Текст книги "Нерчинская каторга. Земной ад глазами проповедника"

– Друзья мои! Сбросьте с ваших душ одежду траура! Положите конец вашей печали! С вами Бог! Рука Господня еще простерта над вами. Отражение Светоносного Духа Святого освещает глубины недр вашего духа. О, вы еще не погибли, узники мои! Доказательством моих слов является задушевное грустно-торжественное пение ваше сейчас. Могла ли мертвая душа так сладостно прославлять Бога, как она сейчас своим столь животворным пением прославляла Его? Могла ли душа, находившаяся в руках диавола, так энергично стремиться к небесам, с такою силою посылать Триипостасному Богу свою пламенную молитву, какую она в сем пении посылала Ему? О, нет, нет и нет! Что после этого еще скажу? Одно скажу: хотя вы во прахе, но вы живые; хотя вы и на каторге, но небо своим концом уперлось в эту каторгу; хотя вы и в кандалах, но свобода вашей веры, вашей любви ко Христу не знает границ. Узники мои! Поднимите радостные флаги ваших религиозных чувств перед всей вселенной, да зрит она вашу глубокую надежду на Христа, что Он рано или поздно освободит вас из этой тьмы и тени смертной и выведет вас на злачную пажить Своего вечного Царства.

Только что я окончил свою малую эту речь, хор опять грянул: «С нами Бог, разумейте языцы». О, как всем было радостно на душе, у всех была Пасха Господня.

Пробыв здесь пять дней, уча и увещевая арестантов следовать за Христом, я отправился в Мальцевскую женскую тюрьму. Здесь не было границ радости! Все арестантки со слезами на глазах встретили меня. Старые и юные – все подходили ко мне и горячо и радостно приветствовали меня. Только Екатерины Васильевны уже не было здесь, она перешла к праотцам. Умерла она внезапно от разрыва сердца. Мне до глубины души было жаль ее. В этот же день вечером я произнес речь:

«Я свет миру» (Ин. 9:5).

