Текст книги "История об офортах"
Автор книги: Станис Фаб
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава восемнадцатая. Свет художника
За 17 дней до судебного процесса
Кокорев откровенно заскучал. Кажется, еще недавно он думал об Адели исключительно как о помощнице в работе. Рисуя ее, он приговаривал, «чтобы художник держался в форме, он должен постоянно соприкасаться с прекрасным». Адель чудо как хороша. Но чтобы скучать по ней? Такого и в помине не было. Пришла – поработали – ушла. И вдруг нахлынуло одиночество, просто омерзительное, сиротское какое-то. Хоть бы кто позвонил!
Кокорев замер, словно оказался у края пропасти. «Господи, только не это! Она же младше меня на 10 лет. Целая десятка! Я рисовал ее несколько лет, знаю, кажется, каждую черточку ее лица и тела, и вот на тебе, любовь нечаянно нагрянет? Нужно взять себя в руки, нужно отвлечься, поеду в город, найду тихий уголок на набережной и буду рисовать закат. Отличная идея, давненько я не работал на натуре».
Савелий быстро собрал все необходимое и бегом выскочил из квартиры.
Через полчаса он был на месте. Расположился напротив большой гостиницы для иностранцев, которую построили лет тридцать тому назад. На пятачке полянки, со всех сторон огороженной кустами так, что с самой набережной тебя не видно вовсе, стояла скамейка, на которой было выцарапано «Для поцелуев».
Кокорев усмехнулся: чудесненько, как раз для одинокого художника. С полянки открывался прекрасный вид на старинный железнодорожный вокзал на противоположном берегу и речную перспективу, которая прерывалась красивым ажурным мостом. Вот этот сюжет и стал выходить из-под карандаша художника Савелия Кокорева…
Не знаю, как это сказать без пафоса, без особых эмоций, что «жизнь удивительна». Как быть автору, который знает, что в то же самое время в другом заповедном уголке Лесовска другой художник Спицын в необычайном волнении готовится рисовать. И если Савелий Кокорев «вдруг» почувствовал необходимость эмоциональной разрядки на природе, то Спицына к мольберту гнала совсем иная потребность. Он в буквальном смысле бежал туда, где много лет назад случилась их последняя встреча с Верой, их последнее свидание. Они долго молчали, потом Вера плакала, не стесняясь, крепко держа его руку. Это не были слезы отчаяния, а тем более боли по чему-то безвозвратно уходящему. Слезы эти скорее сравнимы с теплым осенним дождиком, который хотя и навевает грусть по уходящему лету, но все же не огорчает, ибо к смене времени года мы приучены давным давно.
Именно здесь и именно тогда он нашел свой главный сюжет.
В ограде старинного монастыря упокоилась жена одного из декабристов с детьми. Удивительная женщина отправилась в Сибирь вслед за своим мужем. В Лесовске чудом сохранился их дом. Больше двухсот лет стоит, и стоит крепко.
Спицын часто приходил в их дом в Лесовске, пристраивался к какой-нибудь группе туристов и просто ходил следом, пытаясь понять, отчего его тянет именно в этот дом, когда-то давным-давно напоенный счастьем и любовью. Он помнил наизусть строки письма святой женщины высокому чину и каждый раз, когда думал о Вере, они приходили к нему непроизвольно. «…Чувство любви к Другу (мужу) заставило меня с величайшим терпением желать соединиться с ним; но со всем тем я старалась хладнокровно рассмотреть свое положение и рассуждала сама с собою о том, что мне предстояло выбирать. Оставляя мужа, с которым я пять лет была счастлива, возвратиться в Россию и жить там в кругу семейства во всяком внешнем удовольствии, но с убитой душой или из любви к нему, отказавшись от всех благ мира, с чистою и спокойною совестью добровольно предать себя новому унижению, бедности и всем неисчислимым трудностям горестного его положения в надежде, что, разделяя все его страдания, могу иногда с любовью своею хоть мало скорбь его облегчить? Строго испытав себя и удостоверившись, что силы мои душевные и телесные никак бы не позволили мне избрать первое, а ко второму сердце сильно влечет меня…»
Вот что всегда занимало Спицына. В 1856 году император Александр II простил всех декабристов и разрешил им покинуть Сибирь по желанию. Уезжал и муж, переживший в ссылке жену и детей. Сюда, в монастырь, к могиле, он пришел перед отьездом прощаться.
