Электронная библиотека » Станис Фаб » » онлайн чтение - страница 14

Текст книги "История об офортах"


  • Текст добавлен: 17 августа 2015, 15:00


Автор книги: Станис Фаб


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава двадцать девятая. Всех тревожит тишина

За 6 дней до судебного процесса


Савелий и Адель встретились в мастерской.

– Савелий, можно я больше не буду тебе позировать?

– Господи, даже если ты начнешь настаивать, я не соглашусь сам.

– Это еще почему, неужели теперь я так плохо выгляжу?

– Выглядишь ты прекрасно. Просто за это время что-то произошло в моей творческой биографии. Хочешь посмотреть новые картины?

– Конечно, показывай, кого ты тут в мое отсутствие рисовал.

– Закрой глаза. Нет, закрой и не открывай, пока я не разрешу. Пусть то, что ты увидишь, станет сюрпризом.

Савелий подтолкнул Адель к мольберту, где стоял ее портрет.

– Теперь можно, смотри!

Девушка увидела свой портрет и… заплакала. Так плачут, когда не могут объяснить, отчего слезы текут сами по себе. Адель же плакала так искренне, что трудно было понять, чего больше в ее настроении: переживаний от недавних событий, эмоций от увиденной работы художника, от счастливого возвращения из плена.

Она отвернулась и продолжала плакать.

– Адель, дорогая, я же ничем не обидел тебя. Адель? Нет, ну, правда, что за слезы, что я сделал не так?

– Как же так, – Адель обняла Савелия, продолжая всхлипывать. – Вот разве нельзя было давно сказать, что ты влюбился в меня? А?

– Нельзя, – Савелий нежно поцеловал Адель. – Это так сложно, так трудно.

– И ты хочешь на мне жениться?

– Если позволишь.

– Позволю, конечно. Только ты сделай все красиво-прекрасиво: упади на колено, подари букет и скажи торжественно: «Я прошу Вашей руки, Адель!»

– Я столько слов не запомню. Напиши мне шпаргалочку, я выучу и буду неотразим.

– Издеватель, вот ты кто, Савелий Кокорев. А мне было так грустно, так одиноко. Потом навалились ужасы с Майковым. Он думал, я ничего про отца не знаю. Пришлось играть с ним до конца, делать вид, что растерялась, потрясена.

Я думала сделать все сама. Случайно встретиться со Спицыным, случайно заговорить. Попытаться понять, что он за человек и почему отказался от меня. А вышло все слишком быстро. Ну а когда они меня украли, то и вовсе все смешалось. Я теперь все время то плачу, а то смеюсь.

– Тогда смотри дальше, – и Кокорев стал выставлять картины, которые писал у реки, в скверах солнечным утром и в городе, отходящем ко сну.

Адель подолгу рассматривала каждую.

– Савелий, я хочу туда, мы будем гулять вместе среди этих пейзажей…

– Хорошо, завтра и отправимся, потому что послезавтра мы пойдем с тобой оформлять заграничные паспорта. Через два месяца мы улетаем в Америку, где пройдет большая выставка подающего надежды лесовского художника Савелия Кокорева!

– Урра! А учеба? Савелий, меня же отчислят за прогулы.

– Тут мы положимся на нашего краеведа Чижевского. Думаю, он и с ректором хорошо знаком, и с деканом. Поди договорится. И потом, ты же не бездельничать летишь, а в составе российской делегации представлять интересы лесовского творческого союза. Я беру тебя на работу своим помощником, продюсером. Согласна?

– Это мы еще пообсуждаем. Посмотрим, какое жалованье будет положено помощнику.

– Ах ты, маленькая торгашка, а бескорыстно, из любви к искусству?

– Посмотрим, посмотрим. Главное, не продешевить. Интеллект сейчас в моде. Так что сойдемся на 25 процентах от проданных произведений.

– Вся в папку, – буркнул Савелий. Он хотел что-то сказать еще по этому поводу, но Адель снова заплакала, громко, что называется, навзрыд.

– Аделюшка, ну прости меня, дурака. Ну, сморозил че попало, Аделюшка, не плачь. А то я сам заплачу, голубушка.