– Возлюбленные мои сестры! Христос говорит о Себе, что Он есть свет миру. Я хочу сказать вам – обратите особое ваше внимание ваше на самое содержание этих поистине величайших слов Господа: «Я свет миру». Христос – свет миру. Как же нужно понять их? В каком смысле Христос есть свет миру? Только в абсолютном! «Я свет миру», – говорит Христос о Себе. Христос не говорит: «Я свет человечеству, Я свет земле», – а прямо заявляет о Себе, что Он есть свет миру, т. е. всей космической мировой сущности. Что же все это значит? Вся вселенная полна в себе бесчисленнейших солнц; кроме солнц, она также полна рассеянного света по всей космической сущности, мирового света. И вдруг теперь Христос заявляет, что Он только и есть один сущий свет, как свет всей вселенной. Перед Ним все солнца, весь необъятный всемирный свет сам по себе сравнительно с Ним есть тьма. Что же это такое? Вдумчиво, но беспристрастно давайте разбираться со смыслом этих слов Господа. Прежде всего мы начнем с того, что, в каком бы безграничном и самом разнообразном количестве и состоянии ни был весь космический свет, он не только есть что-то богоподобное, прекрасное, творческое, но он, как нечто физическое, лишенное в себе жизни, не знает, что он свет, не знает и того, что он существует в мировой сущности. Его бытие познается не им самим, как таковым, а через разумное существо человека и, поскольку оно преломляется чрез сознание человека и вообще разумного живого существа, постольку свет познается светом, но познается светом не сам в себе, а только в том, кто имеет в себе самопознание. В сознании же человека свет в мировом целом имеет все же огромное значение. Так например, свет есть абсолютная чистота, свет есть клещи для жизни, коими рука Господня последнюю распостраняет по всей Вселенной; свет есть моральная космическая сила, которой физическая сторона космоса очищается, обновляется и даже питается. Световая космическая энергия является носительницей всех законов физического мира. Мало этого, она является главным рычагом самого движения и вращения мировых планет и т. д. Христос называет себя Боговселенским Светом в том смысле, что Он есть чистейшее, святейшее, всетворческое, всежизненное промыслительное Благо, что в Нем нет никакой тени греха или зла, Он весь – Свет безгрешности, чистоты, святости, Он весь – Свет всетворческого Божественного всемогущества. Он весь есть паче солнца светлейшая и светозарнейшая любовь, Он весь есть световая, самосознающая, всеведущая жизнь. Все космические солнца, весь мировой свет, являются маленькой, еле заметной полоской далекого отражения Христа, как своего Сущего Света-Творца. Вся активность всего космического света, собранного в солнца и рассеянного по всей Вселенной и благотворно действующего на Вселенную, есть самое ничтожное подобие Всемогущей Богочеловеческой Личности Христа по отношению к миру. Христос весь мир, всю Вселенную своею благостию, своею любовию, точно могучими лучами света, насквозь пронизывает, неся ей Свое Божеское спасение. Христос, точно беспредельнейшее солнце, своими яркими животворными лучами освещает, согревает, животворит весь мир своим благоволением к нему. Вся Вселенная, вся мировая действительность, точно ничтожнейшая водоросль, еле заметно плавает в лучах безбрежного океана богосыновности Христа. Конечно, для нас непонятно, как Христос, как Творец, как Бог всего сущего, вдруг стал Богочеловеком, принявшим на Себя нашу бренную человеческую природу, как он стал вследствие этого ограниченным и временем, и пространством, и т. д. Да, Он стал Богочеловеком, Он принял на себя нашу ограниченную человеческую природу – все это так. Но разве от этого Его Божество в Нем умалилось или перестало быть Божеством? Нет! Каким Он был Безначальным и Бесконечным Богом Творцом и Властительным Царем и Промыслителем до принятия Им на Себя человеческой природы, таким Он есть и остался по принятии Им ее на себя; ибо Божество неизменно Само по Себе. Мы сказали, что вся мировая действительность, точно ничтожнейшая водоросль, еле заметно плавает в лучах безбрежного океана богосыновности Христа – и это сущая правда. Но это еще не все. Во Христе, в Его человеческой природе (и через нее) рано или поздно весь мир, вся мировая действительность будет плотию и кровию Христа. Наконец, она будет через Господа Царствием Божиим, боговселенской личностью всего богосущего. Вот в каком смысле Христос назвал Себя светом миру: «Я – свет миру» (Ин. 8:12). Сестры мои, чтобы убедиться, что действительно Христос есть свет миру, я прошу вас: проверьте все это на себе самих.

– Как это проверить? – послышался голос из толпы.

– Все это проверить можно. Исполняйте Заповеди Христа, и тогда вы узнаете, действительно ли Христос есть свет. Итак, мои милые сестры, Бог помощь! Приступайте к сей опытной работе! Аминь.

Окончив это слово, я сейчас же по обыкновению пошел по палатам и по одиночным камерам. Здесь слезы, рыдания, восторги, просьбы, благодарности густым гулом покрыли меня. Мне было с одной стороны и радостно, а с другой стороны уж очень и жаль их! Женщины, одним словом, женщины! Я все бы им простил и никогда не сослал бы их на каторгу. Женщины! На второй день я еще произнес две проповеди. Вечером я был приглашен политическими в их отделение. Политические были в особо приподнятом и радостном настроении. Брюнетка в этот раз была очень веселой и доброй.

– Ну, светлый наш друг, – сказала она, – поздравьте меня, ведь я становлюсь христианкой.

У самой глаза наполнились слезами.

– Да, я хочу быть только христианкой, – еще раз повторила она эти слова.

– Хорошо, – ответил я, – только идите ко Христу не торопливо, но твердой поступью.

– Да я так и делаю, – ответила она. – Теперь скажите нам, по какому праву Христос прощает грехи грешникам?

– Только по праву вступления грешников в новую жизнь, жизнь Христа, – ответил я.

– Но тут не нарушается правосудие Божие? – спросила она.

– Ему противопоставляется Голгофа Христова, так что оно тонет в искуплении Христовом, – сказал я.

