц назад, – нехотя ответил Семен, отводя взгляд.

– А мне почему ничего не сказал? Ты всегда делился новостями.

– Я не рассчитывал, что Юля у меня задержится. А она отлично справляется.

– Не сомневаюсь.

– По работе! – побагровел Семен. – Она отлично справляется по работе!

– И не только.

– Это вышло случайно! Я не хотел!

– Не хотел бы, не изменил. Я сегодня же соберу вещи и перееду.

– Куда? – стал нервничать Семен. – Я же сказал, я неделю поживу на даче, просто успокойся. Уля, я не хочу разводиться!

– Но придется. Я не смогу слышать свое имя из твоих уст. Уля, Юля. Твоя рыжая секретарша постоянно будет стоять у меня перед глазами. Не разрушай мне психику окончательно. У меня и без того работа нервная. Я с детьми работаю.

– Куда ты пойдешь? Оставайся в квартире.

– Зачем мне твоя квартира? У меня свой дом есть.

– В этой глуши? Старый деревянный дом?

– Это мой дом. И точка.

* * *

Дом остался от родителей и навевал тоску. Ульяна захотела плакать. Столько воспоминаний. И нет ничего. Только запах затхлый.

Подруга Нелька рядом тоже канючила:

– Ты не сможешь здесь жить, Улька, не дури. Возвращайся в квартиру. А там что-нибудь придумаешь. Продашь этот дом, возьмешь ипотеку. А там, глядишь…

– Не надо там глядеть, проехали. Я не смогу. А ты бы смогла?

– Не знаю, как бы я повела себя, окажись на твоем месте.

Ульяна прошлась по дому и везде открыла окна.

– Кстати, прекрасно здесь можно будет жить. Со временем. Дом добротный. От поселка до города пятнадцать минут езды на машине. Я смотрю, городские этот поселок облюбовали. Сколько домов понастроили. Наверное, коммуникации уже давно все подведены. Я здесь за пять лет и не была ни разу.

– Так-то оно так, но это ж сколько работы! А жить прямо вот сегодня надо. Может, у меня немножко поживешь?

– Где? В кладовке?

– Сашка уехала на каникулы к моей маме, – обиженно засопела Нелька. – В ее комнате можешь пожить до осени.

– Комната подростка неприкосновенна, что ты за мать. А еще педагог.

– Да ну тебя, – Нелька махнула рукой.

– Чувствуешь, как пахнет? – вдруг спросила Ульяна. – Травой пахнет. Дачей. Детством.

– Да, трава здесь вымахала, конечно. Косить надо. Улька, ты не справишься.

– Я разберусь. Сейчас можно заказать бригаду, чтобы участок перекопали. Накопления у меня есть. Неплохие, наверное. Я эти пять лет, как Семен открыл частную клинику, на его деньги жила. Он считал мою зарплату развлечением. Так и говорил, чтобы откладывала на развлечения.

– Хороший ведь мужик, – вздохнула Нелька.

– Я тоже так думала. А оно вот что. Тяжело на душе.

– Да уж представляю.

– Даже не представляешь. Думала, этой Юленьке зубы передние вышибу, пусть ей потом Семен новые делает. Да куда мне. Она молодая, здоровая, как бы сама без зубов не осталась.

– А ты старая и больная, да? – фыркнула Нелька. – В сорок лет жизнь только начинается.

– Как это все объяснить Полине? Даже думать об этом не хочу. Разведемся – сообщу. А то учебу бросит, приедет мирить, уговаривать, не хочу.

– И ее можно понять. Двадцать лет ведь вместе. Не жалко?

– Жалко у пчелки в попке. Отстань, – отмахнулась Ульяна.

– Жестокая ты, – удивилась Нелька. – Я думала, рыдать будешь.

– Не дождетесь.

– Это у тебя стресс так сказывается.

– Возможно. Ладно. Ты поддержать меня хотела? На. Ведро подержи. Сейчас воду набирать пойдем. Полы помою, окна, пыль протру.

– Лучше бы в отеле пожила. А потом бы… Нет, ты правда собираешься с этим домом возиться?

– А почему нет? Это дом моих родителей. Не хочу его сносить. И продавать.

– Ну и наняла бы дизайнеров и строителей, пусть бы тут все в порядок приводили, а то сорвалась вот так сразу. Это же ваша общая квартира.

– Не хочу там оставаться.

– Ты ее делить не будешь, что ли?

– Думаю, Семен нам с дочерью ее оставит, у него дача. А там уж как Полина решит. В принципе, это ее квартира. Мне она не нужна.

– Да, Семен такую дачу отгрохал, элитный коттедж, лучше бы его вам оставил. И туалет там есть, и вода.