Вот какую картину хотел писать Спицын для себя самого, для Веры, которую он любил и потерял, а потом потерял и часть себя.
…Примостившись на лавочке в монастырском скверике, он делал наброски. Князь. Высокий худощавый человек склонился к надгробию… Завтра он навсегда покидает этот город, и никогда больше не сможет прийти на могилку, к детям, что нашли последний приют в этой земле.
Спицын рисовал, стиснув зубы, словно превозмогая сильную боль и волнение. Лист за листом принимали их, пока не стемнело и работать дальше становилось невозможно. Спицын обессилено прижал альбом к груди и замер. И никто, ни один прорицатель, ясновидящий не мог бы сказать, о чем думал художник Спицын в этот момент. Да так уж ли важно знать об этом…
Спицын возвращался домой уже в сумерках. Он чувствовал, что и в этот раз не сумел преодолеть какую-то внутреннюю высоту, которая задавалась сама по себе, не сумел найти ту единственную интонацию, которой бы поверили, глядя на холст. Но именно сегодня он был, вероятно, ближе всего к этому.
…Спицын вернулся в мастерскую опустошенный. Все его силы остались там, в воспоминаниях, в той любви, которую он так бездарно растерял.
…В то же самое время к своей мастерской подходил Кокорев. У него было не просто хорошее настроение. Счастьем светились глаза, да что глаза, казалось, он весь с ног до головы излучал положительные эмоции, ведь ему удалось поймать тот самый свет, который и делает одного художника не похожим на другого.
Глава девятнадцатая. Дело для Федяя
За 16 дней до судебного процесса
А между тем карикатуры на Майкова, выложенные в Интернете, стали давать неожиданные результаты. Комментарии говорили сами за себя.
«Майков, брателла! Ты ли это? Сколько же бабла ты выложил за эдакую красотищу?»
«Ба! Какие люди! Ты снова при делах?»
«Майков, сука! Тебе крышка. Я найду тебя и накажу»
«Ах ты мой сладенький поросеночек»
«Я помню!»
«Урод! Отдай мои деньги!»
«Рейдер-перехватчик долбаный. Как таких земля носит!»
«Лгун!»
Несмотря на карикатурный вброс в сеть, Майкова быстро распознали и обсуждали, не стесняясь в выражениях и эмоциях.
Когда Майков увидел «искусство портрета» в Интернете, то в первые минуты впал в прострацию. Это могло разрушить не только его планы на ближайший судебный процесс по делу Спицын против Чижевского, но и доставить большие неприятности в будущем. Столько усилий и все коту под хвост?!
Майков сразу догадался, чьих рук это дело. Поквитаться с Федяем он всегда успеет. Сейчас не время, дабы не вызвать еще больше внимания к собственной персоне. Да и потом виртуальное пространство туманно, не персонифицировано и в этом его, Майкова, спасение. Главное, не подкидывать пищу для новых разговоров и разоблачений. Ну, выложил слюнтяй что-то похожее на Майкова. Ну, написали ему разные гадости. Поди докажи, что это именно он.
«Ах, Федяй, Федяй! Ты разрушаешь всю мою игру. А проигрывать Селине и Вигдору я не собираюсь! Попер против своих, паскудник. Ну, погоди. Считай, что на перспективу ты уже доигрался».
Разумеется, больше всего Майков опасался своих. Никому ничего особенного он не сделал, но обиженных хватало во все времена. Каждому мил не будешь. Тем более после неудачного в итоге рейдерского захвата его как юриста обвиняли во всех смертных грехах.
«А что они смыслят в этом рискованном деле, критики тупые. Разве я не предупреждал их, что лучше замахнуться на проблемный бизнес: заводик или ферму взять – пару пустяков. Вон их сотни валяется по всей области, все на ладан дышат. Но это сегодня, а завтра эти здания и земли пойдут „на ура“. Нет, подавай то, что шевелится. Никто не хочет ждать. Подгоняй автопарк, завод, земельные участки под строительство. А их тронь и сразу вопли, словно мир перевернулся. Но уж если срослось, взяли таки, так давай зарабатывай по-быстрому – избавляйся по-умному – продавай! Так нет, мы теперь будем цивилизованными владельцами. Идиоты! Три недели гуляли, потом к морю поехали. Ну как раз к аресту назад и прибыли».