Адель от такой искренней жалости вначале было успокоилась, но стала всхлипывать и посмеиваться, что называется, сквозь слезы.

– Голубушка, говоришь! Аделюшка! Папа тут не при чем. Я сама такая. А ты, Кокорев, жадный человек. С тобой с голоду можно умереть. Я помню, что у тебя и поесть нечего.

И тут Савелий потащил ее в кухню к холодильнику, и с криком «Полюбуйся!» распахнул его белую дверцу.

Адель искренне ахнула.

Савелий порхал над столом, выкладывая, кажется, все, что бывает угодно душе.

– Все, Савелий, пощади. Сдаюсь, с тобой действительно произошли метаморфозы.

– Мета-морфозы, – повторил Кокорев. – Да, произошли, да мета-морфозы. Но я счастлив этим переменам. Я становлюсь благодаря тебе другим.

– Другим-другим?

– По крайней мере, другим точно.

– Ты, Кокорев, помедленней, ладно, а то я не успеваю догонять тебя.

…Позвонили в дверь, потом постучали, потом опять позвонили.

– Пойдем открывать навстречу новым лицам.

Адель вопросительно взглянула на «нового» Кокорева.

…В дверях стоял Федор.

– О, сестренка. Привет. Сто лет не виделись.

Адель вопросительно посмотрела на Савелия.

– Адель, это Федор, сын Спицына, получается, твой сводный брат.

– Да ладно тебе, художник, – Федор похлопал Кокорева по плечу и чмокнул Адель. – Когда с па-па знакомиться будем?

– Ты, Федор, осади чуть чуть, – Кокорев вдруг стал серьезным. – Не гони вскачь. Мы тут как раз рассуждали, что не нужно торопиться. Мы постепенно все сделаем. Вот ты заявился, на сегодня хватит. А там и со Спицыным увидимся.

Адель согласно кивнула. Было видно, что она растеряна.

– Как знаете, как знаете. Ой, Адель, раскраснелась вся, да ты не тушуйся. Все-таки родня. Трудно, конечно. Вот так нежданно-негаданно родственников обрести. Ну ничего, со временем притремся. Ты, главное, пойми, тут никто не виноват. Селяви, так сказать.

Я собственно чего зашел-то. Завтра в художке прессуха по поводу обмена художниками с американцами. И про твой вернисаж, Кокорев, говорить будут. Меня Алевтина Павловна попросила тебе напомнить, чтобы ты как штык, без опоздания. к десяти часикам прибыл. Привыкай к публичке, привыкай, раз в Америку вызывают.

Так что до завтра, Кокорев, до встречи, сестричка. Приходи, тоже поглядишь на своего художника.

…Так бывает: вроде бы и нет причин для переживаний и ничто не говорит о предстоящих трудностях, но в один день или ночь начинаешь чувствовать волнение. Вначале неосознанное, не очень ясное и, главное, непонятное, «от чего?». Затем появляются едва заметные признаки. Майков называл их сигнальчиками. Майков давно понял, что все копится – года, деньги, власть, болезни и неудачи и вранье, конечно, которое вначале бывает скрытым, а потом явным.

Чем ближе становилось начало судебного процесса, тем большей тревогой обрастала эта дата. Если бы он мог, непременно бы приблизил начало. Не в его интересах ждать. Общественное мнение более чем готово принять и отреагировать на факт не просто нанесения обиды Спицыну, а кражу интеллектуальной собственности.

Но дата судебного процесса назначена и никто ничего уже не в силах был изменить.

Еще Майкова тревожила тишина. Сторона ответчика словно бы исчезла из города. Вместо ожидаемой суеты, переговоров, интриг и заигрывания с этим самым общественным мнением Чижевский словно смирился с поражением и притаился, ожидая исхода дела. Майков хотел другого. Он мечтал не о тихом банальном мировом соглашении, а надеялся на громкую скандальную свару, из которой, разумеется, выходит победителем и в глазах этой бедной, недолюбленной, но такой шумной и требовательной публики вмиг становится дорогим и близким защитником интересов. Это бы с лихвой перекрыло все его прошлые похождения. Никто и не вспомнит историю с каким-то автопарком. Здесь победа во имя высокого искусства, во имя тех, кто годами творит и по большей части оказывается непризнанным в этой своей самоотверженной философии. А как иначе! Все хотят быть признанными, никто не желает вставать в очередь.