– Вот как! – удивленно произнесла брюнетка. – Ну хорошо, а теперь скажите мне: если я хочу быть христианкой, то мне необходимо покаяться в своих грехах? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Зачем и почему? – спросила брюнетка.

– Исповедь есть или, лучше сказать, должна быть живым эхом внутреннего вашего осознания себя, как грешницы, и полным отречением вашим от всех ваших грехов и всей прежней греховной жизни и решительного вашего вступления в новую безгрешную Христову жизнь, – сказал я.

– Для этого нужен ли мне священник или я исповедуюсь только пред одним Христом без всякого священника? – спросила она меня.

– Да, для этого нужен священник, он в данном случае является в качестве свидетеля вашей исповеди, как начала вашего покаяния; и могу сказать, что он в данном случае символически как бы обозначает собою само присутствие Самого Господа, – сказал я.

– Это для меня важно, – сказала арестантка. – Вот если бы вы были священником, о, тогда шли бы к вам исповедываться все политические с радостью, а то мы боимся… – прибавила блондинка.

– Наверное, ради вас буду священником, – сказал я.

– О, как хорошо, – несколько голосов ответили мне.

– Вот вы научите меня молиться, я хочу молиться, да что-то не молится, – сказала молодая, стройная, тощая арестантка.

– Как можете, так и молитесь, только к этому насилуйте себя, – сказал я ей.

– Эх, много, о, как много я имею сказать вам, но вот, когда вы будете священником, тогда я все скажу вам, – сказала арестантка (слезы выступили у нее на глазах).

– Вы серьезно хотите быть священником? – спросила меня брюнетка.

– Да, – ответил я.

– Вы большой идеалист, – сказала блондинка.

– Скорее, о, скорей будьте нашим пастырем, нашим духовником, – сказала молодая арестантка.

– Слушаюсь, – ответил я.

– Теперь вы нас любите, а когда будете священником, нашим духовником, узнаете все наши грехи, тогда вы отшатнетесь от нас и больше нас не будете посещать, – сказала светлая блондинка.

– О, тогда я вас в тысячу раз больше еще полюблю, тогда я весь целиком посвящу себя облегчению ваших душ, – ответил я.

– Господи, какая радость! Это Пасха для нас! – ответили несколько голосов.

– О, как много у меня мыслей к вам, но я сейчас пока не скажу вам о них. А вот когда вы будете священником, тогда я все скажу вам, – сказала брюнетка.

– Хорошо, – ответил я.

– Скажите, пожалуйста: Причастие есть только символ или, как говорят, действительно Тело и Кровь Христа? – спросила брюнетка.

– Действительно – Тело и Кровь Христа, – сказал я.

– А почему оно и на вид, и на вкус – настоящие хлеб и вино? – спросила шатенка.

– Мы сами себя, свое «я» при всем нашем самосознании все же, говоря по существу, не знаем, а если знаем, то только символически. Тем более Тело и Кровь Господа, – сказал я.

– Так, так, – ответила мне шатенка.

– Еще я хочу спросить вас об одном: Ветхий Завет в каком отношении стоит к Новому Завету? – спросила брюнетка.

– Такое же, какое в ночное время лампа в отношении дневного света, – сказал я.

– Скажите: есть ли бессмертие души? – спросила меня светлая блондинка.

– Все идеи – вне времени и пространства, а если они вне времени и пространства, то значит они бессмертны. Также и идея о бессмертии бессмертна. Идеи без своего в себе содержания не существуют – значит и идея бессмертия в своем содержании имеет действительную, конкретную реальность, – ответил я.

– Ах, как все это хорошо! – воскликнула молодая арестантка.

– Да, христианство есть что-то чудесное, стройное, величественное и бесподобное, – сказала брюнетка.