Майков покосился на компьютер и доску. В раздражении и тревоге, что такая блестящая операция может бездарно провалиться, Майков не мог придумать, какой следующий ход необходимо сделать для движения к победе. Он знал это свое состояние, когда раздражает все – даже сам себя. Тут нужно время, пока в организме одни химические процессы перейдут в другие и настроение волшебным образом улучшится. Не до игр умов сейчас. Спасать нужно все, что уже сделано.
И тут Майкову пришло в голову, что исправлять ситуацию он будет руками Федяя, этого жалкого папенькиного сыночка.
…Федор уже и сам был не рад своей выходке. Увидев комментарии на карикатуры, он стал справедливо опасаться, что Майков наверняка отомстит. Ладно бы наорал или даже пару раз стукнул, но он может натравить своих друганов, а они, чего доброго, покалечат на всю жизнь. А то урежет призовой фонд после победы в судебном процессе. В общем, ни то ни другое ему категорически не нравилось. А как исправить ситуацию Федор не знал.
«Что же теперь, мне стреляться? Ну сморозил глупость, так он первым меня обидел и разозлил как! В конце концов пусть Майков сделает скидку на творческую натуру. В следующий раз пусть не напрашивается…»
Ожидая звонка от Майкова, внутренне Федор уже приготовился получить по полной программе. К полнейшему удивлению, тот даже не заикнулся о его художествах. Ни слова, ни намека о рисунках, выложенных в паутине. Такая «забывчивость» Майкова еще больше испугала Федора. «Мало ли что он задумал», – промелькнуло в голове у парня.
– Привет, привет Федяй, – совершенно спокойно произнес голос в трубке. – Надеюсь, узнал?
– Узнал. Как не узнать.
– Отлично, хорошо, Федяй. План у нас такой. Ты пойдешь к Алевтине Павловне и скажешь, что было бы неплохо провести пресс-конференцию и экскурсию для журналистов перед заграничным турне лесовских музейных экспонатов и вернисажа твоего па-па.
– Я?! Прессуху? Да ты чего, Майков, ты чего. С какого боку-припеку я-то? Тоже мне нашел ньюсмейкера.
– Вот видишь, какие красивые и дельные слова ты порой произносишь. Это лучше, чем рисуночками-карикатурочками сеть засирать. Ну да, как же, весь в папу пошел, рисуешь… Не поёшь случайно?
– Прости, Майков, я обиделся в тот раз, ну и…
– Вот поэтому ты пойдешь к Алевтине Павловне, и скажешь, что было бы неплохо провести пресс-конференцию и экскурсию для журналистов. Это необходимо сделать, обязательно. После твоих шалостей с рисунками мои не самые хорошие знакомые оживились. Скажу тебе честно, не всех я хотел бы видеть в день рождения за своим столом.
И не дай бог, чтобы Алевтина Павловна увидела разброс мнений, который ты вызвал к жизни. Нам нужно как можно быстрее подогреть прессу, возбудить общественное мнение к будущей выставке твоего па-па, обмену музейными сокровищами. Чем больше позитива, тем выше наши шансы в судебном процессе.
– Алевтина и разговаривать со мной не станет. Кто я для нее?
– О, ты Федяй, сын своего отца. А немцы хотят именно его вернисаж. Скажешь, что твой папенька тебя уполномочил, подсказал, что вовремя нужно доложить общественности о таком ярком событии. Ты его представитель, и это совершенно нормально. Расскажешь, как тяжело живется художникам, разрешаю тебе осторожно пройтись по чиновникам, которые спят и видят, как бы содрать три шкуры с живописцев, хотят выжить их из мастерских. А мастерские продать по дешевке своим детям. Да ты, кстати, книгу Чижевского про любимый город-то почитай. Полезно будет, когда про папенькино творчество рассуждать начнешь. Книжка, между прочим, ничего себе, на большом материале сочинялась.
– Ты сумасшедший, Майков
– Я, Федяй, homo sapiens. А вот твою принадлежность к роду человеческому еще придется доказывать. Давай, Федяй, действуй. И постарайся меня не огорчать впредь. Злой ты мальчик, гляди, обижусь. Уйду от вас и ничего ваша семейка не получит
…Алевтина Павловна идею пресс-конференции одобрила сразу. И даже похвалила Федора за инициативу.
– Ты, Федюша, молодец какой, хорошую идею подсказал. Давай скоренько позовем акул пера. Марианночка сейчас же обзванивать всех начнет. Я про контакты с немцами расскажу, про новые проекты. А ты уж будь так любезен, про художника Спицына подготовь материал. Ну, знаешь, чтобы интересно было. Сам-то придет?