В душе же Майков эту вечно недовольную всем публику недолюбливал. Умничают, клянутся в чем ни попадя, легко нарушают все, чему еще недавно присягали, и всем своим поступкам вечно находят веские причины и оправдания.

Так вот, Майкова что-то тревожило. Уж слишком гладко развиваются события. Особенно смущала Алевтина Павловна. Сходу поверила в его рассказы. Довели интеллигенцию! Он бы, Майков, ни в жисть так не повелся. Через четыре дня судебное. Селина Ивановна и Чижевский, конечно же, будут затягивать процесс, искать любые поводы опровергнуть его обвинения. Им на руку перевести громкий скандальный процесс в обычный нудный спор, разбирательство, так сказать, субъектов. Наверное, проведут графологическую экспертизу, станут требовать в суд Спицына. С этим он легко справится, отобьется.

Майков мечтательно посмотрел в окно. Если закончить дело к осени, можно слетать на юг, поразвлечься и поправить нервишки у моря. С этими творцами так сложно и нервительно!

…Интересные и необьяснимые вещи с точки зрения здравого смысла происходят порой. Два острова. Между ними тысячи километров, моря и океаны. Но в один и тот же момент на обоих изобретается одно и тоже полезное приспособление для охоты, для облегчения жизни, так сказать. Пусть это будет лук и стрелы. Как? Почему такое происходит и где искать объяснение?!

Это к тому, что в тот же самый миг, когда Майков мечтами уже унесся на трибуну судебного зала заседаний и громит интеллектуальных преступников, на другом конце города Лесовска Селина раскладывает свои карточки. И у нее все пока получается ладно. И ей не нравится возникшая тишина. Тишина всем во вред. А ну как Майков заподозрит расставленные ловушки, начнет нервничать, совершать не просчитанные ходы и тем самым заставит и ее приоткрывать карты.

Нужно срочно что-то предпринимать. Пусть Майков уверует в прочность своей пирамиды, пусть спит спокойно и ни о чем не беспокоится.

Она набрала телефон Чижевского.

– Привет, Вигдор, это я.

– Рад слышать, надеюсь, мы больше ничего не совершили.

– Пока нет, слава богу. Послушай, Вигдор, нужно чуть-чуть, маленько-маленько шумнуть насчет Спицына. Что-то написать в прессе, к примеру.

– Это ты мне предлагаешь сделать?!

– Знаешь, Чижевский, это ведь ты книгу написал и спицынские офорты без разрешения использовал?

– Извини, погорячился. Книгу я, а использовал офорты, уточним для точности, Савелий с полного, но не закрепленного на бумаге согласия Спицына. Что ты имеешь в виду под идеей «пошуметь»?

– Понимаешь, мне не нравится эта тишина за несколько дней до судебного. Думаю, и Майков тоже в некотором нервном напряжении. Тишина означает, что каждая из сторон думает, что против нее что-то замышляется.

– Есть идеи?

– Всего лишь одна.

– Не густо.

– Да куда мне.

– Ладно, самоедка, выкладывай.

– А скажи мне, Спицын художник-то хороший?

– Кто бы сомневался. Лучше его Лесовск в графике никто не запечатлел.

– Ну вот и отлично. Пусть бы твоя дрожайшая Марианна как искусствовед напомнила читателям, к примеру лесовской вечерки, о его непреходящем вкладе в сохранение старого города, напомнила о творческом пути. И фото, фото обязательно. И картинок, картинок тоже. Не мелочитесь, договорись с редакцией, как это у вас принято, про себя любимых места не жалеть. О, вспомнила, ты ведь любишь повторять: «Мой жанр – полоса в газете».

– Вау, да ты сильно продвинулась в литературных жанрах. Хорошо, я попробую поговорить с Марианной.

– Вигдор!

– Хорошо. Я буду убедителен.

– Вигдор!