После этого мои арестантки свою беседу со мной перенесли на политическую тему. Просидел я с ними около 2-х часов и вернулся на квартиру. На следующее утро я еще сказал проповедь на тему: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 9:23). После сей проповеди, я сейчас же отправился по палатам и по одиночным камерам. Всюду слезы, слезы и слезы. Между прочим, я нашел здесь свою землячку с дочерью из села Березневского, которая убила своего мужа. Между арестантками здесь я встретил много хороших женщин. Одна арестантка бросилась к моим ногам и начала публично каяться в своих грехах; это она сделала только затем, чтобы хоть немножечко успокоить свою совесть, которая так мучительно уязвляла ее. Другая, рыдая, говорила мне:

– Мне мало, о, как мало дали наказания за мои преступления! Я все ноги выцелую у Христа, но умолю, чтобы Он простил меня!

Третья, ударяя себя в грудь, вопила:

– В этой жизни и в будущей я непрестанно буду молить Христа, чтобы он простил мне мои согрешения!

Четвертая кричала:

– Я невиновна – Бог свидетель – но вот уже четыре года прошу и молю Господа, чтобы он простил моим врагам грехи их!

В одиночной камере я встретил одну, которая со слезами умоляла меня, чтобы я молился о ней Богу. Ибо она с того дня, как ее арестовали, начала страдать двумя болезнями: черною болезнью и онанизмом. Когда я спросил ее, за что она здесь находится, она сказала:

– Видно так Богу угодно; за мной нет того греха, за что я вот уже два года мучаюсь.

Вечером того же дня я собрал их опять, произнес им слово и отправился в Кадаинский рудник. Здесь то же, что и в Зерентуйской тюрьме: арестанты меня встретили с необыкновенной радостью. Первый день моего пребывания здесь я ничего не предпринимал, потому что был в плохом настроении духа. Я никак не мог придти в себя от того горя, тех слез, что мне пришлось видеть и слышать в Мальцевской тюрьме.

На второй день арестанты были отправлены в церковь; церковь находилась вне тюрьмы. Пошел и я туда в сопровождении начальника и местного священника. Я стал на амвон и начал говорить им следующее слово: «И сказал (Иисус) сию притчу: некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней» (Лк. 13:6).

– Возлюбленные мои узники! Шесть месяцев прошло с того времени, как я в ваши сердца сажал благородные евангельские смоквы и сеял щедрою рукою Христову пшеницу – слово Божие – в самые сокровенные недра вашего духа. Сажал я здесь в самую добрую землю – ваше сознание – и виноград (глаголы Христовы), и лимоны, и апельсины, и бананы, и мандарины, и персики, и кокосовые орехи, и миндаль – евангельскую правду, начатки жизни Спасителя мира, Господа. И вот теперь я пришел посмотреть на всходы моей посадки, моего посева, моей доброй нивы. Что могу сказать по поводу всего этого? Всход как будто есть? Моя нива как будто обещает быть богатой? Что вы скажете об этом?

Вдруг послышались голоса арестантов:

– Я с того дня, как Вы здесь были, бросил курить и ругаться матерно.

Другой кричит:

– Я бросил рукоблудничать.

Третий:

– Я не буду никого мужеложничать!

Четвертый:

– Я хотел здесь одного арестанта убить, а теперь я бросил эту мысль. Андрей! Ты здесь? Прости меня – я тебя хотел убить, – и тотчас этот арестант повалился ему в ноги.

Арестанты вздрогнули и все прослезились.

Пятый:

– Я хотел сам себя убить – уж очень тоска по жене и по детям заела меня. А теперь решился до конца все перетерпеть, чтобы Господь простил мне мои грехи.

Слыша это, арестанты еще сильнее прослезились. К моему горлу также подступили слезы, я не мог сдержать их, я расплакался, и плакали со мною все арестанты. Придя в спокойное состояние духа, я продолжил свое слово:

– Да, слава Богу – нива моя действительно вся прорастает отростками, зародыши в ее почву глубоко пустили корни, все деревья, посаженные здесь мною, надеюсь, примутся, будут цвести и принесут обильные плоды! Милые мои узники! Кто же эти плоды будет с моей нивы собирать? Чья же рука будет их срывать, пожинать и сортировать? О, это Сам Христос! Это Его Рука будет собирать эти плоды и сортировать их. И подойдет Он к каждому их этих деревьев и скажет: «О, какой это дивный плод! Да это покаяние моего раба – узника Василия! А этот плод – покаяние моего верного слуги Андрея! А этот плод – покаяние моего ученика Григория! О, да это все плоды раскаявшихся, некогда бывших арестантов, а теперь моих возлюбленных святых! О, как их у Меня много! Вот уже одни сделались моею доброю пшеницею, а вот другие стали моим богатым виноградом!» И скажет он всем: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25:34). «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28). И вот тогда, о узники мои, все вы вступите в общество множества людей, виденное и описанное Иоанном Богословом в его Откровении, о котором он так говорит: «И вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен, и колен, и народов, и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих. И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Откр. 7: 9–10). Тогда вместо сих арестантских халатов, что теперь на вас, вы облечетесь в одежду вечного света святости Христовой, тогда позорная кличка «арестант» заменится для вас новым небесным наименованием «сын Божий», тогда вместо каторги для вас откроется вечною, нескончаемою радостию богосыновность ваша, преображенная в светозарную святость Христову: «Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их небесного» (Мф. 13:43). Наконец, тогда вы все будете во Христе, а через Него и в Самом Отце, и Отец и Сын будут в вас (Ин. 17:21). Возлюбленные мои, бейте отбой: «Ко Христу! Аминь».

На следующий день я уже не в церкви, а в большой палате произнес еще проповедь и, простившись с ними, прямо поехал в Катомарскую тюрьму. Сюда я приехал к вечеру того же самого дня. В этот день я не приступал к делу; только на второй день по моем приезде в эту тюрьму, в девять часов утра, арестанты были собраны в палате, потому что в этой тюрьме церкви не было. Здесь я произнес такого рода слово: «Царство Божие подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все» (Лк. 13:20–21).

– Превозлюбленные мои узники! Христос говорит о том, что Царство Божие есть в своем роде сила, но сила удивительных Божеских свойств, которой ни в одной из известных нам космических сил мы не находим. Это Царство Божие есть такая сила, что все, сотворенное Богом, она сызнова претворяет и преобразует в себя самое, т. е. в самое Царство Божие. Здесь я хочу сказать прежде всего о том, что все силы всего мира, они как таковые, будут ли взяты в отдельности или в своей совокупности, отнюдь не обладают таким в себе творчеством, чтобы весь мир претворить в себя самих – т. н. электричество не имеет в себе способности претворить весь мир в одно электричество, тяготение – в одно тяготение, магнетизм – в один магнетизм. Даже такая сила как жизнь – и она не может всю мировую действительность сделать собою, т. е. жизнью. Почему? – спросите вы. Только потому, что все космические силы представляют из себя ни что иное, как одни лишь космические безличные тварные свойства, и только. Не то Царство Божие – оно, как живое творчество Триипостасного Бога, претворяет и даже пресуществляет уже существующую тварь в новую тварь, т. е. в себя самое. А это значит, что Царство Божие по существу есть ни что другое, как конкретная реализация воли Триипостасного Бога через Иисуса Христа во всеспасаемость всего мира и, в частности, человечества при наличии в нем живой веры в Господа. Живую же веру в себе мир может иметь только тогда, когда самое его сердце – человек – всем своим существом передаст себя самого исключительно только Господу.