– Нет. Вряд ли, забот с вернисажем много.
– Жаль. Ну он в своем амплуа, привет ему от меня. Зря сторонится прессы. Давай, Феденька, готовься. Блесни всем богатством своих мыслительных закромов. Давно мы с журналистами не встречались, а тут и повод есть. Завтра к десяти и приезжай. Не опоздай, а то понапишут такого…
Глава двадцатая. В гости к Икифорову
За 15 дней до судебного процесса
Селина ехала в Акатск. От Лесовска до Акатска 500 километров. Да хоть бы и вся тысяча. Засиделась. Давно никуда не выбиралась. Акатск – это, конечно, не место отдыха и здешние дороги не автобаны, но все равно хорошо. Селина давно убедила себя: любое движение во благо.
В Акатске прописан Икифоров, которому по официальной версии Спицын передал авторские права на часть своих работ. Селина была уверена, что сделка мнимая, но для суда нужны доказательства. В процесс Икифоров, разумеется, не явится и в Акатске-то его тоже нет. Но теория погружения в материал, которой следовала Селина, утверждала, что ехать в Акатск нужно по всякому – есть там Икифоров или нет.
…И до чего же хорошо мчаться в хорошей машине, с хорошим водителем. Сто километров сна. Сто километров воспоминаний. Еще сто просто созерцания. Пятьдесят отведем на размышления о прожитом, еще сто о том о сем, и напоследок о себе любимой. И вот он, Акатск, как на ладони.
И как же любила Селина гостиничные номера. Будь ее воля, просто уезжала бы время от времени и селилась в отеле и никуда бы не выходила день-другой.
…Дорога за размышлениями и воспоминаниями, и правда, заканчивалась быстро. Машина резво подлетела к лучшему отелю Акатска. Селина выпорхнула из салона, буквально впорхнула в холл к гостиничной стойке.
И вот она уже в номере….
Большая кровать для Селины заменила и стол и стул. Она раскидала перед собой карточки словно колоду для пасьянса.
– Майков – Спицын – Икифоров – Шпенбах. Второй и последний тут, в Акатске, пожалуй, лишние. Почему? Да потому, что всем дирижирует Майков. Спицын и Шпенбах явные аутсайдеры. На Икифорова завязали авторские права художника. Икифорова выставляют потерпевшим. Легенда Майкова и соответственно договора гласит, что он потребовал деньги у художника и тот безо всяких отдал ему крупную сумму, как и было прописано в договоре.
Селина убрала «аутсайдеров» и перед ней остались только две карточки: Майков – Икифоров.
– Попробуем поразмышлять и выбрать тактику соревнования с истцом. Что говорит нам исковое заявление Спицына, которое, конечно же, сочинял сам Майков?
Первое. Мы уже знаем, что Спицын заключил договор с Икифоровым о передаче прав на использование своих произведений
Второе. Икифоров получил права не просто так. Каким-то образом он вступил в сделку с иностранным подданным Шпенбахом. Скорее всего, Шпенбах окажется таким же подставным лицом, как и сам Икифоров. Но лицом реальным. Под Шпенбаха Икифоров и заключает договор со Спицыным. Майков пашет глубоко: афера просто блеск. Шпенбах исчезает и появляется вновь как владелец артгалереи «Шпенбах и сыновья», чтобы устроить обмен музейными выставками. Никакой галереи нет. Просто Майкову нужно общественное мнение. Им он хочет поддержать интерес к Спицыну и на судебном процессе заручиться поддержкой всех, кто жаждет этого культурного события – обмена музейными сокровищами. Они так хотят его, что поверят в любую чушь, лишь бы она была правдоподобна.
Все у Майкова ладно и складно и доказать, что Спицын и Икифоров потерпевшие, довольно просто.
Посмотрим на доказательную базу. В перечне документов искового заявления девять расписок Икифорова, которые гласят, что Спицын выплатил ему кругленькую сумму в качестве неустойки за публикацию рисунков в книге Вигдора.
Договор и расписки Икифорова – документы реальные, они подписаны. Но! Откуда у Спицына во время кризиса такие деньги? Предположим, что-то продал. Следовательно, деньги получил и должен был их задекларировать. Поработаем с налоговой. Сделаем запрос, платил ли Спицын налоги с полученных сумм? Но и у Икифорова такие большие деньги должны были быть задекларированы. Попросим дать справочку суду о заработках господина Икифорова.