– Да ладно тебе, я поговорю-уговорю Марианну сделать такой очерк. Он и в самом деле хороший график.

– И пожалуйста, времени очень мало. Понимаю, что с людьми искусства так не поступают, но правда. Очень важно и полезно для дела. Да и Спицын порадуется. Хороший материал накануне зарубежного вернисажа. Все складывается!

– Объясни, к чему это все?

– Майкова спугнуть нельзя. Он увидит газету, решит, что раз Спицына хвалят и вспоминают, все идет по его сценарию – общественный тонус по отношению к его подзащитному высокий и соответственно мнение на его стороне. А хорошему графику Спицыну от хорошей профессиональной статьи тоже будет хорошо.

– Эх, почему Майков про меня ничего никому не заказывает. Я тоже ранимый творец.

– Он тебя заказал, заодно и Кокорева и на закуску «Светлые просторы»! Так что вся троица ранимая может быть ранена, нет тяжело ранена, ровно на сто тысяч евро. Ступайте, «писхатель», поработайте с искусствоведом Художественного музея.

…Марианна, не посвященная во все тонкости будущих нетворческих баталий, просьбе Вигдора удивилась, но как отказать любимому человеку.

– А знаешь, мне даже интересно попробовать. О современниках я писала мало, о графиках почти ничего. Но почему все так срочно? У него что юбилей?

– Да, вроде того. И потом, ты же сама говорила, все вокруг стали интересоваться его творчеством. «Советикус» и старина нынче в моде, а кто, как не он, запечатлел старый Лесовск. Очень прошу тебя, сделай все объективно.

– Да не волнуйся ты так, Вигдор. Спицын хороший художник, материал благодатный. Целую, уже пошла работать.

…Майков придумал, как подстегнуть интерес к Спицыну. Действовать он решил через Федя и сразу же позвонил ему.

– Привет, Федяй!

– Федор, с первых дней рождения.

– Ой, боже мой, что случилось, твоя великость растет без остановки. Не споткнись, больно будет.

– Не беспокойся, я внимательно смотрю под ноги.

– Ты что, на каждое мое слово теперь десять нести начнешь? Как однако все быстро забывается. Или тебе пообещали денег с небес подбросить? А, Федяй?

– Не Федяй, а Федор!

– Да черт с тобой, пусть будет Федор. Завелся, словно последнюю пятихатку потерял. Значит, так, слушай внимательно. Делаем пиар ход, слыхал про такое?

– Не глупее некоторых.

– Охо-хо. Видишь, чего ты знаешь, а я так, по верхам. В общем, Федор, надо па-па предложить совершить хороший и правильный для нашей ситуации пиар-ход. Предположим, на набережной в самом центре Лесовска не позднее чем послезавтра он покажет горожанам с десяток-другой своих чудесных работ о городе. Это будет так в духе времени: художник и народ. А мы прессу попросим приехать, типа перед поездкой в Дрезден хотим показать лесовцам старый город. Как тебе?

– Мне нравится. Нет, серьезно, я от тебя не ожидал такого хорошего предложения. Думаю, отец возражать не станет. Конечно, улица, свет не тот, но пообщаться с людьми – отличная идея. Он давно не выставлялся. Майков, ты молодец! Можешь ведь, когда захочешь, не только гадости говорить. Пойдут с па-па общаться.

Глава тридцатая. Моментальный портрет

За 5 дней до судебного процесса


Майков редко просыпался ночью – малообъяснимая загадка, учитывая все перипетии его жизни. А ведь говорят, что люди с не очень чистой совестью плохо спят. Если бы Майкова оценивали с точки зрения хорошего сна, то он был бы лучше всех. Он мог делать это стоя, сидя, в самолете, автобусе. Он засыпал, только прикоснувшись к подушке, да что там, прикоснувшись, он засыпал при виде ее. Чего-чего, а сон у него был крепким и продолжительным И просыпался Майков тоже легко. Словно какой-то внутренний будильничек тихо, но настойчиво теребил его, готовя к фазе бодрствовавания.