Возлюбленные мои друзья! И вы все представляете из себя живое сердце всего мира; а посему спасение всей вселенной зависит лично и от вашего спасения. Мир без вас спастись не может. И наоборот: ваше личное спасение будет началом и завершением спасения всего мира. При этих сказанных мною словах я думаю, что в эту минуту у каждого из вас появилась такая мысль: как же мы можем спасти мир, если мы не в силах себя спасти? – Это верно. Если вы не в силах себя спасти, то вы все же имеете силу воспринять в себя самое семя Царства Божия, а воприняв его в себя, вы уже этим одним воспринимаете в себя и саму Христову силу, всепретворяющую и пресуществляющую не только все существо ваше в новую тварь во Христе, но и даже самую космическую силу в Царство Божие. Вот, мои милые узники, что из себя представляет самая суть Царства Божия. Сосредоточиваясь всем своим существом на исключительно творческих свойствах Царства Божия и созерцая их как действительно живую чудесную Христову силу Его Божеского всемогущества в Нем, я воображаю, что было бы лично с вами, если бы вы эту живую всемогущую и всетворческую силу Господа восприняли внутрь себя, в самые сокровенные недра вашего духа. Как вы думаете: не превратилось ли бы тогда в вас все существо ваше в одно яркое всесветлое, личное солнышко? Тогда не исчезла ли бы висящая над вами и давно проникшая в вас мучительная, болезненно-сжигающая вас десятки лет самая ужасная каторжная, беспросветная тьма вашей жизни от того Царства Божия, которое вы восприняли в себя? Не превратилось ли бы тогда все существо ваше в одну пламенную благодарность Господу за Его неизреченную любовь к вам, которая вместе с воспринятым вами в себя Царством Божиим, точно океан воды прорвав и унитожив берега свои, вдруг вся она влилась бы в вас и была бы собственностью вашей? О, милые мои узники! Тогда вы вместе с Царством в себе Божиим ощутили бы в себе и Самого Господа нашего Иисуса Христа. Ибо где любовь – там и любимый, и любящий вместе пребывают. Иметь же в себе Господа – это одно и то же, что быть сыном Божиим, быть другом Христа, быть живым небом, быть живым престолом Святой Троицы, быть живым сосудом Духа Святого, быть, наконец, вместилищем Царства Божия в себе. Тогда все твое существо было бы одними вещими устами Самого Господа, тогда грешник был бы праведником, убийца стал бы чистым, непорочным сыном, развратник, деторастлитель были бы невинными девственниками, тогда скотоложник, птицеложник и звереложник стали бы святыми друзьями Самого Господа, тогда матерерастлитель, дочерерастлитель, труположник, онанист, фетишист сделались бы любезными чадами Самого Бога Отца, тогда грабитель, вор, поджигатель, обманщик, клеветник, предатель, богохульник, ругатель, самое злое существо – были бы наследниками, жителями вечного блаженства Всесвятой Троицы! Это я говорю не свои слова, а слова Самого Христа. Милые мои узники! Христос есть истиннее самой истины. Ему нельзя не верить. Недаром Достоевский в одном месте о нем так говорит: «Если бы в одной руке моей была истина, а в другой Христос, я бы Христа предпочел самой истине». Иначе и нельзя мыслить о Христе, как мыслил о Нем Достоевский. Действительно, один лишь Христос есть Сущая Истина, стоящая выше всякой истины. Потому, мои друзья, преклонимся перед Ним и каждое Его евангельское слово воспримем в себя, как Самого Его. Ибо Сам Христос и Его евангельское учение неотделимы одно от другого. Итак, откроем двери нашей души, чтобы принять в себя Его Царство, как всетворческую и всепретворяющую силу Христову; а восприняв в себя Царство Божие, мы воспримем вместе с ним непременно в себя и Самого нашего Господа. Аминь.

Это мое слово ни у одного арестанта не вызвало ни одной слезы. Они все стояли в каком-то тяжелом внутреннем тупике и раздумье. Я снял с себя стихарь и начал его складывать. В это время подошел ко мне закованный в кандалы арестант и громко сказал:

– Вы заставили всю нашу жизнь несколько раз пересмотреть.

Я промолчал. Хотел уже выходить из палаты, как другой арестант, тоже в кандалах, пал к моим ногам и, плача, сказал:

– Я прошу Вас: не оставляйте нас. Если мы самих себя оставили, то хоть Вы не оставляйте нас.

– Не оставлю, – ответил я ему.

Тут еще один узник подошел ко мне и сказал:

– Если уж Вы решились нас спасать, то до конца нас спасайте, на полпути нас не оставляйте.

– Нет, нет, я вас не оставлю, – сказал я.

Вышел я из палаты и сейчас же пошел по другим палатам. Арестанты почти все зашагали вслед за мной. В одной из посещаемых мною палат один арестант пожелал иметь мой портрет. Он усадил меня на стул и в четверть часа тушью срисовал меня. Другой арестант на флейте сыграл мне Девятую симфонию Бетховена; играл он удивительно хорошо. Обойдя все палаты, я, по обыкновению, пошел по одиночным камерам. Один арестант, находившийся в одной из одиночных камер, исповедался мне в своих грехах. Исповедь его я передал своему епископу, который заочно разрешил его от грехов. В этих одиночных камерах я встретил одного узника, который восемь лет мучится бредом самоубийства. Он был настолько измучен этим бредом, что мне казалось, он представлял из себя одну чистую озлобленность! Страшен он был. Когда я выходил от него, он плакал сухими слезами. В это время он, как иступленный, кричал: «Еще бы побыл? Еще бы посидел со мною? Ангел мой, утешитель мой! Еще бы побеседовал со мной! Ну, коли так – иди! Иди! Черт! Диавол! Иди! Сатана! Иди! Иди! Иди! Ох, как мучительно! Свет погас! Солнце потухло! Умереть бы скорее!» – Потом рыдание, стоны и, наконец, он совсем замолк.

Вечером того же дня я опять произнес слово о том, что без Христа нет ни смысла самой жизни, ни смысла самой истории. Христос Своим явлением в мир внес смысл в самое бытие всего сущего.

Утром на следующий день я произнес им слово о силе молитвы и в этот же самый день отправился в Алгачинскую тюрьму. Здесь было столько радости о моем вторичном их посещении, что трудно передать словами! В этот раз мое появление внутри тюрьмы собрало около меня сотни узников, все они наперебой расспрашивали меня о моем здоровье, о состоянии моего духа, о том, скоро ли я буду священником и каким: белым или черным? Женился ли я или нет? Не преследует ли меня начальство за мое посещение их, в какой тюрьме как меня принимали? И т. д. Ровно в двенадцать часов дня на второй день по моем приезде в эту тюрьму, я произнес им следующее слово: «Всякий рожденный от Бога не делает греха, потому что семя Его (т. е. Христа) пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога» (1 Ин. 3:9).