Итог я предвижу такой: ни тот, ни другой налогов не платили и заработки не декларировали. Тогда можно вполне предположить, что все эти неопровержимые доказательства Майкова – банальный подлог. Так что тут, господин фокусник, вы плаваете на удивление мелко. Да, минуточку, Икифорова, мы, возможно, найдем, а возможно, и нет. Но ведь есть расписки. Их много. Есть договор с его подписью. Почерковедческая экспертиза докажет, что это подписи не его. Почему-то я в этом не сомневаюсь: все документы скорее всего сработаны одним лицом – тобой, Майков.
…Как и ожидалось, поиск Икифорова в Акатске результатов не дал. Точнее, результат как раз был, суду важно знать, что ответчик лично побывал по месту жительства одного из важных фигурантов дела, который давным-давно. по рассказам соседей, по данному адресу не проживал. Добросердечные старушки рассказали, что, вернувшись из армии лет восемь назад, Икифоров женился на хорошенькой девушке по фамилии Майкова, которая снимала у его родителей свободную комнату, и они уехали в Лесовск строить свою семейную жизнь. Родители умерли, и квартира сдается студентам.
От таких новостей Селина готова была проехать еще 500 километров в любую сторону без остановки. Значит, Икифоров в майковской афере возник не случайно. Тот подтянул его, что называется, по-родственному. Кадровый голод не только у добропорядочных предпринимателей, но и у аферистов.
…В то же самое время в Художественном музее собралась пресса. «Позитив нынче в моде», – приговаривала Алевтина Павловна, лично встречая гостей у парадной лестницы.
– Проходите, дорогие. Устраивайтесь поудобнее, – ворковала она, чувствуя, что это ее звездный час. В пору кризисов и неудач культурные события как нельзя кстати всем: и политикам, и чиновникам, и собственно им, работникам культуры, поскольку только они и поддерживают у горожан хорошее настроение и настрой.
Федор тоже был в ударе. Он оделся по случаю: костюм сидел на нем отлично. Примеряя его, вспомнил крылатую фразу: «Главное, чтобы костюмчик сидел». Тот, кто произнес ее первым, попал в самую точку!
Когда Федор предложил Алевтине Павловне собрать журналистов, она, к его удивлению, не колебалась ни минуты, даже не усомнилась в этом. Федор все ждал, когда она спросит, а при чем тут, собственно. он сам, но и этого не произошло. Сыну художника, вернисаж которого будет открывать выставочные дни, Алевтина Павловна явно благоволила. Да если бы даже теща Спицына или его внучатая племянница решили прийти на встречу и усесться в президиум без приглашения, она бы не возразила.
…И все прошло просто замечательно, все оказалось к месту и времени. Алевтина Павловна представила Федора и назвала его главным распорядителем вернисажа известного художника Спицына.
Уже к вечеру в эфире пошла информация о зарубежной деятельности музея, о вернисаже Спицына, Лесовске в его творчестве, о настоящем прорыве в культурной жизни города.
Майков с удовольствием наблюдал эту «культурную» дезу и уже готов был согласиться, что искусство – мощное оружие в руках, умеющих им распорядиться. В какой-то момент он и сам поверил в предстоящий культурный обмен и даже стал подумывать, а почему бы и в самом деле не осуществить что-то подобное.
Он был доволен происходящим на «культурном фронте». Теперь общественное мнение будет подогревать само себя. Попробуй тронь надежду «миллионов» – выставку лесовских художников в Германии, персональный вернисаж Спицына! Какая наглость, без согласия известного труженика мольберта опубликовали его работы. Вернисаж под угрозой, немецкие специалисты расстроены, неужели в Лесовске не соблюдается закон об авторском праве. И какой судья подставится под такой каток? Раз общественное мнение требует, суд защитит мастера офорта, краеведа и земляка от наглых пиратов. Так что, Селина Ивановна, вы в своей тактике проиграли вчистую.
…. Если бы Селину спросили, верит ли она в провидение и судьбу, она бы попыталась отшутиться, поскольку была твердо убеждена: мы порой ищем не там, где надо, а там, где уже ничего нет. А самое важное и необходимое приходит само собой – неожиданно, незаметно, тихонечко, не впопыхах, не запыхавшись после длительного и трудного маршрута, словно бы заранее, загодя, готовится объявиться… Как уж это назвать – судьбой, предопределенностью?!