Но сегодня что-то случилось в этой тонкой настройке. Майков глянул на хронометр: три часа 50 минут ночи. Тот, кто встает так рано, понимает – впереди пропащий день. Ничего уже точно не заладится. Серьезных дел лучше и не начинать, а постараться как-то дотянуть до вечера и скомандовать в привычное время для сна – отбой, чтобы снова войти в колею и перезагрузиться на правильный лад.

Майков попробовал поискать причину столь странного эпизода, но ничего существенного в голову не пришло.

– Может быть, магнитная буря или солнечная активность, – что означало, так природа распорядилась.

Майков включил телевизор и «полистал» каналы. Но смотреть ничего не хотелось. Лег, попытался заснуть, но только ворочался.

– Интересно, что делает Чижевский, Кокорев, Селина? Поди тоже не спят. События для них развиваются не лучшим образом. Жаль, что не будет суда присяжных. Ох, сколько бы слез пролилось у сердобольных общественников.

Уж тут то бы Селина Ивановна проиграла вчистую.

Майков включил компьютер. Посмотрел новостные сайты, зацепился взглядом за информацию о побеге четырех заключенных из колонии через подкоп длиной более 150 метров.

– Это ж сколько надо копать и при этом оставаться незамеченными!

Время от времени Майков косился на белую доску. Она не нравилась ему в этом деле – уж слишком много пространства ее оказалось незаполненным. Обычно – не так. Обычно доска «испещрена» его идеями-многоходовками. А сейчас как-то уж совсем все просто, потому и писать нечего. «Значит, так карты легли», – подумал он. И ухмыльнулся, он слышал эту присказку от одной культурной дамы из одноименного министерства, куда случайно был приглашен на какое-то совещание по защите прав клубных работников.

Еще какое-то время он ходил по чужим «живым журналам», «залез» на фейсбук, потом «погонял» игру «линии» и почувствовал, что сон потихонечку напоминает о себе. Он даже не стал выключать компьютер, чтобы не терять времени и, не дай бог, снова не лишиться сна. Потихонечку встал и также потихонечку улегся под одеяло. На часах было ровно пять часов утра.

Самое удивительное, что Майков отчасти был прав. Отчасти потому, что из тех, о ком подумал и мысленно говорил, во сне пребывал лишь художник Савелий Кокорев. Он говорил, что от всех потрясений последних недель внутри у него что-то «торкнуло», после чего он перестал пить банками кофе, спать до половины дня и его постоянно стало тянуть на пленэры. Если суммировать все изменения, то получалось, что Савелий Кокорев вел теперь самый что ни на есть здоровый образ жизни.

Отчего не спала Селина? Она готовилась к судебному процессу, отчего же еще? Несмотря на, казалось бы, полную колоду козырей, о которой ни Майков, ни тем более Спицын и не догадывались, она раз за разом просчитывала свой сценарий будущего процесса. Она могла быть только во всеоружии. Там, где Майков ожидает ее протестов, ничего подобного не произойдет, там, где логика подсказывала повод для переноса слушаний, она планировала их совсем в другое время. Она уже точно знала, когда и каких свидетелей потребует в суд, какие доказательства будет требовать признать недействительными и какие документы попросит предать экспертизе.

Ну а Чижевский вообще привык работать по ночам. На все вопросы, как он успевает делать так много, он в шутку сообщал, что у него по всей квартире расставлены компьютеры, даже в туалете и ванной. Где оказался, там и работает. Такая вот технология. Ему верили. Трудоголик, чего с него взять!

Утро каждый из них встречал по-разному. Майков встал совершенно «разбитым» – нет ничего хуже второго сна. Силой заставил себя вылезти из постели, долго принимал душ. Завтракал без удовольствия и аппетита. Настроение с такой побудкой близилось к нулю.

Селина давным-давно завела распорядок, где ничего не менялось уже много лет. Хоть рабочий день, хоть выходной – подъем в семь утра. И в ванной обязательное ведро холодной воды. Это перешло ей по наследству от родной бабули, которая считала, что обливание-закаливание продлевает женскую красоту. Сама Селина считала это ритуал бессовестным издевательством над собой. Но, как говорится, нет худа без добра. Тогда, когда ей приходилось каждое утро возить Петрушу в школу, лучшего способа мгновенно «встать в строй» не нашлось. Этот действовал безотказно, был радикален, но очень эффективен.