– И здесь все будет. Хватит ныть, поддержки от тебя, конечно… На колонку почапали, если не передумала.

– А колодец?

– Не люблю я колодцы. Да и прогуляться охота. Окрестности осмотреть.

* * *

Колонки на прежнем месте не оказалось. Там оказался новый и красивый дом за достаточно высоким забором.

– Ну, я не удивлена, – скептически изрекла Нелька. – Столько лет прошло. Смотри, как ваши дома рядом. Как пить дать, захотят расширяться.

– С чего ты взяла?

– А ты дом обойди. Обойди. У них забор с трех сторон. А к стороне твоего дома колышки только. Искали, наверное, кто хозяин дома, а тут ты.

– Может, забор еще поставить не успели.

– Ну-ну. Ой, смотри, машина сюда едет. Никак хозяева пожаловали.

– Тебе, Нелька, только сказки рассказывать.

– Жизнь, порой, удивительнее сказок. Ой, глянь, какой мужик, ничего такой, да?

– Нелька, заткнись. Я переживаю развод и предательство. Мне не до мужиков.

– А чего ты тогда стоишь тут, как приклеенная?

– Спрошу у этого мужика, где колонка, мне вода нужна.

– Ну-ну.

Ульяна решительно не знала, с чего ее подруга приняла этого мужчину за «ничего такого». Неприветливый. Даже головой не кивнул. Встал у своей машины, руки в карманах, и молчит. И Нелька, главное, молчит. А так ее не заткнешь. Подруга, называется.

Мужчина, наконец, кашлянул.

– Надо чего? – поинтересовался.

– Ага, дров наколоть, – отозвалась Ульяна.

Мужчина покачался с пятки на носок.

– Можно и наколоть. Вы не этого дома, случайно, хозяйка?

– Этого самого. Вообще-то, тут раньше колонка была. Мне вода нужна.

– Ну, извините. Можете у меня в колодце набрать.

– А других колонок тут нет?

– Давно уже нет.

– Ладно, к своему колодцу пойду.

– А что ж сразу к нему не пошли?

– Не люблю я колодцы, ясно?

– У тебя питьевая вода есть? – зашептала Нелька.

– Да уж не дура, взяла. Слушай, поезжай уже домой, только нервируешь.

* * *

Утром Ульяну разбудил поросячий визг. Как в детстве. Только в доме не пахло пирожками. Никто не ходил. Не хлопала дверь. Опять навернулись слезы. Вот дура, зачем сюда приехала? Это от стресса, наверное.

Но тут снова раздался визг. Так, откуда тут свинья?

А еще шаги. Ульяна слышала, как за окном кто-то ходил и шумел травой.

– Эй, кто тут? Я полицию вызову!

– Не бойтесь, это сосед. Мне нужно забрать у вас Гектора.

Ульяна, как была в пижаме, вышла на крыльцо.

– Какой Гектор? Что вы мне голову морочите?

– Гектор! – не слушая сердитую Ульяну, крикнул мужчина вглубь заросшего огорода.

Трава зашевелилась, раздалось похрюкивание, а затем из зарослей показался поросячий пятачок.

– Гектор, не бойся, выходи, пойдем домой, дурачок.

Поросенок выбрался из травы и опасливо обошел Ульяну. Он был небольшой и черный. Ульяна таких никогда не видела.

– Породистый?

– Честно говоря, я в поросятах совершенно не разбираюсь.

– Зачем же вам поросенок?

– Он не мой. Забрел как-то ко мне на участок и обосновался в сарае. Я весь поселок объездил, никто никаких поросят не ищет. Да и привязался я к нему, честно говоря. Не очень старался искать. Гектор – друг. А вдруг его зарезать хотели, он сбежал, а я его обратно верну?

– Как вы очутились в поселке с таким мышлением?

– С каким? – обиделся мужчина. – Здесь природа, свежий воздух, тихо, спокойно, город рядом. Вы тоже, смотрю, не деревенская.

– С чего вы взяли?

– Во-первых, я за три года вас тут впервые вижу, во – вторых, у вас огород травой зарос. А еще вы красивая.

– Так, мужчина, – вспыхнула Ульяна, – Давайте обойдемся без этого всего. У меня развод через неделю, у меня стресс. И психоз. Я и покалечить могу. Вообще-то, я здесь выросла, здесь тогда у всех поросята были. Прекратите так смотреть на мои руки. Я топором из сосны могу березу вырубить.

– Гектор, пойдем, нам тут опасно. Только вы не очень-то психуйте, пожалуйста. Я еще забор поставить не успел, в Гектору ваша трава очень уж нравится.

– Детей и животных не обижаю. До свидания.

* * *

На следующее утро Ульяну разбудил собачий скулеж. Безобразие. То свиньи, то соседи, то собаки, а она, может быть, сюда приехала, чтобы наедине побыть и разобраться с мыслями.

Вчера за весь день так ничего и не сделала. Шаталась по окрестностям и в местный супермаркет зашла. Даже не вызвала никого, чтобы участок перекопали. Ну, перекопают его, и что? Пусть уж лучше трава растет.

Скулеж повторился прямо под окном. Ульяна вздохнула, вышла на крыльцо, увидела щенка.

* * *

Сосед долго не открывал ворота, Ульяна уже начала нервничать. Наконец, щелкнул замок и заспанный сосед предстал перед ее взором. На нем была пижама, почти как на Ульяне. Рядом похрюкивал Гектор.

– Это ваш щенок? – в нетерпении спросила Ульяна.

– С чего вы взяли?

– У вас забора нет, поросята к вам забредают, может, и собаки тоже.

– А вы не хотите себе щенка оставить? В частном доме собака нужна. Я как раз на неделе собирался в собачий приют ехать.

– У меня никогда не было собаки. А вы даже с поросенком разобрались.

– Ну, что ж. Буду считать это вашим соседским подарком. Спасибо. А хотите, имя ему придумайте.

– Ну, пусть будет Арс. Красиво.

– Только не Арс. Меня Арсений зовут. Нехорошо как-то звать свою собаку своим же именем.

– Тогда пусть будет Чук. Гек у вас уже есть. У ваших ног хрюкает.

– Чук и Гек? Чудесно! Спасибо вам еще раз! А вас как зовут?

– Ульяна.

– Красиво имя.

– Ну, я пойду, – нерешительно сказала Ульяна, оставаясь на месте.

Уходить не хотелось. Тут и поросенок, и щенок, а у нее – тоска и воспоминания.

– Уйти вы всегда успеете. Давайте займемся щенком. Я научу вас обращаться с собаками. А там и своего пса заведете. Будет дом ваш охранять, – предложил сосед, заметив замешательство Ульяны.

А он действительно ничего такой, как говорила Нелька. А Нелька фигни не скажет. Вот говорила же она ей, что не стоит выходить замуж за человека с фамилией Горемычко, а то горя намыкается. Как в воду глядела.

А Ульяне фамилия показалась забавной. Вот и забавляется теперь в доме без воды и с туалетом на улице. Ульяна почесала коленку. Сейчас бы в душ.

– А что у вас тут? Пижамная вечеринка? – вдруг услышала Ульяна голос мужа Семена.

* * *

– Знакомьтесь, – вздохнула Ульяна. – Семен, это Арсений. Арсений, это Семен. Мой муж. В перспективе – бывший. Ты зачем сюда? И как меня нашел?

– А что тут искать? А у тебя калитка нараспашку. И дверь в доме. А затем я здесь, что хотел спросить, не передумала ли ты разводиться. Но вижу, что нет. А еще сцены мне разыгрывала, сама тоже, да? И давно это у вас?

– Давно, – вдруг серьезно сказал Арсений. – Ульяна не хотела вас расстраивать. Но раз уж все так получилось… Какого числа у вас развод? Мы в этот день и поженимся, да, милая?

Ульяна икнула и решила держать нейтралитет.

– Ясно, – протянул Семен. – Дочь тут ко мне наведывалась. Думала, дача пустая. С парнем приехала. Ты с дочерью поговори. Она, наверное, звонит тебе. А ты тут красуешься.

Семен махнул рукой и вышел за ворота. Ульяна вопросительно посмотрела на соседа.

– И зачем вы так?

– А как еще? У вас дом старый. Ни воды, ни газа, туалет на улице, вы же постоянно ко мне бегать будете. И всех уличных животных ко мне перетаскаете. Так что давайте сразу. Переезжайте ко мне. Все равно мне от вас не избавиться. Я, кстати, не против. Мы с женой давно развелись. Одному скучно. А случайные женщины мне не нужны. Вы соглашайтесь. Детей рожать не будем. Нам животных хватит. У вас дочь уже есть. У меня их целых две. Так что поживем в свое удовольствие. И дом я ваш перестрою. Вам, наверное, там тоскливо. И, может, начнем на «ты»?

– Мужчина, вы в своем уме? Откуда я знаю, может, вы маньяк. Не приближайтесь ко мне. Я переживаю развод и предательство. Я вас предупредила.

* * *

Через год они поженились и завели еще одного поросенка.

Кота они не заводили. Кот их сам завел. Пришел какой-то однажды с улицы, да так и остался.

* * *