В то самое время, когда Майков мечтал о выигрыше судебного иска и победе на Селиной, она спускалась в гостиничный ресторан поужинать.
Селина тоже имела все основания считать себя стороной не проигравшей. Узнав, что жена Икифорова – родная сестра Майкова, она уже точно знала свои ближайшие действия в этом деле.
Акатск, между прочим, был негласной столицей лесовского лесного края. Здесь, кроме ГЭС и ЛЭП, на энтузиазме и вере в скорое счастье понастроили огромных заводов и фабрик по переработке таежных богатств.
Иностранцы здесь не выводились. Первые лет пятьдесят ездили, чтобы убедиться: советскому государству удалось таки сотворить чудо в непроходимых лесах. Даже с далекой Кубы приезжал команданте Фидель Кастро, который что-то разглядел внизу с многометровой высоты плотины Акатской гидроэлектростанции.
Потом, после того как в стране все изменилось, иностранцы зачастили с капиталами, которые очень выгодно вкладывались в это море тайги.
Вот и сейчас за ужином встретились владельцы самого крупного лесного холдинга. Им было о чем поговорить. Весь предыдущий и сегодняшний день инвесторы провели на лесных делянах, у заготовителей, несколько часов летали над огромной территорией своих капиталовложений.
Что и говорить, размах! И когда стало ясно, что деньги работают, проекты осуществляются согласно планам и акционеры могут спать спокойно, они могли позволить себе дружескую вечеринку.
Увидев большую компанию в зале, Селина решила было перейти в соседнее маленькое кафе. Вот чего не хотелось ей этим вечером, так это слушать громкий хохот и скабрезные разговоры подгулявших мужиков; а то еще пригласят потанцевать.
И тут она услышала, что ее позвали. Громко и отчетливо с того самого большого холостяцкого стола звали именно ее.
– Селина, Селина, господи, это же Селина, лучшая студентка нашего курса! Вот это да, как же давно мы не виделись. Селина, присоединяйся к нашей интеркомпании.
На встречу ей с распростертыми объятиями семенил однокурсник Юрка Кузькин.
– Нет, ну ты посмотри! Красавица, конечно, красавица, ничуть не изменилась
– Юра, привет. Что ж ты так орешь-то на весь зал.
– А чего не орать, у нас за столом все хорошо, ты вот как с неба на голову свалилась в наш уголок.
– Юр, может, не пойду я к вам, пьете поди и похабные анекдоты травите. У меня сегодня лирический настрой: бокал вина, свеча, сигарета.
– Дорогая моя, о чем ты? Какая пьянка, какие анекдоты. Там добропорядочные «форинги» сидят общим весом миллиардов в восемь. Американские, голландские и норвежские акционеры. Инвесторы! Два дня летали над тайгой. В самый клещевник лазали, чуть ли не каждую ель и кедр руками трогали. Дотошные парни, скажу я тебе. С их капиталом я бы точно по тайге не шатался.
– Потому, Юрик, ты и не капиталист, что не любишь с елками обниматься.
– Так они колючие, – захохотал Юрка. – Пойдем, пойдем, прошу тебя. На часок. А потом придумаем причину, и ты растворишься как в тумане. Неужели неохота с настоящими мильенерами познакомиться. Помоги мне скрасить этот мальчишник.
…Мильенеры встретили Селину дружным «ура» и потом долго допытывались у юриста и переводчика, одновременно Юрия Кузькина, все ли они сделали правильно и интеллигентно?
Тот кивал головой и радостно смеялся. Зная Селину, он был уверен: вечер удастся на славу и премия у него в кармане.
– Они спрашивают, кто ты и чем занимаешься, а еще интересуются, почему ты пришла в ресторан одна.
– Ну вот, началось, – улыбнулась Селина и зашипела Юрке на ухо. – А больше они ничего не спрашивают?
Юрка отрицательно помотал головой.
– Ну тогда скажи им, что в настоящее время я эксперт по авторским правам и специалист в области художественного искусства. Очень тесно работаю с местными художниками и музеями. Вот сейчас одна частная немецкая артгалерея «Шпенбах и сыновья» предложила подготовить большую программу для Дрезденского музея. Они хотят показать европейскому зрителю самобытное творчество лесовских мастеров.
– Во даешь, из специалиста по конституционному праву в галеристки. Это так в твоем стиле, Селина, – с восхищением произнес Юрий.
Когда он перевел все, что придумала Селина, «инвесторы» явно оживились и, не сговариваясь, стали передавать Селине свои визитки.
– Селина, я не знаю, что переводить.
– Давай, так сказать, общее мнение народа.
– Не получится. Тут каждый про свою коллекцию рассказывал. К примеру, Анри Валери, у него есть Тициан, Рембрант и несколько графических полотен Пикассо. А вот у сэра Джорджа Берримора – Ренуар, Сикейрос и Айвазовский. Далее мистер Том Курмански, у него, ты не поверишь, Рафаэль. Но он хотел бы тоже познакомиться с местными художниками, и если бы ты смогла прислать ему фотографии их работ и дать рекомендации как эксперт, он, очевидно, купил бы несколько картин для своей коллекции.
Селина всплеснула руками.
– Прекрасно, господа! Чудесно! А вы подумайте, что если именно ваш лесной холдинг возьмет и проведет выставку наших художников у вас на родине, а следом привезете своих художников в Акатск и Лесовск?! Отличный проект, господа, замечательные связи с общественностью!
Юрик переводил. Селина с любопытством следила за тем, как по мере перевода оживлялись господа «мильенеры».
– Слушай, Селина, твоя идея им очень понравилась. Еще чуть-чуть и они позовут тебя на работу. Ты очаровала их за несколько минут. Как тебе такая перспектива?
– А что, положат хороший гонорар, пожалуй, и соглашусь, по совместительству. Ближайший месяц я очень занята парочкой бестолковых творцов современной культуры, потом свободна как ветер!
«Мильенеры», услышав перевод, вежливо закивали головами, стали перекидываться репликами.
Наконец слово взял Том Курмански и предложил выпить за Селину, которая сделала их вечеринку осмысленнее и романтичнее. Том сказал, что он и его компаньоны вынесут этот вопрос на правление холдинга. Но здесь сразу три вице-президента, а это большая вероятность, что проект будет осуществлен.
И неожиданно для всех Том Курмански закончил по-русски:
– Спасибо вам, мы рады знакомству и такому неожиданному повороту событий.
Селина захлопала и неожиданно для всех, перегнувшись через стол, поцеловала бизнесмена. Тут уж все стали аплодировать, а растроганный Том покраснел и стал что-то говорить Юрию.
Селина обратила внимание, что при каждом слове Курмански у Юрки менялось выражение лица.
– Ты почему не переводишь? – прошипела Селина, улыбаясь. – Том, видимо, реально решил подарить мне «мильен». Не томи.
– Сегодня твой день. Ты свалилась сюда с неба и вот, получай свой небесный миллион.
– Что, правда, «мильен»? – расхохоталась Селина.
– Можно сказать и так. Из главного офиса компании тебе придет приглашение для проведения переговоров и подписания соглашения о культурном обмене. Но это полдела. Ты получишь возможность посетить пять городов и любые музеи в них, чтобы выбрать экспонаты для будущего обмена.
Пока Юра переводил, Селина делала вид, что так и должно было быть. Но поскольку «так» случается только в сказках со счастливым концом, Селина подумала, что, возможно, это какое-то стечение обстоятельств. Возможно, где-то с кем-то что-то случилось, а ей выпала компенсация. Она вообще верила в равновесие всего: к примеру, если кому-то хорошо, то наверняка кому-то плохо. ибо счастья на всех, увы, не хватает.
– Юрка, – прошипела Селина, улыбаясь. – Юрка, это не переводи. Он что, втюрился в меня, да? С первого взгляда, да? Или он что-то курил такое, чего я не знаю. Мамочки мои, я еще нравлюсь «мильенерам»!
В голове пронеслось: «Вот так-то, Майков! А ты решил, что на простачков напал, хотел с нас сто тысяч евро слупить. Держи карман шире, со мной все „мильенеры“ мира». И Селина расхохоталась. Все решили что это от неожиданности услышанного, необъяснимой русской души и «такого» характера, и тоже расхохотались.
Неожиданная вечеринка длилась до утра. Читали стихи на русском и польском, пели песни на английском. Играли в бутылочку и все трогательно и целомудренно целовались между собой, потом заказали музыкантам русскую народную песню и долго играли в ручеек… И конечно, голосили про мороз, про догадливого есаула, про странную кручинушку, совершенно не понятную «мильенерам», но такую тоскливую и жалостливую, про атамана, с которым не приходится тужить. В общем, вечерника удалась.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.