Чижевский работал до двенадцати-часу ночи, и его начало рабочего дня никто не контролировал. Холостяцкая жизнь Вигдора лучше всего описывается теорией «бутерброда», который, падая со стола, обязательно шлепался маслом вниз. Применительно к нему это выглядело так: когда можно было поспать и отдохнуть, ему не спалось и не отдыхалось, но когда наваливались обязательные утренние встречи и приемы, сон, как говорится, сшибал. Вот и сейчас Вигдор еле-еле заставил себя встать и включиться в новый день.

Утро Селины, разумеется, начиналось с женских обязательных упражнений. Майков, если не намечалось встреч, предпочитал вообще не выходить из квартиры. Зачем? Все, что за окном, так или иначе попадает в инет.

Вигдор предпочитал первую порцию новостей смотреть с утренним кофе у экрана. Местные новости по утрам сильно не баловали. Но эта порадовала, однако Селина права. «Сегодня на набережной Лесовки состоится выставка-презентация известного графика Спицына. Уличная экспозиция приурочена к открытию предстоящего вернисажа художника в Германии.

– Я давно не общался с лесовцами, что называется, «глаза в глаза», не слышал их мнений о своих картинах, не получал советов, – сказал мастер нашему корреспонденту».

– Молодец, – подумал Чижевский.

– Уличное мероприятие наверняка привлечет внимание любителей живой старины нашего города, – итожил виртуальный автор.

– Как же, дорогая Селина, тебе удается предугадывать и предупреждать события? Значит, Майков не успокоился и «улучшает среду» что есть мочи.

Ну и отлично, очерк Марианны будет как нельзя кстати. Пусть ни на секунду не сомневается в своей победе.

Информацию об уличной выставке прочитала и Адель. Какое-то время она думала, идти или нет на набережную. И в итоге сказала себе твердое «да». Это ведь так интересно: посмотреть, как работают другие художники, как работает ее отец.

…Спицын с нескрываемым волнением отправился на набережную. В душе он долго сомневался, стоит ли ему, известному мастеру, связываться с улицей, которая мало что знает о его ремесле и вряд ли разберется в настоящем искусстве. Но в той же самой душе жил и другой голос. Он настойчиво звал к общению, к рассказу, к тому, чтобы услышать что-то новое.

В молодости он частенько подрабатывал на этой же самой набережной, рисуя моментальные портреты. И не стыдился этого столь необходимого для молодой семьи приработка. Его учитель, воспитанник еще той, дореволюционной, культуры, вообще считал, что рука настоящего живописца должна чувствовать дыхание улицы. В самом деле, что плохого, когда какая-нибудь влюбленная парочка радуется схожести рисунка на листе с оригиналом? Может быть, это первый и последний «живой» портрет в их жизни. И впрямь, разве часто мы ходим специально заказывать своей портрет или портрет дорогого нам человека? Как-то не принято это в теперешней среде. А сколько комплиментов рискуешь услышать, когда позирующий видит это самое сходство и благодарит за прекрасную работу.

Нет, улица бывает не только злой и невнимательной, но и доверчивой, чаще заблуждающейся, ибо, если любит, то искренне, так же как и ненавидит.

…Спицын расположился на набережной, где ничего не изменилось за последние сорок лет. Разве что деревья и трава сменили дикий кустарник и случайный цветник, посаженный то ли ветром, то ли кем-то из жителей. А в остальном… все тот же потрескавшийся, выщербленный асфальт и вал, которым когда-то пытались отгородиться от зимних наводнений. Он уже давным-давно поседел и прогнулся под тяжестью той работы, которую ему предназначалось делать. А ведь как заливало! До самого центра доходила полузамерзшая каша из снега и воды. Город топило лет двести, пока не поставили заградительную линию. Потом устроили сквер, и место это стало любимым у лесовцев.

…Спицын сел спиной к валу, ближе к развесистой акации. Прямо вдоль вала расставил свои старые рисунки города.

Тут же на низенькой табуретке примостился сам с мольбертом. И зрители не заставили себя долго ждать. Посмотреть работу уличного художника – занятие интересное…

Желающих попозировать и по сходной цене унести свой портрет всегда бывало предостаточно.