– Узники мои, придите, послушайте, что говорит возлюбленный ученик Христа Иоанн Богослов. Он сам, как живая любовь ко Христу, выносит из своего личного, сотканного из одной пламенной любви ко Христу своего религиозного опыта такую пережитую им истину, что всякий рожденный от Бога не делает греха. Почему? Только потому, что семя Его, т. е. Христа, пребывает в нем. Рассмотрим эти слова Богослова, но рассмотрим их только при помощи сравнения с сею нашей естественной жизнью. Естественная жизнь имеет свой генезис, как первоначальное зарождение, или творческую изначальную силу нигде и ни в чем другом, как исключительно только в себе самой. Жизнь в космическом бытии представляет из себя в отношении неорганического мира прямо какое-то чудо, одновременно являющееся надмирно-мировым, надвременно-пространственно-временно-пространственным. Другими словами: жизнь в мировом целом является как бы самобытною силою, она не есть свойство материальной стороны физического мира, она, как я сказал, есть нечто привходящее в мир, как что-то надмирное. Поэтому всякое живое зарождение в мире создается не другими какими-либо космическими, химическими или физическими и не совокупно взятыми вместе физико-химическими силами, а исключительно только одною силою жизни, т. е. самою жизнью. Но это не все. Физико-химическая космическая сторона мира не только не создает из себя жизни, и последняя не только не есть свойство материальной стороны мира, но, что удивительно, эта сторона мира абсолютно пассивна пред самою жизнью. Мало того, она, как таковая, является мертвым материалом в руках самой жизни, которая этот материал каким-то таинственным образом преобразовывает в видимые формы самого появления в мире себя самой, т. е. жизни. Другими словами, тайна сущности самой жизни облекается в видимые формы, материалом для которых, т. е. для этих форм, она берет только физико-химическую сторону мира. Что же представляет из себя сама жизнь, как жизнь? С точки зрения религии она представляет из себя только таинственный процесс свободного беспрерывного творчества всемогущей единой воли Триипостасного Бога в космической действительности. Может быть, она еще что-нибудь представляет из себя, мы по своей ограниченности сказать о ней не можем, потому что не знаем. И вот, поскольку жизнь является таинственным процессом свободного творческого всемогущества единой воли Триипостасного Бога, постольку она свободна от греха и его последствия – смерти. Поскольку жизнь соединяется в одно целое с космическим для себя материалом, из которого она создает для себя видимые органические формы, постольку она все же подвержена греху, а самая вина греха падает на нее самую. Почему это так? Думаю, только потому, что как диавол, так и Адам, внесшие зло в мир, творили это ужасное дело при наличии в себе жизни. Отсюда, сама жизнь, находившаяся в самой личности того и другого виновника греха, была как бы участницей этого страшного дела. Вследствие этого, все ее дела, которые выходят из ее рук, подвергаются разрушению, хотя она сама, помимо своих форм, все же остается свободной от этого разрушения. Другими словами: все, что жизнь творит, все это, в конце концов, переходит в область смерти; все дела жизни разрушает смерть. Последняя страшную борьбу ведет с жизнью. Самую же жизнь она только гонит, преследует, но не уничтожает. Что же касается ее творчества, смерть беспощадна к нему! Почему же так бесконтрольно смерть властвует над жизнью? Только потому, что во всяком творчестве жизни смерть находит свою родную мать – зло, и своего родного отца – грех. Вот почему она так бесконтрольно и властвует над творчеством жизни. Нужно сознаться, что самая власть смерти над творчеством жизни ужасна! Она полна всяких мук, страданий, болезней и, наконец, беспощадного разрушения. Вы, дорогие узники мои, хорошо это знаете, ибо всю свою жизнь страдаете, мучаетесь, болеете душой и телом и, наконец, неизбежно умрете. Спасения от смерти через естественные силы природы нет. Смерть для всего существующего неизбежна. Но смерть, как я сказал, только касается не жизни в нас, как таковой, а только лишь материала, посредством которого мы представляем из себя чувственную видимость, вообще временно-пространственную человеческую индивидуальность. Все это в целом называется естественной жизнью. Параллельно с этой, естественной жизнью с пришествием Христа в мир в мировой действительности появилась другая, новая жизнь, жизнь уже не естественная, а чисто богочеловеческая жизнь Самого Христа, воплотившегося в человеческую тварную природу, Самого Бога. Если естественная жизнь еще до вторжения греха в мир была ничем другим, как таинственным процессом свободного творческого всемогущества воли Триипостасного Бога, то жизнь Христа есть проявление уже самой сущности Божества в лице Второй Ипостаси Святой Троицы, Бога Логоса, Господа нашего Иисуса Христа телесно, т. е. в самой нашей человеческой природе в Нем, которую Он воспринял в Себе Самом. Отсюда получаются два совершенно различных генезиса этих двух жизней: жизни естественной и жизни Христовой. Генезис первой – всемогущество воли Божией; генезис второй – самая сущность Божия. Содержанием первого генезиса является творческая Божеская деятельность, наделенная Творцом свободою; содержанием второго генезиса является сущность Божеская, как самая основная причина творческой Божеской деятельности. Вследствие разнородности этих двух генезисов – естественной и Христовой жизни – и самые эти жизни, безусловно, различны между собою. Естественная жизнь, как таковая, есть жизнь тварная, а посему она сама по себе совершенно бессильна сопротивляться самому злу и его последствию – смерти! Жизнь же Христа не есть жизнь тварная, а есть жизнь Самого Творца; поэтому, она недоступна злу и непричастна смерти. Поскольку жизнь Христа недоступна злу и непричастна смерти, постольку она вся есть одно благо, одна любовь, одна святость, одна радость, одно блаженство, одна божественная сладость, одна невообразимая красота, одна полнота сокровищ Всесвятого Духа, одно бессмертие, одна бесконечность, один свет, одно ликование, одно веселие, одно всесовершенство, одно вседовольство, один мир, один покой и т. д., и т. п.