Мама с маленькой дочкой подошли к рисункам первые.

– София, посмотри какая прелесть, какие чудесные деревянные домики.

Девочка беззаботно держала маму за руку и ей было все равно, что за домики нарисовал дядя. Ей больше нравились блестящие золотом рамочки, разноцветные мелки, карандаши, которыми художник работал.

– Усаживайте дочку на стульчик, я сделаю ее портрет.

– Ой, спасибо, но это, наверное, очень дорого.

– Садитесь, первый портрет всегда работаю бесплатно, – с удовольствием улыбнулся Спицын.

Радостная мамаша без лишних уговоров усадила Софию, а через полчаса Спицын, сделав размашистую подпись на обороте листа, вручил портрет.

Мамаша просто зашлась от восторга.

– София, посмотри, какая ты красавица у меня! Мы возьмем этот рисунок под стекло в рамочку и отправим папе на буровую.

София с радостью вскочила со стульчика, ей явно надоело позировать.

– Спасибо вам, господин, ой, товарищ Спицын. Это так неожиданно. Такая память будет.

Между тем подтягивались люди. И скоро вокруг Спицына образовалась вполне заметная толпа.

Спицын почувствовал, что люди настроены к нему лояльно. Старый Лесовск явно нравился зевакам. Вторым номером на позирование выступил бравый матросик.

– А тихоокеанца запечатлеть можем, отец?

Спицын покосился на обладателя зычного голоса.

– Садись, садись, матрос. Мы все сегодня можем.

– Денег нет, отец, – сразу признался тот. – Все, что было, прогуляли с братанами.

– Родину защищай, а мы не обеднеем.

– Спасибо, товарищ художник. Я портрет в деревню мамке отошлю Не доехал я нынче до деревни. Здесь у пацанов заотдыхался. Они на год раньше на дембель ушли. А мамке портрет отправлю.

Толпа одобрительно загудела. Ей понравилось, что художник не жадный и с военного ничего не просит. Второй портрет без денег!

Вот и матросик ушел, унося рисунок, бережно свернутый в трубочку.

– А вот этот домишко-то я помню хорошо. В нашем дворе стоял, – запричитал вынырнувший из толпы седой патлатый старичок. – Сгорел, такой красавчик был. Эх, не уберегли.

– Да и не сгорел, – послышалось из толпы.

– А я говорю, сгорел, – распалялся оратор.

– Не сгорел, а помогли сгореть, – крикнул кто-то сзади.

– Точно, подожгли. Они так землицу в центре под стройку добывают.

– Безобразие, старину уничтожают. Скоро от прошлого ничего не останется.

Старичок был явно опытным оратором с уклоном в старую архитектуру.

– Слава богу, художник успел зарисовать. А так-то некому больше слово замолвить в защиту деревянного зодчества. Куда ни кинь взор, сплошь бетон и стекло. Будь она неладна, эта их точечная застройка.

– Граждане лесовцы, может, письмо напишем, обращение к губернатору или даже президенту, не дадим уничтожить окончательно лесовскую старину!

– Ну вот, агитатор тут как тут образовался!

– Молчать нельзя, это достояние истории.

– История творится на наших глазах, – послышалось из толпы.

– Слушай, оратор, ты бы отошел в тенек, воззвание сочинил бы что ли, а мы потом обсудим да если что и поддержим. Кстати, с пивком бы лучше читалось.

Толпа лениво гоготнула. Старичок обиделся. Понимания явно не было.

– Да что мне, больше всех надо. Наблюдайте, наблюдайте дальше, как вместо почтенной старины будут строить очередную рюмочную. Потерянная память – безымянная жизнь.

– Вот завернул, с первого раза-то и не понять.

Старичок – писатель воззваний и обращений махнул рукой и поплелся вдоль набережной.

Теперь по «сценарию» в толпе наступило время жалеть.

– А дедуля между прочим прав.

– Конечно, прав, только никто в тех деревяшках жить не хочет. Вот я! Могу сменить свою панельку на деревяшку! Легко. Так вы мне удобства проведите, чтоб мне не на улицу зимой по нужде бегать! Ораторов вона сколько. Один другого народнее. Но они поди зады не морозят каждый день! Знаю я их, заступников наших. Сами в теплых хоромах, а деревяшки за счет других спасают.

– Никто никому ничего не навязывает, а чтоб все устроить, денег нет. Широко живем, неэкономно.

– Ой, пожалел волк овцу. Немедни олигарх местный юбилей отмечал. После гулянки бабахнул салютом в свою честь. Часа в два ночи весь район завыл автосигналками. Люди решили, тревога! В газете читали, сколько денег на салют ухлопали? Точно на реставрацию памятника хватило бы.

– Ну даете. Кто на свои будет сейчас чужие венцы править. Все, другое время. Для себя бы успеть пожить.

Спицыну явно не нравился разговор. Пахло «политикой».

– А ну лесовцы, хорош власть осуждать. Я к вам с картинами пришел, а вы судилище завели. Кто еще желает портрет от неплохого рисовальщика?

– А можно мне? – из толпы к Спицыну протиснулась Адель.

– Можно, отчего же нет. Идите сюда девушка, будем рисовать такую кра…

Спицын даже не смог выговорить последние буквы. Перед ним стояла живая Вера. Он тупо смотрел на Адель, растерянно перебирал мелки.

– Можно присаживаться.

Адель примостилась на стульчике в ожидании, когда художник начнет работу. Она смотрела на него не мигая, а он, словно загипнотизированный, «заледенел». Спицын смотрел на девушку, не веря своим глазам. Но разве такие совпадения бывают?

….Спицыну не нужно было смотреть на ее лицо. Он и с закрытыми глазами мог бы воспроизвести его по памяти.

Он не знал, как себя вести, и рисовал на автомате.

Но толпа что-то почуяла, что-то заподозрила, уж слишком явная растерянность была на лице художника.

– Да ты смотри, он на девчушку даже не глядит. Видать, знакомая!

– А может, она специально к толпе прибилась. Самая что ни на есть подсадная, она, кажись, и смахивает-то на него.

– Сам ты подсадной. Ну что за народ, ну везде ищут темную сторону. Я так думаю, мужик на таланте прет. Большой мастер!

Что на самом деле происходило со Спицыным, никто, разумеется, знать не мог. Он работал нервно, в самом деле почти не глядя на оригинал. Значит, Федор был прав…

И вот когда оставалось совсем немного, чтобы закончить этот портрет, у Адели зазвонил телефон. Она вытащила мобильник. Спицын мельком взглянул на нее – вылитая Вера.

Адель побледнела, вскочила, бросила ему «простите» и быстро-быстро побежала к трамвайной остановке.

Спицын тоже было вскочил и даже хотел кинуться за ней, но остановился в полной растерянности. Что он мог сказать ей сходу, да еще при таком стечении народа.

– Вот молодежь, даже на работу не взглянула, а художник старался, хороший портрет получился.

– Случилось может что, вишь, как сорвалась-то!

– Вам бы все рассуждать, нечего тут особо говорить. У них теперь все на скорую руку да на длинный стежок.

Какое-то время толпа еще обсуждала свое, потом заговорила о власти, о делах дачных…

Спицын совершенно потерял интерес к публике. Он сделал еще несколько рисунков. Машинально отвечал на вопросы, что-то пропускал – просто не реагировал. Но это никого не раздражало, уж больно хорош был Лесовск на его старых рисунках.

Потом приехали журналисты. Они вывалились из автобуса, который был организован Алевтиной Павловной. Обступили Спицына, и еще какое-то время он общался с пишущей братией. Но пресса скоро почувствовала настроение Спицына, как он отвечал на вопросы без всякого драйва и, кроме прямых, дежурных фраз, ничего нового выудить из него не удавалось. К полудню, когда солнце стало припекать, народ растекся по набережной. Как раз подъехал Федор, и уличную выставку благополучно свернули.

– Федор, послушай. Я хочу тебе кое-что сказать, – начал было Спицын, шагая рядом с сыном, собиравшим картины.

– Может, дома поговорим?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации